Повернувшись, чтобы обнять родных, я вдруг остро ощутила, как надолго покидаю их, кажущихся сейчас такими маленькими и одинокими в своих цветастых ситцевых халатах. Глаза вдруг заволокло влажной пеленой.
- Так, не реви, молекула, - приказала мама, биолог по образованию. - Напугаешь еще Алексея своей женской истерикой, а ему машину вести.
- На себя посмотри, все на мокром месте, - огрызнулась я беззлобно.
- Мне можно, я сейчас приду домой и нарыдаюсь в тишине и уединении, - строго ответила родительница, а у самой подбородок дрожит.
- Ма-ам, не надо…
- Так, обнимай мать, целуй, и отпочкуйся уже…
После пожеланий счастливого пути и крепких объятий мы, наконец, загрузились в авто. Мама с бабушкой стояли рядом и махали на прощание.
- Люд, и помни, на каждой новой точке – смс-отчет!
- Ла-а-адно, - раздраженно вздохнула я. Плакать мгновенно расхотелось, зато «отпочковаться уже» – мечталось.
До Москвы мы доехали быстрее, чем запланировали, успев проскочить все пробки ночью. Полдороги болтали друг с другом и нашим водителем. Леха оказался порядочным хохмачом, травил байки из жизни гастарбайтеров в столице нашей родины да вполуха слушал девчачью трескотню. Тему мальчиков мы избегали при нем, не обсуждая ни Макса, ни Стаса. Но и, честно говоря, не до них было: в крови гулял адреналин, предвкушение новых приключений. В пути двести раз пересказали вслух все известные сведения о принимающих семьях и высказали четыреста предположений о том, как нас встретят. Маришке повезло попасть на Лазурный берег, на виллу какого-то ресторанного магната. Карманных денег обещали вдвое больше, чем мне, и она надеялась подкопить за год, чтобы поступить в местный университет. Но и обязанности ей вменялись гораздо серьезнее: работа по дому, готовка и наблюдение за тремя детьми, один из которых – годовалый малыш. Бр-р-р, никаких денег не надо…
Закрапал дождь, и нас, наконец, вырубило. Алексей, наверное, вздохнул с облегчением.
В Шереметьево мы прибыли ровно в четыре утра, за три часа до самолета Маринки – она улетала первая.
Распрощавшись с братом подруги, мы уверенно покатили чемоданы к дверям аэропорта. Внутри оказалось огромное помещение, залитое светом, отражающимся во всех сверкающих поверхностях. Людей не так много, как мне представлялось. Или же количество скрадывалось общими размерами… Время потянулось медленно, в голове шумело от недосыпа, но внутреннее волнение исключало всякую возможность сна. Разговаривать совершенно не хотелось. Проделав необходимые процедуры: туалет, умыться, отписаться родителям, – мы развалились на хромированных креслах, обложившись пожитками.
Через час объявили о регистрации на рейс до Марселя. Подруга вздрогнула, видимо, все же задремав, и растерянно взглянула на меня:
- Ну что, Люськ, прощаемся, что ли? Мне вроде пора…
- Удачи, Маричелла. Хорошего тебе полета и разместиться без приключений, - я сглотнула комок, застрявший в горле.
- Тебе тоже, зайка. Не пропадай. Как будет новый номер, отпишись по мэйлу, ок? И письмо не забудь написать, как приедешь. Адрес я тебе оставила.
- Конечно! Сама не забудь.
Мы крепко обнялись, немного покачавшись из стороны в сторону, чмокнули друг дружку в щеку. Потом Маришка двинулась с вещами к стойке регистрации, а я осталась одна. И вот тут-то меня накрыло…
…Понимание того, что в скором времени между мной и знакомым с детства миром проляжет три тысячи километров. А вдруг случится война? Или обворуют? Или я потеряю память? Или что-то случится с родными, пока меня нет рядом… В общем, до объявления рейса на Париж я успела себя накрутить так, что в пору бежать из аэропорта со всех ног, бросив чемоданы и сверкая пятками. Но перед посадкой внезапно все «бы» и «кабы» испарились, оставив место спокойной собранности. Всегда так у меня было – паника, паника, паника, потом раз – и отрезало. Очень сильно помогала эта особенность на экзаменах.
Поэтому регистрацию, сдачу багажа, паспортный контроль и личный досмотр я прошла без приключений, выполняя все задачи поэтапно, как по инструкции конструктора. Попав в зону «duty free», я заозиралась вокруг, рассматривая сотни товаров – начиная от национальных спиртных напитков (то бишь разнокалиберной водки), заканчивая матрешками с лицами небезызвестных политических деятелей. Но мои «национальные» подарки для дорогих хозяев были уже давно куплены и, тщательно запакованные, лежали на дне чемодана. В скором времени объявили посадку, и, двигаясь в общей очереди, наконец попала через телескопический трап внутрь самолета.
Все было такое пластиковое, светлое и округлое. Непривычно чистое, особенно если вспомнить наши поезда и автобусы. Да, я ни разу в жизни не летала, и самолет оказался для меня сродни элементу фантастики. Конечно, я знала о нем с рождения, видела в фильмах – снаружи, изнутри, вплоть до «внутренних органов». Но оказаться самой в этой громадине, которая каким-то непостижимым образом умудряется держаться в воздухе, слушать тихий гул за стенкой и понимать, что сейчас ты окажешься в небе, – шок.
Я все же умудрилась найти нужное место и запихнуть ручную кладь куда следует.
В нашем ряду было три кресла, и мое – у иллюминатора. Я четко выполнила все инструкции стюардессы и вцепилась пальцами в подлокотники, когда самолет начал тяжело и медленно двигаться по взлетной полосе.
Закрыв глаза, усиленно молилась про себя. Страшно-то как, мамочки!..
Когда мы набрали высоту, и я перестала сглатывать заложенность в ушах, рискнула открыть один глаз и повернуть голову. Слева на меня со снисходительным любопытством уставились две пары глаз: парень лет двенадцати и его мать, судя по внешнему сходству.
- Первый раз летите? - улыбнулась женщина.
- Ага, первый. - я замялась, но адреналин развязал язык, и внезапно призналась:
- Целый месяц накануне отлета снились кошмары с различными вариантами падения самолета. Достали изрядно.
Соседка рассмеялась:
- Понимаю, у меня так же было перед первым полетом. Потом привыкла.
Развивать тему она не стала и вскоре заговорила с сыном, а я, постеснявшись спросить, какой у нее по счету сегодняшний полет, чтобы понять, когда начинается это «потом привыкла», отвернулась к иллюминатору. За стеклом простиралась бескрайняя синь, залитая солнечным светом, – самолет поднялся над уровнем облаков, оставляя хмарь московского неба далеко внизу. Я расслабилась, достала наушники и вскоре задремала под хриплый баритон Шевчука: «Летели облака, Летели далеко, Как мамина рука…».
Через три нудных часа, отсидев себе все, что можно, утомленная однообразием пути и предшествующими ему душевными метаниями, услышала, наконец, объявление о скорой посадке. И не успев рассмотреть все красоты падающей вниз земли на взлете, теперь не желала упустить ни малейшей детали. Самолет снижал скорость ступенчато, чуть кренясь на одно крыло, кружа над едва различимыми зелеными квадратами, которые с каждым витком становились все ближе, словно я смотрела в подзорную трубу, периодически подкручивая колесико на увеличение. Все четче различались поля и перелески, дома вдали, дороги с точками машин, а позже – здания парижского аэропорта Шарль Де Голль и взлетные полосы. Уже совсем не страшно, а сердце сжимается в предвкушении.
Приземление прошло удачно, пассажиры аплодисментами поблагодарили пилота за мягкую посадку и потянулись на выход. В общей очереди я без проблем прошла паспортный контроль, забрала свой багаж и вышла к символическому ограждению, за которым толпились встречающие.
И все же усталость взяла свое. Увидев стену чужих лиц, я испытала острый приступ паники, не зная, как отыскать хозяина среди них. Пару минут шарила по ним безумным взглядом, пока не наткнулась на высоко поднятую табличку «Ludmila Antipova», и уже целенаправленно двинула в нужном направлении, слушая гомон знакомой незнакомой речи.
Табличка возвышалась над головами людей, как и мужчина, ее державший. Как не заметила сразу – ума не приложу! Приблизившись и, наконец, рассмотрев встречающего, я обомлела.
Эм… Excusez-moi [1]
– Ludmila Antipova? C’est vous? [2]
Эм… Простите, где бородатый мужик с фотографии?!
Надо мной возвышался высоченный парень сногсшибательной наружности: атлетическое сложение, скульптурные черты лица, прямой нос с чуть заметной характерно французской горбинкой. В уголках крупного рта притаилась ехидная смешинка. Модная трехдневная щетина покрывает сильный подбородок и теряется где-то под острыми скулами – никакой пышной растительности, закрывающей пол-лица, как на фото, и в помине не было... На высокий лоб падают темные волнистые пряди. А из-под хищных бровей во внимательном прищуре смотрят потрясающе синие глаза. Хотя не синие, нет. Скорее лазоревые, цвета теплого южного моря.
– C’est vous – Lucie Antipova? – неуверенно повторил сей образчик мужской красоты. А до меня вдруг дошло, что застыла и безмолвно пялюсь на него, распахнув варежку, посреди огромного аэропорта в чужой стране. Сейчас он примет меня за полоумную глухонемую, развернется и уйдет искать другую «Люси». Адекватную.
Стряхнув наваждение, я с трудом сфокусировала мысли на внятном ответе:
– Oui, c’est moi. Monsieur Harcourt? [3]
Мужчина выдохнул и облегченно улыбнулся.
Бац. Меня снесло второй волной его харизмы. Божечки, и так тяжело выбраться из вечного ступора, смилуйся, Государинь Рыбк, не надо топить меня окончательно…
Так, Люська, соберись, ежиков тебе в подмышки, кактусов в штанишки! Красивых мужиков никогда не встречала?!
В том-то и дело, что встречала. И множество. Но столкнуться с подобным в лице нанимателя никак не ожидала, да и дорожные переживания брали свое, так что теперь я полностью выбита из колеи.
И тут он забивает последний гвоздь в крышку моего гроба: улыбается еще шире, делает шаг вперед, кладет на плечи тяжелые, теплые руки и целует воздух рядом с моей щекой, легко царапнув ее своей модной небритостью:
– Bienvenue en France, chere Lucie. [4]
Н–ну да, ничего так «бьенвенюшечки». Стою, словно прижизненная статуя самой себе, пытаясь переварить собственные ощущения и реакции на прикосновения чужеродного мужского организма, оставившего едва уловимый запах свежего парфюма на моей коже. Нет, я знала, что поцелуй при встрече и объятия – стандартное национальное приветствие во Франции, но знала как-то в теории. Дома такие близкие контакты с малознакомыми людьми никогда не практиковались, а уж с такими сногсшибательными незнакомцами – тем более. В общем, хорошо меня пробрало, качественно…
До Себастьяна Аркура, видимо, дошло, что со мной происходит некая внутренняя пертурбация, поскольку улыбаться он перестал (аллилуйя!), опустил табличку и произнес по–французски:
– Люси, с вами все в порядке? Полет прошел нормально? Вы очень бледны.
– Д-да, – заикаясь, выдавила я невпопад и усилием воли заставила работать сбоившие шестеренки. – Простите, немного устала.
– Конечно! Прекрасно вас понимаю. Позвольте багаж?
Я позволила. И молча наблюдала, как эта каланча аккуратно перевесил мою дорожную сумку на свое плечо, взялся за ручку чемодана и деликатно прихватил меня за рукав, направляя в сторону выхода.
– Моя машина припаркована рядом. Разместимся и познакомимся как следует, – он говорил медленно, четко проговаривая каждое слово, будто разговаривал с ребенком или душевнобольной. Ну, кстати, второе не далеко от истины, как показала практика. А вообще, думаю, он боялся, что я его не пойму.
Машинально кивнула, стараясь поспевать за мужским размашистым шагом и выстроить свою траекторию четко по намеченному хозяином маршруту. Я мало смотрела по сторонам, боясь упустить широкую спину, обтянутую кожанкой, поэтому смена локаций оказалась для меня слишком резкой. Вот мы рассекали человеческие волны внутри здания аэропорта, и вдруг высокий потолок сменился бескрайним синим небом, а яркий свет заставил на секунду зажмуриться. В голове слегка зашумело, пришлось остановиться и перевести дух. Даже воздух здесь пах иначе…
Себастьян, видимо, не заметил мою заминку, потому что, очнувшись, увидела его подходящим к парковочным местам уже на приличном расстоянии. Вприпрыжку бросилась догонять, когда он щелкнул сигналкой рядом с черной машиной и с пульта завел ее. Зверь, сверкающий полированными боками на солнце, утробно заурчал.
Я не слишком хорошо разбираюсь в автомобилях, но четыре блестящих кольца на массивной решетке радиатора не узнать трудно. Хищная морда с агрессивными фарами, навороченные диски, хромированные вставки и прочие атрибуты прямо-таки кричали о престиже и больших деньгах. Насколько я помнила с уроков страноведения и рассказов Олейны, большинство французов предпочитали отечественные машины в силу экономии, и только прослойка с доходом «чуть выше среднего» закупалась по большей части у соседей–немцев. И то – брали с рук, что свободно практиковалось в Европе, чей климат позволял и десятилетней старушке выглядеть девушкой на гарантии. Хозяйская же Ауди вообще словно только что выехала из автоцентра официального дилера. И тут до меня, наконец, стало доходить, куда и к кому я попала…
– Садитесь, Люси, – распахнул передо мной переднюю дверцу месье Аркур. – Положу вещи в багажник и отправляемся.
Я нырнула в салон и плюхнулась на широкое кожаное сиденье. Ф-фух! Слава чемоданам, чуток передохну от его сияющего лика, а то так и ослепнуть недолго. Осмотрелась вокруг. Ну конечно: внутри смотрелось так же дорого-богато, как и снаружи. Молочно-белый просторный салон, куча электроники на приборной доске, удобные подлокотники, тонированные стекла и климат-контроль. И снова, словно бегущей строкой по лобовому: «Очень Большие Деньги». Я в жизни не сидела в таких машинах. Мой потолок – дядина Волга и Шевроле-Лады пап знакомых девчонок, подвозивших меня с универа до дома. Ну, у Макса в старой Шкоде сидела пару раз. И, собственно, все. Поэтому сейчас накрыло ощущение нереальности происходящего. Чувствовала себя героиней любовного романа: за окном банка парижского аэропорта, я сижу в шикарной Ауди, а встретил меня двухметровый красавчик с голливудской улыбкой. Старик, ага, как же…
Но представлять-то можно всякое, а вот обольщаться не стоило: это не сказка, а я не главная героиня. Мы приехали работать и пахать. Пахать и работать. Ничего нового.
А всякие там "принцы" – обычные работодатели. И мы всего лишь на службе "его высочества". Ехидный голос внутри пропел баском из мультика: "По-чё-тна и зави-и-идна наша роль... Да наша роль…" Я приободрилась, представив себя этаким пузатеньким охранником, стоящим на страже интересов королевской семьи, и почти пришла в себя, выкинув из головы неуместные романтические ассоциации.
Со стороны водителя мягко открылась дверца, фигура хозяина довольно компактно для такого внушительного размера утрамбовалась за рулем. Месье Аркур вновь обратил ко мне свою убийственную улыбку и провозгласил:
– Готовы к новому путешествию?
Я невольно растянула губы в ответ и кивнула, отметив про себя, что понемногу привыкаю к его внешности и реагирую все спокойнее. Себастьян подмигнул мне:
- Так, не реви, молекула, - приказала мама, биолог по образованию. - Напугаешь еще Алексея своей женской истерикой, а ему машину вести.
- На себя посмотри, все на мокром месте, - огрызнулась я беззлобно.
- Мне можно, я сейчас приду домой и нарыдаюсь в тишине и уединении, - строго ответила родительница, а у самой подбородок дрожит.
- Ма-ам, не надо…
- Так, обнимай мать, целуй, и отпочкуйся уже…
После пожеланий счастливого пути и крепких объятий мы, наконец, загрузились в авто. Мама с бабушкой стояли рядом и махали на прощание.
- Люд, и помни, на каждой новой точке – смс-отчет!
- Ла-а-адно, - раздраженно вздохнула я. Плакать мгновенно расхотелось, зато «отпочковаться уже» – мечталось.
До Москвы мы доехали быстрее, чем запланировали, успев проскочить все пробки ночью. Полдороги болтали друг с другом и нашим водителем. Леха оказался порядочным хохмачом, травил байки из жизни гастарбайтеров в столице нашей родины да вполуха слушал девчачью трескотню. Тему мальчиков мы избегали при нем, не обсуждая ни Макса, ни Стаса. Но и, честно говоря, не до них было: в крови гулял адреналин, предвкушение новых приключений. В пути двести раз пересказали вслух все известные сведения о принимающих семьях и высказали четыреста предположений о том, как нас встретят. Маришке повезло попасть на Лазурный берег, на виллу какого-то ресторанного магната. Карманных денег обещали вдвое больше, чем мне, и она надеялась подкопить за год, чтобы поступить в местный университет. Но и обязанности ей вменялись гораздо серьезнее: работа по дому, готовка и наблюдение за тремя детьми, один из которых – годовалый малыш. Бр-р-р, никаких денег не надо…
Закрапал дождь, и нас, наконец, вырубило. Алексей, наверное, вздохнул с облегчением.
***
В Шереметьево мы прибыли ровно в четыре утра, за три часа до самолета Маринки – она улетала первая.
Распрощавшись с братом подруги, мы уверенно покатили чемоданы к дверям аэропорта. Внутри оказалось огромное помещение, залитое светом, отражающимся во всех сверкающих поверхностях. Людей не так много, как мне представлялось. Или же количество скрадывалось общими размерами… Время потянулось медленно, в голове шумело от недосыпа, но внутреннее волнение исключало всякую возможность сна. Разговаривать совершенно не хотелось. Проделав необходимые процедуры: туалет, умыться, отписаться родителям, – мы развалились на хромированных креслах, обложившись пожитками.
Через час объявили о регистрации на рейс до Марселя. Подруга вздрогнула, видимо, все же задремав, и растерянно взглянула на меня:
- Ну что, Люськ, прощаемся, что ли? Мне вроде пора…
- Удачи, Маричелла. Хорошего тебе полета и разместиться без приключений, - я сглотнула комок, застрявший в горле.
- Тебе тоже, зайка. Не пропадай. Как будет новый номер, отпишись по мэйлу, ок? И письмо не забудь написать, как приедешь. Адрес я тебе оставила.
- Конечно! Сама не забудь.
Мы крепко обнялись, немного покачавшись из стороны в сторону, чмокнули друг дружку в щеку. Потом Маришка двинулась с вещами к стойке регистрации, а я осталась одна. И вот тут-то меня накрыло…
…Понимание того, что в скором времени между мной и знакомым с детства миром проляжет три тысячи километров. А вдруг случится война? Или обворуют? Или я потеряю память? Или что-то случится с родными, пока меня нет рядом… В общем, до объявления рейса на Париж я успела себя накрутить так, что в пору бежать из аэропорта со всех ног, бросив чемоданы и сверкая пятками. Но перед посадкой внезапно все «бы» и «кабы» испарились, оставив место спокойной собранности. Всегда так у меня было – паника, паника, паника, потом раз – и отрезало. Очень сильно помогала эта особенность на экзаменах.
Поэтому регистрацию, сдачу багажа, паспортный контроль и личный досмотр я прошла без приключений, выполняя все задачи поэтапно, как по инструкции конструктора. Попав в зону «duty free», я заозиралась вокруг, рассматривая сотни товаров – начиная от национальных спиртных напитков (то бишь разнокалиберной водки), заканчивая матрешками с лицами небезызвестных политических деятелей. Но мои «национальные» подарки для дорогих хозяев были уже давно куплены и, тщательно запакованные, лежали на дне чемодана. В скором времени объявили посадку, и, двигаясь в общей очереди, наконец попала через телескопический трап внутрь самолета.
Все было такое пластиковое, светлое и округлое. Непривычно чистое, особенно если вспомнить наши поезда и автобусы. Да, я ни разу в жизни не летала, и самолет оказался для меня сродни элементу фантастики. Конечно, я знала о нем с рождения, видела в фильмах – снаружи, изнутри, вплоть до «внутренних органов». Но оказаться самой в этой громадине, которая каким-то непостижимым образом умудряется держаться в воздухе, слушать тихий гул за стенкой и понимать, что сейчас ты окажешься в небе, – шок.
Я все же умудрилась найти нужное место и запихнуть ручную кладь куда следует.
В нашем ряду было три кресла, и мое – у иллюминатора. Я четко выполнила все инструкции стюардессы и вцепилась пальцами в подлокотники, когда самолет начал тяжело и медленно двигаться по взлетной полосе.
Закрыв глаза, усиленно молилась про себя. Страшно-то как, мамочки!..
Когда мы набрали высоту, и я перестала сглатывать заложенность в ушах, рискнула открыть один глаз и повернуть голову. Слева на меня со снисходительным любопытством уставились две пары глаз: парень лет двенадцати и его мать, судя по внешнему сходству.
- Первый раз летите? - улыбнулась женщина.
- Ага, первый. - я замялась, но адреналин развязал язык, и внезапно призналась:
- Целый месяц накануне отлета снились кошмары с различными вариантами падения самолета. Достали изрядно.
Соседка рассмеялась:
- Понимаю, у меня так же было перед первым полетом. Потом привыкла.
Развивать тему она не стала и вскоре заговорила с сыном, а я, постеснявшись спросить, какой у нее по счету сегодняшний полет, чтобы понять, когда начинается это «потом привыкла», отвернулась к иллюминатору. За стеклом простиралась бескрайняя синь, залитая солнечным светом, – самолет поднялся над уровнем облаков, оставляя хмарь московского неба далеко внизу. Я расслабилась, достала наушники и вскоре задремала под хриплый баритон Шевчука: «Летели облака, Летели далеко, Как мамина рука…».
Через три нудных часа, отсидев себе все, что можно, утомленная однообразием пути и предшествующими ему душевными метаниями, услышала, наконец, объявление о скорой посадке. И не успев рассмотреть все красоты падающей вниз земли на взлете, теперь не желала упустить ни малейшей детали. Самолет снижал скорость ступенчато, чуть кренясь на одно крыло, кружа над едва различимыми зелеными квадратами, которые с каждым витком становились все ближе, словно я смотрела в подзорную трубу, периодически подкручивая колесико на увеличение. Все четче различались поля и перелески, дома вдали, дороги с точками машин, а позже – здания парижского аэропорта Шарль Де Голль и взлетные полосы. Уже совсем не страшно, а сердце сжимается в предвкушении.
Приземление прошло удачно, пассажиры аплодисментами поблагодарили пилота за мягкую посадку и потянулись на выход. В общей очереди я без проблем прошла паспортный контроль, забрала свой багаж и вышла к символическому ограждению, за которым толпились встречающие.
И все же усталость взяла свое. Увидев стену чужих лиц, я испытала острый приступ паники, не зная, как отыскать хозяина среди них. Пару минут шарила по ним безумным взглядом, пока не наткнулась на высоко поднятую табличку «Ludmila Antipova», и уже целенаправленно двинула в нужном направлении, слушая гомон знакомой незнакомой речи.
Табличка возвышалась над головами людей, как и мужчина, ее державший. Как не заметила сразу – ума не приложу! Приблизившись и, наконец, рассмотрев встречающего, я обомлела.
Эм… Excusez-moi [1]
Закрыть
, а где бородатый мужик с фотографии?фр. "простите"
Глава 3. Bienvenue en France, Lucie!
– Ludmila Antipova? C’est vous? [2]
Закрыть
– услышала глубокий голос где–то над своей макушкой. Задрала голову.Людмила Антипова? Это вы?
Эм… Простите, где бородатый мужик с фотографии?!
Надо мной возвышался высоченный парень сногсшибательной наружности: атлетическое сложение, скульптурные черты лица, прямой нос с чуть заметной характерно французской горбинкой. В уголках крупного рта притаилась ехидная смешинка. Модная трехдневная щетина покрывает сильный подбородок и теряется где-то под острыми скулами – никакой пышной растительности, закрывающей пол-лица, как на фото, и в помине не было... На высокий лоб падают темные волнистые пряди. А из-под хищных бровей во внимательном прищуре смотрят потрясающе синие глаза. Хотя не синие, нет. Скорее лазоревые, цвета теплого южного моря.
– C’est vous – Lucie Antipova? – неуверенно повторил сей образчик мужской красоты. А до меня вдруг дошло, что застыла и безмолвно пялюсь на него, распахнув варежку, посреди огромного аэропорта в чужой стране. Сейчас он примет меня за полоумную глухонемую, развернется и уйдет искать другую «Люси». Адекватную.
Стряхнув наваждение, я с трудом сфокусировала мысли на внятном ответе:
– Oui, c’est moi. Monsieur Harcourt? [3]
Закрыть
Да, это я. Месье Аркур?
Мужчина выдохнул и облегченно улыбнулся.
Бац. Меня снесло второй волной его харизмы. Божечки, и так тяжело выбраться из вечного ступора, смилуйся, Государинь Рыбк, не надо топить меня окончательно…
Так, Люська, соберись, ежиков тебе в подмышки, кактусов в штанишки! Красивых мужиков никогда не встречала?!
В том-то и дело, что встречала. И множество. Но столкнуться с подобным в лице нанимателя никак не ожидала, да и дорожные переживания брали свое, так что теперь я полностью выбита из колеи.
И тут он забивает последний гвоздь в крышку моего гроба: улыбается еще шире, делает шаг вперед, кладет на плечи тяжелые, теплые руки и целует воздух рядом с моей щекой, легко царапнув ее своей модной небритостью:
– Bienvenue en France, chere Lucie. [4]
Закрыть
Добро пожаловать во Францию, дорогая Люси
Н–ну да, ничего так «бьенвенюшечки». Стою, словно прижизненная статуя самой себе, пытаясь переварить собственные ощущения и реакции на прикосновения чужеродного мужского организма, оставившего едва уловимый запах свежего парфюма на моей коже. Нет, я знала, что поцелуй при встрече и объятия – стандартное национальное приветствие во Франции, но знала как-то в теории. Дома такие близкие контакты с малознакомыми людьми никогда не практиковались, а уж с такими сногсшибательными незнакомцами – тем более. В общем, хорошо меня пробрало, качественно…
До Себастьяна Аркура, видимо, дошло, что со мной происходит некая внутренняя пертурбация, поскольку улыбаться он перестал (аллилуйя!), опустил табличку и произнес по–французски:
– Люси, с вами все в порядке? Полет прошел нормально? Вы очень бледны.
– Д-да, – заикаясь, выдавила я невпопад и усилием воли заставила работать сбоившие шестеренки. – Простите, немного устала.
– Конечно! Прекрасно вас понимаю. Позвольте багаж?
Я позволила. И молча наблюдала, как эта каланча аккуратно перевесил мою дорожную сумку на свое плечо, взялся за ручку чемодана и деликатно прихватил меня за рукав, направляя в сторону выхода.
– Моя машина припаркована рядом. Разместимся и познакомимся как следует, – он говорил медленно, четко проговаривая каждое слово, будто разговаривал с ребенком или душевнобольной. Ну, кстати, второе не далеко от истины, как показала практика. А вообще, думаю, он боялся, что я его не пойму.
Машинально кивнула, стараясь поспевать за мужским размашистым шагом и выстроить свою траекторию четко по намеченному хозяином маршруту. Я мало смотрела по сторонам, боясь упустить широкую спину, обтянутую кожанкой, поэтому смена локаций оказалась для меня слишком резкой. Вот мы рассекали человеческие волны внутри здания аэропорта, и вдруг высокий потолок сменился бескрайним синим небом, а яркий свет заставил на секунду зажмуриться. В голове слегка зашумело, пришлось остановиться и перевести дух. Даже воздух здесь пах иначе…
Себастьян, видимо, не заметил мою заминку, потому что, очнувшись, увидела его подходящим к парковочным местам уже на приличном расстоянии. Вприпрыжку бросилась догонять, когда он щелкнул сигналкой рядом с черной машиной и с пульта завел ее. Зверь, сверкающий полированными боками на солнце, утробно заурчал.
Я не слишком хорошо разбираюсь в автомобилях, но четыре блестящих кольца на массивной решетке радиатора не узнать трудно. Хищная морда с агрессивными фарами, навороченные диски, хромированные вставки и прочие атрибуты прямо-таки кричали о престиже и больших деньгах. Насколько я помнила с уроков страноведения и рассказов Олейны, большинство французов предпочитали отечественные машины в силу экономии, и только прослойка с доходом «чуть выше среднего» закупалась по большей части у соседей–немцев. И то – брали с рук, что свободно практиковалось в Европе, чей климат позволял и десятилетней старушке выглядеть девушкой на гарантии. Хозяйская же Ауди вообще словно только что выехала из автоцентра официального дилера. И тут до меня, наконец, стало доходить, куда и к кому я попала…
– Садитесь, Люси, – распахнул передо мной переднюю дверцу месье Аркур. – Положу вещи в багажник и отправляемся.
Я нырнула в салон и плюхнулась на широкое кожаное сиденье. Ф-фух! Слава чемоданам, чуток передохну от его сияющего лика, а то так и ослепнуть недолго. Осмотрелась вокруг. Ну конечно: внутри смотрелось так же дорого-богато, как и снаружи. Молочно-белый просторный салон, куча электроники на приборной доске, удобные подлокотники, тонированные стекла и климат-контроль. И снова, словно бегущей строкой по лобовому: «Очень Большие Деньги». Я в жизни не сидела в таких машинах. Мой потолок – дядина Волга и Шевроле-Лады пап знакомых девчонок, подвозивших меня с универа до дома. Ну, у Макса в старой Шкоде сидела пару раз. И, собственно, все. Поэтому сейчас накрыло ощущение нереальности происходящего. Чувствовала себя героиней любовного романа: за окном банка парижского аэропорта, я сижу в шикарной Ауди, а встретил меня двухметровый красавчик с голливудской улыбкой. Старик, ага, как же…
Но представлять-то можно всякое, а вот обольщаться не стоило: это не сказка, а я не главная героиня. Мы приехали работать и пахать. Пахать и работать. Ничего нового.
А всякие там "принцы" – обычные работодатели. И мы всего лишь на службе "его высочества". Ехидный голос внутри пропел баском из мультика: "По-чё-тна и зави-и-идна наша роль... Да наша роль…" Я приободрилась, представив себя этаким пузатеньким охранником, стоящим на страже интересов королевской семьи, и почти пришла в себя, выкинув из головы неуместные романтические ассоциации.
Со стороны водителя мягко открылась дверца, фигура хозяина довольно компактно для такого внушительного размера утрамбовалась за рулем. Месье Аркур вновь обратил ко мне свою убийственную улыбку и провозгласил:
– Готовы к новому путешествию?
Я невольно растянула губы в ответ и кивнула, отметив про себя, что понемногу привыкаю к его внешности и реагирую все спокойнее. Себастьян подмигнул мне:
