— Так почему вы вдруг так срочно приехали сюда? Почему взволнованны и торопливы так? Ещё случилось что-то?
— Да, стряслось уже нынче, милая барышня, — уездный предводитель дворянства тяжело выдохнул. — В кабинете моём, в секретере, все семейные ценности заперты были. Никто из прислуги даже и не ведал о том… Как и не знал, где ключи хранятся тоже… Да вот отперли нынче поутру секретер-то мой, покуда к дворянскому собранию я прохаживался. Вот резонно вы и спросите: как узнали о том? Как те воры в дом пробрались скрытно? И в голову даже не приму ничуть! Ведь не взлома, не каких-то других следов проникновения не найдено было!
— Вот вы и подумали, что дочь ваша как-то причастна к краже этой? Она ведь знала, что лежит в секретере и где хранятся ключи. Верно?
— Да не могла она сама, по доброй воле тому поспособствовать! Ведь ассигнации ещё забрали... Разве же нужда у неё там такая? Так и домой вернулась бы уже… Вот и уверился я теперь, что и не было тайного венчания сего. Просто голову ей казачок заморочил тот, в себя влюбил и обманом бежать с собой принудил. Теперь же взаперти где-то держит, силою да под пытками, возможно, даже. Как представлю себе такое, так и помутненье в мыслях наворачивается! А Аннушка моя — так и вовсе горем убитая!
— Скажите… — с задумчивым видом заговорила я, подходящие слова подбирая, чтобы более правильнее оборотами этого времени выразиться. — А в кабинете вашем, как и у дочери в комнате, никто из прислуги не прибирался ещё, не вытирал грязь и пыль там?
— Нет, как я кражу обнаружил сию, так сразу и запер всё, как и комнату дочери, так и кабинет свой… Лакея к двери приставил... Полиция вот только и побывала там пока.
— Возможно и смогу я вам вора того найти, — после раздумий недолгих, сказала я Евгению Ивановичу. — С дочерью вашей посложнее будет, но с Юрия Петровича помощью, может, и получится у меня. Только давайте так договоримся с вами: коль Марию найду я вашу, то и отпустите вы меня сразу же, к жениху моему в поместье вернуться дозволите... Сможете пообещать, гарантировать мне это?
— Конечно, Варвара Николаевна милая, честью своею поклянусь я вам, раз поможете мне в несчастье моём, то от всего дворянского собрания благословлю я на сию свадьбу вас, как и одарю всенепременно, на всю жизнь покровителем вашим сделаюсь, и людям своим прикажу охранять и прямиком до поместья сопроводить вас!
— Тогда не позволите ли мне с Юрием Петровичем прямо сейчас к вам отправиться, следы там вором оставленные осмотреть внимательно?
— Да нет там никаких следов! — с явным недовольством Михаил Семёнович в наш разговор вмешался. — Уж оглядел я там всё, и самолично, и со следователями вместе…
— И всё же? Чем чёрт не шутит? — голову к нему повернув, спросила я с улыбочкой. — Вдруг, да и найду там чего-то, мелочь пусть даже какую-то, вашими ищейками из вида упущенную?
— Уж как их сиятельство решат-с! — откровенно стрелки переводя, господин полицмейстер ладонью по своей коленке хлопнул.
— Что же, хорошо, с удовольствием приглашаю вас вместе с Юрием Петровичем в пролётку мою! Уж и отобедаете заодно в доме моём! — именно меня поддержал граф.
— Ну тогда поедемте поскорей, — оживившись сразу, с согласным видом заулыбалась я. — Вы, Юрий Петрович, ведь не против того будете? — с таким вопросом к нему повернулась.
— С радостью приму приглашение это, — глаза на полицмейстера он скосил. Тот лишь руками развёл в бессилье.
— Агафья! Одежду нам подай скорей! — в соседнюю комнату Юрий Петрович крикнул.
Сюда прибежав сразу же, будто под дверью подслушивала, от знатных гостей глаза отводя сконфуженно, Агафья мою накидку с вешалки сняла. Неловко подавать мне стала, и настоящим кавалером себя выказывая, Евгений Иванович ко мне шагнул галантно, на плечи пелерину накинуть помог; потом же под руку взял любезно, твёрдую и холодную в колком золотом окладе трость к моему боку по забывчивости прижавши. Так к выходу мы с ним и направились. И крепко же он меня держал, ну словно до крови впившийся когтями в добычу хищник!
Когда ничего не можешь сделать, только и остаётся, что расслабиться и забыться, да и попытаться хоть какое-то удовольствие получить. Так почему бы и не в расследовании этом? Тем более — оно свободу мне вернуть должно! Только, по всему видно, постараться для этого немало ещё придётся.
* * *
Кони звонко цокали по столетним булыжникам, мне же, что погорячилась подумалось. Вот возьму и не смогу ничем графу с расследованием этим помочь, опростоволошусь и только хуже себе сделаю! Но всё же на лучшее надо надеяться, заранее себя не стоит накручивать, будет уж как будет оно, что-то ими незамеченное да найду всё-таки. Ведь опыт будущего, как говорится, ни с кем не проспишь.
Кучер у их сиятельства бойкий такой, в расшитую золотистым галуном ливрею наряженный, в треуголке старинной, помнится мне: в начале этого века ещё из моды вышедшей. Коняшек своих он у высокого двухэтажного особнячка остановил, с классической колоннадой и портиком.
Первым Юрий Петрович с коляски спрыгнул, раньше кучера даже получилось это сделать у него, хотел мне руку подать, да похоже заметив, как их сиятельство меня цепко под локоть приняли, уж надеюсь не к ревности наверняка взирающей из-за балюстрады графской жёнушки, просто-напросто в сторонку отступил. Ну я и спустилась с коляски не без их сиятельства помощи. В дом с ним же под ручку и проследовала.
— Ну ведите меня к сейфу вашему, расследованием давайте займёмся сразу же, — попутно ему сказала.
— К чему? — заморгав, как-то не понял меня граф.
— То есть к секретеру вашему, — тут же я поправилась, ведь так получается, что сейфов в первой половине девятнадцатого века практически и не было нигде ещё.
— Сюда тогда пройдёмте… — на другой этаж меня его сиятельство повели. — Здесь вот на солнечной стороне кабинет мой…
Вслед за важно вышагивающим хозяином я внутрь прошла, сюда же и сам полицмейстер немножечко бочком втиснулся, ну а Юрий Петрович уж за ним вошёл.
— Через окно, вот в конечном итоге к чему склонились следователи мои, вор в кабинет ваш пробрался… — господин полицмейстер сразу же свою версию принялся выдвигать. — Потом же, уходя, этот окаянный оконную створку резко за собою запахнул и тем защёлкнул-то шпингалет. Совсем ни при чём дочь ваша в таком случае выходит…
— Она по-любому, скорей всего, не при делах, — мне почему-то как-то вслух подумалось. — Михаил Семёнович, скажите, — обратилась я к полицмейстеру. — Мне вот лупу позаимствовать получится у кого-то?
— Так имеется у меня сильная лупа, — за того ответив, их сиятельство куда-то в ящик стола полезли. — Вот она, — доставши, протянули её мне. — Корреспонденцию, мелким почерком написанную, иногда через неё читать приходится.
Ту лупу взявши, я чуть ли не расхохоталась даже. Большая, круглая, с ручкой удобной, в тяжёлой оправе серебряной — ну как у Шерлока Холмса прямо! Конечно же, весьма по-дурацки с нею выгляжу, но иначе тут никак. Ещё корсет этот плотный, да юбка пышно-длинная — совсем склониться не позволяют.
— Вот смотрите… — объясняя и то и дело стекло увеличительное к секретеру поднося, после вздоха долгого, я до окна добралась и целенаправленно принялась показывать. — На раме оконной небольшая пыль только, никаких следов взлома, царапин там, когда снаружи открывали, нет совсем, как и отпечатков ни имеется: ни рук, ни башмаков, ни пальчиков... То есть не лез через окно никто. Теперь давайте к секретеру вернёмся вашему… Вот этот, так понимаю, на нём замок? — всем показала. — Врезной, достаточно прочный, его по-тихому совсем не взломаешь, как и не взламывал его никто… — в лупу всматриваясь, попутно объясняла. — Отмычкой не открывали тоже, царапины бы остались от неё, своим ключом, получается, вскрыли. Теперь сюда, ваше сиятельство, взгляните, — я обрадованно выдохнула и ближе лупу поднесла, и без лишнего увеличения заметив липкое пятнышко. — Обратите внимание на узорчик! Отчётливый он какой!
— Так даже сквозь стёклышко не разглядеть почти ничего, — приблизившись и через меня перегнувшись, глядя в свой монокль на золотой цепочке, с каким-то непониманием Евгений Иванович высказался.
— Отпечаток подушечки пальчика это… — пояснила я. — Вы ведь сказали, что после кражи никто не протирал секретер ваш? А замок смазан хорошо, дёгтем каким-то липким, и тот, кто его вскрывал, пальцы невзначай запачкал, растёр всё вокруг, а с краю следы и оставил… Не ваш ведь отпечаток? — вопросительно на их сиятельство глаза скосила.
— Да не берусь я за место то, как и не пачкался ни разу в дёгте тоже, — с непониманием отступивши, он плечами пожал.
— Ну и чего от того? — ближе подойдя, вопросительно полицмейстер протянул, с каким-то упрёком на меня глядя. — Вся прислуга в графском доме в белых перчатках ходит... Мы будем сейчас перчатки у всех проверять? Так сменил вор их давно!
— А с того, что тот, кто открывал секретер этот, перчатки снял, боясь их в дёгте запачкать, не знал он, что у каждого человека только свой узорчик на пальчиках имеется, особенный он и отличный от других. Вы вот поглядите на свои пальчики! Рисунок заметили? Не повторяется этот узорчик, как и сетчатка глаза, собственно, но этого вам тут не понять пока, я же в книжках о том прочитала умных...
— Ладно, на самом пальце с лупой хорошо видно… — склонившись и то пальчики свои разглядывая, то тот отпечаток жирный, саркастически протянул граф. — А на тёмном секретере как доподлинно-то разглядишь?
— А вот так… — к своей сумочке дотянувшись и пудреницу достав, я её раскрыла и слабенько в сторону того самого кем-то оставленного отпечатка дунула, и чуть пудринкам покрывшись, он заметно отчётливее виден стал. — Вот теперь и почти все линии от пальчиков хорошо разглядеть получится! — Победоносно голову к Юрию Петровичу и полицмейстеру повернула. — Была бы сейчас какая-нибудь бумажонка пергаментная, каким-либо прозрачным клеем промазанная, можно и на неё этот отпечаток перенести, но мы пока не станем этого делать, просто испортить боюсь. Вы, Евгений Иванович, не могли бы приказать всей прислуге вашей собраться, из тех, кто в дом вхож, чернилами пальчики помазать и на бумаге оттиски оставить, подписать их, чьи есть, а я уж сравню их сразу же, и скажу, по возможности, есть ли среди домашних вор у вас.
— Юрий Петрович, займитесь этим! — дождавшись одобрительно кивка графа, полицмейстер своему слегка опешившему следователю приказал. — Потом же и пятнышко от пальца этого на бумагу перенесите аккуратненько, да и к делу подшейте!
— Чтоб поскорее собрать всех, моему управляющему ещё с вами пойти велите! — это вдогонку Юрию Петровичу уже сам граф бросил.
— Только и про пальчики самого управляющего не забудьте тоже! — уже от себя я добавила.
— Ну, суть да дело пока, вы, милая барышня, вина восхитительного сладкого моего с шоколадом отведать уж не откажитесь? — любезно предложил мне граф.
— А давайте, — с каким-то лихим взглядом согласилась я.
— Поднеси нам голубчик! — своему лакею распорядился граф. — Как перед тем и отпечатки своих пальцев на листах оставь тоже!
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — с поклоном попятился тот.
* * *
Вино у графа и действительно было замечательное, не кислое совсем даже, приятно мускатным виноградом пахнущее, о чём, впрочем, их сиятельству я и сказала, про шоколад лишь умолчав, что твёрдый он и горький очень. Да учитывая, что в эпоху эту, как шоколад, так и само какао — и в таком виде изысканным блюдом считается, я заулыбалась мило, благодарно глядя и ломанный чёрно-коричневый кусочек надкусывая.
— А в горячем виде и с молоком, да послаще, шоколада у вас нет? Его как-то больше полюбливаю, — со вздохом я выговорила.
— Зубки такие ровные, точёные словно, и такие белые у вас… Шоколад же горячий и сладкий весьма попортить их может, — немножечко голову ко мне склонивши, и густо шоколадом тем самым пахнувши, то ли комплимент мне граф выдал, то ли воспользовавшись хвалебными речами моими, как-то подкатить решил сразу же, тем удобным моментом пользуясь, что чуть ли не наедине мы остались, это если отошедшего к дверям и отвернувшегося господина полицмейстера не считать.
— Уродилась вот с такими зубками как-то… — продолжала улыбаться я. — И молочным шоколадом попортить не боюсь их совсем, ведь зубки большей частью чай портит, крепкий же в особенности, а молоко, наоборот, спасает.
Это я даже и не про тюремный чифирь, конечно же! Как и не о современном же стоматологе ему рассказывать? Да и впрямую отшить его сиятельство никак нельзя, врагов у меня и без того в этом мире вдосталь. А таких уж влиятельных и подавно не надо! Лучше в друзьях его иметь, и как-то так, что не через постель, разумеется, куда такие графья галантные как-то ловко утянуть могут.
— Красивая вы барышня очень… — со своего фужера отпивая, продолжал мне петь дифирамбы граф.
«Ах! Ах! Ах! — съязвила про себя я. — Уж совсем и не молод, вроде бы, а всё туда же мылится!»
— А супруге своей вы меня изволите представить? — глоток вина делая, очень надеюсь, выдала намёк тонкий. — Мне бы и с нею встретиться, побеседовать надобно.
— Ох, в горести Аннушка моя по-прежнему, — с печалью выдохнул пожилой граф. — В себя не пришла совсем ещё.
«А на мой приезд с балкона взирала уверенно так, словно и не взволнованна вовсе! — парировала я мысленно. — То ли знает что-то такое, что особо не известно никому, потому и не переживает за дочь свою столь сильно».
— Вы уж не подумайте, Бога ради, будто нет желания в том никакого моего, просто незачем её сиятельству в дела наши и полицейские вникать сложные, — здесь Евгений Иванович по-старчески вздохнул и по-настоящему стариком мне казаться начал.
«Вот и, слава Богу… — молчаливо выдохнула и я. — Какие тогда приставания?»
Хотя, не исключено, что это игра у него «в кошки-мышки» такая. Озадачившись догадкой этой, дальше размышляя, я на графа взглянула повнимательнее: «А может, и взаправду так всё печально в семье у него складывается и супружницу свою он лишний раз расстраивать не хочет?»
— За обедом вот, — продолжали их сиятельство, — с графиней и познакомитесь вы. Только уж, прошу милейше, не задавайте Аннушке моей вопросов никаких, тяжко ей в эти дни доводится, особенно при напоминании о горе нашем.
— Да, конечно, как скажете, так и будет, — здесь я кивнула довольно понятливо.
— Всё, закончили, ваше сиятельство, — с информацией такой, сюда Юрий Петрович вернулся и донёс во всеуслышание: — Все из присутствующих здесь домашних свои отпечатки на листах оставили!
— Ну вот и прекрасно, голубчик, — ему Евгений Иванович сказал. — За вами, барышня милая, теперь дело встало, уж снимите тяжесть с души моей.
Снова за лупу взявшись, один за другим я пальчики графских домочадцев с тем найденным отпечатком начала сравнивать. Уже и листы почти кончились все, не много, признаться, прислуги-то в доме графском.
— Ох! — само собой у меня вдруг вырвалось. — Есть сходство! Глафира вот тут на бумажке написано! Если уж не верит мне кто, так сами посмотрите насколько её пальчики с отпечатком этим схожи!
— Давайте я глаз приложу! — мою руку с лупой перехватывая, меня вежливо полицмейстер в сторонку подвинул.
— Вот с этим вот оттиском сравнивайте, — я указала ему на одно из чернильных пятен на листе.
— Да, стряслось уже нынче, милая барышня, — уездный предводитель дворянства тяжело выдохнул. — В кабинете моём, в секретере, все семейные ценности заперты были. Никто из прислуги даже и не ведал о том… Как и не знал, где ключи хранятся тоже… Да вот отперли нынче поутру секретер-то мой, покуда к дворянскому собранию я прохаживался. Вот резонно вы и спросите: как узнали о том? Как те воры в дом пробрались скрытно? И в голову даже не приму ничуть! Ведь не взлома, не каких-то других следов проникновения не найдено было!
— Вот вы и подумали, что дочь ваша как-то причастна к краже этой? Она ведь знала, что лежит в секретере и где хранятся ключи. Верно?
— Да не могла она сама, по доброй воле тому поспособствовать! Ведь ассигнации ещё забрали... Разве же нужда у неё там такая? Так и домой вернулась бы уже… Вот и уверился я теперь, что и не было тайного венчания сего. Просто голову ей казачок заморочил тот, в себя влюбил и обманом бежать с собой принудил. Теперь же взаперти где-то держит, силою да под пытками, возможно, даже. Как представлю себе такое, так и помутненье в мыслях наворачивается! А Аннушка моя — так и вовсе горем убитая!
— Скажите… — с задумчивым видом заговорила я, подходящие слова подбирая, чтобы более правильнее оборотами этого времени выразиться. — А в кабинете вашем, как и у дочери в комнате, никто из прислуги не прибирался ещё, не вытирал грязь и пыль там?
— Нет, как я кражу обнаружил сию, так сразу и запер всё, как и комнату дочери, так и кабинет свой… Лакея к двери приставил... Полиция вот только и побывала там пока.
— Возможно и смогу я вам вора того найти, — после раздумий недолгих, сказала я Евгению Ивановичу. — С дочерью вашей посложнее будет, но с Юрия Петровича помощью, может, и получится у меня. Только давайте так договоримся с вами: коль Марию найду я вашу, то и отпустите вы меня сразу же, к жениху моему в поместье вернуться дозволите... Сможете пообещать, гарантировать мне это?
— Конечно, Варвара Николаевна милая, честью своею поклянусь я вам, раз поможете мне в несчастье моём, то от всего дворянского собрания благословлю я на сию свадьбу вас, как и одарю всенепременно, на всю жизнь покровителем вашим сделаюсь, и людям своим прикажу охранять и прямиком до поместья сопроводить вас!
— Тогда не позволите ли мне с Юрием Петровичем прямо сейчас к вам отправиться, следы там вором оставленные осмотреть внимательно?
— Да нет там никаких следов! — с явным недовольством Михаил Семёнович в наш разговор вмешался. — Уж оглядел я там всё, и самолично, и со следователями вместе…
— И всё же? Чем чёрт не шутит? — голову к нему повернув, спросила я с улыбочкой. — Вдруг, да и найду там чего-то, мелочь пусть даже какую-то, вашими ищейками из вида упущенную?
— Уж как их сиятельство решат-с! — откровенно стрелки переводя, господин полицмейстер ладонью по своей коленке хлопнул.
— Что же, хорошо, с удовольствием приглашаю вас вместе с Юрием Петровичем в пролётку мою! Уж и отобедаете заодно в доме моём! — именно меня поддержал граф.
— Ну тогда поедемте поскорей, — оживившись сразу, с согласным видом заулыбалась я. — Вы, Юрий Петрович, ведь не против того будете? — с таким вопросом к нему повернулась.
— С радостью приму приглашение это, — глаза на полицмейстера он скосил. Тот лишь руками развёл в бессилье.
— Агафья! Одежду нам подай скорей! — в соседнюю комнату Юрий Петрович крикнул.
Сюда прибежав сразу же, будто под дверью подслушивала, от знатных гостей глаза отводя сконфуженно, Агафья мою накидку с вешалки сняла. Неловко подавать мне стала, и настоящим кавалером себя выказывая, Евгений Иванович ко мне шагнул галантно, на плечи пелерину накинуть помог; потом же под руку взял любезно, твёрдую и холодную в колком золотом окладе трость к моему боку по забывчивости прижавши. Так к выходу мы с ним и направились. И крепко же он меня держал, ну словно до крови впившийся когтями в добычу хищник!
Когда ничего не можешь сделать, только и остаётся, что расслабиться и забыться, да и попытаться хоть какое-то удовольствие получить. Так почему бы и не в расследовании этом? Тем более — оно свободу мне вернуть должно! Только, по всему видно, постараться для этого немало ещё придётся.
* * *
Кони звонко цокали по столетним булыжникам, мне же, что погорячилась подумалось. Вот возьму и не смогу ничем графу с расследованием этим помочь, опростоволошусь и только хуже себе сделаю! Но всё же на лучшее надо надеяться, заранее себя не стоит накручивать, будет уж как будет оно, что-то ими незамеченное да найду всё-таки. Ведь опыт будущего, как говорится, ни с кем не проспишь.
Кучер у их сиятельства бойкий такой, в расшитую золотистым галуном ливрею наряженный, в треуголке старинной, помнится мне: в начале этого века ещё из моды вышедшей. Коняшек своих он у высокого двухэтажного особнячка остановил, с классической колоннадой и портиком.
Первым Юрий Петрович с коляски спрыгнул, раньше кучера даже получилось это сделать у него, хотел мне руку подать, да похоже заметив, как их сиятельство меня цепко под локоть приняли, уж надеюсь не к ревности наверняка взирающей из-за балюстрады графской жёнушки, просто-напросто в сторонку отступил. Ну я и спустилась с коляски не без их сиятельства помощи. В дом с ним же под ручку и проследовала.
— Ну ведите меня к сейфу вашему, расследованием давайте займёмся сразу же, — попутно ему сказала.
— К чему? — заморгав, как-то не понял меня граф.
— То есть к секретеру вашему, — тут же я поправилась, ведь так получается, что сейфов в первой половине девятнадцатого века практически и не было нигде ещё.
— Сюда тогда пройдёмте… — на другой этаж меня его сиятельство повели. — Здесь вот на солнечной стороне кабинет мой…
Вслед за важно вышагивающим хозяином я внутрь прошла, сюда же и сам полицмейстер немножечко бочком втиснулся, ну а Юрий Петрович уж за ним вошёл.
— Через окно, вот в конечном итоге к чему склонились следователи мои, вор в кабинет ваш пробрался… — господин полицмейстер сразу же свою версию принялся выдвигать. — Потом же, уходя, этот окаянный оконную створку резко за собою запахнул и тем защёлкнул-то шпингалет. Совсем ни при чём дочь ваша в таком случае выходит…
— Она по-любому, скорей всего, не при делах, — мне почему-то как-то вслух подумалось. — Михаил Семёнович, скажите, — обратилась я к полицмейстеру. — Мне вот лупу позаимствовать получится у кого-то?
— Так имеется у меня сильная лупа, — за того ответив, их сиятельство куда-то в ящик стола полезли. — Вот она, — доставши, протянули её мне. — Корреспонденцию, мелким почерком написанную, иногда через неё читать приходится.
Ту лупу взявши, я чуть ли не расхохоталась даже. Большая, круглая, с ручкой удобной, в тяжёлой оправе серебряной — ну как у Шерлока Холмса прямо! Конечно же, весьма по-дурацки с нею выгляжу, но иначе тут никак. Ещё корсет этот плотный, да юбка пышно-длинная — совсем склониться не позволяют.
— Вот смотрите… — объясняя и то и дело стекло увеличительное к секретеру поднося, после вздоха долгого, я до окна добралась и целенаправленно принялась показывать. — На раме оконной небольшая пыль только, никаких следов взлома, царапин там, когда снаружи открывали, нет совсем, как и отпечатков ни имеется: ни рук, ни башмаков, ни пальчиков... То есть не лез через окно никто. Теперь давайте к секретеру вернёмся вашему… Вот этот, так понимаю, на нём замок? — всем показала. — Врезной, достаточно прочный, его по-тихому совсем не взломаешь, как и не взламывал его никто… — в лупу всматриваясь, попутно объясняла. — Отмычкой не открывали тоже, царапины бы остались от неё, своим ключом, получается, вскрыли. Теперь сюда, ваше сиятельство, взгляните, — я обрадованно выдохнула и ближе лупу поднесла, и без лишнего увеличения заметив липкое пятнышко. — Обратите внимание на узорчик! Отчётливый он какой!
— Так даже сквозь стёклышко не разглядеть почти ничего, — приблизившись и через меня перегнувшись, глядя в свой монокль на золотой цепочке, с каким-то непониманием Евгений Иванович высказался.
— Отпечаток подушечки пальчика это… — пояснила я. — Вы ведь сказали, что после кражи никто не протирал секретер ваш? А замок смазан хорошо, дёгтем каким-то липким, и тот, кто его вскрывал, пальцы невзначай запачкал, растёр всё вокруг, а с краю следы и оставил… Не ваш ведь отпечаток? — вопросительно на их сиятельство глаза скосила.
— Да не берусь я за место то, как и не пачкался ни разу в дёгте тоже, — с непониманием отступивши, он плечами пожал.
— Ну и чего от того? — ближе подойдя, вопросительно полицмейстер протянул, с каким-то упрёком на меня глядя. — Вся прислуга в графском доме в белых перчатках ходит... Мы будем сейчас перчатки у всех проверять? Так сменил вор их давно!
— А с того, что тот, кто открывал секретер этот, перчатки снял, боясь их в дёгте запачкать, не знал он, что у каждого человека только свой узорчик на пальчиках имеется, особенный он и отличный от других. Вы вот поглядите на свои пальчики! Рисунок заметили? Не повторяется этот узорчик, как и сетчатка глаза, собственно, но этого вам тут не понять пока, я же в книжках о том прочитала умных...
— Ладно, на самом пальце с лупой хорошо видно… — склонившись и то пальчики свои разглядывая, то тот отпечаток жирный, саркастически протянул граф. — А на тёмном секретере как доподлинно-то разглядишь?
— А вот так… — к своей сумочке дотянувшись и пудреницу достав, я её раскрыла и слабенько в сторону того самого кем-то оставленного отпечатка дунула, и чуть пудринкам покрывшись, он заметно отчётливее виден стал. — Вот теперь и почти все линии от пальчиков хорошо разглядеть получится! — Победоносно голову к Юрию Петровичу и полицмейстеру повернула. — Была бы сейчас какая-нибудь бумажонка пергаментная, каким-либо прозрачным клеем промазанная, можно и на неё этот отпечаток перенести, но мы пока не станем этого делать, просто испортить боюсь. Вы, Евгений Иванович, не могли бы приказать всей прислуге вашей собраться, из тех, кто в дом вхож, чернилами пальчики помазать и на бумаге оттиски оставить, подписать их, чьи есть, а я уж сравню их сразу же, и скажу, по возможности, есть ли среди домашних вор у вас.
— Юрий Петрович, займитесь этим! — дождавшись одобрительно кивка графа, полицмейстер своему слегка опешившему следователю приказал. — Потом же и пятнышко от пальца этого на бумагу перенесите аккуратненько, да и к делу подшейте!
— Чтоб поскорее собрать всех, моему управляющему ещё с вами пойти велите! — это вдогонку Юрию Петровичу уже сам граф бросил.
— Только и про пальчики самого управляющего не забудьте тоже! — уже от себя я добавила.
— Ну, суть да дело пока, вы, милая барышня, вина восхитительного сладкого моего с шоколадом отведать уж не откажитесь? — любезно предложил мне граф.
— А давайте, — с каким-то лихим взглядом согласилась я.
— Поднеси нам голубчик! — своему лакею распорядился граф. — Как перед тем и отпечатки своих пальцев на листах оставь тоже!
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — с поклоном попятился тот.
* * *
Вино у графа и действительно было замечательное, не кислое совсем даже, приятно мускатным виноградом пахнущее, о чём, впрочем, их сиятельству я и сказала, про шоколад лишь умолчав, что твёрдый он и горький очень. Да учитывая, что в эпоху эту, как шоколад, так и само какао — и в таком виде изысканным блюдом считается, я заулыбалась мило, благодарно глядя и ломанный чёрно-коричневый кусочек надкусывая.
— А в горячем виде и с молоком, да послаще, шоколада у вас нет? Его как-то больше полюбливаю, — со вздохом я выговорила.
— Зубки такие ровные, точёные словно, и такие белые у вас… Шоколад же горячий и сладкий весьма попортить их может, — немножечко голову ко мне склонивши, и густо шоколадом тем самым пахнувши, то ли комплимент мне граф выдал, то ли воспользовавшись хвалебными речами моими, как-то подкатить решил сразу же, тем удобным моментом пользуясь, что чуть ли не наедине мы остались, это если отошедшего к дверям и отвернувшегося господина полицмейстера не считать.
— Уродилась вот с такими зубками как-то… — продолжала улыбаться я. — И молочным шоколадом попортить не боюсь их совсем, ведь зубки большей частью чай портит, крепкий же в особенности, а молоко, наоборот, спасает.
Это я даже и не про тюремный чифирь, конечно же! Как и не о современном же стоматологе ему рассказывать? Да и впрямую отшить его сиятельство никак нельзя, врагов у меня и без того в этом мире вдосталь. А таких уж влиятельных и подавно не надо! Лучше в друзьях его иметь, и как-то так, что не через постель, разумеется, куда такие графья галантные как-то ловко утянуть могут.
— Красивая вы барышня очень… — со своего фужера отпивая, продолжал мне петь дифирамбы граф.
«Ах! Ах! Ах! — съязвила про себя я. — Уж совсем и не молод, вроде бы, а всё туда же мылится!»
— А супруге своей вы меня изволите представить? — глоток вина делая, очень надеюсь, выдала намёк тонкий. — Мне бы и с нею встретиться, побеседовать надобно.
— Ох, в горести Аннушка моя по-прежнему, — с печалью выдохнул пожилой граф. — В себя не пришла совсем ещё.
«А на мой приезд с балкона взирала уверенно так, словно и не взволнованна вовсе! — парировала я мысленно. — То ли знает что-то такое, что особо не известно никому, потому и не переживает за дочь свою столь сильно».
— Вы уж не подумайте, Бога ради, будто нет желания в том никакого моего, просто незачем её сиятельству в дела наши и полицейские вникать сложные, — здесь Евгений Иванович по-старчески вздохнул и по-настоящему стариком мне казаться начал.
«Вот и, слава Богу… — молчаливо выдохнула и я. — Какие тогда приставания?»
Хотя, не исключено, что это игра у него «в кошки-мышки» такая. Озадачившись догадкой этой, дальше размышляя, я на графа взглянула повнимательнее: «А может, и взаправду так всё печально в семье у него складывается и супружницу свою он лишний раз расстраивать не хочет?»
— За обедом вот, — продолжали их сиятельство, — с графиней и познакомитесь вы. Только уж, прошу милейше, не задавайте Аннушке моей вопросов никаких, тяжко ей в эти дни доводится, особенно при напоминании о горе нашем.
— Да, конечно, как скажете, так и будет, — здесь я кивнула довольно понятливо.
— Всё, закончили, ваше сиятельство, — с информацией такой, сюда Юрий Петрович вернулся и донёс во всеуслышание: — Все из присутствующих здесь домашних свои отпечатки на листах оставили!
— Ну вот и прекрасно, голубчик, — ему Евгений Иванович сказал. — За вами, барышня милая, теперь дело встало, уж снимите тяжесть с души моей.
Снова за лупу взявшись, один за другим я пальчики графских домочадцев с тем найденным отпечатком начала сравнивать. Уже и листы почти кончились все, не много, признаться, прислуги-то в доме графском.
— Ох! — само собой у меня вдруг вырвалось. — Есть сходство! Глафира вот тут на бумажке написано! Если уж не верит мне кто, так сами посмотрите насколько её пальчики с отпечатком этим схожи!
— Давайте я глаз приложу! — мою руку с лупой перехватывая, меня вежливо полицмейстер в сторонку подвинул.
— Вот с этим вот оттиском сравнивайте, — я указала ему на одно из чернильных пятен на листе.
