- Господарыня ведьма, да как же мне и благодарить-то вас?!
Я слабо улыбнулась, вяло махнула рукой:
- Кувшины мне для зелий сделайте, три штуки, и всё, больше ничего не надо.
Гончар с таким пылом бухнул лбом об пол, что даже гул пошёл:
- Сделаю самые наилучшие из заповедной звенящей глины и каждый золотом доверху наполню!
Угу, а то я не знаю, что даже для одного кувшина золота потребуется столько, что мастеру придётся месяц, не разгибая спины, за кругом гончарным сидеть, а всему его семейству корки сухие жевать и водой запивать! И это ещё сильно повезёт, если о накоплениях начальник стражи не пронюхает, уж он-то церемониться не будет, враз всё себе заграбастает!
- Не надо золота, - я перешла на таинственный шёпот, - мне, ведьме, его много вредно, дара могу лишиться. Чародейство уйдёт, коли я его на золото менять стану.
Это, конечно, ерунда полнейшая, но по-другому унять прямо-таки раздувающегося от благодарности Крабата у меня вряд ли получится.
- Ну, коли золота не надо, давайте я вас хоть до дома провожу, - гончар дёрнулся в угол, где висел его потрёпанный плащик, - по ночам гулять небезопасно, особенно такой красивой девушке.
Кхм, приятно, конечно, что меня красивой назвали, только я ведьма и нападать на меня вряд ли кто-то рискнёт, даже с очень большого задору или сильно пьяный. А вот многодетного папашу могут и обидеть, лихой народец почему-то свято убеждён, что гончары, как и кузнецы, в золоте буквально купаются. И если нападать на дюжих кузнецов всё-таки не рискуют, одинокий гончар может привлечь нехорошее внимание. Им, беззаконникам, не объяснишь ведь, что у мастера семеро по лавкам, и весь его доход на прокорм да содержание семьи уходит.
- Не надо меня провожать, - я легко повела рукой, наводя на Крабата сонливость, - я же ведьма, никто меня не обидит.
Гончар сладко зевнул, устало потёр глаза, но не отступился, упрямо пробурчал:
- А порядок быть должок. Квестка, а ну, слетай живой ногой за кожевником Карлом, пусть он господарыню ведьму Семицвету до дому сопроводит.
Отмахаться от провожатого в лице кожевника Карла я так и не смогла, поэтому всю дорогу до дома чувствовала себя арестантом, конвоируемым в тюрьму. Нет, сам по себе кожевник был очень даже неплохим соседом и отменным мастером, но при этом слыл самым большим угрюмцем в городе. От него никто и никогда не слышал больше трёх слов за встречу, правда, встречались счастливчики, утверждавшие, что смогли развести Карла на целых пять слов, помимо традиционных «здр», «ну», «пока» ещё и «ого», и «бр». Я к таким счастливчикам не относилась, в моём присутствии кожевник замокал намертво, не смея даже дышать излишне громко в компании господарыни ведьмы. Сначала меня это раздражало, потом смешило, а потом я привыкла и стала относиться к молчаливости Карла философски. Ну и что, что молчун, зато мастер самый лучший, и травы в мешочках из его кожи усиливают свои свойства в два раза. Правда, на тёмной улице, борясь со стремительно нарастающей паникой, причину которой я так и не смогла понять, молчание спутника усиливало беспокойство, заставляло всё убыстрять и убыстрять шаг. Последний грязный проулок до дома я вообще бежала, совершенно неприлично задрав юбку аж до колен. Да и ладно, кто меня в такой темноте увидит-то? Карл если только, так он на меня и не смотрит.
Я хватанула ртом воздух (нет, надо было всё-таки бегом заняться, ох, надо!) и закашлялась от дыма. Дыма?! Я замерла как замороженная, настороженно принюхиваясь и не замечая, что стою в луже, и вода просачивается в башмаки. Откуда запах дыма, кому это приспичило среди ночи печь топить? Сердце опять сжала ледяная рука близкой беды. Пахло отнюдь не терпким дымком печи, к нему всегда примешивается аромат свежего хлеба, печёной картошки или сбежавшего из чугунка варева. Этот дым был жирным, бесцеремонно щекочущим горло, выжигающим слёзы из глаз, дым неукротимого огня, вырвавшегося на свободу и теперь уничтожающего всё и всех на своём пути. Я заполошно всплеснула руками и припустила во весь дух к своему домику, отчаянно гоня мысли о том, что это именно он попался разгулявшейся огненной стихии. Быть такого не может, никакого открытого огня я не оставляла, у меня просто нечему гореть!
Едва я выскочила на родную улочку, как меня с радостным рёвом и гулом встретили языки пламени, отплясывающие какой-то дикий танец на крыше моего дома. Нет, этого не может быть, так нельзя, у меня же там Черномор! И зеркало! Я заслонилась рукавом от жара и бросилась к дому, но была перехвачена могучей соседкой, матерью Малийки.
- Куды, дикая, - прогудела баба, легко удерживая меня в своих поистине медвежьих объятиях, - не вишь, чё деется? Мужики пытались пламя погасить, да оно от воды только пуще разгулялось.
- Пусти, - я отчаянно рванулась, чувствуя себя бабочкой, попавшей в паучьи сети, - пусти, у меня же там кот! И зеркало!
- Котик ваш, господарыня ведьма, выбрался, я сама видела, - Малийка переплела пальцы на правой руке, подтверждая искренность своих слов.
- А зеркало чё, безделушка, - прогудела продолжающая меня удерживать мамаша, - из-за него жизней рисковать не стоит.
Из моих глаз, разъеденных дымом и опалённых жаром, помимо воли потекли слёзы. Я всхлипнула, утыкаясь в мягкое плечо как единственное спасение от всех бед и напастей этого мира:
- Вы не понимаете, это зеркало не простое, оно живое, волшебное.
- Ой, - Малийка испуганно прижала руки к щекам, - мамынька, милая, может, сказать мужикам, пусть попробуют…
- Спятила?! – могучий бабий рык заглушил даже рёв огня и треск начинающей оседать крыши. – Вон, крыша уже просела, скоро рухнет, за ней и стены посыплются, в такое пекло соваться, только смерти искать.
Грохот, сопровождавшийся роем колючих искр, подтвердил правоту женщины. Объятая пламенем крыша рухнула, погребая под собой последний призрачный шанс на спасение зеркала. Зеркало… Семейный артефакт, трепетно передаваемый из поколения в поколение от бабушки к самой сильной и талантливой внучке, мой защитник и советник, всегда готовый поддержать весёлой шуткой или взбодрить острым словом. Я зарыдала в голос, вспомнив ехидную старушку, с которой так часто спорила, которая сердила меня, не желая отвечать на глупые суетные вопросы, но при этом давала мудрые советы и щедро делилась накопленными поколениями предков рецептами.
- Ну, милая, не плачь, - прогудела соседка, тяжёлой рукой неуклюже гладя меня по голове, - дом мы тебе всем миром новый справим, травок ишшо насобираешь, лето-то, хвала богам, токо начинается. Да и посудин для твоих зелий мы быстро наберём, всем миром-то долго ли плошек да чашек найти.
Огонь наконец-то стал стихать, стоящая вокруг толпа зашевелилась, зашепталась, ревматически протяжно заскрипел колодезный ворот, заплескалась вода, сердито зашипело заливаемое ей пламя. Там и тут зазвучали грубые окрики стражников, призывающих разойтись по домам и не создавать толкучки. Нечего тут, мол, смотреть, спать надо идти.
- Глядите, в кои-то веки раз стража вовремя пожаловала, - Малийка удивлённо покачала головой, нервно теребя кое-где опалённую косу.
- Та они тут ишшо до пожару околачивались, - ехидно протянула сухонькая горбоносая старушка, первая сплетница города, от прищуренных маленьких глаз которой ничто и никто не мог укрыться. – Я вот думаю: а не они ли домишко подпалили?
На меня словно ведро ледяной воды выплеснули, слёзы моментально высохли, грудь стиснул шипастый обруч, чьи колючки достали до самого сердца. А ведь действительно, чего это стражнички, которых и не дозваться, когда они нужны, тут такое служебное рвение проявляют? С чего вдруг? Я обвела взглядом толпу и почти сразу встретилась с дымчато-серыми, в темноте кажущимися почти прозрачными, глазами начальника стражи. При виде моей несчастной, зарёванной физиономии Огнецвет победно усмехнулся, гордо выпячивая грудь. Это стало последней каплей в моей и так-то переполненной чаше терпения. Ладони обожгло рвущейся наружу силой, глаза на миг заволокло багровой пеленой, из горла вырвался придушенный рык, заставивший стоявших рядом соседок с испуганным квохтаньем шарахнуться в разные стороны. Что ж, тем лучше, значит, никто сторонний не пострадает.
Твёрдо чеканя шаг, я двинулась к Огнецвету, наблюдающему за мной со снисходительной усмешкой. Стражнички было дёрнулись мне наперерез, но по ленивому взмаху руки своего начальника замерли, перебрасываясь грубоватыми шутками и сально поблёскивая на меня глазками. Зря ты, Огнецвет, свою свору отозвал, ох, зря…
- Ты, - выдохнула я, остановившись прямо напротив начальника стражи, - это ты мой дом сжёг?!
Огнецвет окинул меня пренебрежительным взглядом с ног до головы, презрительно фыркнул в усы:
- А хоть бы и так, что с того? Что ты мне сделаешь, слабительным напоишь? Так твои помои на меня не действуют.
- Козёл, - выдохнула я, выпуская на волю всю боль, ненависть и обиду, бушевавшие у меня в душе, - козёл проклятый, ненавижу тебя! Будь ты проклят на веки веков, чтоб всё племя твоё поганое вымерло, чтоб даже следа твоего на земле не осталось!!!
Ядовито-зелёный магический смерч с угрожающим гулом двинулся на Огнецвета, стоящая вокруг толпа испуганно охнула и загомонила, стражники подскочили ко мне, выхватывая мечи и, старательно пряча страх, закричали:
- Развей чары, ведьма, иначе умрёшь!
Я зло отмахнулась от стражничков, и они закувыркались по земле, теряя оружие, истошно вопя и сквернословя. Смерч охватил Огнецвета, скрыв его от наших глаз.
- Го-господарыня ведьма Семицвета, а может, не стоит его убивать? - робко проблеял оказавшийся неподалёку от меня ювелир. - Конечно, начальник стражи – человек весьма своеобразный, а всё же живая душа, жалко его.
- Нет у него души, - припечатала я, силясь разобрать хоть что-нибудь в сполохах силы, - и не было никогда. Козлам душа не положена.
- Так-то оно так, - вздохнула молочница Анхелика, сама такая же белая и пышная, словно молочная пенка, - только ежели вас исказнят, кто нас лечить будет?
Что верно, то верно, отправляться на костёр мне не хотелось. И ладно бы отстаивала идеалы, как великие учёные или чародеи, даже в гуле пламени возвещавшие истины, в которые верили, а то из-за Огнецвета. Да он не то, что жизни моей, самой малюсенькой слезинки не достоин. Я вскинула руку, но не успела произнести впитывающее силу заклинание, как смерч с громким хлопком лопнул, бросив в лица мелкий мусор.
- Ах ты-ть едрить-колотить все енти чародейства, - закашлялся кто-то за моей спиной, но я даже не обернулась, во все глаза глядя на стоящего передо мной Огнецвета.
Начальник стражи был абсолютно целым и невредимым, даже щегольски повязанный шейный платок не измялся и не запачкался. Чётко очерченные губы Огнецвета дрогнули в насмешливой улыбке:
- Ну что, ведьма, я же говорил, что твоё шарлатанство на меня не действует.
Я растерянно посмотрела на свои ладони, на которых медленно таял чародейский узор. Нет, заклятие было совершено по всем правилам. Я выпустила силу души, так почему же она оказалась бессильна?
- Ты шарлатанка, - звучно отчеканил начальник стражи, явно наслаждаясь всем происходящим, - а за то, что ты посмела на меня напасть, ты будешь наказана плетьми. Эй, стража, всыпьте этой полоумной двадцать горячих, чтобы впредь думала, на кого ворожбу свою дурную напускает!
Ретивые приспешники, стремясь выслужиться перед хозяином, моментально заломили мне руки за спину и поволокли в сторону торговой площади, в центре которой стоял позорный столб.
- Да что же это?! - заголосила Анхелика, всплёскивая руками. - Бабы, милые, да что же енто деется-то? Огнецвет, родненький, да пожалей ты девчонку, она ить сама не своя, у неё дом сгорел, вот она маленько в уме-то и повредилась.
- И правда, Огнецвет, отпусти девчонку, - поддержал молочницу ювелир, - беда у неё, всё как есть погибло: и дом, и лавка. От такого любой осатанеет.
- А хочешь, мы её выкупим, - прощебетала Малийка, протискиваясь поближе ко мне и кокетливо посматривая на начальника стражи из-под длинных ресниц.
- И то правда, - оживился каменотёс, у которого деньги дольше одного дня не водились, - откупим нашу ведьму, что скажете, соседи?
- Откупим, всенепременно откупим, - солидным баском подтвердил хозяин трактира, - у меня через месяц сестрица рожает, нам ведьма понадобится.
У меня помимо воли из глаз брызнули слёзы. Я всегда знала, что соседи у меня хорошие, но даже и не подозревала, на что они ради меня готовы.
Огнецвет вальяжно подошёл, за волосы поднял мне голову и провёл ладонью по щеке, вытирая слёзы. Я брезгливо дёрнулась, пытаясь освободиться, но начальник стражи лишь крепче стиснул мою шевелюру. Бр-р-р, гадость какая, при первой же возможности голову в семи водах наполощу и лицо зельем едучим протру, благо оно у меня в сумке есть.
- Запомни, ведьма, - прошептал Огнецвет так близко придвинувшись ко мне, что его горячее дыхание защекотало кожу, - крепко запомни сегодняшний день.
Да я его до самой смерти не забуду! А ещё постараюсь, чтобы ты, козлик мой ненаглядный, его тоже не забыл. Открытый бой ничего не дал, что ж, перейдём к тайному противостоянию, у меня по козням и пакостям круглые пятёрки были.
- Пять золотых до утра с каждого дома, и мы отпустим ведьму, - громогласно возвестил начальник стражи и демонстративно взглянул на небо. – Время пошло.
Кто-то досадливо крякнул, кто-то вздохнул и тайком смахнул слезу, кто-то коротко хохотнул, негромко помянув новую коняшку, с покупкой которой теперь придётся повременить. И тем не менее все, кто сгрудился у пепелища, как один человек зашевелились и направились по домам. Искренне надеюсь, что за деньгами, а не от греха и глаз стражников подальше.
- Не беспокойтесь, господарыня ведьма Семицвета, - Малийка несмело тронула меня за локоть, - мы сейчас деньги принесём, а потом вас к себе заберём. Не на улице же вам ночевать, право слово!
Я прикусила губу, глотая непрошенные слёзы, и благодарно кивнула. Огнецвет протяжно зевнул, с наслаждением потянулся и прикрикнул:
- Пошевеливайтесь, ни я, ни солнце ждать не будем!
Я открыла было рот, чтобы сказать вконец обнаглевшему начальнику стражи что-нибудь памятное и ласковое, но тот лишь усмехнулся, так одобрительно глядя на меня, словно я ему вынесла все свои деньги в качестве безвозмездного дара:
- Давай, давай, не сдерживайся, смело говори всё, что думаешь. Только помни: за каждое слово твоей пламенной речи твои разлюбезные соседи заплатят ещё по пять золотых. Подчёркиваю: за каждое слово!
Я так поспешно закрыла рот, что даже прикусила кончик языка. Гад! Боги, какой же он гад и козёл! Ну почему, почему на него даже проклятие от всего сердца не подействовало, ведь я так старалась!
Соседи сдавали золото да самого рассвета, хромой горбун Ганс, известный на весь городок ворчун и буян, от которого помощи я не ждала вообще, пришёл вместе с первым лучом солнца и с приглушённым брюзжанием протянул начальнику стражи два золотых и массивный браслет покойной супруги:
- На, нет у меня денег, вчера в трактире прогулял. Енто на опохмел оставил, да ведьме оно нужнее, она-то, чай, завсегда подлечить сможет. А, ведьма, поможешь страждущему, отдавшему за тебя последнее?
Я слабо улыбнулась, вяло махнула рукой:
- Кувшины мне для зелий сделайте, три штуки, и всё, больше ничего не надо.
Гончар с таким пылом бухнул лбом об пол, что даже гул пошёл:
- Сделаю самые наилучшие из заповедной звенящей глины и каждый золотом доверху наполню!
Угу, а то я не знаю, что даже для одного кувшина золота потребуется столько, что мастеру придётся месяц, не разгибая спины, за кругом гончарным сидеть, а всему его семейству корки сухие жевать и водой запивать! И это ещё сильно повезёт, если о накоплениях начальник стражи не пронюхает, уж он-то церемониться не будет, враз всё себе заграбастает!
- Не надо золота, - я перешла на таинственный шёпот, - мне, ведьме, его много вредно, дара могу лишиться. Чародейство уйдёт, коли я его на золото менять стану.
Это, конечно, ерунда полнейшая, но по-другому унять прямо-таки раздувающегося от благодарности Крабата у меня вряд ли получится.
- Ну, коли золота не надо, давайте я вас хоть до дома провожу, - гончар дёрнулся в угол, где висел его потрёпанный плащик, - по ночам гулять небезопасно, особенно такой красивой девушке.
Кхм, приятно, конечно, что меня красивой назвали, только я ведьма и нападать на меня вряд ли кто-то рискнёт, даже с очень большого задору или сильно пьяный. А вот многодетного папашу могут и обидеть, лихой народец почему-то свято убеждён, что гончары, как и кузнецы, в золоте буквально купаются. И если нападать на дюжих кузнецов всё-таки не рискуют, одинокий гончар может привлечь нехорошее внимание. Им, беззаконникам, не объяснишь ведь, что у мастера семеро по лавкам, и весь его доход на прокорм да содержание семьи уходит.
- Не надо меня провожать, - я легко повела рукой, наводя на Крабата сонливость, - я же ведьма, никто меня не обидит.
Гончар сладко зевнул, устало потёр глаза, но не отступился, упрямо пробурчал:
- А порядок быть должок. Квестка, а ну, слетай живой ногой за кожевником Карлом, пусть он господарыню ведьму Семицвету до дому сопроводит.
Отмахаться от провожатого в лице кожевника Карла я так и не смогла, поэтому всю дорогу до дома чувствовала себя арестантом, конвоируемым в тюрьму. Нет, сам по себе кожевник был очень даже неплохим соседом и отменным мастером, но при этом слыл самым большим угрюмцем в городе. От него никто и никогда не слышал больше трёх слов за встречу, правда, встречались счастливчики, утверждавшие, что смогли развести Карла на целых пять слов, помимо традиционных «здр», «ну», «пока» ещё и «ого», и «бр». Я к таким счастливчикам не относилась, в моём присутствии кожевник замокал намертво, не смея даже дышать излишне громко в компании господарыни ведьмы. Сначала меня это раздражало, потом смешило, а потом я привыкла и стала относиться к молчаливости Карла философски. Ну и что, что молчун, зато мастер самый лучший, и травы в мешочках из его кожи усиливают свои свойства в два раза. Правда, на тёмной улице, борясь со стремительно нарастающей паникой, причину которой я так и не смогла понять, молчание спутника усиливало беспокойство, заставляло всё убыстрять и убыстрять шаг. Последний грязный проулок до дома я вообще бежала, совершенно неприлично задрав юбку аж до колен. Да и ладно, кто меня в такой темноте увидит-то? Карл если только, так он на меня и не смотрит.
Я хватанула ртом воздух (нет, надо было всё-таки бегом заняться, ох, надо!) и закашлялась от дыма. Дыма?! Я замерла как замороженная, настороженно принюхиваясь и не замечая, что стою в луже, и вода просачивается в башмаки. Откуда запах дыма, кому это приспичило среди ночи печь топить? Сердце опять сжала ледяная рука близкой беды. Пахло отнюдь не терпким дымком печи, к нему всегда примешивается аромат свежего хлеба, печёной картошки или сбежавшего из чугунка варева. Этот дым был жирным, бесцеремонно щекочущим горло, выжигающим слёзы из глаз, дым неукротимого огня, вырвавшегося на свободу и теперь уничтожающего всё и всех на своём пути. Я заполошно всплеснула руками и припустила во весь дух к своему домику, отчаянно гоня мысли о том, что это именно он попался разгулявшейся огненной стихии. Быть такого не может, никакого открытого огня я не оставляла, у меня просто нечему гореть!
Едва я выскочила на родную улочку, как меня с радостным рёвом и гулом встретили языки пламени, отплясывающие какой-то дикий танец на крыше моего дома. Нет, этого не может быть, так нельзя, у меня же там Черномор! И зеркало! Я заслонилась рукавом от жара и бросилась к дому, но была перехвачена могучей соседкой, матерью Малийки.
- Куды, дикая, - прогудела баба, легко удерживая меня в своих поистине медвежьих объятиях, - не вишь, чё деется? Мужики пытались пламя погасить, да оно от воды только пуще разгулялось.
- Пусти, - я отчаянно рванулась, чувствуя себя бабочкой, попавшей в паучьи сети, - пусти, у меня же там кот! И зеркало!
- Котик ваш, господарыня ведьма, выбрался, я сама видела, - Малийка переплела пальцы на правой руке, подтверждая искренность своих слов.
- А зеркало чё, безделушка, - прогудела продолжающая меня удерживать мамаша, - из-за него жизней рисковать не стоит.
Из моих глаз, разъеденных дымом и опалённых жаром, помимо воли потекли слёзы. Я всхлипнула, утыкаясь в мягкое плечо как единственное спасение от всех бед и напастей этого мира:
- Вы не понимаете, это зеркало не простое, оно живое, волшебное.
- Ой, - Малийка испуганно прижала руки к щекам, - мамынька, милая, может, сказать мужикам, пусть попробуют…
- Спятила?! – могучий бабий рык заглушил даже рёв огня и треск начинающей оседать крыши. – Вон, крыша уже просела, скоро рухнет, за ней и стены посыплются, в такое пекло соваться, только смерти искать.
Грохот, сопровождавшийся роем колючих искр, подтвердил правоту женщины. Объятая пламенем крыша рухнула, погребая под собой последний призрачный шанс на спасение зеркала. Зеркало… Семейный артефакт, трепетно передаваемый из поколения в поколение от бабушки к самой сильной и талантливой внучке, мой защитник и советник, всегда готовый поддержать весёлой шуткой или взбодрить острым словом. Я зарыдала в голос, вспомнив ехидную старушку, с которой так часто спорила, которая сердила меня, не желая отвечать на глупые суетные вопросы, но при этом давала мудрые советы и щедро делилась накопленными поколениями предков рецептами.
- Ну, милая, не плачь, - прогудела соседка, тяжёлой рукой неуклюже гладя меня по голове, - дом мы тебе всем миром новый справим, травок ишшо насобираешь, лето-то, хвала богам, токо начинается. Да и посудин для твоих зелий мы быстро наберём, всем миром-то долго ли плошек да чашек найти.
Огонь наконец-то стал стихать, стоящая вокруг толпа зашевелилась, зашепталась, ревматически протяжно заскрипел колодезный ворот, заплескалась вода, сердито зашипело заливаемое ей пламя. Там и тут зазвучали грубые окрики стражников, призывающих разойтись по домам и не создавать толкучки. Нечего тут, мол, смотреть, спать надо идти.
- Глядите, в кои-то веки раз стража вовремя пожаловала, - Малийка удивлённо покачала головой, нервно теребя кое-где опалённую косу.
- Та они тут ишшо до пожару околачивались, - ехидно протянула сухонькая горбоносая старушка, первая сплетница города, от прищуренных маленьких глаз которой ничто и никто не мог укрыться. – Я вот думаю: а не они ли домишко подпалили?
На меня словно ведро ледяной воды выплеснули, слёзы моментально высохли, грудь стиснул шипастый обруч, чьи колючки достали до самого сердца. А ведь действительно, чего это стражнички, которых и не дозваться, когда они нужны, тут такое служебное рвение проявляют? С чего вдруг? Я обвела взглядом толпу и почти сразу встретилась с дымчато-серыми, в темноте кажущимися почти прозрачными, глазами начальника стражи. При виде моей несчастной, зарёванной физиономии Огнецвет победно усмехнулся, гордо выпячивая грудь. Это стало последней каплей в моей и так-то переполненной чаше терпения. Ладони обожгло рвущейся наружу силой, глаза на миг заволокло багровой пеленой, из горла вырвался придушенный рык, заставивший стоявших рядом соседок с испуганным квохтаньем шарахнуться в разные стороны. Что ж, тем лучше, значит, никто сторонний не пострадает.
Твёрдо чеканя шаг, я двинулась к Огнецвету, наблюдающему за мной со снисходительной усмешкой. Стражнички было дёрнулись мне наперерез, но по ленивому взмаху руки своего начальника замерли, перебрасываясь грубоватыми шутками и сально поблёскивая на меня глазками. Зря ты, Огнецвет, свою свору отозвал, ох, зря…
- Ты, - выдохнула я, остановившись прямо напротив начальника стражи, - это ты мой дом сжёг?!
Огнецвет окинул меня пренебрежительным взглядом с ног до головы, презрительно фыркнул в усы:
- А хоть бы и так, что с того? Что ты мне сделаешь, слабительным напоишь? Так твои помои на меня не действуют.
- Козёл, - выдохнула я, выпуская на волю всю боль, ненависть и обиду, бушевавшие у меня в душе, - козёл проклятый, ненавижу тебя! Будь ты проклят на веки веков, чтоб всё племя твоё поганое вымерло, чтоб даже следа твоего на земле не осталось!!!
Ядовито-зелёный магический смерч с угрожающим гулом двинулся на Огнецвета, стоящая вокруг толпа испуганно охнула и загомонила, стражники подскочили ко мне, выхватывая мечи и, старательно пряча страх, закричали:
- Развей чары, ведьма, иначе умрёшь!
Я зло отмахнулась от стражничков, и они закувыркались по земле, теряя оружие, истошно вопя и сквернословя. Смерч охватил Огнецвета, скрыв его от наших глаз.
- Го-господарыня ведьма Семицвета, а может, не стоит его убивать? - робко проблеял оказавшийся неподалёку от меня ювелир. - Конечно, начальник стражи – человек весьма своеобразный, а всё же живая душа, жалко его.
- Нет у него души, - припечатала я, силясь разобрать хоть что-нибудь в сполохах силы, - и не было никогда. Козлам душа не положена.
- Так-то оно так, - вздохнула молочница Анхелика, сама такая же белая и пышная, словно молочная пенка, - только ежели вас исказнят, кто нас лечить будет?
Что верно, то верно, отправляться на костёр мне не хотелось. И ладно бы отстаивала идеалы, как великие учёные или чародеи, даже в гуле пламени возвещавшие истины, в которые верили, а то из-за Огнецвета. Да он не то, что жизни моей, самой малюсенькой слезинки не достоин. Я вскинула руку, но не успела произнести впитывающее силу заклинание, как смерч с громким хлопком лопнул, бросив в лица мелкий мусор.
- Ах ты-ть едрить-колотить все енти чародейства, - закашлялся кто-то за моей спиной, но я даже не обернулась, во все глаза глядя на стоящего передо мной Огнецвета.
Начальник стражи был абсолютно целым и невредимым, даже щегольски повязанный шейный платок не измялся и не запачкался. Чётко очерченные губы Огнецвета дрогнули в насмешливой улыбке:
- Ну что, ведьма, я же говорил, что твоё шарлатанство на меня не действует.
Я растерянно посмотрела на свои ладони, на которых медленно таял чародейский узор. Нет, заклятие было совершено по всем правилам. Я выпустила силу души, так почему же она оказалась бессильна?
- Ты шарлатанка, - звучно отчеканил начальник стражи, явно наслаждаясь всем происходящим, - а за то, что ты посмела на меня напасть, ты будешь наказана плетьми. Эй, стража, всыпьте этой полоумной двадцать горячих, чтобы впредь думала, на кого ворожбу свою дурную напускает!
Ретивые приспешники, стремясь выслужиться перед хозяином, моментально заломили мне руки за спину и поволокли в сторону торговой площади, в центре которой стоял позорный столб.
- Да что же это?! - заголосила Анхелика, всплёскивая руками. - Бабы, милые, да что же енто деется-то? Огнецвет, родненький, да пожалей ты девчонку, она ить сама не своя, у неё дом сгорел, вот она маленько в уме-то и повредилась.
- И правда, Огнецвет, отпусти девчонку, - поддержал молочницу ювелир, - беда у неё, всё как есть погибло: и дом, и лавка. От такого любой осатанеет.
- А хочешь, мы её выкупим, - прощебетала Малийка, протискиваясь поближе ко мне и кокетливо посматривая на начальника стражи из-под длинных ресниц.
- И то правда, - оживился каменотёс, у которого деньги дольше одного дня не водились, - откупим нашу ведьму, что скажете, соседи?
- Откупим, всенепременно откупим, - солидным баском подтвердил хозяин трактира, - у меня через месяц сестрица рожает, нам ведьма понадобится.
У меня помимо воли из глаз брызнули слёзы. Я всегда знала, что соседи у меня хорошие, но даже и не подозревала, на что они ради меня готовы.
Огнецвет вальяжно подошёл, за волосы поднял мне голову и провёл ладонью по щеке, вытирая слёзы. Я брезгливо дёрнулась, пытаясь освободиться, но начальник стражи лишь крепче стиснул мою шевелюру. Бр-р-р, гадость какая, при первой же возможности голову в семи водах наполощу и лицо зельем едучим протру, благо оно у меня в сумке есть.
- Запомни, ведьма, - прошептал Огнецвет так близко придвинувшись ко мне, что его горячее дыхание защекотало кожу, - крепко запомни сегодняшний день.
Да я его до самой смерти не забуду! А ещё постараюсь, чтобы ты, козлик мой ненаглядный, его тоже не забыл. Открытый бой ничего не дал, что ж, перейдём к тайному противостоянию, у меня по козням и пакостям круглые пятёрки были.
- Пять золотых до утра с каждого дома, и мы отпустим ведьму, - громогласно возвестил начальник стражи и демонстративно взглянул на небо. – Время пошло.
Кто-то досадливо крякнул, кто-то вздохнул и тайком смахнул слезу, кто-то коротко хохотнул, негромко помянув новую коняшку, с покупкой которой теперь придётся повременить. И тем не менее все, кто сгрудился у пепелища, как один человек зашевелились и направились по домам. Искренне надеюсь, что за деньгами, а не от греха и глаз стражников подальше.
- Не беспокойтесь, господарыня ведьма Семицвета, - Малийка несмело тронула меня за локоть, - мы сейчас деньги принесём, а потом вас к себе заберём. Не на улице же вам ночевать, право слово!
Я прикусила губу, глотая непрошенные слёзы, и благодарно кивнула. Огнецвет протяжно зевнул, с наслаждением потянулся и прикрикнул:
- Пошевеливайтесь, ни я, ни солнце ждать не будем!
Я открыла было рот, чтобы сказать вконец обнаглевшему начальнику стражи что-нибудь памятное и ласковое, но тот лишь усмехнулся, так одобрительно глядя на меня, словно я ему вынесла все свои деньги в качестве безвозмездного дара:
- Давай, давай, не сдерживайся, смело говори всё, что думаешь. Только помни: за каждое слово твоей пламенной речи твои разлюбезные соседи заплатят ещё по пять золотых. Подчёркиваю: за каждое слово!
Я так поспешно закрыла рот, что даже прикусила кончик языка. Гад! Боги, какой же он гад и козёл! Ну почему, почему на него даже проклятие от всего сердца не подействовало, ведь я так старалась!
Прода от 08.02.2021, 15:12
Глава 3
Соседи сдавали золото да самого рассвета, хромой горбун Ганс, известный на весь городок ворчун и буян, от которого помощи я не ждала вообще, пришёл вместе с первым лучом солнца и с приглушённым брюзжанием протянул начальнику стражи два золотых и массивный браслет покойной супруги:
- На, нет у меня денег, вчера в трактире прогулял. Енто на опохмел оставил, да ведьме оно нужнее, она-то, чай, завсегда подлечить сможет. А, ведьма, поможешь страждущему, отдавшему за тебя последнее?
