1 октября 2183 года
На въезде в Херес-де-ла-Фронтера меня встречал мраморный памятник лошади. Мой вопрос распахнул врата, и в течение следующего получаса, пока экипаж пробирался по узким улицам средневекового города, местный гид рассказывал мне о Королевской школе верховой езды, лошадях породы cartujanos, конном балете... Закончил он тем, что, бормоча, сделал пометку в своем ежедневнике, буквально распухшем от листочков, записок и вкладок, и сообщил, аж светясь от удовольствия:
- Завтра, сеньорита, вы увидите представление. Они проходят по вторникам и четвергам, вот уже триста с лишним лет.
- Но, сеньор Бенитес, я здесь вообще-то по делу!
- Пф! – он сделал правой рукой непередаваемый жест, долженствующий обозначать презрение. – Ни одним делом не занимаются круглосуточно. А уж херес и вовсе не терпит суеты и торопливости, все должно быть по правилам.
Последнее слово было так выразительно подчеркнуто, что у меня не осталось сомнений: кто-кто, а сеньор Бенитес точно знает, какое расписание будет правильным для залетевшей сюда бритвальдской птички.
В отеле я просмотрела листок, врученный мне гидом, застонала и упала в кресло. После полутора суток в дирижабле и двух часов в экипаже мне предлагалось уже через сорок минут быть в лобби отеля с тем, чтобы начать дегустации. К слову, на три запланированных дня пребывания дегустаций было назначено шесть. Вот точно, к возвращению в Люнденвик я или сопьюсь, или буду знать о хересе столько, что смогу легко отличить не только амонтильядо от palocortado, но и год урожая сходу определить...
Семья Гонсалес Биасс занималась производством хереса вот уже больше трехсот лет, с 1835 года. Сейчас во главе фирмы стоял представитель четырнадцатого поколения - сеньор Мануэль. И, хотя ему было хорошо за девяносто, выпускать из своих рук рычаги управления огромным хозяйством он не собирался. Магии в роду не было ни капли, так что срок жизни у членов семьи был, как и у всех обычных людей, лет сто – сто двадцать. Но зато у них был Дар: настоящий Гонсалес Биасс, вне зависимости от возраста, образования и физического состояния, чувствовал жизнь хереса в бочках, как любой из нас чувствует собственную руку или ухо.
Наследницей старого Мануэля должна была стать правнучка, Исабель; именно она вела меня сейчас среди рядов бочек и певучим голосом, сбиваясь иной раз со всеобщего на словечки из местного диалекта, рассказывала о том, как же делается это обыкновенное волшебство.
- А вот здесь, - голос девушки разносился под высокими сводами подвала, - хранятся именные бочки. Вот этот oloroso был заложен в год рождения короля Фернандо V, и открыть бочку может только он сам, когда сочтет, что наступил достаточно торжественный момент.
- То есть этому хересу больше ста лет? – прикинула я возраст правящего монарха Спаньи.
- Сто двенадцать, - сказала Исабель.
- И что считается подходящим моментом для открытия бочки?
- Ну, например, король Владислав VI свою истребовал и открыл, когда отрекся от трона и передал корону сыну. Говорят, бочонок он три месяца допивал в охотничьем замке Ягеллонов вместе с соратниками, а потом уехал путешествовать по Сиаму и Чине. Инкогнито. Уже лет восемь путешествует...
- Я слышала, что его кто-то видел монахом в Джоканге... – задумчиво сказала я, проводя пальцем по обручам бочки, на которой было выжжено имя лорда Спенсера-Черчилля.
- Да-да, - кивнула Исабель, - этот бочонок был заложен, когда он остановил Малакандскую бойню, в тысяча девятьсот первом. И поскольку Великий Канцлер был убит сорок семь лет назад, этот бочонок никогда не будет вскрыт. Он мог завещать его семье, но... не стал.
Мы помолчали, отдавая дань памяти самому неоднозначному из политиков Бритвальда. Потом Исабель улыбнулась и потянула меня за рукав.
- Пойдем, я покажу еще кое-что...
На полу между пирамидами бочек стоял высокий фужер на длинной ножке; к нему была прислонена маленькая, совсем игрушечная лестница. На две трети он был заполнен светло-золотистой жидкостью.
- И кто приходит пить из этого сосуда? – спросила я с любопытством. – Домовые гоблины?
- Мыши, - ответила девушка, улыбаясь. – Здесь живет мышиное семейство, дедушка велел каждый день для них наливать в этот бокал мансанилью.
- С ума сойти, - искренне сказала я.
- Ну, вот теперь вы готовы для того, чтобы начать пробовать херес!
Исабель повела меня наверх, в первый зал, где на пустых бочках уже была расстелена белая скатерть и расставлены бокалы. Компанию мне в дегустации составили еще два покупателя, такие же неофиты в изучении этого аристократического напитка, как и я.
В отель я возвращалась впечатленная и изрядно осоловевшая. Нет, на сегодня больше никаких дегустаций! Да и сеньора Гонсалес-Биасс, наследница империи, просмотрев мою программу, твердой рукой вычеркнула из нее многое. В том числе назначенный на сегодняшний вечер ужин с дегустацией хересов и программой фламенко.
- Завтра вы идете на шоу наших лошадей, – сказала она, возвращая мне исчерканный листок. – Я тоже приду, очень люблю эти танцы, они мне дают такую энергию! Сядем в нашей ложе, это лучшие места в зале, если не считать королевских кресел. Советую вам сегодня легко поужинать и лечь пораньше, а с утра прогуляться... Куда бы?
Она задумалась, и я поспешила спросить:
- Говорят, у вас потрясающий собор, посвященный Единому. Это далеко от отеля?
- О, прекрасная мысль! Я пришлю младшего брата, он у нас историк, - в голосе Исабель звучала гордость. – Фернандо покажет вам собор Святого Дионисия, церковь Великой Матери, там выдающиеся мозаики. И еще, пожалуй, мавританскую крепость Альмохадов. А к полудню он привезет вас к Школе верховой езды, я буду там вас ждать. Договорились?
Могла ли я не согласиться? А что программа сеньора Бенитеса отправилась к Темному, так это еще и лучше...
2 октября 2183 года.
Вот странно, вроде бы и ужин был легкий, и окно моей комнаты выходило в тихий сад, а спала я плохо. Просыпалась, вертелась и, стоило забыться, смотрела какие-то тягучие, занудные страшилки. Уже под утро, вынырнув из очередного скучнейшего кошмара, я встала, умылась прохладной водой и распахнула створки окна. Солнце еще только собиралось вставать, ночная тьма чуть посерела, но прямо возле моего подоконника на ветке апельсинового дерева устроилась небольшая серенькая пичуга и принялась самозабвенно петь. Скрип створки ее не напугал, она лишь перелетела чуть подальше и продолжила концерт. Я глубоко вздохнула: воздух пах лимонами, розами, какой-то пряной травой... Улыбнувшись, я снова улеглась и заснула крепко и без сновидений.
Юный Фернандо, на вид – мальчишка лет шестнадцати, и в самом деле оказался знающим историком. И рассказывал он интересно, так что даже у меня в голове зацепилось множество фактов и легенд о городе, его жителях и событиях, происходивших с ними на протяжении последних двух тысяч лет. Я накупила кучу альбомов с объемными магоснимками крепости, собора, святилища Великой матери, рынка, часовой башни, конного памятника маркизу Собремонте де Риве?ра-и-Орбане?ха, городского розария... В конце концов, сырым и холодным февральским вечером в Люнденвике будет здорово, сидя у камина, вспомнить жаркий город в Спанье.
В полдень, минута в минуту, мы с Фернандо стояли у ажурных кованых ворот Королевской Школы верховой езды. Долго ждать не пришлось, экипаж Исабель подъехал практически одновременно с нами. Историк семьи Гонсалес Биасс, вообще-то, должен был отправиться делать уроки, но его умоляющие глаза смягчили суровое сердце старшей сестры, и в ворота мы вошли втроем. Сопровождающий от Школы, стройный невысокий молодой человек, представившийся как Армандо, провел нас по прекрасному саду к конюшням и познакомил с несколькими лошадьми, которые не были записаны на участие в сегодняшнем представлении.
- Вот это Монхе Грис, Серый Монах, - он протянул на ладони кусок морковки, и конь серебристой масти аккуратно взял ее губами. – Монхе приболел сегодня, поэтому танцевать не будет. Он знает об этом. И огорчен.
Не знаю уж, как Армандо понял, что конь огорчен? Наверное, нужно хорошо знать лошадей, чтобы различать их настроение... Дальше нас познакомили с Белой Розой, которая со дня на день должна была ожеребиться, с Кабальеро, еще с парой лошадей. Все они были явно одной породы: светлой масти, не очень высокие, какие-то округлые, с пышными длинными гривами и хвостами. А уж расчесаны эти хвосты были так, что я даже позавидовала слегка...
Колокол, обозначавший первый звонок к началу представления, оторвал Армандо от любезничания с соловой* кобылкой, которая, как он сообщил нам, предпочитала не морковку, а яблоки, и он повел нас к желто-белому зданию, арене Picadero.
Шумная толпа влилась под высокие своды зала, расселась и замолчала. Под звуки классического марша началось представление.
Наверное, я долго буду помнить эту картинку: золотой песок арены, испятнанный солнечным светом, всадники в старомодных камзолах, музыка и танец. Потому что лошади не просто мчались по кругу, как в обычном цирке – они и в самом деле танцевали. Они выплетали ногами пассажи, пируэты, пиаффе и испанский шаг. Всадников сменили вакерос, которые вели своих четвероногих партнеров в поводу, и те исполняли такие невероятные прыжки, что у меня, кажется, рот открылся от изумления. Потом появились упряжки – парные, тройки и даже четверики, которые умудрялись выписывать круги и зигзаги все на той же, совсем небольшой арене...
Словом, я была совершенно потрясена. Спутники мои, хотя и видели представление не в первый и не в двадцать первый раз, точно так же кричали, аплодировали и стонали от восторга.
После того как на арену вышло сразу десять лошадей, исполнивших фигурную смену ног, шоу завершилось, и Исабель повела нас знакомиться с его звездами...
Экипаж затормозил возле входа в хранилище, где вчера я под руководством Исабель дегустировала херес, и девушка таинственным голосом мне сказала:
- Вчера вы просто попробовали, чем мы занимаемся, а сегодня пройдете на шаг дальше. Сегодня торжественный день: наши работники будут переливать часть вина из солер в бутылки, а часть пойдет в криадеры.
«Ага, - постаралась я вспомнить вчерашние уроки. – Солеры – это бочки со старым хересом, которому больше трех лет, они стоят в нижнем ряду. А криадеры содержат молодое вино, это верхние ряды бочек».
Кивнув, я спросила:
- Я могу помочь? И... может быть, перейдем на «ты»?
- Можешь! – Исабель сунула мне в руки карманный компьютер, где на экране светилась пустыми графами расчерченная таблица. – Будешь вносить номера бочек, что куда идет, и цифровые характеристики вина и флера по каждой бочке. А сейчас тихо, дедушка идет!
Сеньор Мануэль Гонсалес Биасс не выглядел на девяносто с лишним. Нисколько не сгорбилась его фигура под грузом лет, плечи оставались широкими, а взгляд ясным.
Такое бывает с магами, у них разобрать возраст чаще всего невозможно. Но этот человек магом не был.
Собравшиеся в первом зале хранилища работники компании затихли, и слышно стало, как стучит по крыше ветка платана.
- Ну, что же, - сказал сеньор Мануэль, осмотрев свое воинство, - все знают, что делать.
Он протянул руку вправо, не глядя, и кто-то вложил в нее штопор, как хирургу на операции подают скальпель или зажим. Острие вонзилось в пробку первой солеры, и золотая струя потекла в подставленный кувшин. Ассистент за спиной хозяина вернул пробку на место, а сеньор Мануэль разлил вино из кувшина по подставленным высоким стаканам и первым смочил в нем пышные белые усы. Достался стакан с парой глотков хереса и мне. Не скажу, что это был такой уж волшебный напиток: ему предстояло еще пройти купаж, отстояться в бутылке и проделать еще какие-то таинственные вещи, чтобы стать тем самым шерри, который светские дамы Бритвальда предпочитают всем прочим спиртосодержащим жидкостям.
Исабель подтолкнула меня под руку и назвала первую цифру; работа пошла.
Через два часа я заполнила последнюю графу в таблице и сказала «Уф».
- А ты думала, мы бездельничаем, - усмехнулась девушка.
- Ни в коем случае, – сказала я искренне. – Вот приедешь в Люнденвик, поставлю тебя растирать в ступке смесь для королевской оленины, тогда сравняемся.
- Договорились! А теперь пойдем на капитанский мостик, - и, не дожидаясь ответа, Исабель пошла к винтовой лестнице в углу. Чугунные ступени, украшенные виноградными гроздьями, привели нас в круглую комнату со стеклянными стенами и полом. Отсюда можно было наблюдать за всем, что происходило в четырех хранилищах, над которыми эта комната и парила. Конечно, подвалы оставались вне зоны видимости, но сегодня туда и не было доступа, все события происходили наверху.
**соловая – песочно-розовая с белой гривой
Сеньор Мануэль оторвался от экрана компьютера и сказал правнучке:
- На всякий случай пометь, что нужно будет через три месяца проверить солеры в ряду «Л», с тридцать седьмой по пятьдесят вторую. Какой-то там флор малоактивный.
- Да, дедушка, - Исабель и в самом деле сделала пометку в блокноте, с которым не расставалась. – Познакомься, пожалуйста, наша гостья из Люнденвика Лиза фон Бекк. Она представляет ресторан «Олений рог».
- Рад встрече, - мужчина крепко пожал мне руку.
Тем временем справа внизу началась какая-то непонятная беготня. С «капитанского мостика» видна была, разумеется, только часть огромного зала, и то, что происходило в этой видимой части, как-то не вписывалось в сегодняшние события. Заметили суету и хозяева. Сеньор Мануэль нажал на клавишу интеркома и спросил:
- Пабло, что там у вас?
Неведомый Пабло не откликнулся, через динамик слышны были только чьи-то рыдания.
- Я посмотрю, - поспешно сказала Исабель и пошла к лестнице; я бросилась за ней. – Странно, в третьем хранилище сегодня и быть никого не должно. Тамошние солеры только месяц, как открывали, они не дозрели еще.
Широкие двери зала были распахнуты настежь, а дальше, примерно возле тех самых именных бочек, о которых мне вчера рассказывали, толпились люди в форменных комбинезонах. Над толпой висела тишина, только одна из женщин тихо всхлипывала.
- Что случилось? – в голосе Исабель звучала властность.
Люди расступились, и за рядом бочек мы увидели мужчину, лежавшего ничком. Что-то в его позе говорило, что он мертв.
- Сеньорита, там... мастер Макхиран, мертвый, - вышел вперед один из работников постарше.
- Медиков вызвали? – Исабель склонилась над телом. – Давно его нашли?
- Так... нет, не звонил никто пока. Нашли вот только, минут десять прошло.
- Ну так вызывайте магов-медиков! – девушка распрямилась, и я увидела, что она побледнела.
Я тоже нагнулась к трупу, а потом и присела над ним на корточки. Мужчина лежал на животе, лицо было повернуто вправо. Судя по характерным приметам, он был полуорком, и его оливковая кожа стала синевато -серой, а в уголке губ я увидела розоватую пену. Запах миндаля чувствовался даже на расстоянии, так что можно было не гадать, что же послужило причиной смерти.
- Исабель, - позвала я негромко и подошла к ней. – Надо вызывать городскую Стражу, это отравление цианидом. Боюсь, его убили.
- Вот тьма, - шепотом выругалась она. – Его-то за что?
Что-то еще беспокоило меня, и я вернулась к телу.
На въезде в Херес-де-ла-Фронтера меня встречал мраморный памятник лошади. Мой вопрос распахнул врата, и в течение следующего получаса, пока экипаж пробирался по узким улицам средневекового города, местный гид рассказывал мне о Королевской школе верховой езды, лошадях породы cartujanos, конном балете... Закончил он тем, что, бормоча, сделал пометку в своем ежедневнике, буквально распухшем от листочков, записок и вкладок, и сообщил, аж светясь от удовольствия:
- Завтра, сеньорита, вы увидите представление. Они проходят по вторникам и четвергам, вот уже триста с лишним лет.
- Но, сеньор Бенитес, я здесь вообще-то по делу!
- Пф! – он сделал правой рукой непередаваемый жест, долженствующий обозначать презрение. – Ни одним делом не занимаются круглосуточно. А уж херес и вовсе не терпит суеты и торопливости, все должно быть по правилам.
Последнее слово было так выразительно подчеркнуто, что у меня не осталось сомнений: кто-кто, а сеньор Бенитес точно знает, какое расписание будет правильным для залетевшей сюда бритвальдской птички.
В отеле я просмотрела листок, врученный мне гидом, застонала и упала в кресло. После полутора суток в дирижабле и двух часов в экипаже мне предлагалось уже через сорок минут быть в лобби отеля с тем, чтобы начать дегустации. К слову, на три запланированных дня пребывания дегустаций было назначено шесть. Вот точно, к возвращению в Люнденвик я или сопьюсь, или буду знать о хересе столько, что смогу легко отличить не только амонтильядо от palocortado, но и год урожая сходу определить...
Семья Гонсалес Биасс занималась производством хереса вот уже больше трехсот лет, с 1835 года. Сейчас во главе фирмы стоял представитель четырнадцатого поколения - сеньор Мануэль. И, хотя ему было хорошо за девяносто, выпускать из своих рук рычаги управления огромным хозяйством он не собирался. Магии в роду не было ни капли, так что срок жизни у членов семьи был, как и у всех обычных людей, лет сто – сто двадцать. Но зато у них был Дар: настоящий Гонсалес Биасс, вне зависимости от возраста, образования и физического состояния, чувствовал жизнь хереса в бочках, как любой из нас чувствует собственную руку или ухо.
Наследницей старого Мануэля должна была стать правнучка, Исабель; именно она вела меня сейчас среди рядов бочек и певучим голосом, сбиваясь иной раз со всеобщего на словечки из местного диалекта, рассказывала о том, как же делается это обыкновенное волшебство.
- А вот здесь, - голос девушки разносился под высокими сводами подвала, - хранятся именные бочки. Вот этот oloroso был заложен в год рождения короля Фернандо V, и открыть бочку может только он сам, когда сочтет, что наступил достаточно торжественный момент.
- То есть этому хересу больше ста лет? – прикинула я возраст правящего монарха Спаньи.
- Сто двенадцать, - сказала Исабель.
- И что считается подходящим моментом для открытия бочки?
- Ну, например, король Владислав VI свою истребовал и открыл, когда отрекся от трона и передал корону сыну. Говорят, бочонок он три месяца допивал в охотничьем замке Ягеллонов вместе с соратниками, а потом уехал путешествовать по Сиаму и Чине. Инкогнито. Уже лет восемь путешествует...
- Я слышала, что его кто-то видел монахом в Джоканге... – задумчиво сказала я, проводя пальцем по обручам бочки, на которой было выжжено имя лорда Спенсера-Черчилля.
- Да-да, - кивнула Исабель, - этот бочонок был заложен, когда он остановил Малакандскую бойню, в тысяча девятьсот первом. И поскольку Великий Канцлер был убит сорок семь лет назад, этот бочонок никогда не будет вскрыт. Он мог завещать его семье, но... не стал.
Мы помолчали, отдавая дань памяти самому неоднозначному из политиков Бритвальда. Потом Исабель улыбнулась и потянула меня за рукав.
- Пойдем, я покажу еще кое-что...
На полу между пирамидами бочек стоял высокий фужер на длинной ножке; к нему была прислонена маленькая, совсем игрушечная лестница. На две трети он был заполнен светло-золотистой жидкостью.
- И кто приходит пить из этого сосуда? – спросила я с любопытством. – Домовые гоблины?
- Мыши, - ответила девушка, улыбаясь. – Здесь живет мышиное семейство, дедушка велел каждый день для них наливать в этот бокал мансанилью.
- С ума сойти, - искренне сказала я.
- Ну, вот теперь вы готовы для того, чтобы начать пробовать херес!
Исабель повела меня наверх, в первый зал, где на пустых бочках уже была расстелена белая скатерть и расставлены бокалы. Компанию мне в дегустации составили еще два покупателя, такие же неофиты в изучении этого аристократического напитка, как и я.
В отель я возвращалась впечатленная и изрядно осоловевшая. Нет, на сегодня больше никаких дегустаций! Да и сеньора Гонсалес-Биасс, наследница империи, просмотрев мою программу, твердой рукой вычеркнула из нее многое. В том числе назначенный на сегодняшний вечер ужин с дегустацией хересов и программой фламенко.
- Завтра вы идете на шоу наших лошадей, – сказала она, возвращая мне исчерканный листок. – Я тоже приду, очень люблю эти танцы, они мне дают такую энергию! Сядем в нашей ложе, это лучшие места в зале, если не считать королевских кресел. Советую вам сегодня легко поужинать и лечь пораньше, а с утра прогуляться... Куда бы?
Она задумалась, и я поспешила спросить:
- Говорят, у вас потрясающий собор, посвященный Единому. Это далеко от отеля?
- О, прекрасная мысль! Я пришлю младшего брата, он у нас историк, - в голосе Исабель звучала гордость. – Фернандо покажет вам собор Святого Дионисия, церковь Великой Матери, там выдающиеся мозаики. И еще, пожалуй, мавританскую крепость Альмохадов. А к полудню он привезет вас к Школе верховой езды, я буду там вас ждать. Договорились?
Могла ли я не согласиться? А что программа сеньора Бенитеса отправилась к Темному, так это еще и лучше...
2 октября 2183 года.
Вот странно, вроде бы и ужин был легкий, и окно моей комнаты выходило в тихий сад, а спала я плохо. Просыпалась, вертелась и, стоило забыться, смотрела какие-то тягучие, занудные страшилки. Уже под утро, вынырнув из очередного скучнейшего кошмара, я встала, умылась прохладной водой и распахнула створки окна. Солнце еще только собиралось вставать, ночная тьма чуть посерела, но прямо возле моего подоконника на ветке апельсинового дерева устроилась небольшая серенькая пичуга и принялась самозабвенно петь. Скрип створки ее не напугал, она лишь перелетела чуть подальше и продолжила концерт. Я глубоко вздохнула: воздух пах лимонами, розами, какой-то пряной травой... Улыбнувшись, я снова улеглась и заснула крепко и без сновидений.
Юный Фернандо, на вид – мальчишка лет шестнадцати, и в самом деле оказался знающим историком. И рассказывал он интересно, так что даже у меня в голове зацепилось множество фактов и легенд о городе, его жителях и событиях, происходивших с ними на протяжении последних двух тысяч лет. Я накупила кучу альбомов с объемными магоснимками крепости, собора, святилища Великой матери, рынка, часовой башни, конного памятника маркизу Собремонте де Риве?ра-и-Орбане?ха, городского розария... В конце концов, сырым и холодным февральским вечером в Люнденвике будет здорово, сидя у камина, вспомнить жаркий город в Спанье.
В полдень, минута в минуту, мы с Фернандо стояли у ажурных кованых ворот Королевской Школы верховой езды. Долго ждать не пришлось, экипаж Исабель подъехал практически одновременно с нами. Историк семьи Гонсалес Биасс, вообще-то, должен был отправиться делать уроки, но его умоляющие глаза смягчили суровое сердце старшей сестры, и в ворота мы вошли втроем. Сопровождающий от Школы, стройный невысокий молодой человек, представившийся как Армандо, провел нас по прекрасному саду к конюшням и познакомил с несколькими лошадьми, которые не были записаны на участие в сегодняшнем представлении.
- Вот это Монхе Грис, Серый Монах, - он протянул на ладони кусок морковки, и конь серебристой масти аккуратно взял ее губами. – Монхе приболел сегодня, поэтому танцевать не будет. Он знает об этом. И огорчен.
Не знаю уж, как Армандо понял, что конь огорчен? Наверное, нужно хорошо знать лошадей, чтобы различать их настроение... Дальше нас познакомили с Белой Розой, которая со дня на день должна была ожеребиться, с Кабальеро, еще с парой лошадей. Все они были явно одной породы: светлой масти, не очень высокие, какие-то округлые, с пышными длинными гривами и хвостами. А уж расчесаны эти хвосты были так, что я даже позавидовала слегка...
Колокол, обозначавший первый звонок к началу представления, оторвал Армандо от любезничания с соловой* кобылкой, которая, как он сообщил нам, предпочитала не морковку, а яблоки, и он повел нас к желто-белому зданию, арене Picadero.
Шумная толпа влилась под высокие своды зала, расселась и замолчала. Под звуки классического марша началось представление.
Наверное, я долго буду помнить эту картинку: золотой песок арены, испятнанный солнечным светом, всадники в старомодных камзолах, музыка и танец. Потому что лошади не просто мчались по кругу, как в обычном цирке – они и в самом деле танцевали. Они выплетали ногами пассажи, пируэты, пиаффе и испанский шаг. Всадников сменили вакерос, которые вели своих четвероногих партнеров в поводу, и те исполняли такие невероятные прыжки, что у меня, кажется, рот открылся от изумления. Потом появились упряжки – парные, тройки и даже четверики, которые умудрялись выписывать круги и зигзаги все на той же, совсем небольшой арене...
Словом, я была совершенно потрясена. Спутники мои, хотя и видели представление не в первый и не в двадцать первый раз, точно так же кричали, аплодировали и стонали от восторга.
После того как на арену вышло сразу десять лошадей, исполнивших фигурную смену ног, шоу завершилось, и Исабель повела нас знакомиться с его звездами...
Экипаж затормозил возле входа в хранилище, где вчера я под руководством Исабель дегустировала херес, и девушка таинственным голосом мне сказала:
- Вчера вы просто попробовали, чем мы занимаемся, а сегодня пройдете на шаг дальше. Сегодня торжественный день: наши работники будут переливать часть вина из солер в бутылки, а часть пойдет в криадеры.
«Ага, - постаралась я вспомнить вчерашние уроки. – Солеры – это бочки со старым хересом, которому больше трех лет, они стоят в нижнем ряду. А криадеры содержат молодое вино, это верхние ряды бочек».
Кивнув, я спросила:
- Я могу помочь? И... может быть, перейдем на «ты»?
- Можешь! – Исабель сунула мне в руки карманный компьютер, где на экране светилась пустыми графами расчерченная таблица. – Будешь вносить номера бочек, что куда идет, и цифровые характеристики вина и флера по каждой бочке. А сейчас тихо, дедушка идет!
Сеньор Мануэль Гонсалес Биасс не выглядел на девяносто с лишним. Нисколько не сгорбилась его фигура под грузом лет, плечи оставались широкими, а взгляд ясным.
Такое бывает с магами, у них разобрать возраст чаще всего невозможно. Но этот человек магом не был.
Собравшиеся в первом зале хранилища работники компании затихли, и слышно стало, как стучит по крыше ветка платана.
- Ну, что же, - сказал сеньор Мануэль, осмотрев свое воинство, - все знают, что делать.
Он протянул руку вправо, не глядя, и кто-то вложил в нее штопор, как хирургу на операции подают скальпель или зажим. Острие вонзилось в пробку первой солеры, и золотая струя потекла в подставленный кувшин. Ассистент за спиной хозяина вернул пробку на место, а сеньор Мануэль разлил вино из кувшина по подставленным высоким стаканам и первым смочил в нем пышные белые усы. Достался стакан с парой глотков хереса и мне. Не скажу, что это был такой уж волшебный напиток: ему предстояло еще пройти купаж, отстояться в бутылке и проделать еще какие-то таинственные вещи, чтобы стать тем самым шерри, который светские дамы Бритвальда предпочитают всем прочим спиртосодержащим жидкостям.
Исабель подтолкнула меня под руку и назвала первую цифру; работа пошла.
Через два часа я заполнила последнюю графу в таблице и сказала «Уф».
- А ты думала, мы бездельничаем, - усмехнулась девушка.
- Ни в коем случае, – сказала я искренне. – Вот приедешь в Люнденвик, поставлю тебя растирать в ступке смесь для королевской оленины, тогда сравняемся.
- Договорились! А теперь пойдем на капитанский мостик, - и, не дожидаясь ответа, Исабель пошла к винтовой лестнице в углу. Чугунные ступени, украшенные виноградными гроздьями, привели нас в круглую комнату со стеклянными стенами и полом. Отсюда можно было наблюдать за всем, что происходило в четырех хранилищах, над которыми эта комната и парила. Конечно, подвалы оставались вне зоны видимости, но сегодня туда и не было доступа, все события происходили наверху.
**соловая – песочно-розовая с белой гривой
Сеньор Мануэль оторвался от экрана компьютера и сказал правнучке:
- На всякий случай пометь, что нужно будет через три месяца проверить солеры в ряду «Л», с тридцать седьмой по пятьдесят вторую. Какой-то там флор малоактивный.
- Да, дедушка, - Исабель и в самом деле сделала пометку в блокноте, с которым не расставалась. – Познакомься, пожалуйста, наша гостья из Люнденвика Лиза фон Бекк. Она представляет ресторан «Олений рог».
- Рад встрече, - мужчина крепко пожал мне руку.
Тем временем справа внизу началась какая-то непонятная беготня. С «капитанского мостика» видна была, разумеется, только часть огромного зала, и то, что происходило в этой видимой части, как-то не вписывалось в сегодняшние события. Заметили суету и хозяева. Сеньор Мануэль нажал на клавишу интеркома и спросил:
- Пабло, что там у вас?
Неведомый Пабло не откликнулся, через динамик слышны были только чьи-то рыдания.
- Я посмотрю, - поспешно сказала Исабель и пошла к лестнице; я бросилась за ней. – Странно, в третьем хранилище сегодня и быть никого не должно. Тамошние солеры только месяц, как открывали, они не дозрели еще.
Широкие двери зала были распахнуты настежь, а дальше, примерно возле тех самых именных бочек, о которых мне вчера рассказывали, толпились люди в форменных комбинезонах. Над толпой висела тишина, только одна из женщин тихо всхлипывала.
- Что случилось? – в голосе Исабель звучала властность.
Люди расступились, и за рядом бочек мы увидели мужчину, лежавшего ничком. Что-то в его позе говорило, что он мертв.
- Сеньорита, там... мастер Макхиран, мертвый, - вышел вперед один из работников постарше.
- Медиков вызвали? – Исабель склонилась над телом. – Давно его нашли?
- Так... нет, не звонил никто пока. Нашли вот только, минут десять прошло.
- Ну так вызывайте магов-медиков! – девушка распрямилась, и я увидела, что она побледнела.
Я тоже нагнулась к трупу, а потом и присела над ним на корточки. Мужчина лежал на животе, лицо было повернуто вправо. Судя по характерным приметам, он был полуорком, и его оливковая кожа стала синевато -серой, а в уголке губ я увидела розоватую пену. Запах миндаля чувствовался даже на расстоянии, так что можно было не гадать, что же послужило причиной смерти.
- Исабель, - позвала я негромко и подошла к ней. – Надо вызывать городскую Стражу, это отравление цианидом. Боюсь, его убили.
- Вот тьма, - шепотом выругалась она. – Его-то за что?
Что-то еще беспокоило меня, и я вернулась к телу.
