— В смысле?
— В смысле, стучать ректору с утра пораньше — это твой фирменный стиль?
— А твой — врать и оскорблять? — Мою руку, ту самую, пальцем которой я ткнула в рубашку белобрысого типа, обхватила мужская ладонь.
— Не советую прикасаться ко мне, дочь Тьмы.
— Не советую лгать обо мне, исчадье света, — в тон ответила я, пытаясь вырвать запястье у адепта.
Куда там! Держал так, что единственное, что я могла вырвать, — это собственную кисть из сустава. Пришлось плюнуть и сделать вид, что так и задумано. И то, что меня держат, ничуть не смущает.
— Мне? Лгать Скале? Какой еще бред ты придумаешь?!
— А кому еще было на меня жаловаться? Я больше никого не выбесила, чтобы на меня кляузничать…
— Ты же темная… Мало ли кого еще успела достать за эту ночь, — с циничной усмешкой, такой, при которой взгляд пронзает твой мозг холодом, ответил светлый.
Я прикрыла глаза. Не хочешь по-хорошему — будет по-моему!
Попыталась окунуться в его эмоции. И тут же ощутила, как под броней хладнокровия бьются волны чистой, неразбавленной ярости. Ничуть не уступавшей той, что клокотала у меня внутри. Вот только не было в светлом ни капли злорадства, торжества от свершенной мести. Скорее уж праведный гнев оскорбленной чести. Как будто это и не он вовсе донес ректору… А что, если и вправду не он? Ну так, версия в порядке бреда? Но кто же?
Но если все же не он? Тогда, выходит, я слегка погорячилась... Ну как слегка… Довела светлого до состояния: «Спалю ведьму к инквизиторам безо всякого костра, одним взглядом!» И, судя по эмоциям эльфанутого, еще немного — и здесь будет чей-то труп! Чей-то мой…
Вот ведь… Хотела заставить одного надменного остроухого испугаться, а в итоге поняла, что у меня появились шикарные перспективы сделать себе отличную карьеру. Посмертную. Привидения при академии.
Выдохнула. Сглотнула и, медленно открыв глаза, сделала то, на что способна темная только в случае смертельной опасности…
Искренне извинилась!
— Прости, похоже, я погорячилась, — выдохнула — как в Бездну провалилась.
Мгновение. Второе. Третье. Кажется, замерло само время. Воздух загустел, а окружающие звуки канули в вечность. Почувствовала себя натянутой до предела струной. Я. Темная. Признавала свою вину. Вслух!
— Просишь прощения? — иронично изогнув бровь, уточнил светлый.
Я сглотнула, а кулаки непроизвольно сжались от злости. Вот ведь! И так через себя перешагнула, сделала почти невозможное, а он…
— А если дам? Что с ним будешь делать? — насмешливо поинтересовался эльфанутый.
— Сниму башмаки и буду бегать! Вприпрыжку. От переполняющей радости, — тоном, совершенно не соответствующим этой самой «радости», отозвалась я.
— Ты извиняешься. Но произносишь это без почтения… — и по тому, как он это сказал, я поняла: да этот паразит банально провоцировал. Меня! Темную!
Светлый тонко улыбнулся, словно поняв: я обо всем догадалась. И его слова, сказанные с пренебрежением, стали тому подтверждением:
— Вы, сумрачные, не думаете, а идете на поводу у эмоций.
— Мы просто ими живем. А вы, светлые, со своим холодным расчетом лишь существуете! — вспылила я. Все же извиняться — это явно не мое. И даже начинать не стоило. Зато я высказала все, что думаю: — Вы настолько разумны, логичны, правильны, что не способны возбуждать. Только вымораживать! — И, забывшись, резко дернула руку на себя.
К удивлению, удалось высвободиться. То ли эльфанутый перестал держать столь крепко, то ли просто не ожидал. И я, воспользовавшись моментом, стремительно развернулась на каблуках. Так, что волосы, взмыв волной, наверняка хлестнули этого невыносимого типа по груди.
— Так, значит, вот как просят прощения темные. — Светлый взглянул на меня критически, словно определил мне цену — ломаную медьку, — и закончил с намеком: — Тогда, пожалуй, лучшим из извинений станет, если ты не будешь попадаться мне на глаза. Я понятно выразился?
— Более чем! — фыркнула я.
Уходила гордо, но максимально быстро. Не то чтобы боялась пульсара в спину — откуда-то была уверенность, что этот не ударит, — скорее верх взяла многолетняя привычка. Ибо бегство — самый неожиданный аргумент в любом диспуте. А что? Тут даже возразить некому.
И я бы даже чувствовала себя победительницей, если бы меня не догнала… нет, не вспышка заклинания, а волна эмоций светлого. Превосходство. Уверенность. Раздражение… Понятные и объяснимые. Но мне почудилось еще что-то. Странное чувство с чуть вяжущим, терпким вкусом. Он был едва различим, но все же… Захотелось оглянуться, чтобы увидеть этого полукровку еще раз. И, возможно, по выражению лица попытаться прочесть, что именно я только что ощутила. Но я лишь сжала ладони так, что на коже отпечатались следы полумесяцев от ногтей.
А вот когда вышла в коридор и завернула за угол, то увидела картину, вызвавшую бы в другой момент даже умиление: Сьер и Вэрд стояли рядышком. У окна. Один держал на изготовку в раскрытой ладони чары. Судя по плетению — маскирующие. Второй — лопату. И где только ее успел раздобыть?
— Ну что, прячем труп? — с надеждой спросил Сьер, выразительно качнув череном заступа.
— Чей? — не поняла я.
— Ну, раз ты живая, то явно не твой, — резонно заметил Вэрд, не торопясь, впрочем, втягивать в ладонь заклинание.
— Этот светлый жив. Я слегка ошиблась.
— Насколько «слегка»? — подозрительно уточнил Сьер.
— Настолько, что пришлось извиняться, — призналась раздраженно.
— Знаешь, Кей, помнится, после твоей попытки даже не извиниться, а поговорить с одной ведьмой из клана Полуночных та провела три седмицы в лазарете, а восточная стена общежития обвалилась, — некстати напомнил Вэрд. — Поэтому мы со Сьером, как бы это сказать, слегка удивлены.
— Ну если вам так хочется покойников, то сами идите и убивайте! — процедила я, пытаясь удержать себя в руках. И понимая: ни демона не выйдет! Вырвусь. Я себя знала.
Сьер на этот выпад расплылся в широкой улыбке.
— Кей, быть взбешенной сейчас — твое неприкосновенное право. И никто, слышишь, никто не может его у тебя отнять. Это право дано нам, сумеречным, самой Тьмой! Психуй, кричи, вздыхай, скрежещи зубами, бубни, закапывай врагов… Ни в чем себе не отказывай! — И он широко раскинул руки, так и не выпустив из правой лопаты. Потому пассаж про «закапывай» вышел уж очень выразительным.
А я… вместо того, чтобы яриться, лишь прикрыла глаза ладонью и помотала головой. Ну вот как на Сьера сердиться? У этого балагура просто уникальная способность переводить: любой разговор в шутку, через дорогу под белые ручки на тот свет врагов и нервные клетки демонов в чистую энергию. И все это — не переставая радушно скалить свои белые зубы.
— Пойдемте уже отсюда, — наконец выдохнула я.
Вот только не успела и шагу ступить, как по всей академии вновь разнесся голос ректора, которого (как я узнала позже) адепты за глаза величали исключительно Скалой. Господин Тумин желал видеть меня вновь. А еще Сьера и Вэрда в актовом зале. Ну и заодно всех светлых там же. Вот только в отличие от остальных наша троица удостоилась поименных приглашений. И это меня отчего-то не радовало.
Мы с парнями переглянулись. Делать нечего. Пошли. Причем хозяйственный Сьер — с лопатой наперевес. К слову, на нее весьма выразительно косился младшекурсник, когда мы уточняли дорогу до местного зала собраний. И я его понимала: с таким инвентарем куда логичнее узнавать путь к кладбищу.
Когда тщедушный паренек, выдав подробный маршрут, не отошел, а буквально отбежал от нас, я тихо предложила:
— Слушай, Эйслинг, а ты не мог бы спрятать свой заступ куда-нибудь? А? Я, конечно, понимаю, что ты сейчас без слов даешь понять: мы, темные, кого угодно уроем… Но, может, не будем столь буквальны?
Сьер хмыкнул с чувством превосходства. Но лопату в ближайшие кусты все же припрятал. А меня стало разбирать любопытство: откуда он ее вообще достал? Хотя… Хороший некромант всегда заступ найдет. А Сьер Эйслинг был не просто хорошим, а выдающимся магом смерти.
А наглецом и ехидной — еще большим. И умудрялся доводить даже демонов бездны до нервного срыва. Но сегодня он был на удивление немногословен. А Вэрд и вовсе в обычное-то время предпочитал не тратить слова попусту. Да и я не горела желанием поболтать. Поэтому до зала мы добрались в молчании. Причем не сговариваясь шли плечом к плечу и в ногу. И выражение лиц, подозреваю, у нас тоже было одно на троих. Мрачненькое.
Ждать начала собрания долго не пришлось. Едва колокол пробил восемь раз, ректор, экономя свое время и наши нервы, объявил, за каким ырхом, собственно, захотел нас всех лицезреть.
— Адепты! Академия Южного Предела всегда была одной из лучших в империи. Не только в столице, но и в этих стенах издавна постигали тонкости магии, дипломатии и военного и лекарского дела потомки величайших светлых родов. Наши выпускники первыми встречали тем… — он осекся и тут же исправился: — …Песчаных и морских монстров на южных рубежах и охраняли пределы страны, следуя девизу академии: «Долг. Честь. Верность»…
Я усмехнулась. Мой внутренний пафосометр аж зашкалил. Лозунг был в исключительно светлом духе. Не то что у наших темных войск залповой противодраконьей обороны: «Сами не летаем и другим не дадим!» — гласил он. Вот! Коротко и по существу.
Меж тем ректор, которого, судя по угрюмому выражению лица, собственные слова ничуть не вдохновляли — но регламент-с! — быстренько свернул с помпезной вступительной части, смысл которой сводился к тому, что в этих стенах обучаются самые-пресамые элитнутые на всю голову маги. И кто же, кроме них, таких-растаких замечательных, выдюжит темных адептов, прибывших по обмену из Трейгорской магистерии.
— Поэтому, — подошел к сути ректор, оглядывая притихший зал зорким оком, — прошу их любить, жаловать и не пытаться… очернить. — Пауза во фразе Скалы была почти незаметной. Но вот отчего-то мне показалось, что сначала он хотел сказать «убить». Меж тем Морок Тумин без обиняков продолжил: — Они и так для этого достаточно темные! Также напоминаю, что боевую магию нельзя использовать вне занятий. При этом неважно, на кого направлено атакующее заклинание: на светлого чародея или на сумеречного! Будет нарушение — отчислю. Лично. И стану настаивать на запечатывании дара. Потому что маг, не способный контролировать свою силу, ее не достоин!
Да уж… Сурово тут. Лишиться дара из-за какой-нибудь подставы мне не хотелось. А то, что они будут, — как пить дать. Мы с Вэрдом и Сьером переглянулись, подумав об одном и том же.
Но ничего, прорвемся. Назад-то к темным все равно дороги нет. Что у меня, что у Эйслинга… Насчет аристократа не знаю, но если выслали с нами, значит, тоже что-то серьезное.
— Кей, — тихо произнес Вэрд и чуть поморщился, отчего шрам, стягивавший щеку, исказил черты его лица. — Предлагаю временное перемирие. Пока мы с тобой здесь, то не мстим друг другу…
— А мстим всем вокруг, — перебил его кучерявый, чем заставил Вэрда еще больше скривиться.
— Когда они начнут первыми, — закончила я.
— Идет, — согласился меченый.
— Договорились, — кивнул Сьер.
Я открыла рот, чтобы продолжить, но тут громкий голос ректора ударной волной прокатился по залу:
— Кейси Даркнайтс, Сьер Эйслинг и Вэрд Грэйном. Поднимитесь на сцену. — И пока мы шкандыбали к оной, Тумин отчеканил: — Попрошу запомнить, адепты, это наши ГОСТИ… — выделил он последнее слово особо.
«А не учебное пособие для отработки боевых заклинаний», — так и вертелось на языке. Но я сдержалась. Все же ректор лучше меня знал собственных подчинен... в смысле адептов. И если посчитал, что нужно, чтобы они увидели и запомнили в лица студентов по обмену… Значит, надо.
— На этом пока все. Собрание окончено. Все свободны, — отчеканил Тумин и не преминул напомнить, что занятия начинаются через четверть удара колокола, и опоздавших ждут штрафы.
Знать, что именно это за штрафы — карцер или написание реферата, мне не хотелось, но… одно важное дело я не могла оставить незавершенным. И поспешила следом за собравшимся уходить ректором.
— Просите, господин Тумин, — окликнула я его, заставив остановиться и обернуться.
Подлетела к нему и, нацепив на лицо самую милую и очаровательную улыбку, спросила:
— Простите, но вы не могли бы уточнить, кто и как меня обидел?
У ректора дернулась щека. И я его даже понимала: все же утром адептка уверенно заявляла, что знает не только кто первым начал, но и что именно. Не прямым текстом, но… когда клянутся, обычно абсолютно уверены в своих словах. Потому как кара за ложь при произнесении зарока настигает мгновенно.
— До этого мига я считал, что вам это лучше известно, — прямо-таки военным тоном сурово произнес ректор.
— Я тоже так считала. Но оказалось, что у меня слегка неточные сведения…
Ректор прищурился, словно прикидывая: прибить ли меня, наплевав на приказ императора о программе обмена и на скандал, или у него еще наберется немного спокойствия, чтобы меня вынести хоть какое-то время.
И судя по тому, что я была все еще жива, ректор отыскал-таки у себя неприкосновенную заначку терпения. Или просто решил: у детей Мрака логика отсутствует как атавизм и проще дать темным требуемое и не ломать свой мозг, пытаясь понять, что это было?
— На вас пожаловались ваши соседки по комнате. Заявили, что вы на них напали.
— Во сне? — вырвалось у меня. Из всего, что касается соседок, я запомнила лишь дрыгающуюся голую пятку.
— Нет. Наяву, — посуровел (хотя я думала, что дальше некуда) ректор. — По их словам, они успели уже встать с сигналом побудки, когда вы запустили в них сгустком черной магии…
Судя по всему, на моем лице что-то такое отразилось, потому как Тумин кашлянул:
— Напоминаю, Даркнайтс, что не только атакующие заклинания, но и проклятия, и ДАЖЕ благословения, вне занятий запрещены. Как и любое иное нанесение вреда другим адептам…
Та-а-ак, кажется, не я одна читала трактат знаменитой Вивьен Блэквуд о том, как можно отомстить добрым словом. А еще сотворить благое дело и удрать, пока тебя не начали горячо благодарить.
— И в мыслях подобного не было, — на честном глазу соврала я, запуская в сторону ректора волну расположения.
Увы, она ударилась о ментальный щит. И, словно напоровшись на скалу, стремительно схлынула. Кто-то принял к сведению наш утренний разговор и подготовился. Но навряд ли против Эйты такой заслон сработает… А ведь она тут скоро появится. Все же тяжело писать менталисту диплом без своего основного объекта исследования. А я планировала завершить работу! И защитить ее минимум на темный, но желательно на беспросветно-черный диплом. Вот только как бы предупредить об этом господина Тумина, чтобы он меня на радостях не придушил?
— В смысле, стучать ректору с утра пораньше — это твой фирменный стиль?
— А твой — врать и оскорблять? — Мою руку, ту самую, пальцем которой я ткнула в рубашку белобрысого типа, обхватила мужская ладонь.
— Не советую прикасаться ко мне, дочь Тьмы.
— Не советую лгать обо мне, исчадье света, — в тон ответила я, пытаясь вырвать запястье у адепта.
Куда там! Держал так, что единственное, что я могла вырвать, — это собственную кисть из сустава. Пришлось плюнуть и сделать вид, что так и задумано. И то, что меня держат, ничуть не смущает.
— Мне? Лгать Скале? Какой еще бред ты придумаешь?!
— А кому еще было на меня жаловаться? Я больше никого не выбесила, чтобы на меня кляузничать…
— Ты же темная… Мало ли кого еще успела достать за эту ночь, — с циничной усмешкой, такой, при которой взгляд пронзает твой мозг холодом, ответил светлый.
Я прикрыла глаза. Не хочешь по-хорошему — будет по-моему!
Попыталась окунуться в его эмоции. И тут же ощутила, как под броней хладнокровия бьются волны чистой, неразбавленной ярости. Ничуть не уступавшей той, что клокотала у меня внутри. Вот только не было в светлом ни капли злорадства, торжества от свершенной мести. Скорее уж праведный гнев оскорбленной чести. Как будто это и не он вовсе донес ректору… А что, если и вправду не он? Ну так, версия в порядке бреда? Но кто же?
Но если все же не он? Тогда, выходит, я слегка погорячилась... Ну как слегка… Довела светлого до состояния: «Спалю ведьму к инквизиторам безо всякого костра, одним взглядом!» И, судя по эмоциям эльфанутого, еще немного — и здесь будет чей-то труп! Чей-то мой…
Вот ведь… Хотела заставить одного надменного остроухого испугаться, а в итоге поняла, что у меня появились шикарные перспективы сделать себе отличную карьеру. Посмертную. Привидения при академии.
Выдохнула. Сглотнула и, медленно открыв глаза, сделала то, на что способна темная только в случае смертельной опасности…
Искренне извинилась!
— Прости, похоже, я погорячилась, — выдохнула — как в Бездну провалилась.
Мгновение. Второе. Третье. Кажется, замерло само время. Воздух загустел, а окружающие звуки канули в вечность. Почувствовала себя натянутой до предела струной. Я. Темная. Признавала свою вину. Вслух!
— Просишь прощения? — иронично изогнув бровь, уточнил светлый.
Я сглотнула, а кулаки непроизвольно сжались от злости. Вот ведь! И так через себя перешагнула, сделала почти невозможное, а он…
— А если дам? Что с ним будешь делать? — насмешливо поинтересовался эльфанутый.
— Сниму башмаки и буду бегать! Вприпрыжку. От переполняющей радости, — тоном, совершенно не соответствующим этой самой «радости», отозвалась я.
— Ты извиняешься. Но произносишь это без почтения… — и по тому, как он это сказал, я поняла: да этот паразит банально провоцировал. Меня! Темную!
Светлый тонко улыбнулся, словно поняв: я обо всем догадалась. И его слова, сказанные с пренебрежением, стали тому подтверждением:
— Вы, сумрачные, не думаете, а идете на поводу у эмоций.
— Мы просто ими живем. А вы, светлые, со своим холодным расчетом лишь существуете! — вспылила я. Все же извиняться — это явно не мое. И даже начинать не стоило. Зато я высказала все, что думаю: — Вы настолько разумны, логичны, правильны, что не способны возбуждать. Только вымораживать! — И, забывшись, резко дернула руку на себя.
К удивлению, удалось высвободиться. То ли эльфанутый перестал держать столь крепко, то ли просто не ожидал. И я, воспользовавшись моментом, стремительно развернулась на каблуках. Так, что волосы, взмыв волной, наверняка хлестнули этого невыносимого типа по груди.
— Так, значит, вот как просят прощения темные. — Светлый взглянул на меня критически, словно определил мне цену — ломаную медьку, — и закончил с намеком: — Тогда, пожалуй, лучшим из извинений станет, если ты не будешь попадаться мне на глаза. Я понятно выразился?
— Более чем! — фыркнула я.
Уходила гордо, но максимально быстро. Не то чтобы боялась пульсара в спину — откуда-то была уверенность, что этот не ударит, — скорее верх взяла многолетняя привычка. Ибо бегство — самый неожиданный аргумент в любом диспуте. А что? Тут даже возразить некому.
И я бы даже чувствовала себя победительницей, если бы меня не догнала… нет, не вспышка заклинания, а волна эмоций светлого. Превосходство. Уверенность. Раздражение… Понятные и объяснимые. Но мне почудилось еще что-то. Странное чувство с чуть вяжущим, терпким вкусом. Он был едва различим, но все же… Захотелось оглянуться, чтобы увидеть этого полукровку еще раз. И, возможно, по выражению лица попытаться прочесть, что именно я только что ощутила. Но я лишь сжала ладони так, что на коже отпечатались следы полумесяцев от ногтей.
А вот когда вышла в коридор и завернула за угол, то увидела картину, вызвавшую бы в другой момент даже умиление: Сьер и Вэрд стояли рядышком. У окна. Один держал на изготовку в раскрытой ладони чары. Судя по плетению — маскирующие. Второй — лопату. И где только ее успел раздобыть?
— Ну что, прячем труп? — с надеждой спросил Сьер, выразительно качнув череном заступа.
— Чей? — не поняла я.
— Ну, раз ты живая, то явно не твой, — резонно заметил Вэрд, не торопясь, впрочем, втягивать в ладонь заклинание.
— Этот светлый жив. Я слегка ошиблась.
— Насколько «слегка»? — подозрительно уточнил Сьер.
— Настолько, что пришлось извиняться, — призналась раздраженно.
— Знаешь, Кей, помнится, после твоей попытки даже не извиниться, а поговорить с одной ведьмой из клана Полуночных та провела три седмицы в лазарете, а восточная стена общежития обвалилась, — некстати напомнил Вэрд. — Поэтому мы со Сьером, как бы это сказать, слегка удивлены.
— Ну если вам так хочется покойников, то сами идите и убивайте! — процедила я, пытаясь удержать себя в руках. И понимая: ни демона не выйдет! Вырвусь. Я себя знала.
Сьер на этот выпад расплылся в широкой улыбке.
— Кей, быть взбешенной сейчас — твое неприкосновенное право. И никто, слышишь, никто не может его у тебя отнять. Это право дано нам, сумеречным, самой Тьмой! Психуй, кричи, вздыхай, скрежещи зубами, бубни, закапывай врагов… Ни в чем себе не отказывай! — И он широко раскинул руки, так и не выпустив из правой лопаты. Потому пассаж про «закапывай» вышел уж очень выразительным.
А я… вместо того, чтобы яриться, лишь прикрыла глаза ладонью и помотала головой. Ну вот как на Сьера сердиться? У этого балагура просто уникальная способность переводить: любой разговор в шутку, через дорогу под белые ручки на тот свет врагов и нервные клетки демонов в чистую энергию. И все это — не переставая радушно скалить свои белые зубы.
— Пойдемте уже отсюда, — наконец выдохнула я.
Вот только не успела и шагу ступить, как по всей академии вновь разнесся голос ректора, которого (как я узнала позже) адепты за глаза величали исключительно Скалой. Господин Тумин желал видеть меня вновь. А еще Сьера и Вэрда в актовом зале. Ну и заодно всех светлых там же. Вот только в отличие от остальных наша троица удостоилась поименных приглашений. И это меня отчего-то не радовало.
Мы с парнями переглянулись. Делать нечего. Пошли. Причем хозяйственный Сьер — с лопатой наперевес. К слову, на нее весьма выразительно косился младшекурсник, когда мы уточняли дорогу до местного зала собраний. И я его понимала: с таким инвентарем куда логичнее узнавать путь к кладбищу.
Когда тщедушный паренек, выдав подробный маршрут, не отошел, а буквально отбежал от нас, я тихо предложила:
— Слушай, Эйслинг, а ты не мог бы спрятать свой заступ куда-нибудь? А? Я, конечно, понимаю, что ты сейчас без слов даешь понять: мы, темные, кого угодно уроем… Но, может, не будем столь буквальны?
Сьер хмыкнул с чувством превосходства. Но лопату в ближайшие кусты все же припрятал. А меня стало разбирать любопытство: откуда он ее вообще достал? Хотя… Хороший некромант всегда заступ найдет. А Сьер Эйслинг был не просто хорошим, а выдающимся магом смерти.
А наглецом и ехидной — еще большим. И умудрялся доводить даже демонов бездны до нервного срыва. Но сегодня он был на удивление немногословен. А Вэрд и вовсе в обычное-то время предпочитал не тратить слова попусту. Да и я не горела желанием поболтать. Поэтому до зала мы добрались в молчании. Причем не сговариваясь шли плечом к плечу и в ногу. И выражение лиц, подозреваю, у нас тоже было одно на троих. Мрачненькое.
Ждать начала собрания долго не пришлось. Едва колокол пробил восемь раз, ректор, экономя свое время и наши нервы, объявил, за каким ырхом, собственно, захотел нас всех лицезреть.
— Адепты! Академия Южного Предела всегда была одной из лучших в империи. Не только в столице, но и в этих стенах издавна постигали тонкости магии, дипломатии и военного и лекарского дела потомки величайших светлых родов. Наши выпускники первыми встречали тем… — он осекся и тут же исправился: — …Песчаных и морских монстров на южных рубежах и охраняли пределы страны, следуя девизу академии: «Долг. Честь. Верность»…
Я усмехнулась. Мой внутренний пафосометр аж зашкалил. Лозунг был в исключительно светлом духе. Не то что у наших темных войск залповой противодраконьей обороны: «Сами не летаем и другим не дадим!» — гласил он. Вот! Коротко и по существу.
Меж тем ректор, которого, судя по угрюмому выражению лица, собственные слова ничуть не вдохновляли — но регламент-с! — быстренько свернул с помпезной вступительной части, смысл которой сводился к тому, что в этих стенах обучаются самые-пресамые элитнутые на всю голову маги. И кто же, кроме них, таких-растаких замечательных, выдюжит темных адептов, прибывших по обмену из Трейгорской магистерии.
— Поэтому, — подошел к сути ректор, оглядывая притихший зал зорким оком, — прошу их любить, жаловать и не пытаться… очернить. — Пауза во фразе Скалы была почти незаметной. Но вот отчего-то мне показалось, что сначала он хотел сказать «убить». Меж тем Морок Тумин без обиняков продолжил: — Они и так для этого достаточно темные! Также напоминаю, что боевую магию нельзя использовать вне занятий. При этом неважно, на кого направлено атакующее заклинание: на светлого чародея или на сумеречного! Будет нарушение — отчислю. Лично. И стану настаивать на запечатывании дара. Потому что маг, не способный контролировать свою силу, ее не достоин!
Да уж… Сурово тут. Лишиться дара из-за какой-нибудь подставы мне не хотелось. А то, что они будут, — как пить дать. Мы с Вэрдом и Сьером переглянулись, подумав об одном и том же.
Но ничего, прорвемся. Назад-то к темным все равно дороги нет. Что у меня, что у Эйслинга… Насчет аристократа не знаю, но если выслали с нами, значит, тоже что-то серьезное.
— Кей, — тихо произнес Вэрд и чуть поморщился, отчего шрам, стягивавший щеку, исказил черты его лица. — Предлагаю временное перемирие. Пока мы с тобой здесь, то не мстим друг другу…
— А мстим всем вокруг, — перебил его кучерявый, чем заставил Вэрда еще больше скривиться.
— Когда они начнут первыми, — закончила я.
— Идет, — согласился меченый.
— Договорились, — кивнул Сьер.
Я открыла рот, чтобы продолжить, но тут громкий голос ректора ударной волной прокатился по залу:
— Кейси Даркнайтс, Сьер Эйслинг и Вэрд Грэйном. Поднимитесь на сцену. — И пока мы шкандыбали к оной, Тумин отчеканил: — Попрошу запомнить, адепты, это наши ГОСТИ… — выделил он последнее слово особо.
«А не учебное пособие для отработки боевых заклинаний», — так и вертелось на языке. Но я сдержалась. Все же ректор лучше меня знал собственных подчинен... в смысле адептов. И если посчитал, что нужно, чтобы они увидели и запомнили в лица студентов по обмену… Значит, надо.
— На этом пока все. Собрание окончено. Все свободны, — отчеканил Тумин и не преминул напомнить, что занятия начинаются через четверть удара колокола, и опоздавших ждут штрафы.
Знать, что именно это за штрафы — карцер или написание реферата, мне не хотелось, но… одно важное дело я не могла оставить незавершенным. И поспешила следом за собравшимся уходить ректором.
— Просите, господин Тумин, — окликнула я его, заставив остановиться и обернуться.
Подлетела к нему и, нацепив на лицо самую милую и очаровательную улыбку, спросила:
— Простите, но вы не могли бы уточнить, кто и как меня обидел?
У ректора дернулась щека. И я его даже понимала: все же утром адептка уверенно заявляла, что знает не только кто первым начал, но и что именно. Не прямым текстом, но… когда клянутся, обычно абсолютно уверены в своих словах. Потому как кара за ложь при произнесении зарока настигает мгновенно.
— До этого мига я считал, что вам это лучше известно, — прямо-таки военным тоном сурово произнес ректор.
— Я тоже так считала. Но оказалось, что у меня слегка неточные сведения…
Ректор прищурился, словно прикидывая: прибить ли меня, наплевав на приказ императора о программе обмена и на скандал, или у него еще наберется немного спокойствия, чтобы меня вынести хоть какое-то время.
И судя по тому, что я была все еще жива, ректор отыскал-таки у себя неприкосновенную заначку терпения. Или просто решил: у детей Мрака логика отсутствует как атавизм и проще дать темным требуемое и не ломать свой мозг, пытаясь понять, что это было?
— На вас пожаловались ваши соседки по комнате. Заявили, что вы на них напали.
— Во сне? — вырвалось у меня. Из всего, что касается соседок, я запомнила лишь дрыгающуюся голую пятку.
— Нет. Наяву, — посуровел (хотя я думала, что дальше некуда) ректор. — По их словам, они успели уже встать с сигналом побудки, когда вы запустили в них сгустком черной магии…
Судя по всему, на моем лице что-то такое отразилось, потому как Тумин кашлянул:
— Напоминаю, Даркнайтс, что не только атакующие заклинания, но и проклятия, и ДАЖЕ благословения, вне занятий запрещены. Как и любое иное нанесение вреда другим адептам…
Та-а-ак, кажется, не я одна читала трактат знаменитой Вивьен Блэквуд о том, как можно отомстить добрым словом. А еще сотворить благое дело и удрать, пока тебя не начали горячо благодарить.
— И в мыслях подобного не было, — на честном глазу соврала я, запуская в сторону ректора волну расположения.
Увы, она ударилась о ментальный щит. И, словно напоровшись на скалу, стремительно схлынула. Кто-то принял к сведению наш утренний разговор и подготовился. Но навряд ли против Эйты такой заслон сработает… А ведь она тут скоро появится. Все же тяжело писать менталисту диплом без своего основного объекта исследования. А я планировала завершить работу! И защитить ее минимум на темный, но желательно на беспросветно-черный диплом. Вот только как бы предупредить об этом господина Тумина, чтобы он меня на радостях не придушил?
