Набрав племянника еще раз, я перезвонила тетке.
- Теть Люб, только не паникуйте. Вы уверены, что он уехал из Лопуховки? Может, сидит где-нибудь? Дуется?
- Не берет, да? Не берет! Так и знала! Вот, поганец! Со свету сжить хочет, - запричитала Любовь Андреевна. – Что ж я Оленьке скажу?!
- Теть Люб, вы меня слышите? Вы разговаривали с таксистами? На станцию ходили?
- А? Что? С таксистами? Леонид Тарасович говорил. Сама-то я пока на улицу не хожу.
- И? Что сказали?
- Да нет там никого! Еще утречком в город укатили.
- А автобус? На автобусе он мог уехать?
- Так он только по понедельникам ходит. То бишь, через два дня будет, - прикинула Любовь Андреевна.
- Понятно… - с каждым мгновением мне становилось все страшнее и страшнее. – Ладно, я попробую еще позвонить. И Ольгу найти. А вы пока попросите кого-нибудь вокруг посмотреть. Может быть, прячется. Наказать решил, - не особо веря в собственные слова. – И если найдется, обязательно тут же сообщите! Хорошо?
- Конечно, Ярочка, конечно. Я сразу же наберу! Ох, только бы ты была права! Только бы нашелся! Иначе петлю на шею!
- Глупостей не говорите! – Только этого мне не хватало!
- Да как иначе, Ярочка? Как иначе? Внука не уберегла!
Через час с небольшим мне самой впору хоть в петлю лезь. Свят на звонки не отвечает. Вовка вне зоны доступа. Валерий Павлович тоже. Сестры дома нет. В магазине она не появлялась. От тети Любы новости не утешительные. Куда бежать, что делать – непонятно! И посоветоваться не с кем, разве что с Зубком, повсюду меня сопровождающим.
На данный момент я вновь спешила к бабушкиному дому, попутно выбирая из двух вариантов – усесться на пороге и ждать, в надежде что кто-нибудь объявится или мчаться к тете Любе, спасать оную от руконаложения. Не нравился мне ее настрой! Категорически не нравился!
В итоге склонилась к последнему, увидев на прежнем месте оставленную сестре записку. Да и стемнеет скоро. Возможно, хоть это заставит Святослава одуматься и вернуться к бабушке.
С мыслью – ох и получит он у меня, я набрала таксиста – того, что возил нас с Вовкой в Саратов. Обязался подъехать. Пока ждала, позвонила Владимиру, чтобы оставить голосовое сообщение. Все настолько усложнилось, что я уже не знала, за кого больше волнуюсь. По-видимому, все-таки за племянника. Взрослые - на то и взрослые, чтобы самостоятельно решать возникшие проблемы, а дети – за детей несет ответственность тот, кто их любит. А я Святослава любила!
Таксист, как и обещал, прибыл спустя десять минут и для начала решил уточнить:
- Вы поняли, да? Двойной тариф. Обратно по любому пустым возвращаться.
- Как скажете, - захлопывая автомобильную дверцу. – Только у Сбербанка остановимся. - Наличности в кошельке кот наплакал.
Мы отъезжали от банкомата, когда что-то – чутье, видимо - вынудило меня оглянуться. За нами, прямо по проезжей части, вывалив язык, мчался Зубок.
- Стойте! Подождите! – поддавшись импульсу, закричала я.
- Что-то забыли? – вдарив по тормозам.
- Нет… Да… Мы можем взять с собой собаку?
- Какую еще собаку? – судя по выражению лица, он не верит в то, что слышит.
- Обыкновенную. Вот эту, - догнавший нас Зубок, ударил лапами в стекло пассажирской дверцы.
Первой реакцией стал набор нецензурных слов, закончившийся возмущенным:
- Он мне машину поцарапал!
- Неправда, не поцарапал! Сколько? – поняв, что иначе этот вопрос не решить.
Таксис задумался. Я буквально видела, как крутятся шестеренки в его голове – взвешивает, оценивает, прикидывает.
- Две!
- «Две»? – подозревая, что не сотни.
- Две тысячи рублей прямо сейчас. Или выходите и шагайте в Лопуховку на своих двоих. С Этим вас никто…
- Согласна. Я согласна! – не дослушав. Не знаю почему, но забрать с собой Зубка казалось крайне важным.
Я потянулась к ручке задней дверцы, но меня остановили.
- Деньги вперед!
- Вперед, так вперед, - после недолгой заминки шлепнув на протянутую руку четыре тысячных купюры. – Довольны?! – на данный момент злясь за всех сразу. – Сдачу, пожалуйста, - когда оплату за проезд засунули под козырек.
- По приезду. Вдруг он мне салон испоганит? – открывая заднюю дверь со стороны водителя.
Псу повторного приглашения не требовалось. Обежав машину, он запрыгнул на заднее сидение автомобиля, в процессе умудрившись пару раз грозно рыкнуть. Впечатление произвел – лицо алчного таксиста заметно удлинилось, а мне пришлось подавить улыбку – хоть кто-то способен немного поднять настроение!
В Лопуховку мы въехали, когда на грязно-синем небе подмигивали первые звезды.
- Все. Дальше сами, - сообщил мне водитель, остановившись около третьего по счету дома. – Отсюда дорога совсем не к черту. Я шаровой жертвовать не собираюсь.
- Кто бы сомневался! Главное бабки срубить!
Мне уже плевать. До места доставил, а там… Детей не крестить.
Выбравшись из автомобиля, я открыла дверь для Зубка. На сдачу рассчитывать не стоило. По пути мне всю плешь проели – слюни текут, чехлы новые, вонь несусветная. Пусть подавится!
Пес мое настроение разделял. Прежде чем выскочить из машины, пролаял все, что думал. А оказавшись на улице, вдруг закрутился волчком и, пронзительно взвизгнув, помчался вдоль по улице, оставив меня стоять рядом с автомобилем.
Я собралась было последовать за ним, но внезапно подобревший водитель высунулся в окно.
- Точно хотите остаться? Могу обратно отвезти – оплачено, - вроде бы даже с виноватой улыбкой.
- Нет, спасибо. Я на месте, - ни в коей мере в этом не убежденная.
Последний раз в Лопуховке была лет шесть назад. И то обернулась за световой день: приезжали с Ольгой за Святославом. Тогда до калитки доставили, оттуда же забрали – по селу бродить не пришлось.
- Ну как знаете! Мое дело предложить… - Взлетели обороты, зарычал мотор, и машина стала сдавать назад, оставляя меня на перекрестке проселочных дорог.
Я повертела головой, пытаясь сориентироваться в стремительно густеющих сумерках, и пришла к выводу, что Зубок рванул в верном направлении.
Вокруг никого. Дорога, да череда заборов, за которыми прячутся островерхие домики и хозпостройки. В последних мычат коровы, блеют овцы, нет-нет подаст голос и забьет крыльями петух. Село готовится отходить ко сну.
Протопав практически до самого конца улицы, я, наконец, увидела знакомую калитку, а немногим правее от нее и Зубка. Пес пытался сделать подкоп и уже успел вырыть приличных размеров ямку, чем немало меня удивил. С чего вдруг такое рвение?
- А ну-ка фу! Хватит! Сидеть! – велела я, подергав за ручку – не заперто. – Жди здесь, я сейчас! – собираясь посмотреть, ни завела ли тетя Люба дворового сторожа - не хотелось спровоцировать собачью склоку - но Зубок не послушался.
Стоило приоткрыть калитку, как пес, едва не сбив меня с ног, ворвался во двор и с грозным лаем устремился к дому. Охнув, я бросилась за ним, но так и не догнала. Застыла посреди двора – испуганная и удивленная, когда навстречу Зубку распахнулась входная дверь и на пороге появилась та, кого я совершенно, абсолютно не ожидала увидеть – свекровь Ольги.
В последний раз я видела ее… не помню когда, но узнала моментально! По модельному росту, по гордой осанке, по собранным в строгий пучок волосам: едва дверь открылась, кто-то в доме зажег на крыльце свет. В руках Светлана Георгиевна держала одноствольное охотничье ружье - на вид такое же, как было у дедушки, и, что самое невероятное, не преминула им воспользоваться.
На моих глазах дуло в мгновение ока взлетело вверх. Прогремел выстрел, а вслед за ним раздался собачий визг. Готовый к решающему броску Зубок стал заваливаться на бок. И я закричала. И кричала долго, пока вместе с окончательно затихшей собакой протестующий вопль не перешел в хрип. А затем попятилась, ибо теперь дуло дробовика было направлено мне в грудь.
Но побег этот не состоялся.
- Входи, - озвучив приказ, Светлана Георгиевна посторонилась, освобождая для меня проход.
С тяжелым сердцем, балансируя на грани переходящей в панику боязни, я изменила направление. Проходя мимо распластавшегося перед крыльцом Зубка, покосилась на пса. Тот еще дышал – грудная клетка едва заметно вздымалась и опадала, но остановиться и оценить размер нанесенных ему повреждений я не решилась.
- Зря ты притащила его с собой, - точно почувствовав, всколыхнувшееся во мне раскаяние. – Единственное за что уважала старуху, что смогла приручить этого волкодава. Мне не удалось, - с сожалением щедро сдобренным застарелой обидой. – Сбежал, поганец, и к Дуське прибился. А ведь это я его – слепого с соски выкормила. Я его в жизнь выпустила. И оборвала ее тоже я. Судьба, не иначе… - теперь уже с сарказмом.
Совершенно не представляя, какой реакции на вышеизложенное от меня ожидают и ожидают ли, я замялась на пороге, за что заслужила болезненный тычок в спину – судя по всему, прикладом - подкрепленный словами:
- Иди, иди… И так ждать себя заставила. Я даже сдуру чуть не поверила ей, что отступиться решила. Но ведь это не про вас – про «видящих».
Так и подмывало спросить «от чего отступиться» и кому «ей» - бравада сумасшедшего, но благоразумие взяло верх, и я вновь промолчала. Что касается последнего уточнения – добавило дурноты. Неужели свекровь Ольги имеет отношение к сектантам?!
Мы вошли в комнату, служившую гостиной. Шесть пар глаз, встречая наше появление, обратились к двери. Ближе всех ко входу расположилась тетя Люба. Она сидела в кресле и пыталась пристроить на нос очки, но запутавшаяся в волосах душка, создавала женщине трудности. Рядом с ней, положив руку на спинку кресла, стоял незнакомый мне коренастый мужчина с высоким, морщинистым лбом плавно переходящим в залысины, смотрящий на мир через толстые стекла окуляров. На диване устроились те, за кого я весь вечер переживала - Ольга со Святославом. Живые и невредимые! Только племянник, как мне показалось, выглядел испуганным. И еще двое несли вахту возле окна – светловолосая, сухопарая женщина и сутуловатый мужчина с орлиным носом, смутно напомнивший мне кого-то.
Осмотрев всех по очереди, я вернулась взглядом к сестре. Та виновато потупилась и еще крепче прижала к себе Свята – такой простой, оберегающий и в то же время говорящий жест: Ольга боялась за сына!
- Ты слишком импульсивна Света. Теперь соседи начнут задавать вопросы, - справившись с очками, подала голос Любовь Андреевна.
От ее тона по спине побежал холодок. Эта сталь в голосе, нарочитый сарказм – откуда? Куда делись страх и паника, которыми изобиловал голос тетки по телефону?!
Но для всех остальных, видимо, ничего необычного не происходит. В том числе для Ольги. Сестра даже не посмотрела на мать.
- Не начнут. – Светлана Георгиевна подтолкнула меня к свободному креслу, на которое я рухнула практически с облегчением: ноги едва держали. – А если даже и так – объяснение очевидно. Взбесившийся пес попытался напасть на твоих гостей.
Любовь Андреевна поджала губы.
- Юра, убери кобеля от крыльца, - бросив короткий взгляд на сутулящегося. – Можешь дождаться Гришу. Закопайте где-нибудь за задним двором. И поглубже!
Смотревший в окно мужчина, оглянулся.
- Опять мне приходится убирать за тобой! Сколько можно? – Светлане Георгиевне.
Та ядовито усмехнулась.
- Долг платежом красен. Или считаешь, я млела от счастья, стирая за тобой пеленки? – Судя по выражению лица сутулого - один-один. – Да и подкупить врача, не такая уж сложная задача. – Два-один – не в его пользу.
Впрочем, этот обмен «любезностями» не представлял для меня интереса. Глянув мельком на мужчину, сосредоточилась на тете Любе и сестре с племянником: благо все трое - одновременно попадали в поле зрения. Ольга гладила сына по голове, а ее мать над чем-то сосредоточено хмурила брови. Недолго.
- Юра, я дважды просить не собираюсь. А ты, - Ольгиной свекрови: - впредь держи себя в руках. Я слишком люблю этот дом, чтобы переезжать. И унеси Это! – видимо, имея ввиду ружье. И вдруг, точно по щелчку став прежней тетей Любой, совершенно знакомо: - Ярочка, хочешь чаю? Оленька сегодня пирожков наделала… знатных. Пальчики оближешь! Да и Свят еще не ужинал. Да, дорогой? – тем самым обратив меня к мысли, что все происходящее вокруг сюрреалистичный, алогичный, абсурдный страшный сон.
Еще немного и я проснусь. Обязательно проснусь! И встревоженный Вовка заключит меня в свои объятья, прежде чем сочувственно спросить: «Очередной кошмар»?
Попытка претвориться слепой? Вероятно, да. Точно – да. Но пусть в меня кинет камень тот, кто не подвержен слабостям! Человек не всегда стремиться познать истину. Иногда лучше и спокойнее не знать.
***
Как бы то ни было, сон длился и длился. И обрастал подробностями. Названный Юрой покинул комнату: я старалась не думать о том, с какой целью. Вышла и Светлана Георгиевна. Меня препроводили в кухню. Чай оказался ароматным, ягодным. Пирожки румяными и аппетитно выглядящими. Они горкой лежали на когда-то подаренном мною блюде. Вот только полакомиться угощением никто не спешил: в том числе и тетя Люба.
Кстати, за заранее накрытый стол пригласили далеко не всех. Лишь только трое удостоились этой чести – я, Ольга и Святослав. Любовь Андреевну как хозяйку дома в расчет принимать не стоило.
Видимо поэтому, перестав отвлекаться на посторонних мне людей и страшные предположения, что волей-неволей возникали в голосе, я наконец-то решилась заговорить.
- Что здесь происходит? Кто-нибудь объяснит мне? – ни к кому конкретно не обращаясь и, тем не менее, надеясь, что ответить сестра.
Та вроде бы собралась, но ее опередила тетя Люба.
- А я думала мы сперва чаю попьем… Как в старые добрые времена – по-семейному, - выглядя при этом искренне разочарованной.
Я растерялась и не придумала ничего лучшего, как попросить поддержки у сестры:
- Лель… - перехватив ее взгляд на пути от матери к сыну.
Ольга кивнула.
- Свят, дорогой, вот тебе пирожки, - переложив парочку с блюда на тарелку. – Возьми чай и иди в свою комнату, нам с тетей Ярой нужно поговорить.
Племянник вскинул на мать просительный взор.
- Я не хочу уходить. Можно мне остаться? Я не буду мешать, - заикаясь сильнее обычного.
- Нет, милый. Этот разговор не для твоих ушей, - подтолкнув тарелку к сыну.
- Ты всегда так говоришь, когда они приходят к бабушке, - насупившись, он покосился на дверь.
Ольга тяжело вздохнула.
- Свят, сынок, я ведь…
- Ты опять с ним сюсюкаешься! - перебив дочь, встряла тетя Люба. – Святослав, живо взял тарелку, чашку и к себе в комнату! Что за пререкания с матерью?! Старших слушаться разучился?!
Окончательно сникнув, племянник поднялся. Покосился на мать, на меня и, оставив выпечку на столе, со словами «спасибо, я не голоден» понуро поплелся к выходу.
- Теть Люб, только не паникуйте. Вы уверены, что он уехал из Лопуховки? Может, сидит где-нибудь? Дуется?
- Не берет, да? Не берет! Так и знала! Вот, поганец! Со свету сжить хочет, - запричитала Любовь Андреевна. – Что ж я Оленьке скажу?!
- Теть Люб, вы меня слышите? Вы разговаривали с таксистами? На станцию ходили?
- А? Что? С таксистами? Леонид Тарасович говорил. Сама-то я пока на улицу не хожу.
- И? Что сказали?
- Да нет там никого! Еще утречком в город укатили.
- А автобус? На автобусе он мог уехать?
- Так он только по понедельникам ходит. То бишь, через два дня будет, - прикинула Любовь Андреевна.
- Понятно… - с каждым мгновением мне становилось все страшнее и страшнее. – Ладно, я попробую еще позвонить. И Ольгу найти. А вы пока попросите кого-нибудь вокруг посмотреть. Может быть, прячется. Наказать решил, - не особо веря в собственные слова. – И если найдется, обязательно тут же сообщите! Хорошо?
- Конечно, Ярочка, конечно. Я сразу же наберу! Ох, только бы ты была права! Только бы нашелся! Иначе петлю на шею!
- Глупостей не говорите! – Только этого мне не хватало!
- Да как иначе, Ярочка? Как иначе? Внука не уберегла!
Глава 24
Через час с небольшим мне самой впору хоть в петлю лезь. Свят на звонки не отвечает. Вовка вне зоны доступа. Валерий Павлович тоже. Сестры дома нет. В магазине она не появлялась. От тети Любы новости не утешительные. Куда бежать, что делать – непонятно! И посоветоваться не с кем, разве что с Зубком, повсюду меня сопровождающим.
На данный момент я вновь спешила к бабушкиному дому, попутно выбирая из двух вариантов – усесться на пороге и ждать, в надежде что кто-нибудь объявится или мчаться к тете Любе, спасать оную от руконаложения. Не нравился мне ее настрой! Категорически не нравился!
В итоге склонилась к последнему, увидев на прежнем месте оставленную сестре записку. Да и стемнеет скоро. Возможно, хоть это заставит Святослава одуматься и вернуться к бабушке.
С мыслью – ох и получит он у меня, я набрала таксиста – того, что возил нас с Вовкой в Саратов. Обязался подъехать. Пока ждала, позвонила Владимиру, чтобы оставить голосовое сообщение. Все настолько усложнилось, что я уже не знала, за кого больше волнуюсь. По-видимому, все-таки за племянника. Взрослые - на то и взрослые, чтобы самостоятельно решать возникшие проблемы, а дети – за детей несет ответственность тот, кто их любит. А я Святослава любила!
Таксист, как и обещал, прибыл спустя десять минут и для начала решил уточнить:
- Вы поняли, да? Двойной тариф. Обратно по любому пустым возвращаться.
- Как скажете, - захлопывая автомобильную дверцу. – Только у Сбербанка остановимся. - Наличности в кошельке кот наплакал.
Мы отъезжали от банкомата, когда что-то – чутье, видимо - вынудило меня оглянуться. За нами, прямо по проезжей части, вывалив язык, мчался Зубок.
- Стойте! Подождите! – поддавшись импульсу, закричала я.
- Что-то забыли? – вдарив по тормозам.
- Нет… Да… Мы можем взять с собой собаку?
- Какую еще собаку? – судя по выражению лица, он не верит в то, что слышит.
- Обыкновенную. Вот эту, - догнавший нас Зубок, ударил лапами в стекло пассажирской дверцы.
Первой реакцией стал набор нецензурных слов, закончившийся возмущенным:
- Он мне машину поцарапал!
- Неправда, не поцарапал! Сколько? – поняв, что иначе этот вопрос не решить.
Таксис задумался. Я буквально видела, как крутятся шестеренки в его голове – взвешивает, оценивает, прикидывает.
- Две!
- «Две»? – подозревая, что не сотни.
- Две тысячи рублей прямо сейчас. Или выходите и шагайте в Лопуховку на своих двоих. С Этим вас никто…
- Согласна. Я согласна! – не дослушав. Не знаю почему, но забрать с собой Зубка казалось крайне важным.
Я потянулась к ручке задней дверцы, но меня остановили.
- Деньги вперед!
- Вперед, так вперед, - после недолгой заминки шлепнув на протянутую руку четыре тысячных купюры. – Довольны?! – на данный момент злясь за всех сразу. – Сдачу, пожалуйста, - когда оплату за проезд засунули под козырек.
- По приезду. Вдруг он мне салон испоганит? – открывая заднюю дверь со стороны водителя.
Псу повторного приглашения не требовалось. Обежав машину, он запрыгнул на заднее сидение автомобиля, в процессе умудрившись пару раз грозно рыкнуть. Впечатление произвел – лицо алчного таксиста заметно удлинилось, а мне пришлось подавить улыбку – хоть кто-то способен немного поднять настроение!
В Лопуховку мы въехали, когда на грязно-синем небе подмигивали первые звезды.
- Все. Дальше сами, - сообщил мне водитель, остановившись около третьего по счету дома. – Отсюда дорога совсем не к черту. Я шаровой жертвовать не собираюсь.
- Кто бы сомневался! Главное бабки срубить!
Мне уже плевать. До места доставил, а там… Детей не крестить.
Выбравшись из автомобиля, я открыла дверь для Зубка. На сдачу рассчитывать не стоило. По пути мне всю плешь проели – слюни текут, чехлы новые, вонь несусветная. Пусть подавится!
Пес мое настроение разделял. Прежде чем выскочить из машины, пролаял все, что думал. А оказавшись на улице, вдруг закрутился волчком и, пронзительно взвизгнув, помчался вдоль по улице, оставив меня стоять рядом с автомобилем.
Я собралась было последовать за ним, но внезапно подобревший водитель высунулся в окно.
- Точно хотите остаться? Могу обратно отвезти – оплачено, - вроде бы даже с виноватой улыбкой.
- Нет, спасибо. Я на месте, - ни в коей мере в этом не убежденная.
Последний раз в Лопуховке была лет шесть назад. И то обернулась за световой день: приезжали с Ольгой за Святославом. Тогда до калитки доставили, оттуда же забрали – по селу бродить не пришлось.
- Ну как знаете! Мое дело предложить… - Взлетели обороты, зарычал мотор, и машина стала сдавать назад, оставляя меня на перекрестке проселочных дорог.
Я повертела головой, пытаясь сориентироваться в стремительно густеющих сумерках, и пришла к выводу, что Зубок рванул в верном направлении.
Вокруг никого. Дорога, да череда заборов, за которыми прячутся островерхие домики и хозпостройки. В последних мычат коровы, блеют овцы, нет-нет подаст голос и забьет крыльями петух. Село готовится отходить ко сну.
Протопав практически до самого конца улицы, я, наконец, увидела знакомую калитку, а немногим правее от нее и Зубка. Пес пытался сделать подкоп и уже успел вырыть приличных размеров ямку, чем немало меня удивил. С чего вдруг такое рвение?
- А ну-ка фу! Хватит! Сидеть! – велела я, подергав за ручку – не заперто. – Жди здесь, я сейчас! – собираясь посмотреть, ни завела ли тетя Люба дворового сторожа - не хотелось спровоцировать собачью склоку - но Зубок не послушался.
Стоило приоткрыть калитку, как пес, едва не сбив меня с ног, ворвался во двор и с грозным лаем устремился к дому. Охнув, я бросилась за ним, но так и не догнала. Застыла посреди двора – испуганная и удивленная, когда навстречу Зубку распахнулась входная дверь и на пороге появилась та, кого я совершенно, абсолютно не ожидала увидеть – свекровь Ольги.
В последний раз я видела ее… не помню когда, но узнала моментально! По модельному росту, по гордой осанке, по собранным в строгий пучок волосам: едва дверь открылась, кто-то в доме зажег на крыльце свет. В руках Светлана Георгиевна держала одноствольное охотничье ружье - на вид такое же, как было у дедушки, и, что самое невероятное, не преминула им воспользоваться.
На моих глазах дуло в мгновение ока взлетело вверх. Прогремел выстрел, а вслед за ним раздался собачий визг. Готовый к решающему броску Зубок стал заваливаться на бок. И я закричала. И кричала долго, пока вместе с окончательно затихшей собакой протестующий вопль не перешел в хрип. А затем попятилась, ибо теперь дуло дробовика было направлено мне в грудь.
Но побег этот не состоялся.
- Входи, - озвучив приказ, Светлана Георгиевна посторонилась, освобождая для меня проход.
С тяжелым сердцем, балансируя на грани переходящей в панику боязни, я изменила направление. Проходя мимо распластавшегося перед крыльцом Зубка, покосилась на пса. Тот еще дышал – грудная клетка едва заметно вздымалась и опадала, но остановиться и оценить размер нанесенных ему повреждений я не решилась.
- Зря ты притащила его с собой, - точно почувствовав, всколыхнувшееся во мне раскаяние. – Единственное за что уважала старуху, что смогла приручить этого волкодава. Мне не удалось, - с сожалением щедро сдобренным застарелой обидой. – Сбежал, поганец, и к Дуське прибился. А ведь это я его – слепого с соски выкормила. Я его в жизнь выпустила. И оборвала ее тоже я. Судьба, не иначе… - теперь уже с сарказмом.
Совершенно не представляя, какой реакции на вышеизложенное от меня ожидают и ожидают ли, я замялась на пороге, за что заслужила болезненный тычок в спину – судя по всему, прикладом - подкрепленный словами:
- Иди, иди… И так ждать себя заставила. Я даже сдуру чуть не поверила ей, что отступиться решила. Но ведь это не про вас – про «видящих».
Так и подмывало спросить «от чего отступиться» и кому «ей» - бравада сумасшедшего, но благоразумие взяло верх, и я вновь промолчала. Что касается последнего уточнения – добавило дурноты. Неужели свекровь Ольги имеет отношение к сектантам?!
Мы вошли в комнату, служившую гостиной. Шесть пар глаз, встречая наше появление, обратились к двери. Ближе всех ко входу расположилась тетя Люба. Она сидела в кресле и пыталась пристроить на нос очки, но запутавшаяся в волосах душка, создавала женщине трудности. Рядом с ней, положив руку на спинку кресла, стоял незнакомый мне коренастый мужчина с высоким, морщинистым лбом плавно переходящим в залысины, смотрящий на мир через толстые стекла окуляров. На диване устроились те, за кого я весь вечер переживала - Ольга со Святославом. Живые и невредимые! Только племянник, как мне показалось, выглядел испуганным. И еще двое несли вахту возле окна – светловолосая, сухопарая женщина и сутуловатый мужчина с орлиным носом, смутно напомнивший мне кого-то.
Осмотрев всех по очереди, я вернулась взглядом к сестре. Та виновато потупилась и еще крепче прижала к себе Свята – такой простой, оберегающий и в то же время говорящий жест: Ольга боялась за сына!
- Ты слишком импульсивна Света. Теперь соседи начнут задавать вопросы, - справившись с очками, подала голос Любовь Андреевна.
От ее тона по спине побежал холодок. Эта сталь в голосе, нарочитый сарказм – откуда? Куда делись страх и паника, которыми изобиловал голос тетки по телефону?!
Но для всех остальных, видимо, ничего необычного не происходит. В том числе для Ольги. Сестра даже не посмотрела на мать.
- Не начнут. – Светлана Георгиевна подтолкнула меня к свободному креслу, на которое я рухнула практически с облегчением: ноги едва держали. – А если даже и так – объяснение очевидно. Взбесившийся пес попытался напасть на твоих гостей.
Любовь Андреевна поджала губы.
- Юра, убери кобеля от крыльца, - бросив короткий взгляд на сутулящегося. – Можешь дождаться Гришу. Закопайте где-нибудь за задним двором. И поглубже!
Смотревший в окно мужчина, оглянулся.
- Опять мне приходится убирать за тобой! Сколько можно? – Светлане Георгиевне.
Та ядовито усмехнулась.
- Долг платежом красен. Или считаешь, я млела от счастья, стирая за тобой пеленки? – Судя по выражению лица сутулого - один-один. – Да и подкупить врача, не такая уж сложная задача. – Два-один – не в его пользу.
Впрочем, этот обмен «любезностями» не представлял для меня интереса. Глянув мельком на мужчину, сосредоточилась на тете Любе и сестре с племянником: благо все трое - одновременно попадали в поле зрения. Ольга гладила сына по голове, а ее мать над чем-то сосредоточено хмурила брови. Недолго.
- Юра, я дважды просить не собираюсь. А ты, - Ольгиной свекрови: - впредь держи себя в руках. Я слишком люблю этот дом, чтобы переезжать. И унеси Это! – видимо, имея ввиду ружье. И вдруг, точно по щелчку став прежней тетей Любой, совершенно знакомо: - Ярочка, хочешь чаю? Оленька сегодня пирожков наделала… знатных. Пальчики оближешь! Да и Свят еще не ужинал. Да, дорогой? – тем самым обратив меня к мысли, что все происходящее вокруг сюрреалистичный, алогичный, абсурдный страшный сон.
Еще немного и я проснусь. Обязательно проснусь! И встревоженный Вовка заключит меня в свои объятья, прежде чем сочувственно спросить: «Очередной кошмар»?
Попытка претвориться слепой? Вероятно, да. Точно – да. Но пусть в меня кинет камень тот, кто не подвержен слабостям! Человек не всегда стремиться познать истину. Иногда лучше и спокойнее не знать.
***
Как бы то ни было, сон длился и длился. И обрастал подробностями. Названный Юрой покинул комнату: я старалась не думать о том, с какой целью. Вышла и Светлана Георгиевна. Меня препроводили в кухню. Чай оказался ароматным, ягодным. Пирожки румяными и аппетитно выглядящими. Они горкой лежали на когда-то подаренном мною блюде. Вот только полакомиться угощением никто не спешил: в том числе и тетя Люба.
Кстати, за заранее накрытый стол пригласили далеко не всех. Лишь только трое удостоились этой чести – я, Ольга и Святослав. Любовь Андреевну как хозяйку дома в расчет принимать не стоило.
Видимо поэтому, перестав отвлекаться на посторонних мне людей и страшные предположения, что волей-неволей возникали в голосе, я наконец-то решилась заговорить.
- Что здесь происходит? Кто-нибудь объяснит мне? – ни к кому конкретно не обращаясь и, тем не менее, надеясь, что ответить сестра.
Та вроде бы собралась, но ее опередила тетя Люба.
- А я думала мы сперва чаю попьем… Как в старые добрые времена – по-семейному, - выглядя при этом искренне разочарованной.
Я растерялась и не придумала ничего лучшего, как попросить поддержки у сестры:
- Лель… - перехватив ее взгляд на пути от матери к сыну.
Ольга кивнула.
- Свят, дорогой, вот тебе пирожки, - переложив парочку с блюда на тарелку. – Возьми чай и иди в свою комнату, нам с тетей Ярой нужно поговорить.
Племянник вскинул на мать просительный взор.
- Я не хочу уходить. Можно мне остаться? Я не буду мешать, - заикаясь сильнее обычного.
- Нет, милый. Этот разговор не для твоих ушей, - подтолкнув тарелку к сыну.
- Ты всегда так говоришь, когда они приходят к бабушке, - насупившись, он покосился на дверь.
Ольга тяжело вздохнула.
- Свят, сынок, я ведь…
- Ты опять с ним сюсюкаешься! - перебив дочь, встряла тетя Люба. – Святослав, живо взял тарелку, чашку и к себе в комнату! Что за пререкания с матерью?! Старших слушаться разучился?!
Окончательно сникнув, племянник поднялся. Покосился на мать, на меня и, оставив выпечку на столе, со словами «спасибо, я не голоден» понуро поплелся к выходу.
