когда покупала хлеб в магазине и убирала сдачу в кошелек, когда изучала врученную мне листовку с печальным заголовком «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», и даже когда поднималась на крыльцо бабушкиного дома, словно сотни стен, заборов и метров для него не преграда.
Мы сидели на диване - Вовка по-школьному, подложив под спину вторую подушку, я с ногами забившись в угол. Он читал, я слушала новости и горстями поглощала изюм.
- Яр, слушай, все спросить хочу… Но ты можешь не отвечать! Смотри сама. – Друг поймал мой взгляд. - Почему вы развелись?
Не то, чтобы я была не готова к этому вопросу, скорее ждала его, и все же растерялась.
- А почему люди расходятся, Вов? Не подошли друг другу, - пространно взмахнув рукой.
Он закрыл книгу.
- И ты поняла это после десяти лет совместной жизни?
- Почему десяти? Почти пятнадцати, - поправила я. – Откуда ты вообще взял эти десять? – опуская чашку с изюмом на пол. Отчего-то расхотелось.
- В паспорт заглянул.
- Что? – я в удивлении вскинула брови. – Шутишь?
Он отпираться не стал:
- Конечно шучу. Ольга обмолвилась, что сестра десять лет как настоящая петербуржка. Или петербуржица? – с сомнением.
- Неважно. – Я кивнула, принимая объяснение. – В целом, все верно. Десятилетие в официальном браке, еще три с небольшим в гражданском и чуть больше года конфетно-букетного – итого…
- Почти пятнадцать, - повторил он вместе со мною. – А как же дети? Или вы не хотели?
- Ну почему же – хотели. Даже очень. Только не каждому даровано счастье иметь детей.
В целом, мне было легко с Вовкой – легко и комфортно. Словно не было за плечами многолетнего расставания, отдельно прожитых жизней и мы все еще оставались восьмилетками, способными рассказать друг другу обо всем на свете. В целом, но не в данный конкретный момент, когда речь зашла о наиболее болезненном для меня вопросе. Я не хотела жалости с его стороны.
И Вовка не пожалел, а, пожав плечами, выдал глубокомысленное:
- Значит, ты рождена для чего-то другого.
Я нервно рассмеялась.
- Боже, Вов, что за фатализм?
- Нет, ну а что? Еще Лев Николаевич говорил: делай, что должно, и пусть будет, что будет.
- Вообще-то, это французская поговорка.
- Правда? А я и не знал…
Владимир подмигнул, сохраняя при этом вид совершенно невозможного всезнайки, и я вновь рассмеялась. На этот раз искренне.
- Ладно, хорош сидеть взаперти, - оставив на диване книгу, он поднялся. – Пойдем, пробздимся что ли? Завтра дождь обещают.
- Пойдем чего? – Я все еще улыбалась, а после его слов улыбка стала гораздо шире. - Откуда ты берешь подобные словечки? И не говори, что от дяди Макара почерпнул! Не поверю!
- Не буду, - усмехнувшись, он протянул мне руку. – Сие емкое выражение из лексикона нынешних подростков. Так говорит тринадцатилетний сын моих друзей. Значение – прогуляться, - помогая мне встать на ноги. – Не удивлюсь, если в ближайшее время его включат в словарь современного молодежного слэнга.
- Не включат, смею тебя уверить, - не согласилась я. – Пробздимся – Господи! – больше похоже на мат!
***
Синоптики не обманули. Посреди ночи дождь принялся отбивать по крыше стаккато, а я проснулась от очередного кошмара. На этот раз в нем фигурировала не только бабушка. За ее спиной мне мерещилась чья-то крючковатая тень. И слышался голос, не бабушкин – другой. И он скрипел, точно половицы подгнившего пола: «Теперь ты от них не спрячешься. Теперь они придут за тобой». Было жутко.
***
Ольга ворвалась в дом маленьким, взъерошенным торнадо. Один глаз накрашен, на другом только подводка, в руках базарная сумка и пузатый, набитый вещами пакет. Шмякнув на обеденной стол поклажу, сестра затараторила.
- Ярка, выручай! На тебя вся надежда! Я обещала матери Свята привези, но на работу срочно вызвали – сменщица заболела. А ты же ее знаешь, всю плешь мне проест, если не явимся.
Я понимающе кивнула. Тетя Люба умела пилить не хуже строительного инструмента.
- Ладно, спасу. От меня что требуется?
- Отвести Свята к рынку и сдать на руки дяде Стасе. Он сегодня продукты в Лопуховку повезет. – Мать Ольги хоть и переехала в свое время из Безгазы, в город не вернулась, сославшись на чистый сельский воздух и близость к земле. – Вот держи, - сестра всунула мне бумажный стикер с автомобильным номером. – Белая бортовая газель с синим тентом. Но если что, Свят знает.
Я вновь кивнула, принимая на себя обязательство, и заслужила благодарный клевок в щеку.
- Спасибо, дорогая! Что бы я без тебя делала?! – уже выскакивая из кухни.
Но в дверях «холодной» Ольга обернулась.
- Яр, он обычно в десять выезжает. У вас сорок минут. Не опоздайте, - последнее указание.
Мы не опоздали, но пришли точь-в-точь к отбытию. Станислав Юрьевич Рындин – в миру трехпалый Стася (эту информацию я почерпнула у племянника), увидев нас, восторженно заявил:
- Вот бабка-то обрадуется!
Свят, если и разделял это оптимистичное утверждение, вида не подал. Вообще с изрядной долей вероятности я могла утверждать, что мальчишка не рад предстоящим каникулам в Лопуховке. И даже предполагала почему, уж коли ноутбук остался стоять на столе в его комнате.
Я посочувствовала:
- Время пролетит быстро. Вот увидишь.
- З-з-з-наю, - он смиренно позволил обнять себя.
Вид самый что ни на есть траурный, и я не смогла не подсластить пилюлю:
- Крепись. Когда вернешься, пойдем с тобой в магазин, и выберешь любой диск с игрой, какой пожелаешь. Обещаю!
***
Отправив племянника, я надумала прогуляться. Дороги не выбирала, шла, куда глаза глядят, и, в итоге, оказалась на улице Чапаева, недалеко от дома тети Вари Казьминой. Рассудив, раз ноги привели, стоит зайти, я постучала.
Встретили меня благостно, объятьями и причитаниями в духе «спортсменка, комсомолка и просто красавица», а затем усадили за стол – чаевничать.
- Ярочка, какая же ты молодец. Не поленилась, зашла проведать старушку, - говорила тетя Варя, выставляя на стол угощение: смородиновое варенье, мармиту с карамельками, бублики и печенки. - Я уж и не помню, когда в последний раз гостей привечала. Чем старше становишься, тем реже люд на твой порог хаживает. Да и некому становится. Все больные, хромые, убогие, а кто и вовсе помер, - обмолвившись, она сникла, видимо, как и я подумала о бабушке.
Но печаль старушки была недолгой. Взгрустнув, она заговорила вновь.
- А ты к нам надолго? Сестру приехала навестить? Олечка у вас умница. Всегда поможет, сумки донесет. О здоровье справится.
Вместо тети Вари я разлила воду по чашкам, прежде чем ответить.
- Насовсем я, Варвара Ильинична. Устала быть столичной барышней. По дому соскучилась, - размешивая сахар. – И вообще, зря уезжала. Здесь мое место.
- Здесь, говоришь? – Тетя Варя оглядела пристально, головой покачала. – Дом человека - где сердце, и твое навсегда останется в родном городе. Говорила я Раечке – не поверила. А отчего мой подарочек не носишь? Тот, что на шестнадцать годков? – неожиданно сменив тему.
Рука непроизвольно взметнулась к шее. Вспомнился кулон с серым камнем, который я забыла в израильской клинике: сняла перед подсадкой, чтобы после оставить на тумбе, забыть, слишком увлеченная мыслями о новой жизни. И то, как ревела, узнав о не наступившей беременности, и корила себя, связывая неудачу с потерей. И как психовал муж, в ответ на мои требования отправить запрос, чтобы вернули.
Бабушка часто повторяла: «В этом камне твое счастье. Береги его» - бред, конечно, но я верила.
Я не смогла разочаровать старушку и покривила душой, сказав:
- Наверно на зеркале забыла.
Тетя Варя улыбнулась:
- Ты уж уважь, не забывай больше. Это напоминание о нас с Раечкой. Хранить будет.
Чувствуя, как заливает щеки румянцем стыда, я закивала, но во лжи так и не призналась. Не смогла.
Мы еще поговорили о городе, о нелегком житье провинции, о взбесившихся кабанах, а когда пришло время прощаться, Варвара Ильинична снабдила меня баночкой с вареньем, наказав: «Оленьке передашь. Она любит черничное».
***
Домой возвращалась по Вали Макеевой, названной в честь местной героини советских времен. Девочка погибла от руки отца-изверга, не позволявшего носить красный галстук. Вот что значит пропаганда в действии: каждый ребенок, вступивший в ряды пионерской организации, считал своим долгом побывать на могиле невинно-убиенной. И я не исключение. Помню, как стояла перед памятной стелой, и смотрела на фотографию светловолосой девчонки, и слезы блестели на глазах, и распирала гордость от того, что ныне я, как и она – пионерка.
По дороге заглянула в «Магнит» за пряниками, но они мне не понравились – не те, что раньше, пресные. Когда проходила мимо колонки рядом с домом, подумалось о Владимире. Интересно, он и сейчас носится с поисках материала для докторской или, в порядке исключения, взял выходной? Я склонялась к первому.
Кто бы мог подумать, что конопатый, улыбчивый мальчишка из моего детства превратится в обстоятельного, повернутого на науке мужчину? Впрочем, только его душа и речь, отчасти, были профессорскими. Внешне Вовка напоминал героя русских сказок. Эдакий богатырь – раззудись плечо, размахнись рука: кольчуги, да палицы булатной не хватает для полноты образа. Неплохой портрет получился бы.
Впервые за долгое время задумавшись о рисовании, я воодушевилась. Когда-то в творчестве состояла вся моя жизнь. Ни дня без кисти – был ее девиз. Потом что-то перегорело, скисло, и я ударилась в реставрацию. Да, радовалась, видя дело своих рук. Да, получала удовольствие, когда что-то забытое и заброшенное вновь начинало блистать. Но никогда не чувствовала такого удовлетворения, как от законченной картины.
Вдохновленная этими мыслями, я помчалась домой. Бабушка не могла выбросить мольберт и рисунки! Она никогда ничего не выбрасывала – ценного. Главное, чтобы Ольга не приложила руку к наведению порядка!
Ворвавшись во двор, я устремилась к сараю. Трясущимися от нетерпения руками открыла дверь. Подпрыгивающий от радости Полкан нырнул вслед за мной. Первым делом в глаза бросился старый сундук, декорированный коваными элементами – мечта петербуржского антиквара, но я прошла мимо, выискивая средь множества вещей знакомые очертания. И нашла за поржавевшим дедовским велосипедом вместе с металлическим ящиком, где, завернутые в полиэтилен, хранились мои первые работы.
***
Вернувшийся с «раскопок» Владимир, нашел меня в «общей». На полу три десятка работ – акварель, масло, грифель и я среди них, точно Хозяйка Медной горы жду своего Степана.
- Ну и ну… - Вовка в своем репертуаре. – Мы, что ли, Третьяковку открываем?
- Русский музей, - я обиделась.
Друг, не будь дураком, понял.
- Твои? – опустившись на колени, он поднял ближайший рисунок. – Талантливо.
- Спасибо, - естественно, я оттаяла, как иначе? – Я давно не практикую.
- Зря. У тебя отлично получалось. Смотри, какие глаза? – Вовка ползком перебрался на другое место. – Зеркало души – иначе не скажешь.
- Это Ольга.
- Ольга? Серьезно? Зачем же она себя так…
- Испортила? – Я улыбнулась.
- Наверное. – Он сконфужен. Смотрит виновато.
- Не переживай. Я примерно то же самое ей сказала, когда увидела.
Ольга никогда не слыла красавицей. Единственным ее достоянием были волосы – густые, белокурые, прямые, которым завидовали все девчонки в школе.
- Все же… не понимаю я вас – женщин. Зачем это все? – Владимир покрутил рукой вокруг головы. - Настоящего мужчину привлекает естественная красота, а не тонны «штукатурки», - поделился соображениями он.
- Настоящего мужчину – естественная красота? – Меня разобрал смех. – С таком случае, между современным мужчиной и настоящим – непреодолимая пропасть.
- Не скажи. – В отличие от меня Вовка серьезен. – Просто мы адаптируемся. Если для нашей женщины счастье заключается в постоянном перекрашивании, мы даем ей то, к чему она стремится. Но собственные приоритеты от этого не меняются.
Я не знала, чем ответить, слишком уж неожиданный поворот вышел, и предпочла вернуть разговор в русло дружеской пикировки.
- Так ты у нас, значит, настоящий представитель сильного пола? Вымирающий вид, так сказать?
Но Вовка на мою провокацию не поддался.
- Уж лучше быть вымирающим, чем стать псевдо мужиком, - вставая. – Обедать идем?
- Идем, - согласилась я, внезапно осознав, что время подходящее, и живот уже подводит. – Только уберем сначала?
- Давай. – Он вновь присел и стал собирать рисунки в стопочку, пока вдруг не замер над одним из карандашных набросков. – Это где?
Вопрос заставил меня присмотреться.
- Это заброшенный дом в лесу, возле озера. – Я накидала его по памяти, после незабвенного похода по грибы, закончившегося бегством. – А что?
- Покажешь?
- Покажу, - я несколько озадачена. – А что тебя заинтересовало? Дом, как дом. Поди, совсем развалился уже.
- И все же я хочу посмотреть, - несколько отстраненно.
- Без проблем. Пообедаем и пойдем. Не раньше. Я жуть, как голодна, - работая на опережение, ибо Вовка собирался возразить. Поняла по горящим нетерпением глазам.
Ох уж этот исследовательский азарт!
***
Мы вышли через зады и двинулись вдоль опушки в сторону старого кладбища. Я побоялась идти напрямую через лес, слишком давно не ходила этим путем – чревато заблудиться. Да и диких кабанов никто не отменял: тетя Варя обмолвилась, что в этом году зафиксировано несколько случаев нападения на людей.
Не доходя первых могил, свернули на ведущую к тракту тропу, а там по накатанной до места. На все про все ушло около полутора часов, и вот уже водная гладь мелькает в просветах между деревьями.
- Почти пришли, - обрадовала я Владимира, нет-нет да кидающего на меня короткие взгляды, значение которых не оставляло сомнений.
Друг на глазах преобразился и моментально ускорился, готовый к финишному рывку. Я же наоборот притормозила.
- Слушай, давай не будем играть в догонялки! - окликнула, всем видом демонстрируя недовольство. - Никуда от тебя этот дом не денется! Стоял полвека, и еще пять минут простоит, как миленький. Если не сгнил, конечно, - себе под нос.
Вовка послушался. Дождался, пока мы поравняемся, и засыпал вопросами, видимо, ради отвлечения.
- А ты знаешь его историю? Когда построен, кто жил, почему бросили?
- Мама дорогая, да ты фанатик, я посмотрю!
- Почему сразу фанатик? – с обидой. – Вот ты, когда рисовала, неужели не хотелось поскорее закончить и насладиться результатом?
- Хотелось? – Смысл отнекиваться? – Конечно.
- И у меня, то же самое. Я не первый день занимаюсь этим вопросом. Распутываю клубок слухов, домыслов, обиваю пороги архивов, ищу зацепки, а когда нахожу, просыпается азарт.
Глава 4
Мы сидели на диване - Вовка по-школьному, подложив под спину вторую подушку, я с ногами забившись в угол. Он читал, я слушала новости и горстями поглощала изюм.
- Яр, слушай, все спросить хочу… Но ты можешь не отвечать! Смотри сама. – Друг поймал мой взгляд. - Почему вы развелись?
Не то, чтобы я была не готова к этому вопросу, скорее ждала его, и все же растерялась.
- А почему люди расходятся, Вов? Не подошли друг другу, - пространно взмахнув рукой.
Он закрыл книгу.
- И ты поняла это после десяти лет совместной жизни?
- Почему десяти? Почти пятнадцати, - поправила я. – Откуда ты вообще взял эти десять? – опуская чашку с изюмом на пол. Отчего-то расхотелось.
- В паспорт заглянул.
- Что? – я в удивлении вскинула брови. – Шутишь?
Он отпираться не стал:
- Конечно шучу. Ольга обмолвилась, что сестра десять лет как настоящая петербуржка. Или петербуржица? – с сомнением.
- Неважно. – Я кивнула, принимая объяснение. – В целом, все верно. Десятилетие в официальном браке, еще три с небольшим в гражданском и чуть больше года конфетно-букетного – итого…
- Почти пятнадцать, - повторил он вместе со мною. – А как же дети? Или вы не хотели?
- Ну почему же – хотели. Даже очень. Только не каждому даровано счастье иметь детей.
В целом, мне было легко с Вовкой – легко и комфортно. Словно не было за плечами многолетнего расставания, отдельно прожитых жизней и мы все еще оставались восьмилетками, способными рассказать друг другу обо всем на свете. В целом, но не в данный конкретный момент, когда речь зашла о наиболее болезненном для меня вопросе. Я не хотела жалости с его стороны.
И Вовка не пожалел, а, пожав плечами, выдал глубокомысленное:
- Значит, ты рождена для чего-то другого.
Я нервно рассмеялась.
- Боже, Вов, что за фатализм?
- Нет, ну а что? Еще Лев Николаевич говорил: делай, что должно, и пусть будет, что будет.
- Вообще-то, это французская поговорка.
- Правда? А я и не знал…
Владимир подмигнул, сохраняя при этом вид совершенно невозможного всезнайки, и я вновь рассмеялась. На этот раз искренне.
- Ладно, хорош сидеть взаперти, - оставив на диване книгу, он поднялся. – Пойдем, пробздимся что ли? Завтра дождь обещают.
- Пойдем чего? – Я все еще улыбалась, а после его слов улыбка стала гораздо шире. - Откуда ты берешь подобные словечки? И не говори, что от дяди Макара почерпнул! Не поверю!
- Не буду, - усмехнувшись, он протянул мне руку. – Сие емкое выражение из лексикона нынешних подростков. Так говорит тринадцатилетний сын моих друзей. Значение – прогуляться, - помогая мне встать на ноги. – Не удивлюсь, если в ближайшее время его включат в словарь современного молодежного слэнга.
- Не включат, смею тебя уверить, - не согласилась я. – Пробздимся – Господи! – больше похоже на мат!
***
Синоптики не обманули. Посреди ночи дождь принялся отбивать по крыше стаккато, а я проснулась от очередного кошмара. На этот раз в нем фигурировала не только бабушка. За ее спиной мне мерещилась чья-то крючковатая тень. И слышался голос, не бабушкин – другой. И он скрипел, точно половицы подгнившего пола: «Теперь ты от них не спрячешься. Теперь они придут за тобой». Было жутко.
***
Ольга ворвалась в дом маленьким, взъерошенным торнадо. Один глаз накрашен, на другом только подводка, в руках базарная сумка и пузатый, набитый вещами пакет. Шмякнув на обеденной стол поклажу, сестра затараторила.
- Ярка, выручай! На тебя вся надежда! Я обещала матери Свята привези, но на работу срочно вызвали – сменщица заболела. А ты же ее знаешь, всю плешь мне проест, если не явимся.
Я понимающе кивнула. Тетя Люба умела пилить не хуже строительного инструмента.
- Ладно, спасу. От меня что требуется?
- Отвести Свята к рынку и сдать на руки дяде Стасе. Он сегодня продукты в Лопуховку повезет. – Мать Ольги хоть и переехала в свое время из Безгазы, в город не вернулась, сославшись на чистый сельский воздух и близость к земле. – Вот держи, - сестра всунула мне бумажный стикер с автомобильным номером. – Белая бортовая газель с синим тентом. Но если что, Свят знает.
Я вновь кивнула, принимая на себя обязательство, и заслужила благодарный клевок в щеку.
- Спасибо, дорогая! Что бы я без тебя делала?! – уже выскакивая из кухни.
Но в дверях «холодной» Ольга обернулась.
- Яр, он обычно в десять выезжает. У вас сорок минут. Не опоздайте, - последнее указание.
Мы не опоздали, но пришли точь-в-точь к отбытию. Станислав Юрьевич Рындин – в миру трехпалый Стася (эту информацию я почерпнула у племянника), увидев нас, восторженно заявил:
- Вот бабка-то обрадуется!
Свят, если и разделял это оптимистичное утверждение, вида не подал. Вообще с изрядной долей вероятности я могла утверждать, что мальчишка не рад предстоящим каникулам в Лопуховке. И даже предполагала почему, уж коли ноутбук остался стоять на столе в его комнате.
Я посочувствовала:
- Время пролетит быстро. Вот увидишь.
- З-з-з-наю, - он смиренно позволил обнять себя.
Вид самый что ни на есть траурный, и я не смогла не подсластить пилюлю:
- Крепись. Когда вернешься, пойдем с тобой в магазин, и выберешь любой диск с игрой, какой пожелаешь. Обещаю!
***
Отправив племянника, я надумала прогуляться. Дороги не выбирала, шла, куда глаза глядят, и, в итоге, оказалась на улице Чапаева, недалеко от дома тети Вари Казьминой. Рассудив, раз ноги привели, стоит зайти, я постучала.
Встретили меня благостно, объятьями и причитаниями в духе «спортсменка, комсомолка и просто красавица», а затем усадили за стол – чаевничать.
- Ярочка, какая же ты молодец. Не поленилась, зашла проведать старушку, - говорила тетя Варя, выставляя на стол угощение: смородиновое варенье, мармиту с карамельками, бублики и печенки. - Я уж и не помню, когда в последний раз гостей привечала. Чем старше становишься, тем реже люд на твой порог хаживает. Да и некому становится. Все больные, хромые, убогие, а кто и вовсе помер, - обмолвившись, она сникла, видимо, как и я подумала о бабушке.
Но печаль старушки была недолгой. Взгрустнув, она заговорила вновь.
- А ты к нам надолго? Сестру приехала навестить? Олечка у вас умница. Всегда поможет, сумки донесет. О здоровье справится.
Вместо тети Вари я разлила воду по чашкам, прежде чем ответить.
- Насовсем я, Варвара Ильинична. Устала быть столичной барышней. По дому соскучилась, - размешивая сахар. – И вообще, зря уезжала. Здесь мое место.
- Здесь, говоришь? – Тетя Варя оглядела пристально, головой покачала. – Дом человека - где сердце, и твое навсегда останется в родном городе. Говорила я Раечке – не поверила. А отчего мой подарочек не носишь? Тот, что на шестнадцать годков? – неожиданно сменив тему.
Рука непроизвольно взметнулась к шее. Вспомнился кулон с серым камнем, который я забыла в израильской клинике: сняла перед подсадкой, чтобы после оставить на тумбе, забыть, слишком увлеченная мыслями о новой жизни. И то, как ревела, узнав о не наступившей беременности, и корила себя, связывая неудачу с потерей. И как психовал муж, в ответ на мои требования отправить запрос, чтобы вернули.
Бабушка часто повторяла: «В этом камне твое счастье. Береги его» - бред, конечно, но я верила.
Я не смогла разочаровать старушку и покривила душой, сказав:
- Наверно на зеркале забыла.
Тетя Варя улыбнулась:
- Ты уж уважь, не забывай больше. Это напоминание о нас с Раечкой. Хранить будет.
Чувствуя, как заливает щеки румянцем стыда, я закивала, но во лжи так и не призналась. Не смогла.
Мы еще поговорили о городе, о нелегком житье провинции, о взбесившихся кабанах, а когда пришло время прощаться, Варвара Ильинична снабдила меня баночкой с вареньем, наказав: «Оленьке передашь. Она любит черничное».
***
Домой возвращалась по Вали Макеевой, названной в честь местной героини советских времен. Девочка погибла от руки отца-изверга, не позволявшего носить красный галстук. Вот что значит пропаганда в действии: каждый ребенок, вступивший в ряды пионерской организации, считал своим долгом побывать на могиле невинно-убиенной. И я не исключение. Помню, как стояла перед памятной стелой, и смотрела на фотографию светловолосой девчонки, и слезы блестели на глазах, и распирала гордость от того, что ныне я, как и она – пионерка.
По дороге заглянула в «Магнит» за пряниками, но они мне не понравились – не те, что раньше, пресные. Когда проходила мимо колонки рядом с домом, подумалось о Владимире. Интересно, он и сейчас носится с поисках материала для докторской или, в порядке исключения, взял выходной? Я склонялась к первому.
Кто бы мог подумать, что конопатый, улыбчивый мальчишка из моего детства превратится в обстоятельного, повернутого на науке мужчину? Впрочем, только его душа и речь, отчасти, были профессорскими. Внешне Вовка напоминал героя русских сказок. Эдакий богатырь – раззудись плечо, размахнись рука: кольчуги, да палицы булатной не хватает для полноты образа. Неплохой портрет получился бы.
Впервые за долгое время задумавшись о рисовании, я воодушевилась. Когда-то в творчестве состояла вся моя жизнь. Ни дня без кисти – был ее девиз. Потом что-то перегорело, скисло, и я ударилась в реставрацию. Да, радовалась, видя дело своих рук. Да, получала удовольствие, когда что-то забытое и заброшенное вновь начинало блистать. Но никогда не чувствовала такого удовлетворения, как от законченной картины.
Вдохновленная этими мыслями, я помчалась домой. Бабушка не могла выбросить мольберт и рисунки! Она никогда ничего не выбрасывала – ценного. Главное, чтобы Ольга не приложила руку к наведению порядка!
Ворвавшись во двор, я устремилась к сараю. Трясущимися от нетерпения руками открыла дверь. Подпрыгивающий от радости Полкан нырнул вслед за мной. Первым делом в глаза бросился старый сундук, декорированный коваными элементами – мечта петербуржского антиквара, но я прошла мимо, выискивая средь множества вещей знакомые очертания. И нашла за поржавевшим дедовским велосипедом вместе с металлическим ящиком, где, завернутые в полиэтилен, хранились мои первые работы.
***
Вернувшийся с «раскопок» Владимир, нашел меня в «общей». На полу три десятка работ – акварель, масло, грифель и я среди них, точно Хозяйка Медной горы жду своего Степана.
- Ну и ну… - Вовка в своем репертуаре. – Мы, что ли, Третьяковку открываем?
- Русский музей, - я обиделась.
Друг, не будь дураком, понял.
- Твои? – опустившись на колени, он поднял ближайший рисунок. – Талантливо.
- Спасибо, - естественно, я оттаяла, как иначе? – Я давно не практикую.
- Зря. У тебя отлично получалось. Смотри, какие глаза? – Вовка ползком перебрался на другое место. – Зеркало души – иначе не скажешь.
- Это Ольга.
- Ольга? Серьезно? Зачем же она себя так…
- Испортила? – Я улыбнулась.
- Наверное. – Он сконфужен. Смотрит виновато.
- Не переживай. Я примерно то же самое ей сказала, когда увидела.
Ольга никогда не слыла красавицей. Единственным ее достоянием были волосы – густые, белокурые, прямые, которым завидовали все девчонки в школе.
- Все же… не понимаю я вас – женщин. Зачем это все? – Владимир покрутил рукой вокруг головы. - Настоящего мужчину привлекает естественная красота, а не тонны «штукатурки», - поделился соображениями он.
- Настоящего мужчину – естественная красота? – Меня разобрал смех. – С таком случае, между современным мужчиной и настоящим – непреодолимая пропасть.
- Не скажи. – В отличие от меня Вовка серьезен. – Просто мы адаптируемся. Если для нашей женщины счастье заключается в постоянном перекрашивании, мы даем ей то, к чему она стремится. Но собственные приоритеты от этого не меняются.
Я не знала, чем ответить, слишком уж неожиданный поворот вышел, и предпочла вернуть разговор в русло дружеской пикировки.
- Так ты у нас, значит, настоящий представитель сильного пола? Вымирающий вид, так сказать?
Но Вовка на мою провокацию не поддался.
- Уж лучше быть вымирающим, чем стать псевдо мужиком, - вставая. – Обедать идем?
- Идем, - согласилась я, внезапно осознав, что время подходящее, и живот уже подводит. – Только уберем сначала?
- Давай. – Он вновь присел и стал собирать рисунки в стопочку, пока вдруг не замер над одним из карандашных набросков. – Это где?
Вопрос заставил меня присмотреться.
- Это заброшенный дом в лесу, возле озера. – Я накидала его по памяти, после незабвенного похода по грибы, закончившегося бегством. – А что?
- Покажешь?
- Покажу, - я несколько озадачена. – А что тебя заинтересовало? Дом, как дом. Поди, совсем развалился уже.
- И все же я хочу посмотреть, - несколько отстраненно.
- Без проблем. Пообедаем и пойдем. Не раньше. Я жуть, как голодна, - работая на опережение, ибо Вовка собирался возразить. Поняла по горящим нетерпением глазам.
Ох уж этот исследовательский азарт!
***
Мы вышли через зады и двинулись вдоль опушки в сторону старого кладбища. Я побоялась идти напрямую через лес, слишком давно не ходила этим путем – чревато заблудиться. Да и диких кабанов никто не отменял: тетя Варя обмолвилась, что в этом году зафиксировано несколько случаев нападения на людей.
Не доходя первых могил, свернули на ведущую к тракту тропу, а там по накатанной до места. На все про все ушло около полутора часов, и вот уже водная гладь мелькает в просветах между деревьями.
- Почти пришли, - обрадовала я Владимира, нет-нет да кидающего на меня короткие взгляды, значение которых не оставляло сомнений.
Друг на глазах преобразился и моментально ускорился, готовый к финишному рывку. Я же наоборот притормозила.
- Слушай, давай не будем играть в догонялки! - окликнула, всем видом демонстрируя недовольство. - Никуда от тебя этот дом не денется! Стоял полвека, и еще пять минут простоит, как миленький. Если не сгнил, конечно, - себе под нос.
Вовка послушался. Дождался, пока мы поравняемся, и засыпал вопросами, видимо, ради отвлечения.
- А ты знаешь его историю? Когда построен, кто жил, почему бросили?
- Мама дорогая, да ты фанатик, я посмотрю!
- Почему сразу фанатик? – с обидой. – Вот ты, когда рисовала, неужели не хотелось поскорее закончить и насладиться результатом?
- Хотелось? – Смысл отнекиваться? – Конечно.
- И у меня, то же самое. Я не первый день занимаюсь этим вопросом. Распутываю клубок слухов, домыслов, обиваю пороги архивов, ищу зацепки, а когда нахожу, просыпается азарт.
