Сердце мое бешено стучало, и я вцепилась в спинку кресла, чтобы не упасть. Права была мать Беатриса, советуя не высовываться. Зачем надо было умничать и дергать дракона за хвост?
- Вы не можете забрать Виенн, - теперь голос настоятельницы дрожал уже заметно для всех. – Монастыри под защитой короля. Он не позволит, чтобы вы забрали и обесчестили монахиню…
- Я и не собираюсь обесчещивать монахинь, - успокоил ее маркграф. – Иначе про меня так и будут говорить потомки: это тот, который обесчестил монахиню!
Его люди захохотали, оценив шутку, а мне было вовсе не смешно. Как и матери-настоятельнице.
- Король не позволит, - сказала она уже тверже, и я мысленно поблагодарила ее.
- Ваша Виенн – не монахиня, - сказал дракон и хмыкнул. – У нее накрашены глаза.
Я невольно прижала ладони к лицу, закрывая глаза. Жженая пробка. За три года в монастыре я так и не отвыкла от этой привычки – подводить глаза, как и расчесывать волосы каждое утро. Сначала на меня ругались, но потом смирились. Ведь я и в самом деле не была монахиней.
- Девушка еще не приняла постриг, - нехотя согласилась мать Беатриса, - но она готовит себя к божественному служению…
- Но еще не приняла. Значит, никаких нарушений закона не будет, - дракон подпер голову рукой, посмотрев искоса. – Да бросьте упираться, матушка. С учетом того, что она – действительно, девушка, сколько вы за нее хотите?
- Сколько хочу?! – настоятельница всплеснула руками. – Да за кого вы меня принимаете, милорд? Это дом молитвы, а не…
- Скажем, сто золотых? – предложил маркграф. – Я собирался посетить еще и монастырь Святого Сердца, но вполне могу развернуться и отправиться домой. Без ста золотых, но с малюткой Виенн.
- Милорд!
- Мой брат не любит просить дважды, - заметил Дилан, ковыряя вилкой в острых белых зубах. – Второй раз он требует, а на третий берет. Ловите момент, матушка, иначе заберет ее даром, и вы останетесь ни с чем.
- Двести, - сказал маркграф.
- Я очень к ней привязана, - сказала настоятельница деловито, и сердце мое сжалось.
Я уже знала этот тон – так мать Беатриса обсуждала стоимость повозок с дровами и сушеной рыбой. Неужели… неужели… Для меня небо и земля поменялись местами, а эти двое продолжали торговаться, будто я не стояла в шаге от них.
- Двести пятьдесят – окончательная цена, - дракон пристукнул ладонью по столу.
- Святому сердцу вы хотели пожертвовать сто золотых, - напомнила настоятельница, - и хотите забрать мое сердце всего за двести пятьдесят?
- Во сколько вы оцениваете свое сердце? Назовите цену?
- Пятьсот, - спокойно ответила мать-настоятельница.
- Похоже, ты покупаешь принцессу, а не монашку, - подначил брата Дилан.
- Да как вы можете! – я обрела, наконец, дар речи. – Я не принадлежу монастырю! А вы, милорд, - я смело посмотрела в драконьи глаза, - не можете меня купить! Я – свободная женщина, и по Правде короля Рихарда…
- Тебя может продать только король, - закончил фразу дракон. – Но припомни-ка последний пункт в этом параграфе? Сможешь?
- Если свободный, полусвободный или благородный, - начала я текст наизусть, - попросит помощи в монастыре, и помощь будет предоставлена, то король над ним не властен, а властен… - я замолчала.
- Ну? – с удовольствием спросил дракон. – Мне продолжить? «А властен только настоятель или настоятельница, и лишь они распоряжаются его судьбой, платят виру за проступок или предают светскому суду». Так что и тут мы не преступим закон.
- Зачем я вам? – спросила я тихо.
Меня услышали только дракон и его брат, потому что в зале было шумно – люди маркграфа со смехом и жаром обсуждали торги и стучали ложками и бокалами.
- Считай, что ты имела неосторожность мне понравиться, - сказал Гидеон де Венатур, плотоядно улыбаясь. – Как золотая монета. Ты же знаешь, что драконы притягивают золото? Оно их греет. Будоражит кровь.
- Тогда оставьте себе эти пятьсот золотых и грейтесь ими! – я сжала кулаки, сожалея, что я не мужчина и не могу отомстить обидчику рыцарским поединком.
- Хм… - дракон соединил кончики пальцев, лениво посматривая на меня из-под ресниц. – Дело в том, что меня греет нечто иное…
- Кровь девственниц! – хохотнул его брат, и рыцари дружно поддержали.
Я вздрогнула, услышав это, и дракон от души рассмеялся:
- Нет, брат шутит. Девственницы меня не слишком привлекают – с ними слишком много возни.
- Милорд! – соизволила напомнить о себе настоятельница, подавшись вперед. Лицо её пошло красными пятнами, а монахини в зале старательно отворачивались, будто ничего и не происходило, а их больше всего интересовали трещины на стенах. Все это я отмечала краем сознания, в то время, как мысли метались, в поисках выхода из ловушки.
- Прошу прощения, матушка, - извинился дракон без капли раскаяния в голосе и обратился ко мне: - Меня греет нечто другое – игра. Только игра будоражит кровь. Охота, карты…
- Милорд! – снова воскликнула мать Беатриса.
- …флирт, турниры, - продолжал маркграф, не обращая на нее внимания, - все это забавно, но уже приелось. А в этой деве я вижу новое развлечение – свежее, то, чего еще не было. Говорящая книга – что может быть интереснее?
- Но я не книга, а человек, - попыталась вразумить его я. – Вы не можете купить меня…
- Женщина считает, что она – человек! – выкрикнул Дилан, и слова были встречены хохотом.
- Вы находитесь в святом месте, - сказала настоятельница, не особенно надеясь, что ее услышат.
Но дракон тут же вскинул руку, и его люди замолчали.
- Как вы себя ведете, разбойники? – сказал он, и я уловила иронию в его словах. – Вспомните, где находитесь. Тихо, - и он приложил палец к губам, не отводя от меня черных насмешливых глаз. – Я тебя уже купил, Виенн. За пятьсот. Согласны, матушка?
- Матушка? – спросила я, чувствуя, как слезы подступают к горлу.
Если бы она сейчас ответила «нет», я бы бросилась на колени перед этой старухой и облобызала ей туфли в знак благодарности.
- Я согласна, - ответила настоятельница глухо.
- Дело сделано, - обрадовался дракон. – Собирайся, Виенн. Теперь ты моя.
В тот момент мне казалось, что нет никого отвратительнее драконов. Когда же наступит время, когда ангел небесный уничтожит их племя и, как написано в Писании, накормит их мясом всех верных, а из шкур сделает шатер? Но до этого времени, скорее всего, было еще далеко, потому что молнии не засверкали, и ангелы не появились, и драконы не упали замертво, а продолжали потягивать вино.
Повернувшись на каблуках, я вышла из зала. Собственности маркграфа незачем было больше служить цитатником у настоятельницы.
«Собирайся, Виенн».
Вспоминая голос дракона, я готова была выть от бессильной злости. Я злилась и на маркграфа, и на мать-настоятельницу, и… на отца с братом. Второй раз пережить предательство – это слишком. Избавились, как от разбитой посуды, бросили, продали…
Собирайся, Виенн.
Как будто мне было, что собирать. Оказавшись в своей келье, я достала из-под кровати сундучок – там хранилось платье, в котором я пришла в монастырь. Простое, коричневого цвета – цвета честной бедности. Я выменяла его у вилланки, когда сбежала из замка. И оно сослужило мне хорошую службу. Так же, как и серый домотканый платок.
Поспешно переодевшись, я повязала голову платком, спрятав волосы. Тогда было глупо бежать в платье из шелка, а теперь глупо бежать в монашеской хламиде. В поясном кошельке у меня хранилось всего лишь два медяка – несколько дней назад я продавала петрушку с монастырского подворья и не успела отдать выручку в общую кубышку. Ничего, из-за пятисот золотых никто не вспомнит о двух медяках, а небеса не слишком обидятся, что я лишила их такой скромной жертвы.
Сундучок я решила оставить – он привлек бы ко мне внимание, встреть я кого-нибудь в монастыре, и это решение оказалось верным, потому что почти сразу я столкнулась с сестрой Летицией.
- Куда это ты, Виенн? – спросила она.
- Пойду в часовню, помолиться перед отъездом, - ответила я, набожно сложив руки.
Сестра Летиция воровато оглянулась и спросила, понизив голос:
- Так это правда, что говорят сестры? – она даже облизнулась, ожидая услышать новости.
Я вспомнила, что ее не было в трапезном зале, когда мать Беатриса продала меня.
- Правда, что господин маркграф купил тебя в конкубины?!1
- Пойду, помолюсь, - сказала я, делая попытку уйти.
- Боже, Виенн! Это такой ужас! – зашептала она, преграждая мне путь. – Его слуги болтают, что у него уже десять конкубин! А ему все мало! Вот так аппетиты у господ драконов! Мне так жаль, - в порыве сочувствия она схватила меня за руку, но я вырвалась и быстро пошла по коридору.
- Помолись, помолись! – напутствовала меня вслед сестра Летиция. – Тут самое время молиться, Виенн! Я тоже буду молиться за тебя!
Я пересекла монастырский двор, но в часовню не пошла.
Благодаря гостям, ворота не были заперты – люди маркграфа должны были разбить палатки снаружи, и только маркграфу и его брату разрешалось переночевать в келье, под крышей монастыря. Уже стемнело, и это было мне на руку. Проскользнув в ворота, я сразу пробежала вдоль левой стены, чтобы меня не заметили мужчины, расставлявшие палатки справа от ворот. Меня никто не заметил, и я углубилась в лес, считая каштаны, которые росли от стены до ручья. У седьмого я опустилась на колени и подняла камни, сложенные пирамидкой у корней. Здесь три года назад я спрятала свое сокровище – последнюю драгоценность, которую смогла спасти из отцовского замка. Разрыв землю, я достала медную плоскую шкатулку размером с ладонь. В ней глухо стукнуло, и я даже не стала проверять – и так ясно, что кольцо на месте. Поднявшись, я поспешно засунула шкатулку за пазуху, сделала два шага и остановилась, как вкопанная.
Передо мной стоял маркграф Гидеон. Скрестил на груди руки и смотрел с усмешкой. Он был один, но от этого легче не стало.
«Вот и попалась», - подумала я обреченно.
И в самом деле, наивно было думать, что я убегу от дракона. Говорили, что они умеют читать человеческие мысли. Может, и правда умеют? Или он просто догадался, что я не собираюсь подчиняться его сделке с матерью-настоятельницей?
- Убежать решила? – спросил он и требовательно протянул руку: - Покажи, что прячешь.
Я не посмела ослушаться и протянула ему шкатулку. Маркграф открыл, достал и повертел в пальцах кольцо.
- Настоящий изумруд? Как интересно, - он бросил кольцо обратно, закрыл крышку и вернул шкатулку мне. – Значит, решила убежать. Да, Виенн? – он обошел меня кругом, пока я прятала шкатулку – на сей раз в поясной карман. – Я показался тебе страшным? Опасным?
- Да, - выдавила я, чувствуя себя примерно так же, как если бы он вздумал опутывать меня стальными цепями. Каждый круг, что он обходил вокруг меня, становился все меньше и меньше, и на третьем дракон уже стоял ко мне вплотную, дыша в затылок.
- А ты всегда убегаешь? – спросил он. - Не можешь встретить опасность лицом к лицу? Как пристало бы дочке благородного человека?
Каким непостижимым образом он узнал об этом? О моем постыдном бегстве из родового замка? Неужели, это та самая магия драконов – и они в самом деле умеют читают мысли? Но имел ли он право осуждать меня?
- Вы не знаете, кто мой отец, - сказала я, внутренне задрожав. Вдруг он рассмотрел герб, вырезанный на камне? И вдруг в его памяти остались события шестилетней давности?
- Ты права, не знаю, - сказал дракон, положив мне руку сзади на шею. – Драконы не читают мысли, что бы там ни придумывали глупые люди. Но я не дурак, могу разглядеть благородную кровь даже в монашеских тряпках. И еще могу почувствовать страх. А сейчас ты боишься, - он приблизил губы к самому моему уху и заговорил почти шепотом. – Только не меня, чего-то другого. Боишься, что отберу твое кольцо?
- Да, - тут же отозвалась я. – Это все, что осталось у меня от прежней жизни. Пожалуйста, не забирайте. У вас достаточно драгоценных и красивых вещиц.
- И еще одна побрякушка мне ни к чему, успокойся, - сказал он.
Пальцы его поползли по моей шее – вверх и вниз, медленно, чуть сдавливая и опять отпуская.
- Значит, решила бежать? Лишь бы не достаться злобному дракону?
- Я свободная женщина, и не желаю, чтобы меня продавали и покупали, как рабыню.
- Свободная? – он мягко развернул меня, и рука его переместилась с моей шеи на подбородок – поглаживая, чуть-чуть не касаясь губ.
Я снова задрожала, всей кожей ощущая его близость и прикосновения. Опасный, страшный, подавляющий одним взглядом – он мог сделать со мной в этом лесу все, что пожелал, и никто бы не заступился.
- Посмотри-ка мне в глаза, - сказал дракон, заставляя поднять голову. - Какие яркие. Зеленые. Как два изумруда.
- Здесь темно, вы не можете рассмотреть, что они зеленые, - возразила я.
Луна и в самом деле спряталась, и даже звезд сегодня не было на небосклоне, хотя день простоял безоблачным. Я видела лицо дракона белым пятном с черными провалами глаз. От него пахло вином и медом – наверное, он закусывал сладкими ореховыми пастилками, которые мы готовили на меду.
- Поверь, я вижу не только их цвет, - он усмехнулся и приблизил свое лицо к моему. – Еще я вижу в них море – непокорное, великолепное. Мне нравится море.
«Надежда тщетна, - совсем не вовремя вспомнила я слова из Писания, где говорилось о древних драконах, некогда многочисленных и населявших землю от края до края, вознамерившихся погубить весь человеческий род, - надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Когда он поднимается - и силачи в страхе, совсем теряются от ужаса».2
- Я всего лишь человеческая женщина, - сказала я, и голос мой дрогнул вовсе непритворно. Я и в самом деле готова была упасть тут же – замертво, от страха. – И я отчаянно боюсь драконов. Оставьте меня в монастыре, зачем я вам?
- Уже говорил тебе. Для развлечения, - сказал маркграф. – Мне скучно, а ты смогла меня развлечь. Считай, пока ты меня развлекаешь – ты жива.
- А если наскучу?
- Тогда придется тебя съесть, - сказал он с усмешкой. – Идем, Виенн. Сейчас хлынет дождь, у моего цитатника могут отсыреть страницы.
1 Конкубина – женщина для сожительства, без заключения брака, без обязательств, без признания детей законнорожденными
2 Книга Иова, 40:20
- Поверить не могу, что ты пыталась сбежать, Виенн! – распекала меня мать-настоятельница той же ночью в моей келье.
- Поверить не могу, что вы продали меня ему, как вещь! – вспылила я. Слезы, что я сдерживала до этого времени, сейчас так и брызнули.
- Я не продала, - ответила мать Беатриса.
- Вы меня отдали ему и получили пятьсот золотых! Если это называется – «не продала», то я – Святой Папа!
- Не богохульствуй! – топнула она на меня. – Пятьсот золотых – это для наших бедных сестер, я должна была подумать и о них. А тебя бы он все равно забрал, раз так захотел. И в этом ты сама виновата – вот к чему приводит кокетство, - она указала на мои накрашенные глаза. – Веди ты себя поскромнее, не кичись так своим умом, всем бы и обошлось. Гордыня твой враг, а не я.
- Вы жестокая, - сказала я, смахивая слезы. – Когда я здесь появилась, вы обещали, что не дадите меня в обиду, и милостиво приняли два золотых браслета, что я пожертвовала монастырю. Быстро же вы забыли эти браслеты! Сразу же, как получили пятьсот золотых!
- Вы не можете забрать Виенн, - теперь голос настоятельницы дрожал уже заметно для всех. – Монастыри под защитой короля. Он не позволит, чтобы вы забрали и обесчестили монахиню…
- Я и не собираюсь обесчещивать монахинь, - успокоил ее маркграф. – Иначе про меня так и будут говорить потомки: это тот, который обесчестил монахиню!
Его люди захохотали, оценив шутку, а мне было вовсе не смешно. Как и матери-настоятельнице.
- Король не позволит, - сказала она уже тверже, и я мысленно поблагодарила ее.
- Ваша Виенн – не монахиня, - сказал дракон и хмыкнул. – У нее накрашены глаза.
Я невольно прижала ладони к лицу, закрывая глаза. Жженая пробка. За три года в монастыре я так и не отвыкла от этой привычки – подводить глаза, как и расчесывать волосы каждое утро. Сначала на меня ругались, но потом смирились. Ведь я и в самом деле не была монахиней.
- Девушка еще не приняла постриг, - нехотя согласилась мать Беатриса, - но она готовит себя к божественному служению…
- Но еще не приняла. Значит, никаких нарушений закона не будет, - дракон подпер голову рукой, посмотрев искоса. – Да бросьте упираться, матушка. С учетом того, что она – действительно, девушка, сколько вы за нее хотите?
- Сколько хочу?! – настоятельница всплеснула руками. – Да за кого вы меня принимаете, милорд? Это дом молитвы, а не…
- Скажем, сто золотых? – предложил маркграф. – Я собирался посетить еще и монастырь Святого Сердца, но вполне могу развернуться и отправиться домой. Без ста золотых, но с малюткой Виенн.
- Милорд!
- Мой брат не любит просить дважды, - заметил Дилан, ковыряя вилкой в острых белых зубах. – Второй раз он требует, а на третий берет. Ловите момент, матушка, иначе заберет ее даром, и вы останетесь ни с чем.
- Двести, - сказал маркграф.
- Я очень к ней привязана, - сказала настоятельница деловито, и сердце мое сжалось.
Я уже знала этот тон – так мать Беатриса обсуждала стоимость повозок с дровами и сушеной рыбой. Неужели… неужели… Для меня небо и земля поменялись местами, а эти двое продолжали торговаться, будто я не стояла в шаге от них.
- Двести пятьдесят – окончательная цена, - дракон пристукнул ладонью по столу.
- Святому сердцу вы хотели пожертвовать сто золотых, - напомнила настоятельница, - и хотите забрать мое сердце всего за двести пятьдесят?
- Во сколько вы оцениваете свое сердце? Назовите цену?
- Пятьсот, - спокойно ответила мать-настоятельница.
- Похоже, ты покупаешь принцессу, а не монашку, - подначил брата Дилан.
- Да как вы можете! – я обрела, наконец, дар речи. – Я не принадлежу монастырю! А вы, милорд, - я смело посмотрела в драконьи глаза, - не можете меня купить! Я – свободная женщина, и по Правде короля Рихарда…
- Тебя может продать только король, - закончил фразу дракон. – Но припомни-ка последний пункт в этом параграфе? Сможешь?
- Если свободный, полусвободный или благородный, - начала я текст наизусть, - попросит помощи в монастыре, и помощь будет предоставлена, то король над ним не властен, а властен… - я замолчала.
- Ну? – с удовольствием спросил дракон. – Мне продолжить? «А властен только настоятель или настоятельница, и лишь они распоряжаются его судьбой, платят виру за проступок или предают светскому суду». Так что и тут мы не преступим закон.
- Зачем я вам? – спросила я тихо.
Меня услышали только дракон и его брат, потому что в зале было шумно – люди маркграфа со смехом и жаром обсуждали торги и стучали ложками и бокалами.
- Считай, что ты имела неосторожность мне понравиться, - сказал Гидеон де Венатур, плотоядно улыбаясь. – Как золотая монета. Ты же знаешь, что драконы притягивают золото? Оно их греет. Будоражит кровь.
- Тогда оставьте себе эти пятьсот золотых и грейтесь ими! – я сжала кулаки, сожалея, что я не мужчина и не могу отомстить обидчику рыцарским поединком.
- Хм… - дракон соединил кончики пальцев, лениво посматривая на меня из-под ресниц. – Дело в том, что меня греет нечто иное…
- Кровь девственниц! – хохотнул его брат, и рыцари дружно поддержали.
Я вздрогнула, услышав это, и дракон от души рассмеялся:
- Нет, брат шутит. Девственницы меня не слишком привлекают – с ними слишком много возни.
- Милорд! – соизволила напомнить о себе настоятельница, подавшись вперед. Лицо её пошло красными пятнами, а монахини в зале старательно отворачивались, будто ничего и не происходило, а их больше всего интересовали трещины на стенах. Все это я отмечала краем сознания, в то время, как мысли метались, в поисках выхода из ловушки.
- Прошу прощения, матушка, - извинился дракон без капли раскаяния в голосе и обратился ко мне: - Меня греет нечто другое – игра. Только игра будоражит кровь. Охота, карты…
- Милорд! – снова воскликнула мать Беатриса.
- …флирт, турниры, - продолжал маркграф, не обращая на нее внимания, - все это забавно, но уже приелось. А в этой деве я вижу новое развлечение – свежее, то, чего еще не было. Говорящая книга – что может быть интереснее?
- Но я не книга, а человек, - попыталась вразумить его я. – Вы не можете купить меня…
- Женщина считает, что она – человек! – выкрикнул Дилан, и слова были встречены хохотом.
- Вы находитесь в святом месте, - сказала настоятельница, не особенно надеясь, что ее услышат.
Но дракон тут же вскинул руку, и его люди замолчали.
- Как вы себя ведете, разбойники? – сказал он, и я уловила иронию в его словах. – Вспомните, где находитесь. Тихо, - и он приложил палец к губам, не отводя от меня черных насмешливых глаз. – Я тебя уже купил, Виенн. За пятьсот. Согласны, матушка?
- Матушка? – спросила я, чувствуя, как слезы подступают к горлу.
Если бы она сейчас ответила «нет», я бы бросилась на колени перед этой старухой и облобызала ей туфли в знак благодарности.
- Я согласна, - ответила настоятельница глухо.
- Дело сделано, - обрадовался дракон. – Собирайся, Виенн. Теперь ты моя.
Глава 3. Бегство и кольцо
В тот момент мне казалось, что нет никого отвратительнее драконов. Когда же наступит время, когда ангел небесный уничтожит их племя и, как написано в Писании, накормит их мясом всех верных, а из шкур сделает шатер? Но до этого времени, скорее всего, было еще далеко, потому что молнии не засверкали, и ангелы не появились, и драконы не упали замертво, а продолжали потягивать вино.
Повернувшись на каблуках, я вышла из зала. Собственности маркграфа незачем было больше служить цитатником у настоятельницы.
«Собирайся, Виенн».
Вспоминая голос дракона, я готова была выть от бессильной злости. Я злилась и на маркграфа, и на мать-настоятельницу, и… на отца с братом. Второй раз пережить предательство – это слишком. Избавились, как от разбитой посуды, бросили, продали…
Собирайся, Виенн.
Как будто мне было, что собирать. Оказавшись в своей келье, я достала из-под кровати сундучок – там хранилось платье, в котором я пришла в монастырь. Простое, коричневого цвета – цвета честной бедности. Я выменяла его у вилланки, когда сбежала из замка. И оно сослужило мне хорошую службу. Так же, как и серый домотканый платок.
Поспешно переодевшись, я повязала голову платком, спрятав волосы. Тогда было глупо бежать в платье из шелка, а теперь глупо бежать в монашеской хламиде. В поясном кошельке у меня хранилось всего лишь два медяка – несколько дней назад я продавала петрушку с монастырского подворья и не успела отдать выручку в общую кубышку. Ничего, из-за пятисот золотых никто не вспомнит о двух медяках, а небеса не слишком обидятся, что я лишила их такой скромной жертвы.
Сундучок я решила оставить – он привлек бы ко мне внимание, встреть я кого-нибудь в монастыре, и это решение оказалось верным, потому что почти сразу я столкнулась с сестрой Летицией.
- Куда это ты, Виенн? – спросила она.
- Пойду в часовню, помолиться перед отъездом, - ответила я, набожно сложив руки.
Сестра Летиция воровато оглянулась и спросила, понизив голос:
- Так это правда, что говорят сестры? – она даже облизнулась, ожидая услышать новости.
Я вспомнила, что ее не было в трапезном зале, когда мать Беатриса продала меня.
- Правда, что господин маркграф купил тебя в конкубины?!1
- Пойду, помолюсь, - сказала я, делая попытку уйти.
- Боже, Виенн! Это такой ужас! – зашептала она, преграждая мне путь. – Его слуги болтают, что у него уже десять конкубин! А ему все мало! Вот так аппетиты у господ драконов! Мне так жаль, - в порыве сочувствия она схватила меня за руку, но я вырвалась и быстро пошла по коридору.
- Помолись, помолись! – напутствовала меня вслед сестра Летиция. – Тут самое время молиться, Виенн! Я тоже буду молиться за тебя!
Я пересекла монастырский двор, но в часовню не пошла.
Благодаря гостям, ворота не были заперты – люди маркграфа должны были разбить палатки снаружи, и только маркграфу и его брату разрешалось переночевать в келье, под крышей монастыря. Уже стемнело, и это было мне на руку. Проскользнув в ворота, я сразу пробежала вдоль левой стены, чтобы меня не заметили мужчины, расставлявшие палатки справа от ворот. Меня никто не заметил, и я углубилась в лес, считая каштаны, которые росли от стены до ручья. У седьмого я опустилась на колени и подняла камни, сложенные пирамидкой у корней. Здесь три года назад я спрятала свое сокровище – последнюю драгоценность, которую смогла спасти из отцовского замка. Разрыв землю, я достала медную плоскую шкатулку размером с ладонь. В ней глухо стукнуло, и я даже не стала проверять – и так ясно, что кольцо на месте. Поднявшись, я поспешно засунула шкатулку за пазуху, сделала два шага и остановилась, как вкопанная.
Передо мной стоял маркграф Гидеон. Скрестил на груди руки и смотрел с усмешкой. Он был один, но от этого легче не стало.
«Вот и попалась», - подумала я обреченно.
И в самом деле, наивно было думать, что я убегу от дракона. Говорили, что они умеют читать человеческие мысли. Может, и правда умеют? Или он просто догадался, что я не собираюсь подчиняться его сделке с матерью-настоятельницей?
- Убежать решила? – спросил он и требовательно протянул руку: - Покажи, что прячешь.
Я не посмела ослушаться и протянула ему шкатулку. Маркграф открыл, достал и повертел в пальцах кольцо.
- Настоящий изумруд? Как интересно, - он бросил кольцо обратно, закрыл крышку и вернул шкатулку мне. – Значит, решила убежать. Да, Виенн? – он обошел меня кругом, пока я прятала шкатулку – на сей раз в поясной карман. – Я показался тебе страшным? Опасным?
- Да, - выдавила я, чувствуя себя примерно так же, как если бы он вздумал опутывать меня стальными цепями. Каждый круг, что он обходил вокруг меня, становился все меньше и меньше, и на третьем дракон уже стоял ко мне вплотную, дыша в затылок.
- А ты всегда убегаешь? – спросил он. - Не можешь встретить опасность лицом к лицу? Как пристало бы дочке благородного человека?
Каким непостижимым образом он узнал об этом? О моем постыдном бегстве из родового замка? Неужели, это та самая магия драконов – и они в самом деле умеют читают мысли? Но имел ли он право осуждать меня?
- Вы не знаете, кто мой отец, - сказала я, внутренне задрожав. Вдруг он рассмотрел герб, вырезанный на камне? И вдруг в его памяти остались события шестилетней давности?
- Ты права, не знаю, - сказал дракон, положив мне руку сзади на шею. – Драконы не читают мысли, что бы там ни придумывали глупые люди. Но я не дурак, могу разглядеть благородную кровь даже в монашеских тряпках. И еще могу почувствовать страх. А сейчас ты боишься, - он приблизил губы к самому моему уху и заговорил почти шепотом. – Только не меня, чего-то другого. Боишься, что отберу твое кольцо?
- Да, - тут же отозвалась я. – Это все, что осталось у меня от прежней жизни. Пожалуйста, не забирайте. У вас достаточно драгоценных и красивых вещиц.
- И еще одна побрякушка мне ни к чему, успокойся, - сказал он.
Пальцы его поползли по моей шее – вверх и вниз, медленно, чуть сдавливая и опять отпуская.
- Значит, решила бежать? Лишь бы не достаться злобному дракону?
- Я свободная женщина, и не желаю, чтобы меня продавали и покупали, как рабыню.
- Свободная? – он мягко развернул меня, и рука его переместилась с моей шеи на подбородок – поглаживая, чуть-чуть не касаясь губ.
Я снова задрожала, всей кожей ощущая его близость и прикосновения. Опасный, страшный, подавляющий одним взглядом – он мог сделать со мной в этом лесу все, что пожелал, и никто бы не заступился.
- Посмотри-ка мне в глаза, - сказал дракон, заставляя поднять голову. - Какие яркие. Зеленые. Как два изумруда.
- Здесь темно, вы не можете рассмотреть, что они зеленые, - возразила я.
Луна и в самом деле спряталась, и даже звезд сегодня не было на небосклоне, хотя день простоял безоблачным. Я видела лицо дракона белым пятном с черными провалами глаз. От него пахло вином и медом – наверное, он закусывал сладкими ореховыми пастилками, которые мы готовили на меду.
- Поверь, я вижу не только их цвет, - он усмехнулся и приблизил свое лицо к моему. – Еще я вижу в них море – непокорное, великолепное. Мне нравится море.
«Надежда тщетна, - совсем не вовремя вспомнила я слова из Писания, где говорилось о древних драконах, некогда многочисленных и населявших землю от края до края, вознамерившихся погубить весь человеческий род, - надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Когда он поднимается - и силачи в страхе, совсем теряются от ужаса».2
- Я всего лишь человеческая женщина, - сказала я, и голос мой дрогнул вовсе непритворно. Я и в самом деле готова была упасть тут же – замертво, от страха. – И я отчаянно боюсь драконов. Оставьте меня в монастыре, зачем я вам?
- Уже говорил тебе. Для развлечения, - сказал маркграф. – Мне скучно, а ты смогла меня развлечь. Считай, пока ты меня развлекаешь – ты жива.
- А если наскучу?
- Тогда придется тебя съесть, - сказал он с усмешкой. – Идем, Виенн. Сейчас хлынет дождь, у моего цитатника могут отсыреть страницы.
1 Конкубина – женщина для сожительства, без заключения брака, без обязательств, без признания детей законнорожденными
2 Книга Иова, 40:20
Глава 4. Замок, который построила Мелюзина
- Поверить не могу, что ты пыталась сбежать, Виенн! – распекала меня мать-настоятельница той же ночью в моей келье.
- Поверить не могу, что вы продали меня ему, как вещь! – вспылила я. Слезы, что я сдерживала до этого времени, сейчас так и брызнули.
- Я не продала, - ответила мать Беатриса.
- Вы меня отдали ему и получили пятьсот золотых! Если это называется – «не продала», то я – Святой Папа!
- Не богохульствуй! – топнула она на меня. – Пятьсот золотых – это для наших бедных сестер, я должна была подумать и о них. А тебя бы он все равно забрал, раз так захотел. И в этом ты сама виновата – вот к чему приводит кокетство, - она указала на мои накрашенные глаза. – Веди ты себя поскромнее, не кичись так своим умом, всем бы и обошлось. Гордыня твой враг, а не я.
- Вы жестокая, - сказала я, смахивая слезы. – Когда я здесь появилась, вы обещали, что не дадите меня в обиду, и милостиво приняли два золотых браслета, что я пожертвовала монастырю. Быстро же вы забыли эти браслеты! Сразу же, как получили пятьсот золотых!
