- Резвый, ко мне, - окрикнул пса егерь, выходя из-за деревьев и с лёгкой настороженностью глядя на гостей. – А-а-а, это Вы, Яков Платонович, да ещё и с Анной Викторовной, если мне глаза не изменяют. Резвый, кому сказал, ко мне, живо!
Пёс виновато прижал уши, вздохнул, глядя на Якова, мол, очень рад встрече и охотно ещё бы пообнимался, да хозяин зовёт, хвостом пушистым качнул и со всех ног к егерю бросился, ему лапы на плечи вскинул, да и принялся звонко заливисто новостями делиться.
- Не голоси, - Ермолай шлёпнул пса по боку, - лес шуму не любит.
- Здравствуйте, Ермолай Алексеевич, - Анна улыбнулась егерю, чувствуя себя под его внимательным, словно бы насквозь просвечивающим взглядом наивной девчонкой, а ведь замужняя дама уже!
- И Вам не хворать, Анна Викторовна, - поклонился егерь, разом заприметив и обручальные кольца, и то, что нежных чувств друг к другу гости и не думали скрывать. – Полагаю, вас поздравить можно?
Яков улыбнулся, привлёк жену к себе:
- Благодаря тебе, Ермолай.
Егерь усмехнулся, головой покачал:
- Это Вы, Яков Платонович, что-то путаете, не было ничего. Я всего лишь одно письмо Анне Викторовне принёс, а дальше Вы с ней уж сами сговаривались, без меня.
- Вы Якову жизнь спасли, - выпалила Анна, глядя на егеря лучистыми голубыми глазами.
Ермолай Алексеевич приподнял кустистые брови:
- Разве я? Раны Якова Платоновича лекарь из скита пользовал, приют отец Никодим дал, а я, считай, ничего и не делал.
Штольман улыбнулся:
- А кто меня в скит раненого на своей спине принёс? Или не ты?
Егерь внимательно посмотрел на следователя, спросил негромко так, задушевно, трепля млеющего от ласк хозяина Резвого по ушам:
- А разве Вы, Яков Платонович, иначе бы поступили? Бросили бы раненого на погибель?
Штольман вспомнил безумца магнетизёра, величавшего себя магистром и дерзнувшего украсть Анну Викторовну, дабы с её помощью вызвать дьявола, и сказал, словно отрубил:
- От человека зависит.
- Так, ить, и я далеко не всем помогаю, - усмехнулся Ермолай. – Так что, Анна Викторовна, не надо на меня как на святого старца взирать, я человек земной, обычный и ничто земное мне не чуждо. И вообще, не стоит на пороге беседы вести, милости прошу в мой дом.
В сторожке егеря оказалось тепло и чисто, в кружевной салфетке на столе, букету первых весенних полевых цветов в щербатом кувшине и других, нетренированному взгляду неприметных, мелочах ощущалось присутствие заботливых женских рук. Ермолай, украдкой покосившись на гостей, сдёрнул с сиденья широкой лавки женский белый платок, хорошо знакомый Анне и Якову по делу о погибшем в лесу студенте, и поспешно засунул его себе за пазуху. Штольман сделал вид, что манёвра егеря не заметил, пусть его, они с Софьей Николаевной не дети малые, сами во всём разберутся, без советчиков.
Ермолай, изредка цыкая на вертящегося под ногами пса, споро накрыл на стол, опять-таки словно бы между делом задвинув подальше цветы и, чуть смущённо махнув рукой, провозгласил:
- Прошу за стол.
- А Алексей Елагин сюда часто заходит? – вопрос Якова Платоновича, заданный спокойным тоном, словно бы лишь для поддержания разговора, заставил егеря смутиться и плечом неопределённо повести:
- Да так, случается, заглядывает. Он же охоту любит, а какой же охотник к егерю не заскочит. Про дичь там узнать, али ещё чего.
- Как он, успокоился ли после смерти Дарьи? – Анна Викторовна с сочувствием посмотрела на егеря, тот рукой махнул с досадой:
- Да какое там… Словно приворожила его та змея, прости господи. О женитьбе и слышать ничего не хочет, хоть Софья… - Ермолай споткнулся, кашлянул, - Николаевна всё чаще и чаще наседает, что, мол, внуки ей нужны. Причём не абы какие, а в законном браке рождённые.
Штольман усмехнулся грустно и иронично одновременно:
- Да, законный брак многое прикрыть может, детей, не от мужа рождённых, тоже.
Ермолай нахмурился, посуровел:
- Это Вы сейчас о чём, Яков Платонович? Что-то я Вас не пойму.
- Да так, подумалось, что дети, рождённые от любимого мужчины, материнскому сердцу ближе и роднее тех, что родились от нелюбимого, пусть и законного мужа, - Яков выразительно посмотрел на егеря.
Ермолай крякнул, бороду пригладил, головой покачал:
- Ох, и умный же Вы, Яков Платонович, чисто бес, прости господи. Ничего от Вас не скроешь!
Анна притихла, навострив ушки, и стараясь ни единого слова из загадочного, лишь мужчинам понятного, разговора не пропустить.
- Алексей знает?
- Нет, - Ермолай отрицательно покачал головой, - ни к чему ему подобное знать, он и так после смерти этой змеи пришибленный ходит. Да и, ежели по совести рассудить, что ему сие знание принесёт, окромя лишней боли?
Штольман кивнул. Ему знание о том, что он плод страсти внебрачной, никакой радости не принёс, одну только горечь и отстранённость от семьи. Если бы не Анна, кто знает, смог бы он вернуть тёплые отношения с братьями и сестрой? Нет, наверное. Так что, прав Ермолай Алексеевич, не стоит Алексею Елагину знать, что он сын Ермолая, ни к чему подобные сведения ни ему, ни кому-либо другому.
- А Владимир где?
Егерь нахмурился:
- Да бог его знает. Алексей говорил, что писал сначала из Петербурга, потом вроде как из Москвы, а потом и вовсе куда-то на Волгу-матушку подался. Гонит его по жизни, словно лист сухой, никак себе покоя не найдёт, добро, что на Алексея больше не искушается.
- А как здоровье Софьи Николаевны? – спрашивая, Анна внимательно смотрела на егеря и приметила всё: засиявшие нежностью глаза, чуть приметную ласковую улыбку, прячущуюся в бороде, точно солнечный луч в чаще леса и даже разом потеплевший голос, в коем засквозила ласка, для сильного мужчины редкая, а потому и ценимая особо.
- Благодарение богу, здорова, - Ермолай кашлянул, укрывая от наблюдательных, пожалуй, даже излишне наблюдательных, гостей свою минутную слабость.
- Поклон ей передавайте, - Анна Викторовна улыбнулась и чинно, то-то бы Мария Тимофеевна порадовалась, поднялась из-за стола. – Благодарим за приют и угощение, Ермолай Алексеевич, теперь ждём к нам в гости с ответным визитом.
Егерь смутился, затормошил уши прижавшегося к ноге пса:
- Да не по чину мне в гости-то расхаживать.
- По чину, - тихо и серьёзно возразила Анна, - Вы Яше жизнь спасли.
Ермолай окончательно смутился, даже запыхтел, точно ёжик и дабы поскорее переменить тему, предложил прогулку по лесу. Яков и Анна согласились, благо, и погода позволяла, да и настроение было вполне подходящее. Ни егерь, ни Штольман с супругой даже не подозревали, что безоблачная прогулка – это начало нового расследования, полного семейных тайн, коварства и беспощадной жестокости.
Первым беду почуял Резвый, коего Ермолай, дабы не пугать садящихся в гнёзда птиц, держал строго подле себя, при каждой попытке бегства звучно шлёпая по боку. Пёс остановился, жадно принюхиваясь, вскинул уши, взъерошил шерсть на загривке и коротко рыкнул.
- Волка что ли почуял? – Ермолай поправил ремень, на котором висело охотничье ружьё и зорко огляделся по сторонам. – Так я их, паразитов, прошлой зимой отсюда шуганул.
- Может, оборотень опять объявился? – хмыкнул Штольман, насмешливо поглядев на Анну.
- Между прочим, легенда имела под собой реальную историю, - возмутилась Анна Викторовна. – А ты мне, как всегда, не верил!
Резвый ещё раз принюхался, а затем опустил морду к земле и длинно тоскливо завыл, а потом сорвался с места и мохнатой стрелой помчался куда-то прямо через кусты. В небо, с оглушительными криками, взмыли перепуганные птицы, на землю градом посыпались сухие веточки и прочий мелкий мусор, у ног Якова плюхнулось старое гнездо с кое-где торчащими из него перьями.
- Резвый, - крикнул Ермолай, звучно хлопнув себя ладонью по бедру, - а ну, назад! Назад, кому говорю! Вот шебутное создание, нет, он у меня дождётся, посажу его, паразита, на цепь!
Анна прижала ладошку к губам, вспомнив одну из примет тётушки Липы, коя была, как её папенька называл, буквально кладезем народной мудрости и в каждом чихе могла найти предзнаменование:
- Собака воет к покойнику.
- Думаю, нам стоит отправиться за Резвым, - Яков Платонович в приметы не верил, но прекрасно понимал, что просто так хорошо натренированный пёс срываться и убегать не станет. А значит, что-то случилось. И вряд ли это что-то хорошее.
Ермолай беззвучно шевельнул губами. Будь он один или хотя бы лишь с господином Штольманом, егерь не стал бы сдерживать раздражение и тревогу, осколком поселившуюся в душе, но присутствие Анны Викторовны вынуждало держать язык на привязи.
- Идёмте, - буркнул Ермолай, - только тихо, мало ли, что стряслось.
Егерь шёл по лесу быстро и уверенно, без труда находя еле заметные глазу тропинки и прислушиваясь к голосу Резвого, звучащему то ближе, то дальше, заходящемуся в вымораживающем душу вое или же срывающемуся на свирепый лай.
«И чего опять на месте той проклятой сторожки сделалось? – мрачно думал Ермолай, поправляя ружьё. – Ведь после смерти того студентика пришлого сожгла её Софья, ан нет, проклятое место опять беду принесло! Священника что ли позвать, чтобы он освятил там всё? Так-ить, может и не поехать, виданное ли дело, лес святить!»
Яков Платонович поймал жену за руку, выразительно прижал палец к губам. Лай Резвого звучал совсем близко.
- Тише, - прошептал Ермолай, поворачиваясь к Штольману и Анне, - мы совсем рядом. Ждите здесь, я схожу, посмотрю, что там.
- Я с тобой, - не терпящим возражений тоном ответил Яков Платонович, - а Анна здесь останется.
Анна Викторовна возмущённо вскинулась, но под суровым взглядом мужчин сникла и обиженно отвернулась. Вот всегда так, самое интересное происходит без неё!
- Э-ге-гей, - зычно закричал Ермолай, специально шумно топая и хрустя ветками, - кто тут озорничает? А ну, выходи, пока из ружья не пальнул!
Яков Платонович проверил оружие, вышел следом за егерем на поляну, где мрачно топорщился остов сгоревшей сторожки, и замер, осматриваясь.
- Не надо стрелять, - граф Андрей Александрович Солнцев примирительно вскинул руки, - лучше городовых зовите.
- Итить, - пробормотал Ермолай, глядя на лежащую на земле девицу, неподвижность коей рождала самые мрачные предположения. – Это ты, супостат её загубил?!
- Если я скажу нет, это что-то изменит? – устало огрызнулся Андрей Александрович и кивнул Штольману. – Яков Платонович, не ожидал увидеть Вас так скоро.
Яков склонился над девушкой, чья шея была туго стянута шёлковым платком, по виду мужским, всмотрелся в широко распахнутые светло-серые глаза, в коих застыла смертная мука и коротко приказал:
- Ермолай, зови городовых и доктора.
- Доктор ей уже не поможет, - проворчал егерь и не сдержался, погрозил Солнцеву кулаком. – У-у-у, зверь, загубил девицу! Резвый, пошли!
Пёс, который до этого сосредоточенно вычёсывался, сидя так, чтобы видеть всех людей на поляне, тряхнул головой, рыкнул на Андрея Александровича, вильнул хвостом Якову Платоновичу, жалобно поскулил над убиенной, а потом бодро побежал по тропинке. Следом за ним пошёл и Ермолай, пообещав Якову Платоновичу забрать Анну Викторовну и всенепременно проводить её в город. Штольман лишь усмехнулся, он точно знал, что его жену от расследования будет не отстранить.
- Андрей Александрович, может, объясните, как Вы здесь оказались? – Яков Платонович самым тщательным образом осматривал место преступления, дабы не упустить из виду ни малейшего следа, способного изобличить преступника, кем бы тот ни был.
Солнцев тяжело вздохнул и опустился на трухлявое бревно:
- Меня сюда пригласили.
- И кто же, позвольте узнать?
- Екатерина Васильевна, - Андрей Александрович кивнул на убитую, - мальчишка-посыльный передал от неё записку.
- Записка при Вас?
Солнцев коротко кивнул и протянул Штольману сильно надушенный сложенный вчетверо листок белоснежной бумаги, глянцевитой и шелковистой на ощупь. Яков Платонович развернул послание, морщась от приторно-сладкого запаха, источаемого листом, и вчитался в округлые, щедро украшенные завитками, буквы. Записка была краткой: «Мой милый Андрей, прошу тебя сегодня в полдень быть там, где мы впервые познали чувственный восторг. Я буду ждать тебя, если понадобится, целую вечность. Твоя Китти».
Яков вспомнил, как сияли глаза Юленьки, когда она смотрела на Андрея, и невольно стиснул листок сильнее. Вот, значит, как…
- Не было у меня ничего с Екатериной, - голос графа прозвучал твёрдо, словно он присягу в суде давал. – И быть не могло.
- Тогда что же Вы здесь делаете? – взгляд Якова Платоновича заледенел.
Андрей Александрович вскочил на ноги:
- Забрать её пришёл. Екатерина Васильевна девица настырная, и она действительно без меня никуда отсюда не ушла, а лес, согласитесь, не самое безопасное место для девушек, пусть и… весьма своеобразных.
Штольман выразительно приподнял бровь.
- Знаю, всё выглядит так, словно я её соблазнил, потом заманил сюда и задушил, тем более, что платок тоже мой, я этого не скрываю.
- И платок Ваш? – Яков Платонович жёстко усмехнулся. – Интересно.
- Да, мой. И мотив для убийства у меня есть, даже два мотива: во-первых, она за мной бегала и тем самым страшно докучала, а во-вторых, она одна из наследниц господина Волкова, - Андрей взъерошил волосы. – Я знаю, всё против меня, но, поверьте, я не убивал. Когда я пришёл, Екатерина уже была мертва!
- Почему же Вы не вызвали полицию?
- Не успел! В первый миг я растерялся, потом бросился проверять, жива ли Екатерина, потом на меня налетел этот слюнявый пёс, вылизавший меня с ног до головы, а там и вы с егерем подошли.
Солнцев устало опустился обратно на бревно:
- Об одном прошу: отцу моему не сообщайте, ему волноваться вредно, сердце слабое стало.
- А Ваша собственная участь Вас не беспокоит? – усмехнулся Яков Платонович, внимательно глядя на графа.
Тот в ответ лишь плечами пожал:
- А чего беспокоиться-то? Я же не ребёнок, сам адвокатом сколько раз выступал, цену уликам и мотивам знаю. Если следователь в поиске истины заинтересован не будет, осудят меня за убийство и отправят на каторгу. Доказательств моей невиновности-то нет.
Штольман пождал губы. В голове его вертелось, если перефразировать столь любимого сестрицей классика: «Убивал или не убивал, вот в чём вопрос?» Одно можно утверждать совершенно точно: охота за наследством началась, и она, если судить по первой жертве, будет жестокой.
Дело № 3. Достойный наследник. Отравлена и задушена
Ермолай, как обычно, не подвёл, споро обернулся, приведя с собой к сгоревшей сторожке и городовых, под предводительством Коробейникова, и доктора. Александр Францевич в своей несколько сдержанной, полной внутреннего достоинства манере поприветствовал Штольмана и Анну и сразу же приступил к осмотру убиенной, Антон Андреевич же с присущей и так до конца пока и не выветрившейся юношеской порывистостью воскликнул, сияя широкой, несколько смущённой улыбкой:
- Яков Платонович, Анна Викторовна, рад снова видеть вас в Затонске!
- Доброе утро, Антон Андреевич, - Штольман крепко пожал руку своему бывшему помощнику, покосился на убитую и со вздохом добавил, - хотя не для всех оно таковое.
- Здравствуйте, Антон Андреевич, - Анна также протянула Коробейникову руку и тепло улыбнулась.
Пёс виновато прижал уши, вздохнул, глядя на Якова, мол, очень рад встрече и охотно ещё бы пообнимался, да хозяин зовёт, хвостом пушистым качнул и со всех ног к егерю бросился, ему лапы на плечи вскинул, да и принялся звонко заливисто новостями делиться.
- Не голоси, - Ермолай шлёпнул пса по боку, - лес шуму не любит.
- Здравствуйте, Ермолай Алексеевич, - Анна улыбнулась егерю, чувствуя себя под его внимательным, словно бы насквозь просвечивающим взглядом наивной девчонкой, а ведь замужняя дама уже!
- И Вам не хворать, Анна Викторовна, - поклонился егерь, разом заприметив и обручальные кольца, и то, что нежных чувств друг к другу гости и не думали скрывать. – Полагаю, вас поздравить можно?
Яков улыбнулся, привлёк жену к себе:
- Благодаря тебе, Ермолай.
Егерь усмехнулся, головой покачал:
- Это Вы, Яков Платонович, что-то путаете, не было ничего. Я всего лишь одно письмо Анне Викторовне принёс, а дальше Вы с ней уж сами сговаривались, без меня.
- Вы Якову жизнь спасли, - выпалила Анна, глядя на егеря лучистыми голубыми глазами.
Ермолай Алексеевич приподнял кустистые брови:
- Разве я? Раны Якова Платоновича лекарь из скита пользовал, приют отец Никодим дал, а я, считай, ничего и не делал.
Штольман улыбнулся:
- А кто меня в скит раненого на своей спине принёс? Или не ты?
Егерь внимательно посмотрел на следователя, спросил негромко так, задушевно, трепля млеющего от ласк хозяина Резвого по ушам:
- А разве Вы, Яков Платонович, иначе бы поступили? Бросили бы раненого на погибель?
Штольман вспомнил безумца магнетизёра, величавшего себя магистром и дерзнувшего украсть Анну Викторовну, дабы с её помощью вызвать дьявола, и сказал, словно отрубил:
- От человека зависит.
- Так, ить, и я далеко не всем помогаю, - усмехнулся Ермолай. – Так что, Анна Викторовна, не надо на меня как на святого старца взирать, я человек земной, обычный и ничто земное мне не чуждо. И вообще, не стоит на пороге беседы вести, милости прошу в мой дом.
В сторожке егеря оказалось тепло и чисто, в кружевной салфетке на столе, букету первых весенних полевых цветов в щербатом кувшине и других, нетренированному взгляду неприметных, мелочах ощущалось присутствие заботливых женских рук. Ермолай, украдкой покосившись на гостей, сдёрнул с сиденья широкой лавки женский белый платок, хорошо знакомый Анне и Якову по делу о погибшем в лесу студенте, и поспешно засунул его себе за пазуху. Штольман сделал вид, что манёвра егеря не заметил, пусть его, они с Софьей Николаевной не дети малые, сами во всём разберутся, без советчиков.
Ермолай, изредка цыкая на вертящегося под ногами пса, споро накрыл на стол, опять-таки словно бы между делом задвинув подальше цветы и, чуть смущённо махнув рукой, провозгласил:
- Прошу за стол.
- А Алексей Елагин сюда часто заходит? – вопрос Якова Платоновича, заданный спокойным тоном, словно бы лишь для поддержания разговора, заставил егеря смутиться и плечом неопределённо повести:
- Да так, случается, заглядывает. Он же охоту любит, а какой же охотник к егерю не заскочит. Про дичь там узнать, али ещё чего.
- Как он, успокоился ли после смерти Дарьи? – Анна Викторовна с сочувствием посмотрела на егеря, тот рукой махнул с досадой:
- Да какое там… Словно приворожила его та змея, прости господи. О женитьбе и слышать ничего не хочет, хоть Софья… - Ермолай споткнулся, кашлянул, - Николаевна всё чаще и чаще наседает, что, мол, внуки ей нужны. Причём не абы какие, а в законном браке рождённые.
Штольман усмехнулся грустно и иронично одновременно:
- Да, законный брак многое прикрыть может, детей, не от мужа рождённых, тоже.
Ермолай нахмурился, посуровел:
- Это Вы сейчас о чём, Яков Платонович? Что-то я Вас не пойму.
- Да так, подумалось, что дети, рождённые от любимого мужчины, материнскому сердцу ближе и роднее тех, что родились от нелюбимого, пусть и законного мужа, - Яков выразительно посмотрел на егеря.
Ермолай крякнул, бороду пригладил, головой покачал:
- Ох, и умный же Вы, Яков Платонович, чисто бес, прости господи. Ничего от Вас не скроешь!
Анна притихла, навострив ушки, и стараясь ни единого слова из загадочного, лишь мужчинам понятного, разговора не пропустить.
- Алексей знает?
- Нет, - Ермолай отрицательно покачал головой, - ни к чему ему подобное знать, он и так после смерти этой змеи пришибленный ходит. Да и, ежели по совести рассудить, что ему сие знание принесёт, окромя лишней боли?
Штольман кивнул. Ему знание о том, что он плод страсти внебрачной, никакой радости не принёс, одну только горечь и отстранённость от семьи. Если бы не Анна, кто знает, смог бы он вернуть тёплые отношения с братьями и сестрой? Нет, наверное. Так что, прав Ермолай Алексеевич, не стоит Алексею Елагину знать, что он сын Ермолая, ни к чему подобные сведения ни ему, ни кому-либо другому.
- А Владимир где?
Егерь нахмурился:
- Да бог его знает. Алексей говорил, что писал сначала из Петербурга, потом вроде как из Москвы, а потом и вовсе куда-то на Волгу-матушку подался. Гонит его по жизни, словно лист сухой, никак себе покоя не найдёт, добро, что на Алексея больше не искушается.
- А как здоровье Софьи Николаевны? – спрашивая, Анна внимательно смотрела на егеря и приметила всё: засиявшие нежностью глаза, чуть приметную ласковую улыбку, прячущуюся в бороде, точно солнечный луч в чаще леса и даже разом потеплевший голос, в коем засквозила ласка, для сильного мужчины редкая, а потому и ценимая особо.
- Благодарение богу, здорова, - Ермолай кашлянул, укрывая от наблюдательных, пожалуй, даже излишне наблюдательных, гостей свою минутную слабость.
- Поклон ей передавайте, - Анна Викторовна улыбнулась и чинно, то-то бы Мария Тимофеевна порадовалась, поднялась из-за стола. – Благодарим за приют и угощение, Ермолай Алексеевич, теперь ждём к нам в гости с ответным визитом.
Егерь смутился, затормошил уши прижавшегося к ноге пса:
- Да не по чину мне в гости-то расхаживать.
- По чину, - тихо и серьёзно возразила Анна, - Вы Яше жизнь спасли.
Ермолай окончательно смутился, даже запыхтел, точно ёжик и дабы поскорее переменить тему, предложил прогулку по лесу. Яков и Анна согласились, благо, и погода позволяла, да и настроение было вполне подходящее. Ни егерь, ни Штольман с супругой даже не подозревали, что безоблачная прогулка – это начало нового расследования, полного семейных тайн, коварства и беспощадной жестокости.
***
Первым беду почуял Резвый, коего Ермолай, дабы не пугать садящихся в гнёзда птиц, держал строго подле себя, при каждой попытке бегства звучно шлёпая по боку. Пёс остановился, жадно принюхиваясь, вскинул уши, взъерошил шерсть на загривке и коротко рыкнул.
- Волка что ли почуял? – Ермолай поправил ремень, на котором висело охотничье ружьё и зорко огляделся по сторонам. – Так я их, паразитов, прошлой зимой отсюда шуганул.
- Может, оборотень опять объявился? – хмыкнул Штольман, насмешливо поглядев на Анну.
- Между прочим, легенда имела под собой реальную историю, - возмутилась Анна Викторовна. – А ты мне, как всегда, не верил!
Резвый ещё раз принюхался, а затем опустил морду к земле и длинно тоскливо завыл, а потом сорвался с места и мохнатой стрелой помчался куда-то прямо через кусты. В небо, с оглушительными криками, взмыли перепуганные птицы, на землю градом посыпались сухие веточки и прочий мелкий мусор, у ног Якова плюхнулось старое гнездо с кое-где торчащими из него перьями.
- Резвый, - крикнул Ермолай, звучно хлопнув себя ладонью по бедру, - а ну, назад! Назад, кому говорю! Вот шебутное создание, нет, он у меня дождётся, посажу его, паразита, на цепь!
Анна прижала ладошку к губам, вспомнив одну из примет тётушки Липы, коя была, как её папенька называл, буквально кладезем народной мудрости и в каждом чихе могла найти предзнаменование:
- Собака воет к покойнику.
- Думаю, нам стоит отправиться за Резвым, - Яков Платонович в приметы не верил, но прекрасно понимал, что просто так хорошо натренированный пёс срываться и убегать не станет. А значит, что-то случилось. И вряд ли это что-то хорошее.
Ермолай беззвучно шевельнул губами. Будь он один или хотя бы лишь с господином Штольманом, егерь не стал бы сдерживать раздражение и тревогу, осколком поселившуюся в душе, но присутствие Анны Викторовны вынуждало держать язык на привязи.
- Идёмте, - буркнул Ермолай, - только тихо, мало ли, что стряслось.
Егерь шёл по лесу быстро и уверенно, без труда находя еле заметные глазу тропинки и прислушиваясь к голосу Резвого, звучащему то ближе, то дальше, заходящемуся в вымораживающем душу вое или же срывающемуся на свирепый лай.
«И чего опять на месте той проклятой сторожки сделалось? – мрачно думал Ермолай, поправляя ружьё. – Ведь после смерти того студентика пришлого сожгла её Софья, ан нет, проклятое место опять беду принесло! Священника что ли позвать, чтобы он освятил там всё? Так-ить, может и не поехать, виданное ли дело, лес святить!»
Яков Платонович поймал жену за руку, выразительно прижал палец к губам. Лай Резвого звучал совсем близко.
- Тише, - прошептал Ермолай, поворачиваясь к Штольману и Анне, - мы совсем рядом. Ждите здесь, я схожу, посмотрю, что там.
- Я с тобой, - не терпящим возражений тоном ответил Яков Платонович, - а Анна здесь останется.
Анна Викторовна возмущённо вскинулась, но под суровым взглядом мужчин сникла и обиженно отвернулась. Вот всегда так, самое интересное происходит без неё!
- Э-ге-гей, - зычно закричал Ермолай, специально шумно топая и хрустя ветками, - кто тут озорничает? А ну, выходи, пока из ружья не пальнул!
Яков Платонович проверил оружие, вышел следом за егерем на поляну, где мрачно топорщился остов сгоревшей сторожки, и замер, осматриваясь.
- Не надо стрелять, - граф Андрей Александрович Солнцев примирительно вскинул руки, - лучше городовых зовите.
- Итить, - пробормотал Ермолай, глядя на лежащую на земле девицу, неподвижность коей рождала самые мрачные предположения. – Это ты, супостат её загубил?!
- Если я скажу нет, это что-то изменит? – устало огрызнулся Андрей Александрович и кивнул Штольману. – Яков Платонович, не ожидал увидеть Вас так скоро.
Яков склонился над девушкой, чья шея была туго стянута шёлковым платком, по виду мужским, всмотрелся в широко распахнутые светло-серые глаза, в коих застыла смертная мука и коротко приказал:
- Ермолай, зови городовых и доктора.
- Доктор ей уже не поможет, - проворчал егерь и не сдержался, погрозил Солнцеву кулаком. – У-у-у, зверь, загубил девицу! Резвый, пошли!
Пёс, который до этого сосредоточенно вычёсывался, сидя так, чтобы видеть всех людей на поляне, тряхнул головой, рыкнул на Андрея Александровича, вильнул хвостом Якову Платоновичу, жалобно поскулил над убиенной, а потом бодро побежал по тропинке. Следом за ним пошёл и Ермолай, пообещав Якову Платоновичу забрать Анну Викторовну и всенепременно проводить её в город. Штольман лишь усмехнулся, он точно знал, что его жену от расследования будет не отстранить.
- Андрей Александрович, может, объясните, как Вы здесь оказались? – Яков Платонович самым тщательным образом осматривал место преступления, дабы не упустить из виду ни малейшего следа, способного изобличить преступника, кем бы тот ни был.
Солнцев тяжело вздохнул и опустился на трухлявое бревно:
- Меня сюда пригласили.
- И кто же, позвольте узнать?
- Екатерина Васильевна, - Андрей Александрович кивнул на убитую, - мальчишка-посыльный передал от неё записку.
- Записка при Вас?
Солнцев коротко кивнул и протянул Штольману сильно надушенный сложенный вчетверо листок белоснежной бумаги, глянцевитой и шелковистой на ощупь. Яков Платонович развернул послание, морщась от приторно-сладкого запаха, источаемого листом, и вчитался в округлые, щедро украшенные завитками, буквы. Записка была краткой: «Мой милый Андрей, прошу тебя сегодня в полдень быть там, где мы впервые познали чувственный восторг. Я буду ждать тебя, если понадобится, целую вечность. Твоя Китти».
Яков вспомнил, как сияли глаза Юленьки, когда она смотрела на Андрея, и невольно стиснул листок сильнее. Вот, значит, как…
- Не было у меня ничего с Екатериной, - голос графа прозвучал твёрдо, словно он присягу в суде давал. – И быть не могло.
- Тогда что же Вы здесь делаете? – взгляд Якова Платоновича заледенел.
Андрей Александрович вскочил на ноги:
- Забрать её пришёл. Екатерина Васильевна девица настырная, и она действительно без меня никуда отсюда не ушла, а лес, согласитесь, не самое безопасное место для девушек, пусть и… весьма своеобразных.
Штольман выразительно приподнял бровь.
- Знаю, всё выглядит так, словно я её соблазнил, потом заманил сюда и задушил, тем более, что платок тоже мой, я этого не скрываю.
- И платок Ваш? – Яков Платонович жёстко усмехнулся. – Интересно.
- Да, мой. И мотив для убийства у меня есть, даже два мотива: во-первых, она за мной бегала и тем самым страшно докучала, а во-вторых, она одна из наследниц господина Волкова, - Андрей взъерошил волосы. – Я знаю, всё против меня, но, поверьте, я не убивал. Когда я пришёл, Екатерина уже была мертва!
- Почему же Вы не вызвали полицию?
- Не успел! В первый миг я растерялся, потом бросился проверять, жива ли Екатерина, потом на меня налетел этот слюнявый пёс, вылизавший меня с ног до головы, а там и вы с егерем подошли.
Солнцев устало опустился обратно на бревно:
- Об одном прошу: отцу моему не сообщайте, ему волноваться вредно, сердце слабое стало.
- А Ваша собственная участь Вас не беспокоит? – усмехнулся Яков Платонович, внимательно глядя на графа.
Тот в ответ лишь плечами пожал:
- А чего беспокоиться-то? Я же не ребёнок, сам адвокатом сколько раз выступал, цену уликам и мотивам знаю. Если следователь в поиске истины заинтересован не будет, осудят меня за убийство и отправят на каторгу. Доказательств моей невиновности-то нет.
Штольман пождал губы. В голове его вертелось, если перефразировать столь любимого сестрицей классика: «Убивал или не убивал, вот в чём вопрос?» Одно можно утверждать совершенно точно: охота за наследством началась, и она, если судить по первой жертве, будет жестокой.
Прода от 30.03.2021, 11:13
Дело № 3. Достойный наследник. Отравлена и задушена
Ермолай, как обычно, не подвёл, споро обернулся, приведя с собой к сгоревшей сторожке и городовых, под предводительством Коробейникова, и доктора. Александр Францевич в своей несколько сдержанной, полной внутреннего достоинства манере поприветствовал Штольмана и Анну и сразу же приступил к осмотру убиенной, Антон Андреевич же с присущей и так до конца пока и не выветрившейся юношеской порывистостью воскликнул, сияя широкой, несколько смущённой улыбкой:
- Яков Платонович, Анна Викторовна, рад снова видеть вас в Затонске!
- Доброе утро, Антон Андреевич, - Штольман крепко пожал руку своему бывшему помощнику, покосился на убитую и со вздохом добавил, - хотя не для всех оно таковое.
- Здравствуйте, Антон Андреевич, - Анна также протянула Коробейникову руку и тепло улыбнулась.
