Перелетные чайки

Пролог

       Телефонный разговор между городом N где-то в центральной части России и одной из европейских стран:
       - Салют, Папироска.
       - Привет, Сколопендра.
       - Как там твои «са ва»? ^[1]
       - Ничего, летают бодрячком. Трудятся на благо отечества и собственного кармана. Сама как? Будешь ли в наших краях?
       - Ой, не зна-а-аю. У меня в перспективе толпа недообученных студентусов на пересдачу, да, кажется, хотят запрячь в приемку на этот сезон.
       - Давай хотя бы осенью, тут все без тебя скучают.
       - Осенью тоже не обещаю. Возможно, после новогодних праздников: половине педсостава грозятся командировкой, хочу в отпуск заранее свалить.
       - Все равно когда, главное – приезжай. Ты же знаешь, мы всегда тебя ждем.
       - Спасибо, радость моя, учту! Ты мне вот что скажи: понятно ли я разъяснила насчет девочки в прошлый раз?
       - Понятно… Что ж непонятного? Окунуть целиком и полностью в языковую среду. Никаких поблажек, пусть преодолевает внутренние барьеры.
       - Угу. Девочка хорошая, умненькая, но чересчур уж серьезная и гиперответственная в плане учебы. Синдром отличницы в чистом виде: слишком боится сделать ошибку в разговорной речи, из-за чего тяжело сходится с новыми людьми. На групповых встречах с иностранцами из нее слова не вытянуть, хотя на семинарах всегда лучше и связнее всех высказывалась. А какие шикарные литературные анализы на Мопассана вывозила – заслушаешься! Надо потихонечку избавлять ее от комплексов и стеснительности.
       - Ты мне уже об этом говорила, дорогая, к сведению принято, в исполнение приведем. Не переживай ты так, раскрепостим твою девочку.
       - Но-но-но! Не надо строить из себя Ошо. ^[2] Научи ее нормально общаться с людьми на вашем языке, а уж с дальнейшим «раскрепощением» она, думаю, и сама справится при нужде.
       - Оль, не повторяй по сто раз. У меня есть два уха и мозги, чтобы адекватно воспринимать информацию.
       - Я все боюсь, что ты не выдержишь и проболтаешься о своем знании русского. А ей надо отрезать все пути к отступлению.
       - Не проболтаюсь. В свое время надо мной хорошо поработали в этом плане, так что будь спокойна. Между русским и французским у меня в голове четкая граница.
       - Потому и выбрала ваши края. Не хотелось девочку совсем уж к чужакам отправлять. А ты все-таки зло привычное, хоть и вредное порой, зато русскоговорящее. Подстрахуешь, если форс-мажор какой.
       - Подстрахую, Ольчик, не суетись. Примем, познакомимся, разговорим.
       - Ладно, за сим прощаюсь. Не кашляй, Папиросина.
       - И тебе не чихать, Сколопендрочка.
       - И помни: ни слова по-русски!
       - Оля-а-а!!!..
       

       Глава 1. Выпускной.

       
       - Эй, Антипова, идешь тетрадки жечь у Хлебыча под дверью?
       Я обернулась на окрик и увидела Маришку. Она помахала мне из дальнего конца коридора. Мы только что получили дипломы и бродили по родному универу группками и в одиночку, слегка оглушенные непривычным ощущением свободы. Я сама уже второй круг наворачивала по третьему этажу, встречая шалые от счастья взгляды и немного растерянные улыбки вчерашних сокурсников. Думаю, такое же выражение легкого обалдевания присутствовало и на моем лице. Позади пять лет круглосуточной зубрежки, вынимающей душу практики и бешеного написания диплома. Не верилось, что больше не нужно готовиться к госам, в сто первый раз переделывать защитную речь, добиваясь идеальной краткости и емкости мысли, стоять перед строгой комиссией, убеждая себя, что никто не знает предмет исследования лучше, чем ты.
       Помню, как в конце второго курса, распрощавшись с ненавистной грамматикой в летнюю сессию, мы всей толпой решили сжечь десятки тетрадей, исписанные за два года, под дверью нашего завкафа Хлебова Геннадия Дмитриевича. Но студенческий инстинкт самосохранения пересилил: решили устроить ритуальное сожжение после выпуска.
       Теперь же не хотелось вообще ничего – ни красивых жестов, ни новых встреч с преподавателями, ни с друзьями по учебе (хотя с ними все равно придется увидеться на прощальной вечеринке). А хотелось пройтись в последний раз мимо аудиторий и понять наконец, что покидаю альма матер навсегда. Еще один пройденный этап. В сумке лежит красный диплом, а впереди – путешествие в неизвестное будущее. Причем в прямом смысле «путешествие»: на десять месяцев во Францию – практиковать изученный язык. Я махнула Маринке, мол, отстань, и ответила приблизившейся девушке:
       - Нет, Мариш, пусть живет! Лучше сдам эти тонны в макулатуру, хоть польза будет.
       - Ну смотри, - прищурилась подруга, - ты ж громче всех тогда кричала. Зажигалку тебе даже одолжу.
       - Я просто Хлебыча плохо знала, а теперь жаль беднягу – инфаркт ведь хватит.
       Дальше Марина шла со мной рядом.
       - Идешь вечером в «Самолет»? Не соскочешь, надеюсь, как ты любила это делать последнее время, - она забавно скривилась, выражая неодобрение в адрес моего «непростительного» отсутствия.
       - Конечно!
       В этом году ходить в клуб настроения не было, да и деньги экономила. Но пропусти я сегодня такое событие, Олейна со свету сживет.
       Олейна – наш куратор, полное имя – Ольга Александровна Лопарева. Единственный человек из всего педагогического состава, который сразу, так сказать, «пошел в массы». Она была лет на восемь нас старше, и еще прекрасно помнила свои веселые студенческие и не слишком веселые, но не менее насыщенные событиями аспирантские года. На первом курсе мы проходили у нее фонетику, а на третьем – разговорную речь. Сокурсники любили ее всей душой за энергичный характер, врожденное чувство справедливости и любовь к хлесткому словцу. Она не скупилась на эпитеты по отношению к своим «студентусам», и не всегда они были лестными. Душа компании, грамотный преподаватель и умный, адекватный человек – что может быть круче? После четвертого курса Ольга организовала для нашей группы туристическую поездку в Европу, и там я наконец начала понимать, зачем учу иностранный язык. Хотя изъясняться с французами – при всем моем усердии в учебе – по-прежнему сложно. В голове словно кто-то переключает тумблер, и из нее вылетает все, что годами закладывалось. Да и с населением родной страны я, откровенно говоря, не всегда нахожу общий язык при первой встрече. Числится за мной такой перекос личности.
       Именно по причине невозможности преодолеть внутренний языковой барьер я обратилась к Ольге за советом, а она посоветовала принять участие в программе «Accueil familial», ^[3] распространненной повсеместно в Европе, в качестве «fille au pair», попросту говоря – гувернантки-тире-домработницы. Молодые люди (чаще девушки, реже юноши) в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет) отправлялись по контракту жить в семье носителей изучаемого языка, обязуясь приглядывать за детьми принимающей стороны, выполнять несложную работу по дому и поступить на местные курсы для иностранцев. В обмен они получали бесплатное проживание, питание и даже деньги на карманные расходы. Многие позже продлевали контракты, а то и вовсе оставались жить заграницей. Кто-то выходил замуж, другие поступали в местные университеты и техникумы.
       Именно поэтому на нашей кафедре так не любили «опэровцев». Хлебыч ругался, что у нас «не факультет иностранных языков, а фабрика по производству невест для иностранцев». По его словам, мы учились на бюджетной основе и должны были отработать государству вложенные деньги, перед тем как отчалить в неведомые дали. Особенный шок у начальства вызвал тот факт, что половина группы не вышла первого сентября на четвертом курсе. Оказывается, они уехали во Францию по этой самой программе. Олейна тогда попала в немилость, ведь именно она помогла им с оформлением документов. По этой же причине мы с Маринкой весь пятый курс тряслись, как осиновые листья, боясь, как бы завкаф не выяснил о наших планах свалить за бугор. Иначе попортит нам кровушку перед дипломом изрядно, а то и вовсе «зарубит» на защите.
       Так что всем тайно занималась Ольга Александровна: подбирала нам семьи, общалась с надлежащими органами, помогала переводить и отсылать документы, устраивала встречу в Посольстве и прочее. Она искренне считала, что переводчик, не поживший в стране изучаемого языка, не может считать себя полноценным специалистом, и всячески способствовала подобным поездкам среди выпускников. Чем мы заслужили такое участие в нашей судьбе с ее стороны – до сих пор не понимаю. Были, как все студенты: иногда прогуливали, тянули хвосты, порой бунтовали и устраивали неприятности. Но Ольга все равно заботилась о нас, как о собственных детях. И мы с Мариной спокойно занимались дипломом и подготовкой к экзаменам, появляясь касательно путешествия во Францию только там, где наше присутствие было необходимо. Поэтому о семье, в которую мне надлежит отправиться ближе к началу осени, я узнала буквально пару недель назад.
       Ольга прислала мне фотографию высокого мужчины невнятного возраста, основательно обросшего русыми волосами и кустистой бородой. На загорелой открытой части лица привлекали внимание лишь яркие голубые глаза под тяжелыми, нахмуренными бровями. И вообще видок у будущего хозяина был какой-то грозный, даже пугающий. Зато мальчишки-погодки у него загляденье! Старший, девятилетний Симон, – худенький, миловидный, синеглазый. Через пару-тройку лет девчонки проходу не дадут такому симпатяге. Артюр, младший, похож на херувимчика: плотненький, маленький, с лукавым прищуром, светлые волосы вьются крупными локонами, на круглой мордашке хитрющая улыбка. Жили они в старинном городке на берегу Сарты в двух часах езды от Парижа. Себастьян Аркур руководил фабрикой по производству бумажной продукции для дома и офисов, детишки ходили в начальную школу.
       Честно говоря, немного удивил выбор семьи для меня. Я всю жизнь живу среди женщин: отца нет, только мама и бабушка; в гуманитарном классе было двадцать девочек и четыре мальчика; в универе же молодой человек на факультете иностранных языков а приори был птицей экзотической и приравнивался к птенцам голубя – то есть знаешь, что они есть, но никогда не замечаешь.
       Поэтому я пребывала в состоянии перманентного недоумения: что же мне делать одной с такой оравой мужиков, готовых свалиться мне на голову… Хорошо, готовить не нужно: месье Аркур был достаточно богат, чтобы нанять экономку для домашних дел. Вряд ли бы мой овощно-кашечный рацион подошел для растущего мальчишеского организма, а с мясом я имею дело крайне редко. Хотя впереди почти два месяца, чтобы научиться готовить более калорийные блюда. Но предстояла поездка в Москву для оформления визы, покупка авиабилетов, экзамен на права, сборы, – в общем, дел еще предостаточно…
       А самое главное – то, что не могла предугадать и что слегка «задвинуло» мои мысли о предстоящем путешествии на задний план, – ждало меня вечером…
       
       

***

       «Самолет» – застолбленная территория студентов-иностранщиков. Но поскольку наш поток гендерно не отличался разнообразием, в ночной клуб допускались также отдельные особи с математического, информационных технологий, физической культуры и других «мужских» факультетов. Иногда заглядывали и юристы, но у них своей женской элиты хватало.
       В клуб мы заявились ближе к десяти. Мы – это я, Марина и Алена (мои соседки по общаге), и еще пара наших, включая одну девочку с четвертого курса, в чьей комнате и проходили сборы на «пати», ведь к диплому из общежития выселялись все выпускники. Тетя Таша, вахтер, пустила нас по старой памяти к подруге и разрешила даже переночевать в бывших комнатах, еще не заселенных. Мировая тетка.
       Вечер только набирал обороты, танцпол оставался полупустым, ребята в основном сидели за столиками, пытаясь разглядеть и переорать другу друга в темном и гремящем музыкой помещении.
       Не успели мы войти, как подлетела Варька и утащила в сторону нашей «выпускной» компании.
       - Хэлоу, пипл! - весело кричит Маринка, целуясь с девчонками и салютуя вкрапленным в них Стасику и Егорке. К выпуску уцелело две с половиной единицы мужского населения с нашего потока. Половина – это Эдик, которого никто за «целого» мужчину не принимал курса со второго, когда он перешел в ряды эмо-готов. Стас и Егор – ребята с английского и немецкого отделений – хоть как-то проявляли свое либидо, посещая качалку и периодически кушая водку, набивая при этом кому-то морды, а также напоминая одногруппницам о своем присутствии в разгар рьяной дискуссии об удобстве тампонов и прокладок. С Эдиком же все было грустно. Ну, и не любил он наши шумные компании, предпочитая своих собратьев по… м-м… разуму.
       - Салют, Маричелла!
       - Привет, Люси!
       - Алена, Дашик, садитесь сюда…
       В процессе бурных и радостных приветствий уместили свои различной худосочности бедра, вписав их в пространство возле двух сдвинутых столов. Там уже стоял какой-то алкоголь, и мы быстренько внесли в общую поляну свою лепту. Разговор вертелся в основном вокруг планов на будущее и воспоминаний о прошлом. Все ждали, когда придет Олейна. Выпили за диплом, за здоровье любимых и не шибко преподавателей, за душевное здоровье коменданта нашей общаги: пережила нас и слава Богу.
       - Теперь Антипова и Соколик проставляются! - радостно осклабился Стас, когда бокалы изрядно опустели.
       - А чейт сразу Соколик с Антиповой?! - набычилась Маринка.
       - Так не помажешь, не поедешь, Соколик. Хотя в вашем случае – не заправишь, не полетишь.
       - Ну знаешь, Стас! Вы тоже с Егором и Настасьей в Австралию валите через полгода, что-то не видела с твоего угла «дозаправки».
       - Меньше опаздывай, птица, основную дозу вы уже пропустили. Следующая ждет прихода вашей Лопаревой.
       Маринка бурчала по привычке. Они со Стасом с первого курса препирались после короткого и бурного, но не слишком удачного романа. Что у них там произошло – не знал никто, хотя слухи ходили самые фантастические, от «у него не встал» до «застукала с соседкой». Но поскольку «соседкой» была я, а мы со Стасом точно ни разу и ни в одной позе, то оставалось лишь гадать. Марина, временами страшная болтушка, заперла тайну расставания у себя в сердце и никому не позволяла туда лезть. Даже мне.
       - Ладно, Стасик, получишь ты от нас сейчас полный бак, смотри предохранители не сожги, - хмыкнула я и заказала подошедшей официантке абсента на всех. Ребята выдали дружное «о-о-о» и приготовились к новому витку нашего вечера.
       Я прекрасно знала, что абсент на коктейль ложится туго и с непредсказуемыми последствиями. Но в конце концов, завтра не в школу, имеем право проблевать хоть всю ночь до самого выпускного утра.
       - Антипова, ты, как всегда, удивляешь, - послышался за спинами знакомый веселый голос. Девчонки с визгом кинулись обнимать любимую Олейну – стройную, высокую даму тридцати с хвостиком. Именно даму. По-другому о ней и не скажешь. Всегда модная, ухоженная, с ярко-красными губами, платиновыми короткими волосами и шикарным маникюром. Водила что-то узкое, хищное, с открытым верхом а-ля кабриолет (плохо я разбираюсь в марках машин). В совокупности все это ставило ее вне возраста и на ступеньку выше остальных. Наш тайный кумир, да-а. Все хотели хоть немного быть Ольгой Лопаревой.