Мне страшно, я сопротивляюсь изо всех сил, но он подталкивает меня к разверстой черной пасти камина, я лечу туда и ору, ору.… И от соб-ственного крика просыпаюсь. Сердце колотится, как испуганный заяц, во рту пересохло, голова раскалывается. И, конечно, звонит телефон. На часах половина одиннадцатого, я снимаю трубку и с облегчением слышу мамин голос. Еще через полчаса, выслушав подробные наставления, чем полоскать горло, как его укутать, и что лучше принять от температуры, я кладу трубку. Надо выпить чаю, но сперва за мной звонок на работу. Пожалуй что, позво-ню-ка я Мегере – она и в отделе предупредит, и АБ сообщит, чтобы на меня не рассчитывал. Но хитрый ход не удается, старая перечница, услышав мой голос, прямо-таки вопит от облегчения:
- Ой, Сашенька, как хорошо, что Вы позвонили! Шеф с утра Вас разыски-вает, сейчас соединю.
- Я заболела, Евгения Эдуардовна, слышите, какой голосок? – Я и в самом деле честно хриплю, у меня всегда больное горло вызывает потерю голо-са, еще час – и я вообще смогу только шептать. – Ну что делать, соеди-няйте.
- Саша? Что случилось?
- Да ничего серьезного, просто простуда. За выходные все пройдет. Ты из-вини, но поехать я не смогу, сам слышишь, как разговариваю.
- А температура есть?
- Полчаса назад была, тридцать восемь и семь. Пока, кажется, не понизи-лась.
- Что ты принимаешь? У тебя все есть? – Господи, сейчас я выслушаю еще одну лекцию о том, как полоскать горло! Ребята, я уже большая девочка!
- У меня все есть, сейчас договорю с тобой и пойду выпью чаю с медом и с молоком. Все нормально, не волнуйся.
- Я сейчас приеду.
- Ну, да – только тебя мне и не хватало. Во-первых, у тебя работа, во-вторых, тебе ехать на этот прием, а до меня добираться днем час, не меньше. И потом, я не в форме и вовсе не желаю тебе такой показываться на глаза. Ко мне вечерком подруга заедет, если что надо – привезет. Все, не могу больше говорить, горло болит. Пока.
- Ладно, посмотрим, - говорит Свентицкий, не уверена, что он оставил свои идеи насчет приехать, но мне сейчас все равно. Я кладу трубку и бегу в туалет и в ванную – ну не могу я с любовником разговаривать, не умывшись и не проделав прочие гигиенические процедуры!
Чай с молоком и медом, полоскание, шерстяные носки, еще чашка чаю с собой – и я забираюсь по теплое одеяло, раскрыв свежий детектив, который лежал на полочке с понедельника, глубоко меня возмущая одним своим ви-дом. К часу дня температура, кажется, падает – я переодеваюсь, наливаю себе новую чашку чаю и устраиваюсь в подушках поудобнее. Мой дурацкий сон не идет у меня из головы. Да еще на пятницу… Может, и правда, эти отношения толкают меня к чему-то плохому? Я не брала на себя никаких обязательств, и, тем не менее, АБ уже считает меня своей собственностью… Я проходила это – была у моего первого мужа такая тенденция, а я была слишком молода, чтобы это понять. И все же мне было хорошо со Свентиц-ким, и он искренне мной увлечен – любая женщина такие вещи чувствует. Собственно, мне от него ничего не надо – замуж я не хочу, спасибо, хватит; денег мне хватит тех, что я заработаю; в постели мне с ним хорошо, и это, похоже, единственное, что нас сейчас связывает. А вот если я влезу в какие-то его дела, пару раз появлюсь с ним официально – вот тут-то и окажусь связанной по рукам и ногам. С другой стороны – ну уж больно страшный был сон, а ведь пока что все вполне мирно…
Звонок, на сей раз в дверь. Вставать не хочется до чертиков, но стоящий за дверью не успокаивается. Звонок у меня обычный, не музыкальный, по-этому на третьей минуте непрерывного трезвона я сдаюсь, надеваю халат и иду отворять. Видок у меня еще тот – толстые шерстяные носки, длинный теплый клетчатый халат, который я привезла из Италии три года назад и не перестаю этому радоваться, красный нос, взъерошенные волосы, замотанное горло… Я с мстительным удовольствием думаю, что любой, увидевший ме-ня сейчас, надолго утратит сексуальные поползновения в эту сторону. Но за открытой дверью стоят люди, которые относятся ко мне замечательно, независимо от моего внешнего вида. Подобрав челюсть, я пропускаю Мишку и Романа в прихожую.
- Ну-ка быстро под одеяло. А то на тебя смотреть тошно, просто символ простуды!
- У меня не простуда, а ангина, - хриплю я, но послушно ныряю в постель. – А что случилось, вы чего приехали?
- А ты что, нам не рада? – появляясь через некоторое время в дверях ком-наты с огромной дымящейся кружкой, вопросом на вопрос отвечает Ро-ман.
- Я рада, только не в таком виде гостей принимать. Болею я. Несмертельно, но очень тяжело. А это что?
- Лучшее средство…
- От перхоти – это гильотина, - подхватывает Мишка. – А это лучшее средство от простудных заболеваний, фирменный глинтвейн. Выпить надо все, и горячим, горячим!
- Ребят, я от этого умру. В меня столько не влезет.
- Или выздоровеешь, причем быстро. Пей, давай, остынет
Кочевряжусь я скорее по привычке, Ромкин фирменный глинтвейн – штука убойная, но исключительно вкусная. И действительно от простуды спасает.
Значит так, рассказываю рецепт: берется красное сухое вино, и не обяза-тельно французское, достаточно и обычного молдавского. Подогревается в эмалированной (исключительно) кастрюльке на ма-а-а-леньком огне, по-путно туда добавляются пряности (корица, гвоздика, мускатный орех, кар-дамон) и хорошая ложка меда. Подогретая до температуры почти невыно-симой, смесь снимается с огня. Теперь надо влить в нее некоторое количе-ство коньяку (желательно хорошего, потому что плохой коньяк – это уже не коньяк, а просто гадость) и выжать пол-лимона, далее процедить и немед-ленно употребить. В общем, никакая простуда этого не выдерживает…
Я выпиваю полкружки и делаю попытку отставить ее.
- Нет, дорогая, давай-ка до конца. Через два часа будешь как огурец.
- Ага – зеленая и в пупырышках, - бурчу я в кружку, но доглатываю все до донышка. – Я же сейчас усну.
- Вот и славно, вот и спи. Я поеду, - говорит Мишка, забирая кружку, - а Роман наш Алексаныч посидит тут, благо ему в Ша-два сегодня к восьми, а до тех пор делать решительно нечего. Вот тут вот в креслице он по-сидит и детективчик какой свежий почитает. Есть у тебя что новое?
- На рынке я давно не была, ты посмотри в шкафу – может, что-то для тебя новое и есть. Макса Фрая ты читал последнего?
Роман подходит к книжному шкафу и неторопливо просматривает полки. Я наблюдаю за ним из-под прикрытых век. Ромка очень хорош собой, но мы знакомы так давно, что я никогда не воспринимала его как существо мужского пола – друг и все. Сейчас, глядя на его подтянутую фигуру, я раз-мышляю – не было ли это моей большой ошибкой. Вот только борода… Не нравятся мне бородатые мужики, хоть убей. Всегда кажется, что борода скрывает слабый подбородок. А так – высокий, спортивный, брюнет с си-ними глазами, с короткой аккуратной бородкой... «Ладно, - обрываю я себя, – Ты сначала разберись с имеющимися претендентами, а то запуталась в двух соснах».
- Я смотрю, ты нового Бушкова купила? – не поворачиваясь, спрашивает Роман. – А я увидел на лотке, хотел тебе взять, а потом и не стал – ты же всегда все первая успеваешь купить.
- Я же не на лотке беру, а на рынке. А лотки я и не вижу, пролетаю мимо. Ты смотри сам, я подремлю, ладно? – В самом деле, подействовал ли Мишкин глинтвейн, или температура снова стала подниматься, я прова-ливаюсь в абсолютно глухой, без сновидений (и слава богу!) сон.
Просыпаюсь я внезапно, как будто кто-то меня толкнул, подскакиваю с отчаянно колотящимся сердцем и в первый момент не сразу могу понять, где я – не узнать собственную родную квартиру, это тоже надо суметь.… В комнате полумрак, задернута штора, и за окном шумит дождь. В кухне слышен тихий голос – Роман говорит по телефону. Я потягиваюсь, и пони-маю, что совершенно здорова – ни следа не осталось от чертовой простуды, горло не болит, и вообще я способна сейчас взлететь. Тихонько вытаскиваю из-под подушки часы – я проспала всего два часа, но как разительно изме-нилось все вокруг. Яркое солнце сменилось пасмурным дождем, из форточ-ки ощутимо тянет прохладой (как хорошо, что я еще не убрала далеко плащ, куртку, «всепогодные туфли» и прочие причиндалы!). На столе стоит ваза с букетом сирени, я вижу, как расплываются по рыжей скатерти темные капли воды, срывающиеся с цветов.
Очень хочется прогуляться до удобств, но выгляжу я наверняка совер-шенно заспанной и встрепанной, и показываться в таком виде Ромке не хо-чется. Будто чувствуя мою мысль, он заглядывает в дверь и говорит:
- Во-первых, тебе дважды звонили – твоя Светка и непредставившийся джентльмен с приятным голосом. Во-вторых, я дойду до магазина, у тебя в холодильнике мышь с голоду сдохла.
Ну да – еще бы ей не сдохнуть, если я всю неделю по ресторанам брожу, и домой возвращаюсь в такое время, что уже ничего купить нельзя в нашем районе, кроме водки и шоколада, и то сомнительного качества.
- В-третьих, - продолжает Ромка, - пока я буду ходить, не прыгай и красоту не наводи – только температуру нагонишь. Давай ключи. Вернусь, напою чаем..
Господи, и что же это каждый за меня решает, что мне делать, когда и каким способом!
Хлопает дверь, и я остаюсь в квартире одна. Выпрыгнув из-под одеяла, я пулей лечу по срочным делам, затем, значительно медленнее – умываюсь и причесываюсь. Причесывание отнимает у меня довольно-таки много време-ни, потому что коса успела сваляться в изрядный колтун, и я разбираю его, периодически отдыхая. Все-таки летать мне, пожалуй, еще рановато. Смот-рю в зеркало – н-да, вид, конечно, зеленоватый.… Под глазами синяки… ну, а все остальное вполне прилично… Джентльмен с приятным голосом – вдруг Вадим? Хорошо бы… Но сама звонить не буду, Ромка сказал, что я болею – надумает, так еще раз позвонит.
Расчесанной голове сразу становится легче, вроде уже и не болит так, как утром. Надо, пожалуй, выпить чаю. Впрочем, что это я! Ромка же обещал меня чаем напоить, не будем портить ему удовольствие от пребывания в ро-ли старшего. Кто еще звонил? А, Светка – она ведь мне давно нужна, все-таки пора перевозить бебехи на дачу. Вот только завтра я явно не рискну этим заняться, на когда же договориться? Набираю номер – у меня дурацкая память, я могу забыть как зовут собеседника, который только что предста-вился, но старые, никому уже не нужные телефонные номера торчат в памя-ти месяцами. А уж Светкин-то номер я знаю с пятого класса, он у нее с тех пор и не менялся.
- Привет. Ты звонила?
- Угу, - дожевывает что-то, - что с тобой стряслось?
- Да простыла, наверное, горло болит, голова…
- Нашла время – на улице теплынь, а ты болеешь.
- Ну, теплынью это можно назвать только после морозов на майские. Тебе-то хорошо, ты в Анталье грелась на песочке.
- Ну, предположим, на камушках, но, тем не менее, грелась. Ладно, ты мне вот что скажи. У тебя с деньгами как?
- Как обычно – кое-что есть, но на бриллианты явно не хватает. А что?
- Антон въехал в крутую тачку, мы уже все вывернули, и все равно нехва-тает.
- Господи, как его угораздило? – ахаю я, мысленно подсчитывая налич-ность. С наличностью негусто, на ремонт крутой тачки явно мало.
- Самое обидное, что он и вправду виноват. Ну ты же знаешь его аккурат-ность – пристегивал ремень, чуть отвлекся – а впереди «Вольво». Слава богу, еще не бандит за рулем, приличный мужик, а то бы так легко не от-делались.
- Постой-ка, но чтобы «Вольву» стукнуть, надо хорошо постараться!
- Так скорость-то была приличная, ему багажник и помяло.
- Да-а, ребята. Любите вы приключения. А ваша-то «Маруська» как?
- Ну, а у нашей, соответственно, нос всмятку. Ну, это-то ерунда, для де-вятки ремонт не так дорого, а на ту тачку надо где-то еще четыре штуки найти…
- Слушай, у меня совсем копейки, сотен восемь отложено на отпуск, но я попробую что-нибудь придумать,
- Ладно, не надрывайся, восемь сотен, конечно, смертельно раненого кота не спасут, но все-таки… Я тогда заеду сегодня или Антона пришлю.
- Лучше сама заезжай, пожалеешь болезную.
- Ну, пока, давай. – И мы кладем трубки.
Хорошая машина «Вольво». Только что-то частенько она маячит у меня на дороге. В двери поворачивается ключ – Ромка пришел из магазина, и очень вовремя, а то без чаю я себя чувствую, как пальма в пустыне.
- Ты лежишь? Вот только попробуй вскочить, останешься без пирожных.
- Ну, вообще-то я и без пирожных не худенькая. Но так и быть, буду ле-жать. А что ты купил?
- Пойдешь пить чай и все увидишь. – Ромка появляется в дверях комнаты. – Я тебя позову, когда чайник согреется. Черт, кого там принесло? – в дверь звонят, и довольно настойчиво. Мать вроде не собиралась… А го-лос-то из-за закрытой двери слышится мужской!
Дверь открывается и входит букет роз. Судя по виднеющимся из-под бу-кета ногам, его несет существо мужского пола, но разглядеть лицо за ог-ромной – сколько же их там? полсотни? сотня? – охапкой кремовых и жел-тых полураспустившихся цветков. Мамочки мои, мне никогда столько не дарили! Зачем же это, они же завянут, куда же я их дену!
Следом за букетом входит Роман, я вижу, что он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. Обретя, наконец, дар речи, я спрашиваю:
- И что это такое?
- Мне показалось, что тебя это развлечет, - из-за положенного на стол бу-кета появляется слегка покрасневшее от напряжения лицо Свентицкого. Ну, разумеется, кому еще мог придти в голову такой купеческо-гусарский жест!
- Ну, хорошо, меня это развлекло. Что я должна делать с этим дальше?
- Послушай, что ты сердишься? – АБ в два шага оказывается возле меня и присаживается на край постели. Я отодвигаюсь, а Роман деликатно исче-зает за дверью.
- Ты знаешь, я вообще-то болею. Тебе совершенно незачем заражаться.
- Эх ты, а еще высшее образование! Простуда совершенно незаразна, к твоему сведению. И вообще – я не болею, ты же знаешь. Ты совершенно напрасно на меня дуешься, ну бывает, – вспылил, прости, пожалуйста. А что бросила эту побрякушку, совершенно права, это не для тебя, слишком просто. Вот посмотри, по-моему, это подойдет тебе больше. – Он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака продолговатую коро-бочку синего бархата и потягивает мне.
Я всматриваюсь в его лицо – пожалуй, он искренне сожалеет о вчерашней вспышке… Если я возьму сейчас его подарок, то буду связана с ним уже всерьез. Если не возьму – это смело можно счесть оскорблением. Кто знает, в какую причудливую форму выльется в этом случае его месть… Потеря работы, пожалуй, наименьшая из возможных неприятностей. Но АБ – умный человек, этого у него не отнимешь, и он, положив футляр на столик, продолжает говорить.
- А ты знаешь, что твоя подруга Оля вышла замуж?
Естественно – чтобы в нашей конторе что-то оставалось тайной долго – просто невозможно!
- А откуда такая информация? – интересуюсь я осторожно.
- Да так, кто-то обронил. Вернется из отпуска, надо какой-то подарок от фирмы сделать, давно у нас никто замуж не выходил. – Он наклоняется и целует мне ключицу, невольно я расслабляюсь и от удовольствия закры-ваю глаза. Все-таки АБ прекрасный любовник, я завожусь мгновенно и не рада уже присутствию Романа в квартире.
Александр гладит мне плечи, рука его скользит ниже, губы теребят мне мочку уха… Я вздрагиваю от удовольствия и прижимаюсь к нему. Он целу-ет меня еще раз и, отстраняясь, шепчет на ухо:
- Ой, Сашенька, как хорошо, что Вы позвонили! Шеф с утра Вас разыски-вает, сейчас соединю.
- Я заболела, Евгения Эдуардовна, слышите, какой голосок? – Я и в самом деле честно хриплю, у меня всегда больное горло вызывает потерю голо-са, еще час – и я вообще смогу только шептать. – Ну что делать, соеди-няйте.
- Саша? Что случилось?
- Да ничего серьезного, просто простуда. За выходные все пройдет. Ты из-вини, но поехать я не смогу, сам слышишь, как разговариваю.
- А температура есть?
- Полчаса назад была, тридцать восемь и семь. Пока, кажется, не понизи-лась.
- Что ты принимаешь? У тебя все есть? – Господи, сейчас я выслушаю еще одну лекцию о том, как полоскать горло! Ребята, я уже большая девочка!
- У меня все есть, сейчас договорю с тобой и пойду выпью чаю с медом и с молоком. Все нормально, не волнуйся.
- Я сейчас приеду.
- Ну, да – только тебя мне и не хватало. Во-первых, у тебя работа, во-вторых, тебе ехать на этот прием, а до меня добираться днем час, не меньше. И потом, я не в форме и вовсе не желаю тебе такой показываться на глаза. Ко мне вечерком подруга заедет, если что надо – привезет. Все, не могу больше говорить, горло болит. Пока.
- Ладно, посмотрим, - говорит Свентицкий, не уверена, что он оставил свои идеи насчет приехать, но мне сейчас все равно. Я кладу трубку и бегу в туалет и в ванную – ну не могу я с любовником разговаривать, не умывшись и не проделав прочие гигиенические процедуры!
Чай с молоком и медом, полоскание, шерстяные носки, еще чашка чаю с собой – и я забираюсь по теплое одеяло, раскрыв свежий детектив, который лежал на полочке с понедельника, глубоко меня возмущая одним своим ви-дом. К часу дня температура, кажется, падает – я переодеваюсь, наливаю себе новую чашку чаю и устраиваюсь в подушках поудобнее. Мой дурацкий сон не идет у меня из головы. Да еще на пятницу… Может, и правда, эти отношения толкают меня к чему-то плохому? Я не брала на себя никаких обязательств, и, тем не менее, АБ уже считает меня своей собственностью… Я проходила это – была у моего первого мужа такая тенденция, а я была слишком молода, чтобы это понять. И все же мне было хорошо со Свентиц-ким, и он искренне мной увлечен – любая женщина такие вещи чувствует. Собственно, мне от него ничего не надо – замуж я не хочу, спасибо, хватит; денег мне хватит тех, что я заработаю; в постели мне с ним хорошо, и это, похоже, единственное, что нас сейчас связывает. А вот если я влезу в какие-то его дела, пару раз появлюсь с ним официально – вот тут-то и окажусь связанной по рукам и ногам. С другой стороны – ну уж больно страшный был сон, а ведь пока что все вполне мирно…
Звонок, на сей раз в дверь. Вставать не хочется до чертиков, но стоящий за дверью не успокаивается. Звонок у меня обычный, не музыкальный, по-этому на третьей минуте непрерывного трезвона я сдаюсь, надеваю халат и иду отворять. Видок у меня еще тот – толстые шерстяные носки, длинный теплый клетчатый халат, который я привезла из Италии три года назад и не перестаю этому радоваться, красный нос, взъерошенные волосы, замотанное горло… Я с мстительным удовольствием думаю, что любой, увидевший ме-ня сейчас, надолго утратит сексуальные поползновения в эту сторону. Но за открытой дверью стоят люди, которые относятся ко мне замечательно, независимо от моего внешнего вида. Подобрав челюсть, я пропускаю Мишку и Романа в прихожую.
- Ну-ка быстро под одеяло. А то на тебя смотреть тошно, просто символ простуды!
- У меня не простуда, а ангина, - хриплю я, но послушно ныряю в постель. – А что случилось, вы чего приехали?
- А ты что, нам не рада? – появляясь через некоторое время в дверях ком-наты с огромной дымящейся кружкой, вопросом на вопрос отвечает Ро-ман.
- Я рада, только не в таком виде гостей принимать. Болею я. Несмертельно, но очень тяжело. А это что?
- Лучшее средство…
- От перхоти – это гильотина, - подхватывает Мишка. – А это лучшее средство от простудных заболеваний, фирменный глинтвейн. Выпить надо все, и горячим, горячим!
- Ребят, я от этого умру. В меня столько не влезет.
- Или выздоровеешь, причем быстро. Пей, давай, остынет
Кочевряжусь я скорее по привычке, Ромкин фирменный глинтвейн – штука убойная, но исключительно вкусная. И действительно от простуды спасает.
Значит так, рассказываю рецепт: берется красное сухое вино, и не обяза-тельно французское, достаточно и обычного молдавского. Подогревается в эмалированной (исключительно) кастрюльке на ма-а-а-леньком огне, по-путно туда добавляются пряности (корица, гвоздика, мускатный орех, кар-дамон) и хорошая ложка меда. Подогретая до температуры почти невыно-симой, смесь снимается с огня. Теперь надо влить в нее некоторое количе-ство коньяку (желательно хорошего, потому что плохой коньяк – это уже не коньяк, а просто гадость) и выжать пол-лимона, далее процедить и немед-ленно употребить. В общем, никакая простуда этого не выдерживает…
Я выпиваю полкружки и делаю попытку отставить ее.
- Нет, дорогая, давай-ка до конца. Через два часа будешь как огурец.
- Ага – зеленая и в пупырышках, - бурчу я в кружку, но доглатываю все до донышка. – Я же сейчас усну.
- Вот и славно, вот и спи. Я поеду, - говорит Мишка, забирая кружку, - а Роман наш Алексаныч посидит тут, благо ему в Ша-два сегодня к восьми, а до тех пор делать решительно нечего. Вот тут вот в креслице он по-сидит и детективчик какой свежий почитает. Есть у тебя что новое?
- На рынке я давно не была, ты посмотри в шкафу – может, что-то для тебя новое и есть. Макса Фрая ты читал последнего?
Роман подходит к книжному шкафу и неторопливо просматривает полки. Я наблюдаю за ним из-под прикрытых век. Ромка очень хорош собой, но мы знакомы так давно, что я никогда не воспринимала его как существо мужского пола – друг и все. Сейчас, глядя на его подтянутую фигуру, я раз-мышляю – не было ли это моей большой ошибкой. Вот только борода… Не нравятся мне бородатые мужики, хоть убей. Всегда кажется, что борода скрывает слабый подбородок. А так – высокий, спортивный, брюнет с си-ними глазами, с короткой аккуратной бородкой... «Ладно, - обрываю я себя, – Ты сначала разберись с имеющимися претендентами, а то запуталась в двух соснах».
- Я смотрю, ты нового Бушкова купила? – не поворачиваясь, спрашивает Роман. – А я увидел на лотке, хотел тебе взять, а потом и не стал – ты же всегда все первая успеваешь купить.
- Я же не на лотке беру, а на рынке. А лотки я и не вижу, пролетаю мимо. Ты смотри сам, я подремлю, ладно? – В самом деле, подействовал ли Мишкин глинтвейн, или температура снова стала подниматься, я прова-ливаюсь в абсолютно глухой, без сновидений (и слава богу!) сон.
Просыпаюсь я внезапно, как будто кто-то меня толкнул, подскакиваю с отчаянно колотящимся сердцем и в первый момент не сразу могу понять, где я – не узнать собственную родную квартиру, это тоже надо суметь.… В комнате полумрак, задернута штора, и за окном шумит дождь. В кухне слышен тихий голос – Роман говорит по телефону. Я потягиваюсь, и пони-маю, что совершенно здорова – ни следа не осталось от чертовой простуды, горло не болит, и вообще я способна сейчас взлететь. Тихонько вытаскиваю из-под подушки часы – я проспала всего два часа, но как разительно изме-нилось все вокруг. Яркое солнце сменилось пасмурным дождем, из форточ-ки ощутимо тянет прохладой (как хорошо, что я еще не убрала далеко плащ, куртку, «всепогодные туфли» и прочие причиндалы!). На столе стоит ваза с букетом сирени, я вижу, как расплываются по рыжей скатерти темные капли воды, срывающиеся с цветов.
Очень хочется прогуляться до удобств, но выгляжу я наверняка совер-шенно заспанной и встрепанной, и показываться в таком виде Ромке не хо-чется. Будто чувствуя мою мысль, он заглядывает в дверь и говорит:
- Во-первых, тебе дважды звонили – твоя Светка и непредставившийся джентльмен с приятным голосом. Во-вторых, я дойду до магазина, у тебя в холодильнике мышь с голоду сдохла.
Ну да – еще бы ей не сдохнуть, если я всю неделю по ресторанам брожу, и домой возвращаюсь в такое время, что уже ничего купить нельзя в нашем районе, кроме водки и шоколада, и то сомнительного качества.
- В-третьих, - продолжает Ромка, - пока я буду ходить, не прыгай и красоту не наводи – только температуру нагонишь. Давай ключи. Вернусь, напою чаем..
Господи, и что же это каждый за меня решает, что мне делать, когда и каким способом!
Хлопает дверь, и я остаюсь в квартире одна. Выпрыгнув из-под одеяла, я пулей лечу по срочным делам, затем, значительно медленнее – умываюсь и причесываюсь. Причесывание отнимает у меня довольно-таки много време-ни, потому что коса успела сваляться в изрядный колтун, и я разбираю его, периодически отдыхая. Все-таки летать мне, пожалуй, еще рановато. Смот-рю в зеркало – н-да, вид, конечно, зеленоватый.… Под глазами синяки… ну, а все остальное вполне прилично… Джентльмен с приятным голосом – вдруг Вадим? Хорошо бы… Но сама звонить не буду, Ромка сказал, что я болею – надумает, так еще раз позвонит.
Расчесанной голове сразу становится легче, вроде уже и не болит так, как утром. Надо, пожалуй, выпить чаю. Впрочем, что это я! Ромка же обещал меня чаем напоить, не будем портить ему удовольствие от пребывания в ро-ли старшего. Кто еще звонил? А, Светка – она ведь мне давно нужна, все-таки пора перевозить бебехи на дачу. Вот только завтра я явно не рискну этим заняться, на когда же договориться? Набираю номер – у меня дурацкая память, я могу забыть как зовут собеседника, который только что предста-вился, но старые, никому уже не нужные телефонные номера торчат в памя-ти месяцами. А уж Светкин-то номер я знаю с пятого класса, он у нее с тех пор и не менялся.
- Привет. Ты звонила?
- Угу, - дожевывает что-то, - что с тобой стряслось?
- Да простыла, наверное, горло болит, голова…
- Нашла время – на улице теплынь, а ты болеешь.
- Ну, теплынью это можно назвать только после морозов на майские. Тебе-то хорошо, ты в Анталье грелась на песочке.
- Ну, предположим, на камушках, но, тем не менее, грелась. Ладно, ты мне вот что скажи. У тебя с деньгами как?
- Как обычно – кое-что есть, но на бриллианты явно не хватает. А что?
- Антон въехал в крутую тачку, мы уже все вывернули, и все равно нехва-тает.
- Господи, как его угораздило? – ахаю я, мысленно подсчитывая налич-ность. С наличностью негусто, на ремонт крутой тачки явно мало.
- Самое обидное, что он и вправду виноват. Ну ты же знаешь его аккурат-ность – пристегивал ремень, чуть отвлекся – а впереди «Вольво». Слава богу, еще не бандит за рулем, приличный мужик, а то бы так легко не от-делались.
- Постой-ка, но чтобы «Вольву» стукнуть, надо хорошо постараться!
- Так скорость-то была приличная, ему багажник и помяло.
- Да-а, ребята. Любите вы приключения. А ваша-то «Маруська» как?
- Ну, а у нашей, соответственно, нос всмятку. Ну, это-то ерунда, для де-вятки ремонт не так дорого, а на ту тачку надо где-то еще четыре штуки найти…
- Слушай, у меня совсем копейки, сотен восемь отложено на отпуск, но я попробую что-нибудь придумать,
- Ладно, не надрывайся, восемь сотен, конечно, смертельно раненого кота не спасут, но все-таки… Я тогда заеду сегодня или Антона пришлю.
- Лучше сама заезжай, пожалеешь болезную.
- Ну, пока, давай. – И мы кладем трубки.
Хорошая машина «Вольво». Только что-то частенько она маячит у меня на дороге. В двери поворачивается ключ – Ромка пришел из магазина, и очень вовремя, а то без чаю я себя чувствую, как пальма в пустыне.
- Ты лежишь? Вот только попробуй вскочить, останешься без пирожных.
- Ну, вообще-то я и без пирожных не худенькая. Но так и быть, буду ле-жать. А что ты купил?
- Пойдешь пить чай и все увидишь. – Ромка появляется в дверях комнаты. – Я тебя позову, когда чайник согреется. Черт, кого там принесло? – в дверь звонят, и довольно настойчиво. Мать вроде не собиралась… А го-лос-то из-за закрытой двери слышится мужской!
Дверь открывается и входит букет роз. Судя по виднеющимся из-под бу-кета ногам, его несет существо мужского пола, но разглядеть лицо за ог-ромной – сколько же их там? полсотни? сотня? – охапкой кремовых и жел-тых полураспустившихся цветков. Мамочки мои, мне никогда столько не дарили! Зачем же это, они же завянут, куда же я их дену!
Следом за букетом входит Роман, я вижу, что он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. Обретя, наконец, дар речи, я спрашиваю:
- И что это такое?
- Мне показалось, что тебя это развлечет, - из-за положенного на стол бу-кета появляется слегка покрасневшее от напряжения лицо Свентицкого. Ну, разумеется, кому еще мог придти в голову такой купеческо-гусарский жест!
- Ну, хорошо, меня это развлекло. Что я должна делать с этим дальше?
- Послушай, что ты сердишься? – АБ в два шага оказывается возле меня и присаживается на край постели. Я отодвигаюсь, а Роман деликатно исче-зает за дверью.
- Ты знаешь, я вообще-то болею. Тебе совершенно незачем заражаться.
- Эх ты, а еще высшее образование! Простуда совершенно незаразна, к твоему сведению. И вообще – я не болею, ты же знаешь. Ты совершенно напрасно на меня дуешься, ну бывает, – вспылил, прости, пожалуйста. А что бросила эту побрякушку, совершенно права, это не для тебя, слишком просто. Вот посмотри, по-моему, это подойдет тебе больше. – Он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака продолговатую коро-бочку синего бархата и потягивает мне.
Я всматриваюсь в его лицо – пожалуй, он искренне сожалеет о вчерашней вспышке… Если я возьму сейчас его подарок, то буду связана с ним уже всерьез. Если не возьму – это смело можно счесть оскорблением. Кто знает, в какую причудливую форму выльется в этом случае его месть… Потеря работы, пожалуй, наименьшая из возможных неприятностей. Но АБ – умный человек, этого у него не отнимешь, и он, положив футляр на столик, продолжает говорить.
- А ты знаешь, что твоя подруга Оля вышла замуж?
Естественно – чтобы в нашей конторе что-то оставалось тайной долго – просто невозможно!
- А откуда такая информация? – интересуюсь я осторожно.
- Да так, кто-то обронил. Вернется из отпуска, надо какой-то подарок от фирмы сделать, давно у нас никто замуж не выходил. – Он наклоняется и целует мне ключицу, невольно я расслабляюсь и от удовольствия закры-ваю глаза. Все-таки АБ прекрасный любовник, я завожусь мгновенно и не рада уже присутствию Романа в квартире.
Александр гладит мне плечи, рука его скользит ниже, губы теребят мне мочку уха… Я вздрагиваю от удовольствия и прижимаюсь к нему. Он целу-ет меня еще раз и, отстраняясь, шепчет на ухо:
