– Ничего, – я опустилась обратно на табурет, – кое-кто напомнил, что я больше не девочка-цветочек, и надо двигаться аккуратнее…
Придя в себя, спросила спокойнее:
– Так получается, моя мать знала о твоем приезде и ничего мне не сказала?
Жених виновато почесал переносицу:
– Ну да. Когда она узнала, с кем разговаривает, я услышал много «лестных» слов в свой адрес. В том числе о том, что я «обрюхатил» ее единственную дочь, отправив одну обратно без поддержки и обеспечения. Поначалу она наотрез отказывалась давать ваш адрес и вообще запретила приезжать, выговаривая, сколько ты вытерпела после возвращения. Я едва убедил ее в своих самых серьезных намерениях.
– Ма-ама-а-а, – простонала я, закрывая лицо руками. – Ну что за идиотизм?!
– Ты знаешь, я ее абсолютно не виню и прекрасно понимаю. Она не хотела тревожить тебя новыми волнениями и сомнительными надеждами. Как она могла доверять незнакомцу после всего случившегося? А если бы я обманул, испугался, узнав о ребенке, и не приехал? А ты бы вновь напрасно ждала и переживала… Не сердись на нее, пожалуйста.
– Хорошо, – процедила я сквозь зубы, решив позже все-таки серьезно поговорить с родительницей о границах опеки. Все же я не маленькая девочка, сама скоро матерью стану. И решения, касающиеся собственной жизни, также должна принимать самостоятельно.
– Дальнейшую связь мы держали по мобильному телефону. И хотя она уже оттаяла, узнав о купленных в Россию билетах, теперь я сам просил держать мой приезд втайне. Сегодня днем она встретила меня на автовокзале, пока ты была на работе, и привезла к вам домой. Я не стал подниматься наверх. Сидел на лавочке и думал о нашей встрече, о том, что скажу тебе… Прости, Люси, мне тоже было страшно. – Себастьян посмотрел на меня нечитаемым взглядом. Он всегда прячет за ним настоящие переживания. – Я не знал… остались ли чувства. Или только горькие сожаления…
– И я прошла мимо, – мои губы дрожали.
– Да, ты меня не узнала, посмотрела равнодушно и прошла мимо. Я, честно говоря, обалдел. Думал, разрыв сердца получу прямо на скамье.
Я уткнулась лбом в его руку, простонав:
– Прости-и-и… Прости меня. Я так часто видела твое лицо среди прохожих, что подумала, мне опять привиделось. Просто не могла поверить…
– Все хорошо, милая. Теперь я точно никуда тебя не отпущу от себя, слышишь? Ни в какие командировки в ближайший год я не еду. Да и вообще, наверное, переложу на время выполнение максимального количества задач на Манон: пусть отработает свой долг. А потом мы будем путешествовать только вместе: я, ты и дети.
Я не могла сдержать глупую улыбку и поднялась, чтобы обнять своего скитальца. Мы замерли на какое-то время в неловкой и неудобной позе. Все-таки уже заметно выросший живот здорово мешает обняться крепко, по-настоящему. Зато целоваться не мешает…
Скоро Себастьян отпустил меня и прошептал на ухо:
– Знаешь, я восстановил сим-карту и прочитал твои смс… Спасибо, что молилась за меня. Наверное, только ради тебя и детей я выжил…
Мы оставались в России еще две недели. Мама предлагала отпраздновать свадьбу и дождаться родов, но Себастьян настоял на том, что рожать я должна во Франции. Условия там были гораздо лучше, да и лишних проблем с гражданством для ребенка нам не захотелось, зная особенности французской бюрократии.
В конечном итоге решили, что мама возьмет на работе отпуск (за два года накопилось приличное количество дней), – и еще сколько-то недель за свой счет. Она и так собиралась в скором времени на пенсию и подготовила себе замену из числа молодых сотрудников. А сама переведется на должность консультанта. Бабушку мы тоже забирали с собой. В первые месяцы после родов рядом хотелось видеть только любимых и надежных людей.
В душе остался неприятный осадок по отношению к Пьеру и Эвелин. Я пока не смогла бы им довериться, хотя Себастьян всеми силами пытался убедить, что теперь они пылинки с меня сдувать будут, заглаживая вину.
Мальчишки же давно ждут нас назад и в курсе, что в семье грядет пополнение. Правда, по телефону Артюр сказал, что очень хочет сестру и не отстанет, пока я ему ее не рожу. А вот Симона вполне устроил и братик. «Будет, на кого спихнуть директорские обязанности», – ага, так и сказал мне, слово в слово!
– А я поступлю в Высшую национальную консерваторию драматического искусства! Как Перес и Гаррель! А потом, как Роше, уеду в Голливуд. Люси, я стану актером! – восторженно зачастил Симон.
– Конечно, станешь, – смеялась я в трубку растроганно, – и обязательно завоюешь «Сезар» и «Оскар». А мы с папой будем хлопать тебе из зрительного зала.
Рядом со мной едва слышно застонал Себастьян и закатил глаза, изобразив на себе удушение. Я молча погрозила жениху кулаком: сам тот еще паяц!
– Не порти ребенку будущее, – прошептала одними губами. Он, конечно, еще двадцать раз передумать успеет, пока вырастет. Но должна же у мальчика быть мечта, ради которой стоит трудиться. Так, глядишь, и в учебе стараться начнет. Насколько я помнила, в Консерваторию конкурс при поступлении заоблачный.
Я забрала из женской консультации медицинскую карту и данные анализов, еще раз сходила на работу – попрощаться со всеми окончательно, в том числе и с Наташей. Все же она мне здорово помогла с устройством в техникум, и я была ей очень благодарна. Себастьян привез полчемодана подарков, так что подруга получила отличный парфюмерный набор прямиком из Франции и долго визжала, не сдерживая восторгов: эмоциональная она девушка.
С бурными восторгами же было принято и приглашение приехать на нашу свадьбу в середине августа. В конце лета или с наступлением осени мы ждали появления малыша. Десятые числа августа – идеальное время: как раз все успеют получить визы и купят билеты. Пока оставались дома, возобновили связь с Ольгой – Себастьян отвез меня в свой родной город и нашел родительницу блудной подруги. Та действительно жила по старому адресу, очень удивилась и обрадовалась приезду «мальчика Севы», а также дала нам новые контакты дочери. Мы долго гуляли во дворе, где они выросли. Себа унес приступ ностальгии, и я с удовольствием слушала его рассказы о детстве, качалась на его любимых, чудом сохранившихся качелях, смотрела, как двухметровый хромоногий дядька, забыв на секунду о штырях в ноге, пытается залезть на любимое дерево… До первого приступа боли, правда. Я все больше узнавала и крепче влюблялась в этого потрясающего мужчину, столько пережившего, но продолжавшего смотреть на жизнь с улыбкой и детским восторгом в глазах. Мне еще многому предстояло научиться у него… а взамен, возможно, – привнести в его жизнь, наконец, покой и уют домашнего очага.
Себастьян, кстати, потребовал ответную экскурсию «по местам боевой юности», когда мы вернулись обратно. Я, правда, на любимое дерево благоразумно не стала залезать, ограничившись теплым ласковым поглаживанием по нагретой солнцем коре.
Маришку и Тетянку с Николя и Дени я тоже пригласила. Первая была вроде бы и рада, но не особенно удивилась моему долгому молчанию: по-моему, ей самой какое-то время уже было не до меня. Что-то у нее там приключилось, и что-то серьезное: голос по телефону звучал тускло и невыразительно. Докапываться до истины я не стала – разберусь, когда встретимся: на свадьбу она обещала приехать.
А вот от Тани-Коли я получила довольно большой кусок эмоций! И не все они оказались положительными. Угроза «ходить с оторванными ушами» теперь прилетела и в мой адрес.
– Нет, ты вообще нормальная?! – возмущалась Тетянка. – Пропала черт знает куда, стоило нам уехать ненадолго! На связь не выходит, мобильник выключен, дом ваш заперт… Да мы чуть не поседели все втроем!
– И это совсем не шутки, Люси, – вторил ей Николя по громкой связи. – Не надо больше так исчезать!
– Хорошо, не буду, – прохрипела я: ком в горле мешал говорить свободно. Я не думала, что за такое короткое время их дружеская привязанность настолько окрепнет. И теперь меня мучила совесть: каким бы сильным ни было мое горе, это не повод забывать друзей, отрезая от себя все отношения, словно заплесневелый ломоть хлеба. Спасибо, что они оказались гораздо более великодушными и чуткими людьми, нежели я сама! Танюшка, в принципе, девушка незлопамятная и отходчивая, быстро переключилась с упреков на восторги по поводу моего положения и шумно радовалась в трубку скорой свадьбе и рождению ребеночка… А потом, немного стесняясь, призналась на русском:
– Знаешь, Николя мне в Амстердаме тоже предложение сделал. Представляешь, за несколько минут до Нового года!
– Правда?! – я действительно была счастлива за подругу. Этот позитивный человечек заслуживал того, чтобы на ее чувства ответили. – И когда свадьба?
– Ну, мы решили сначала съездить на Украину, к моим родителям. Потом оформим мне визу невесты, ну и к следующему Новому Году планируем пожениться. В сентябре я начинаю учиться в Школе коммерции. Поступила на «менеджмент».
– Танюшка, – слезы сами собой навернулись на глаза, – ты просто не представляешь, как я рада за тебя… За вас обоих! А еще я безумно рада, что ты остаешься в Ле-Мане!..
Себастьян привез мою carte de sejour, ее наконец выдали (спасибо, не прошло и года!). Действовала она до сентября – как раз хватит времени, чтобы после свадьбы задать новые документы. Там, правда, новые «приколы нашего городка», то есть французской бюрократии, но хотя бы выдадут «recepisse». А пока с въездом в страну проблем не должно возникнуть. Мой врач разрешила лететь самолетом: беременность протекала без осложнений.
И вот теперь мы сидели в аэробусе компании «Эйр Франс» в ожидании взлета. Себастьян крепко сжимал мою руку, но я больше не боялась летать.
Я смотрела в иллюминатор на взлетную полосу и думала о том, что теперь, наконец, возвращаюсь домой. В настоящий мой дом. Да, тяготы жизни на две страны, признаюсь, пугали. Пугала неизвестность… Пугал чужой менталитет и нравы… Смогу ли я стать полноценным членом французского общества? Смогу ли в итоге найти свое призвание?.. Смогу ли, в конце концов, ужиться под одной крышей с четырьмя мужчинами?.. Получится ли из меня хорошая мать для троих детей? Буду ли хорошей женой… Я немного грустила, расставаясь с привычными с детства краями и близкими людьми не на полгода, не на год, а навсегда – в долгосрочной перспективе.
Наверное, в моей будущей жизни удастся в полной мере прочувствовать, что значит быть «перелетной чайкой»: улетать и возвращаться вновь… Но чайки всеядны, а люди ко всему привыкают.
И я привыкну.
Наверное…
Одно я знаю точно: мой дом теперь рядом с любимым мужчиной и нашими детьми.
КОНЕЦ
Придя в себя, спросила спокойнее:
– Так получается, моя мать знала о твоем приезде и ничего мне не сказала?
Жених виновато почесал переносицу:
– Ну да. Когда она узнала, с кем разговаривает, я услышал много «лестных» слов в свой адрес. В том числе о том, что я «обрюхатил» ее единственную дочь, отправив одну обратно без поддержки и обеспечения. Поначалу она наотрез отказывалась давать ваш адрес и вообще запретила приезжать, выговаривая, сколько ты вытерпела после возвращения. Я едва убедил ее в своих самых серьезных намерениях.
– Ма-ама-а-а, – простонала я, закрывая лицо руками. – Ну что за идиотизм?!
– Ты знаешь, я ее абсолютно не виню и прекрасно понимаю. Она не хотела тревожить тебя новыми волнениями и сомнительными надеждами. Как она могла доверять незнакомцу после всего случившегося? А если бы я обманул, испугался, узнав о ребенке, и не приехал? А ты бы вновь напрасно ждала и переживала… Не сердись на нее, пожалуйста.
– Хорошо, – процедила я сквозь зубы, решив позже все-таки серьезно поговорить с родительницей о границах опеки. Все же я не маленькая девочка, сама скоро матерью стану. И решения, касающиеся собственной жизни, также должна принимать самостоятельно.
– Дальнейшую связь мы держали по мобильному телефону. И хотя она уже оттаяла, узнав о купленных в Россию билетах, теперь я сам просил держать мой приезд втайне. Сегодня днем она встретила меня на автовокзале, пока ты была на работе, и привезла к вам домой. Я не стал подниматься наверх. Сидел на лавочке и думал о нашей встрече, о том, что скажу тебе… Прости, Люси, мне тоже было страшно. – Себастьян посмотрел на меня нечитаемым взглядом. Он всегда прячет за ним настоящие переживания. – Я не знал… остались ли чувства. Или только горькие сожаления…
– И я прошла мимо, – мои губы дрожали.
– Да, ты меня не узнала, посмотрела равнодушно и прошла мимо. Я, честно говоря, обалдел. Думал, разрыв сердца получу прямо на скамье.
Я уткнулась лбом в его руку, простонав:
– Прости-и-и… Прости меня. Я так часто видела твое лицо среди прохожих, что подумала, мне опять привиделось. Просто не могла поверить…
– Все хорошо, милая. Теперь я точно никуда тебя не отпущу от себя, слышишь? Ни в какие командировки в ближайший год я не еду. Да и вообще, наверное, переложу на время выполнение максимального количества задач на Манон: пусть отработает свой долг. А потом мы будем путешествовать только вместе: я, ты и дети.
Я не могла сдержать глупую улыбку и поднялась, чтобы обнять своего скитальца. Мы замерли на какое-то время в неловкой и неудобной позе. Все-таки уже заметно выросший живот здорово мешает обняться крепко, по-настоящему. Зато целоваться не мешает…
Скоро Себастьян отпустил меня и прошептал на ухо:
– Знаешь, я восстановил сим-карту и прочитал твои смс… Спасибо, что молилась за меня. Наверное, только ради тебя и детей я выжил…
***
Мы оставались в России еще две недели. Мама предлагала отпраздновать свадьбу и дождаться родов, но Себастьян настоял на том, что рожать я должна во Франции. Условия там были гораздо лучше, да и лишних проблем с гражданством для ребенка нам не захотелось, зная особенности французской бюрократии.
В конечном итоге решили, что мама возьмет на работе отпуск (за два года накопилось приличное количество дней), – и еще сколько-то недель за свой счет. Она и так собиралась в скором времени на пенсию и подготовила себе замену из числа молодых сотрудников. А сама переведется на должность консультанта. Бабушку мы тоже забирали с собой. В первые месяцы после родов рядом хотелось видеть только любимых и надежных людей.
В душе остался неприятный осадок по отношению к Пьеру и Эвелин. Я пока не смогла бы им довериться, хотя Себастьян всеми силами пытался убедить, что теперь они пылинки с меня сдувать будут, заглаживая вину.
Мальчишки же давно ждут нас назад и в курсе, что в семье грядет пополнение. Правда, по телефону Артюр сказал, что очень хочет сестру и не отстанет, пока я ему ее не рожу. А вот Симона вполне устроил и братик. «Будет, на кого спихнуть директорские обязанности», – ага, так и сказал мне, слово в слово!
– А я поступлю в Высшую национальную консерваторию драматического искусства! Как Перес и Гаррель! А потом, как Роше, уеду в Голливуд. Люси, я стану актером! – восторженно зачастил Симон.
– Конечно, станешь, – смеялась я в трубку растроганно, – и обязательно завоюешь «Сезар» и «Оскар». А мы с папой будем хлопать тебе из зрительного зала.
Рядом со мной едва слышно застонал Себастьян и закатил глаза, изобразив на себе удушение. Я молча погрозила жениху кулаком: сам тот еще паяц!
– Не порти ребенку будущее, – прошептала одними губами. Он, конечно, еще двадцать раз передумать успеет, пока вырастет. Но должна же у мальчика быть мечта, ради которой стоит трудиться. Так, глядишь, и в учебе стараться начнет. Насколько я помнила, в Консерваторию конкурс при поступлении заоблачный.
Я забрала из женской консультации медицинскую карту и данные анализов, еще раз сходила на работу – попрощаться со всеми окончательно, в том числе и с Наташей. Все же она мне здорово помогла с устройством в техникум, и я была ей очень благодарна. Себастьян привез полчемодана подарков, так что подруга получила отличный парфюмерный набор прямиком из Франции и долго визжала, не сдерживая восторгов: эмоциональная она девушка.
С бурными восторгами же было принято и приглашение приехать на нашу свадьбу в середине августа. В конце лета или с наступлением осени мы ждали появления малыша. Десятые числа августа – идеальное время: как раз все успеют получить визы и купят билеты. Пока оставались дома, возобновили связь с Ольгой – Себастьян отвез меня в свой родной город и нашел родительницу блудной подруги. Та действительно жила по старому адресу, очень удивилась и обрадовалась приезду «мальчика Севы», а также дала нам новые контакты дочери. Мы долго гуляли во дворе, где они выросли. Себа унес приступ ностальгии, и я с удовольствием слушала его рассказы о детстве, качалась на его любимых, чудом сохранившихся качелях, смотрела, как двухметровый хромоногий дядька, забыв на секунду о штырях в ноге, пытается залезть на любимое дерево… До первого приступа боли, правда. Я все больше узнавала и крепче влюблялась в этого потрясающего мужчину, столько пережившего, но продолжавшего смотреть на жизнь с улыбкой и детским восторгом в глазах. Мне еще многому предстояло научиться у него… а взамен, возможно, – привнести в его жизнь, наконец, покой и уют домашнего очага.
Себастьян, кстати, потребовал ответную экскурсию «по местам боевой юности», когда мы вернулись обратно. Я, правда, на любимое дерево благоразумно не стала залезать, ограничившись теплым ласковым поглаживанием по нагретой солнцем коре.
Маришку и Тетянку с Николя и Дени я тоже пригласила. Первая была вроде бы и рада, но не особенно удивилась моему долгому молчанию: по-моему, ей самой какое-то время уже было не до меня. Что-то у нее там приключилось, и что-то серьезное: голос по телефону звучал тускло и невыразительно. Докапываться до истины я не стала – разберусь, когда встретимся: на свадьбу она обещала приехать.
А вот от Тани-Коли я получила довольно большой кусок эмоций! И не все они оказались положительными. Угроза «ходить с оторванными ушами» теперь прилетела и в мой адрес.
– Нет, ты вообще нормальная?! – возмущалась Тетянка. – Пропала черт знает куда, стоило нам уехать ненадолго! На связь не выходит, мобильник выключен, дом ваш заперт… Да мы чуть не поседели все втроем!
– И это совсем не шутки, Люси, – вторил ей Николя по громкой связи. – Не надо больше так исчезать!
– Хорошо, не буду, – прохрипела я: ком в горле мешал говорить свободно. Я не думала, что за такое короткое время их дружеская привязанность настолько окрепнет. И теперь меня мучила совесть: каким бы сильным ни было мое горе, это не повод забывать друзей, отрезая от себя все отношения, словно заплесневелый ломоть хлеба. Спасибо, что они оказались гораздо более великодушными и чуткими людьми, нежели я сама! Танюшка, в принципе, девушка незлопамятная и отходчивая, быстро переключилась с упреков на восторги по поводу моего положения и шумно радовалась в трубку скорой свадьбе и рождению ребеночка… А потом, немного стесняясь, призналась на русском:
– Знаешь, Николя мне в Амстердаме тоже предложение сделал. Представляешь, за несколько минут до Нового года!
– Правда?! – я действительно была счастлива за подругу. Этот позитивный человечек заслуживал того, чтобы на ее чувства ответили. – И когда свадьба?
– Ну, мы решили сначала съездить на Украину, к моим родителям. Потом оформим мне визу невесты, ну и к следующему Новому Году планируем пожениться. В сентябре я начинаю учиться в Школе коммерции. Поступила на «менеджмент».
– Танюшка, – слезы сами собой навернулись на глаза, – ты просто не представляешь, как я рада за тебя… За вас обоих! А еще я безумно рада, что ты остаешься в Ле-Мане!..
Себастьян привез мою carte de sejour, ее наконец выдали (спасибо, не прошло и года!). Действовала она до сентября – как раз хватит времени, чтобы после свадьбы задать новые документы. Там, правда, новые «приколы нашего городка», то есть французской бюрократии, но хотя бы выдадут «recepisse». А пока с въездом в страну проблем не должно возникнуть. Мой врач разрешила лететь самолетом: беременность протекала без осложнений.
И вот теперь мы сидели в аэробусе компании «Эйр Франс» в ожидании взлета. Себастьян крепко сжимал мою руку, но я больше не боялась летать.
***
Я смотрела в иллюминатор на взлетную полосу и думала о том, что теперь, наконец, возвращаюсь домой. В настоящий мой дом. Да, тяготы жизни на две страны, признаюсь, пугали. Пугала неизвестность… Пугал чужой менталитет и нравы… Смогу ли я стать полноценным членом французского общества? Смогу ли в итоге найти свое призвание?.. Смогу ли, в конце концов, ужиться под одной крышей с четырьмя мужчинами?.. Получится ли из меня хорошая мать для троих детей? Буду ли хорошей женой… Я немного грустила, расставаясь с привычными с детства краями и близкими людьми не на полгода, не на год, а навсегда – в долгосрочной перспективе.
Наверное, в моей будущей жизни удастся в полной мере прочувствовать, что значит быть «перелетной чайкой»: улетать и возвращаться вновь… Но чайки всеядны, а люди ко всему привыкают.
И я привыкну.
Наверное…
Одно я знаю точно: мой дом теперь рядом с любимым мужчиной и нашими детьми.
КОНЕЦ
