Собралась окликнуть своего спутника, но вдруг поняла, что ни в процессе перебранок, ни во время рыданий, ни после, когда мирно поглощали пищу, не удосужилась узнать его имени. Впрочем, он также к ней никак не обращался. В растерянности закусила губу.
- Спи. Рано вставать, - раздалось откуда-то из-за спины, и Гиарис, дернувшись всем телом, с облегчением выдохнула.
Если он и понял, насколько обрадовал своим появлением, вида не подал. Плотным пятном вынырнул из темноты и подложил в костер порцию хвороста.
- Ложись. До рассвета еще далеко, - после того, как веточки занялись и стало светлее.
Отказываясь, она качнула головой.
- Какая разница день сейчас или ночь? Отсюда все рано непонятно. И я выспалась. И… мне нужно уединиться, - сообразив наконец, что стало причиной пробуждения.
Призналась и потупилась, смутившись, хотя ничего противоестественного в этом желании, в общем-то, не было.
Он ничего не сказал, пошарил рукой по лежанке, подобрал осветительную сферу, зажег и жестом позвал за собой. Гиарис торопливо вскочила на ноги, опасаясь, что придется догонять в полной темноте – лаз в берлогу был довольно длинным.
Из кустиков выбиралась, неистово борясь с желанием прижать ладони к пылающим от стыда щекам. Ведь он наверняка все слышал! Не мог не слышать! Десяток шагов не расстояние! И все же умудрилась не ударить в грязь лицом. Спокойно подошла и встала рядом.
- Подышим немного? Рядом все равно никого нет…
Слава Великой, голос также не подвел! Прозвучало безмятежно и совсем не просительно – определенный повод гордиться собой. Ну или хотя бы есть за что похвалить.
Ей не ответили в прямом смысле, но по тому как, заложив руки за спину, чуть запрокинул голову и устремил взгляд в небо, поняла – добро получено.
- Спасибо, - обронила Гиарис и, скопировав оба жеста, глубоко вдохнула.
После затхлого, насквозь пропитанного запахом зверья воздуха берлоги, свежий, ночной казался настолько вкусным и ароматным, что хотелось вобрать побольше и никогда не выдыхать. Так и стояли некоторое время, вглядываясь в хрустальную крошку далеких звезд, в безмолвии наслаждаясь тишиной и покоем теплой летней ночи.
Первой нарушила молчание Гиарис, успевшая отпустить чувство давешней неловкости и решившая, настала пора исправить одну оплошность.
- Как тебя зовут? Это ведь не секрет?
Он ответил не сразу. Выдержал паузу, прежде чем признаться.
- Не секрет, - странно глухо. – Мать назвала меня Вирхен. Можно Вихрь.
- Почему Вихрь? – удивилась Гиарис, отметив для себя – о принадлежности к какому-либо дому умолчал. Неужели из полукровок?
Задумалась и моментально ответила самой себе – не может быть.
- С легкой руки Его Императорского Сиятельства. На тот момент еще даже не ургаиха, - тем временем ответил Вирхен, и Гиарис окончательно утвердилась в предшествующей мысли – чистокровный барн. Иначе как ему завести близкое знакомство с приемным сыном императора?
И все же уточнять, к какому именно из четырех домов принадлежит, не решилась. Почему-то казалось – ранхсаги. Уж больно похож на воина – высокий, статный и этот ореол силы, который в свое время не смогла скрыть даже личина.
- Вы с Хардом друзья? – ляпнула, не подумав, и оказалась вознаграждена знакомым ироничным взглядом.
- С Хардом? Занятно…
- Так называет его Лихт. Я привыкла, - виновато потупившись, ибо саму объяснение не устроило.
И правда, а почему вдруг так? Неужели настолько прониклась чувством благодарности, что решила отказаться от старых привычек?
Додумать Гиарис не успела. Прийти к каким-либо выводам тем более. Ее плеча невесомо коснулись.
- Пора возвращаться. Скоро начнет светать, а я бы тоже хотел вздремнуть. Утром мне придется уйти, а ты не при каких обстоятельствах не выходи из берлоги. Воды я принесу, мясо осталось. Поешь. Ну а с остальным как-нибудь разберешься. Договорились?
Она долго не могла уснуть. Лежала, прислушиваясь к мерному дыханию, доносящемуся с соседней лежанки, и старалась не шевелиться, чтобы не разбудить. В голове непрекращающаяся вереница разнообразных вопросов: от близких и насущных, до далеких и невнятных.
Зачем он должен уйти? Куда? Что собирается делать? И почему именно его Аделхард снарядил на ее поиски? Неужели доверяет настолько, что посвятил в тайну происхождения Анилихт? Или, быть может, не смог утаить это самое происхождение? Вихрь же ищейка, не так ли? И как отреагировал отец, узнав о ловушке, в которую угодила? Простит ли он ее? Волнуется? Или необходимость волноваться отпала сама собой, когда Аделхард стал императором? И что теперь – дальше? Ждут ли ее возвращения или успели позабыть о менее важной алрхаги, позволившей алитарам пленить себя? Или, быть может, ей стоит вовсе забыть о доме? Да и был ли он у нее когда-нибудь – дом?
Чем дольше Гиарис мучилась, пытаясь найти ответы, тем гадостнее становилось на душе и тем чаще тягостные вздохи срывались с губ. А еще хворост неминуемо прогорал, и становилось все темнее, темнее и темнее.
В конце концов настолько увязла в этом омуте, что не услышала шевеления за спиной, шагов, и только почувствовав прикосновение ладони к плечу, прозрела.
- Прости. Не хотела будить, - еще не осознавая, что он укладывается рядом, и ее спина прижимается к мужской груди.
- Спи, Мелкая. Ты слишком громко думаешь, - выдохнули ей в ухо, и крепкая рука цепко обхватила за талию.
Возражений не нашлось. Даже хрипловатое со сна «мелкая» не задело, а ведь должно было!
Просыпалась Гиарис с блаженной улыбкой на губах и сладостным ощущением непонятного томления, навеянного стремительно развеивающимся сном. О чем именно тот был, уже и не вспомнить, но послевкусие оставил приятное. Причем настолько, что отпускать его совсем не хотелось.
Рядом, даря тепло и свет, весело трещал огонь, разогнавший по периметру нервирующую тьму. Правее от него примостилась существенно пополнившая свои запасы куча с хворостом, а возле нее стоял котелок и лежал бурдюк с водой. Вирхена не было.
Гиарис улыбнулась и села, с наслаждением потягиваясь. А после растерянно уставилась на горку свежих ягод, которую чуть было ни раздавила рукой.
Улыбка стала шире. «Где он их взял? Когда? И почему сам не съел, а оставил ей?» - пронеслось в голове.
От столь трогательного проявления заботы в груди необъяснимо защемило. Какой же он все-таки странный и непоследовательный! Сперва жалит словами не хуже целого роя разъяренных пчел, а затем гладит, успокаивает, балует. Почему?
Вздохнув, она не удержалась и сунула в рот аппетитную ягоду. Сладкий сок растекся по языку, вызвав бурный восторг вкусовых рецепторов, а мысли сами собой устремились к прошедшей ночи. Ей еще не доводилось спать, прижимаясь к крепкому мужскому телу. Ощущение оказалось настолько новым и неожиданно приятным, что от одного воспоминания о нем щеки полыхнули румянцем. Она вынуждено призналась себе, что стоило Вирхену перебраться к ней и заключить в кольцо своих рук, тревожные мысли развеялись сами собой. Даже не помнила, как уснула.
Рука самопроизвольно потянулась к животу. К месту, где ночью так остро ощущалось его объятье. Коснулась и нахмурилась, внезапно осознав, о чем думает – о повторении. Но ведь не об этом мужчине она мечтала долгое время! Ни в его руках планировала провести первую ночь. Так почему же не торопится приходить ощущение вины перед Гарихом? Почему произошедшее кажется естественным и правильным?
Разозлившись на саму себя, Гиарис поспешно вскочила на ноги. Захотелось немедленно покинуть лежанку, на которой так сладко спалось ночью рядом ни с тем мужчиной. Вот зачем, скажите на милость, он пришел к ней? Для чего безжалостно лишил страстно лелеемой мечты? Чтоб его!
Расстроено сопя, Гиарис схватила бурдюк с водой и принялась умываться. Не просто со злостью - с ожесточением. Точно пыталась смыть с лица глупую довольную улыбку, с которой изначально вспоминала минувшую ночь.
Она уже выбрала того, с кем хочет быть! И пусть он сакхр, пусть продолжает питать иллюзии насчет отношений с Анилихт. Пусть! Она сумеет пробиться к его сердцу и докажет, что ничуть не хуже сестры. В конце концов, целоваться с ней ему понравилось! И что, что не догадывался кого обнимает!
Решила и отрывисто кивнула. А Вирхен… Вирхен пусть отправляется к фигуристым даагхоркам, раз они ему так нравятся!
Определившись со своим отношением к случившемуся, Гиарис без колебаний переложила горстку ягод на соседнюю лежанку и принялась завтракать холодным мясом. Конечно, со спелой и сладкой куманикой ему не сравниться, но голод утоляет на ура. О том, что вчера лила слезы над судьбой несчастного зайца, давно забылось.
Далее раздражающе вяло и нехотя потекли мгновенья. Чем дольше Гиарис сидела в одиночестве, тем тревожнее становилось на душе и все сильнее мрачнели мысли. А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг Вирхен не вернется? Как ей тогда быть? Что делать? Ведь и сама не заметила, как легко и безоговорочно доверила ему решение своих проблем!
В конце концов, предаваться пустым терзаниям стало невмоготу. Так ведь и умом тронуться недолго! И Гиарис не без труда и усилий заставила себя переключиться. Именно заставила, потому как найти тему, способную увести мысли от персоны снаряженного Аделхардом спасителя и собственного неприглядного будущего в случае его исчезновения, оказалась ой как непросто.
Но в итоге вспомнилось, что, собственно, Вирхен говорил о сопротивляемости, и эти объяснения натолкнули на мысль. Что если ее «высокая» напрямую связана с настойчивыми попытками преодолеть принуждение? Ведь она единственная в лагере алитаров обзавелась печатью не по собственной воле. Вернее по собственной конечно, но шаг этот был вынужденным, ибо шаман нацелился на Анилихт и с планами совсем иного рода, каким-то образом связанными с ребенком.
Насколько она могла судить, никто из полукровок и барнов-перебежчиков не стремился избавиться от печати. А она очень даже стремилась, и после расставания с сестрой не единожды предпринимала попытки открыть туннель. Безрезультатные, но ведь дело не в этом. Могли ли ее настойчивые старания спровоцировать более быстрое иссякание заклятья печати? Возможно ли, что именно поэтому она светлеет стремительнее, нежели у других?
Догадку следовало проверить. Перестав наматывать круги по очерченному светом пространству, Гиарис вернулась к своей лежанке и, устроившись в позе лотоса, вдумчиво потянулась к резерву. Тот был наполнен до отказа. Магия пульсировала в нем и ослепительно горела, свиваясь в замысловатые узоры. Девушка попыталась ухватиться за один из таких узелков.
Все эти танцы с подскоками и прихлопами, которым старательно обучают в Академии и с одним из которых, в свое время, помогала справиться Анилихт, всегда считала излишней шелухой. Они только мешают сосредоточиться и достичь желаемого, хотя… Для тех, кто лишь только учится обращаться к магии, они, вероятно, самое то. Впрочем, ни ей судить, какими методами обучать барнов владеть врожденной магией.
С третьей или четвертой попытки Гиарис справилась с поставленной задачей. Вот он – клубок, вобравший в себя магию четырех домов. Готов к использованию. Произведя стремительный выброс, послала сигнал об открытии туннеля Лирх. Целью задала источники. Если вдруг сработает и каким-то образом выйдет боком, она моментально сможет восполнить резерв и, если придется, поделится им с Анилихт.
Выброс сорвался на стадии зарождения, и Гиарис скрипнула зубами от боли – печать полыхнула огнем протеста. Ладно…
Дождавшись, когда неприятные ощущения улягутся и все вернется на круги своя, заново обратилась к резерву. Вторая попытка. Или уже пятая?
Ориентировочно к двадцатому разу, если принимать в расчет только те попытки, когда дело доходило до выброса, Гиарис шипела от неубывающей боли, а рука покраснела практически до локтя. Еще немного и ожог выйдет более чем знатный!
И, тем не менее, предприняла еще одну, потому как крайний раз вышел весьма обнадеживающий – искра готового открыться туннеля отчетливо висела в воздухе.
Прижав запястье к груди – отчего-то казалось так будет терпимее – Гиарис упрямо потянулась к самую малость истончившемуся резерву и тут же клюнула носом, едва не вспоров им травянистые телеса лежанки. Клубок, что успела вырвать из собственных недр, внезапно подчинился стремлению защититься и сплелся в атакующее заклятье, которое полыхнуло синим и, описав короткую дугу, просвистело над головой, чтобы врезаться в напавшего из-за спины. О том, что это может быть вернувший Вирхен, даже задуматься не успела.
Позади вспыхнуло, щелкнуло, зашипело, а после волна отдачи ударила в лопатки, вновь припечатав лицом к лежанке. На этот раз гораздо более существенно – носом пошла кровь.
Спустя несколько мгновений тишины раздался болезненный стон. Гиарис и сама была не прочь застонать в голос, но каким-то чудом удержалась. Только зажала пострадавший орган ладошкой и попыталась разогнуться.
Получиться - получилось, но ощущение, будто кожа трескается под одеждой, было настолько жалящим и реалистичным, что пришлось стиснуть зубы. В процессе мысленно сыпала всеми известными ругательствами – помогало отвлечься.
В итоге девушка распрямилась, но сил на то, чтобы встать на ноги, не осталось. Рвано продышавшись, Гиарис вынудила себя развернуться - как была, сидя – и с болезненным прищуром начала вглядываться в темноту. Больше никто не стонал, и огонь, отозвавшийся всполохами на случившийся всплеск магии, успел осесть, если не потухнуть. Ужасающее предположение настырно лезло в голову. Кажется, она убила кого-то.
На автомате, не сознавая того, что делает, Гиарис выпустила поисковый маячок. Сгусток магической энергии, собравшись в подобие небольшого шарика, заскользил по воздуху, выискивая нападавшего, одновременно освещая незначительное пространство вокруг себя.
Спустя пяток рваных сердечных ударов маячок выхватил из темноты чьи-то ноги, а затем фигуру в целом. Вирхен! Испуганно ойкнув, Гиарис все-таки вскочила на ноги.
Он пробыл без сознания недолго, но это время показалось Гиарис вечностью. Перетащить безвольное тело она не пробовала - задача невыполнима, только соорудила подобие подушки и подложила под голову, в глубине души радуясь, что свалился он не в отвратительную кучу, оставшуюся от прежнего жильца, а рядышком. После сидела возле, держа за руку и вознося молитвы Великой, чтобы очнулся.
Впрочем, зримых повреждений у Вирхена не было. Разве что шишка на голове стремительно выросла и набухла: почувствовала, когда приподнимала голову, чтобы устроить поудобнее. О собственной, обожженной печатью руке и пострадавшей от отдачи спине не думалось вовсе. Главное, чтобы он выжил!
Наконец Вирхен пошевелился. Раз, другой, а после настолько громко заскрежетал зубами, будто намеревался раскрошить все до единого и выплюнуть. Гиарис с тревогой подалась навстречу.
Он открыл глаза. Пару раз моргнул. А затем выражение растерянности на его лице принялось стремительно трансформироваться, и спустя миг на нее смотрели исполненные ледяной ярости серые глаза.
Гиарис только и успела, что отшатнуться, а он уже сидит, и жесткие пальцы с такой силой впиваются в предплечья, впору закричать.
- Спи. Рано вставать, - раздалось откуда-то из-за спины, и Гиарис, дернувшись всем телом, с облегчением выдохнула.
Если он и понял, насколько обрадовал своим появлением, вида не подал. Плотным пятном вынырнул из темноты и подложил в костер порцию хвороста.
- Ложись. До рассвета еще далеко, - после того, как веточки занялись и стало светлее.
Отказываясь, она качнула головой.
- Какая разница день сейчас или ночь? Отсюда все рано непонятно. И я выспалась. И… мне нужно уединиться, - сообразив наконец, что стало причиной пробуждения.
Призналась и потупилась, смутившись, хотя ничего противоестественного в этом желании, в общем-то, не было.
Он ничего не сказал, пошарил рукой по лежанке, подобрал осветительную сферу, зажег и жестом позвал за собой. Гиарис торопливо вскочила на ноги, опасаясь, что придется догонять в полной темноте – лаз в берлогу был довольно длинным.
Из кустиков выбиралась, неистово борясь с желанием прижать ладони к пылающим от стыда щекам. Ведь он наверняка все слышал! Не мог не слышать! Десяток шагов не расстояние! И все же умудрилась не ударить в грязь лицом. Спокойно подошла и встала рядом.
- Подышим немного? Рядом все равно никого нет…
Слава Великой, голос также не подвел! Прозвучало безмятежно и совсем не просительно – определенный повод гордиться собой. Ну или хотя бы есть за что похвалить.
Ей не ответили в прямом смысле, но по тому как, заложив руки за спину, чуть запрокинул голову и устремил взгляд в небо, поняла – добро получено.
- Спасибо, - обронила Гиарис и, скопировав оба жеста, глубоко вдохнула.
После затхлого, насквозь пропитанного запахом зверья воздуха берлоги, свежий, ночной казался настолько вкусным и ароматным, что хотелось вобрать побольше и никогда не выдыхать. Так и стояли некоторое время, вглядываясь в хрустальную крошку далеких звезд, в безмолвии наслаждаясь тишиной и покоем теплой летней ночи.
Первой нарушила молчание Гиарис, успевшая отпустить чувство давешней неловкости и решившая, настала пора исправить одну оплошность.
- Как тебя зовут? Это ведь не секрет?
Он ответил не сразу. Выдержал паузу, прежде чем признаться.
- Не секрет, - странно глухо. – Мать назвала меня Вирхен. Можно Вихрь.
- Почему Вихрь? – удивилась Гиарис, отметив для себя – о принадлежности к какому-либо дому умолчал. Неужели из полукровок?
Задумалась и моментально ответила самой себе – не может быть.
- С легкой руки Его Императорского Сиятельства. На тот момент еще даже не ургаиха, - тем временем ответил Вирхен, и Гиарис окончательно утвердилась в предшествующей мысли – чистокровный барн. Иначе как ему завести близкое знакомство с приемным сыном императора?
И все же уточнять, к какому именно из четырех домов принадлежит, не решилась. Почему-то казалось – ранхсаги. Уж больно похож на воина – высокий, статный и этот ореол силы, который в свое время не смогла скрыть даже личина.
- Вы с Хардом друзья? – ляпнула, не подумав, и оказалась вознаграждена знакомым ироничным взглядом.
- С Хардом? Занятно…
- Так называет его Лихт. Я привыкла, - виновато потупившись, ибо саму объяснение не устроило.
И правда, а почему вдруг так? Неужели настолько прониклась чувством благодарности, что решила отказаться от старых привычек?
Додумать Гиарис не успела. Прийти к каким-либо выводам тем более. Ее плеча невесомо коснулись.
- Пора возвращаться. Скоро начнет светать, а я бы тоже хотел вздремнуть. Утром мне придется уйти, а ты не при каких обстоятельствах не выходи из берлоги. Воды я принесу, мясо осталось. Поешь. Ну а с остальным как-нибудь разберешься. Договорились?
***
Она долго не могла уснуть. Лежала, прислушиваясь к мерному дыханию, доносящемуся с соседней лежанки, и старалась не шевелиться, чтобы не разбудить. В голове непрекращающаяся вереница разнообразных вопросов: от близких и насущных, до далеких и невнятных.
Зачем он должен уйти? Куда? Что собирается делать? И почему именно его Аделхард снарядил на ее поиски? Неужели доверяет настолько, что посвятил в тайну происхождения Анилихт? Или, быть может, не смог утаить это самое происхождение? Вихрь же ищейка, не так ли? И как отреагировал отец, узнав о ловушке, в которую угодила? Простит ли он ее? Волнуется? Или необходимость волноваться отпала сама собой, когда Аделхард стал императором? И что теперь – дальше? Ждут ли ее возвращения или успели позабыть о менее важной алрхаги, позволившей алитарам пленить себя? Или, быть может, ей стоит вовсе забыть о доме? Да и был ли он у нее когда-нибудь – дом?
Чем дольше Гиарис мучилась, пытаясь найти ответы, тем гадостнее становилось на душе и тем чаще тягостные вздохи срывались с губ. А еще хворост неминуемо прогорал, и становилось все темнее, темнее и темнее.
В конце концов настолько увязла в этом омуте, что не услышала шевеления за спиной, шагов, и только почувствовав прикосновение ладони к плечу, прозрела.
- Прости. Не хотела будить, - еще не осознавая, что он укладывается рядом, и ее спина прижимается к мужской груди.
- Спи, Мелкая. Ты слишком громко думаешь, - выдохнули ей в ухо, и крепкая рука цепко обхватила за талию.
Возражений не нашлось. Даже хрипловатое со сна «мелкая» не задело, а ведь должно было!
***
Просыпалась Гиарис с блаженной улыбкой на губах и сладостным ощущением непонятного томления, навеянного стремительно развеивающимся сном. О чем именно тот был, уже и не вспомнить, но послевкусие оставил приятное. Причем настолько, что отпускать его совсем не хотелось.
Рядом, даря тепло и свет, весело трещал огонь, разогнавший по периметру нервирующую тьму. Правее от него примостилась существенно пополнившая свои запасы куча с хворостом, а возле нее стоял котелок и лежал бурдюк с водой. Вирхена не было.
Гиарис улыбнулась и села, с наслаждением потягиваясь. А после растерянно уставилась на горку свежих ягод, которую чуть было ни раздавила рукой.
Улыбка стала шире. «Где он их взял? Когда? И почему сам не съел, а оставил ей?» - пронеслось в голове.
От столь трогательного проявления заботы в груди необъяснимо защемило. Какой же он все-таки странный и непоследовательный! Сперва жалит словами не хуже целого роя разъяренных пчел, а затем гладит, успокаивает, балует. Почему?
Вздохнув, она не удержалась и сунула в рот аппетитную ягоду. Сладкий сок растекся по языку, вызвав бурный восторг вкусовых рецепторов, а мысли сами собой устремились к прошедшей ночи. Ей еще не доводилось спать, прижимаясь к крепкому мужскому телу. Ощущение оказалось настолько новым и неожиданно приятным, что от одного воспоминания о нем щеки полыхнули румянцем. Она вынуждено призналась себе, что стоило Вирхену перебраться к ней и заключить в кольцо своих рук, тревожные мысли развеялись сами собой. Даже не помнила, как уснула.
Рука самопроизвольно потянулась к животу. К месту, где ночью так остро ощущалось его объятье. Коснулась и нахмурилась, внезапно осознав, о чем думает – о повторении. Но ведь не об этом мужчине она мечтала долгое время! Ни в его руках планировала провести первую ночь. Так почему же не торопится приходить ощущение вины перед Гарихом? Почему произошедшее кажется естественным и правильным?
Разозлившись на саму себя, Гиарис поспешно вскочила на ноги. Захотелось немедленно покинуть лежанку, на которой так сладко спалось ночью рядом ни с тем мужчиной. Вот зачем, скажите на милость, он пришел к ней? Для чего безжалостно лишил страстно лелеемой мечты? Чтоб его!
Расстроено сопя, Гиарис схватила бурдюк с водой и принялась умываться. Не просто со злостью - с ожесточением. Точно пыталась смыть с лица глупую довольную улыбку, с которой изначально вспоминала минувшую ночь.
Она уже выбрала того, с кем хочет быть! И пусть он сакхр, пусть продолжает питать иллюзии насчет отношений с Анилихт. Пусть! Она сумеет пробиться к его сердцу и докажет, что ничуть не хуже сестры. В конце концов, целоваться с ней ему понравилось! И что, что не догадывался кого обнимает!
Решила и отрывисто кивнула. А Вирхен… Вирхен пусть отправляется к фигуристым даагхоркам, раз они ему так нравятся!
Определившись со своим отношением к случившемуся, Гиарис без колебаний переложила горстку ягод на соседнюю лежанку и принялась завтракать холодным мясом. Конечно, со спелой и сладкой куманикой ему не сравниться, но голод утоляет на ура. О том, что вчера лила слезы над судьбой несчастного зайца, давно забылось.
Далее раздражающе вяло и нехотя потекли мгновенья. Чем дольше Гиарис сидела в одиночестве, тем тревожнее становилось на душе и все сильнее мрачнели мысли. А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг Вирхен не вернется? Как ей тогда быть? Что делать? Ведь и сама не заметила, как легко и безоговорочно доверила ему решение своих проблем!
В конце концов, предаваться пустым терзаниям стало невмоготу. Так ведь и умом тронуться недолго! И Гиарис не без труда и усилий заставила себя переключиться. Именно заставила, потому как найти тему, способную увести мысли от персоны снаряженного Аделхардом спасителя и собственного неприглядного будущего в случае его исчезновения, оказалась ой как непросто.
Но в итоге вспомнилось, что, собственно, Вирхен говорил о сопротивляемости, и эти объяснения натолкнули на мысль. Что если ее «высокая» напрямую связана с настойчивыми попытками преодолеть принуждение? Ведь она единственная в лагере алитаров обзавелась печатью не по собственной воле. Вернее по собственной конечно, но шаг этот был вынужденным, ибо шаман нацелился на Анилихт и с планами совсем иного рода, каким-то образом связанными с ребенком.
Насколько она могла судить, никто из полукровок и барнов-перебежчиков не стремился избавиться от печати. А она очень даже стремилась, и после расставания с сестрой не единожды предпринимала попытки открыть туннель. Безрезультатные, но ведь дело не в этом. Могли ли ее настойчивые старания спровоцировать более быстрое иссякание заклятья печати? Возможно ли, что именно поэтому она светлеет стремительнее, нежели у других?
Догадку следовало проверить. Перестав наматывать круги по очерченному светом пространству, Гиарис вернулась к своей лежанке и, устроившись в позе лотоса, вдумчиво потянулась к резерву. Тот был наполнен до отказа. Магия пульсировала в нем и ослепительно горела, свиваясь в замысловатые узоры. Девушка попыталась ухватиться за один из таких узелков.
Все эти танцы с подскоками и прихлопами, которым старательно обучают в Академии и с одним из которых, в свое время, помогала справиться Анилихт, всегда считала излишней шелухой. Они только мешают сосредоточиться и достичь желаемого, хотя… Для тех, кто лишь только учится обращаться к магии, они, вероятно, самое то. Впрочем, ни ей судить, какими методами обучать барнов владеть врожденной магией.
С третьей или четвертой попытки Гиарис справилась с поставленной задачей. Вот он – клубок, вобравший в себя магию четырех домов. Готов к использованию. Произведя стремительный выброс, послала сигнал об открытии туннеля Лирх. Целью задала источники. Если вдруг сработает и каким-то образом выйдет боком, она моментально сможет восполнить резерв и, если придется, поделится им с Анилихт.
Выброс сорвался на стадии зарождения, и Гиарис скрипнула зубами от боли – печать полыхнула огнем протеста. Ладно…
Дождавшись, когда неприятные ощущения улягутся и все вернется на круги своя, заново обратилась к резерву. Вторая попытка. Или уже пятая?
Ориентировочно к двадцатому разу, если принимать в расчет только те попытки, когда дело доходило до выброса, Гиарис шипела от неубывающей боли, а рука покраснела практически до локтя. Еще немного и ожог выйдет более чем знатный!
И, тем не менее, предприняла еще одну, потому как крайний раз вышел весьма обнадеживающий – искра готового открыться туннеля отчетливо висела в воздухе.
Прижав запястье к груди – отчего-то казалось так будет терпимее – Гиарис упрямо потянулась к самую малость истончившемуся резерву и тут же клюнула носом, едва не вспоров им травянистые телеса лежанки. Клубок, что успела вырвать из собственных недр, внезапно подчинился стремлению защититься и сплелся в атакующее заклятье, которое полыхнуло синим и, описав короткую дугу, просвистело над головой, чтобы врезаться в напавшего из-за спины. О том, что это может быть вернувший Вирхен, даже задуматься не успела.
Позади вспыхнуло, щелкнуло, зашипело, а после волна отдачи ударила в лопатки, вновь припечатав лицом к лежанке. На этот раз гораздо более существенно – носом пошла кровь.
Спустя несколько мгновений тишины раздался болезненный стон. Гиарис и сама была не прочь застонать в голос, но каким-то чудом удержалась. Только зажала пострадавший орган ладошкой и попыталась разогнуться.
Получиться - получилось, но ощущение, будто кожа трескается под одеждой, было настолько жалящим и реалистичным, что пришлось стиснуть зубы. В процессе мысленно сыпала всеми известными ругательствами – помогало отвлечься.
В итоге девушка распрямилась, но сил на то, чтобы встать на ноги, не осталось. Рвано продышавшись, Гиарис вынудила себя развернуться - как была, сидя – и с болезненным прищуром начала вглядываться в темноту. Больше никто не стонал, и огонь, отозвавшийся всполохами на случившийся всплеск магии, успел осесть, если не потухнуть. Ужасающее предположение настырно лезло в голову. Кажется, она убила кого-то.
На автомате, не сознавая того, что делает, Гиарис выпустила поисковый маячок. Сгусток магической энергии, собравшись в подобие небольшого шарика, заскользил по воздуху, выискивая нападавшего, одновременно освещая незначительное пространство вокруг себя.
Спустя пяток рваных сердечных ударов маячок выхватил из темноты чьи-то ноги, а затем фигуру в целом. Вирхен! Испуганно ойкнув, Гиарис все-таки вскочила на ноги.
***
Он пробыл без сознания недолго, но это время показалось Гиарис вечностью. Перетащить безвольное тело она не пробовала - задача невыполнима, только соорудила подобие подушки и подложила под голову, в глубине души радуясь, что свалился он не в отвратительную кучу, оставшуюся от прежнего жильца, а рядышком. После сидела возле, держа за руку и вознося молитвы Великой, чтобы очнулся.
Впрочем, зримых повреждений у Вирхена не было. Разве что шишка на голове стремительно выросла и набухла: почувствовала, когда приподнимала голову, чтобы устроить поудобнее. О собственной, обожженной печатью руке и пострадавшей от отдачи спине не думалось вовсе. Главное, чтобы он выжил!
Наконец Вирхен пошевелился. Раз, другой, а после настолько громко заскрежетал зубами, будто намеревался раскрошить все до единого и выплюнуть. Гиарис с тревогой подалась навстречу.
Он открыл глаза. Пару раз моргнул. А затем выражение растерянности на его лице принялось стремительно трансформироваться, и спустя миг на нее смотрели исполненные ледяной ярости серые глаза.
Гиарис только и успела, что отшатнуться, а он уже сидит, и жесткие пальцы с такой силой впиваются в предплечья, впору закричать.
