– Расскажите, Максим Михайлович, с чего все началось?
– Конечно, у всякой истории есть свое начало... Но дело в том, что у этой их было несколько...
– Можете пояснить, что именно Вы имеете в виду?
– Мы встретили друг друга еще восемнадцать лет назад... И встречались как минимум трижды на протяжении нескольких лет...
– Вы не очень хорошо помните эти встречи за истечением многих лет?..
– Нет, нет, я помню их прекрасно, помню отчетливо и подробно; помню всю силу чувств и всеохватывающую подлинность их проявлений, сопровождающих эти непродолжительные встречи!.. Но я помню лишь три... хотя, возможно, их было больше. Однако главное обстоятельство возлагается на то, насколько это было невероятно! В этих встречах было нечто особенное, неповторимое – мистическое прикосновение, проносящее нас сквозь пространство и время!.. Это было как откровение: встреча того, кто тебя давно любит и кого ты так долго ждал!.. Эти моменты были проникновенны и трогательны до глубины души, но одновременно с тем нестерпимо грустны, так как мы вынуждены были расставаться, расставаться очень скоро и на неопределенный срок...
– А сколько на тот момент ей было лет?
– Столько же, сколько и сейчас.
– ... ?
– Понимаете, это трудно представить и еще сложнее в это поверить: мы виделись во снах... в моих снах.
– ... Это интересно... Впрочем, пожалуйста, продолжайте.
– Спустя восемнадцать лет я встретил ее. И вот ирония судьбы, оказалось, что мы жили на расстоянии одного дома друг от друга и при этом никогда не виделись в реальности этого мира!.. Представляете?
– Простите, а что Вы подразумеваете под реальностью "этого" мира?
– Ну... Видите ли, я предполагаю, что этот мир не более реален, чем мир сновидений, игр или, скажем, книг...
– То есть некая симуляция реальности?
– В общем, да, иллюзия. Но это неважно. А важно то, что мы снова встретились и полюбили друг друга!.. Точнее, я полагаю, что эта любовь уже давно существовала между нами, возможно, еще до появления нас в этом мире...
Прошу Вас, не смотрите так, я понимаю, что мое представление может показаться лишь плодом мечтательного воображения!.. Но ведь я видел ее во сне много лет назад... и мы действительно встретились! Уже одно это говорит о некой прописанной истории бытия, по которой мы перемещаемся, наблюдая лишь те моменты и события, в которых оказываемся, но не охватывая картины в целом. А раз эти события можно лицезреть заблаговременно, а потом они воплощаются в реальность, значит, они уже созданы, нужно лишь к ним прийти.
– А что, если мы создаем их сами?
– А как мы можем создавать их сами, особенно, если они касаются другого человека?
– Например, человек может поступить в медицинский университет и ему вовсе не нужен дар предвидения, чтобы вполне ясно представить, как впоследствии, скажем, лет через пять, он станет врачом. Он даже способен более-менее точно сообщить – какой специализации, а при отдельных обстоятельствах, и в каком месте он будет осваивать эту специализацию. И для этого не требуется никаких особых откровений или мистических воздействий, только планирование и целеустремленность. А повлиять на представления человека тоже несложно, к примеру, посредством убеждения. Согласитесь, это средство прекрасно работает на протяжении всей истории человечества: от насаждения какой-либо общей идеи до того, что человек просто принимает заданную модель поведения. Люди очень внушаемы, Вы не находите?
– Нахожу, ведь точно таким же образом нам может насаждаться и подлинность данной реальности... Но Вы безусловно правы, однако же сталкиваясь со множеством совпадений и совпадений, на первый взгляд, совершенно невероятных, сложно не увидеть в этом нити проведения.
– Могу Вас понять. Но, пожалуйста, продолжайте.
– Это были вдохновенные отношения! Я не могу сравнить их ни с чем!.. ни по красоте, ни по тому, как чувственно проникся ею, ни по глубине связи, образовавшейся между нами!.. И я все больше убеждался, что эта связь проходит сквозь время!..
Она была так чиста, так чувственна и ранима, что мысли о ней вызывали слезы!.. Она была прекрасна! Я восхищался ею, превознося до небес!.. Забывая обо всем на свете!.. Не помня также об особенностях женской природы и не обращая внимания на некоторые характерные черты, которые поначалу вызывали умиление, подчеркивая в моем представлении лишь трогательную сторону ее натуры, на тот момент еще умеющую сочувствовать...
Тем не менее эти черты начали очень скоро проявляться.
Сначала она была крайне отзывчива и воодушевлена возникшими между нами чувствами, которые раскрыли ей новые ощущения, эмоции, отношение, которого она раньше не испытывала. Из-за грубого, неласкового обращения ее родителей, частых скандалов и криков в семье, а также отсутствия внимания с их стороны, она чувствовала себя крайне неуверенной, никому не нужной, не принимала ни свою внешность, ни свою натуру, была глубоко одинокой и часто плакала... Ее внутреннее одиночество являлось чем-то особенным: в него невозможно было проникнуть, его можно было только почувствовать.
В итоге она стала быстро утомляться от этих эмоций, безудержного проявления чувств и постоянного внимания, начала замыкаться и даже просто надолго исчезать, что, естественно, повлекло за собой ссоры, приведшие к последующему расставанию.
– Что же происходило дальше?
– Мы не общались полтора года. А потом она снова пришла. Пришла из иной жизни, от которой сбежала, но пришла уже другим человеком. Раздражительность, озлобленность, разочарование, практический смысл, равно как и циничное отношение как будто панцирем покрыли ее чуткую, ранимую натуру, которая хотя еще и проявлялась, но утратила способность раскрываться, как раньше... Ее манеры огрубели, и – хуже всего – ей нельзя было показать то, что с ней происходит: она была глуха к моим призывам.
Я видел, как она губила свою деликатную душу, пряча ее все глубже в тень, как в пещеру... Я видел, как она скрывает свои мысли, свое истинное состояние... и ни моя любовь, ни мои слова не могли пробить покрывающего ее панциря, разбиваясь о него, как раненые, потерявшие ориентир птицы налету разбиваются о скалы во время шторма! И чем больше я говорил о любви, о необходимости открываться, поддерживать друг друга, чем больше обнажал свои чувства, тем безразличнее и пренебрежительнее она к ним относилась, сперва прекратив быть к ним отзывчивой, затем сообщив, что у нее нет ни сил, ни желания поддерживать еще и меня в моих переживаниях, потому что ей вполне достаточно своих собственных... а впоследствии и вовсе перестала заботиться о том, что не уделяет мне внимания, не отправляя в течение дня сообщений, не рассказывая о том, что происходит в ее жизни, совершенно не интересуясь моей и не видясь со мной дней по десять... Она сделалась раздражительной и злилась даже тогда, когда я старался создать для нее приятные моменты. Ее совсем не радовало мое присутствие, а наша связь не привносила в ее жизнь счастья, не избавляла от внутреннего одиночества и, кажется, стала только тяготить ее. Она получила диплом и не пригласила меня на вручение, не обмолвилась желанием разделить с ней это долгожданное событие, несмотря на мое предложение. Да что там, она не вспомнила даже о Дне всех влюбленных! Попросту говоря, ее не занимали страстные порывы моего сердца, и это являлось очевидным. Она все больше отдалялась. И становилось ясно, что неоткуда взяться ни нежности, ни эмоциям, ни вниманию там, где их никогда не было, куда их никто не вкладывал... Неоткуда взяться и эмпатии. Она безжалостно топтала мои чувства, мое желание любви, отождествляя их со своими собственными, когда-то растоптанными родителями, благодаря которым она превращалась в одного из тех чудесных представителей провинциального русского народа, которые идут по улице или сидят в кафе со своим ребенком молча, не глядя друг на друга.
Невозможно достигнуть равноценной, взаимной любви, уделяя больше внимания одной из сторон – так можно достичь лишь проявления эгоизма с ее стороны. Как невозможно улавливать мысли человека, проникнуться его чувствами, не думая о них, не будучи открытым. Человек не способен к постоянным чувствам оттого, что в отношениях нет равновесия. Мы не счастливы и одиноки в наших связях именно потому, что ищем в них только себя и не видим другого человека, не пытаемся ничего дать ему, не стремимся сделать жизнь его лучше... а потому не можем распознать гармонии этих отношений ни в себе, ни в тех, кому говорим, что любим. Это приводит к неизбежной замкнутости внутри себя, ведь не умея делиться друг с другом переживаниями, мы утрачиваем доверие, а с ним – уверенность в том, что в трудную минуту готовы положиться на близкого человека.
Да, она хотела любить, но она просто не умела этого делать. И мне было жаль ее.
Я ощущал себя ненужным и одиноким, оставшимся наедине со своей любовью, которая из всеобъемлющей и необыкновенной все больше становилась похожа на ту самую сбившуюся с навигации птицу, приближавшуюся к скалам...
– Вы упомянули о неких женских особенностях... Вы подразумевали что-то из области женской психологии как стандартной модели поведения? Или же это какие-то конкретные, индивидуальные качества?
– Да, скорее, общие, как, скажем, эгоизм и связанное с ним преувеличенное чувство собственной значимости, даже высокомерия, когда тебе оказывают много знаков внимания и чрезмерно восхищаются. Хотя в ее восприятии это было скорее фрагментарно. Ей, как и всем девушкам, обделенным родительскими вниманием и лаской, очень хотелось этого внимания, а потому она реагировала отзывчивостью на любое его проявление, даже со стороны тех, кто откровенно не был ее достоин, льстил или намеревался воспользоваться ее открытостью. Она не всегда распознавала ложь, неважно разбиралась в людях, доверяясь и желая видеть только лучшее в их намерениях, что, разумеется, приводило лишь к ошибкам и разочарованию, в том числе и в себе самой.
Но были и индивидуальные. Болезненное восприятие, постоянная тревожность, склонность к саморазрушению при малейших неудачах, очевидно, связанные с отсутствием поддержки со стороны родителей в детстве. Бесконечная самоирония. Какая-то душеиспепеляющая любовь к страданиям, с оттенком желания, чтобы и всем другим было так же плохо. Иногда с ней случались публичные истерики, полагаю, связанные все с теми же скандалами и отсутствием внимания в детстве. И еще, она не помнила своего лица, пока не посмотрится в зеркало. Вообще, особенностей, конечно, хватало. Но самым разрушительным была неизменная тяга к обесцениванию как собственных чувств и достижений, так и всех проявлений по отношению к ней окружающих. И чем выше проявления, тем больше вероятности, что она сведет их до уровня самого простого, непритязательного обращения, к тому же выберет, скорее, последнее, потому что так намного проще и ниже уровень требовательности и самокритики.
В итоге, что бы ты ни делал, – все это превращалось в прах и тлен.
– Мда, непросто. Но, как я понимаю, Вы продолжали ее любить и пытаться сохранить отношения?
– Поначалу, – впрочем, это начало изрядно подзатянулось, – да... Но невозможно сохранить то, что выскальзывает из рук, то, что перестает уважать твои чувства, сохраняя их целостность.
Неспособность достучаться, что-либо изменить опустошала меня изнутри, приводила все мои дни в безвольное уныние, отчаяние и обиды, а мои чувства обращала в боль; у меня не было ни воли, ни сил что-то делать; я стал много и регулярно выпивать, постепенно ощущая, как смысл существования буквально пошатнулся у меня под ногами. Мы окончательно отвернулись друг от друга.
– И как долго это продолжалось?
– Несколько месяцев, может быть, полгода.
– Вы общались в этот период?
– Нет. Впрочем, один раз я увидел ее. Она шла, с небольшой охотой, устало глядя на меня сквозь окно отъезжающего автобуса, не отвечая на мою улыбку и восторженный взгляд, и в глазах ее читалось: "Я несчастна и одинока. У меня нет времени. Нет сил. Я не могу вам дать то, что вы от меня ждете". Она смотрела на меня через силу. И казалось, мы окончательно потеряли ту тонкую нить, что связывала и неизменно вела нас друг к другу на протяжении долгого времени... Что и неудивительно: жизнь не дает столько шансов. Разве только прожить ее заново.
– Понимаю. По понятным причинам Вы описываете проблемы, приведшие ваши отношения к упадку, только в одностороннем порядке. Также обнаруживаете вину родителей. Но ведь не бывает так, что виновата только одна сторона. Не могли бы Вы вспомнить о тех деструктивных моментах, что внесла в эти отношения и другая?
– ... Да, критика. Постоянная, повторяющаяся, как будто зацикленная, заставляющая снова и снова переживать болезненные обстоятельства и испытывать чувство вины, тревоги. Обвинения в предательстве, причиненной боли, явное недоверие и неспособность простить совершенные ошибки.
– Вы имеете в виду предыдущий период расставания... Так сказать, первый. Я правильно Вас понимаю?
– Да, именно так.
– Ага. Ну, прошу Вас, продолжайте.
– В ее затененной, с черным потолком, белыми кое-как окрашенными стенами и разрисованным черным полом почти пустой комнате стояло большое напольное зеркало, уставленное свечами. На потолке неспешно кружила красная туманность, больше напоминающая портал в демоническое измерение. Стопками составленные книги. В общем, не комната, а тайный архив для спиритических сеансов. Довольно, надо признать, впечатляющее зрелище.
– А Вы, насколько я понимаю, лично были в этой комнате?
– Да, разумеется, был. Лично.
– И видели это зеркало?
– ... Ну конечно же, видел! Я же говорю, что был там, был не раз и видел это зеркало. Я сидел у него по утрам на полу, – потому что никаких стульев в этой комнате не было, – и приводил себя в порядок после душа. Однажды она мне даже сказала, что без меня там стало пусто и одиноко... Когда-то было и такое...
– Ага. Извините, что перебиваю, но я внимательно слушаю Вас.
– Так вот, в какой-то момент она начала подолгу смотреться в это зеркало. Затем – сидеть напротив него на коленях с зажженными свечами и пристально всматриваться в свое отражение и то черно-белое поглощаемое темнотой пространство, освещаемое беззвучными огоньками и адским порталом, что погружалось в зеркало из-за ее спины...
Она могла сидеть так, теряя счет времени, сидеть каждый вечер...
И один бог знает, какие демонические картины вырисовывало ее воображение!
– Простите за бестактность, совсем не хочется Вас прерывать, но мне крайне интересно, общались ли вы в то время, когда все это происходило?
– Нет, я же говорил, мы уже несколько месяцев как перестали поддерживать отношения.
– Ага.
– Итак, зеркало... Она сидела подобным образом каждый вечер, разглядывая блики теней на своем лице, отбрасываемые мерцанием огоньков снизу и завораживающим своим круговоротом алым сиянием – сверху...
Она казалась себе то уродливой ведьмой, то прекрасным созданием...
Она наблюдала, как в этом зеркале перед ней возникает иное видение, новый мир, который стал посылать ей тайные, постигаемые только ею одной знаки, в которых она усматривала определенные связи, видела события являющегося ее взору будущего...
– А откуда посылались эти знаки и каким образом?
