До промозглого холода, от которого меня затрясло буквально всю, с головы до пяток.
И кофе нет!
Обидно.
Так, спокойно, Милаша, соберись. Ну-ка, ущипни себя. Щипай, щипай, от души, до синяков! Сразу проснёшься.
Не проснулась.
Плотные облака висели низко-низко. Дождь перестал, но ясное же дело, до поры. Здесь осень, что ли? Или лето, но на крайнем севере…
Да что же такое, за что… Злость уступила место растерянности и страху. Где я? Что со мной?
От холода занемели руки. Обморок не заканчивался. Похоже, я попала серьёзно, причём до конца своей жизни. И этот самый конец, пушистая фауна крайнего севера, уже не за горами, а прямо за спиной. Дышит в ухо и скалится, подлец!
Я обернулась, потому что мне показалось, будто мне и вправду дышат в ухо жаркой пастью. Никого. Всё то же болото, всё те же кочки.
– Верните меня обратно! – закричала я во всё горло. – Помогите! Спасите!
Низкое рыхлое небо отозвалось вороньим граем. О господи, а если вороны голодные?! Меня затрясло от ужаса: а ну как вся стая сейчас на меня набросится? Вот прямо сейчас. Уже.
Но вороны не набросились.
Я кое-как поднялась, цепляясь за деревце. Да уж… одежда у меня – самое то по болотам ходить: домашний халатик и тапочки, давно утонувшие. Вместо тапочек на ногах схватилась коркой болотная жижа.
Кулон ещё остался, Тошкин. Цепочка длинная, не пришлось снимать её с шеи. Я поднесла кулон к глазам без труда.
Так и есть. Надули сестру! Простая прозрачная стекляшка! Вспышка злости едва не заставила меня выбросить его в болото ко всем местным чертям. Огромным усилием воли я сдержала яростный порыв.
Я не знаю, когда я увижу сестру ещё раз. Не знаю, смогу ли вернуться – или очнуться! – вообще. Подарок стал тонкой ниточкой, связавшей меня с прежней жизнью…
Тьфу. Что за пафос в мыслях?! Таким высоким штилем обычно пишут любовное фэнтези. Я сама и пишу!
Да как же выгрестись из проклятого болота живой?! Попаданцам в разных книгах помогает чудо сценарное, а мне кто поможет?
Я обхватила себя руками за плечи, зубы стучали. Неужели… Мысль была безумной до одури, но логичной. Неужели про меня сейчас кто-то пишет книгу и гнусно хихикает, потирая лапки: а вот ей испытание. Выживет? Не выживет? Делайте ставки, господа читатели!
Нет, я на ПМ таким не занималась, времени всё же не вагон, но я знала, что авторы иногда писали интерактивные книги, привлекая к построению сюжета читателей. Вот вам опрос, куда пойдёт героиня и во что она вляпается. Голосуйте за самый удачный, по вашему мнению, вариант. Вот они и голосуют, а автор потом пишет тот поворот сюжета, который набрал больше всего голосов.
Я же сижу здесь и жду, когда закроется опрос, так, что ли? Да я же насмерть замёрзну, пока дождусь!
Это не моя история, но я сделаю её по-своему! Я тоже автор. Я право имею!
Я выпрямилась, как могла, решительно вздёрнула подбородок и спросила в пространство.
– О'кей, Алиса, подскажи, как выбраться из болота.
Ответили мне вороны, и в их карканье я услышала отчётливую издёвку.
Пришлось постучать себя по лбу. Тук-тук, Милаша, здесь нет интернета! Ты что, не знала? Теперь знаешь.
Сверху снова начало капать. Мне показалось, или противный моросящий дождик стал холоднее? К ночи, чего доброго, ещё и снег выпадет…
Что ж, у всех попаданцев обычно нет интернета. А что обычно есть? Перочинный (или кухонный, смотря откуда попали!) ножик, томик Пушкина в зубах, песни Высоцкого в голове и шахматы? И вот болото ещё. Обратного телепорта нет, а зря. Очень пригодился бы сейчас.
Магия здесь есть, наверняка. Иначе смысл вообще в таком попадании. Нет, ну можно, конечно, и в постапокал провалиться, но болото, оно больше про ведьм, чем про победивший жалких людишек Скайнет. Я надеюсь.
Чёрная молния прошила мрак дождевых туч. Шарах! Удар беззвучного грома сотряс мир до основания. Я едва не свалилась с кочки обратно в вязкую жижу.
Какое-то время я стояла с закрытыми глазами и тряслась, как осиновый лист. Молнии били вокруг, не переставая ни на миг. Чёрные. След от них, если зажмуриться, казался ослепительно белым.
Когда всё стихло, я проморгалась и увидела, что от молний поверхность болота спеклась длинной корочкой, этакой неровной дорожкой. Воняло палёным. И вообще, в целом, воняло. Хоть в русском языке, как любила говаривать наша учительница, такого слова нет. Она боролась среди нас за чистую благородную речь, лишённую лишней экспрессии. А всенародно любимые словечки требовала заменять эвфемизмами. «Свою искреннюю боль, молодые люди, необходимо выражать прилично, ли-те-ра-тур-но!»
Парадокс, да? Слова «воняет» нет, а вонь есть. И литературно об этом мерзком болоте высказаться невозможно, хоть плачь. Сплошь подзаборные слова на язык рвутся.
Идея воткнулась в голову внезапно и поразила своим безумием настолько, что я не решилась её тщательно проанализировать и обдумать. Вскочила на корку – вроде держит – и понеслась. Далёкий берег манил меня: вдруг там есть какая-нибудь тропа, по которой можно выйти к людям?
Что со мной те люди могут сделать, вопрос отдельный, и размышлять над ним буду, когда из болота выберусь. Вопрос глобальный – как вернуться обратно – тоже никто не отменял.
Корка трещала под ногами и упруго прогибалась. В любой момент провалится, и я вместе с нею!
Громыхнуло над головой так, что я с испугу подпрыгнула на месте, корка под ногами треснула и провалилась, я рванулась вперёд, к берегу. И, о чудо из чудес, вылезла! Вылезла на твёрдую землю.
Я до конца не осознавала, в каком отчаянном положении нахожусь. Мне было страшно, холодно, отчаянно хотелось кофе – ведро, не меньше, а над головой бесновалась гроза. Раскаты грома вбивались в уши барабанным боем «амала – амала – амала», и чтоб мне сдохнуть, это был не простой гром! Он будто транслировал какое-то имя, бил и бил его, как умел. У меня спекались мозги, как та корка на болоте.
Я зажала уши ладонями и закричала от этой невыносимой пытки.
А потом всё закончилось. Так же резко, как и началось. Тишина упала такая полная и плотная, что её можно было нарезать на кусочки ножом. Если бы у меня ещё был нож, конечно же.
Звук шагов. Кто-то шёл мимо, чавкая по грязище сапогами. Вот остановился, выругался сквозь зубы. Снова пошёл…
– Помогите! – отчаянно закричала я, но с моих губ сорвался лишь едва слышный даже мне самой шёпот. – Помогите же…
Не услышит. Я попыталась подняться, вначале на четвереньки, затем на одно колено, упёрлась кулаком в раскисшую землю. И не удержала себя, плюхнулась обратно снова, кажется, даже потеряла сознание на миг.
Когда я очнулась, то увидела прямо перед своим носом замызганные болотные сапоги. Ура, спасение!
Спасение наклонилось, ухватило меня пятернёй за волосы и приподняло голову. Ох, и рожа-а…
Лицо – грубое, сплошные углы, давний, побелевший от времени, шрам через глаз, но глаз на удивление целый, синий, щурится только чуть больше, чем второй, здоровый, глаз. И не сказать, что с добром смотрит.
Вообще-то, смотрит так, будто я у него что-то украла.
– Ты кто? – спросил он неприветливо.
У меня в ушах грохотал гром, и не только в ушах, гроза не собиралась заканчиваться. Это, знаете ли, бесконечное «амала-амала-мала-ла-ла». На совершенно запредельной для моего уха громкости. Вот и сорвалось с моего языка:
– Амала!
Потом я сообразила, что говорю глупости и поправилась:
– Милана!
Но мой ответ заглушило очередным громовым раскатом. Ничего мой спаситель не услышал.
«Да чёрт с ним со всем», – обречённо подумала я и потеряла сознание.
Очнулась я в тепле. Никакого промозглого холода. Никакой вонючей болотной жижи, насмешливого вороньего грая, чёрных молний. Благословенная тишина разливалась вокруг: в ушах ничего не грохотало. Какое же это счастье, тишина! Никогда бы не подумала.
Похоже, я лежала в своей кровати. С чего бы тогда было мне так тепло и спокойно? Вчерашнее приключение в болоте подзабылось и казалось мне теперь чем-то далёким и нереальным.
Вот ведь… сон. Приснится же такое!
Какое-то время я беспечно нежилась, то проваливаясь в дрёму, то просыпаясь снова. А потом носа моего достиг запах дыма. Кто-то курил в моей комнате! Неужели Тоха вернулась?! Но сестра после того, как взялась серьёзно ходить по горам, сигареты бросила.
– Задыхаешься потом на подъёме, – объясняла она. – Оно мне надо?
Конечно, гиду, водящему туристические группы по перевалам, такое не надо и даром.
Тогда кто посмел?!
Я села. И обнаружила, что сон никуда не делся, я по-прежнему в нём. Комната, где я лежала, принадлежала не мне. Тёмная, скудно освещённая, с небольшим окном под потолком. В окне шумело проливным дождём, оттуда тянуло сыростью, прелой листвой и почему-то грибами.
Особенно мне не понравилась решётка вместо одной из стены. Классическая такая решётка, от пола до потолка.
Это что же получается, меня в тюрьму вчера принесли?! В голове всплыло слово «обезьянник», он же камера предварительного задержания. Туда наша доблестная полиция утрамбовывает всех, кто по какой-то причине привлёк её негативное внимание. Обычно дебоширов, алконавтов и прочих нарушителей общественного порядка.
Но меня-то за что?!
Я осмотрелась. Одежда на мне осталась та же самая, сплошь вся слепленная из грязи, мыть меня тоже никто не стал – слава богу, иначе как бы я это пережила! Зато укрыли, пока валялась без чувств, старой шинелью, в качестве одеяла. Ничего не скажу, шинель тёплая и очень уютная, спасибо хоть и на этом. Я накинула её на плечи и утонула полностью. Но не догадались обувь, хотя бы тапочки какие-нибудь, поставить рядом с нарами. Здешний лежак никакого другого слова не стоил, только нары!
– Мама, – прошептала я и заплакала.
Реальность кошмарного сна обнимала меня до мельчайших подробностей, включая запахи. Табаком пахло не только от шинели, курил, судя по всему, караульный, где-то за пределами видимости. А ещё пахло свежей соломой – она лежала на полу, видно, поменяли аккурат перед моим появлением, и почему-то лошадьми.
Лошадей я видела однажды. Сестра однажды уговорила съездить на конюшню, она брала уроки верховой езды. Думала, работать ещё и на конных экскурсиях, но не сложилось у неё. У меня тем более не сложилось, хотя зверюги на конюшне были вполне себе доброжелательные, лягаться не пробовали, вели себя смирно. Но поездки верхом – не моё, я – житель мегаполиса, дитя Билла Гейтса. Мне бы мышкой дёргать да в экран смотреть, всё.
Говорят, запахи никогда не снятся. Звук, цвет – пожалуйста, но запахи нет. Восприятие ароматов во сне возможно только тогда, когда рядом со спящим что-то интенсивно пахнет. Например, на прикроватной тумбочке стоит свежесрезанный букет сирени. Или что-нибудь ещё в том же духе. Здесь никакой сирени я не увидела. Равно как прикроватной тумбочки.
А это значило, что я и вправду попала в какой-то другой мир. Странно, страшно, не понятно, каким образом, но попала по-настоящему и без дураков.
Как героиня какой-нибудь книжки с тех же Призрачных Миров – от родного ноутбука прямиком на бал!
В моём случае, в полицейский участок. И принцев, желающих предложить мне руку и сердце, что-то нигде не видать.
Я сползла с нар, подошла к решётке. Пустой коридор, ожидаемо. И пункт надзора, но далеко. Орать бесполезно, не услышат. Потому что в данный момент там никого нет. На улицу вышли, что ли. Или ещё куда.
Я осторожно взялась за решётку. Металл обдал холодом ладони. И дверь вдруг подалась вперёд: не заперто! Вот это да. Что у них здесь за бардак?
Я же так и сбежать могу!
Я пошла по коридору, поджимая пальцы. На полу – ни соломинки, а пол – каменный. Холодно! А у меня ещё после болота не всё отогрелось. Мимо наблюдательного поста я прошла без всяких проблем. Попала во внутренний двор, несмотря на красные прокопчённые временем глухие стены слева и справа, на удивление милый. Клумбы с цветочками, лавочки, трогательно изогнутая ажурная арка впереди. Через неё, как я поняла, и выбирались во внешний мир те счастливцы, кого отпускали на волю.
Но.
С огромным таким жестоким «но», зарубившим идею побега на корню.
На земле лежал тонким слоем снег. С низкого серого неба сыпался новый.
И всё это не прекращалось, не прекращалось, не прекращалось… Сон не заканчивался. Холод не уходил.
– Иди обратно. Замёрзнешь.
Я обернулась. Передо мной стоял мой болотный спаситель. В форменной шинели, вроде той, какая лежала сейчас у меня на плечах, только, ясное дело, новее и без лишних пятен. В руке он держал плетёное – глазам своим не поверила! – лукошко с крышкой. Оно совершенно не вязалось с образом сурового вояки! Что там внутри, котёнок?
И тут до меня дошёл запах съестного, сложенного в том лукошке вместо котёнка. Я едва разум не потеряла, настолько пришедший голод оказался силён.
– Пойдём, пойдём, – меня взяли под локоть и безо всяких церемоний повели обратно в узилище.
Пальцы у мужика оказались железными. Держал осторожно, я отдала ему должное. Но если начну дёргаться, то мой локоть превратится в кисель за считанные секунды. И было ещё что-то.
Что-то неуловимое, спокойное, даже, пожалуй, спящее, но – источающее отменную опасность. И вместе с тем – защищённость. Как так-то? Я не понимала ни-че-го!
Привели меня не в камеру, как я поневоле ожидала, а в нечто вроде офицерской гостиной, что ли. Здесь стоял широкий деревянный стол на плотных деревянных же стойках, сколоченных крестом, вдоль него тянулись две лавки, слева и справа. Сквозь аж четыре высоких, но узких окна сочился жемчужный свет ненастного дня.
– Сядь. И ешь.
Передо мной поставили лукошко. Там оказались сыр, хлеб. Колбаса!!! Свёрнутая колечком домашняя колбаса. Чего мне стоило не наброситься на еду с рычанием и воем, как голодной кошке на сырое мясо, знала только я одна!
Пища богов.
На запить мне плеснули в деревянную кружку из кувшина, и я уловила слабый запах алкоголя. Сразу насторожилась. Споить меня хотят, что ли?
– Пей, пей, – сразу заметил мои колебания военный. – От насекомовки ещё никто не умирал. Тебе в самый раз.
Насекомовка. Слабый раствор це-два аш-пять о-аш, потому что пахнет медицинским спиртом. И ещё мятой вроде бы как. Если в этом мире растёт мята, конечно же.
Всегда, когда очень голоден, кажется, что съешь абсолютно всё, до чего дотянешься. Но на деле ничего подобного. Осилить всю колбасу я не сумела. Как и весь хлеб.
Мой спаситель сел напротив меня.
– Наелась?
– Да, благодарю, – ответила я.
– Тогда прошу прощения, – он забрал у меня лукошко и сам взялся есть колбасу.
Как я недавно, безо всяких там ножей и вилок. И руки не помыл! Ладно, допустим, я не помыла тоже, но мне простительно, а вот ему?
Я огляделась в поисках рукомойника, но ничего подобного не нашла.
– Кто ты?
И вот поймите меня правильно. Я честно хотела назвать своё имя, Милана. Но с губ опять сорвалось проклятое:
– Амала!
Мужчина сел ровнее и принялся пристально меня рассматривать. Под его взглядом я стушевалась и пролепетала:
– Милана. Меня зовут Милана. Амала – не моё имя, там гроза просто была на болоте, все уши мне прогрохотала! Я думала, сдохну…
– Гроза, говоришь.
Я покивала. Жуткий гром вспомнился так отчётливо, как будто я услышала его снова, и совсем рядом.
– В болотах по осени никогда не бывает гроз, Амала.
И кофе нет!
Обидно.
***
Так, спокойно, Милаша, соберись. Ну-ка, ущипни себя. Щипай, щипай, от души, до синяков! Сразу проснёшься.
Не проснулась.
Плотные облака висели низко-низко. Дождь перестал, но ясное же дело, до поры. Здесь осень, что ли? Или лето, но на крайнем севере…
Да что же такое, за что… Злость уступила место растерянности и страху. Где я? Что со мной?
От холода занемели руки. Обморок не заканчивался. Похоже, я попала серьёзно, причём до конца своей жизни. И этот самый конец, пушистая фауна крайнего севера, уже не за горами, а прямо за спиной. Дышит в ухо и скалится, подлец!
Я обернулась, потому что мне показалось, будто мне и вправду дышат в ухо жаркой пастью. Никого. Всё то же болото, всё те же кочки.
– Верните меня обратно! – закричала я во всё горло. – Помогите! Спасите!
Низкое рыхлое небо отозвалось вороньим граем. О господи, а если вороны голодные?! Меня затрясло от ужаса: а ну как вся стая сейчас на меня набросится? Вот прямо сейчас. Уже.
Но вороны не набросились.
Я кое-как поднялась, цепляясь за деревце. Да уж… одежда у меня – самое то по болотам ходить: домашний халатик и тапочки, давно утонувшие. Вместо тапочек на ногах схватилась коркой болотная жижа.
Кулон ещё остался, Тошкин. Цепочка длинная, не пришлось снимать её с шеи. Я поднесла кулон к глазам без труда.
Так и есть. Надули сестру! Простая прозрачная стекляшка! Вспышка злости едва не заставила меня выбросить его в болото ко всем местным чертям. Огромным усилием воли я сдержала яростный порыв.
Я не знаю, когда я увижу сестру ещё раз. Не знаю, смогу ли вернуться – или очнуться! – вообще. Подарок стал тонкой ниточкой, связавшей меня с прежней жизнью…
Тьфу. Что за пафос в мыслях?! Таким высоким штилем обычно пишут любовное фэнтези. Я сама и пишу!
Да как же выгрестись из проклятого болота живой?! Попаданцам в разных книгах помогает чудо сценарное, а мне кто поможет?
Я обхватила себя руками за плечи, зубы стучали. Неужели… Мысль была безумной до одури, но логичной. Неужели про меня сейчас кто-то пишет книгу и гнусно хихикает, потирая лапки: а вот ей испытание. Выживет? Не выживет? Делайте ставки, господа читатели!
Нет, я на ПМ таким не занималась, времени всё же не вагон, но я знала, что авторы иногда писали интерактивные книги, привлекая к построению сюжета читателей. Вот вам опрос, куда пойдёт героиня и во что она вляпается. Голосуйте за самый удачный, по вашему мнению, вариант. Вот они и голосуют, а автор потом пишет тот поворот сюжета, который набрал больше всего голосов.
Я же сижу здесь и жду, когда закроется опрос, так, что ли? Да я же насмерть замёрзну, пока дождусь!
Это не моя история, но я сделаю её по-своему! Я тоже автор. Я право имею!
Я выпрямилась, как могла, решительно вздёрнула подбородок и спросила в пространство.
– О'кей, Алиса, подскажи, как выбраться из болота.
Ответили мне вороны, и в их карканье я услышала отчётливую издёвку.
Пришлось постучать себя по лбу. Тук-тук, Милаша, здесь нет интернета! Ты что, не знала? Теперь знаешь.
Сверху снова начало капать. Мне показалось, или противный моросящий дождик стал холоднее? К ночи, чего доброго, ещё и снег выпадет…
Что ж, у всех попаданцев обычно нет интернета. А что обычно есть? Перочинный (или кухонный, смотря откуда попали!) ножик, томик Пушкина в зубах, песни Высоцкого в голове и шахматы? И вот болото ещё. Обратного телепорта нет, а зря. Очень пригодился бы сейчас.
Магия здесь есть, наверняка. Иначе смысл вообще в таком попадании. Нет, ну можно, конечно, и в постапокал провалиться, но болото, оно больше про ведьм, чем про победивший жалких людишек Скайнет. Я надеюсь.
Чёрная молния прошила мрак дождевых туч. Шарах! Удар беззвучного грома сотряс мир до основания. Я едва не свалилась с кочки обратно в вязкую жижу.
Какое-то время я стояла с закрытыми глазами и тряслась, как осиновый лист. Молнии били вокруг, не переставая ни на миг. Чёрные. След от них, если зажмуриться, казался ослепительно белым.
Когда всё стихло, я проморгалась и увидела, что от молний поверхность болота спеклась длинной корочкой, этакой неровной дорожкой. Воняло палёным. И вообще, в целом, воняло. Хоть в русском языке, как любила говаривать наша учительница, такого слова нет. Она боролась среди нас за чистую благородную речь, лишённую лишней экспрессии. А всенародно любимые словечки требовала заменять эвфемизмами. «Свою искреннюю боль, молодые люди, необходимо выражать прилично, ли-те-ра-тур-но!»
Парадокс, да? Слова «воняет» нет, а вонь есть. И литературно об этом мерзком болоте высказаться невозможно, хоть плачь. Сплошь подзаборные слова на язык рвутся.
Идея воткнулась в голову внезапно и поразила своим безумием настолько, что я не решилась её тщательно проанализировать и обдумать. Вскочила на корку – вроде держит – и понеслась. Далёкий берег манил меня: вдруг там есть какая-нибудь тропа, по которой можно выйти к людям?
Что со мной те люди могут сделать, вопрос отдельный, и размышлять над ним буду, когда из болота выберусь. Вопрос глобальный – как вернуться обратно – тоже никто не отменял.
Корка трещала под ногами и упруго прогибалась. В любой момент провалится, и я вместе с нею!
Громыхнуло над головой так, что я с испугу подпрыгнула на месте, корка под ногами треснула и провалилась, я рванулась вперёд, к берегу. И, о чудо из чудес, вылезла! Вылезла на твёрдую землю.
Я до конца не осознавала, в каком отчаянном положении нахожусь. Мне было страшно, холодно, отчаянно хотелось кофе – ведро, не меньше, а над головой бесновалась гроза. Раскаты грома вбивались в уши барабанным боем «амала – амала – амала», и чтоб мне сдохнуть, это был не простой гром! Он будто транслировал какое-то имя, бил и бил его, как умел. У меня спекались мозги, как та корка на болоте.
Я зажала уши ладонями и закричала от этой невыносимой пытки.
А потом всё закончилось. Так же резко, как и началось. Тишина упала такая полная и плотная, что её можно было нарезать на кусочки ножом. Если бы у меня ещё был нож, конечно же.
Звук шагов. Кто-то шёл мимо, чавкая по грязище сапогами. Вот остановился, выругался сквозь зубы. Снова пошёл…
– Помогите! – отчаянно закричала я, но с моих губ сорвался лишь едва слышный даже мне самой шёпот. – Помогите же…
Не услышит. Я попыталась подняться, вначале на четвереньки, затем на одно колено, упёрлась кулаком в раскисшую землю. И не удержала себя, плюхнулась обратно снова, кажется, даже потеряла сознание на миг.
Когда я очнулась, то увидела прямо перед своим носом замызганные болотные сапоги. Ура, спасение!
Спасение наклонилось, ухватило меня пятернёй за волосы и приподняло голову. Ох, и рожа-а…
Лицо – грубое, сплошные углы, давний, побелевший от времени, шрам через глаз, но глаз на удивление целый, синий, щурится только чуть больше, чем второй, здоровый, глаз. И не сказать, что с добром смотрит.
Вообще-то, смотрит так, будто я у него что-то украла.
– Ты кто? – спросил он неприветливо.
У меня в ушах грохотал гром, и не только в ушах, гроза не собиралась заканчиваться. Это, знаете ли, бесконечное «амала-амала-мала-ла-ла». На совершенно запредельной для моего уха громкости. Вот и сорвалось с моего языка:
– Амала!
Потом я сообразила, что говорю глупости и поправилась:
– Милана!
Но мой ответ заглушило очередным громовым раскатом. Ничего мой спаситель не услышал.
«Да чёрт с ним со всем», – обречённо подумала я и потеряла сознание.
ГЛАВА 2
Очнулась я в тепле. Никакого промозглого холода. Никакой вонючей болотной жижи, насмешливого вороньего грая, чёрных молний. Благословенная тишина разливалась вокруг: в ушах ничего не грохотало. Какое же это счастье, тишина! Никогда бы не подумала.
Похоже, я лежала в своей кровати. С чего бы тогда было мне так тепло и спокойно? Вчерашнее приключение в болоте подзабылось и казалось мне теперь чем-то далёким и нереальным.
Вот ведь… сон. Приснится же такое!
Какое-то время я беспечно нежилась, то проваливаясь в дрёму, то просыпаясь снова. А потом носа моего достиг запах дыма. Кто-то курил в моей комнате! Неужели Тоха вернулась?! Но сестра после того, как взялась серьёзно ходить по горам, сигареты бросила.
– Задыхаешься потом на подъёме, – объясняла она. – Оно мне надо?
Конечно, гиду, водящему туристические группы по перевалам, такое не надо и даром.
Тогда кто посмел?!
Я села. И обнаружила, что сон никуда не делся, я по-прежнему в нём. Комната, где я лежала, принадлежала не мне. Тёмная, скудно освещённая, с небольшим окном под потолком. В окне шумело проливным дождём, оттуда тянуло сыростью, прелой листвой и почему-то грибами.
Особенно мне не понравилась решётка вместо одной из стены. Классическая такая решётка, от пола до потолка.
Это что же получается, меня в тюрьму вчера принесли?! В голове всплыло слово «обезьянник», он же камера предварительного задержания. Туда наша доблестная полиция утрамбовывает всех, кто по какой-то причине привлёк её негативное внимание. Обычно дебоширов, алконавтов и прочих нарушителей общественного порядка.
Но меня-то за что?!
Я осмотрелась. Одежда на мне осталась та же самая, сплошь вся слепленная из грязи, мыть меня тоже никто не стал – слава богу, иначе как бы я это пережила! Зато укрыли, пока валялась без чувств, старой шинелью, в качестве одеяла. Ничего не скажу, шинель тёплая и очень уютная, спасибо хоть и на этом. Я накинула её на плечи и утонула полностью. Но не догадались обувь, хотя бы тапочки какие-нибудь, поставить рядом с нарами. Здешний лежак никакого другого слова не стоил, только нары!
– Мама, – прошептала я и заплакала.
Реальность кошмарного сна обнимала меня до мельчайших подробностей, включая запахи. Табаком пахло не только от шинели, курил, судя по всему, караульный, где-то за пределами видимости. А ещё пахло свежей соломой – она лежала на полу, видно, поменяли аккурат перед моим появлением, и почему-то лошадьми.
Лошадей я видела однажды. Сестра однажды уговорила съездить на конюшню, она брала уроки верховой езды. Думала, работать ещё и на конных экскурсиях, но не сложилось у неё. У меня тем более не сложилось, хотя зверюги на конюшне были вполне себе доброжелательные, лягаться не пробовали, вели себя смирно. Но поездки верхом – не моё, я – житель мегаполиса, дитя Билла Гейтса. Мне бы мышкой дёргать да в экран смотреть, всё.
Говорят, запахи никогда не снятся. Звук, цвет – пожалуйста, но запахи нет. Восприятие ароматов во сне возможно только тогда, когда рядом со спящим что-то интенсивно пахнет. Например, на прикроватной тумбочке стоит свежесрезанный букет сирени. Или что-нибудь ещё в том же духе. Здесь никакой сирени я не увидела. Равно как прикроватной тумбочки.
А это значило, что я и вправду попала в какой-то другой мир. Странно, страшно, не понятно, каким образом, но попала по-настоящему и без дураков.
Как героиня какой-нибудь книжки с тех же Призрачных Миров – от родного ноутбука прямиком на бал!
В моём случае, в полицейский участок. И принцев, желающих предложить мне руку и сердце, что-то нигде не видать.
Я сползла с нар, подошла к решётке. Пустой коридор, ожидаемо. И пункт надзора, но далеко. Орать бесполезно, не услышат. Потому что в данный момент там никого нет. На улицу вышли, что ли. Или ещё куда.
Я осторожно взялась за решётку. Металл обдал холодом ладони. И дверь вдруг подалась вперёд: не заперто! Вот это да. Что у них здесь за бардак?
Я же так и сбежать могу!
***
Я пошла по коридору, поджимая пальцы. На полу – ни соломинки, а пол – каменный. Холодно! А у меня ещё после болота не всё отогрелось. Мимо наблюдательного поста я прошла без всяких проблем. Попала во внутренний двор, несмотря на красные прокопчённые временем глухие стены слева и справа, на удивление милый. Клумбы с цветочками, лавочки, трогательно изогнутая ажурная арка впереди. Через неё, как я поняла, и выбирались во внешний мир те счастливцы, кого отпускали на волю.
Но.
С огромным таким жестоким «но», зарубившим идею побега на корню.
На земле лежал тонким слоем снег. С низкого серого неба сыпался новый.
И всё это не прекращалось, не прекращалось, не прекращалось… Сон не заканчивался. Холод не уходил.
– Иди обратно. Замёрзнешь.
Я обернулась. Передо мной стоял мой болотный спаситель. В форменной шинели, вроде той, какая лежала сейчас у меня на плечах, только, ясное дело, новее и без лишних пятен. В руке он держал плетёное – глазам своим не поверила! – лукошко с крышкой. Оно совершенно не вязалось с образом сурового вояки! Что там внутри, котёнок?
И тут до меня дошёл запах съестного, сложенного в том лукошке вместо котёнка. Я едва разум не потеряла, настолько пришедший голод оказался силён.
– Пойдём, пойдём, – меня взяли под локоть и безо всяких церемоний повели обратно в узилище.
Пальцы у мужика оказались железными. Держал осторожно, я отдала ему должное. Но если начну дёргаться, то мой локоть превратится в кисель за считанные секунды. И было ещё что-то.
Что-то неуловимое, спокойное, даже, пожалуй, спящее, но – источающее отменную опасность. И вместе с тем – защищённость. Как так-то? Я не понимала ни-че-го!
Привели меня не в камеру, как я поневоле ожидала, а в нечто вроде офицерской гостиной, что ли. Здесь стоял широкий деревянный стол на плотных деревянных же стойках, сколоченных крестом, вдоль него тянулись две лавки, слева и справа. Сквозь аж четыре высоких, но узких окна сочился жемчужный свет ненастного дня.
– Сядь. И ешь.
Передо мной поставили лукошко. Там оказались сыр, хлеб. Колбаса!!! Свёрнутая колечком домашняя колбаса. Чего мне стоило не наброситься на еду с рычанием и воем, как голодной кошке на сырое мясо, знала только я одна!
Пища богов.
На запить мне плеснули в деревянную кружку из кувшина, и я уловила слабый запах алкоголя. Сразу насторожилась. Споить меня хотят, что ли?
– Пей, пей, – сразу заметил мои колебания военный. – От насекомовки ещё никто не умирал. Тебе в самый раз.
Насекомовка. Слабый раствор це-два аш-пять о-аш, потому что пахнет медицинским спиртом. И ещё мятой вроде бы как. Если в этом мире растёт мята, конечно же.
Всегда, когда очень голоден, кажется, что съешь абсолютно всё, до чего дотянешься. Но на деле ничего подобного. Осилить всю колбасу я не сумела. Как и весь хлеб.
Мой спаситель сел напротив меня.
– Наелась?
– Да, благодарю, – ответила я.
– Тогда прошу прощения, – он забрал у меня лукошко и сам взялся есть колбасу.
Как я недавно, безо всяких там ножей и вилок. И руки не помыл! Ладно, допустим, я не помыла тоже, но мне простительно, а вот ему?
Я огляделась в поисках рукомойника, но ничего подобного не нашла.
– Кто ты?
И вот поймите меня правильно. Я честно хотела назвать своё имя, Милана. Но с губ опять сорвалось проклятое:
– Амала!
Мужчина сел ровнее и принялся пристально меня рассматривать. Под его взглядом я стушевалась и пролепетала:
– Милана. Меня зовут Милана. Амала – не моё имя, там гроза просто была на болоте, все уши мне прогрохотала! Я думала, сдохну…
– Гроза, говоришь.
Я покивала. Жуткий гром вспомнился так отчётливо, как будто я услышала его снова, и совсем рядом.
– В болотах по осени никогда не бывает гроз, Амала.
