Олег разочарованно махнул рукой:
- Какое там, Илья, мне от дома отказали, даже имя произносить запретили. Одним словом, опала полная.
- Не переживай, Ромео, будешь ты со своей Джульеттой, - белозубо усмехнулся Илья и, выхватив гитару, заиграл бравурный мотив, - проводим джигита песней да пляской, пусть семейная жизнь будет лаской!
- Молодые люди, - выглянул из часовни невзрачный мелко крестящийся служка, - вы бы в часовню шли, на улице не шумели. Неровен час, увидит кто али услышит, греха будет не обобраться.
- Грех – пока ноги вверх, - опять усмехнулся Илья, но друзья не сговариваясь ткнули его с двух сторон локтями в бока, чтобы он придержал не в меру длинный язык и не гневил батюшку, по крайней мере до тех пор, пока он честь по чести венчание не проведёт.
Илья охнул, но влекомый сильной дланью Платона направился в часовню, а вот Олег замешкался, нетерпеливо глядя по сторонам и прислушиваясь.
- Олег, ты чего? – Платон Платонович тоже оглянулся, услышал стук копыт и невольно напрягся, некстати вспомнив, что за такие вот самовольные браки по голове не гладят… особливо братья-следователи.
На лице жениха расплылась ясная блаженная улыбка:
- Василисушка моя едет.
Илья выразительно вздохнул, покосился на Платона, тот в ответ кивнул. Да, гибнут люди не только за металл, Отечество, а ещё и насмерть путаются в тенётах любовных, словно мало им в жизни горестей с бедствиями!
Тонконогая серая в яблоках кобылица легко влетела на двор, ставший ещё теснее, блаженно улыбающийся Олег спешно помог соскочить с седла закутанной в пушистую беличью шубку барышне и торжественно отвёл её в часовню на венчание. Илья и Платон согласно переглянулись, вздохнули молча: «Эх, пропал человек», кивнули разом и пошли следом.
Ещё довольно молодой, не утративший духа авантюрного, а потому и соглашавшийся на тайные венчания, священник честь по чести провёл все подобающие обряды, показавшиеся изнывавшим от нетерпения друзьям жениха бесконечно длинными, и разрешил молодым поцеловаться, громогласно возвестив их мужем и женой. Дрожащими руками Олег откинул фату с личика невесты, смущённо потупившей взор, неловко коснулся губами её прохладных от волнения губ.
- Получилось, - прошептал Илья и от полноты души хлопнул Платона по спине, - обвенчаны, теперь никакие родичи не помеха! Гей, гуляй, гусары!
- Не кричите, молодые люди, - недовольно проскрипел служка, но его никто и слушать не захотел.
Вся компания с шутками и смехом высыпала во двор, откуда-то появилось шампанское, зазвенели бокалы, жениху и невесте сунули специально приготовленные, щедро украшенные, доверху наполненные светло-жёлтым шипучим вином.
- За здоровье жениха и невесты трёхкратное ура! – провозгласил Илья, и Платон с готовностью подхватил:
- Ура! Ура! Ур-р-ра!!!
Тонко звякнули бокалы в руках новобрачных, жених и невеста разом, не отводя взгляда друг от друга, пригубили вина и медленно, без единого стона или вздоха осели на грязноватый затоптанный снег.
- Чего это они? – боязливо прошептал выглянувший из часовни батюшка, осеняя себя крёстным знамением. – Сомлели никак?
Платон Платонович быстро склонился к новобрачным, заглянул в их медленно стекленеющие глаза, тщетно попытался нашарить пульс и, подняв взгляд на замершего рядом Илью, отрубил:
- Кончены. Оба.
Священник перекрестился и забормотал молитву, Илья тряхнул чёрной кудлатой башкой и ринулся к коню.
- Стой, ты куда?! – крикнул Платон, бросаясь следом за другом.
- Доктора надо, может, ещё не поздно.
Платон Платонович посмотрел на новобрачных, на лицах коих даже смерть не стёрла ясной улыбки блаженства, и сумрачно добавил:
- Полицию тоже стоит вызвать.
Как мечтает провести вечер мужчина, счастливый в браке? Правильно, в компании своей обожаемой супруги, да чтобы непременно чуть слышно потрескивал огонь в камине, чтобы блестящий, бросающий блики в разные стороны самовар пыхтел на столе, а к нему разноцветной стайкой, словно утята к матери, жались пузатые чашечки. Чтобы на полу весело гонял свёрнутый шариком конфетный фантик котёнок, чтобы все хлопоты суетного дня отошли в сторону, отдав вечеру самые благостные, пропитанные умилением и спокойствием часы. Только вот не зря мудрые люди говорят, что самый верный способ рассмешить небеса – это рассказать им о своих планах. Яков Платонович с Анной Викторовной только-только после неспешного ужина расположились в гостиной за шахматной доской (в среде заядлых шахматистов Аннушка быстро приохотилась к этой изысканной забаве), как дверь распахнулась на всю ширину, звучно грохнув о стену. На пороге появился бледный и запыхавшийся, словно на нём дюжина ведьм каталась, не меньше, Платон Платонович, который даже не сбросив верхнюю одежду плюхнулся в кресло и выпалил:
- Яков, тебе нужно срочно ехать со мной, только, умоляю, не спрашивай ничего, дело не терпит отлагательств!
Бровь Якова Платоновича выразительно приподнялась, в серых глазах сверкнула сталь, в голосе чуть слышно громыхнули раскаты надвигающейся грозы:
- И вот что ты… - Яков покосился на насторожившуюся Анну, готовую в любой момент сорваться с места и броситься на поиски неизведанного, и благоразумно решил все вопросы отложить. Да и головомойку лучше устраивать вдали от сострадательной супруги, вмешательство коей сведёт на нет весь воспитательный эффект планируемой выволочки.
- Хорошо, едем.
- Я с вами! – мячиком подскочила Анна, но мужчины были единодушны:
- Нет!
- Анна Викторовна, поверьте мне, зрелище не для Вашего нежного сердца, - выпалил Платон, и Яков окончательно простился с тихим семейным вечером.
- Анна, это может быть небезопасно, - попытался урезонить супругу господин Штольман, но с тем же успехом можно было заклинать огонь утихнуть и ничего не разрушать.
- В вашей компании я ничего не боюсь, - решительно произнесла Анна Викторовна и тут же умильно заглянула в глаза мужу, прекрасно зная всю безотказность данного способа, - кроме того, я тоже волнуюсь за тебя. И, честное слово, ни во что вмешиваться не стану, просто побуду рядом. Можно? Пожа-а-алуйста.
Яков глубоко вздохнул, собирая в кулак остатки самообладания, и решительно произнёс, словно точку поставил:
- Нет.
Анна горестно хлюпнула носиком, но господин следователь остался непреклонен. Каблуками щёлкнул, повернулся крутенько, мало искры из-под каблука не прыснули, и вышел, коротко кивнув Платону Платоновичу, чтобы следовал за ним. Анна Викторовна с досадой кулачком по столику ударила, губку прикусила. Случись вся катавасия в Затонске, она не задумываясь отправилась бы следом, благо там городок маленький, серьёзных происшествий наперечёт, да и городовые все знакомые, без разговоров пропустили бы, куда угодно, даже вопреки приказу Якова Платоновича. Петербург же город большой, тут мчаться невесть куда, да ещё и на ночь глядя, рискованно, опять же толком не ясно, что приключилось, Платон Платонович ничего не рассказал, а Яков, как назло, не спросил. Анна опять кулачком шлёпнула. Экая досада, право слово!
- Коли муж любимый ничего не говорит, родственников можно спросить, - тётка Катерина эффектно появилась из воздуха прямо напротив Аннушки, упёрла ручки в бока, глянула насмешливо.
- Тётушка, - Анна Викторовна готова была расцеловать свою родственницу, - что случилось?!
Взгляд Катерины омрачился, меж бровей залегла резкая складка, коей при жизни все домочадцы пуще огня страшились:
- Душегубство, милая, безжалостное и циничное.
- Катерина, может, не стоит волновать девочку? – неодобрительно спросила бабушка, укоризненно качая головой.
- Я уже взрослая! – возмутилась Анна.
- Тебе волноваться вредно, - отрезала бабуля.
Катерина покачалась с пятки на носок, лоб поморщила, а потом насмешливо на племянницу взглянула и рукой махнула:
- Да ладно, чего уж там… Всё равно узнает, рано или поздно.
Анна Викторовна с готовностью закивала, всем своим видом демонстрируя непреклонную решимость докопаться до самой сути. Матушка в таких случаях страдальчески морщилась и утверждала, что Анна – невозможный ребёнок, отец чуть приметно улыбался, а дядюшка неизменно взгляд отводил, а потом обязательно к племяннице в комнату наведывался, дабы узнать, что она опять затевает.
Катерина наморщила нос, глядя на племянницу как на ползущего мимо таракана: мол, сразу пришлёпнуть или не трогать, чтобы потом пол не отчищать, головой покачала. Анна молитвенно сложила ручки, умоляюще глядя на призрачных родственников, без помощи которых ей, хоть плачь, было не справиться.
- Только, чур, потом не жаловаться и шибко не скорбеть, а то твой муж нас точно пеплом по ветру развеет, даром, что в духов верит с большо-о-ой натяжкой, - строго потребовала бабушка. – Давай, Катерина, показывай.
- Правильно, как гадости, так сразу Катерина, - проворчала тётка и строго погрозила Анне Викторовне пальцем. – Только уговор: сильно в видения не погружаться, иначе дурно станет.
Аннушка с готовностью кивнула. Призрачные родственники сим напускным смирением не впечатлились, однако же вредничать более не стали, вздохнули слаженно, а потом мягко, плавно, дабы, оборони господь, не навредить, открыли пред Анной Викторовной картины прошлого.
Анна увидела молодую прелестную девушку, стоящую, словно первая христианка в кругу римских патрициев, пред почтенным обществом. Одна молодая дама смотрела на барышню с состраданием и сожалением, но, увы, кроме неё больше никто не спешил проникаться девичьими желаниями, наоборот, остальные дамы и господа взирали сверху-вниз с нескрываемым осуждением и презрением.
- Олег Петрович вполне достойный, - дрожащим от слёз голосом твердила барышня, но тут седой старик, сидящий в глубоком кресле, словно медведь в берлоге, властно взмахнул рукой:
- Довольно! Мы утомились выслушивать твои романтические бредни. Дарья, я не ошибся, когда утверждал, что ты никудышная мать и не сможешь воспитать достойно дочь. Полюбуйся, она смеет перечить старшим! Вот к чему приводит это потакание капризам!
- Василиса молода, - попыталась было вступиться привлекательная дама, но высохшая, точно надломленная ветка, барыня с пожелтевшим от постоянных хворостей лицом прервала её стонущим, словно ветер в непогоду, голосом:
- Прекрати, Прасковья. Тимофей Макарович прав, я слишком избаловала дочь. Что ж, ещё не поздно всё исправить. Глашка! Отведи барышню в покои да запри хорошенько! Седмицу, пока жених не приедет, она проведёт под замком.
- Маменька! – Василиса бросилась к матери, но та заслонилась от неё рукой, точно от нечистой силы.
- Прочь! Ступай, своевольница неблагодарная, прочь, бесстыдница!
Тётка Катерина, наблюдавшая вместе с Анной за происходящим, не вытерпела, приблизила губы к самому уху племянницы и зашептала:
- Ну что, убедилась, что твои родители ещё очень даже по-божески поступали? Тебя-то никто силком за Разумовского не отдавал, даром, что тот князь!
- Ещё бы Маша своевольничать стала, - сердито прогудела бабушка, - уж я бы ей устроила!
- Дамы, я, конечно, страшно извиняюсь, - Иван Афанасьевич изобразил поклон, в котором даже самая восторженная и романтичная барышня без труда бы насмешку определила, - но, может, прекратим пересудами заниматься и перейдём к делам сурьёзным?
- С чегой-то ты это, милый друг, вдруг засерьёзничал? – фыркнула Катерина, меряя родственника пренебрежительным взглядом.
Иван Афанасьевич почесал кончик носа, улыбнулся сконфуженно:
- Смешно сказать, барышню погибшую жалко. И поднялась же рука у супостата в самый что ни на есть венчальный день извести!
Родственники единодушно покивали и растаяли, оставив Аннушку созерцать рыдания несчастной Василисы. Правда, долго предаваться слезам барышня не стала, к столу порхнула, листок чистый из записной книжки выдернула и застрочила так, что даже чернила из-под пера брызнули. Закончив писать, Василиса оглянулась по сторонам, чуть слышно поцокала. Из-под кровати вылез небольшой лохматый пёсик, сладко потянулся, зевнул и сел у ног хозяйки, преданно глядя ей в лицо и умильно повиливая хвостиком.
- Отнеси записку Олегу, - прошептала барышня, почёсывая пёсика за ушком, - только будь осторожен, крадись, чтобы тебя никто не видел.
Пёсик коротко тявкнул и подошёл к двери, нетерпеливо поглядывая на неё и время от времени царапая. Василиса подошла к столу, нетерпеливо позвонила в маленький серебряный колокольчик.
Не прошло и пяти минут, как дверь открылась, явив пышнотелую девицу в форме горничной. Девушка почтительно присела, по сторонам огляделась и в комнату шмыгнула, спросила приглушённо:
- Чего желаете, барышня?
- Отведи Чапу на прогулку, - приказала Василиса.
Горничная глянула понимающе, опять присела, ответила кратко:
- Будет исполнено, барышня. Сей момент всё сделаю, не извольте беспокоиться. Ужинать будете?
- Потом, - отмахнулась девушка.
Служанка подхватила пёсика на руки и вышла, в замке непреклонно щёлкнул ключ.
Видение не прервалось, оно перетекло в другое так мягко и плавно, что Анна Викторовна сего даже не заметила, лишь удивлённо глаза распахнула, когда вместо девичьей комнаты разглядела полутёмные покои. Царивший в апартаментах беспорядок явно свидетельствовал о том, что живёт здесь холостяк, а гордо возлежащие на столе шпоры, а также небрежно брошенный на спинку стула мундир говорили о том, что комната принадлежит военному.
«Да это же Олег Петрович, друг Платона Платоновича! - ахнула Аннушка, разглядев хозяина покоев, склонившегося над лампой и читающего принесённую псом записку. – Так вот, значит, в кого Василиса влюблена!»
Закончив читать послание, Олег пылко прижал его к губам, подошёл к окну, прошёлся по комнате в глубоком волнении, а затем решительно сел за стол и принялся писать ответ. Послание было кратким, Анна Викторовна без труда смогла его прочесть (вот всегда бы так было, а то иной раз от духов и слова не дождёшься!).
«Ангел мой, - гласила записка, - Ваше письмо вернуло меня к жизни. Уже завтра ночью я смогу назвать Вас своей супругой, и никто не сможет вырвать Вас из моих объятий. Вы решились, что может быть прекраснее! Завтра, как меж нами уже было условлено, проситесь с тёткой своей Прасковьей Макаровной на богомолье. Ваши родители хоть и суровы, а препятствовать Вашему общению с богом не станут. О дальнейшем Вы помните, писать не стану, сие послание и так опасно, коли в чужие руки попадёт. Целую Вас, мой ангел, многократно, вечно Ваш О.»
И опять видение перетекло в другое, словно кто-то незримый страницы перевернул. Василиса вместе со своей тётушкой и горничной, облачённые в скромные одежды, стояли посреди простого дешёвого нумера, постояльцев коих никто и никогда не запоминает, а за дополнительную плату и вовсе забывают начисто, так, что даже полиции не доискаться. Барышня спешно облачалась в подвенечное платье, служанка с тёткой ей по мере сил помогали.
- Да неужто бежать решилась?! – охнула Анна Викторовна.
- А чего такого? – моментально откликнулась тётка Катерина. – Сама-то, небось, за своим Яковом Платоновичем и в Сибирь не задумываясь последовала бы.
Аннушка повернулась к тётке, но вместо неё увидела Олега и Василису, крепко держащихся за руки.
- Как?! – ахнула Аннушка, прижимая ладошки к щекам.
- Отравили нас, - вздохнул Олег Петрович. – Только и успели, что из часовни выйти да шампанского в честь венчания испить.
- Какое там, Илья, мне от дома отказали, даже имя произносить запретили. Одним словом, опала полная.
- Не переживай, Ромео, будешь ты со своей Джульеттой, - белозубо усмехнулся Илья и, выхватив гитару, заиграл бравурный мотив, - проводим джигита песней да пляской, пусть семейная жизнь будет лаской!
- Молодые люди, - выглянул из часовни невзрачный мелко крестящийся служка, - вы бы в часовню шли, на улице не шумели. Неровен час, увидит кто али услышит, греха будет не обобраться.
- Грех – пока ноги вверх, - опять усмехнулся Илья, но друзья не сговариваясь ткнули его с двух сторон локтями в бока, чтобы он придержал не в меру длинный язык и не гневил батюшку, по крайней мере до тех пор, пока он честь по чести венчание не проведёт.
Илья охнул, но влекомый сильной дланью Платона направился в часовню, а вот Олег замешкался, нетерпеливо глядя по сторонам и прислушиваясь.
- Олег, ты чего? – Платон Платонович тоже оглянулся, услышал стук копыт и невольно напрягся, некстати вспомнив, что за такие вот самовольные браки по голове не гладят… особливо братья-следователи.
На лице жениха расплылась ясная блаженная улыбка:
- Василисушка моя едет.
Илья выразительно вздохнул, покосился на Платона, тот в ответ кивнул. Да, гибнут люди не только за металл, Отечество, а ещё и насмерть путаются в тенётах любовных, словно мало им в жизни горестей с бедствиями!
Тонконогая серая в яблоках кобылица легко влетела на двор, ставший ещё теснее, блаженно улыбающийся Олег спешно помог соскочить с седла закутанной в пушистую беличью шубку барышне и торжественно отвёл её в часовню на венчание. Илья и Платон согласно переглянулись, вздохнули молча: «Эх, пропал человек», кивнули разом и пошли следом.
Ещё довольно молодой, не утративший духа авантюрного, а потому и соглашавшийся на тайные венчания, священник честь по чести провёл все подобающие обряды, показавшиеся изнывавшим от нетерпения друзьям жениха бесконечно длинными, и разрешил молодым поцеловаться, громогласно возвестив их мужем и женой. Дрожащими руками Олег откинул фату с личика невесты, смущённо потупившей взор, неловко коснулся губами её прохладных от волнения губ.
- Получилось, - прошептал Илья и от полноты души хлопнул Платона по спине, - обвенчаны, теперь никакие родичи не помеха! Гей, гуляй, гусары!
- Не кричите, молодые люди, - недовольно проскрипел служка, но его никто и слушать не захотел.
Вся компания с шутками и смехом высыпала во двор, откуда-то появилось шампанское, зазвенели бокалы, жениху и невесте сунули специально приготовленные, щедро украшенные, доверху наполненные светло-жёлтым шипучим вином.
- За здоровье жениха и невесты трёхкратное ура! – провозгласил Илья, и Платон с готовностью подхватил:
- Ура! Ура! Ур-р-ра!!!
Тонко звякнули бокалы в руках новобрачных, жених и невеста разом, не отводя взгляда друг от друга, пригубили вина и медленно, без единого стона или вздоха осели на грязноватый затоптанный снег.
- Чего это они? – боязливо прошептал выглянувший из часовни батюшка, осеняя себя крёстным знамением. – Сомлели никак?
Платон Платонович быстро склонился к новобрачным, заглянул в их медленно стекленеющие глаза, тщетно попытался нашарить пульс и, подняв взгляд на замершего рядом Илью, отрубил:
- Кончены. Оба.
Священник перекрестился и забормотал молитву, Илья тряхнул чёрной кудлатой башкой и ринулся к коню.
- Стой, ты куда?! – крикнул Платон, бросаясь следом за другом.
- Доктора надо, может, ещё не поздно.
Платон Платонович посмотрел на новобрачных, на лицах коих даже смерть не стёрла ясной улыбки блаженства, и сумрачно добавил:
- Полицию тоже стоит вызвать.
***
Как мечтает провести вечер мужчина, счастливый в браке? Правильно, в компании своей обожаемой супруги, да чтобы непременно чуть слышно потрескивал огонь в камине, чтобы блестящий, бросающий блики в разные стороны самовар пыхтел на столе, а к нему разноцветной стайкой, словно утята к матери, жались пузатые чашечки. Чтобы на полу весело гонял свёрнутый шариком конфетный фантик котёнок, чтобы все хлопоты суетного дня отошли в сторону, отдав вечеру самые благостные, пропитанные умилением и спокойствием часы. Только вот не зря мудрые люди говорят, что самый верный способ рассмешить небеса – это рассказать им о своих планах. Яков Платонович с Анной Викторовной только-только после неспешного ужина расположились в гостиной за шахматной доской (в среде заядлых шахматистов Аннушка быстро приохотилась к этой изысканной забаве), как дверь распахнулась на всю ширину, звучно грохнув о стену. На пороге появился бледный и запыхавшийся, словно на нём дюжина ведьм каталась, не меньше, Платон Платонович, который даже не сбросив верхнюю одежду плюхнулся в кресло и выпалил:
- Яков, тебе нужно срочно ехать со мной, только, умоляю, не спрашивай ничего, дело не терпит отлагательств!
Бровь Якова Платоновича выразительно приподнялась, в серых глазах сверкнула сталь, в голосе чуть слышно громыхнули раскаты надвигающейся грозы:
- И вот что ты… - Яков покосился на насторожившуюся Анну, готовую в любой момент сорваться с места и броситься на поиски неизведанного, и благоразумно решил все вопросы отложить. Да и головомойку лучше устраивать вдали от сострадательной супруги, вмешательство коей сведёт на нет весь воспитательный эффект планируемой выволочки.
- Хорошо, едем.
- Я с вами! – мячиком подскочила Анна, но мужчины были единодушны:
- Нет!
- Анна Викторовна, поверьте мне, зрелище не для Вашего нежного сердца, - выпалил Платон, и Яков окончательно простился с тихим семейным вечером.
- Анна, это может быть небезопасно, - попытался урезонить супругу господин Штольман, но с тем же успехом можно было заклинать огонь утихнуть и ничего не разрушать.
- В вашей компании я ничего не боюсь, - решительно произнесла Анна Викторовна и тут же умильно заглянула в глаза мужу, прекрасно зная всю безотказность данного способа, - кроме того, я тоже волнуюсь за тебя. И, честное слово, ни во что вмешиваться не стану, просто побуду рядом. Можно? Пожа-а-алуйста.
Яков глубоко вздохнул, собирая в кулак остатки самообладания, и решительно произнёс, словно точку поставил:
- Нет.
Анна горестно хлюпнула носиком, но господин следователь остался непреклонен. Каблуками щёлкнул, повернулся крутенько, мало искры из-под каблука не прыснули, и вышел, коротко кивнув Платону Платоновичу, чтобы следовал за ним. Анна Викторовна с досадой кулачком по столику ударила, губку прикусила. Случись вся катавасия в Затонске, она не задумываясь отправилась бы следом, благо там городок маленький, серьёзных происшествий наперечёт, да и городовые все знакомые, без разговоров пропустили бы, куда угодно, даже вопреки приказу Якова Платоновича. Петербург же город большой, тут мчаться невесть куда, да ещё и на ночь глядя, рискованно, опять же толком не ясно, что приключилось, Платон Платонович ничего не рассказал, а Яков, как назло, не спросил. Анна опять кулачком шлёпнула. Экая досада, право слово!
- Коли муж любимый ничего не говорит, родственников можно спросить, - тётка Катерина эффектно появилась из воздуха прямо напротив Аннушки, упёрла ручки в бока, глянула насмешливо.
- Тётушка, - Анна Викторовна готова была расцеловать свою родственницу, - что случилось?!
Взгляд Катерины омрачился, меж бровей залегла резкая складка, коей при жизни все домочадцы пуще огня страшились:
- Душегубство, милая, безжалостное и циничное.
- Катерина, может, не стоит волновать девочку? – неодобрительно спросила бабушка, укоризненно качая головой.
- Я уже взрослая! – возмутилась Анна.
- Тебе волноваться вредно, - отрезала бабуля.
Катерина покачалась с пятки на носок, лоб поморщила, а потом насмешливо на племянницу взглянула и рукой махнула:
- Да ладно, чего уж там… Всё равно узнает, рано или поздно.
Анна Викторовна с готовностью закивала, всем своим видом демонстрируя непреклонную решимость докопаться до самой сути. Матушка в таких случаях страдальчески морщилась и утверждала, что Анна – невозможный ребёнок, отец чуть приметно улыбался, а дядюшка неизменно взгляд отводил, а потом обязательно к племяннице в комнату наведывался, дабы узнать, что она опять затевает.
Катерина наморщила нос, глядя на племянницу как на ползущего мимо таракана: мол, сразу пришлёпнуть или не трогать, чтобы потом пол не отчищать, головой покачала. Анна молитвенно сложила ручки, умоляюще глядя на призрачных родственников, без помощи которых ей, хоть плачь, было не справиться.
- Только, чур, потом не жаловаться и шибко не скорбеть, а то твой муж нас точно пеплом по ветру развеет, даром, что в духов верит с большо-о-ой натяжкой, - строго потребовала бабушка. – Давай, Катерина, показывай.
- Правильно, как гадости, так сразу Катерина, - проворчала тётка и строго погрозила Анне Викторовне пальцем. – Только уговор: сильно в видения не погружаться, иначе дурно станет.
Аннушка с готовностью кивнула. Призрачные родственники сим напускным смирением не впечатлились, однако же вредничать более не стали, вздохнули слаженно, а потом мягко, плавно, дабы, оборони господь, не навредить, открыли пред Анной Викторовной картины прошлого.
Анна увидела молодую прелестную девушку, стоящую, словно первая христианка в кругу римских патрициев, пред почтенным обществом. Одна молодая дама смотрела на барышню с состраданием и сожалением, но, увы, кроме неё больше никто не спешил проникаться девичьими желаниями, наоборот, остальные дамы и господа взирали сверху-вниз с нескрываемым осуждением и презрением.
- Олег Петрович вполне достойный, - дрожащим от слёз голосом твердила барышня, но тут седой старик, сидящий в глубоком кресле, словно медведь в берлоге, властно взмахнул рукой:
- Довольно! Мы утомились выслушивать твои романтические бредни. Дарья, я не ошибся, когда утверждал, что ты никудышная мать и не сможешь воспитать достойно дочь. Полюбуйся, она смеет перечить старшим! Вот к чему приводит это потакание капризам!
- Василиса молода, - попыталась было вступиться привлекательная дама, но высохшая, точно надломленная ветка, барыня с пожелтевшим от постоянных хворостей лицом прервала её стонущим, словно ветер в непогоду, голосом:
- Прекрати, Прасковья. Тимофей Макарович прав, я слишком избаловала дочь. Что ж, ещё не поздно всё исправить. Глашка! Отведи барышню в покои да запри хорошенько! Седмицу, пока жених не приедет, она проведёт под замком.
- Маменька! – Василиса бросилась к матери, но та заслонилась от неё рукой, точно от нечистой силы.
- Прочь! Ступай, своевольница неблагодарная, прочь, бесстыдница!
Тётка Катерина, наблюдавшая вместе с Анной за происходящим, не вытерпела, приблизила губы к самому уху племянницы и зашептала:
- Ну что, убедилась, что твои родители ещё очень даже по-божески поступали? Тебя-то никто силком за Разумовского не отдавал, даром, что тот князь!
- Ещё бы Маша своевольничать стала, - сердито прогудела бабушка, - уж я бы ей устроила!
- Дамы, я, конечно, страшно извиняюсь, - Иван Афанасьевич изобразил поклон, в котором даже самая восторженная и романтичная барышня без труда бы насмешку определила, - но, может, прекратим пересудами заниматься и перейдём к делам сурьёзным?
- С чегой-то ты это, милый друг, вдруг засерьёзничал? – фыркнула Катерина, меряя родственника пренебрежительным взглядом.
Иван Афанасьевич почесал кончик носа, улыбнулся сконфуженно:
- Смешно сказать, барышню погибшую жалко. И поднялась же рука у супостата в самый что ни на есть венчальный день извести!
Родственники единодушно покивали и растаяли, оставив Аннушку созерцать рыдания несчастной Василисы. Правда, долго предаваться слезам барышня не стала, к столу порхнула, листок чистый из записной книжки выдернула и застрочила так, что даже чернила из-под пера брызнули. Закончив писать, Василиса оглянулась по сторонам, чуть слышно поцокала. Из-под кровати вылез небольшой лохматый пёсик, сладко потянулся, зевнул и сел у ног хозяйки, преданно глядя ей в лицо и умильно повиливая хвостиком.
- Отнеси записку Олегу, - прошептала барышня, почёсывая пёсика за ушком, - только будь осторожен, крадись, чтобы тебя никто не видел.
Пёсик коротко тявкнул и подошёл к двери, нетерпеливо поглядывая на неё и время от времени царапая. Василиса подошла к столу, нетерпеливо позвонила в маленький серебряный колокольчик.
Не прошло и пяти минут, как дверь открылась, явив пышнотелую девицу в форме горничной. Девушка почтительно присела, по сторонам огляделась и в комнату шмыгнула, спросила приглушённо:
- Чего желаете, барышня?
- Отведи Чапу на прогулку, - приказала Василиса.
Горничная глянула понимающе, опять присела, ответила кратко:
- Будет исполнено, барышня. Сей момент всё сделаю, не извольте беспокоиться. Ужинать будете?
- Потом, - отмахнулась девушка.
Служанка подхватила пёсика на руки и вышла, в замке непреклонно щёлкнул ключ.
Видение не прервалось, оно перетекло в другое так мягко и плавно, что Анна Викторовна сего даже не заметила, лишь удивлённо глаза распахнула, когда вместо девичьей комнаты разглядела полутёмные покои. Царивший в апартаментах беспорядок явно свидетельствовал о том, что живёт здесь холостяк, а гордо возлежащие на столе шпоры, а также небрежно брошенный на спинку стула мундир говорили о том, что комната принадлежит военному.
«Да это же Олег Петрович, друг Платона Платоновича! - ахнула Аннушка, разглядев хозяина покоев, склонившегося над лампой и читающего принесённую псом записку. – Так вот, значит, в кого Василиса влюблена!»
Закончив читать послание, Олег пылко прижал его к губам, подошёл к окну, прошёлся по комнате в глубоком волнении, а затем решительно сел за стол и принялся писать ответ. Послание было кратким, Анна Викторовна без труда смогла его прочесть (вот всегда бы так было, а то иной раз от духов и слова не дождёшься!).
«Ангел мой, - гласила записка, - Ваше письмо вернуло меня к жизни. Уже завтра ночью я смогу назвать Вас своей супругой, и никто не сможет вырвать Вас из моих объятий. Вы решились, что может быть прекраснее! Завтра, как меж нами уже было условлено, проситесь с тёткой своей Прасковьей Макаровной на богомолье. Ваши родители хоть и суровы, а препятствовать Вашему общению с богом не станут. О дальнейшем Вы помните, писать не стану, сие послание и так опасно, коли в чужие руки попадёт. Целую Вас, мой ангел, многократно, вечно Ваш О.»
И опять видение перетекло в другое, словно кто-то незримый страницы перевернул. Василиса вместе со своей тётушкой и горничной, облачённые в скромные одежды, стояли посреди простого дешёвого нумера, постояльцев коих никто и никогда не запоминает, а за дополнительную плату и вовсе забывают начисто, так, что даже полиции не доискаться. Барышня спешно облачалась в подвенечное платье, служанка с тёткой ей по мере сил помогали.
- Да неужто бежать решилась?! – охнула Анна Викторовна.
- А чего такого? – моментально откликнулась тётка Катерина. – Сама-то, небось, за своим Яковом Платоновичем и в Сибирь не задумываясь последовала бы.
Аннушка повернулась к тётке, но вместо неё увидела Олега и Василису, крепко держащихся за руки.
- Как?! – ахнула Аннушка, прижимая ладошки к щекам.
- Отравили нас, - вздохнул Олег Петрович. – Только и успели, что из часовни выйти да шампанского в честь венчания испить.
