- Я и не думала зазнаваться. С чего вдруг? - картинно насупившись. – Просто, неожиданно очень. Всегда считала, что мы из обездоленных, облагодетельствованных Советской властью.
- Все мы из таких – причесанных под одну гребенку, так что не переживай. Еще пивка? – сделав последний глоток.
- Мне хватит, а ты бери, если хочешь, - я подтянула свой «подарок» обратно. – Нужно будет Ольге показать.
Владимир подозвал официанта.
- Покажи, конечно. Думаю, ей тоже будет интересно. Еще пива, пожалуйста.
***
- Эй, хватит грызть гранит науки! Ужинать пошли, остыло уже.
- Иду, - ответ совершенно идентичный озвученному пятнадцать минут назад.
- Ага, как же… - на этот раз я не поверила. – Во-о-ов… - встав за спиной друга.
- Сейчас, Яр. Сейчас. Последнюю посмотрю, - что-то торопливо набирая на клавиатуре.
- Две минуты, - смилостивилась я, но уходить не спешила, решив проконтролировать. Зря, наверное.
Закончив с текстом, Вовка свернул документ, и экране появилась фотография, судя по всему переснятая. Рассмотреть изображение мне не удалось, ибо друг тут же перешел к следующему. И теперь уж я ахнула.
- Это что… труп?!
- А? Чего?
Владимир оглянулся с таким видом, словно успел забыть о моем присутствии. Я же не могла оторвать взгляда от обнаженной девушки на фотографии, распластанной на земле в неестественно изломанной позе.
- Это труп, да? – повторила вопрос, хотя ответ был очевиден. Порезы на руках, ногах, в области сердца, какой-то знак на груди, ручейки запекшейся крови – слишком правдиво для постановочной фотографии.
- Да. Это жертва.
- Жертва чего?
- Ритуального убийства.
Вовка собрался закрыть файл, но я остановила.
- Подожди… Это что, здесь? У нас в городе? – обратив внимание на едва заметную надпись под фотографией - Аткарск, 2011.
***
Ночью я вновь вдыхала влажный, заплесневелый воздух, вслушивалась в дробь капели и вздрагивала, слыша голоса копошащихся поблизости крыс. А потом кричала от боли, давясь слезами, и билась в путах, задыхаясь от запаха горелой плоти – моей плоти! И мечтала об одном, чтобы этот ужас поскорее закончился. Чтобы мне, наконец-то, позволили спокойно умереть.
Я никогда не вела дневников. Даже в старших классах, когда все вокруг сходили с ума по анкетам, превращая школьные тетради в подобие памятных альбомов, нашпигованных фотографиями, опросниками, завуалированными признаниями в любви и многим другим. Но сегодня, наполняя кружку утренним кофе, внезапно осознала, что рука требует ручки, а мысли выхода.
За этим занятием меня и застал Владимир.
- Над чем сидишь?
- Не знаю, - честно призналась, в шутку добавив: - Вспоминаю, как это делается. Совсем прогресс избаловал – писать разучилась, - отодвинув в сторону ежедневник.
- Не говори. - Друг усиленно закивал. – Сам постоянно за клавиатурой, когда просят написать что-то, впадаю в ступор, словно никогда ручку в руках не держал. Вот такие дела…
- А ты где был? – когда Владимир, переодевшись, вернулся на кухню.
Прежде чем ответить, он проверил чайник на наличие воды, долил, зажег газ.
- Мышка накрылась. Терпеть не могу работать на тачпаде - купил новую, - просветил, присаживаясь за стол.
- Почти в одной лодке сегодня, - думая о другом. - Вов… Скажи, а эта девушка – жертва… Ее истязали перед смертью, да?
- С чего вопрос? – перебирая конфеты в вазочке.
- Просто на той фотографии у тебя… в ноутбуке…. она… вся в порезах. Я видела.
- Да, - Владимир принял мой интерес как само собой разумеющееся. - У нее ожоги на ладонях, ступнях, промежности. Обычная практика для этих, - так, вероятно, рассуждают судмедэксперты, привыкшие ко всему.
- Ты черствый, - отирая мурашки с рук.
- Я? Нет… Почему ты так решила?
- Говоришь, словно ее смерть ничего не значит. Словно тебе все равно!
- Яр… Мне не все равно! Но когда постоянно смотришь на нечто подобное – привыкаешь. А я смотрю достаточно долго, - попытался оправдаться он. – И все же… почему ты спрашиваешь?
- Я… Не знаю. Это, наверное, никак не связано, - сомневаясь, стоит говорить? Но, в конце концов, решилась. – Мне снятся сны. Страшные. Как будто я заперта где-то и…
- Эй… - Вовка оставил заварочный чайник. – Ты просто очень впечатлительная, Яр, - переставив табурет поближе ко мне, он взял меня за руку. – Постарайся не вспоминать об этом… Забудь, и все прекратится. Хорошо?
Я согласно кивнула, но отпустить все же не смогла. Тем более что сны начали преследовать меня задолго до встречи со злополучной фотографией. А еще эта девушка с листовки, об исчезновении которой в последние дни мне все чаще вспоминалось.
***
Ольга работала в частном универсальном магазине, славящемся среди престарелого населения ближайших улиц умеренными ценами и хорошим обслуживанием. Я ждала минут пятнадцать, прежде чем разрывающаяся на два отдела сестра смогла выкроить минутку для разговора со мной.
- Сегодня молочку свежую привезли – целый день идти будут, - объяснила она. – Ты чего хотела?
- Почему сразу «хотела»? Может, просто так зашла? Соскучилась? – Сестра выглядела не лучшим образом, уставшая. – У тебя вообще выходные бывают?
- Яр, серьезно? Мне еще товар наценить надо.
- Хорошо, как скажешь… - смяв в кулаке оставленный кем-то кассовый чек. - Вчера тетю Варю Казьмину встретила, она нас на чай зовет. Сегодня. Вечером.
Ольга вздохнула:
- Не могу, сегодня опять до десяти. Надька все еще на больничном.
- Нельзя в таком графике пахать, Лель. У тебя уже синяки под глазами от усталости, - озвучила очевидное.
- Да знаю я, а что делать? – сестра отмахнулась. – Вот выйдет, возьму несколько дней. Отдохну.
- Если не свалишься раньше, - предупредила я.
- Не свалюсь. Не в первой.
- Не проще кого-нибудь еще взять? На время.
- Ага, взять. Сразу видно, в торговле никогда не работала, - достав из-под прилавка мокрую тряпку, Ольга смахнула крошки с весов. – Мне недостача не нужна.
- Так не твоя же недостача.
- Не моя, да общая, раз в одной смене стоим. А я чужой тете свои деньги дарить не собираюсь, - категорично. – Ты извинись за меня перед тетей Варей, о’кей?
- Хорошо, извинюсь, - размышляя о другом. – Почему второй смене не выйти, раз у вас так сложилось?
- У Иркиного мужа через неделю юбилей, она меняться не хочет, - посветила меня сестра. – Да не парься ты, прорвемся! – с улыбкой.
- Я не парюсь, я волнуюсь, - не разделяя оптимистичного настроя. – Кстати, что на счет седьмого? Или ты здесь поздравления принимать собираешься? На рабочем месте? Помнится, кое-кто мне кое-что обещал!
- Помниться ей… С тобой разве забудешь?! – Ольга сморщила нос. – Не буду, не переживай. С хозяйкой уже договорилась – сама встанет. Видишь, обещала – делаю, - без энтузиазма.
- Умница, - я довольно заулыбалась. – И прекрати кукситься. День рождения – это здорово!
- Да уж…
Колокольчик над входной дверью возвестил о новом покупателе.
- Все, мне работать надо. – Ольга приосанилась – не дать не взять идеальный продавец!
- Увидимся!
Я освободила место у кассы, но из магазина выйти не спешила. Пересчитала наличность в кошельке. Прикинула, сколько понадобится для реализации планов относительно дня рождения сестры – недостаточно. Требовалось совершить набег на сбережения.
- Лель… - придержав дверь для выходящего с покупками старика.
- Ну что еще?.. – недовольно.
- Где ближайшее отделение Сбербанка? Что-то я не помню.
Сестра соизволила отложить свои дела. Обернулась.
- Именно отделение или…
- Можно банкомат. Денег снять хочу.
- Банкомат на почте. Слушай, а ты прям сейчас туда пойдешь?
- Да, а что?
- Заберешь мои босоножки из ремонта? Неделя как отдала, а вырваться…
- Конечно заберу. Говори откуда, - перебила я, сунув кошелек в пакет с продуктами.
Сестра просияла.
- Рядом с рынком. Там киоск у дороги прямо. Скажешь дяде Вите что мои, с красной подошвой. Он должен отдать.
- Хорошо, - я закивала. – Если что – наберу.
***
Банкомат на почте не работал, что-то с сенсором. Узнав у сотрудницы где другой, я отправилась к рынку за сестринскими босоножками. Мужчина в ремонтном киоске означенный Ольгой как дядя Витя был мне не знаком, и помучил для проформы – кто, откуда, где квиток, почему сама не пришла? - но в итоге сдался и велел передавать привет.
Уже с двумя пакетами в руках я взяла курс на ближайшую сберкассу. Там, слава Богу, все срослось. Отстояв очередь из трех человек, успешно сняла с карточки десять тысяч, с сожалением убедившись в не безразмерности собственных запасов. Прав Вовка, следовало задуматься о заработке.
С мыслями о художественной школе я отходила от банкомата, когда услышала недоверчивое:
- Ярка? Ярослава Войнова – ты?
Признать в крупногабаритной обладательнице двойного подбородка и волос цвета блеклой моркови свою одноклассницу было трудно. И не признала бы, если не глаза васильковой синевы – таких я ни у кого более не встречала.
- Люба? Люба Петрова, – произнесла с опаской. Мало ли, вдруг все же ошиблась.
- Я, Ярка! Я! – Одноклассница расхохоталась, приглашая меня прижаться к дородным телесам. – Слушай, сколько лет не виделись? Пять? Шесть? – отстранившись, чтобы рассмотреть получше. – А ты совсем не изменилась!
В ее словах мне слышится плохо скрываемая зависть, что, впрочем, немудрено. В школьные годы Любаша Петрова слыла писаной красавицей. Рано оформившаяся в женском плане она притягивала взгляды сверстников и не только. Ходили слухи, что ей покровительствовал кто-то из «братков». И вот ведь шутка природы – едва перешагнув тридцать пять, выглядела на сорок с лишним. Не самая приятная метаморфоза.
Я не представляла, как ответить на этот комплимент – не возвращать же? – и отозвалась пространным:
- Да уж… Годы летят…
Люба моей растерянности не заметила, закивала:
- Еще как летят – со скоростью паровоза! Скоро на выпускном сына гулять. Вырос – не заметила. А ты куда сейчас? – оглядевшись.
- Домой. На Аткарскую, - поправив ремешок сумочки на плече: сполз во время приветствия.
- А я вот с работы на обеденный перерыв сбежала. С Администрации, - видимо, для значимости. – Хочу до рынка дойти. Прогуляешься со мной? Поболтаем…
Особым желанием я не горела, но отказать было неловко.
- Не думала, что увижу тебя после смерти Раисы Александровны
- Почему?
- Ну как же… Она всегда говорила, что ты хорошо устроилась. Счастлива, замужем. Какой смысл в нашу дыру?..
- У меня здесь сестра, - не видя логики.
- Точно! Как я могла забыть?! – Любовь изобразила раскаяние, шлепнув себя ладонью по лбу. – Ольга, да?
Я промолчала. Впрочем, ответа от меня и не ждали.
- А что ты ее к себе не заберешь? В Питере-то явно лучше, чем здесь. Уровень другой… Зарплата… Да и овдовела она, насколько я знаю.
- Овдовела.
Я на мгновенье удивилась Любкиной осведомленности, но потом вспомнила, что бабушка четыре раза в месяц ходила играть в лото, и одним из членов клуба лотолюбителей была старшая родственница одноклассницы – по материнской линии, кажется.
Не желая вдаваться в подробности жизни своей семьи, я попыталась повернуть разговор в безопасное русло.
- А как остальные из наших? Видишь кого-нибудь?
Петрова клюнула.
- Юрку Игнатьева постоянно. Семьями дружим, - поделилась она. – С Наташкой Медуновой… ой, Сафроновой вместе работаем. С Иринкой Скляровой пересекаемся нет-нет. Кстати! – Любка округлила глаза. – Ты надолго приехала? Второго августа Галине Васильевне семьдесят лет. Мы хотели собраться, поздравить. Ирка с директором школы договорилась, чтобы пустили в кабинет русского языка. Устроим разбор полетов, что скажешь?
Я невольно заулыбалась, вспомнив самого строгого, требовательного и отзывчивого учителя моей жизни – классную руководительницу. Для нашего «Б» она была, что мать родная. Мы даже называли ее между собой «мамочка». Воспитывала, поучала, наставляла, наказывала словом и никогда, что бы мы не творили, как бы не безобразничали не переходила границы дозволенного. Многим другим стоило поучиться у нее.
- Мы ее последние дети. После нас Галина Васильевна не брала классного руководства, - тем временем говорила Люба. – А ее просили, между прочим. Ирка смеется, говорит, с нами намучилась, но я не согласна. Скорее уж ей с нами повезло. Нынешние детки такие фортеля выкидывают – поседеешь! Мы себе такого не позволяли.
- Ну, паиньками нас тоже не назовешь, - сочна нужным возразить я. – А на встречу с удовольствием приду. Сообщишь когда, во сколько, что нужно?
- Ага, обязательно. Позвони мне туда поближе, - Любка принялась диктовать номер.
Обменявшись телефонами, мы перешли через дорогу, хотя в моем случае целесообразнее было повернуть налево, к дому.
- Слушай, помнишь Петьку Самойлова? По тебе сох.
- Скажешь тоже – сох… - пробормотала я, воскресив в памяти образ кудрявого очкарика с говорящим прозвищем «вундеркинд», закончившего школу с золотой медалью.
- Он теперь в Москве. В МГУ преподает! – с гордостью. - Тоже обещал приехать. Такой дядечка стал! Увидишь – не узнаешь! – Петрова рассмеялась.
Я же наоборот перестала улыбаться, увидев идущую нам навстречу парочку. Это была та самая старуха, во двор которой я забрела, догоняя пса, ошибочно принятого за бабушкиного Полкана. В чем сейчас смогла убедиться, ибо собака вышагивала рядом с хозяйкой – никакого сходства!
- Кто это? – украдкой кивнув, я обратила внимание одноклассницы на колоритную старуху. – Выглядит жутковато.
- Жутковато – не то слово. Ты бы поговорила с ней – вот это настоящая жесть. Волосы дыбом, - в полголоса заговорила Любка, словно боялась быть услышанной. - Это баба Дуся. Местная колдунья, или что-то вроде того.
- Колдунья? – Я даже не удивилась. Внешний вид располагающий, да и собственные впечатления от первой встречи еще не забылись.
- Ну, может не колдунья – ведьма. Не знаю. Стряпает всякие зелья и впаривает доверчивым дурочкам. Знаешь, сколько народу в ней ходит?! – громким шепотом.
- Ты тоже ходила? – поддавшись импульсу, поинтересовалась я.
- Бог с тобой! Нет, конечно! Мне-то это зачем?! – забыв о конспирации, чересчур спешно и протестно, чтобы поверить.
Впрочем, поразмыслить над этим мне не удалось. Старуха неожиданно остановилась, а сопровождающий ее кобель наоборот, вздыбив холку, рванул вперед. И прямо на нас.
Испуганно взвизгнув по правую руку от меня, Петрова неуклюже шарахнулась в сторону, освобождая проход. Я же, напротив, приросла к месту, не в силах отвести взгляда от обесцвеченных временем глаз колдуньи: как сейчас помнила их цвет – белесо-серый! А еще этот скрипучий голос из сна, повторяющий: «Теперь ты от них не спрячешься. Теперь они придут за тобой». Почему-то сейчас я точно знала, кто это говорил – она!
- Все мы из таких – причесанных под одну гребенку, так что не переживай. Еще пивка? – сделав последний глоток.
- Мне хватит, а ты бери, если хочешь, - я подтянула свой «подарок» обратно. – Нужно будет Ольге показать.
Владимир подозвал официанта.
- Покажи, конечно. Думаю, ей тоже будет интересно. Еще пива, пожалуйста.
***
- Эй, хватит грызть гранит науки! Ужинать пошли, остыло уже.
- Иду, - ответ совершенно идентичный озвученному пятнадцать минут назад.
- Ага, как же… - на этот раз я не поверила. – Во-о-ов… - встав за спиной друга.
- Сейчас, Яр. Сейчас. Последнюю посмотрю, - что-то торопливо набирая на клавиатуре.
- Две минуты, - смилостивилась я, но уходить не спешила, решив проконтролировать. Зря, наверное.
Закончив с текстом, Вовка свернул документ, и экране появилась фотография, судя по всему переснятая. Рассмотреть изображение мне не удалось, ибо друг тут же перешел к следующему. И теперь уж я ахнула.
- Это что… труп?!
- А? Чего?
Владимир оглянулся с таким видом, словно успел забыть о моем присутствии. Я же не могла оторвать взгляда от обнаженной девушки на фотографии, распластанной на земле в неестественно изломанной позе.
- Это труп, да? – повторила вопрос, хотя ответ был очевиден. Порезы на руках, ногах, в области сердца, какой-то знак на груди, ручейки запекшейся крови – слишком правдиво для постановочной фотографии.
- Да. Это жертва.
- Жертва чего?
- Ритуального убийства.
Вовка собрался закрыть файл, но я остановила.
- Подожди… Это что, здесь? У нас в городе? – обратив внимание на едва заметную надпись под фотографией - Аткарск, 2011.
***
Ночью я вновь вдыхала влажный, заплесневелый воздух, вслушивалась в дробь капели и вздрагивала, слыша голоса копошащихся поблизости крыс. А потом кричала от боли, давясь слезами, и билась в путах, задыхаясь от запаха горелой плоти – моей плоти! И мечтала об одном, чтобы этот ужас поскорее закончился. Чтобы мне, наконец-то, позволили спокойно умереть.
Глава 9
Я никогда не вела дневников. Даже в старших классах, когда все вокруг сходили с ума по анкетам, превращая школьные тетради в подобие памятных альбомов, нашпигованных фотографиями, опросниками, завуалированными признаниями в любви и многим другим. Но сегодня, наполняя кружку утренним кофе, внезапно осознала, что рука требует ручки, а мысли выхода.
За этим занятием меня и застал Владимир.
- Над чем сидишь?
- Не знаю, - честно призналась, в шутку добавив: - Вспоминаю, как это делается. Совсем прогресс избаловал – писать разучилась, - отодвинув в сторону ежедневник.
- Не говори. - Друг усиленно закивал. – Сам постоянно за клавиатурой, когда просят написать что-то, впадаю в ступор, словно никогда ручку в руках не держал. Вот такие дела…
- А ты где был? – когда Владимир, переодевшись, вернулся на кухню.
Прежде чем ответить, он проверил чайник на наличие воды, долил, зажег газ.
- Мышка накрылась. Терпеть не могу работать на тачпаде - купил новую, - просветил, присаживаясь за стол.
- Почти в одной лодке сегодня, - думая о другом. - Вов… Скажи, а эта девушка – жертва… Ее истязали перед смертью, да?
- С чего вопрос? – перебирая конфеты в вазочке.
- Просто на той фотографии у тебя… в ноутбуке…. она… вся в порезах. Я видела.
- Да, - Владимир принял мой интерес как само собой разумеющееся. - У нее ожоги на ладонях, ступнях, промежности. Обычная практика для этих, - так, вероятно, рассуждают судмедэксперты, привыкшие ко всему.
- Ты черствый, - отирая мурашки с рук.
- Я? Нет… Почему ты так решила?
- Говоришь, словно ее смерть ничего не значит. Словно тебе все равно!
- Яр… Мне не все равно! Но когда постоянно смотришь на нечто подобное – привыкаешь. А я смотрю достаточно долго, - попытался оправдаться он. – И все же… почему ты спрашиваешь?
- Я… Не знаю. Это, наверное, никак не связано, - сомневаясь, стоит говорить? Но, в конце концов, решилась. – Мне снятся сны. Страшные. Как будто я заперта где-то и…
- Эй… - Вовка оставил заварочный чайник. – Ты просто очень впечатлительная, Яр, - переставив табурет поближе ко мне, он взял меня за руку. – Постарайся не вспоминать об этом… Забудь, и все прекратится. Хорошо?
Я согласно кивнула, но отпустить все же не смогла. Тем более что сны начали преследовать меня задолго до встречи со злополучной фотографией. А еще эта девушка с листовки, об исчезновении которой в последние дни мне все чаще вспоминалось.
***
Ольга работала в частном универсальном магазине, славящемся среди престарелого населения ближайших улиц умеренными ценами и хорошим обслуживанием. Я ждала минут пятнадцать, прежде чем разрывающаяся на два отдела сестра смогла выкроить минутку для разговора со мной.
- Сегодня молочку свежую привезли – целый день идти будут, - объяснила она. – Ты чего хотела?
- Почему сразу «хотела»? Может, просто так зашла? Соскучилась? – Сестра выглядела не лучшим образом, уставшая. – У тебя вообще выходные бывают?
- Яр, серьезно? Мне еще товар наценить надо.
- Хорошо, как скажешь… - смяв в кулаке оставленный кем-то кассовый чек. - Вчера тетю Варю Казьмину встретила, она нас на чай зовет. Сегодня. Вечером.
Ольга вздохнула:
- Не могу, сегодня опять до десяти. Надька все еще на больничном.
- Нельзя в таком графике пахать, Лель. У тебя уже синяки под глазами от усталости, - озвучила очевидное.
- Да знаю я, а что делать? – сестра отмахнулась. – Вот выйдет, возьму несколько дней. Отдохну.
- Если не свалишься раньше, - предупредила я.
- Не свалюсь. Не в первой.
- Не проще кого-нибудь еще взять? На время.
- Ага, взять. Сразу видно, в торговле никогда не работала, - достав из-под прилавка мокрую тряпку, Ольга смахнула крошки с весов. – Мне недостача не нужна.
- Так не твоя же недостача.
- Не моя, да общая, раз в одной смене стоим. А я чужой тете свои деньги дарить не собираюсь, - категорично. – Ты извинись за меня перед тетей Варей, о’кей?
- Хорошо, извинюсь, - размышляя о другом. – Почему второй смене не выйти, раз у вас так сложилось?
- У Иркиного мужа через неделю юбилей, она меняться не хочет, - посветила меня сестра. – Да не парься ты, прорвемся! – с улыбкой.
- Я не парюсь, я волнуюсь, - не разделяя оптимистичного настроя. – Кстати, что на счет седьмого? Или ты здесь поздравления принимать собираешься? На рабочем месте? Помнится, кое-кто мне кое-что обещал!
- Помниться ей… С тобой разве забудешь?! – Ольга сморщила нос. – Не буду, не переживай. С хозяйкой уже договорилась – сама встанет. Видишь, обещала – делаю, - без энтузиазма.
- Умница, - я довольно заулыбалась. – И прекрати кукситься. День рождения – это здорово!
- Да уж…
Колокольчик над входной дверью возвестил о новом покупателе.
- Все, мне работать надо. – Ольга приосанилась – не дать не взять идеальный продавец!
- Увидимся!
Я освободила место у кассы, но из магазина выйти не спешила. Пересчитала наличность в кошельке. Прикинула, сколько понадобится для реализации планов относительно дня рождения сестры – недостаточно. Требовалось совершить набег на сбережения.
- Лель… - придержав дверь для выходящего с покупками старика.
- Ну что еще?.. – недовольно.
- Где ближайшее отделение Сбербанка? Что-то я не помню.
Сестра соизволила отложить свои дела. Обернулась.
- Именно отделение или…
- Можно банкомат. Денег снять хочу.
- Банкомат на почте. Слушай, а ты прям сейчас туда пойдешь?
- Да, а что?
- Заберешь мои босоножки из ремонта? Неделя как отдала, а вырваться…
- Конечно заберу. Говори откуда, - перебила я, сунув кошелек в пакет с продуктами.
Сестра просияла.
- Рядом с рынком. Там киоск у дороги прямо. Скажешь дяде Вите что мои, с красной подошвой. Он должен отдать.
- Хорошо, - я закивала. – Если что – наберу.
***
Банкомат на почте не работал, что-то с сенсором. Узнав у сотрудницы где другой, я отправилась к рынку за сестринскими босоножками. Мужчина в ремонтном киоске означенный Ольгой как дядя Витя был мне не знаком, и помучил для проформы – кто, откуда, где квиток, почему сама не пришла? - но в итоге сдался и велел передавать привет.
Уже с двумя пакетами в руках я взяла курс на ближайшую сберкассу. Там, слава Богу, все срослось. Отстояв очередь из трех человек, успешно сняла с карточки десять тысяч, с сожалением убедившись в не безразмерности собственных запасов. Прав Вовка, следовало задуматься о заработке.
С мыслями о художественной школе я отходила от банкомата, когда услышала недоверчивое:
- Ярка? Ярослава Войнова – ты?
Признать в крупногабаритной обладательнице двойного подбородка и волос цвета блеклой моркови свою одноклассницу было трудно. И не признала бы, если не глаза васильковой синевы – таких я ни у кого более не встречала.
- Люба? Люба Петрова, – произнесла с опаской. Мало ли, вдруг все же ошиблась.
- Я, Ярка! Я! – Одноклассница расхохоталась, приглашая меня прижаться к дородным телесам. – Слушай, сколько лет не виделись? Пять? Шесть? – отстранившись, чтобы рассмотреть получше. – А ты совсем не изменилась!
В ее словах мне слышится плохо скрываемая зависть, что, впрочем, немудрено. В школьные годы Любаша Петрова слыла писаной красавицей. Рано оформившаяся в женском плане она притягивала взгляды сверстников и не только. Ходили слухи, что ей покровительствовал кто-то из «братков». И вот ведь шутка природы – едва перешагнув тридцать пять, выглядела на сорок с лишним. Не самая приятная метаморфоза.
Я не представляла, как ответить на этот комплимент – не возвращать же? – и отозвалась пространным:
- Да уж… Годы летят…
Люба моей растерянности не заметила, закивала:
- Еще как летят – со скоростью паровоза! Скоро на выпускном сына гулять. Вырос – не заметила. А ты куда сейчас? – оглядевшись.
- Домой. На Аткарскую, - поправив ремешок сумочки на плече: сполз во время приветствия.
- А я вот с работы на обеденный перерыв сбежала. С Администрации, - видимо, для значимости. – Хочу до рынка дойти. Прогуляешься со мной? Поболтаем…
Особым желанием я не горела, но отказать было неловко.
- Не думала, что увижу тебя после смерти Раисы Александровны
- Почему?
- Ну как же… Она всегда говорила, что ты хорошо устроилась. Счастлива, замужем. Какой смысл в нашу дыру?..
- У меня здесь сестра, - не видя логики.
- Точно! Как я могла забыть?! – Любовь изобразила раскаяние, шлепнув себя ладонью по лбу. – Ольга, да?
Я промолчала. Впрочем, ответа от меня и не ждали.
- А что ты ее к себе не заберешь? В Питере-то явно лучше, чем здесь. Уровень другой… Зарплата… Да и овдовела она, насколько я знаю.
- Овдовела.
Я на мгновенье удивилась Любкиной осведомленности, но потом вспомнила, что бабушка четыре раза в месяц ходила играть в лото, и одним из членов клуба лотолюбителей была старшая родственница одноклассницы – по материнской линии, кажется.
Не желая вдаваться в подробности жизни своей семьи, я попыталась повернуть разговор в безопасное русло.
- А как остальные из наших? Видишь кого-нибудь?
Петрова клюнула.
- Юрку Игнатьева постоянно. Семьями дружим, - поделилась она. – С Наташкой Медуновой… ой, Сафроновой вместе работаем. С Иринкой Скляровой пересекаемся нет-нет. Кстати! – Любка округлила глаза. – Ты надолго приехала? Второго августа Галине Васильевне семьдесят лет. Мы хотели собраться, поздравить. Ирка с директором школы договорилась, чтобы пустили в кабинет русского языка. Устроим разбор полетов, что скажешь?
Я невольно заулыбалась, вспомнив самого строгого, требовательного и отзывчивого учителя моей жизни – классную руководительницу. Для нашего «Б» она была, что мать родная. Мы даже называли ее между собой «мамочка». Воспитывала, поучала, наставляла, наказывала словом и никогда, что бы мы не творили, как бы не безобразничали не переходила границы дозволенного. Многим другим стоило поучиться у нее.
- Мы ее последние дети. После нас Галина Васильевна не брала классного руководства, - тем временем говорила Люба. – А ее просили, между прочим. Ирка смеется, говорит, с нами намучилась, но я не согласна. Скорее уж ей с нами повезло. Нынешние детки такие фортеля выкидывают – поседеешь! Мы себе такого не позволяли.
- Ну, паиньками нас тоже не назовешь, - сочна нужным возразить я. – А на встречу с удовольствием приду. Сообщишь когда, во сколько, что нужно?
- Ага, обязательно. Позвони мне туда поближе, - Любка принялась диктовать номер.
Обменявшись телефонами, мы перешли через дорогу, хотя в моем случае целесообразнее было повернуть налево, к дому.
- Слушай, помнишь Петьку Самойлова? По тебе сох.
- Скажешь тоже – сох… - пробормотала я, воскресив в памяти образ кудрявого очкарика с говорящим прозвищем «вундеркинд», закончившего школу с золотой медалью.
- Он теперь в Москве. В МГУ преподает! – с гордостью. - Тоже обещал приехать. Такой дядечка стал! Увидишь – не узнаешь! – Петрова рассмеялась.
Я же наоборот перестала улыбаться, увидев идущую нам навстречу парочку. Это была та самая старуха, во двор которой я забрела, догоняя пса, ошибочно принятого за бабушкиного Полкана. В чем сейчас смогла убедиться, ибо собака вышагивала рядом с хозяйкой – никакого сходства!
- Кто это? – украдкой кивнув, я обратила внимание одноклассницы на колоритную старуху. – Выглядит жутковато.
- Жутковато – не то слово. Ты бы поговорила с ней – вот это настоящая жесть. Волосы дыбом, - в полголоса заговорила Любка, словно боялась быть услышанной. - Это баба Дуся. Местная колдунья, или что-то вроде того.
- Колдунья? – Я даже не удивилась. Внешний вид располагающий, да и собственные впечатления от первой встречи еще не забылись.
- Ну, может не колдунья – ведьма. Не знаю. Стряпает всякие зелья и впаривает доверчивым дурочкам. Знаешь, сколько народу в ней ходит?! – громким шепотом.
- Ты тоже ходила? – поддавшись импульсу, поинтересовалась я.
- Бог с тобой! Нет, конечно! Мне-то это зачем?! – забыв о конспирации, чересчур спешно и протестно, чтобы поверить.
Впрочем, поразмыслить над этим мне не удалось. Старуха неожиданно остановилась, а сопровождающий ее кобель наоборот, вздыбив холку, рванул вперед. И прямо на нас.
Испуганно взвизгнув по правую руку от меня, Петрова неуклюже шарахнулась в сторону, освобождая проход. Я же, напротив, приросла к месту, не в силах отвести взгляда от обесцвеченных временем глаз колдуньи: как сейчас помнила их цвет – белесо-серый! А еще этот скрипучий голос из сна, повторяющий: «Теперь ты от них не спрячешься. Теперь они придут за тобой». Почему-то сейчас я точно знала, кто это говорил – она!
