Когда лакей сообщил, что прибыл князь Лисовский, Вацлав Альбертович беды не почуял. Да и право слово, разве можно ожидать чего-то дурного от известного и уважаемого человека, даже если он пришёл в компании следователя? Тем более, что Яков Платонович, вроде как, князю родственник. Пан Гроховский, правда, сей вопрос не уточнял, его родословная Штольмана не интересовала, но люди говорили, что они родня.
- Андриш Станиславич, Яков Платонович, какая встреча! – Вацлав Альбертович широко улыбнулся и гостеприимно простёр руки. – Рад видеть Вас в моём доме, милости прошу.
- Пан Гроховский, Вы видели сегодня наших супруг? – Штольман перешёл прямиком к делу, уж больно неспокойно было на душе.
Вацлав Альбертович принахмурился, прикидывая, что и как ответить. Правду? Ну, она-то не молоко на солнцепёке, чай, не прокиснет, подождёт. Слукавить? Рискованно, Яков Платонович шутить явно не намерен, да и у князя вон как желваки гуляют.
- А что случилось, господа? – осторожно поинтересовался пан, на всякий случай делая лакею знак держаться поближе.
Мужчины переглянулись, Штольман чуть приметно кивнул, и князь Лисовский с вымученной улыбкой покаялся:
- Беспокоимся о них. В городе-то неспокойно, людей убивают.
Пан Гроховский сочувственно покивал, лихорадочно обдумывая, стоит ли говорить всю правду или только часть. Пожалуй, всё рассказывать не стоит, а то ещё, упаси бог, решат, что издеваются над ними, могут и вспылить, и ударить, а он, Вацлав Альбертович, уже не в том возрасте, когда потрясения для здоровья бесследно проходят.
- Господа, предлагаю продолжить наш разговор в гостиной, - пан радушно улыбнулся.
- Да не до гостей нам теперь, - резко возразил Яков Платонович, глубоко пряча руки в карманы, дабы они не выдали его волнения нервной дрожью.
Вацлав Альбертов внимательно посмотрел на следователя. Тогда, в Затонске, когда Анну Викторовну увезли (про себя пан сие действо в отношение барышни Мироновой похищением не называл), Яков Платонович являл собой образец спокойствия и невозмутимости. Сейчас же было заметно, что он весь напряжён и едва сдерживается. Иная угроза или просто пан Гроховский перешёл из категории врагов в разряд знакомых? Всё возможно… А ещё вот это вот волнение и даже редкие, тщательно подавляемые всплески отчаяния затронули сердце Вацлава Альбертовича. Он же тоже человек семейный и жену любит, а потому прекрасно понимает, каково это, не знать, где твоя ненаглядная, но при этом чувствовать, что с ней беда приключилась. Пан Гроховский мог быть жёстким, коварным, хитрым, каким угодно, только не подлым, а потому звучно крикнул пару фраз на польском лакею и серьёзно, без тени притворства, посмотрел на Андриша и Якова:
- Прошу в мой кабинет, господа. Нам есть, что обсудить.
В кабинете Вацлав Альбертович без вопросов плеснул в бокалы коньяк, протянул их гостям, сделал глоток сам, покатал обжигающую влагу во рту, тщательно обдумывая слова. Говорить или нет о Картах Судьбы? Пожалуй, не стоит, Яков Платонович человек рациональный, ещё решит, что над ним издеваются. Но если промолчать, это может быть пагубным для дам. Что ж, пожалуй, можно озвучить полуправду, пока верные люди выясняют, где Елизавета Платоновна и Анна Викторовна.
- Андриш Станиславич, а куда могли отправиться Ваши супруги?
Князь Лисовский пожал плечами:
- Лизхен сказала, что они хотят прогуляться по магазейнам.
- Мы виделись сегодня утром в кофейне «Викторин». Дам интересовала легенда о Картах Судьбы... и я могу предположить, что сии Карты интересуют не только их. Яков Платонович, мои люди сообщают, что видели в городе пана Увакова.
Яков Платонович вздрогнул, сжал губы, взгляд его заледенел, ноздри чуть приметно затрепетали.
Вацлав Альбертович кивнул, сделал ещё один глоток:
- Полагаю, у Ильи Петровича есть много причин желать зла Вам и Вашей семье, я прав?
- Так чего же мы сидим?! – Андриш Станиславич вскочил, чуть не выплеснув на себя содержимое бокала. – Нужно немедленно…
- Присядьте, князь, - пан Гроховский откинулся на спинку кресла, задумчиво посмотрел в окно, - мои люди уже ведут поиски.
- Пани Эреза, - Штольман сверкнул глазами, чувствуя себя наконец-то вышедшей на след добычи гончей, - Лизхен же модница, а эта пани самая известная в городе портниха!
- И кроме того чудачка, любительница одиноких пеших прогулок по городу, причём в позднее время, - горячо добавил князь Лисовский.
- Они с Анной точно найдут общий язык, - Яков Платонович усмехнулся, вспомнив, как часто в Затонске Анна прибегала к нему, да и не только к нему, в неурочный час.
- Едем к ней, - Андриш круто повернулся на каблуках, - Лизхен и Анна Викторовна наверняка заглянут к пани Эрезе!
- Постойте, господа, я мог бы… - но пана Гроховского господин Штольман с князем Лисовским даже слушать не стали. Коротко поклонились и вышли, даже выскочили, быстрее, чем выпущенные на охоту соколы. И горе будет тем, кого они сочтут своей добычей!
- Вот ведь, что любовь-то с людьми делает, - вздохнул Вацлав Альбертович, неожиданно почувствовав себя глубоким старцем. – Надо будет всё же сказать Томашу, чтобы присмотрел ненавязчиво, а то мало ли, что с этими горячими головами будет. Эх, молодость, молодость…
Домик пани Эрезы располагался на тихой небольшой улочке, кою честнее было бы тупичком назвать. Обычно днём людей там не было, все расходились – разъезжались по делам служебным, бонны с подопечными шли в парк гулять, а старики и старушки дремали в глубоких креслах в зашторенных комнатах, наслаждаясь тишиной и покоем. Так было всегда, с самых первых обитателей этой улочки, поэтому, когда князь Лисовский заприметил перекрывшую дорогу толпу, сердце его неприятно сжалось. Что могло произойти такого, что разом перечеркнуло налаженный быть всех жителей? Вряд ли, они на гуляние собрались, вон, лица какие бледные и напуганные, да и шепотки долетаю: «убили, покалечили, исхитили».
Яков Платонович терзаться неизвестность не стал, спрыгнул с экипажа, даже не дожидаясь, пока он окончательно остановится, и решительно шагнул к пытающему сдерживать напирающую толпу городовому:
- Что тут произошло?!
Властный, не терпящий возражений голос оказал волшебное действие. Городовой вытянулся во фрунт и звучно, так что его даже задние ряды любопытствующих услышала, отрапортовал:
- Душегубство, Ваше Высокоблагородие.
Штольман выразительно приподнял бровь, огляделся, заприметив пятна крови на истоптанной земле:
- А конкретнее?
- Одну девицу в экипаже увезли, а другая сбежать попыталась, так в неё из револьверов палили и ранили. Пан Шкловский, как разбойные уехали, внучка своего за дохтуром да нами послал. Во время лиходейства-то выйти не решился, старый он, да одинокий, с внучком семилетком живёт, а тех четверо было. Трое-то совсем морды катовые, а четвёртый вроде даже благородный, и девицы его признали.
Яков Платонович сглотнул тугой ком в горле, трость в руках завертел:
- Где пан Шкловский?
Городовой виновато ссутулился:
- Виноват, Ваше Высокоблагородие, его тоже в больницу увезли. Сердце у старика прихватило от потрясений-то.
- А внук его видел барышень? – Штольман предпочитал смотреть правде в глаза и не питать иллюзий, пусть и радужных, а потому уже догадывался, кого увезли в экипаже. И по чьему приказу, тоже предполагал.
Городовой позволил себе улыбнуться и бодро гаркнуть:
- Видел, Ваше высокоблагородие. Он первый в окошко-то и высунулся, дед-то старый, не сразу понял, что да почему происходит. А мальчонка, бисова душа, ещё и на улицу порывался, пан Шкловский его мало не за порты держал.
Осторожно, бочком, подошедший взъерошенный сероглазый паренёк в простой одежде с нашитыми на коленях и локтях заплатами звучно шмыгнул носом и обиженно прогудел:
- И ничуть не за порты. Енто Вы сочиняете, Адам Адамович.
- Вот он, Карлушка, - городовой потрепал мальчонку по светлым вихрам и отвесил символический подзатыльник. – Ты почто, шкет, в разговоры взрослых лезешь? Мало тебя дед порол, морда любопытная.
Яков Платонович наклонился к пареньку, положил ладонь ему на плечо:
- Карл, ты видел дам, на коих нападение было совершено?
Мальчуган вытер нос рукой и ответил протяжно, явно подражая кому-то из взрослых:
- А как же, Ваше Высокородие, видал. Подробненько рассмотрел и их, и екипаж, и разбойных… Хотел на улку выскочить и спасти девиц, да дедка не пустил, осторожен он у меня дюже.
Штольман сжался, готовясь к самому худшему:
- Как они выглядели?
- Одна такая, - Карл замахал руками, забавно надувая губы, - благородная, одним словом, княгиня, не меньше. Краси-и-ивая, точно картинка с рождественской открытки, а ногами машет чисто шалопут уличный. Как она ентому, с усами, зафинтилила, я аж в ладоши захлопал.
Красивых барышень, умеющих махать ногами Яков Платонович знал мало, всё-таки не каждая девица могла похвастаться большим количеством братьев. И далеко не у каждой братья с охотой таскали за собой сестрёнку, обучая её всему, что знали сами.
- А другая такая, - Карл болванчиком покачался из стороны в сторону, - миленькая. Чудная немного, в садочке пани Эрезы застыла, точно призрака увидала, а потом они с той, второй, точно пичуги перепуганные прочь бросились и аккурат на троих держиморд напоролись. А с ними ещё такой цивильный был, с усами. Я думал, он барышням поможет, а он, когда огрёб, стрелять приказал, а потом в экипаж вскочил, и только пыль столбом взметнулась, во, как гнали!
Мальчуган с чувством выполненного долга шмыгнул носом и застыл, гордо выпятив тощую грудь.
Штольман медленно выдохнул, стараясь не представлять того, что случилось на этой некогда тихой улочке. Сейчас нужны не эмоции, а факты, на чувствах далеко не уедешь.
- Куда экипаж направился, не приметил?
- Обижа-а-аете, барин, - укоризненно протянул мальчуган, - я завсегда всё примечаю, деда говорит, у меня и на затылке глаза есть. Поехал он в сторону Крысиного переулка, тамотки завсегда весь сброд останавливается или у Нюрки рябой или у панны Касинской, но та абы кого не пускает, она девка с норовом, ей только чистых да богатых подавай.
Названных мальчишкой особ Яков Платонович знал весьма недурно, случалось пересекаться с ними по делам служебным. Значит, придётся наведаться к обеим, да не одному, а с городовыми, мало ли, кто может у радушных хозяек обнаружиться.
- А барышню, в которую стреляли, куда увезли?
В живучести сестры Штольман не сомневался, но проверить всё же не мешало. Как говорится, доверяй, но проверяй.
Карл поскрёб вихрастый затылок, пожал плечами, отчего рубашонка перекосилась, съехав с одного плеча:
- Дык в больницу, куды ещё? Дохтур сказал, у неё плечо наскрозь прострелено, а крови она немного потеряла, деда её быстро перевязал. А потом занедужил, у меня мамка после родов кровью изошла, спасти не успели, вот деда теперь и боится крови-то.
- Благодарю, - Яков вынул из кармана монетку, протянул мальчугану, - вот, держи, это тебе.
- Благодарствую, барин, - Карлуша поклонился и даже ногой шаркнул, а потом вскинул на Штольмана бедовые серые глаза. – А хотите, я Вам всё про ентот экипаж разузнаю?
Яков Платонович отрицательно покачал головой:
- Нет. Это слишком опасно.
Мальчуган деловито сплюнул сквозь зубы, опять-таки копируя кого-то из взрослых, поддёрнул норовящие свалиться штаны:
- Енто для взрослых опасно, потому как их завсегда все замечают. Вот Вас, например, легко увидеть, Вы приметный. А на детей, как на воробьёв, толком никто и не смотрит.
Штольман поджал губы. Что верно, то верно, на малышню, особенно, если она под ногами не путается, внимания не обращают, это он хорошо помнил ещё со времён детских проказ. Но рисковать жизнью этого мальчугана и его приятелей не хотелось, Уваков точно никого щадить не станет, не такой он человек, чтобы скидки на возраст делать.
- Яков, - Андриш, пока Штольман общался с городовым и мальчишкой-свидетелем, времени тоже даром не терял, потолкался среди любопытных, словно комары налетающие на свежую кровь, - Анну Викторовну украли, а Лизхен в больнице. Плечо прострелено, но жива, слава богу.
- Ты отправляйся к ней, а я займусь поисками Анны, - Яков Платонович круто повернулся на каблуках, но далеко уйти не успел.
Во двор зашёл длинный белобрысый парень, огляделся по сторонам, а затем уверенно направился к Штольману, окинул его внимательным взглядом и не столько спросил, сколько подтвердил свою догадку:
- Вы Штольман, Яков Платонович.
- Он самый, - Яков холодно смотрел на посыльного, гадая, удастся ли проследить за ним. Мальчишка явно уличный, а значит, ловкий и хитрый, иные до таких лет не доживают, замерзают в первую же зиму или погибают весной от голода.
- Вам письмо, - парень протянул аккуратно сложенное послание, - от господина Увакова. Он сказал, Вы его знаете.
Штольман коротко кивнул, подтверждая знакомство.
- На словах велено передать, что ежели Вы чудить начнёте, то одним медиумом на сём грешном свете станет меньше, - парень усмехнулся, сплюнул под ноги. – Прощевайте, барин, ответа велено не ждать.
Гонец вальяжно направился со двора, полный осознания собственной важности. Слежки он не боялся, точно зная, сможет уйти от любого хвоста. Только вот на светлоголового мальчонку, шмыгнувшего следом, внимания не обратил. Правду говорят, малышня она как воробьи, на них никто не смотрит, ежели под ногами не путаются.
Яков Платонович развернул записку, написанную чётким каллиграфическим почерком, коим так гордился господин Уваков. Послание гласило: «Яков Платонович, в пору нашего знакомства в Петербурге, Вы увлекались игрой в карты. Сейчас я предлагаю нам, двум давним приятелям, встретиться и сыграть партеечку. Отказываться, равно как и горячиться, не советую, на кону жизнь Вашей супруги. Мой человек будет ждать Вас сегодня в 19.00 у калитки дома пани Эрезы. Если опоздаете, не придёте или будете не один, то Ваша супруга умрёт. Надеюсь на Ваше благоразумие.»
Подписи не было, да она была и не нужна, Штольман прекрасно понял, от кого письмо.
- Яков? – Андриш настороженно смотрел на друга. – Дурные вести?
Яков Платонович молча протянул записку. Князь быстро пробежал её глазами, потом перечитал ещё раз, уже более внимательно и присвистнул:
- История… И что ты намерен делать?
- До семи искать Анну, а потом, если не найду, где Уваков её прячет, вернусь сюда.
Князь Лисовский так и вскинулся, словно полковая лошадь, услышавшая звук горна:
- С ума сошёл? Тебя убьют, тем дело и кончится!
- А что ты предлагаешь?! – рявкнул Яков и уже тише продолжил. – У него Анна и церемонится он точно не будет.
- Я пойду с тобой.
- Нет, это слишком опасно. Лучше отправляйся к Лизхен, узнай, как она и будь рядом с ней. Кто знает, может, Уваков захочет закончить начатое и попытается её убить.
- Но… - начал было князь, но Штольман прервал его решительным взмахом руки:
- Никаких но!
Яков Платонович призывно махнул рукой извозчику и негромко назвал ему адрес панны Касинской. Дама отличалась ревностью, поэтому вряд ли Илья Петрович дерзнул бы оставить у неё Анну, но, может, удастся напасть на след Увакова? Такого эффектного мужчина панна точно не пропустит, всенепременно попытается залучить к себе.
День прошёл в бесплодной, не приносящей ни малейшего утешения, беготне.
- Андриш Станиславич, Яков Платонович, какая встреча! – Вацлав Альбертович широко улыбнулся и гостеприимно простёр руки. – Рад видеть Вас в моём доме, милости прошу.
- Пан Гроховский, Вы видели сегодня наших супруг? – Штольман перешёл прямиком к делу, уж больно неспокойно было на душе.
Вацлав Альбертович принахмурился, прикидывая, что и как ответить. Правду? Ну, она-то не молоко на солнцепёке, чай, не прокиснет, подождёт. Слукавить? Рискованно, Яков Платонович шутить явно не намерен, да и у князя вон как желваки гуляют.
- А что случилось, господа? – осторожно поинтересовался пан, на всякий случай делая лакею знак держаться поближе.
Мужчины переглянулись, Штольман чуть приметно кивнул, и князь Лисовский с вымученной улыбкой покаялся:
- Беспокоимся о них. В городе-то неспокойно, людей убивают.
Пан Гроховский сочувственно покивал, лихорадочно обдумывая, стоит ли говорить всю правду или только часть. Пожалуй, всё рассказывать не стоит, а то ещё, упаси бог, решат, что издеваются над ними, могут и вспылить, и ударить, а он, Вацлав Альбертович, уже не в том возрасте, когда потрясения для здоровья бесследно проходят.
- Господа, предлагаю продолжить наш разговор в гостиной, - пан радушно улыбнулся.
- Да не до гостей нам теперь, - резко возразил Яков Платонович, глубоко пряча руки в карманы, дабы они не выдали его волнения нервной дрожью.
Вацлав Альбертов внимательно посмотрел на следователя. Тогда, в Затонске, когда Анну Викторовну увезли (про себя пан сие действо в отношение барышни Мироновой похищением не называл), Яков Платонович являл собой образец спокойствия и невозмутимости. Сейчас же было заметно, что он весь напряжён и едва сдерживается. Иная угроза или просто пан Гроховский перешёл из категории врагов в разряд знакомых? Всё возможно… А ещё вот это вот волнение и даже редкие, тщательно подавляемые всплески отчаяния затронули сердце Вацлава Альбертовича. Он же тоже человек семейный и жену любит, а потому прекрасно понимает, каково это, не знать, где твоя ненаглядная, но при этом чувствовать, что с ней беда приключилась. Пан Гроховский мог быть жёстким, коварным, хитрым, каким угодно, только не подлым, а потому звучно крикнул пару фраз на польском лакею и серьёзно, без тени притворства, посмотрел на Андриша и Якова:
- Прошу в мой кабинет, господа. Нам есть, что обсудить.
В кабинете Вацлав Альбертович без вопросов плеснул в бокалы коньяк, протянул их гостям, сделал глоток сам, покатал обжигающую влагу во рту, тщательно обдумывая слова. Говорить или нет о Картах Судьбы? Пожалуй, не стоит, Яков Платонович человек рациональный, ещё решит, что над ним издеваются. Но если промолчать, это может быть пагубным для дам. Что ж, пожалуй, можно озвучить полуправду, пока верные люди выясняют, где Елизавета Платоновна и Анна Викторовна.
- Андриш Станиславич, а куда могли отправиться Ваши супруги?
Князь Лисовский пожал плечами:
- Лизхен сказала, что они хотят прогуляться по магазейнам.
- Мы виделись сегодня утром в кофейне «Викторин». Дам интересовала легенда о Картах Судьбы... и я могу предположить, что сии Карты интересуют не только их. Яков Платонович, мои люди сообщают, что видели в городе пана Увакова.
Яков Платонович вздрогнул, сжал губы, взгляд его заледенел, ноздри чуть приметно затрепетали.
Вацлав Альбертович кивнул, сделал ещё один глоток:
- Полагаю, у Ильи Петровича есть много причин желать зла Вам и Вашей семье, я прав?
- Так чего же мы сидим?! – Андриш Станиславич вскочил, чуть не выплеснув на себя содержимое бокала. – Нужно немедленно…
- Присядьте, князь, - пан Гроховский откинулся на спинку кресла, задумчиво посмотрел в окно, - мои люди уже ведут поиски.
- Пани Эреза, - Штольман сверкнул глазами, чувствуя себя наконец-то вышедшей на след добычи гончей, - Лизхен же модница, а эта пани самая известная в городе портниха!
- И кроме того чудачка, любительница одиноких пеших прогулок по городу, причём в позднее время, - горячо добавил князь Лисовский.
- Они с Анной точно найдут общий язык, - Яков Платонович усмехнулся, вспомнив, как часто в Затонске Анна прибегала к нему, да и не только к нему, в неурочный час.
- Едем к ней, - Андриш круто повернулся на каблуках, - Лизхен и Анна Викторовна наверняка заглянут к пани Эрезе!
- Постойте, господа, я мог бы… - но пана Гроховского господин Штольман с князем Лисовским даже слушать не стали. Коротко поклонились и вышли, даже выскочили, быстрее, чем выпущенные на охоту соколы. И горе будет тем, кого они сочтут своей добычей!
- Вот ведь, что любовь-то с людьми делает, - вздохнул Вацлав Альбертович, неожиданно почувствовав себя глубоким старцем. – Надо будет всё же сказать Томашу, чтобы присмотрел ненавязчиво, а то мало ли, что с этими горячими головами будет. Эх, молодость, молодость…
***
Домик пани Эрезы располагался на тихой небольшой улочке, кою честнее было бы тупичком назвать. Обычно днём людей там не было, все расходились – разъезжались по делам служебным, бонны с подопечными шли в парк гулять, а старики и старушки дремали в глубоких креслах в зашторенных комнатах, наслаждаясь тишиной и покоем. Так было всегда, с самых первых обитателей этой улочки, поэтому, когда князь Лисовский заприметил перекрывшую дорогу толпу, сердце его неприятно сжалось. Что могло произойти такого, что разом перечеркнуло налаженный быть всех жителей? Вряд ли, они на гуляние собрались, вон, лица какие бледные и напуганные, да и шепотки долетаю: «убили, покалечили, исхитили».
Яков Платонович терзаться неизвестность не стал, спрыгнул с экипажа, даже не дожидаясь, пока он окончательно остановится, и решительно шагнул к пытающему сдерживать напирающую толпу городовому:
- Что тут произошло?!
Властный, не терпящий возражений голос оказал волшебное действие. Городовой вытянулся во фрунт и звучно, так что его даже задние ряды любопытствующих услышала, отрапортовал:
- Душегубство, Ваше Высокоблагородие.
Штольман выразительно приподнял бровь, огляделся, заприметив пятна крови на истоптанной земле:
- А конкретнее?
- Одну девицу в экипаже увезли, а другая сбежать попыталась, так в неё из револьверов палили и ранили. Пан Шкловский, как разбойные уехали, внучка своего за дохтуром да нами послал. Во время лиходейства-то выйти не решился, старый он, да одинокий, с внучком семилетком живёт, а тех четверо было. Трое-то совсем морды катовые, а четвёртый вроде даже благородный, и девицы его признали.
Яков Платонович сглотнул тугой ком в горле, трость в руках завертел:
- Где пан Шкловский?
Городовой виновато ссутулился:
- Виноват, Ваше Высокоблагородие, его тоже в больницу увезли. Сердце у старика прихватило от потрясений-то.
- А внук его видел барышень? – Штольман предпочитал смотреть правде в глаза и не питать иллюзий, пусть и радужных, а потому уже догадывался, кого увезли в экипаже. И по чьему приказу, тоже предполагал.
Городовой позволил себе улыбнуться и бодро гаркнуть:
- Видел, Ваше высокоблагородие. Он первый в окошко-то и высунулся, дед-то старый, не сразу понял, что да почему происходит. А мальчонка, бисова душа, ещё и на улицу порывался, пан Шкловский его мало не за порты держал.
Осторожно, бочком, подошедший взъерошенный сероглазый паренёк в простой одежде с нашитыми на коленях и локтях заплатами звучно шмыгнул носом и обиженно прогудел:
- И ничуть не за порты. Енто Вы сочиняете, Адам Адамович.
- Вот он, Карлушка, - городовой потрепал мальчонку по светлым вихрам и отвесил символический подзатыльник. – Ты почто, шкет, в разговоры взрослых лезешь? Мало тебя дед порол, морда любопытная.
Яков Платонович наклонился к пареньку, положил ладонь ему на плечо:
- Карл, ты видел дам, на коих нападение было совершено?
Мальчуган вытер нос рукой и ответил протяжно, явно подражая кому-то из взрослых:
- А как же, Ваше Высокородие, видал. Подробненько рассмотрел и их, и екипаж, и разбойных… Хотел на улку выскочить и спасти девиц, да дедка не пустил, осторожен он у меня дюже.
Штольман сжался, готовясь к самому худшему:
- Как они выглядели?
- Одна такая, - Карл замахал руками, забавно надувая губы, - благородная, одним словом, княгиня, не меньше. Краси-и-ивая, точно картинка с рождественской открытки, а ногами машет чисто шалопут уличный. Как она ентому, с усами, зафинтилила, я аж в ладоши захлопал.
Красивых барышень, умеющих махать ногами Яков Платонович знал мало, всё-таки не каждая девица могла похвастаться большим количеством братьев. И далеко не у каждой братья с охотой таскали за собой сестрёнку, обучая её всему, что знали сами.
- А другая такая, - Карл болванчиком покачался из стороны в сторону, - миленькая. Чудная немного, в садочке пани Эрезы застыла, точно призрака увидала, а потом они с той, второй, точно пичуги перепуганные прочь бросились и аккурат на троих держиморд напоролись. А с ними ещё такой цивильный был, с усами. Я думал, он барышням поможет, а он, когда огрёб, стрелять приказал, а потом в экипаж вскочил, и только пыль столбом взметнулась, во, как гнали!
Мальчуган с чувством выполненного долга шмыгнул носом и застыл, гордо выпятив тощую грудь.
Штольман медленно выдохнул, стараясь не представлять того, что случилось на этой некогда тихой улочке. Сейчас нужны не эмоции, а факты, на чувствах далеко не уедешь.
- Куда экипаж направился, не приметил?
- Обижа-а-аете, барин, - укоризненно протянул мальчуган, - я завсегда всё примечаю, деда говорит, у меня и на затылке глаза есть. Поехал он в сторону Крысиного переулка, тамотки завсегда весь сброд останавливается или у Нюрки рябой или у панны Касинской, но та абы кого не пускает, она девка с норовом, ей только чистых да богатых подавай.
Названных мальчишкой особ Яков Платонович знал весьма недурно, случалось пересекаться с ними по делам служебным. Значит, придётся наведаться к обеим, да не одному, а с городовыми, мало ли, кто может у радушных хозяек обнаружиться.
- А барышню, в которую стреляли, куда увезли?
В живучести сестры Штольман не сомневался, но проверить всё же не мешало. Как говорится, доверяй, но проверяй.
Карл поскрёб вихрастый затылок, пожал плечами, отчего рубашонка перекосилась, съехав с одного плеча:
- Дык в больницу, куды ещё? Дохтур сказал, у неё плечо наскрозь прострелено, а крови она немного потеряла, деда её быстро перевязал. А потом занедужил, у меня мамка после родов кровью изошла, спасти не успели, вот деда теперь и боится крови-то.
- Благодарю, - Яков вынул из кармана монетку, протянул мальчугану, - вот, держи, это тебе.
- Благодарствую, барин, - Карлуша поклонился и даже ногой шаркнул, а потом вскинул на Штольмана бедовые серые глаза. – А хотите, я Вам всё про ентот экипаж разузнаю?
Яков Платонович отрицательно покачал головой:
- Нет. Это слишком опасно.
Мальчуган деловито сплюнул сквозь зубы, опять-таки копируя кого-то из взрослых, поддёрнул норовящие свалиться штаны:
- Енто для взрослых опасно, потому как их завсегда все замечают. Вот Вас, например, легко увидеть, Вы приметный. А на детей, как на воробьёв, толком никто и не смотрит.
Штольман поджал губы. Что верно, то верно, на малышню, особенно, если она под ногами не путается, внимания не обращают, это он хорошо помнил ещё со времён детских проказ. Но рисковать жизнью этого мальчугана и его приятелей не хотелось, Уваков точно никого щадить не станет, не такой он человек, чтобы скидки на возраст делать.
- Яков, - Андриш, пока Штольман общался с городовым и мальчишкой-свидетелем, времени тоже даром не терял, потолкался среди любопытных, словно комары налетающие на свежую кровь, - Анну Викторовну украли, а Лизхен в больнице. Плечо прострелено, но жива, слава богу.
- Ты отправляйся к ней, а я займусь поисками Анны, - Яков Платонович круто повернулся на каблуках, но далеко уйти не успел.
Во двор зашёл длинный белобрысый парень, огляделся по сторонам, а затем уверенно направился к Штольману, окинул его внимательным взглядом и не столько спросил, сколько подтвердил свою догадку:
- Вы Штольман, Яков Платонович.
- Он самый, - Яков холодно смотрел на посыльного, гадая, удастся ли проследить за ним. Мальчишка явно уличный, а значит, ловкий и хитрый, иные до таких лет не доживают, замерзают в первую же зиму или погибают весной от голода.
- Вам письмо, - парень протянул аккуратно сложенное послание, - от господина Увакова. Он сказал, Вы его знаете.
Штольман коротко кивнул, подтверждая знакомство.
- На словах велено передать, что ежели Вы чудить начнёте, то одним медиумом на сём грешном свете станет меньше, - парень усмехнулся, сплюнул под ноги. – Прощевайте, барин, ответа велено не ждать.
Гонец вальяжно направился со двора, полный осознания собственной важности. Слежки он не боялся, точно зная, сможет уйти от любого хвоста. Только вот на светлоголового мальчонку, шмыгнувшего следом, внимания не обратил. Правду говорят, малышня она как воробьи, на них никто не смотрит, ежели под ногами не путаются.
Яков Платонович развернул записку, написанную чётким каллиграфическим почерком, коим так гордился господин Уваков. Послание гласило: «Яков Платонович, в пору нашего знакомства в Петербурге, Вы увлекались игрой в карты. Сейчас я предлагаю нам, двум давним приятелям, встретиться и сыграть партеечку. Отказываться, равно как и горячиться, не советую, на кону жизнь Вашей супруги. Мой человек будет ждать Вас сегодня в 19.00 у калитки дома пани Эрезы. Если опоздаете, не придёте или будете не один, то Ваша супруга умрёт. Надеюсь на Ваше благоразумие.»
Подписи не было, да она была и не нужна, Штольман прекрасно понял, от кого письмо.
- Яков? – Андриш настороженно смотрел на друга. – Дурные вести?
Яков Платонович молча протянул записку. Князь быстро пробежал её глазами, потом перечитал ещё раз, уже более внимательно и присвистнул:
- История… И что ты намерен делать?
- До семи искать Анну, а потом, если не найду, где Уваков её прячет, вернусь сюда.
Князь Лисовский так и вскинулся, словно полковая лошадь, услышавшая звук горна:
- С ума сошёл? Тебя убьют, тем дело и кончится!
- А что ты предлагаешь?! – рявкнул Яков и уже тише продолжил. – У него Анна и церемонится он точно не будет.
- Я пойду с тобой.
- Нет, это слишком опасно. Лучше отправляйся к Лизхен, узнай, как она и будь рядом с ней. Кто знает, может, Уваков захочет закончить начатое и попытается её убить.
- Но… - начал было князь, но Штольман прервал его решительным взмахом руки:
- Никаких но!
Яков Платонович призывно махнул рукой извозчику и негромко назвал ему адрес панны Касинской. Дама отличалась ревностью, поэтому вряд ли Илья Петрович дерзнул бы оставить у неё Анну, но, может, удастся напасть на след Увакова? Такого эффектного мужчина панна точно не пропустит, всенепременно попытается залучить к себе.
***
День прошёл в бесплодной, не приносящей ни малейшего утешения, беготне.
