- Но у меня есть цель, - задумчиво произношу я. – С кредитом, кстати, хорошая идея. И надо будет всем намекнуть, чтобы дарили деньгами. Смекаешь?
- Да я уже давно поняла, что деньги – это лучший подарок!
Домой захожу в приподнятом настроении.
- Люди! – ору я на всю квартиру. – Я заказала рестик на свою днюху!
- Да ладно! – первым высовывается брат. – Жёстко чилить будем?
- Подарки деньгами! – сразу предупреждаю строго, тыча пальцем в Игорёхину накаченную грудь.
- Обижаешь, Валэри-Бэрри! Мне ли не знать твои желания!
- Ну пойдём на кухню, расскажешь, что ты придумала, и заодно покушаешь, - улыбается мама.
За обедом я взахлеб рассказываю маме про ресторан на крыше, про эту обалденную террасу и про то, какой там вайб. Она слушает внимательно, кивает и улыбается.
– Звучит очень интересно. Вид, говоришь, потрясающий? Это замечательно, что ты такое красивое место нашла.
– Ага, там вообще супер! – выпаливаю я, а потом, немного замявшись, прощупываю почву: – Мам, а если мне вдруг... ну, не хватит денег на всё, ты сможешь немного помочь оплатить? А то я так загорелась этой идеей, что могла с бюджетом немного промахнуться...
– Конечно, мы всегда тебя выручим, – спокойно отвечает мама, поправляя салфетку. – Не переживай, дочь моя. Главное, чтобы тебе этот ресторан действительно нравился, и чтобы праздник запомнился. Всё-таки восемнадцать лет бывает раз в жизни. Но давай впредь без таких сюрпризов, ладно? Чтобы и ты спала спокойно, и мы не волновались. С бюджетом надо быть внимательнее.
- А когда у вас свадьба?
- Через десять дней после твоего совершеннолетия.
- А как вы будете праздновать и где?
- Ах, - машет рукой мама, тяжело вздыхая. – Мы вообще не собирались делать из этого праздник. Но сын Эдика порушил наше спокойствие. Он вызвался быть свидетелем, списался с Юлей. Она будет вторым свидетелем. При том, что мы не заказывали церемонию. Наша роспись пройдёт скромно в кабинете заведующей ЗАГСом. А потом я думала, что мы в тесном кругу посидим вот тут на нашей любимой кухне. Но Ярик с Юлей придумали для нас заказать ресторан. В итоге Ярик, Юля и Игорь скидываются на наше торжество в качестве свадебного подарка.
- Так это же круто! – восклицаю я и чувствую, как по венам бежит яд от обиды, что маме с Эдиком оплачивается весь праздник, а я, как дура, буду всех угощать за свои кровно заработанные.
- Круто, не круто, а мне пришлось из-за этой затеи тратится на новое платье. Оно, конечно, не свадебное, но нарядное. И кто знает, надену я его ещё куда-нибудь. Скорее всего оно так и провисит в шкафу, как память о бракосочетании, - разводит руками мама. – Ну никак экономии не получается.
- Ай, мам, живём один раз! Денег ещё заработаете, - стараюсь поддержать родительницу. – А почему без церемонии? Снова режим жёсткой экономии?
- Ага, - кивает мама. – За церемонию нужно доплатить ещё восемьдесят евро, чтобы послушать, как нам даст напутствие работник ЗАГСа на государственном языке. Зачем нам эти лишние расходы? Нам же не двадцать лет! И я, и Эдик уже однажды это слышали. Так что будем скромнее. Лучше я тебе добавлю на праздник эти деньги.
Ну, конечно, мама есть мама. Вроде бы ворчит на эти незапланированные траты, а в итоге всё равно думает обо мне. Внутри разливается тепло, смешанное с уколом совести. Получается, они экономят на своей свадьбе, чтобы мне помочь с моим восемнадцатилетием? Вот это поворот! И как теперь на них обижаться?
– Мам, ну ты чего? – говорю я, стараясь скрыть внезапно подступившую нежность. – Платье у тебя наверняка обалденное! Ты у меня самая красивая! Мы с тобой. А насчёт церемонии... ну, если вы так решили, значит, так лучше. Главное же не слова тётеньки из ЗАГСа, а то, что вы любите друг друга. А восемьдесят евро... это и правда лучше на мой праздник пустить. Спасибо тебе, мам. Ты у меня самая лучшая! – выпаливаю я.
- Мам, - я собираюсь задать вопрос, на который, скорее всего уже знаю ответ, но все же спрашиваю: - А мне на день рождения новый айфон?..
- Лера! – чуть повышает голос мать.
- Да поняла я, поняла, - обида снова берёт вверх, и мои глаза уже на мокром месте. – Спасибо, - отодвигаю от себя тарелку и, не скрывая своего отчаяния, ухожу в свою комнату.
Слышу за спиной тяжёлый вздох, но не оборачиваюсь, чтобы не разжигать конфликт. Никто не собирается дарить мне то, что для меня жизненно необходимо, всем плевать на мои желания. Хлопаю дверью своей комнаты, и тишина тут же обрушивается на меня, словно бетонная плита. Сажусь на кровать, чувствуя, как внутри всё сжимается от обиды и несправедливости. Ну почему? Почему маме с Эдиком оплачивают ресторан на свадьбу, хотя они и так не хотели никакого торжества, а мне на восемнадцатилетие даже сраный телефон новый пожалели? Да, я понимаю, деньги не растут на деревьях, но неужели я заслужила такое отношение?
Лежу, уставившись в потолок, и чувствую себя последней неудачницей. Всем вокруг какие-то подарки, сюрпризы, а я... «Лера!» – этот мамин тон до сих пор звенит в ушах. Как будто я попросила луну с неба. Да, наверное, для них это и есть луна с неба. А для меня это статус, возможность делать нормальные фотографии, быть на связи с друзьями.
«Поехали завтра на море», - приходит сообщение от Маши.
«Ника с Алисой тоже едут», - добавляет подруга.
Море... неожиданно. Но, может быть, именно это мне и нужно. Сбежать от всех этих праздничных приготовлений, от этих несбывшихся ожиданий. Только вот, что скажет Тим. Какое-то чувство мне подсказывает, что ему это не понравится. Ладно, встретимся с ним вечером, и всё станет ясно.
Ближе к вечеру за мной заезжает Темур, и мы едем к нему. Я уже знаю, что меня там ждет ужин от Тима – он у меня настоящий кулинарный маг. Поднимаемся в его уютную квартиру, наполненную ароматами специй и чего-то невероятно вкусного. На столе, под приглушенным светом свечей, уже сервированы две тарелки. Салат с рукколой и креветками выглядит как произведение искусства, а аппетитно подрумяненные медальоны из телятины источают дразнящий аромат.
Мы ужинаем, неспешно беседуя. Он рассказывает о своем дне. Кажется, что в его бизнесе всё налаживается. У Тима прекрасное настроение, и я уже не хочу портить его своими жалобами на маму и ее экономию. Его улыбка такая искренняя, глаза светятся гордостью за свои успехи. Ставить его сейчас в известность о своем завтрашнем побеге на море кажется неуместным. Я уже представляю, как его брови сведутся к переносице, и потом обязательно всплывёт тема моего пляжного наряда, которая для него всегда будет болезненной. Нет уж, этот чудесный вечер слишком хорош, чтобы омрачать его ненужными спорами.
Завтра... завтра будет другой день. Машка уже написала, что у них с девчонками всё в силе, и утром мы едем. Один день на море – это не так уж и страшно. Тим ведь не узнает. Я просто скажу, что встречалась с подругами. Да, так будет лучше. Никаких лишних вопросов и недовольных взглядов. Сегодня я просто наслажусь этим вечером с ним, его теплом, его заботой. А завтра... завтра будет мой маленький секрет, мой глоток свободы и морского воздуха, о котором он не узнает. По крайней мере, пока.
Его губы находят мои, и поцелуй получается долгим и чувственным. В нём полный калейдоскоп чувств, и нежность, и страсть. Мои руки скользят по его шее, перебирая мягкие волосы на затылке. Все мои тревоги и обиды растворяются в этом поцелуе, оставляя лишь желание быть ближе, чувствовать его прикосновения, раствориться в нём.
Он подхватывает меня на руки и несёт в спальню. Я обвиваю его шею руками, чувствуя, как внутри разгорается знакомое волнение. За окном уже сгущаются сумерки, а в комнате становится всё жарче от наших прикосновений и шёпота. Кажется, все мои дневные разочарования уступают место совсем другим, более сильным ощущениям. И на этот момент есть только мы двое и желание быть вместе, несмотря ни на что.
Домой возвращаюсь почти счастливая. Почему почти? Да потому что мне так не хотелось уезжать от Тима, но я пока не могу остаться у него по понятным причинам. Мама точно не готова к такому развитию событий, и лишние конфликты мне сейчас ни к чему. Осталось подождать совсем немного, и все ограничения падут, как старые оковы. Как только мне исполнится восемнадцать, я сама буду решать, где и с кем мне быть. И тогда уж точно ничто не помешает мне засыпать и просыпаться рядом с ним каждое утро. Эта мысль согревает меня изнутри, словно мягкий плед. Скорее бы этот день настал! Скорее бы почувствовать эту полную, ничем не омрачённую свободу быть рядом с тем, с кем хочу.
Открываю входную дверь, но тут же слышу, как внизу в подъезде тоже открывается дверь, будто за мной кто-то гонится. Лестничная клетка моментально наполняется раскатом мужского смеха и обрывками фраз. Ну конечно! Здравствуйте, наши неугомонные соседи! Вздыхаю и в момент скрываюсь за дверями своей квартиры. В дверной глазок стараюсь разглядеть внешность возмутителей спокойствия. Но все четверо в надвинутых на глаза кепках или глубоких капюшонах. Ладно бы заехали какие-то малолетки-тиктокеры, но, судя по голосам, это здоровые лбы, которые уже второй месяц терроризируют весь подъезд своими ночными тусовками. Днём тишина, будто они в анабиозе, а после десяти вечера начинается движ. Вот и сейчас слышно, как они орут на всю лестницу, добираясь до своей съёмной хаты, гремя бутылками с алкоголем. Значит, совсем скоро устроят полный бедлам там у себя на кухне.
Наш с мамой визит к ним не возымел должного результата, тишина стояла буквально пару дней, а потом всё встало на круги своя. Наши замечательные соседи сверху, кажется, живут по собственному расписанию, совершенно не совпадающему с общепринятым. Пару раз приезжала полиция, но дверь стражам порядка, конечно, никто не открыл. А вот музыку эти дебилы быстро вырубили и сидели тихо, как мыши под веником.
Через распахнутое окно их матерный трёп вперемешку с музоном разносится по всей округе, и жертвами их тусы становимся не только мы, но и близлежащие дома. И так почти каждую ночь до трёх или четырёх часов утра. Но надо заметить, что после одиннадцати вечера музыку они всё же выключают. Хоть что-то! Но зато теперь эти придурки исполняют такое, весь дом стоит на ушах. Прям пьеса в двух действиях. Недавно на этой вписке появилась какая-то деваха, и, когда парни расходятся, то красавчик-арендатор начинает гонять эту девку по всей квартире. Она бегает, грохоча пятками по полу, и визжит на самых высоких нотах: «Помогите! Вызовите полицию!» Ну кого оставит равнодушным такой истошный вопль? Конечно, приходится звонить в службу спасения. Но, пока менты раскачаются, всё стихает. Парадокс просто!
В итоге блюстители закона порекомендовали накатать на этих дебилов коллективную жалобу. Сплочённые бессонными ночами жильцы быстро подсуетились и составили заявление. Вот только где оно затерялось, и как долго будут его рассматривать, остаётся загадкой века. А уж о мерах, которые будут приняты, мечтать совсем рано. Так что время от времени, чтобы угомонить нерадивых квартирантов, все жильцы собираются у дверей этой неблагополучной хаты и колошматят в дверь со всей дури. Работает!
Сегодня ничего нового. Снова пьянка. Слышимость ночью офигенная, а я сижу с открытым окном и прислушиваюсь. Они вечно курят в окно, бухают и треплются обо всём подряд – о работе, о тачках, о девках. Я никогда не видела их лиц, кроме одного, который, видимо, является непосредственным арендатором. Зато уже могу различать их по голосам. Иногда даже интересно послушать.
На дворе давно ночь, и голоса стихли. Но второе действие спектакля никто не отменял. В этот раз девица не вопит истошно, а только скачет по квартире, как безумная овца, отстукивая своими копытами по нашим головам. Потом слышу, как их дверь хлопает и всё наверху затихает. Отлично! Можно ложиться спать. Но не тут-то было… на лестничной клетке у наших дверей раздаются всхлипывания. Я подкрадываюсь по коридору и прикладываю ухо к двери. Я не ошиблась. У нашей квартиры кто-то плачет. Меня разбирает любопытство, и я тихонько открываю дверь.
На ступеньках сидит девушка, завёрнутая в одеяло и хлюпает носом, прикрывая ладонью рот, чтобы заглушить рыдания. Её плечи вздрагивают, а из-под одеяла виднеются босые ступни. Я осторожно присаживаюсь рядом. В тусклом свете, проникающем от уличного фонаря через оконное стекло в подъезд, я вижу растрёпанные тёмные волосы и заплаканное лицо, искаженное горем.
- Привет! Что случилось? – спрашиваю у горемыки.
Девушка вздрагивает от моего голоса и резко поднимает голову. Её глаза красные и опухшие от слёз, а на щеках видны мокрые дорожки. Она смотрит на меня испуганно, словно я застала её за чем-то постыдным.
– Прости… я… – запинается она, пытаясь что-то сказать, но её снова душат рыдания, и она сильнее кутается в одеяло, под которым на ней лишь нижнее бельё. – Тише, тише, – успокаиваю я её, осторожно касаясь её плеча. – Ты в порядке? Тебя кто-то обидел?
Она отрицательно качает головой, но новые слёзы градом катятся по её щекам.
– Я… я просто… – она делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но получается лишь судорожный всхлип. – Он… он выгнал меня.
– Кто «он»? – осторожно спрашиваю я, догадываясь, что речь идёт об одном из наших шумных соседей.
– Мой парень.
– Почему? Что случилось? – я чувствую, как во мне поднимается волна сочувствия и негодования. Эти придурки не только нам житья не дают, но ещё и девушек обижают!
– Мы… мы поссорились, – шепчет она, опуская голову. – Я… наверное… что-то не так сказала. А он… он просто… вытолкал меня за дверь. И закрылся.
– И ты… вот так просто ушла? Босиком? В одном одеяле? – я смотрю на её дрожащие ступни, и мне становится по-настоящему жаль эту несчастную.
Она кивает, и её губы начинают дрожать.
– Мне… мне идти некуда, – тихо признается она, и в её голосе звучит такое отчаяние, что у меня сжимается сердце.
- У тебя нет дома? – продолжаю допрос.
- Я поругалась с матерью, и она сказала, чтоб я больше не приходила. А Илья снял квартиру, и я переехала к нему.
- Илья – это тот? – я тычу указательным пальцем вверх, имея в виду их съёмную квартиру.
Она утвердительно кивает.
- Да он конченый, если так с тобой поступил! – возмущаюсь я. – Ты, конечно, извини, но я постоянно слышу, как ты бегаешь от него и орёшь, как сумасшедшая. Он бьёт тебя?
- Нет… ты не подумай… Он хороший, – она вдруг начинает его оправдывать, и это меня удивляет. – Но когда выпьет… он становится… другим. Вспыльчивым. Мы просто… поругались. Я, наверное, сама виновата. Сказала что-то не то. А он… он просто… погорячился.
- Погорячился? Выгнал тебя ночью на лестницу в одном белье и босяком? Да он не погорячился, он поступил как последняя сволочь! – не могу сдержать своего негодования. – Послушай меня, так не должно быть. Никто не имеет права так с тобой обращаться.
Она смотрит на меня заплаканными глазами, и в них начинает проглядывать сомнение.
- Но… я люблю его, – тихо говорит она, словно это может как-то оправдать его поведение.
- Любовь – это не боль и не унижение, – твердо говорю я. – Любовь должна приносить радость и поддержку. А то, что ты рассказываешь… это не имеет ничего общего с любовью.
- Да я уже давно поняла, что деньги – это лучший подарок!
Домой захожу в приподнятом настроении.
- Люди! – ору я на всю квартиру. – Я заказала рестик на свою днюху!
- Да ладно! – первым высовывается брат. – Жёстко чилить будем?
- Подарки деньгами! – сразу предупреждаю строго, тыча пальцем в Игорёхину накаченную грудь.
- Обижаешь, Валэри-Бэрри! Мне ли не знать твои желания!
- Ну пойдём на кухню, расскажешь, что ты придумала, и заодно покушаешь, - улыбается мама.
За обедом я взахлеб рассказываю маме про ресторан на крыше, про эту обалденную террасу и про то, какой там вайб. Она слушает внимательно, кивает и улыбается.
– Звучит очень интересно. Вид, говоришь, потрясающий? Это замечательно, что ты такое красивое место нашла.
– Ага, там вообще супер! – выпаливаю я, а потом, немного замявшись, прощупываю почву: – Мам, а если мне вдруг... ну, не хватит денег на всё, ты сможешь немного помочь оплатить? А то я так загорелась этой идеей, что могла с бюджетом немного промахнуться...
– Конечно, мы всегда тебя выручим, – спокойно отвечает мама, поправляя салфетку. – Не переживай, дочь моя. Главное, чтобы тебе этот ресторан действительно нравился, и чтобы праздник запомнился. Всё-таки восемнадцать лет бывает раз в жизни. Но давай впредь без таких сюрпризов, ладно? Чтобы и ты спала спокойно, и мы не волновались. С бюджетом надо быть внимательнее.
- А когда у вас свадьба?
- Через десять дней после твоего совершеннолетия.
- А как вы будете праздновать и где?
- Ах, - машет рукой мама, тяжело вздыхая. – Мы вообще не собирались делать из этого праздник. Но сын Эдика порушил наше спокойствие. Он вызвался быть свидетелем, списался с Юлей. Она будет вторым свидетелем. При том, что мы не заказывали церемонию. Наша роспись пройдёт скромно в кабинете заведующей ЗАГСом. А потом я думала, что мы в тесном кругу посидим вот тут на нашей любимой кухне. Но Ярик с Юлей придумали для нас заказать ресторан. В итоге Ярик, Юля и Игорь скидываются на наше торжество в качестве свадебного подарка.
- Так это же круто! – восклицаю я и чувствую, как по венам бежит яд от обиды, что маме с Эдиком оплачивается весь праздник, а я, как дура, буду всех угощать за свои кровно заработанные.
- Круто, не круто, а мне пришлось из-за этой затеи тратится на новое платье. Оно, конечно, не свадебное, но нарядное. И кто знает, надену я его ещё куда-нибудь. Скорее всего оно так и провисит в шкафу, как память о бракосочетании, - разводит руками мама. – Ну никак экономии не получается.
- Ай, мам, живём один раз! Денег ещё заработаете, - стараюсь поддержать родительницу. – А почему без церемонии? Снова режим жёсткой экономии?
- Ага, - кивает мама. – За церемонию нужно доплатить ещё восемьдесят евро, чтобы послушать, как нам даст напутствие работник ЗАГСа на государственном языке. Зачем нам эти лишние расходы? Нам же не двадцать лет! И я, и Эдик уже однажды это слышали. Так что будем скромнее. Лучше я тебе добавлю на праздник эти деньги.
Ну, конечно, мама есть мама. Вроде бы ворчит на эти незапланированные траты, а в итоге всё равно думает обо мне. Внутри разливается тепло, смешанное с уколом совести. Получается, они экономят на своей свадьбе, чтобы мне помочь с моим восемнадцатилетием? Вот это поворот! И как теперь на них обижаться?
– Мам, ну ты чего? – говорю я, стараясь скрыть внезапно подступившую нежность. – Платье у тебя наверняка обалденное! Ты у меня самая красивая! Мы с тобой. А насчёт церемонии... ну, если вы так решили, значит, так лучше. Главное же не слова тётеньки из ЗАГСа, а то, что вы любите друг друга. А восемьдесят евро... это и правда лучше на мой праздник пустить. Спасибо тебе, мам. Ты у меня самая лучшая! – выпаливаю я.
- Мам, - я собираюсь задать вопрос, на который, скорее всего уже знаю ответ, но все же спрашиваю: - А мне на день рождения новый айфон?..
- Лера! – чуть повышает голос мать.
- Да поняла я, поняла, - обида снова берёт вверх, и мои глаза уже на мокром месте. – Спасибо, - отодвигаю от себя тарелку и, не скрывая своего отчаяния, ухожу в свою комнату.
Слышу за спиной тяжёлый вздох, но не оборачиваюсь, чтобы не разжигать конфликт. Никто не собирается дарить мне то, что для меня жизненно необходимо, всем плевать на мои желания. Хлопаю дверью своей комнаты, и тишина тут же обрушивается на меня, словно бетонная плита. Сажусь на кровать, чувствуя, как внутри всё сжимается от обиды и несправедливости. Ну почему? Почему маме с Эдиком оплачивают ресторан на свадьбу, хотя они и так не хотели никакого торжества, а мне на восемнадцатилетие даже сраный телефон новый пожалели? Да, я понимаю, деньги не растут на деревьях, но неужели я заслужила такое отношение?
Лежу, уставившись в потолок, и чувствую себя последней неудачницей. Всем вокруг какие-то подарки, сюрпризы, а я... «Лера!» – этот мамин тон до сих пор звенит в ушах. Как будто я попросила луну с неба. Да, наверное, для них это и есть луна с неба. А для меня это статус, возможность делать нормальные фотографии, быть на связи с друзьями.
«Поехали завтра на море», - приходит сообщение от Маши.
«Ника с Алисой тоже едут», - добавляет подруга.
Море... неожиданно. Но, может быть, именно это мне и нужно. Сбежать от всех этих праздничных приготовлений, от этих несбывшихся ожиданий. Только вот, что скажет Тим. Какое-то чувство мне подсказывает, что ему это не понравится. Ладно, встретимся с ним вечером, и всё станет ясно.
Ближе к вечеру за мной заезжает Темур, и мы едем к нему. Я уже знаю, что меня там ждет ужин от Тима – он у меня настоящий кулинарный маг. Поднимаемся в его уютную квартиру, наполненную ароматами специй и чего-то невероятно вкусного. На столе, под приглушенным светом свечей, уже сервированы две тарелки. Салат с рукколой и креветками выглядит как произведение искусства, а аппетитно подрумяненные медальоны из телятины источают дразнящий аромат.
Мы ужинаем, неспешно беседуя. Он рассказывает о своем дне. Кажется, что в его бизнесе всё налаживается. У Тима прекрасное настроение, и я уже не хочу портить его своими жалобами на маму и ее экономию. Его улыбка такая искренняя, глаза светятся гордостью за свои успехи. Ставить его сейчас в известность о своем завтрашнем побеге на море кажется неуместным. Я уже представляю, как его брови сведутся к переносице, и потом обязательно всплывёт тема моего пляжного наряда, которая для него всегда будет болезненной. Нет уж, этот чудесный вечер слишком хорош, чтобы омрачать его ненужными спорами.
Завтра... завтра будет другой день. Машка уже написала, что у них с девчонками всё в силе, и утром мы едем. Один день на море – это не так уж и страшно. Тим ведь не узнает. Я просто скажу, что встречалась с подругами. Да, так будет лучше. Никаких лишних вопросов и недовольных взглядов. Сегодня я просто наслажусь этим вечером с ним, его теплом, его заботой. А завтра... завтра будет мой маленький секрет, мой глоток свободы и морского воздуха, о котором он не узнает. По крайней мере, пока.
Его губы находят мои, и поцелуй получается долгим и чувственным. В нём полный калейдоскоп чувств, и нежность, и страсть. Мои руки скользят по его шее, перебирая мягкие волосы на затылке. Все мои тревоги и обиды растворяются в этом поцелуе, оставляя лишь желание быть ближе, чувствовать его прикосновения, раствориться в нём.
Он подхватывает меня на руки и несёт в спальню. Я обвиваю его шею руками, чувствуя, как внутри разгорается знакомое волнение. За окном уже сгущаются сумерки, а в комнате становится всё жарче от наших прикосновений и шёпота. Кажется, все мои дневные разочарования уступают место совсем другим, более сильным ощущениям. И на этот момент есть только мы двое и желание быть вместе, несмотря ни на что.
Домой возвращаюсь почти счастливая. Почему почти? Да потому что мне так не хотелось уезжать от Тима, но я пока не могу остаться у него по понятным причинам. Мама точно не готова к такому развитию событий, и лишние конфликты мне сейчас ни к чему. Осталось подождать совсем немного, и все ограничения падут, как старые оковы. Как только мне исполнится восемнадцать, я сама буду решать, где и с кем мне быть. И тогда уж точно ничто не помешает мне засыпать и просыпаться рядом с ним каждое утро. Эта мысль согревает меня изнутри, словно мягкий плед. Скорее бы этот день настал! Скорее бы почувствовать эту полную, ничем не омрачённую свободу быть рядом с тем, с кем хочу.
Открываю входную дверь, но тут же слышу, как внизу в подъезде тоже открывается дверь, будто за мной кто-то гонится. Лестничная клетка моментально наполняется раскатом мужского смеха и обрывками фраз. Ну конечно! Здравствуйте, наши неугомонные соседи! Вздыхаю и в момент скрываюсь за дверями своей квартиры. В дверной глазок стараюсь разглядеть внешность возмутителей спокойствия. Но все четверо в надвинутых на глаза кепках или глубоких капюшонах. Ладно бы заехали какие-то малолетки-тиктокеры, но, судя по голосам, это здоровые лбы, которые уже второй месяц терроризируют весь подъезд своими ночными тусовками. Днём тишина, будто они в анабиозе, а после десяти вечера начинается движ. Вот и сейчас слышно, как они орут на всю лестницу, добираясь до своей съёмной хаты, гремя бутылками с алкоголем. Значит, совсем скоро устроят полный бедлам там у себя на кухне.
Наш с мамой визит к ним не возымел должного результата, тишина стояла буквально пару дней, а потом всё встало на круги своя. Наши замечательные соседи сверху, кажется, живут по собственному расписанию, совершенно не совпадающему с общепринятым. Пару раз приезжала полиция, но дверь стражам порядка, конечно, никто не открыл. А вот музыку эти дебилы быстро вырубили и сидели тихо, как мыши под веником.
Через распахнутое окно их матерный трёп вперемешку с музоном разносится по всей округе, и жертвами их тусы становимся не только мы, но и близлежащие дома. И так почти каждую ночь до трёх или четырёх часов утра. Но надо заметить, что после одиннадцати вечера музыку они всё же выключают. Хоть что-то! Но зато теперь эти придурки исполняют такое, весь дом стоит на ушах. Прям пьеса в двух действиях. Недавно на этой вписке появилась какая-то деваха, и, когда парни расходятся, то красавчик-арендатор начинает гонять эту девку по всей квартире. Она бегает, грохоча пятками по полу, и визжит на самых высоких нотах: «Помогите! Вызовите полицию!» Ну кого оставит равнодушным такой истошный вопль? Конечно, приходится звонить в службу спасения. Но, пока менты раскачаются, всё стихает. Парадокс просто!
В итоге блюстители закона порекомендовали накатать на этих дебилов коллективную жалобу. Сплочённые бессонными ночами жильцы быстро подсуетились и составили заявление. Вот только где оно затерялось, и как долго будут его рассматривать, остаётся загадкой века. А уж о мерах, которые будут приняты, мечтать совсем рано. Так что время от времени, чтобы угомонить нерадивых квартирантов, все жильцы собираются у дверей этой неблагополучной хаты и колошматят в дверь со всей дури. Работает!
Сегодня ничего нового. Снова пьянка. Слышимость ночью офигенная, а я сижу с открытым окном и прислушиваюсь. Они вечно курят в окно, бухают и треплются обо всём подряд – о работе, о тачках, о девках. Я никогда не видела их лиц, кроме одного, который, видимо, является непосредственным арендатором. Зато уже могу различать их по голосам. Иногда даже интересно послушать.
На дворе давно ночь, и голоса стихли. Но второе действие спектакля никто не отменял. В этот раз девица не вопит истошно, а только скачет по квартире, как безумная овца, отстукивая своими копытами по нашим головам. Потом слышу, как их дверь хлопает и всё наверху затихает. Отлично! Можно ложиться спать. Но не тут-то было… на лестничной клетке у наших дверей раздаются всхлипывания. Я подкрадываюсь по коридору и прикладываю ухо к двери. Я не ошиблась. У нашей квартиры кто-то плачет. Меня разбирает любопытство, и я тихонько открываю дверь.
На ступеньках сидит девушка, завёрнутая в одеяло и хлюпает носом, прикрывая ладонью рот, чтобы заглушить рыдания. Её плечи вздрагивают, а из-под одеяла виднеются босые ступни. Я осторожно присаживаюсь рядом. В тусклом свете, проникающем от уличного фонаря через оконное стекло в подъезд, я вижу растрёпанные тёмные волосы и заплаканное лицо, искаженное горем.
- Привет! Что случилось? – спрашиваю у горемыки.
Девушка вздрагивает от моего голоса и резко поднимает голову. Её глаза красные и опухшие от слёз, а на щеках видны мокрые дорожки. Она смотрит на меня испуганно, словно я застала её за чем-то постыдным.
– Прости… я… – запинается она, пытаясь что-то сказать, но её снова душат рыдания, и она сильнее кутается в одеяло, под которым на ней лишь нижнее бельё. – Тише, тише, – успокаиваю я её, осторожно касаясь её плеча. – Ты в порядке? Тебя кто-то обидел?
Она отрицательно качает головой, но новые слёзы градом катятся по её щекам.
– Я… я просто… – она делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но получается лишь судорожный всхлип. – Он… он выгнал меня.
– Кто «он»? – осторожно спрашиваю я, догадываясь, что речь идёт об одном из наших шумных соседей.
– Мой парень.
– Почему? Что случилось? – я чувствую, как во мне поднимается волна сочувствия и негодования. Эти придурки не только нам житья не дают, но ещё и девушек обижают!
– Мы… мы поссорились, – шепчет она, опуская голову. – Я… наверное… что-то не так сказала. А он… он просто… вытолкал меня за дверь. И закрылся.
– И ты… вот так просто ушла? Босиком? В одном одеяле? – я смотрю на её дрожащие ступни, и мне становится по-настоящему жаль эту несчастную.
Она кивает, и её губы начинают дрожать.
– Мне… мне идти некуда, – тихо признается она, и в её голосе звучит такое отчаяние, что у меня сжимается сердце.
- У тебя нет дома? – продолжаю допрос.
- Я поругалась с матерью, и она сказала, чтоб я больше не приходила. А Илья снял квартиру, и я переехала к нему.
- Илья – это тот? – я тычу указательным пальцем вверх, имея в виду их съёмную квартиру.
Она утвердительно кивает.
- Да он конченый, если так с тобой поступил! – возмущаюсь я. – Ты, конечно, извини, но я постоянно слышу, как ты бегаешь от него и орёшь, как сумасшедшая. Он бьёт тебя?
- Нет… ты не подумай… Он хороший, – она вдруг начинает его оправдывать, и это меня удивляет. – Но когда выпьет… он становится… другим. Вспыльчивым. Мы просто… поругались. Я, наверное, сама виновата. Сказала что-то не то. А он… он просто… погорячился.
- Погорячился? Выгнал тебя ночью на лестницу в одном белье и босяком? Да он не погорячился, он поступил как последняя сволочь! – не могу сдержать своего негодования. – Послушай меня, так не должно быть. Никто не имеет права так с тобой обращаться.
Она смотрит на меня заплаканными глазами, и в них начинает проглядывать сомнение.
- Но… я люблю его, – тихо говорит она, словно это может как-то оправдать его поведение.
- Любовь – это не боль и не унижение, – твердо говорю я. – Любовь должна приносить радость и поддержку. А то, что ты рассказываешь… это не имеет ничего общего с любовью.
