Уже в полном бессилье остановившись, я вроде бы назад побрела устало. Да только, похоже, совсем другие это места, не те, где оставила свой скафандр... Сюда не доносится и плеска волн! Господи, неужели я заблудилась в первозданном мире этом?! Куда мне теперь идти?
Я бесконечно брела и брела куда-то, и снова не в ту сторону, по всему… Ноги о колючки исколола все, единственные носочки изорвала вдребезги, отчаялась, да и присела на подвернувшийся камень, какой-то странный, квадратно-ровный, будто искусственно высеченный. Ну и что дальше делать буду? От безысходности хотелось горько-прегорько расплакаться… Ну как без супер мозга обходиться теперь? Не рыдала ведь никогда раньше, а тут слёзы сами из переполнившихся глаз потекли, тем самым ручьём ненайденным, а во рту куда суше и соленее сделалась. Умру я здесь, если и не от голода, то от обезвоживания точно!
Ещё пару разков всхлипнувши, успокаивать себя начала, на камень, на котором сижу, внимание перевела. Необычный он всё же какой-то… Подушечками пальчиков по его поверхности провела, да нащупала явно кем-то выдолбленные завитки. Всё же и действительно рукотворный камень-то! Не шутил, получается, супермозг, что дикари здесь могут быть!
Вжавши голову в плечи, я огляделась настороженно. Вроде бы никого не видно вокруг... И чего? Продолжать и дальше мне здесь так сидеть? К этому камню наверняка ведь придут, потому что изрядно повытоптано около него, только теперь разглядела-то.
Не знаю, сколько и сидела, прислушиваясь к лесным звукам, отдыхиваясь и приходя в себя, как вдруг раздались шаги, тихие, неуверенные, крадущиеся, потом же посмелевшие и достаточно явственные. Неужели это дикий зверь подбирается ко мне? В страхе засуетилась, туда-сюда завертелась на похолодевшей попе, глаза подняла и двух мужеподобных существ узрела. Тут же и замерла в ступоре. Кто это и что надо им от меня?
Несомненно, что из человеческой расы они, люди, да самые настоящие самцы полуголые! Не шутил, получается, супермозг! Из одежды — короткие серые юбки на них. Кожа бронзовым оттенком блестит, то ли от загара долгого, то ли от рождения просто. Медный изогнутый меч на поясе у одного, это постарше который, если по глубоким морщинам на лбу судить, другой же с копьём длинным. Ещё у каждого — полосатая повязка на голове, в руках же полукруглые щиты.
Внутри под животом что-то откровенно екнуло, поднялось и назад опустилось. Выказывая свои мирные намерения, я руки развела и дрожащую улыбку выдавила. Только бы не поняли они, что овуляция у меня сейчас, дикари ведь и животные практически!
Наставивши на меня копьё, со зловеще сверкнувшим на ярком свете зазубренным наконечником, очевидно, о чём-то спрашивая, тот, который помладше, на резком и непонятном языке заговорил, со звонко выделяющимися согласными звуками.
— Меня зовут Эмма Лира, я — старший лейтенант звёздного флота, пилот вельбота Счастливый волк. Я потерпела аварию. Мне нужна помощь и спасатели… — попыталась объяснить им на общепринятом в нашей галактике сленге, да пересиливая нарастающий страх и по-прежнему мило лыбясь, в приветственном жесте миролюбиво протянула руки.
Они же просто схватили меня за них, повалили лицом в траву. И не сопротивляясь ничуть, я лишь испугано голову подняла. Что делать они со мной хотят? Лишь бы только ничего такого, если овуляция у меня сейчас. В страхе ноги сжала. Собственно, не хотелось бы именно таким образом девственности лишиться, да к тому же со стопроцентной уверенностью ребёнка от кого-то из двух этих мужчин заиметь. Как сама рожать в этом дикарском мире стану? Не готова ещё к такому я.
Тот, который постарше, сверху на меня уселся, верёвку откуда-то со своего пояса смотал, да до боли и стянул ею мои руки в локтях. Всю ощупал, промеж ног даже, на спину перевернул, и за ворот потянул мой, поднимая и уже на колени ставя.
Неудобно было со связанными за спиной руками подниматься, да особенно в локтях, вместе с тем я облегчённо выдохнула, что пока ничего такого не собираются делать они со мной, похоже, не учуявши полную мою к тому созрелость. А может, не животные они, как и не дикари даже?
Показывая, что не враг им, как и совсем не агрессивная, что зазря связали они меня, я волосами тряхнула распущенными и снова улыбнуться попыталась. Надо ведь какое-то взаимопонимание с аборигенами налаживать? Всё-таки люди ведь они, как и разумные наверняка, слова и мимику понимать должны, а я вроде бы не враг им и не сделала ничего плохого… И не животные они давно, иначе сразу бы унюхали мою готовность к спариванию, да и набросились уже.
— Я ничего не сделаю вам и послушной буду, только воды мне дайте… — отчётливо проговорила.
Меня явно не понявши, переглянувшись, они бегло затараторили между собой.
Чуть высунув язык, я демонстративно облизнула сухие губы и, кажется, эти дикари наконец-то догадались о моём желании. Тот из них, постарше который, с пояса флягу отвязал, мягкое горлышко к моему рту поднёс, промеж губ просунул. Пила я жадно и страстно как-то. Вода запахом палёных волос отдавала слегка, и тёплой была до неприятного ощущения, словно не очищенная совсем.
Оторвав от моих губ флягу, этот мужчина добродушно засмеялся, да и показал во всех мирах понятным жестом, чтобы я с колен вставала.
Подчиняясь, на ноги со связанными руками я с трудом поднималась, и буквально вровень оказалась с ним, как и смотрели мы глаза в глаза, такие злые и тёмно-карие у него. Он же меня за подбородок взял, пристально всматриваясь в лицо, заставил туда-сюда головой повертеть, затем же надавил мне на скулы, тем вынуждая приоткрыть рот, да ловко и пропихнул два пальца промеж зубов, и наверняка не мытых ведь, чтобы там мне чуть ли не все зубы пересчитать. А ведь в старину так лошадиный возраст определяли! Противно и тошнотно сделалось, закашлялась я даже; конечно же, могла побольнее прикусить ему те пальцы, но как-то не решилась сразу против себя настраивать. В итоге, скоро отпустивши меня, здешние аборигены довольно перемигнулись между собой, непонятно загорланили и закивали радостно.
Я совсем не ожидала, что он ворот на мне рванёт, прямо туда под одежду руку сунет и обе мои упругие половинки ощупывать примется. Запоздало назад откинулась, попыталась отстраниться, тогда, выпуская меня, он по-издевательски демонстративно в лицо рассмеялся.
А потом они вместе на колени пали, одновременно гортанно воскликнули и разом простёрли к небесам руки, словно о чём-то молясь кому-то там незримому. Я же лишь смотрела сверху снисходительно: получается, что какой-то не особо развитый мир у них, архаичный, отсталый и очень древний даже, но хоть не совсем дикарский уже.
Скоро с молитвами покончивши, мне на шею верёвку они накинули, очень колючую, волосяную, помнится, из верблюжьей шерсти такую плели, ну и повели куда-то за собой, по всему, что в технически отсталое селение своё.
Я, Эмма Лира, старший лейтенант звёздного флота, пилот вельбота Счастливый волк, босиком и морщась, шла за этими дикарями, связанной и на привязи. И ведь даже представить себе такого раньше не могла! Куда я попала и что за люди это такие? Куда ведут они меня и что станут делать там со мной? Уж не зажарят и не съедят, надеюсь... Не людоеды же они? А что по истории мне во сне показывали? Как людей в жертву богам приносят? А ещё, помнится, тогда в рабство продавали... Уж не это ли меня и ожидает? О, спаси меня Отец Небесный!
Думала — в одичалую деревеньку идём, что из обычных простеньких тростниковых хижин будет, но мы на хорошо утрамбованную дорогу вышли, а там я высокие стены увидела и каменные колонны массивных медных ворот. Уж и не знаю, настоящий город ли это, укреплённая деревня или древняя крепость какая-то... Когда по тесной улочке промеж белокаменных домишек пленницей на привязи шествовала, с расстегнувшейся застёжкой-молнией чуть ли не до пупка, то навстречу дочерна загорелые детишки разного пола и возраста из завешенных тканью проёмов выскакивали, бегали вокруг меня шумно, не без интереса глазея, крича и тыча пальцами. Детям лет уже по восемь-десять где-то, только почему-то не одевают их ни во что… Взрослые же в отдалении стоят, смотрят с любопытством, но близко не подходят совсем. На мужчинах лишь затасканные повязки набедренные, словно те юбки короткие, а женщины, как сейчас и я, босые все, в платьях до самых пят, белотканных и с бретелями, что им и груди не прикрывают совсем. И не стыдятся ведь нисколечко!
Меня в просторный дом завели каменный, пред явно важной персоной поставивши, коль уж он в плетеном кресле восседает мягком, а все мы стоим перед ним. Грузный этот человек очень, хорошо так упитанный и в себе уверенный, как и строгий наверняка, но в одеянии светлом, чем-то на наш широкий звёздный балахон похожем, из-под него и той же короткой юбки лишь загорелые ноги выглядывают (ни на ком из здешних аборигенов штанов я ещё не заметила). Приведшие меня низко склонились перед ним, пока он голов не разрешил им поднять. Я же ровно стояла.
Частенько на меня поглядывая, он своей палкой-посохом оземь стучал и о чём-то говорил с приведшими меня мужчинами. Долго спорили они. Я же ничего не понимала, но что именно обо мне речь ведут, конечно же, догадывалась. Наверняка судьба моя сейчас решается! А я ведь и не понимаю ничего, хоть и всем галактическим языкам обучена!
Заметно разозлившись, стукнув оземь посохом и приказывая им чего-то там, важный мужчина в мою сторону рукой повёл и, очевидно подчиняясь ему, один из них меня за ворот схватил. Потянул, от чего бегунок на молнии ещё ниже пополз. А дальше они с моих плеч комбинезон спустили, тот бы вообще на пол спал, если б не связанные в локтях руки.
Между собой непонятно лопоча, они все втроём на меня глазели, полуобнажённую и беспомощную. На каком же языке говорят? В подсознании на подкорке много чего у меня записано, включить эту память просто надо. Может, какой-то из позабытых языков это, древних даже... Чтобы не попутаться, я поочерёдно все их в уме начала перебирать. И вдруг просветлело в голове, а всю меня словно током пронзило:
— ...она сама была… Чужестранка она, и выходит: по закону нам принадлежит, тем, кто нашёл и пленил её, — с жаром говорил до того хватавший меня за грудки мужчина.
— Если б вы её в походе на наших врагов захватили, — объяснял им сидящий в плетеном кресле степенный властелин, — то она, несомненно, вам бы принадлежала. Но она сама, по воле доброй, на наши земли пришла, на граничный камень села, чтоб под власть повелителя нашего отдаться, потому ему она принадлежать будет, и коль чужеземка она, что несомненно, то царскою печатью покрыта быть должна, как любая рабыня господская, — он куда-то в сторону тлеющего очага рукой повёл, где я бронзовые кружочки разглядеть смогла, с острыми краями и в причудливых завитках иероглифов. — А коль она рода нашего или из Чёрной земли ежели, — продолжал тот же мужчина важно, — то отпущена домой быть должна, иль под опеку наместником взята местным, пока её родственники не найдут... А коль сирота она, то в чью-то семью должна быть передана.
В их слова я всё больше вдумывалась и всё сильнее холодела от ужаса. Это они на мне рабское клеймо выжигать, что ли, собираются? Уж не на лбу ли случайно! Проходила по истории нечто подобное... Так делали, чтобы сразу заметно было, в чьей собственности невольница! Нет, никак нельзя такого допустить!
— О правитель! — подавшись чуть вперёд, уже на их языке я воскликнула. — Не чужестранка я! Из земли вашей! Потерялась просто и дорогу домой не могу найти!
— А уверяли меня, что не говорит она на нашем языке?! — степенный мужчина им со строгостью сказал.
— Не говорила она с нами! — со словами такими, оба пленивших меня мужчины, взрослый и молодой, в замешательстве на колени пали. — Не обманывали мы, судья, тебя! А не рабыня ли она беглая, если скрывала это? Осмотреть бы её надо, вдруг где-то царской печаткой отмеченная! Как и одёжка странная, чужеземная на ней!
— Одежда и действительно странная, — глядя на мой распахнутый спереди и чуть ли не опавший к ногам комбинезон, согласился судья с приведшими меня мужчинами. — Закрытая очень, словно и действительно нечто непристойное скрывает носительница сего…
— Нет никакого знака на мне! — вырвавшись вперёд, по вине связанных сзади рук и удерживающей меня верёвки, я совершенно случайно на колени бухнулась. — Сами поглядите! — в его сторону выставленным белоснежным плечом повела.
— Не то показываешь! — старший из приведших меня мужчин сзади за ворот комбинезона схватил, грубо дёрнул, толкнул вперёд, и я из разошедшейся уже до самого низа молнии выпала.
Глаза опустивши, зарделась стыдливо. Ведь практически нагая теперь.
— Нету царских знаков на ней, — оглядывая всю меня, судья с уверенностью констатировал, при этом слащаво языком цокая, относительно моего белого тела и всей конституции. А что он ещё увидеть хотел? Сознательная тысячелетняя селекция, отбор и евгеника, такими всех нас искусственно вывели! Всё идеально у меня и таких почти точных копий-сестёр у нас на станции ещё сотни с три! А поверит ли он, если я про восстанавливавшие наночастицы ему в своей крови поведаю? Конечно, невыносимо больно мне будет, когда калёным тавром начнут жечь, но дней через несколько от того шрама и следа не останется! Рука и нога даже новая вырасти сможет, а вот если за шею повесят или голову отрубят, то тогда умру, пожалуй. Хотя, без нужных процедур, все эти частички в крови постепенно сойдут на нет, самой обычной сделаюсь, но где-то с полгодика у меня ещё в запасе есть…
— Кожа светлая, изнеженная, божественных лучей мало видевшая... Ни в поле, ни по хозяйству явно не работала она! Какая ж из неё рабыня могла быть?! За ложь языки вам прижечь велю! — продолжая, важный судья тем приведшим меня мужчинам палкой грозить принялся.
— О, не лгали мы! — павши ниц, как-то синхронно заголосили они.
— О судья, — теперь я заговорила, справившись со своей стыдливостью и смело глаза подняв. — Не обманывали они, я и действительно не заговаривала с ними.
— Как оказалась здесь? Из какого рода будешь? Какое имя носишь? — принялся расспрашивать меня судья.
— О, судья, — томно произнесла я, пытаясь подняться с туго стянутыми за спиной руками, и свою историю сходу придумывая, в то не поверят ведь, что буквально на головы им свалилась. — Я из знатного рода, из Чёрной земли нашей, только с далёкой окраины. Чужестранцы пришли и напали на нас. Убили всю родню мою и воинов. Меня же захватили и повели куда-то, а я ночью сбежала от них, сандалии потеряла свои, изранила ноги все, уж и не ведаю, и куда и забрела за столько дней…
— Ты носила сандалии? — неверующе воззрился судья на меня, я же, удивляясь изумлению его, головой покрутила, вопросительно глядя на ихние босые мозолистые ноги.
— Носила… — вспомнив о здешнем прижигании языка для врунов, подтвердила с какой-то дрожью.
— Вот! — задравши голову, изобличающе воскликнул старший из пленивших меня мужчин. — Обманывает она, судья, тебя! Не может быть такого! Только особам царской крови позволительно такую обувку носить! Отдай её нам, мы быстро узнаем всю правду!
— Покажи мне ступни свои! — грозно мне судья сказал.
Я, как удалось, левую ножку в изодранном носочке вперёд выставила.
Я бесконечно брела и брела куда-то, и снова не в ту сторону, по всему… Ноги о колючки исколола все, единственные носочки изорвала вдребезги, отчаялась, да и присела на подвернувшийся камень, какой-то странный, квадратно-ровный, будто искусственно высеченный. Ну и что дальше делать буду? От безысходности хотелось горько-прегорько расплакаться… Ну как без супер мозга обходиться теперь? Не рыдала ведь никогда раньше, а тут слёзы сами из переполнившихся глаз потекли, тем самым ручьём ненайденным, а во рту куда суше и соленее сделалась. Умру я здесь, если и не от голода, то от обезвоживания точно!
Ещё пару разков всхлипнувши, успокаивать себя начала, на камень, на котором сижу, внимание перевела. Необычный он всё же какой-то… Подушечками пальчиков по его поверхности провела, да нащупала явно кем-то выдолбленные завитки. Всё же и действительно рукотворный камень-то! Не шутил, получается, супермозг, что дикари здесь могут быть!
Вжавши голову в плечи, я огляделась настороженно. Вроде бы никого не видно вокруг... И чего? Продолжать и дальше мне здесь так сидеть? К этому камню наверняка ведь придут, потому что изрядно повытоптано около него, только теперь разглядела-то.
Не знаю, сколько и сидела, прислушиваясь к лесным звукам, отдыхиваясь и приходя в себя, как вдруг раздались шаги, тихие, неуверенные, крадущиеся, потом же посмелевшие и достаточно явственные. Неужели это дикий зверь подбирается ко мне? В страхе засуетилась, туда-сюда завертелась на похолодевшей попе, глаза подняла и двух мужеподобных существ узрела. Тут же и замерла в ступоре. Кто это и что надо им от меня?
Несомненно, что из человеческой расы они, люди, да самые настоящие самцы полуголые! Не шутил, получается, супермозг! Из одежды — короткие серые юбки на них. Кожа бронзовым оттенком блестит, то ли от загара долгого, то ли от рождения просто. Медный изогнутый меч на поясе у одного, это постарше который, если по глубоким морщинам на лбу судить, другой же с копьём длинным. Ещё у каждого — полосатая повязка на голове, в руках же полукруглые щиты.
Внутри под животом что-то откровенно екнуло, поднялось и назад опустилось. Выказывая свои мирные намерения, я руки развела и дрожащую улыбку выдавила. Только бы не поняли они, что овуляция у меня сейчас, дикари ведь и животные практически!
Наставивши на меня копьё, со зловеще сверкнувшим на ярком свете зазубренным наконечником, очевидно, о чём-то спрашивая, тот, который помладше, на резком и непонятном языке заговорил, со звонко выделяющимися согласными звуками.
— Меня зовут Эмма Лира, я — старший лейтенант звёздного флота, пилот вельбота Счастливый волк. Я потерпела аварию. Мне нужна помощь и спасатели… — попыталась объяснить им на общепринятом в нашей галактике сленге, да пересиливая нарастающий страх и по-прежнему мило лыбясь, в приветственном жесте миролюбиво протянула руки.
Они же просто схватили меня за них, повалили лицом в траву. И не сопротивляясь ничуть, я лишь испугано голову подняла. Что делать они со мной хотят? Лишь бы только ничего такого, если овуляция у меня сейчас. В страхе ноги сжала. Собственно, не хотелось бы именно таким образом девственности лишиться, да к тому же со стопроцентной уверенностью ребёнка от кого-то из двух этих мужчин заиметь. Как сама рожать в этом дикарском мире стану? Не готова ещё к такому я.
Тот, который постарше, сверху на меня уселся, верёвку откуда-то со своего пояса смотал, да до боли и стянул ею мои руки в локтях. Всю ощупал, промеж ног даже, на спину перевернул, и за ворот потянул мой, поднимая и уже на колени ставя.
Неудобно было со связанными за спиной руками подниматься, да особенно в локтях, вместе с тем я облегчённо выдохнула, что пока ничего такого не собираются делать они со мной, похоже, не учуявши полную мою к тому созрелость. А может, не животные они, как и не дикари даже?
Показывая, что не враг им, как и совсем не агрессивная, что зазря связали они меня, я волосами тряхнула распущенными и снова улыбнуться попыталась. Надо ведь какое-то взаимопонимание с аборигенами налаживать? Всё-таки люди ведь они, как и разумные наверняка, слова и мимику понимать должны, а я вроде бы не враг им и не сделала ничего плохого… И не животные они давно, иначе сразу бы унюхали мою готовность к спариванию, да и набросились уже.
— Я ничего не сделаю вам и послушной буду, только воды мне дайте… — отчётливо проговорила.
Меня явно не понявши, переглянувшись, они бегло затараторили между собой.
Чуть высунув язык, я демонстративно облизнула сухие губы и, кажется, эти дикари наконец-то догадались о моём желании. Тот из них, постарше который, с пояса флягу отвязал, мягкое горлышко к моему рту поднёс, промеж губ просунул. Пила я жадно и страстно как-то. Вода запахом палёных волос отдавала слегка, и тёплой была до неприятного ощущения, словно не очищенная совсем.
Оторвав от моих губ флягу, этот мужчина добродушно засмеялся, да и показал во всех мирах понятным жестом, чтобы я с колен вставала.
Подчиняясь, на ноги со связанными руками я с трудом поднималась, и буквально вровень оказалась с ним, как и смотрели мы глаза в глаза, такие злые и тёмно-карие у него. Он же меня за подбородок взял, пристально всматриваясь в лицо, заставил туда-сюда головой повертеть, затем же надавил мне на скулы, тем вынуждая приоткрыть рот, да ловко и пропихнул два пальца промеж зубов, и наверняка не мытых ведь, чтобы там мне чуть ли не все зубы пересчитать. А ведь в старину так лошадиный возраст определяли! Противно и тошнотно сделалось, закашлялась я даже; конечно же, могла побольнее прикусить ему те пальцы, но как-то не решилась сразу против себя настраивать. В итоге, скоро отпустивши меня, здешние аборигены довольно перемигнулись между собой, непонятно загорланили и закивали радостно.
Я совсем не ожидала, что он ворот на мне рванёт, прямо туда под одежду руку сунет и обе мои упругие половинки ощупывать примется. Запоздало назад откинулась, попыталась отстраниться, тогда, выпуская меня, он по-издевательски демонстративно в лицо рассмеялся.
А потом они вместе на колени пали, одновременно гортанно воскликнули и разом простёрли к небесам руки, словно о чём-то молясь кому-то там незримому. Я же лишь смотрела сверху снисходительно: получается, что какой-то не особо развитый мир у них, архаичный, отсталый и очень древний даже, но хоть не совсем дикарский уже.
Скоро с молитвами покончивши, мне на шею верёвку они накинули, очень колючую, волосяную, помнится, из верблюжьей шерсти такую плели, ну и повели куда-то за собой, по всему, что в технически отсталое селение своё.
Я, Эмма Лира, старший лейтенант звёздного флота, пилот вельбота Счастливый волк, босиком и морщась, шла за этими дикарями, связанной и на привязи. И ведь даже представить себе такого раньше не могла! Куда я попала и что за люди это такие? Куда ведут они меня и что станут делать там со мной? Уж не зажарят и не съедят, надеюсь... Не людоеды же они? А что по истории мне во сне показывали? Как людей в жертву богам приносят? А ещё, помнится, тогда в рабство продавали... Уж не это ли меня и ожидает? О, спаси меня Отец Небесный!
Думала — в одичалую деревеньку идём, что из обычных простеньких тростниковых хижин будет, но мы на хорошо утрамбованную дорогу вышли, а там я высокие стены увидела и каменные колонны массивных медных ворот. Уж и не знаю, настоящий город ли это, укреплённая деревня или древняя крепость какая-то... Когда по тесной улочке промеж белокаменных домишек пленницей на привязи шествовала, с расстегнувшейся застёжкой-молнией чуть ли не до пупка, то навстречу дочерна загорелые детишки разного пола и возраста из завешенных тканью проёмов выскакивали, бегали вокруг меня шумно, не без интереса глазея, крича и тыча пальцами. Детям лет уже по восемь-десять где-то, только почему-то не одевают их ни во что… Взрослые же в отдалении стоят, смотрят с любопытством, но близко не подходят совсем. На мужчинах лишь затасканные повязки набедренные, словно те юбки короткие, а женщины, как сейчас и я, босые все, в платьях до самых пят, белотканных и с бретелями, что им и груди не прикрывают совсем. И не стыдятся ведь нисколечко!
Меня в просторный дом завели каменный, пред явно важной персоной поставивши, коль уж он в плетеном кресле восседает мягком, а все мы стоим перед ним. Грузный этот человек очень, хорошо так упитанный и в себе уверенный, как и строгий наверняка, но в одеянии светлом, чем-то на наш широкий звёздный балахон похожем, из-под него и той же короткой юбки лишь загорелые ноги выглядывают (ни на ком из здешних аборигенов штанов я ещё не заметила). Приведшие меня низко склонились перед ним, пока он голов не разрешил им поднять. Я же ровно стояла.
Частенько на меня поглядывая, он своей палкой-посохом оземь стучал и о чём-то говорил с приведшими меня мужчинами. Долго спорили они. Я же ничего не понимала, но что именно обо мне речь ведут, конечно же, догадывалась. Наверняка судьба моя сейчас решается! А я ведь и не понимаю ничего, хоть и всем галактическим языкам обучена!
Заметно разозлившись, стукнув оземь посохом и приказывая им чего-то там, важный мужчина в мою сторону рукой повёл и, очевидно подчиняясь ему, один из них меня за ворот схватил. Потянул, от чего бегунок на молнии ещё ниже пополз. А дальше они с моих плеч комбинезон спустили, тот бы вообще на пол спал, если б не связанные в локтях руки.
Между собой непонятно лопоча, они все втроём на меня глазели, полуобнажённую и беспомощную. На каком же языке говорят? В подсознании на подкорке много чего у меня записано, включить эту память просто надо. Может, какой-то из позабытых языков это, древних даже... Чтобы не попутаться, я поочерёдно все их в уме начала перебирать. И вдруг просветлело в голове, а всю меня словно током пронзило:
— ...она сама была… Чужестранка она, и выходит: по закону нам принадлежит, тем, кто нашёл и пленил её, — с жаром говорил до того хватавший меня за грудки мужчина.
— Если б вы её в походе на наших врагов захватили, — объяснял им сидящий в плетеном кресле степенный властелин, — то она, несомненно, вам бы принадлежала. Но она сама, по воле доброй, на наши земли пришла, на граничный камень села, чтоб под власть повелителя нашего отдаться, потому ему она принадлежать будет, и коль чужеземка она, что несомненно, то царскою печатью покрыта быть должна, как любая рабыня господская, — он куда-то в сторону тлеющего очага рукой повёл, где я бронзовые кружочки разглядеть смогла, с острыми краями и в причудливых завитках иероглифов. — А коль она рода нашего или из Чёрной земли ежели, — продолжал тот же мужчина важно, — то отпущена домой быть должна, иль под опеку наместником взята местным, пока её родственники не найдут... А коль сирота она, то в чью-то семью должна быть передана.
В их слова я всё больше вдумывалась и всё сильнее холодела от ужаса. Это они на мне рабское клеймо выжигать, что ли, собираются? Уж не на лбу ли случайно! Проходила по истории нечто подобное... Так делали, чтобы сразу заметно было, в чьей собственности невольница! Нет, никак нельзя такого допустить!
— О правитель! — подавшись чуть вперёд, уже на их языке я воскликнула. — Не чужестранка я! Из земли вашей! Потерялась просто и дорогу домой не могу найти!
— А уверяли меня, что не говорит она на нашем языке?! — степенный мужчина им со строгостью сказал.
— Не говорила она с нами! — со словами такими, оба пленивших меня мужчины, взрослый и молодой, в замешательстве на колени пали. — Не обманывали мы, судья, тебя! А не рабыня ли она беглая, если скрывала это? Осмотреть бы её надо, вдруг где-то царской печаткой отмеченная! Как и одёжка странная, чужеземная на ней!
— Одежда и действительно странная, — глядя на мой распахнутый спереди и чуть ли не опавший к ногам комбинезон, согласился судья с приведшими меня мужчинами. — Закрытая очень, словно и действительно нечто непристойное скрывает носительница сего…
— Нет никакого знака на мне! — вырвавшись вперёд, по вине связанных сзади рук и удерживающей меня верёвки, я совершенно случайно на колени бухнулась. — Сами поглядите! — в его сторону выставленным белоснежным плечом повела.
— Не то показываешь! — старший из приведших меня мужчин сзади за ворот комбинезона схватил, грубо дёрнул, толкнул вперёд, и я из разошедшейся уже до самого низа молнии выпала.
Глаза опустивши, зарделась стыдливо. Ведь практически нагая теперь.
— Нету царских знаков на ней, — оглядывая всю меня, судья с уверенностью констатировал, при этом слащаво языком цокая, относительно моего белого тела и всей конституции. А что он ещё увидеть хотел? Сознательная тысячелетняя селекция, отбор и евгеника, такими всех нас искусственно вывели! Всё идеально у меня и таких почти точных копий-сестёр у нас на станции ещё сотни с три! А поверит ли он, если я про восстанавливавшие наночастицы ему в своей крови поведаю? Конечно, невыносимо больно мне будет, когда калёным тавром начнут жечь, но дней через несколько от того шрама и следа не останется! Рука и нога даже новая вырасти сможет, а вот если за шею повесят или голову отрубят, то тогда умру, пожалуй. Хотя, без нужных процедур, все эти частички в крови постепенно сойдут на нет, самой обычной сделаюсь, но где-то с полгодика у меня ещё в запасе есть…
— Кожа светлая, изнеженная, божественных лучей мало видевшая... Ни в поле, ни по хозяйству явно не работала она! Какая ж из неё рабыня могла быть?! За ложь языки вам прижечь велю! — продолжая, важный судья тем приведшим меня мужчинам палкой грозить принялся.
— О, не лгали мы! — павши ниц, как-то синхронно заголосили они.
— О судья, — теперь я заговорила, справившись со своей стыдливостью и смело глаза подняв. — Не обманывали они, я и действительно не заговаривала с ними.
— Как оказалась здесь? Из какого рода будешь? Какое имя носишь? — принялся расспрашивать меня судья.
— О, судья, — томно произнесла я, пытаясь подняться с туго стянутыми за спиной руками, и свою историю сходу придумывая, в то не поверят ведь, что буквально на головы им свалилась. — Я из знатного рода, из Чёрной земли нашей, только с далёкой окраины. Чужестранцы пришли и напали на нас. Убили всю родню мою и воинов. Меня же захватили и повели куда-то, а я ночью сбежала от них, сандалии потеряла свои, изранила ноги все, уж и не ведаю, и куда и забрела за столько дней…
— Ты носила сандалии? — неверующе воззрился судья на меня, я же, удивляясь изумлению его, головой покрутила, вопросительно глядя на ихние босые мозолистые ноги.
— Носила… — вспомнив о здешнем прижигании языка для врунов, подтвердила с какой-то дрожью.
— Вот! — задравши голову, изобличающе воскликнул старший из пленивших меня мужчин. — Обманывает она, судья, тебя! Не может быть такого! Только особам царской крови позволительно такую обувку носить! Отдай её нам, мы быстро узнаем всю правду!
— Покажи мне ступни свои! — грозно мне судья сказал.
Я, как удалось, левую ножку в изодранном носочке вперёд выставила.
