Собственно, таких мне было известно лишь два. Из одного я сбежала, а на другое наткнулась по пути сюда. Вот, набравшись храбрости, и задумала подкрасться к последнему. Может, чего и узнаю о местных. К походу тщательно готовилась. Запаслась жареной уткой. К новому костюму добавила яркие перья, вплетя их в волосы. За жизнь в лесу мои локоны немного отросли, и доходили до середины спины. Достала из тайника часы. Завела и надела на руку. Нацепила колечко. На шее болтался золотой стрелец. В ботфортах, к обуви приходилось заново привыкать, и в своих леопардовых обновках — я почувствовала себя настоящей лесной нимфой. Если кто-то случайно увидит или, не дай бог, поймает: я трижды сплюнула через левое плечо — пусть и считает одной из них.
К деревне вышла перед рассветом. Как и в прошлый раз, спряталась в кустах, и стала наблюдать. Всё тот же частокол и ворота. На ночь они запирались изнутри, а утром их отмыкали два стража с рогатинами. Сновали крестьяне. Игрались ребятишки. Жители деревушки казались такими умиротворёнными и счастливыми, что захотелось показаться им на глаза, но страх удерживал меня на месте. Когда вокруг опустело, я выбралась из зарослей, не без грусти собираясь возвращаться в свой лагерь, и вдруг услышала окрик. Резко развернулась, хватаясь за рукоять ножа. И замерла... Передо мной стояла хорошенькая девушка лет тринадцати, а может и постарше, в длинном белом сарафане и мило улыбалась. Её каштановые волосы стягивал высокий деревянный гребешок. На ноги были надеты плетёные босоножки наподобие лаптей. Она снова что-то сказала и рассмеялась. Я улыбнулась в ответ и попыталась передать знаками, что не понимаю.
Смело приблизившись ко мне, юная местная жительница с пониманием пощупала леопардовую юбку, бросила любопытный взгляд на земные ботфорты, дотронулась до выглядывающих из-под моего пояса кожаных перчаток, и вопросительно посмотрела в мои глаза. Я сказала: «Угу», — убедительно кивнула, и, видимо, угадала, если она поняла это как разрешение. Вытянув мои перчатки и с интересом пощупав земную кожу, она натянула их на свои ладошки и засмеялась. Потом сняла и вернула мне. Желая наладить первый контакт с аборигенами, я их протянула ей назад, объясняя жестами, что это будет мой подарок. Однако девушка испуганно отшатнулась и замотала головой. Видимо, делать такие подарки здесь особо не принято. Показав жестами, что совсем не желала её обидеть, я убрала перчатки.
Она снова начала говорить, но видя, что её не понимают, озадачено умолкла. Тогда, взяв меня за руку, показала, что хочет повести в деревню. Не соглашаясь, я покачала головой, и девушка понятливо кивнула, поведя глазами в сторону лесной опушки.
Когда заросли скрыли нас от лишних глаз, мы остановились.
— Диана! — произнесла я, положив ладонь себе на грудь, и снова повторила: — Диана.
Имя богини охотницы, по злому року судьбы, именно так нарекли меня в детдоме.
— Тана, — поняла и представилась незнакомка.
Тогда я показала на лук, и она назвала его на своём языке. Стараясь запомнить, я повторила это слово и коснулась ножа. Тогда Тана сказала, как будет нож, и я по слогам произнесла за ней. Она же радостно засмеялась. А дальше Тана уже сама указывала на предмет и озвучивала его название. Вторя за ней, ну прямо как попугай, я пыталась запоминать. Странно, мне казалось, что иногда улавливаю смысл чужой речи даже раньше, чем это осознаю. Так мы и забавлялись, пока не начало смеркаться и, объяснив, что завтра снова придёт сюда, Тана скрылась за воротами деревни. Почему-то я поверила ей и была уверена, что она не выдаст меня, и мы сдружимся.
Утром Тана действительно пришла и даже принесла какую-то еду. Это был хлеб, чем-то похожий на наш серый деревенский, а ещё сыр типа брынзы. Охотиться вблизи поселения я резонно опасалась, и забота новой подруги о моём пропитании стала очень кстати. Мы перенесли наши встречи в более укромный уголок, куда не захаживали жители поселения. Наверно принимая за дикарку, Тана ежедневно навещала меня. Учила словам. Потом мы стреляли из лука. Купались и баловались на реке. Вечером я доводила Тану до ворот деревни и, скрываясь в кустах, провожала глазами. Иногда Тана не приходила и тогда я исследовала округу. Нашла тропинки, по которым деревенские охотники ходили в лес, и стала избегать тех мест. Спала в ветвях густого дерева, соорудив себе подобие постели из переплетённых между собой веток. Так беззаботно и прошло больше земного месяца. Из общения с подругой я мало что узнала об этом мире. Наверняка многого Тана не знала и сама, или не умела рассказать, хотя, скорей всего, мы просто плохо понимали друг дружку. Вместе с тем, по её поведению я догадалась, что она никогда не покидала пределов своего поселения, и не умеет ни читать и ни писать. Хотя, что в этом мире есть письменность и книги, Тана как-то упоминала, а когда я попробовала расспросить её об этом поподробнее, то сразу и не поняла смысл вопроса, лишь потом засмеялась и что-то затараторила. Как я разобрала, нечто в том роде, что женщинам достаточно знать счёт, а грамота — удел мужчин.
Обычно Тана приходила рано утром, но в один из дней прибежала гораздо позже, и взволновано сообщила, что боится за меня. К тому времени я уже неплохо понимала её речь, и даже сама научилась немного говорить на их языке.
— В деревне стали интересоваться, куда я так часто убегаю, — сказала мне Тана. — Поначалу я говорила, будто играю с подругами на реке, но они догадываются, что это не вся правда, и вот сегодня я заметила охотников, выслеживающих меня. На этот раз мне удалось обмануть их и сбежать, но я боюсь, что завтра они всё равно выследят меня, а там и тебя поймают. А ещё мои родители потребовали меньше покидать деревню, ведь скоро на меня наденут покрывало взрослой девушки и тогда выходить за ворота мне будет нельзя. А ты уже взрослая и не носишь покрывало, и тебя могут наказать за это, если поймают, только не слишком строго, раз ты ещё не познала мужчины. Также тебя могут сделать рабыней, а я совсем не хочу, чтобы это с тобой случилось. Ты моя подруга!
— Значит, мне нужно уходить, — ответила я.
— А ты ещё вернёшься? — спросила Тана.
— Когда-нибудь я обязательно сюда вернусь, — пообещала я девочке.
— Тогда иди сейчас, и удачи тебе, лесная жительница, — попрощалась она.
— И тебе удачи жительница поселения, — ответила я.
Мы поцеловались в лоб, наверно традиция у них тут такая, поклялись навсегда остаться подругами и расстались. Проследив, что девочка беспрепятственно добралась до ворот деревни, я зашагала к своему лагерю.
Возвращалась и сокрушённо вздыхала... Теперь как никогда раньше чувствовалось одиночество! Вот и решила, что сегодня последний раз переночую в своём жилище, а завтра пополню запасы еды и яда, и уйду! Буду искать лучшей жизни и дорогу назад!
Пугая меня, прямо из-под ног выскочил рыжеватый заяц, а уже на подходе к реке, я без труда и особого азарта подстрелила как утку, так и кроля. Получается: разнежились они тут без меня! Подошла к шалашу... Заглянула внутрь. Совсем ничего здесь и не изменилось...
Я устало сбросила добычу, скинула на землю лук, вынула из колчана стрелы (яд наверняка уже и выдохся и его следовало обновить), и направилась к ручью. Надо напиться... Надо умыться... Я была словно не в себе. Мои мысли путались, чувства притупились, и всё же подсознание уловило опасность и заставило обернуться.
Сзади приближался всадник. Копыта его похожей на огромную собаку лошади, вынюхивающей мои следы, были обмотаны тряпками и ступали бесшумно. Я видела загорелое лицо зрелого мужчины. На голове — начищенный до блеска медный шлем. Щит висит сбоку на седле, там же крепится ремнями копьё и выглядывает рукоять меча. В руках у незнакомца верёвочная петля. На устах — презрительная улыбка. Вот как получается: во мне он явно не усмотрел достойной соперницы. Да и какая я ему соперница? Даже лук не прихватила... Бросив взгляд на ближайшие заросли, я растеряно замерла. Не успею! Далеко...
Развернувшись, подняла глаза на всадника. Раскачивает удавку. Сейчас накинет! Бежать? Бесполезно... Верхом он легко догонит меня, набросит сзади петлю и повалит. По уверенным движениям седока я ничуть не сомневалась, что встретила настоящего охотника иль даже бывалого воина. Крепкого, мускулистого и уверенного в себе. Да что тут говорить, не справилась бы я и с безоружным мужчиной такой конституции. А вообще, с каким бы справилась? Пожалуй, не с каким...
Я опустилась на колени и покорно склонила голову. Правую руку завела за спину. Пальцами другой нащупала резную рукоять ножа и вытащила его. Склонившись ещё ниже, на вытянутой ладошке протянула воину краденое оружие, словно ключик от ворот поверженного города. Мои волосы разметались по земле. Сердце громко колотилось в груди, а кровь прилила к лицу. Я чуть-чуть дрожала, оттого, что перенапряглась. Внутренне же была как натянутая до предела струна, вот-вот готовая лопнуть и больно хлестнуть.
Всадник остановил коня. Всё с той же презрительной усмешкой спешился, и беспечно бросив поводья, неторопливо пошёл ко мне, разматывая грубую колючую верёвку. Я вспомнила, что видела такую, тогда, из кустов у селения Таны, в первые дни пребывания в этом мире, на такой же и вели тех несчастных измученных пленников. Неужели теперь на ней поведут и меня?
Выказывая беспомощность и покорность, я ниже склонила голову. Не шевелясь, исподлобья наблюдала за незнакомцем, к моему сожалению, на благородного рыцаря совсем не похожего. Он не спешил, уверенно приближался, сбивая носками подбитых железом сапог камушки со своего пути. Остановился, грозовой тучей нависнув надо мной. Какое-то время бесцеремонно разглядывал сверху, а потом нагнулся за ножом. Я же выбросила правую руку из-за спины и прыснула струю из перцового баллончика прямо ему в лицо. Вскочила и бросилась к шалашу. Оглянулась. Мой преследователь не упал. Лишь озадаченно трусит головой. Вот раздался его свист. Похоже, подзывает коня. Я была уже у шалаша, схватила лук и одну стрелу, на ходу накладывая её на тетиву, и побежала назад. Драпать не собиралась! Когда воин окончательно протёр глаза от перечного газа, то увидел, как я стою в трёх шагах от него, в моих руках натянутый лук, длинная стрела, с нацеленным ему в лоб острым жалом.
— Разве ты не знаешь, как поступают с беглой рабыней, что посмела поднять оружие на свободного человека?! — воскликнул он, ещё щурясь на бьющем в глаза солнце.
— Я не рабыня! И ты первый напал на меня! Я защищаюсь! — вырвалось у меня на его и Таны языке, может и не слишком чисто, но главное, чтобы он понял.
— Думаешь, тебе удастся меня убить?! — мой противник насмешливо скривился и презрительно захохотал. Он явно понял мои слова. В его карих глазах читалась и уверенность, и чувство превосходства. Выдержав долгую паузу, он добавил: — А если ты ещё не рабыня, то это поправимо! Место женщины у ног хозяина! Особенно когда она красивая и покорна, что для неё может быть лучше!
— Я убью тебя! — нервно закричала я.
— У тебя слишком слабый лук, чтобы убить им кого-либо крупнее кошки! — сказал он с уверенной интонацией в голосе. — Отложи его в сторону и снова опустись на колени. Или ты рассчитываешь опять плеснуть мне в лицо острым перцем? Что же, я оценил твою отвагу! Вижу, ты храбрая девушка, и всё же тебе не место в лесу. И тебе не ввести меня в заблуждение. Такая как ты — может быть только беглой рабыней!
— Не рабыня! — повторила я.
— Мне приходилось слышать о вольных лесных девах-воительницах, но их никогда и никто не видел, это всё байки! — продолжал он тем же тоном. — И как их там описывают, так ты на них нисколько не похожа! Не бойся, я всё понимаю. С тобой плохо обращались и ты сбежала. Я не стану тебя наказывать, не стану возвращать прежнему хозяину. У меня тебе будет хорошо.
В своей речи он употреблял много незнакомых мне слов, но я каким-то образом понимала их или скорее догадывалась о смысле сказанного.
— Уходи! Я никуда не пойду с тобой! — выкрикнула я, хоть червь сомненья и забрался в душу.
— Ты всё равно не сможешь меня убить, да и не посмеешь выстрелить! — нахмурился мужчина.
— Берегись! Ты ошибаешься! Я легко попадаю белке в глаз! — ответила я, сделав пару глубоких вдохов и чуть успокоившись, а заодно и немного преувеличив свои способности. Мой голос слегка вибрировал от волнения. Где-то очень глубоко в подсознании зарождалась мысль, что надо покориться и уступить, но я решила бороться до конца и продолжила подбирать незнакомые слова: — А попасть в твой куда проще. Он больше. Только мне не надо делать даже этого, достаточно оцарапать тебя стрелой и ты скоро умрёшь в муках!
Я не знала, блефую или нет. Мне пока не доводилось стрелять в человека ядовитыми стрелами. В того же леопарда пришлось всадить аж три стрелы, и оцарапать ими его в избытке, прежде чем яд начал действовать. Одна стрела ничего не решит. У него точно хватит времени добраться до меня и убить, ещё до того, как яд начнёт действовать. Хорошо лишь одно: он не знает силу моего яда и принцип его действия.
— Значит, стрела отравлена... — незнакомец со знанием дела скосил глаза на остриё, ярко покрытое тёмно-коричневой смолой и глубоко потянул носом воздух, словно пытаясь по запаху определить тип применяемого яда, и насмешливо спросил: — Ну и что мы будем делать дальше?
— Убью тебя, при малейшем движении, — я предупредила его.
— Значит, если я останусь стоять на месте, то ты не станешь меня убивать? — загадочно усмехнулся он.
— Убью, когда пальцы устанут держать тетиву — произнесла я как можно увереннее.
— Тогда убивай! Не затягивай с этим!
— Могу оставить тебя в живых, но ты отдашь мне своё оружие, коня и доспехи, — войдя в раж, продолжила я с тем же угрожающим видом.
— Разве ты не знаешь, что настоящий воин скорее умрёт, чем отдаст оружие и коня? — откровенно удивился он. — Я не сделаю того, чего ты хочешь, женщина!
— Почему ты хочешь поймать меня и связать? — поинтересовалась я, в попытке его разговорить, чтобы больше узнать о здешних нравах.
— Я хотел наказать преступника... Никто, кроме меня, не имеет право охотиться в моих владениях, — мой неожиданный собеседник, совершенно не выглядя испуганным, добродушно улыбнулся. — И вдруг натыкаюсь на следы другого охотника. Они привели меня к шалашу. Пять дней я ожидал в засаде, когда вернётся его хозяин. Уже собирался уйти и тут увидел тебя. Признаюсь, для меня это стало забавной неожиданностью.
— Поэтому ты и хочешь сделать из меня рабыню? — я то ли спросила, то ли сделала такой вывод вслух. — Значит, это всё в наказание за охоту в твоём лесу... Так разве хищный зверь виноват, что живёт в лесу и охотится. Он добывает себе пищу. Так же и я! Разве этот лес может принадлежать кому-то другому, кроме того кто в нём живёт?
— Ты странно говоришь, путаешь слова, произносишь незнакомые, и мне трудно тебя понять, — констатировал он и без того известный мне факт, но всё же ответил: — Этот лес издревле принадлежит моему роду! И только я имею право охотиться в нём!
— Другим, стало быть, это не позволено?! — парировала я. — Но я живу здесь и это мой дом!
— Значит, ты принадлежишь мне, как и все звери в моём лесу! — нагло засмеялся мужчина.
К деревне вышла перед рассветом. Как и в прошлый раз, спряталась в кустах, и стала наблюдать. Всё тот же частокол и ворота. На ночь они запирались изнутри, а утром их отмыкали два стража с рогатинами. Сновали крестьяне. Игрались ребятишки. Жители деревушки казались такими умиротворёнными и счастливыми, что захотелось показаться им на глаза, но страх удерживал меня на месте. Когда вокруг опустело, я выбралась из зарослей, не без грусти собираясь возвращаться в свой лагерь, и вдруг услышала окрик. Резко развернулась, хватаясь за рукоять ножа. И замерла... Передо мной стояла хорошенькая девушка лет тринадцати, а может и постарше, в длинном белом сарафане и мило улыбалась. Её каштановые волосы стягивал высокий деревянный гребешок. На ноги были надеты плетёные босоножки наподобие лаптей. Она снова что-то сказала и рассмеялась. Я улыбнулась в ответ и попыталась передать знаками, что не понимаю.
Смело приблизившись ко мне, юная местная жительница с пониманием пощупала леопардовую юбку, бросила любопытный взгляд на земные ботфорты, дотронулась до выглядывающих из-под моего пояса кожаных перчаток, и вопросительно посмотрела в мои глаза. Я сказала: «Угу», — убедительно кивнула, и, видимо, угадала, если она поняла это как разрешение. Вытянув мои перчатки и с интересом пощупав земную кожу, она натянула их на свои ладошки и засмеялась. Потом сняла и вернула мне. Желая наладить первый контакт с аборигенами, я их протянула ей назад, объясняя жестами, что это будет мой подарок. Однако девушка испуганно отшатнулась и замотала головой. Видимо, делать такие подарки здесь особо не принято. Показав жестами, что совсем не желала её обидеть, я убрала перчатки.
Она снова начала говорить, но видя, что её не понимают, озадачено умолкла. Тогда, взяв меня за руку, показала, что хочет повести в деревню. Не соглашаясь, я покачала головой, и девушка понятливо кивнула, поведя глазами в сторону лесной опушки.
Когда заросли скрыли нас от лишних глаз, мы остановились.
— Диана! — произнесла я, положив ладонь себе на грудь, и снова повторила: — Диана.
Имя богини охотницы, по злому року судьбы, именно так нарекли меня в детдоме.
— Тана, — поняла и представилась незнакомка.
Тогда я показала на лук, и она назвала его на своём языке. Стараясь запомнить, я повторила это слово и коснулась ножа. Тогда Тана сказала, как будет нож, и я по слогам произнесла за ней. Она же радостно засмеялась. А дальше Тана уже сама указывала на предмет и озвучивала его название. Вторя за ней, ну прямо как попугай, я пыталась запоминать. Странно, мне казалось, что иногда улавливаю смысл чужой речи даже раньше, чем это осознаю. Так мы и забавлялись, пока не начало смеркаться и, объяснив, что завтра снова придёт сюда, Тана скрылась за воротами деревни. Почему-то я поверила ей и была уверена, что она не выдаст меня, и мы сдружимся.
Утром Тана действительно пришла и даже принесла какую-то еду. Это был хлеб, чем-то похожий на наш серый деревенский, а ещё сыр типа брынзы. Охотиться вблизи поселения я резонно опасалась, и забота новой подруги о моём пропитании стала очень кстати. Мы перенесли наши встречи в более укромный уголок, куда не захаживали жители поселения. Наверно принимая за дикарку, Тана ежедневно навещала меня. Учила словам. Потом мы стреляли из лука. Купались и баловались на реке. Вечером я доводила Тану до ворот деревни и, скрываясь в кустах, провожала глазами. Иногда Тана не приходила и тогда я исследовала округу. Нашла тропинки, по которым деревенские охотники ходили в лес, и стала избегать тех мест. Спала в ветвях густого дерева, соорудив себе подобие постели из переплетённых между собой веток. Так беззаботно и прошло больше земного месяца. Из общения с подругой я мало что узнала об этом мире. Наверняка многого Тана не знала и сама, или не умела рассказать, хотя, скорей всего, мы просто плохо понимали друг дружку. Вместе с тем, по её поведению я догадалась, что она никогда не покидала пределов своего поселения, и не умеет ни читать и ни писать. Хотя, что в этом мире есть письменность и книги, Тана как-то упоминала, а когда я попробовала расспросить её об этом поподробнее, то сразу и не поняла смысл вопроса, лишь потом засмеялась и что-то затараторила. Как я разобрала, нечто в том роде, что женщинам достаточно знать счёт, а грамота — удел мужчин.
Обычно Тана приходила рано утром, но в один из дней прибежала гораздо позже, и взволновано сообщила, что боится за меня. К тому времени я уже неплохо понимала её речь, и даже сама научилась немного говорить на их языке.
— В деревне стали интересоваться, куда я так часто убегаю, — сказала мне Тана. — Поначалу я говорила, будто играю с подругами на реке, но они догадываются, что это не вся правда, и вот сегодня я заметила охотников, выслеживающих меня. На этот раз мне удалось обмануть их и сбежать, но я боюсь, что завтра они всё равно выследят меня, а там и тебя поймают. А ещё мои родители потребовали меньше покидать деревню, ведь скоро на меня наденут покрывало взрослой девушки и тогда выходить за ворота мне будет нельзя. А ты уже взрослая и не носишь покрывало, и тебя могут наказать за это, если поймают, только не слишком строго, раз ты ещё не познала мужчины. Также тебя могут сделать рабыней, а я совсем не хочу, чтобы это с тобой случилось. Ты моя подруга!
— Значит, мне нужно уходить, — ответила я.
— А ты ещё вернёшься? — спросила Тана.
— Когда-нибудь я обязательно сюда вернусь, — пообещала я девочке.
— Тогда иди сейчас, и удачи тебе, лесная жительница, — попрощалась она.
— И тебе удачи жительница поселения, — ответила я.
Мы поцеловались в лоб, наверно традиция у них тут такая, поклялись навсегда остаться подругами и расстались. Проследив, что девочка беспрепятственно добралась до ворот деревни, я зашагала к своему лагерю.
Возвращалась и сокрушённо вздыхала... Теперь как никогда раньше чувствовалось одиночество! Вот и решила, что сегодня последний раз переночую в своём жилище, а завтра пополню запасы еды и яда, и уйду! Буду искать лучшей жизни и дорогу назад!
Пугая меня, прямо из-под ног выскочил рыжеватый заяц, а уже на подходе к реке, я без труда и особого азарта подстрелила как утку, так и кроля. Получается: разнежились они тут без меня! Подошла к шалашу... Заглянула внутрь. Совсем ничего здесь и не изменилось...
Я устало сбросила добычу, скинула на землю лук, вынула из колчана стрелы (яд наверняка уже и выдохся и его следовало обновить), и направилась к ручью. Надо напиться... Надо умыться... Я была словно не в себе. Мои мысли путались, чувства притупились, и всё же подсознание уловило опасность и заставило обернуться.
Сзади приближался всадник. Копыта его похожей на огромную собаку лошади, вынюхивающей мои следы, были обмотаны тряпками и ступали бесшумно. Я видела загорелое лицо зрелого мужчины. На голове — начищенный до блеска медный шлем. Щит висит сбоку на седле, там же крепится ремнями копьё и выглядывает рукоять меча. В руках у незнакомца верёвочная петля. На устах — презрительная улыбка. Вот как получается: во мне он явно не усмотрел достойной соперницы. Да и какая я ему соперница? Даже лук не прихватила... Бросив взгляд на ближайшие заросли, я растеряно замерла. Не успею! Далеко...
Развернувшись, подняла глаза на всадника. Раскачивает удавку. Сейчас накинет! Бежать? Бесполезно... Верхом он легко догонит меня, набросит сзади петлю и повалит. По уверенным движениям седока я ничуть не сомневалась, что встретила настоящего охотника иль даже бывалого воина. Крепкого, мускулистого и уверенного в себе. Да что тут говорить, не справилась бы я и с безоружным мужчиной такой конституции. А вообще, с каким бы справилась? Пожалуй, не с каким...
Я опустилась на колени и покорно склонила голову. Правую руку завела за спину. Пальцами другой нащупала резную рукоять ножа и вытащила его. Склонившись ещё ниже, на вытянутой ладошке протянула воину краденое оружие, словно ключик от ворот поверженного города. Мои волосы разметались по земле. Сердце громко колотилось в груди, а кровь прилила к лицу. Я чуть-чуть дрожала, оттого, что перенапряглась. Внутренне же была как натянутая до предела струна, вот-вот готовая лопнуть и больно хлестнуть.
Всадник остановил коня. Всё с той же презрительной усмешкой спешился, и беспечно бросив поводья, неторопливо пошёл ко мне, разматывая грубую колючую верёвку. Я вспомнила, что видела такую, тогда, из кустов у селения Таны, в первые дни пребывания в этом мире, на такой же и вели тех несчастных измученных пленников. Неужели теперь на ней поведут и меня?
Выказывая беспомощность и покорность, я ниже склонила голову. Не шевелясь, исподлобья наблюдала за незнакомцем, к моему сожалению, на благородного рыцаря совсем не похожего. Он не спешил, уверенно приближался, сбивая носками подбитых железом сапог камушки со своего пути. Остановился, грозовой тучей нависнув надо мной. Какое-то время бесцеремонно разглядывал сверху, а потом нагнулся за ножом. Я же выбросила правую руку из-за спины и прыснула струю из перцового баллончика прямо ему в лицо. Вскочила и бросилась к шалашу. Оглянулась. Мой преследователь не упал. Лишь озадаченно трусит головой. Вот раздался его свист. Похоже, подзывает коня. Я была уже у шалаша, схватила лук и одну стрелу, на ходу накладывая её на тетиву, и побежала назад. Драпать не собиралась! Когда воин окончательно протёр глаза от перечного газа, то увидел, как я стою в трёх шагах от него, в моих руках натянутый лук, длинная стрела, с нацеленным ему в лоб острым жалом.
— Разве ты не знаешь, как поступают с беглой рабыней, что посмела поднять оружие на свободного человека?! — воскликнул он, ещё щурясь на бьющем в глаза солнце.
— Я не рабыня! И ты первый напал на меня! Я защищаюсь! — вырвалось у меня на его и Таны языке, может и не слишком чисто, но главное, чтобы он понял.
— Думаешь, тебе удастся меня убить?! — мой противник насмешливо скривился и презрительно захохотал. Он явно понял мои слова. В его карих глазах читалась и уверенность, и чувство превосходства. Выдержав долгую паузу, он добавил: — А если ты ещё не рабыня, то это поправимо! Место женщины у ног хозяина! Особенно когда она красивая и покорна, что для неё может быть лучше!
— Я убью тебя! — нервно закричала я.
— У тебя слишком слабый лук, чтобы убить им кого-либо крупнее кошки! — сказал он с уверенной интонацией в голосе. — Отложи его в сторону и снова опустись на колени. Или ты рассчитываешь опять плеснуть мне в лицо острым перцем? Что же, я оценил твою отвагу! Вижу, ты храбрая девушка, и всё же тебе не место в лесу. И тебе не ввести меня в заблуждение. Такая как ты — может быть только беглой рабыней!
— Не рабыня! — повторила я.
— Мне приходилось слышать о вольных лесных девах-воительницах, но их никогда и никто не видел, это всё байки! — продолжал он тем же тоном. — И как их там описывают, так ты на них нисколько не похожа! Не бойся, я всё понимаю. С тобой плохо обращались и ты сбежала. Я не стану тебя наказывать, не стану возвращать прежнему хозяину. У меня тебе будет хорошо.
В своей речи он употреблял много незнакомых мне слов, но я каким-то образом понимала их или скорее догадывалась о смысле сказанного.
— Уходи! Я никуда не пойду с тобой! — выкрикнула я, хоть червь сомненья и забрался в душу.
— Ты всё равно не сможешь меня убить, да и не посмеешь выстрелить! — нахмурился мужчина.
— Берегись! Ты ошибаешься! Я легко попадаю белке в глаз! — ответила я, сделав пару глубоких вдохов и чуть успокоившись, а заодно и немного преувеличив свои способности. Мой голос слегка вибрировал от волнения. Где-то очень глубоко в подсознании зарождалась мысль, что надо покориться и уступить, но я решила бороться до конца и продолжила подбирать незнакомые слова: — А попасть в твой куда проще. Он больше. Только мне не надо делать даже этого, достаточно оцарапать тебя стрелой и ты скоро умрёшь в муках!
Я не знала, блефую или нет. Мне пока не доводилось стрелять в человека ядовитыми стрелами. В того же леопарда пришлось всадить аж три стрелы, и оцарапать ими его в избытке, прежде чем яд начал действовать. Одна стрела ничего не решит. У него точно хватит времени добраться до меня и убить, ещё до того, как яд начнёт действовать. Хорошо лишь одно: он не знает силу моего яда и принцип его действия.
— Значит, стрела отравлена... — незнакомец со знанием дела скосил глаза на остриё, ярко покрытое тёмно-коричневой смолой и глубоко потянул носом воздух, словно пытаясь по запаху определить тип применяемого яда, и насмешливо спросил: — Ну и что мы будем делать дальше?
— Убью тебя, при малейшем движении, — я предупредила его.
— Значит, если я останусь стоять на месте, то ты не станешь меня убивать? — загадочно усмехнулся он.
— Убью, когда пальцы устанут держать тетиву — произнесла я как можно увереннее.
— Тогда убивай! Не затягивай с этим!
— Могу оставить тебя в живых, но ты отдашь мне своё оружие, коня и доспехи, — войдя в раж, продолжила я с тем же угрожающим видом.
— Разве ты не знаешь, что настоящий воин скорее умрёт, чем отдаст оружие и коня? — откровенно удивился он. — Я не сделаю того, чего ты хочешь, женщина!
— Почему ты хочешь поймать меня и связать? — поинтересовалась я, в попытке его разговорить, чтобы больше узнать о здешних нравах.
— Я хотел наказать преступника... Никто, кроме меня, не имеет право охотиться в моих владениях, — мой неожиданный собеседник, совершенно не выглядя испуганным, добродушно улыбнулся. — И вдруг натыкаюсь на следы другого охотника. Они привели меня к шалашу. Пять дней я ожидал в засаде, когда вернётся его хозяин. Уже собирался уйти и тут увидел тебя. Признаюсь, для меня это стало забавной неожиданностью.
— Поэтому ты и хочешь сделать из меня рабыню? — я то ли спросила, то ли сделала такой вывод вслух. — Значит, это всё в наказание за охоту в твоём лесу... Так разве хищный зверь виноват, что живёт в лесу и охотится. Он добывает себе пищу. Так же и я! Разве этот лес может принадлежать кому-то другому, кроме того кто в нём живёт?
— Ты странно говоришь, путаешь слова, произносишь незнакомые, и мне трудно тебя понять, — констатировал он и без того известный мне факт, но всё же ответил: — Этот лес издревле принадлежит моему роду! И только я имею право охотиться в нём!
— Другим, стало быть, это не позволено?! — парировала я. — Но я живу здесь и это мой дом!
— Значит, ты принадлежишь мне, как и все звери в моём лесу! — нагло засмеялся мужчина.
