ЧАСТЬ - 1
ГЛАВА - 1. Нежданные гости
За ударом пришла тьма...
В голове как-то непривычно шумело. Где-то за стеной громко скулила собака. Бурый... И чего он так воет? По мою душу, что ли? Открыв глаза, я нащупала большущую шишку на лбу. Не смертельно, конечно, но болит всё-таки немилосердно. Чего случилось то? Память как-то нехотя, отрывочными картинками, откручивалась назад... Похоже, что я оступилась, спускаясь в плохо освещённый погреб, и пребольно ударилась. И чего так расходился Бурый?
Воспоминания... Бывает, — они захлёстывают так внезапно! Куда от них денешься? Особенно такими бесконечно-долгими осенними ночами. Воспоминания... то и дело врываясь в разум, они невыразимо бередят душу, заставляют с рыданиями утыкаться и в без того до мокрого пропитанную слезами подушку. Столько смертей... Их как-то не сразу и принимаешь, всё осознание безвозвратности случившегося приходит позже, и тогда навзрыд рыдаешь, до безумия вгрызаясь в край покрывала. Я наверно только в пришедшее вслед за отъездом Семёна полнолуние окончательно и приняла все прошлые события, как и то, что осталась совсем одна... Как со всеми своими страхами, так и с чужими проблемами... А ведь даже не знаю, насколько долго задержится он в городе. А если у него там пойдёт что-то не так? Не приведи Бог, ещё что-то случиться!
Вот и незаметно подкравшийся рассвет вполз в мутные оконца старенькой заимки, начинался новый, наполненный уже привычными хлопотами день. К счастью, особо большого хозяйства Семён не вёл, живя по большей части охотой и с маленького огородика, да ещё какими-никакими лесными дарами. И учитывая, что теперь единственного своего жеребчика он оседлал, именно на нём и отправившись в город, а огород безвозвратно зарос лебедой и бурьяном, — на моём попечении остался лишь вислоухий пёс по кличке Бурый, где-то мне по пояс в холке, довольно грозный, хоть и похожий на здоровенную болонку. Как обычно, я наполнила его миску кашей с кусками варёного мяса да плеснула свежей водицы в стоящее рядом ведро, и в задумчивости вернувшись в дом, уже привычно пополнила примус керосином. Теперь можно и себе чаю заварить. Вот позавтракаю и придумаю, чем бы ещё таким заняться. Скучновато тут... Ненароком перевела взгляд на высокую поленницу за окном. Ну не дрова же в самом деле рубить?!
Для себя, любимой, я особо не готовила. Вот если бы знать точно, когда Семён вернётся... Хлебушек бы спекла. Хотя печь протопить вечерком и надобно, осень на дворе и прохладнее стало, особенно по ночам, а заодно и тесто поставлю, глядишь, и чего спечь получится, мука вроде бы есть. Прибраться ещё надобно, только это и потом можно, после готовки...
Так, за мелкими хлопотами, и прошла половина дня. Отыскав в погребе упаковку дрожжей, я достала муку и хотела поставить на серединку залитого тёплым солнечным светом подоконника тесто, как вдруг надрывно залаял Бурый. Следом натужно замолотили в калитку, и, похоже, что прикладом ружья.
— Кто там?! — как-то с хрипотцой выкрикнула. Неприятный холодок пробежал по спине, и, сорвав со стены вертикалку, я вместе с нею высунулась в оконце: — А ну-ка не балуйте там, а то жаканом пальну!
Стук резко прекратился.
— Это егерь с участковым! — донеслось из-за ворот. — Обходим тут... Нам бы войти. Переговорить надобно, да и водицы бы попить не мешало, а то к вам не проехать, почти от самого шоссе сюда с утра на своих двоих топать довелось.
Хорошо, сейчас подойду, а вы пока документики мне свои под калитку подсуньте! А нет, так убирайтесь! Во двор не пущу, а ещё у меня псина здоровенная, волкодав, и он не на привязи!
Оттянув книзу слишком уж всползшую байковую Семёнову рубашку, что ввиду её несуразной длины и отсутствия своих вещей я носила вместо халата, тоскливо проскрипев не смазанными дверными петлями, не выпуская ружья из рук, я второпях сунула ноги в стоящие у двери сапоги. Здесь, а вернее, что по дому, я обычно ходила в шерстяных носках, но если по двору – то лучше обуться. В таком вот виде, да вдобавок опасливо хмурясь, я и подошла к воротам. Как-то незаметно подобравшись, ощекотал густой шерстью мои ноги Бурый, уже не лая, он принюхался и для порядка предупредительно рыкнул в сторону притихших за калиткой чужаков.
— Так вот, гляди... — показались из щели под калиткой два красненьких уголка. И вытянув удостоверения, я внимательно вгляделась в фотографии и печати. Вроде бы подлинные. Прильнула глазом к щёлке. Всё верно, именно они — те же лица, что и в документах. К тому же у егеря на изрядно поношенной шапке хорошо заметна жёлтая эмблема лесника, а на участковом — мятая форменная фуражка и заляпанный грязью серый плащ.
— Хорошо, подождите, сейчас только собаку запру, — настороженно бросила им.
— Ты давай, дочка, отпирай ужо поскорей...
Взявшись за кованную ручку калитки, еле-еле успокоила дрожание рук, все мои мысли путались... Знакомы ли эти пришлые с Семёном? Знают ли его дочь? По всему, что нет, а то бы сразу по имени её назвали...
Бурый упирался, совсем не желая заходить в сарай. Боясь, что и на меня оскалится, я не слишком усердно тянула его за ошейник.
— Недолго побудь уже тут, — словно человеку сказала ему. — Ну пожалуйста...
На удивление, но пёс меня понял, помахал пушистым хвостом и улёгся на сене. Я же торопливо прикрыла двери. Подпёрла их палкой, правда, не особо сильно, если чего, то здоровенная псина наверняка сможет выбить подпорку и выскочить. Вернувшись к воротам, недолго постояла, и не без внутреннего трепета отвернула щеколду.
— Так ты, получается, что дочкой Семёну доводишься? — входя и окидывая меня слишком уж подозрительно-пристальным взглядом, сказал тот, что был постарше, в шапке и с эмблемой егеря на рукаве защитной куртки.
— Угу, — как-то угрюмо кивнула я. — Таней меня зовут. Знаете, поди, наверно?
— Да, помнится Семён как-то к нам в контору заходил, много рассказывал о тебе... А меня Иваном величать можешь.
— Только если вы к отцу, то сам он в городе сейчас, по покупки поехал, — как могла пыталась копировать местный диалект.
— Поговаривали, будто пропала ты... Вернулась получается?
— Вернулась... Только вам-то какое дело до этого?
— Есть дело, но, может, мы всё же в дом пройдём, и чего бы попить для начала не помешало... — изучающе покрутив головой, встрял в нашу беседу участковый, пахнув на меня изрядным, по-видимому, накопленным ещё со вчерашнего дня перегаром, и сразу стала понятной и причина такой его безудержной жажды.
— Идёмте... — повела я их к ступеням крыльца, скоро устало заскрипевшими под тяжестью незваных гостей.
— Кваса нет, разве что вода иль холодный чай. Могу ещё рассольчика налить... — я в отличии от гостей разулась, поставила ружьё к стене, и изучающе скосила глаза на участкового.
— Чаю лучше давай и покруче завари, — отозвался егерь Иван.
— Паспорт свой для начала принеси, — деловито добавил участковый, устало присаживаясь на лавку и снимая фуражку, что бесцеремонно бросил на стол. Я же её молча взяла и переложила на остывшую печь, после чего со звоном распахнула дверцу шкафчика и отыскала паспорт Семёновой дочери. Меня ощутимо трясло, отчего руки по-прежнему чуть заметно подрагивали, и, подавая чужой документ полицейскому, я томно вздохнула, улыбнулась и кокетливо поиграла глазками — пусть уж лучше разглядывает мою заученную ещё в бытность работы в банке улыбку. И надо признать, что это подействовало. Участковый как-то сразу сгорбился, кашлянул, облизнул тонкие губы и робко заёрзал на широкой заднице. Я же как ни в чём не бывало принялась разливать по кружкам тёмный чай.
— Перекрасилась, что ли? — повернув ко мне голову, вопросительно буркнул полицейский.
— Нет, это я тогда крашеная была. Вот, берите холодный чаёк, крепенький такой... — протянула ему Семенову, чуть надбитую с краю эмалированную кружку.
— Ладно... — он понятливо кивнул, принимая кружку из моих рук. — Значит, дело о твоей пропаже можно закрывать... — беспрестанно пялясь на мои голые ноги, сделал жадный глоток. — А чего отец раньше сам-то не явился и о тебе не сообщил?
— Так не успел... Сразу после возвращения из города собирался... — я слегка запнулась.
— Хорошо! — отведя глаза, участковый вернул мне паспорт. — Как с города возвернётся, пусть сразу ко мне заедет!
— Я передам...
— Антикварное, что ли? — ткнул он пальцем в замеченный на полке старинный карабин. — Разрешение на нарезное есть?
— Так сами же сказали, что вещь антикварная... А на такую разве требуется? Да он и не стреляет ужо совсем, поди...
— Ладненько... Мы вот чего сюда пришли... Кого чужого в округе по случаю не замечала? А то нам тут прислали про двух беглецов... С пару месяцев из ближайшей колонии ушли. Где-то тут их в ваших краях промысловики по слухам приметили. Вот, глянуть даже можешь, — положил он на стол две листовки о розыске с портретами Серого и Сиплого.
— Нет, не встречала таких... — Чувствуя, как бледнею, я отвела взгляд. — Может, поедите чего? Правда испечь ещё ничего не успела, только вяленка и соленья есть...
— Не нужно, не голодные мы, чай допьём вот только, — отмахнулся от моего предложения участковый.
— Как знаете... — я отошла с деланным безразличием в сторону.
— Ну ладно, за чаёк спасибо, и пойдём мы, — слишком уж пристально на меня глядя, заговорил Иван. — Нам ещё дотемна до машины нужно успеть добраться. А ты тут, девонька, поосторожнее ужо, раз одна осталась...
— Спасибо, что проинформировали, — как-то сухо отозвалась. — Да я тут всегда начеку... Много нынче люда разного по тайге бродит, прошли уже те времена, когда мы не запирались!
— Да уж вижу, что смелая ты! Ну давай, собаку выпусти, как пойдём, да ворота за нами хорошенько запри... — говоря и стоя у двери, егерь Иван как-то смущённо переминался на месте.
— Да скажи ей уже... — хмуро выдохнул участковый.
— В общем, тут такое дело... — с печальным видом начал Иван. — Не вернётся больше твой батя.
— Как это не вернётся? — хрипло вырывалось из меня.
— Насмерть подрезали его в областном пригороде. Уж не знаю, чего он там искал, только такое вот горе... Ты, дочка, туда особо не спеши, пока экспертиза ещё не кончилась да следствие ещё будет... Денька через три туда, в город, собирайся... — его голос сорвался.
— А зачем же вы говорили, чтобы ему к вам заехать? — тут я откровенно и самым честным образом расплакалась. — Меня проверяли! И вот почему накануне так горько выл Бурый!
— Так, извини уже, дочка, работа у нас такая...
— Как же это случилось? — спрашивая, я пару раз честно всхлипнула.
— Подробностей, мы уж не знаем. Ножевое оно, вроде, было... Но всё, дочка... Ты давай, слезу много не лей, не поможешь ею горюшку, крепись, сильная ведь ты, справишься!
Они как-то торопливо ушли, и даже не прощаясь, а я огорошено присела на кривоногий табурет, и, если честно, то, отойдя от первого шока, откровенно перевела дух. Страшно... И самого Семёна до боли жалко! И снова всё из-за меня, наверно... А ведь с моими делами, то тут не сразу и разберёшь, кого больше бояться надобно, уголовников или служителей закона, хотя Сиплого с Серым уже точно теперь не стоит... Разве что если их призраки вернутся... Вот представила такое и аж поёжилась!
«Брр!» — прогоняя наваждение, тряхнула изрядно подросшими за моё «дикарство» непослушными рыжими космами.
И всё-таки надо собраться силами и как-то жить дальше. Приедет Семён... О Господи! Уже не приедет! А может, пока живота не слишком видно, задрав великоватую мне рубашку, озадаченно покрутилась перед тусклым зеркалом, вернее, — совсем даже ещё невидно, с паспортом его дочери поскорей в город податься? Нет, не могу сейчас об этом думать, завтра уже решу!
Так, в каком-то отупении, всё за теми же повседневными хлопотами и прошёл день, следом другой, и с каждым новым закатом я всё больше понимала: произошедшее в городе с Семёном очень даже неспроста. А ещё, по всему получается, что надо идти его хоронить? Очевидно, что больше некому. Ладно, как Иван говорил, подожду ещё пару деньков и стану собираться. Бурого, наверно, тоже придётся взять с собой, вроде бы видела там, в сарае, поводок и ошейник.
И вот, сегодня, я наконец-то решилась идти, и даже не знаю, для чего, но до блеска начистила всё те же походные ботинки, ведь пару сотен шагов и они так об траву оботрутся, что станут такими же оцарапанными, как и прежде. Мой же тщательно отпаренный «дорожный» костюм ещё выглядел достаточно сносно... Учитывая ночную прохладу, под френч я поддела шерстяной вязаный свитер с горлом, под штаны же – тёплые лосины, сыскавшиеся на полке в шкафу и, что удивительно, практически моего размера. Долго косилась глазами на старинный карабин, но, учитывая малое число оставшихся патронов и невозможность охотиться дробью, выбрала всё же Семёнову вертикалку. Особо не грузилась, собралась обойтись без его тяжеленной брезентовой палатки, явно ещё сохранившейся с советских времён, если понадобится, то на скорую руку шалаш себе сооружу, а вот спальник, как можно туже скрутив, всё же запихала в рюкзак, вместе с комплектом белья, спичками и продуктами. Для кажущегося облегчения своей ноши, фляжку с водой и чехол с ножом подвесила на ремне. Нашёлся у Семёна и наручный компас. Его нацепила на левую руку, рядом с часами Егора. И куда уж мне без карты! В погребе, почему-то за банками с соленьями, завёрнутая в целлофан, она тоже отыскалась, страшно потрёпанная, с какими-то красными пометочками. Правда, сама Кагарская долина осталась далеко за пределами этой бумажной раскладухи, но областной центр, как и все идущие в ту сторону даже грунтовые дороги, — на ней вполне можно было рассмотреть. Теперь, поди, не заблужусь, к тому же, судя по карте, на пути меня ждёт ряд хуторов и посёлков, через них какое-никакое да шоссе проходит. Глядишь, и подвезёт кто... Карту аккуратно сложила и сунула в планшетку Егорова деда прямо между двух его дневников. Деньги Семён особо не прятал, хранил в баночке в шкафу. Посчитав, что этого мне на всё про всё хватит, я взяла лишь половину.
Вот и собралась! Осталось только ставни закрыть и дверь подпереть.
Зажав под мышкой старенький пробковый шлем, я с тяжёлым вздохом вышла на крыльцо. Во дворе ожидала новая беда, в том смысле, что Бурый упрямо не желал цепляться на импровизированный поводок. Почему импровизированный? Да потому что был сплетён из старых вожжей. Ну, собственно, не хочет идти на поводке и не надо, здесь не город, можно пока его и так повести.
* * *
Мы уже где-то с час шли через заметно пожелтевший лес по еле приметной тропе, хотя, если быть точной, то шла только я, а Бурый с довольным видом носился рядом.
— Ну куда же ты, дурачок! — в который раз окликнула я его.
В ответ раздался его басовитый лай. Это белка или куница затерялась в кедровых ветвях.
— Нет, дружок, — дразняще поцокала я языком, — охотиться мы сегодня точно не будем, и расстроенно вильнув хвостом, Бурый угрюмо побрёл следом за мной.
— Ты уж не переживай, — принялась его успокаивать, всё же хоть и не говорящий, но какой-никакой собеседник, причём с такими умными глазами. — Нам не так и мало с тобой идти, поохотимся ещё, успеет надоесть даже... — Говоря, сверяясь с направлением, я в который раз механически взглянула на компас.
