- Конечно, приезжайте. Буду вас ждать.
Одним глотком я допила кофе и отправилась одеваться.
«Вот не буду сегодня наряжаться и играть в карнавал, - бубнила я себе под нос, выкапывая из чемодана джинсы и хлопковый джемпер. – Не хочу, я современная женщина, мне длинные юбки неудобны и неуместны». Оделась, взглянула в зеркало и разочарованно поджала губы. Вчерашняя Нора явно была интереснее сегодняшней.
Руди и синьора Польдини проводили визитеров в гостиную. Кот подошел ко мне, потерся о ноги, строго взглянул на представителей клана Контарини и важно удалился, подрагивая хвостом. Горничная принесла поднос с кофе и сливками и нас, наконец, оставили одних.
Я рассматривала молодого человека.
Серебряная маска была частью лица. Вот как бы это объяснить… Наверное, можно сравнить это с губами – кожа другого цвета, но нет шва, физической границы между тем и этим участком тела. Так было и тут: вот серебряная поверхность, сверкающая металлом, вот теплая кожа шеи и уха. Цвет и даже текстура разная, а граница между ними лишь визуальная.
- Можно потрогать? – спросила я, прерывая молчание.
Карло дернул головой, обозначая согласие.
Я прикоснулась к маске – холодная, чувствуется металл. К коже – теплая, живая. К границе… не понимаю. Пальцы не чувствуют здесь ни тепла, ни холода, только… пустоту проклятия?
Встав, я прошлась по гостиной, подошла к окну и посмотрела на Гранд канал. Потом вернулась к гостям, встала перед Карло и сказала:
- Я могу попытаться помочь вам. Если операция пройдет удачно, мы снимем с вашего лица эту маску и заменим ее специальным составом, который через несколько дней превратится в настоящую кожу лица.
Темно-серые глаза смотрели на меня сквозь прорези маски, и я не могла понять их выражения. Пьетро поспешил ответить:
- Мы согласны.
- Подождите, это не все, – я покачала головой. – Три-четыре дня, и вы получите то лицо, которое захотите. Дадите мне портрет, каким вы были до… проклятия, будете таким. Нет – покажете желаемое лицо и получите его. Но есть одно «но».
- Какое? – нетерпеливо выкрикнул Карло. – Да говорите же, Темный вас побери!
- Карло! – попытался одернуть его родственник.
Я жестом руки заставила его замолчать и продолжила, глядя прямо в серые грозовые глаза:
- Поначалу это лицо будет столь же выразительно, как нынешняя серебряная маска. Постепенно вы сами сделаете его вашим настоящим лицом. На нем будет отражаться каждый ваш поступок, дурной или хороший; любовь, ненависть, равнодушие – все это нарисует на чистом полотне ваш новый облик. Все будет зависеть только от вас, Карло.
Молодой человек помолчал, потом спросил тихо:
- Такой… как бы Дориан Грей наоборот?
- Да. Именно. Дориан Грей наоборот, - согласилась я.
- Нет, - он встал и пошел к двери; остановившись в проеме, повторил, не поворачиваясь, - Нет!
И вышел, без хлопка закрыв дверь.
Старший Контарини закрыл руками лицо и минуту просидел молча. Потом оторвал с усилием ладони от глаз, сказал глухо «Спасибо!» и встал.
- Сядьте, Пьетро, куда вы спешите? – спросила я спокойно.
- Чего ради теперь мне отнимать ваше время?
- Вы ничего не поняли, дорогой мой. Он уже согласился. Я даю ему десять минут на то, чтобы вернуться. Выпейте пока еще кофе, или, может быть, чего-то покрепче? Погодите-ка…
В кабинете я достала из шкафчика, на красном лаке которого были вырезаны пышные пионы, бутылку, поспешно вернулась в гостиную и дернула за шнурок колокольчика. Синьора Польдини выросла на пороге, кажется, раньше, чем звон колокольчика затих в глубине дома. Я показала ей бутылку, она кивнула и через мгновение уже внесла поднос с широкими бокалами-«тюльпанами», вазочками с орехами и кусочками пармезана. Разлив в бокалы понемногу, я протянула один моему визави.
- Что это? – спросил он без интереса.
- Подарок пациента. Получен от него через год после операции, - сказала я не без гордости.
Пьетро осторожно глотнул и задохнулся.
- Ого! Келимас?
- Пятидесятилетней выдержки, лучший купаж за последние сто пятьдесят лет. Все будет хорошо, поверьте.
Дверь в гостиную вновь открылась. Карло подошел вплотную к моему креслу, посмотрел сверху вниз и сказал:
- Я согласен.
Граф Контарини шумно выдохнул.
- Хорошо, - сказала я. - Мне понадобятся от вас ответы на некоторые медицинские вопросы, я пришлю вам анкету на электронную почту. Пожалуйста, постарайтесь отвечать как можно точнее и подробнее.
Молодой человек записал мне свой электронный адрес и посмотрел на дядю:
- Ты еще остаешься?
- Да.
- Ладно, тогда я пройдусь пешком... До свидания, синьора!
Изысканно поклонившись, он вышел.
- Итак?... - я смотрела на графа.
- Итак, если не возражаете, синьора, я бы хотел обсудить ваш... гонорар. Правильно я понимаю, что деньги вас не очень интересуют?
- Да, это действительно так. Какие-то иные варианты существуют?
Пьетро усмехнулся и вдруг сделался молодым и невероятно красивым. Боги, так все это время у него было такое мрачное лицо, что он казался почти стариком! А на самом деле ему едва ли сорок, для мага это молодость, которая будет длиться еще долго...
- Вы ведь уехали из Бостона не просто потому, что захотели попутешествовать, не так ли? - спросил он.
- Да.
- Расскажете?
Почему бы нет, подумала вдруг я. Может быть, это поможет мне избавиться от тяжелого чувства вины...
- Почему бы и нет, - повторила я вслух. - Полгода назад ко мне на прием пришла давняя постоянная пациентка, миссис Рубинштейн. Периодически она ложилась в мою клинику, чтобы привести в порядок лицо и фигуру. Ничего радикального, просто десять дней реабилитации после тяжелого труда светской жизни. Но в этот раз она пожелала именно что радикального. Миссис Рубинштейн в свои шестьдесят-с-хвостом решила выйти замуж за молодого человека двадцати восьми лет от роду, и желала на свадьбе выглядеть ровесницей будущего мужа.
- То есть, она хотела повернуть время вспять?
- В общем, да. Причем немедленно. Она слышала о препарате pellis, который я упоминала сегодня, и потребовала полностью заменить ей кожу на лице на новую, созданную из него.
- Но вы же сказали, что это возможно? - граф Контарини слушал очень внимательно.
- Это возможно, - эхом повторила я. - Вашему племяннику двадцать пять?
- Двадцать четыре. Да, я понимаю, совсем иная биохимия.
- Нет, разумеется, если бы были медицинские показания, мы бы и к столетнему пациенту не задумались применить pellis. Но в этом случае я отказала наотрез. Миссис Рубинштейн ушла страшно разобиженная, грозила мне судебным иском и прочими неприятностями...
- И что, неужели она подала в суд, и вы просто уехали от этих... неприятностей? - теперь он смотрел слегка насмешливо.
- Нет. Она обратилась к другому врачу. И через три месяца пришла ко мне в вуали, а под вуалью было вот это, - я протянула Пьетро свой коммуникатор, где во всей красе было запечатлено новое лицо миссис Рубинштейн: перекошенный рот, потекшие скулы, заплывшие глаза, окруженные сеткой глубоких морщин, и, как венец всего - гладкий алебастровый лоб.
- Да-а-а... И как же это произошло?
- На тот момент pellis не был полностью разработан, существовал только в виде лабораторных образцов. Один из сотрудников моей клиники решил, что может позаимствовать флакон-другой, и передал их... ну, не буду называть имя этого хирурга. По-видимому, ее организм отторгал новую кожу, они накладывали новый слой... В общем, вот так. Миссис Рубинштейн потребовала, чтобы я это немедленно исправила. Я отказалась. Через два-три года можно было бы попробовать, но немедленное вмешательство было абсолютно исключено.
- И это произвело на вас такое впечатление?
- О, нет! - я невесело рассмеялась. - Я, знаете ли, хирург со стажем, всякое видала. Но, вернувшись домой, миссис Рубинштейн покончила с собой, в предсмертном письме обвинив меня. И вот это уже, как вы выразились, произвело впечатление.
- Вас подвергли остракизму...
- Нет, ну что вы, кто бы себе такое позволил? Но у меня было ощущение, что за моей спиной все время звучит шепот, и я сдалась. Клиника работает, препарат доведен до ума и испытан, а я... уехала из Бостона. И не уверена, что хочу возвращаться.
- Да, я вас понял. - Он в задумчивости постучал пальцами по подлокотнику кресла, потом поднял на меня взгляд. - А что вы скажете о венецианском гражданстве?
- Гражданстве? - кажется, я вытаращила глаза. - Мне казалось, чужаку его получить невозможно!
- Все возможно, - усмехнулся Контарини. - Вот мое предложение, обдумайте его: гражданство Сиятельной Республики и этот дом в собственность - немедленно; место в Совете магов - через три года. Собственная клиника, если пожелаете, здесь или на Терра Ферма...
Я жестом прервала его.
- Клинику я точно не хочу, ставить все заново у меня духу не хватит. Место в Совете... не знаю, пока не понимаю, нужно ли мне это. Но я хотела бы кое-чего другого...
- Слушаю вас, - лицо моего собеседника сделалось сосредоточенным.
- В городских лавках артефакторов я обнаружила несколько весьма интересных амулетов. Мне сказали, что это местные разработки, но авторов назвать отказались. Мне хотелось бы узнать, кто автор и поработать с ним, может быть, поучиться. У меня очень слабая магия воды, но дело в том, что там как раз и используются слабые потоки.
- А взглянуть на них можно?
- Разумеется, - я принесла из кабинета мою добычу.
Пьетро осмотрел амулеты и усмехнулся.
- Торнабуони. Это их разработка.
- И это значит, что?...
- Что вы можете получить автора на завтрак, если пожелаете. Так что, принято?
- Принято.
- Отлично, - он откинулся на спинку кресла и, казалось, расслабился. Неужели этот хищник, почти хозяин города опасался, что я откажусь?
- Мне нужно будет съездить в Медиоланум, - сказала я. - Надеюсь, что мой коллега из Motta di Livenza сможет освободить пару дней, чтобы мне ассистировать. Но говорить об этом по коммуникатору было бы невежливо.
- Понимаю. Благодарю вас, синьора. Клан Контарини уже второй раз в долгу перед вами, и я сам прослежу, чтобы долг этот был полностью оплачен.
Пьетро Контарини отбыл, а я пошла к своему ежедневнику, проверить, какие приключения у нас намечены на сегодня. И что-то синьор Лаварди давно не появлялся?
Выяснилось, что мой consigliere приболел: температура, насморк, кашель...
- Ну, вы уже и сами стали ориентироваться в городе, словно истинная венецианка, - просипел он с экрана коммуникатора. - Простите, синьора, если подвел вас, но простуда в этих старых домах подкрадывается иной раз весьма коварно. Я надеюсь, синьора Пальдини достаточно хорошо протапливает ваш дом?
Ладно, судя по красному носу и слезящимся глазам, он и в самом деле простужен... Пожелав синьору Лаварди скорейшего выздоровления, я вернулась к записям. Итак... сегодня только шелка из Комо, больше никаких вечеров, балов и концертов. Это приятно, можно будет лечь спать пораньше. Завтра среда, в одиннадцать у меня встреча с графиней Боттарди, а потом можно было бы сразу сесть в поезд и отправиться в Медиоланум. Танцы и оперные арии, на которые приглашают завтра вечером в Ка"Грифони, я вполне могу пропустить; переночую в Медиолануме, послезавтра утром поговорю с профессором Ди Майо и вернусь. На четверг назначен бал во Дворце Дожей, и туда я пойду непременно.
Теперь главное, чтобы Ди Майо не укатил куда-нибудь "на гастроли": он любит поездить по дружественным клиникам с показательными операциями. Впрочем, мы все это любим...
- Родерико, добрый день! - сказала я темному экрану коммуникатора. Что за тьма, сейчас середина дня, час пополудни, спит он, что ли? - Это Нора Хемилтон-Дайер, если можете, ответьте!
Судя по встрепанному профессору, появившемуся на экране через какое-то время, он не спал, но занят был чем-то предосудительным. Да и ладно, пусть его; лишь бы сделал то, что нужно мне.
Все-таки ужасно неудобно жить без секретаря. Вот сейчас мне нужно взять билеты на поезд до Медиоланума, выбрать там себе отель, чтобы переночевать, заказать билет в Оперу - последние лет пятнадцать все это делала Альма, а теперь придется самой.
Ладно; я, конечно, справилась. Но, если предложение Пьетро Контарини будет принято, и я поселюсь в Ка"Виченте надолго, Альме Хендерсон тоже придется пересечь океан!
Вот вроде бы недолгое дело, посещение выставки-продажи: час, полтора, ну, много - два. Так почему же я провела там почти пять часов, домой вернулась без ног, но зато приобретя шелка и изделия всех видов, типов и расцветок? А ушла я оттуда одна из первых, между прочим... Ладно, мои покупки привезут завтра, синьора Польдини уже предупреждена и они с Марией, моей новой горничной, все разберут, развесят и отгладят. Все завтра, сейчас спааааааать...
Мне снилось, что только что я исполнила сложнейшую оперную арию, и меня заваливают цветами. Все бы хорошо, но один из букетов настолько тяжел, что придавливает меня к земле, а розы шипами вонзаются мне в плечи. Дернувшись, я проснулась и пискнула от ужаса: прямо перед моим лицом в темноте спальни горели два круглых желтых глаза, а на груди лежала какая-то тяжесть. Я зажгла светильник и обнаружила, что Руди переминается на мне всеми четырьмя лапами, периодически вонзая когти, и неотрывно глядит мне в лицо.
- Кот, ты обнаглел! - рявкнула я, спихивая его на пол.
Руди сел на коврике возле кровати, обернул рыжий хвост вокруг лап и продолжил меня гипнотизировать.
- Чего тебе надо? - проворчала я уже чуть более миролюбиво. - Дверь открыта, иди по своим делам.
Кот подошел к открытой двери и уселся возле нее, явно призывая меня последовать за ним. "Вообще-то, - подумала я, - Руди в первый раз зашел в эту комнату за все время. что я живу в Ка"Виченте. Может, кто-то забрался в дом, и он предлагает мне пойти и составить ему компанию в охоте на злоумышленника?"
- Ладно, подожди, я халат надену. Не хотелось бы простудиться, - я отправилась на поиски теплого халата, продолжая бурчать под нос уже для себя самой. - Совсем с ума сошла. Уже с котами разговариваю...
Руди коротко мякнул за моей спиной, не то поторапливая, не то возражая против "котов" во множественном числе. Надев и туго завязав халат, я последовала за рыжим хвостом по лестнице наверх, на второй этаж, где были комнаты, предназначенные для прислуги. Я подумала было, что синьора Пальдини плохо себя почувствовала, но кот не остановился и вновь пошел к лестнице. Что там у нас, чердак? Вообще-то, на чердаке я еще не была, но почему ночью?
- Руди, - прошептала я. - Может, утром сходим?
Еще одно короткое "Мя" было мне ответом. Кот уже стоял перед закрытой дверью и выжидательно на меня посматривал. Я пожала плечами и толкнула дверь; она беззвучно отворилась, и мы с котом, следом за летящим фонариком, вошли внутрь.
Чердак был большим. Очень большим. Дальний конец его терялся в темноте. Я зябко поежилась и прибавила света в фонарике.
- Ну, и что тут у нас?
Руди прошел мимо кресел, закрытых белыми чехлами, мимо горы чемоданов, миновал несколько сундуков (ох, надо будет потом сунуть в них нос) и остановился перед... чем-то, накрытым тканью. Зеркало или картина?
Одним глотком я допила кофе и отправилась одеваться.
«Вот не буду сегодня наряжаться и играть в карнавал, - бубнила я себе под нос, выкапывая из чемодана джинсы и хлопковый джемпер. – Не хочу, я современная женщина, мне длинные юбки неудобны и неуместны». Оделась, взглянула в зеркало и разочарованно поджала губы. Вчерашняя Нора явно была интереснее сегодняшней.
Руди и синьора Польдини проводили визитеров в гостиную. Кот подошел ко мне, потерся о ноги, строго взглянул на представителей клана Контарини и важно удалился, подрагивая хвостом. Горничная принесла поднос с кофе и сливками и нас, наконец, оставили одних.
Я рассматривала молодого человека.
Серебряная маска была частью лица. Вот как бы это объяснить… Наверное, можно сравнить это с губами – кожа другого цвета, но нет шва, физической границы между тем и этим участком тела. Так было и тут: вот серебряная поверхность, сверкающая металлом, вот теплая кожа шеи и уха. Цвет и даже текстура разная, а граница между ними лишь визуальная.
- Можно потрогать? – спросила я, прерывая молчание.
Карло дернул головой, обозначая согласие.
Я прикоснулась к маске – холодная, чувствуется металл. К коже – теплая, живая. К границе… не понимаю. Пальцы не чувствуют здесь ни тепла, ни холода, только… пустоту проклятия?
Встав, я прошлась по гостиной, подошла к окну и посмотрела на Гранд канал. Потом вернулась к гостям, встала перед Карло и сказала:
- Я могу попытаться помочь вам. Если операция пройдет удачно, мы снимем с вашего лица эту маску и заменим ее специальным составом, который через несколько дней превратится в настоящую кожу лица.
Темно-серые глаза смотрели на меня сквозь прорези маски, и я не могла понять их выражения. Пьетро поспешил ответить:
- Мы согласны.
- Подождите, это не все, – я покачала головой. – Три-четыре дня, и вы получите то лицо, которое захотите. Дадите мне портрет, каким вы были до… проклятия, будете таким. Нет – покажете желаемое лицо и получите его. Но есть одно «но».
- Какое? – нетерпеливо выкрикнул Карло. – Да говорите же, Темный вас побери!
- Карло! – попытался одернуть его родственник.
Я жестом руки заставила его замолчать и продолжила, глядя прямо в серые грозовые глаза:
- Поначалу это лицо будет столь же выразительно, как нынешняя серебряная маска. Постепенно вы сами сделаете его вашим настоящим лицом. На нем будет отражаться каждый ваш поступок, дурной или хороший; любовь, ненависть, равнодушие – все это нарисует на чистом полотне ваш новый облик. Все будет зависеть только от вас, Карло.
Молодой человек помолчал, потом спросил тихо:
- Такой… как бы Дориан Грей наоборот?
- Да. Именно. Дориан Грей наоборот, - согласилась я.
- Нет, - он встал и пошел к двери; остановившись в проеме, повторил, не поворачиваясь, - Нет!
И вышел, без хлопка закрыв дверь.
Старший Контарини закрыл руками лицо и минуту просидел молча. Потом оторвал с усилием ладони от глаз, сказал глухо «Спасибо!» и встал.
- Сядьте, Пьетро, куда вы спешите? – спросила я спокойно.
- Чего ради теперь мне отнимать ваше время?
- Вы ничего не поняли, дорогой мой. Он уже согласился. Я даю ему десять минут на то, чтобы вернуться. Выпейте пока еще кофе, или, может быть, чего-то покрепче? Погодите-ка…
В кабинете я достала из шкафчика, на красном лаке которого были вырезаны пышные пионы, бутылку, поспешно вернулась в гостиную и дернула за шнурок колокольчика. Синьора Польдини выросла на пороге, кажется, раньше, чем звон колокольчика затих в глубине дома. Я показала ей бутылку, она кивнула и через мгновение уже внесла поднос с широкими бокалами-«тюльпанами», вазочками с орехами и кусочками пармезана. Разлив в бокалы понемногу, я протянула один моему визави.
- Что это? – спросил он без интереса.
- Подарок пациента. Получен от него через год после операции, - сказала я не без гордости.
Пьетро осторожно глотнул и задохнулся.
- Ого! Келимас?
- Пятидесятилетней выдержки, лучший купаж за последние сто пятьдесят лет. Все будет хорошо, поверьте.
Дверь в гостиную вновь открылась. Карло подошел вплотную к моему креслу, посмотрел сверху вниз и сказал:
- Я согласен.
Граф Контарини шумно выдохнул.
- Хорошо, - сказала я. - Мне понадобятся от вас ответы на некоторые медицинские вопросы, я пришлю вам анкету на электронную почту. Пожалуйста, постарайтесь отвечать как можно точнее и подробнее.
Молодой человек записал мне свой электронный адрес и посмотрел на дядю:
- Ты еще остаешься?
- Да.
- Ладно, тогда я пройдусь пешком... До свидания, синьора!
Изысканно поклонившись, он вышел.
- Итак?... - я смотрела на графа.
- Итак, если не возражаете, синьора, я бы хотел обсудить ваш... гонорар. Правильно я понимаю, что деньги вас не очень интересуют?
- Да, это действительно так. Какие-то иные варианты существуют?
Пьетро усмехнулся и вдруг сделался молодым и невероятно красивым. Боги, так все это время у него было такое мрачное лицо, что он казался почти стариком! А на самом деле ему едва ли сорок, для мага это молодость, которая будет длиться еще долго...
- Вы ведь уехали из Бостона не просто потому, что захотели попутешествовать, не так ли? - спросил он.
- Да.
- Расскажете?
Почему бы нет, подумала вдруг я. Может быть, это поможет мне избавиться от тяжелого чувства вины...
- Почему бы и нет, - повторила я вслух. - Полгода назад ко мне на прием пришла давняя постоянная пациентка, миссис Рубинштейн. Периодически она ложилась в мою клинику, чтобы привести в порядок лицо и фигуру. Ничего радикального, просто десять дней реабилитации после тяжелого труда светской жизни. Но в этот раз она пожелала именно что радикального. Миссис Рубинштейн в свои шестьдесят-с-хвостом решила выйти замуж за молодого человека двадцати восьми лет от роду, и желала на свадьбе выглядеть ровесницей будущего мужа.
- То есть, она хотела повернуть время вспять?
- В общем, да. Причем немедленно. Она слышала о препарате pellis, который я упоминала сегодня, и потребовала полностью заменить ей кожу на лице на новую, созданную из него.
- Но вы же сказали, что это возможно? - граф Контарини слушал очень внимательно.
- Это возможно, - эхом повторила я. - Вашему племяннику двадцать пять?
- Двадцать четыре. Да, я понимаю, совсем иная биохимия.
- Нет, разумеется, если бы были медицинские показания, мы бы и к столетнему пациенту не задумались применить pellis. Но в этом случае я отказала наотрез. Миссис Рубинштейн ушла страшно разобиженная, грозила мне судебным иском и прочими неприятностями...
- И что, неужели она подала в суд, и вы просто уехали от этих... неприятностей? - теперь он смотрел слегка насмешливо.
- Нет. Она обратилась к другому врачу. И через три месяца пришла ко мне в вуали, а под вуалью было вот это, - я протянула Пьетро свой коммуникатор, где во всей красе было запечатлено новое лицо миссис Рубинштейн: перекошенный рот, потекшие скулы, заплывшие глаза, окруженные сеткой глубоких морщин, и, как венец всего - гладкий алебастровый лоб.
- Да-а-а... И как же это произошло?
- На тот момент pellis не был полностью разработан, существовал только в виде лабораторных образцов. Один из сотрудников моей клиники решил, что может позаимствовать флакон-другой, и передал их... ну, не буду называть имя этого хирурга. По-видимому, ее организм отторгал новую кожу, они накладывали новый слой... В общем, вот так. Миссис Рубинштейн потребовала, чтобы я это немедленно исправила. Я отказалась. Через два-три года можно было бы попробовать, но немедленное вмешательство было абсолютно исключено.
- И это произвело на вас такое впечатление?
- О, нет! - я невесело рассмеялась. - Я, знаете ли, хирург со стажем, всякое видала. Но, вернувшись домой, миссис Рубинштейн покончила с собой, в предсмертном письме обвинив меня. И вот это уже, как вы выразились, произвело впечатление.
- Вас подвергли остракизму...
- Нет, ну что вы, кто бы себе такое позволил? Но у меня было ощущение, что за моей спиной все время звучит шепот, и я сдалась. Клиника работает, препарат доведен до ума и испытан, а я... уехала из Бостона. И не уверена, что хочу возвращаться.
- Да, я вас понял. - Он в задумчивости постучал пальцами по подлокотнику кресла, потом поднял на меня взгляд. - А что вы скажете о венецианском гражданстве?
- Гражданстве? - кажется, я вытаращила глаза. - Мне казалось, чужаку его получить невозможно!
- Все возможно, - усмехнулся Контарини. - Вот мое предложение, обдумайте его: гражданство Сиятельной Республики и этот дом в собственность - немедленно; место в Совете магов - через три года. Собственная клиника, если пожелаете, здесь или на Терра Ферма...
Я жестом прервала его.
- Клинику я точно не хочу, ставить все заново у меня духу не хватит. Место в Совете... не знаю, пока не понимаю, нужно ли мне это. Но я хотела бы кое-чего другого...
- Слушаю вас, - лицо моего собеседника сделалось сосредоточенным.
- В городских лавках артефакторов я обнаружила несколько весьма интересных амулетов. Мне сказали, что это местные разработки, но авторов назвать отказались. Мне хотелось бы узнать, кто автор и поработать с ним, может быть, поучиться. У меня очень слабая магия воды, но дело в том, что там как раз и используются слабые потоки.
- А взглянуть на них можно?
- Разумеется, - я принесла из кабинета мою добычу.
Пьетро осмотрел амулеты и усмехнулся.
- Торнабуони. Это их разработка.
- И это значит, что?...
- Что вы можете получить автора на завтрак, если пожелаете. Так что, принято?
- Принято.
- Отлично, - он откинулся на спинку кресла и, казалось, расслабился. Неужели этот хищник, почти хозяин города опасался, что я откажусь?
- Мне нужно будет съездить в Медиоланум, - сказала я. - Надеюсь, что мой коллега из Motta di Livenza сможет освободить пару дней, чтобы мне ассистировать. Но говорить об этом по коммуникатору было бы невежливо.
- Понимаю. Благодарю вас, синьора. Клан Контарини уже второй раз в долгу перед вами, и я сам прослежу, чтобы долг этот был полностью оплачен.
Пьетро Контарини отбыл, а я пошла к своему ежедневнику, проверить, какие приключения у нас намечены на сегодня. И что-то синьор Лаварди давно не появлялся?
Выяснилось, что мой consigliere приболел: температура, насморк, кашель...
- Ну, вы уже и сами стали ориентироваться в городе, словно истинная венецианка, - просипел он с экрана коммуникатора. - Простите, синьора, если подвел вас, но простуда в этих старых домах подкрадывается иной раз весьма коварно. Я надеюсь, синьора Пальдини достаточно хорошо протапливает ваш дом?
Ладно, судя по красному носу и слезящимся глазам, он и в самом деле простужен... Пожелав синьору Лаварди скорейшего выздоровления, я вернулась к записям. Итак... сегодня только шелка из Комо, больше никаких вечеров, балов и концертов. Это приятно, можно будет лечь спать пораньше. Завтра среда, в одиннадцать у меня встреча с графиней Боттарди, а потом можно было бы сразу сесть в поезд и отправиться в Медиоланум. Танцы и оперные арии, на которые приглашают завтра вечером в Ка"Грифони, я вполне могу пропустить; переночую в Медиолануме, послезавтра утром поговорю с профессором Ди Майо и вернусь. На четверг назначен бал во Дворце Дожей, и туда я пойду непременно.
Теперь главное, чтобы Ди Майо не укатил куда-нибудь "на гастроли": он любит поездить по дружественным клиникам с показательными операциями. Впрочем, мы все это любим...
- Родерико, добрый день! - сказала я темному экрану коммуникатора. Что за тьма, сейчас середина дня, час пополудни, спит он, что ли? - Это Нора Хемилтон-Дайер, если можете, ответьте!
Судя по встрепанному профессору, появившемуся на экране через какое-то время, он не спал, но занят был чем-то предосудительным. Да и ладно, пусть его; лишь бы сделал то, что нужно мне.
Все-таки ужасно неудобно жить без секретаря. Вот сейчас мне нужно взять билеты на поезд до Медиоланума, выбрать там себе отель, чтобы переночевать, заказать билет в Оперу - последние лет пятнадцать все это делала Альма, а теперь придется самой.
Ладно; я, конечно, справилась. Но, если предложение Пьетро Контарини будет принято, и я поселюсь в Ка"Виченте надолго, Альме Хендерсон тоже придется пересечь океан!
Вот вроде бы недолгое дело, посещение выставки-продажи: час, полтора, ну, много - два. Так почему же я провела там почти пять часов, домой вернулась без ног, но зато приобретя шелка и изделия всех видов, типов и расцветок? А ушла я оттуда одна из первых, между прочим... Ладно, мои покупки привезут завтра, синьора Польдини уже предупреждена и они с Марией, моей новой горничной, все разберут, развесят и отгладят. Все завтра, сейчас спааааааать...
Мне снилось, что только что я исполнила сложнейшую оперную арию, и меня заваливают цветами. Все бы хорошо, но один из букетов настолько тяжел, что придавливает меня к земле, а розы шипами вонзаются мне в плечи. Дернувшись, я проснулась и пискнула от ужаса: прямо перед моим лицом в темноте спальни горели два круглых желтых глаза, а на груди лежала какая-то тяжесть. Я зажгла светильник и обнаружила, что Руди переминается на мне всеми четырьмя лапами, периодически вонзая когти, и неотрывно глядит мне в лицо.
- Кот, ты обнаглел! - рявкнула я, спихивая его на пол.
Руди сел на коврике возле кровати, обернул рыжий хвост вокруг лап и продолжил меня гипнотизировать.
- Чего тебе надо? - проворчала я уже чуть более миролюбиво. - Дверь открыта, иди по своим делам.
Кот подошел к открытой двери и уселся возле нее, явно призывая меня последовать за ним. "Вообще-то, - подумала я, - Руди в первый раз зашел в эту комнату за все время. что я живу в Ка"Виченте. Может, кто-то забрался в дом, и он предлагает мне пойти и составить ему компанию в охоте на злоумышленника?"
- Ладно, подожди, я халат надену. Не хотелось бы простудиться, - я отправилась на поиски теплого халата, продолжая бурчать под нос уже для себя самой. - Совсем с ума сошла. Уже с котами разговариваю...
Руди коротко мякнул за моей спиной, не то поторапливая, не то возражая против "котов" во множественном числе. Надев и туго завязав халат, я последовала за рыжим хвостом по лестнице наверх, на второй этаж, где были комнаты, предназначенные для прислуги. Я подумала было, что синьора Пальдини плохо себя почувствовала, но кот не остановился и вновь пошел к лестнице. Что там у нас, чердак? Вообще-то, на чердаке я еще не была, но почему ночью?
- Руди, - прошептала я. - Может, утром сходим?
Еще одно короткое "Мя" было мне ответом. Кот уже стоял перед закрытой дверью и выжидательно на меня посматривал. Я пожала плечами и толкнула дверь; она беззвучно отворилась, и мы с котом, следом за летящим фонариком, вошли внутрь.
Чердак был большим. Очень большим. Дальний конец его терялся в темноте. Я зябко поежилась и прибавила света в фонарике.
- Ну, и что тут у нас?
Руди прошел мимо кресел, закрытых белыми чехлами, мимо горы чемоданов, миновал несколько сундуков (ох, надо будет потом сунуть в них нос) и остановился перед... чем-то, накрытым тканью. Зеркало или картина?
