Я немедленно приобрела билеты на ближайшее представление. Запись записью, но своими глазами посмотреть – совсем другое дело.
Но самые неприятные из всех – не солдаты, у тех вообще мозг функционирует всего в двух режимах: могу стрелять и могу не стрелять, все остальные вопросы к старшему. И не крылатые мужчины, эти вообще бабочки беспечные, порхают себе и генный материал разносят. Самые опасные – кисмирув, те, кого у нас назвали бы управленцами. Умные, амбициозные и склочные, задень такого сдуру – огребёшь по всем фронтам. Засудит! Прецеденты прилагаются. При этом поганец будет ласково улыбаться тебе до последнего. Я просмотрела ради интереса материалы одного из предоставленных для ознакомления дел. Нанивирасме против Беляева – впечатлилась. Как этот Беляев не повесился сразу после суда, не знаю. За грубую шутку в адрес старшего помощника капитана на круизном лайнере…
Началось с шутки, затем человек, вместо того, чтобы извиниться и компенсировать свой косяк, уронил берега и продолжил, ему улыбались и улыбались, Беляев решил, что улыбка вежливости – это слабость, а потом, в финале, гентбарец подвинул в сторонку вежливость и выдал полноценный оскал полного триумфа над раздавленным морально и материально обидчиком...
Я поёжилась. Где я сейчас нахожусь? На круизном лайнере. А кто у нас старпом, что в профиле корабля указано? Элизабет Ромашова. Уфф, человек…
Тренькнуло в камере доставки. Пришёл мой заказ. Платье, украшения… Я немедленно переоделась, покрутилась перед зеркалом: хороша! Рыжие локоны по спине, ух и грива. Правда, животик, что ли, нарисовался? Да… вот ведь неприятность какая. Есть немного. Так, ничего калорийного сегодня не едим, и где тут спортблок, надо срочно записаться… Лететь ещё несколько дней, успею согнать безобразие с тела до прибытия на планету.
Круизные лайнеры сразу строят как небольшой автономный искусственный мир. Он может встать на орбиту, может вообще не заходить в планетарную систему, источники энергии у него свои, синтезаторы тоже. На окраинах планетарных систем полно мусора – комет, астероидов и прочего в том же духе, всё это годится для переработки и получения.
Пассажирское пространство разделялось на зоны согласно купленным билетам. Я со своим лотерейным входом попала на верхнюю палубу или как это правильно называлось, то есть, в самое что ни на есть элитное место.
Красиво. Дорого. Богато. Огромное пространство, рукотворные речки и ручейки, висячие сады. Если не поднимать головы, легко поверить, будто находишься на планете. Но на самом деле за иллюзорными облаками и рассеянным солнечным светом можно разглядеть противоположный предел зоны. Пойдёшь в одном направлении по дорожкам, переходам, мостикам и галереям – вернёшься обратно…
Я посмотрела в навигатор, услужливо выдавший мне карту с рекламными флажками. Купаться – здесь, рестораны с живой обслугой – здесь, посмотреть развлекалки на большой экране – здесь, программа на сегодняшний вечер такая-то…
Я нашла точку самообслуживания, посмотрела на индекс присутствия – народу мало, то что надо. Заказала лёгкий ужин, пришла.
Место мне понравилось. Небольшая терраса, в цветах, внизу – речка с каскадом водопадов, изящные мостики. Никого, если не считать невысокого типа за дальним столиком в углу.
На типа я внимания поначалу не обратила. А потом щёлкнуло что-то: вот, он и есть. Гентбарец в живом виде. Крылатый, судя по внешности. Этот лиловый, шёлковый на вид, плащик длиной до колена разворачивается в полотнище до трёх-четырёх метров в размахе за считанные секунды. Я сгорала от любопытства, но подойти и начать разговор казалось мне не очень хорошей идеей. Будь он обычным молодым парнем, может, как-нибудь бы и задела, но гентбарца-то зачем цеплять. Бесперспективняк, права наша старшая. Посмотрела я видео про их личную жизнь, осознала и выставила себе красный флажок: только любоваться, платонически и, желательно, издали.
Он, наверное, почувствовал мой интерес. Зыркнул недобро, я стушевалась. Что я, действительно, глазею, как на двухголового? Но невозможно было оторваться: красив, зараза!
Тонкое белое личико, большие глаза в загнутых золотых ресницах, длинные волосы, завитые в тугие золотые пружинки… Сказочное создание.
– На мне что-то выросло? – вдруг спросил он сердито.
– Извините, – смутилась я. – В первый раз просто вижу…
– И сразу глазки строить? – злобно осведомился он.
– Какие глазки?! – возмутилась я. – Вы что себе позволяете?
Он потёр лицо кончиком крыла – завораживающее зрелище.
– Извините, – буркнул. – Мне показалось.
– Достали? – сочувственно спросила я.
Надо думать. У большинства девчонок ветер в голове, воспринять подробности про расу парня, на которого они положили глаз, – лень либо недосуг. Вот и случается всякое.
– Не то слово. Всегда прихожу сюда, здесь никто не бывает, а сегодня – вы…
Он очень хорошо говорил на эсперанто. Закрой глаза, не поверишь, что слышишь чужого. И голос у него был – не бас, конечно же, но и совершенно не то птичье чириканье, какое я слышала в информационных видео. Долго жил среди людей?
– Извините, – сказала я ещё раз, мне стало очень неловко, в самом деле, сидела и пялилась вместо того, чтобы в свою тарелку смотреть. – Мне уйти? Я сейчас…
– Останьтесь, не надо. Прошу прощения за резкость…
Я взяла коктейль, подошла к перилам и стала смотреть на речку, цветы, на уходящие вдаль дорожки. На близком горизонте дорожки загибались вверх и уходили ввысь. Если пойти по ним, то сделаешь полный круг внутри сферы верхней палубы и вернёшься обратно примерно часа за четыре, так написано в путеводителе…
Я никогда ещё не летала на таких огромных лайнерах. Избыточная роскошь, которую могут окупить только пассажиры. Таскать с собой по космосу фактически орбитальную станцию замкнутого цикла с очень сложной системой гравикомпенсации при динамических маневрах, неизбежных в пространстве возле пересадочных станций... Да здесь только обслуживающего персонала не меньше четырёх тысяч!
Обычные рейсовые намного проще.
– Эй, Громов! – крикнул кому-то внизу мой нечаянный знакомец. – Я здесь!
Он вспрыгнул на парапет, развернул свои чудесные крылышки и спорхнул вниз, навстречу тому, кого окликнул. Высокий мужик, вполне себе человек по внешнему виду. Фамилия старотерранская, но в нынешние времена это ни о чём не говорит, всё больше людей переезжают с места на место, оставаясь там, где им пришлось по душе. Гентбарец обнял человека руками и крыльями, выглядело мимими как трогательно, и я подумала, что он совсем мальчишка ещё, несмотря на крылья.
Человек разговаривал с ним на его родном языке, и я почувствовала невольное уважение.
Мало того, что и всех гентбарских языков произношение – язык сломай, забудь про речь. У них еще двенадцать различных родов по числу гендеров плюс два рода для общего-разумного и общего-неразумного. Отсюда шестнадцать видов местоимений, шестнадцать глагольных и существительных форм, грамматические правила и исключения из них мозгодробительные.
Например, чтобы сказать о группе лиц «они», тебе надо точно знать, кто в той группе – только крылатые женщины или есть и мужчины тоже, есть ли бескрылые, и сколько их там, причём, сколько каких конкретно.
Хотите сойти с ума – учите, а лично я скачала себе приложение-переводчик.
Ничего интересного, обычный трёп, привет, где был, почему так долго… и про армию да про сержанта, которому не повезло с новобранцем – новости, разве крылатые служат? Информационная система сообщила, что нет, не служат, и даже таких прецедентов Галактике не известно. Разве что – общее руководство военной операцией. Стратегия, так сказать, вот здесь примеры были.
В какой-то момент человек поднял голову, совершенно точно зная, где я – крылатый поганец растрепал! – и я не успела отвернуться.
Ударом молнии знакомое лицо со шрамом через бровь – тот самый! Сердце пропустило такт, пальцы взмокли и вцепились в парапет до белизны. Пришлось кивать, отвечая на приветствие, и сгорать со стыда от того, что подслушала.
– Мы ведь так и не познакомились, – с улыбкой сказал он, – вы так быстро убежали… – Я – Семён Громов, а это мой воспитанник, Сат.
– Этель, – ответила я. – Рыжая.
Удивительно. Я обычно не лезу за словом в карман, а тут как в тринадцать лет. И сердечко зашлось, и ладошки влажные. Страшный он, этот Громов, вот что. Пирокинетик, военный, может, и убивал, скорее всего – убивал, такая профессия. Но сказочное гентбарское чудо совершенно искренне его любит… воспитанник… Мне вдруг очень захотелось узнать подробнее их историю.
– Рыжая, – чуть усмехнулся Громов, кивая на мои волосы. – Прозвище?
– Фамилия, – объяснила я. – А у вас?
Он свёл вместе кончики пальцев, затем осторожно отвёл руки в стороны, и между ладонями соткался ослепительно белый шар огня. Настоящего огня, я ощутила жар и тёплый ветер, дохнувший в лицо грозовой опасностью. Шар вспух, роняя раскалённые искры, и вдруг на глазах превратился в старотерранскую розу – я узнала растение, мама разводила такие в палисаднике у дома. Колючий ствол, пять листиков на веточке, полыхающий белым пламенем цветок.
– Прошу. Не бойтесь…
Я заворожено протянула руку. Роза легла на пальцы, горячая, но не обжигающая, её можно было держать свободно, рука терпела. Так странно, так удивительно, держать в ладонях живой огонь, смертоносный и – укрощённый…
Ещё миг и роза осыпалась быстро тающими искрами. Была и не стало её, но рука ещё помнила жар, и глаза не хотели видеть опустевшие пальцы. Вокруг сразу же стало темнее.
– У-у, пропал ты, Громов, – ехидно вставил гентбарец, разрушая очарование момента.
– Сгинь, насекомое-вредитель, – велели ему.
– Почему вредитель? – возмутилась я. – Зачем вы с ним так?
– Он знает почему, – объяснил Громов и спросил, подпустив в голос угрозу: – Ведь знаешь, не так ли, Сат?
Тот пожал плечиками:
– Это была всего лишь шалость. Маленькая, симпатичная шалость. Вот такая, – показал пальцами, какого размера, мол, на волосок. – Откуда я знал, что у тебя настолько подгорит?
– Я с тобой потом поговорю, – пообещал Громов, и обернулся уже ко мне: – Не обращайте внимания, Этель.
Поразительно, как легко он сменил тональность голоса с грозного рыка на галантное «не обращайте внимания». Я вспомнила недавние обнимашки. Скорее всего, действительно была просто шалость. И вряд ли у Громова поднимется рука отлупить шкодника либо как-то ещё его наказать. А тот моментом и пользуется!
– Громов! Мы с тобой полгода не виделись! В следующий раз встретимся только года через три, сам знаешь, по какой причине. Ты пришёл сюда, чтобы встретиться со мной. И – Этель, Этель, – гентбарец очень удачно передразнил своего воспитателя. – Где совесть, человек?!
– Я пойду, – тут же подхватилась я. – Спасибо за розу.
И сбежала прежде, чем Громов успел что-либо сказать. Оставаться было очень неловко, Громов правда пришёл не ко мне, и ещё этот проклятый розовый кролик постоянно выскакивал в памяти. Как мы столкнулись над ним лбами. До сих пор над бровями ныло!
Смотровая галерея располагалась на внешнем периметре сферы досуга. Длинный, бесконечно уходящий вниз широкий коридор, одна стена – громадный космос, вторая – стилизована под балочные конструкции, и пол такой же, впечатление – будто идёшь по недостроенному кораблю, в доке, только без скафандра. Можно наступить на звёзды, глядящее на тебя с пола, и не сорваться, потому что всё это иллюзия, хоть и очень качественная. А вот внешняя стена по-настоящему, безо всяких камер, прозрачна. Роскошь, доступная лишь круизному лайнеру высокого класса.
Большие пересадочные станции строят на периферии планетарных систем, я уже об этом говорила. В силу специфики генерации GV-туннелей, позволяющих мгновенно перемещаться от одной звезды к другой – требуется много пустого пространства, чтобы гасить возникающие искажения.
Рабочая станция вычищает весь космический мусор вокруг себя в радиусе трёх астрономических единиц за пару лет. Поэтому мы видели сейчас чистый, прозрачный как слеза, космос, – ни единого астероида, камешка или кометы. Звёзды, звёзды, звёзды, рукав нашей Галактики, пылающие розовым и фиолетовым облака туманностей. Космос здесь роскошнее нашего, потому что пространство этой пересадочной ближе к центру Галактики.
Я не узнавала ни одной знакомой звезды, ещё бы, без специального курса навигации в голове и без опыта.
Вдоль звёздной стены тянулись бордюрные лавочки, стилизованные под строительные балки. Я села, спустила ноги, – дух захватило от перспективы. Как будто вправду сидишь без скафандра в открытом космосе на заброшенной стройке…
В галерее почему-то было безлюдно. То ли не время, то ли пассажиры вправду не любили торжественное звёздное безмолвие. В суете повседневной жизни некогда остановиться и поднять голову к небу. Праздная эта суета или рабочая, без разницы.
Я сидела на фальшивой балке, болтала ногами над океаном Вселенной и думала о Громове. Рассеянно, без чётких мыслей и желаний, просто вспоминала его, всего целиком – белая рубаха навыпуск, светлые мягкие брюки, синие спортивные ботинки, лёгкая щетина, прямой нос, взгляд… и шрам через бровь и огненная роза… и в ушах эхом отдавался голос его шкодного воспитанника: «А совесть твоя где, человек?»
Вот точно. Где совесть, Громов? Я о тебе уже какой час думаю! Когда ты успел пробраться мне в голову и там зацепиться всеми крючьями, какие только нашлись?
Он бесшумно возник рядом, сел, не спрашивая, на мою же лавочку, свесил ноги. Холодный звёздный свет отчеркнул его профиль, как на старинной гравюре. Наверное, я превратилась в огромный вопросительный знак, потому что Громов сказал мирно:
– Я – федеральный следователь по особым делам. У меня есть доступ к базам корабля… до некоторого предела. Я затребовал информацию о текущем местонахождении рыжей девушки по имени Этель. И вот я здесь.
– То есть, вы гнусно воспользовались своим служебным положением.
– Да.
– Это нечестно!
– Очень нечестно, – не спорил он.
– Возмутительно!
– И ещё как, – заверил он меня.
Руки чинно держал на коленях. Большие ладони, длинные пальцы… и как легко вспыхнул в них смертоносный огонь, трансформировавшись затем в чудесную белую розу…
– Всё равно, – сказала я, теребя ворот. – Как-то слишком быстро, господин федеральный следователь.
– Не думаю.
Эти его короткие фразы. И звёзды в глазах. И жар ладони, накрывшей моё запястье. Пирокинез… Сожжёт и не заметит, вот только я знала, что жечь он станет лишь врагов. Тех, кто захочет причинить мне какую-нибудь боль.
– А вдруг я влюблюсь? – спросила я, всё ещё сомневаясь.
– Значит, влюбишься.
– А вдруг послезавтра разлюблю?
– Значит, разлюбишь послезавтра.
Логично. Выкинь из головы того кролика, Этель, и останови бурление глупостей, иначе чёрт знает до чего додумаешься, а думать сейчас, пока горит, вредно. Мысль была настолько мамина, что я едва не оглянулась, в какой-то момент решив, что мама стоит у меня за спиной.
– А вдруг я буду страдать?
– Ну, вот уж это – вряд ли.
Я не выдержала, ткнулась лбом ему в плечо. Он обнял меня, и мы поцеловались.
Время остановилось, вселенные столкнулись, сверхновые взорвались – всё это не отразит и тысячной доли того, что со мной от этого поцелуя сделалось.
Но самые неприятные из всех – не солдаты, у тех вообще мозг функционирует всего в двух режимах: могу стрелять и могу не стрелять, все остальные вопросы к старшему. И не крылатые мужчины, эти вообще бабочки беспечные, порхают себе и генный материал разносят. Самые опасные – кисмирув, те, кого у нас назвали бы управленцами. Умные, амбициозные и склочные, задень такого сдуру – огребёшь по всем фронтам. Засудит! Прецеденты прилагаются. При этом поганец будет ласково улыбаться тебе до последнего. Я просмотрела ради интереса материалы одного из предоставленных для ознакомления дел. Нанивирасме против Беляева – впечатлилась. Как этот Беляев не повесился сразу после суда, не знаю. За грубую шутку в адрес старшего помощника капитана на круизном лайнере…
Началось с шутки, затем человек, вместо того, чтобы извиниться и компенсировать свой косяк, уронил берега и продолжил, ему улыбались и улыбались, Беляев решил, что улыбка вежливости – это слабость, а потом, в финале, гентбарец подвинул в сторонку вежливость и выдал полноценный оскал полного триумфа над раздавленным морально и материально обидчиком...
Я поёжилась. Где я сейчас нахожусь? На круизном лайнере. А кто у нас старпом, что в профиле корабля указано? Элизабет Ромашова. Уфф, человек…
Тренькнуло в камере доставки. Пришёл мой заказ. Платье, украшения… Я немедленно переоделась, покрутилась перед зеркалом: хороша! Рыжие локоны по спине, ух и грива. Правда, животик, что ли, нарисовался? Да… вот ведь неприятность какая. Есть немного. Так, ничего калорийного сегодня не едим, и где тут спортблок, надо срочно записаться… Лететь ещё несколько дней, успею согнать безобразие с тела до прибытия на планету.
Круизные лайнеры сразу строят как небольшой автономный искусственный мир. Он может встать на орбиту, может вообще не заходить в планетарную систему, источники энергии у него свои, синтезаторы тоже. На окраинах планетарных систем полно мусора – комет, астероидов и прочего в том же духе, всё это годится для переработки и получения.
Пассажирское пространство разделялось на зоны согласно купленным билетам. Я со своим лотерейным входом попала на верхнюю палубу или как это правильно называлось, то есть, в самое что ни на есть элитное место.
Красиво. Дорого. Богато. Огромное пространство, рукотворные речки и ручейки, висячие сады. Если не поднимать головы, легко поверить, будто находишься на планете. Но на самом деле за иллюзорными облаками и рассеянным солнечным светом можно разглядеть противоположный предел зоны. Пойдёшь в одном направлении по дорожкам, переходам, мостикам и галереям – вернёшься обратно…
Я посмотрела в навигатор, услужливо выдавший мне карту с рекламными флажками. Купаться – здесь, рестораны с живой обслугой – здесь, посмотреть развлекалки на большой экране – здесь, программа на сегодняшний вечер такая-то…
Я нашла точку самообслуживания, посмотрела на индекс присутствия – народу мало, то что надо. Заказала лёгкий ужин, пришла.
Место мне понравилось. Небольшая терраса, в цветах, внизу – речка с каскадом водопадов, изящные мостики. Никого, если не считать невысокого типа за дальним столиком в углу.
На типа я внимания поначалу не обратила. А потом щёлкнуло что-то: вот, он и есть. Гентбарец в живом виде. Крылатый, судя по внешности. Этот лиловый, шёлковый на вид, плащик длиной до колена разворачивается в полотнище до трёх-четырёх метров в размахе за считанные секунды. Я сгорала от любопытства, но подойти и начать разговор казалось мне не очень хорошей идеей. Будь он обычным молодым парнем, может, как-нибудь бы и задела, но гентбарца-то зачем цеплять. Бесперспективняк, права наша старшая. Посмотрела я видео про их личную жизнь, осознала и выставила себе красный флажок: только любоваться, платонически и, желательно, издали.
Он, наверное, почувствовал мой интерес. Зыркнул недобро, я стушевалась. Что я, действительно, глазею, как на двухголового? Но невозможно было оторваться: красив, зараза!
Тонкое белое личико, большие глаза в загнутых золотых ресницах, длинные волосы, завитые в тугие золотые пружинки… Сказочное создание.
– На мне что-то выросло? – вдруг спросил он сердито.
– Извините, – смутилась я. – В первый раз просто вижу…
– И сразу глазки строить? – злобно осведомился он.
– Какие глазки?! – возмутилась я. – Вы что себе позволяете?
Он потёр лицо кончиком крыла – завораживающее зрелище.
– Извините, – буркнул. – Мне показалось.
– Достали? – сочувственно спросила я.
Надо думать. У большинства девчонок ветер в голове, воспринять подробности про расу парня, на которого они положили глаз, – лень либо недосуг. Вот и случается всякое.
– Не то слово. Всегда прихожу сюда, здесь никто не бывает, а сегодня – вы…
Он очень хорошо говорил на эсперанто. Закрой глаза, не поверишь, что слышишь чужого. И голос у него был – не бас, конечно же, но и совершенно не то птичье чириканье, какое я слышала в информационных видео. Долго жил среди людей?
– Извините, – сказала я ещё раз, мне стало очень неловко, в самом деле, сидела и пялилась вместо того, чтобы в свою тарелку смотреть. – Мне уйти? Я сейчас…
– Останьтесь, не надо. Прошу прощения за резкость…
Я взяла коктейль, подошла к перилам и стала смотреть на речку, цветы, на уходящие вдаль дорожки. На близком горизонте дорожки загибались вверх и уходили ввысь. Если пойти по ним, то сделаешь полный круг внутри сферы верхней палубы и вернёшься обратно примерно часа за четыре, так написано в путеводителе…
Я никогда ещё не летала на таких огромных лайнерах. Избыточная роскошь, которую могут окупить только пассажиры. Таскать с собой по космосу фактически орбитальную станцию замкнутого цикла с очень сложной системой гравикомпенсации при динамических маневрах, неизбежных в пространстве возле пересадочных станций... Да здесь только обслуживающего персонала не меньше четырёх тысяч!
Обычные рейсовые намного проще.
– Эй, Громов! – крикнул кому-то внизу мой нечаянный знакомец. – Я здесь!
Он вспрыгнул на парапет, развернул свои чудесные крылышки и спорхнул вниз, навстречу тому, кого окликнул. Высокий мужик, вполне себе человек по внешнему виду. Фамилия старотерранская, но в нынешние времена это ни о чём не говорит, всё больше людей переезжают с места на место, оставаясь там, где им пришлось по душе. Гентбарец обнял человека руками и крыльями, выглядело мимими как трогательно, и я подумала, что он совсем мальчишка ещё, несмотря на крылья.
Человек разговаривал с ним на его родном языке, и я почувствовала невольное уважение.
Мало того, что и всех гентбарских языков произношение – язык сломай, забудь про речь. У них еще двенадцать различных родов по числу гендеров плюс два рода для общего-разумного и общего-неразумного. Отсюда шестнадцать видов местоимений, шестнадцать глагольных и существительных форм, грамматические правила и исключения из них мозгодробительные.
Например, чтобы сказать о группе лиц «они», тебе надо точно знать, кто в той группе – только крылатые женщины или есть и мужчины тоже, есть ли бескрылые, и сколько их там, причём, сколько каких конкретно.
Хотите сойти с ума – учите, а лично я скачала себе приложение-переводчик.
Ничего интересного, обычный трёп, привет, где был, почему так долго… и про армию да про сержанта, которому не повезло с новобранцем – новости, разве крылатые служат? Информационная система сообщила, что нет, не служат, и даже таких прецедентов Галактике не известно. Разве что – общее руководство военной операцией. Стратегия, так сказать, вот здесь примеры были.
В какой-то момент человек поднял голову, совершенно точно зная, где я – крылатый поганец растрепал! – и я не успела отвернуться.
Ударом молнии знакомое лицо со шрамом через бровь – тот самый! Сердце пропустило такт, пальцы взмокли и вцепились в парапет до белизны. Пришлось кивать, отвечая на приветствие, и сгорать со стыда от того, что подслушала.
– Мы ведь так и не познакомились, – с улыбкой сказал он, – вы так быстро убежали… – Я – Семён Громов, а это мой воспитанник, Сат.
– Этель, – ответила я. – Рыжая.
Удивительно. Я обычно не лезу за словом в карман, а тут как в тринадцать лет. И сердечко зашлось, и ладошки влажные. Страшный он, этот Громов, вот что. Пирокинетик, военный, может, и убивал, скорее всего – убивал, такая профессия. Но сказочное гентбарское чудо совершенно искренне его любит… воспитанник… Мне вдруг очень захотелось узнать подробнее их историю.
– Рыжая, – чуть усмехнулся Громов, кивая на мои волосы. – Прозвище?
– Фамилия, – объяснила я. – А у вас?
Он свёл вместе кончики пальцев, затем осторожно отвёл руки в стороны, и между ладонями соткался ослепительно белый шар огня. Настоящего огня, я ощутила жар и тёплый ветер, дохнувший в лицо грозовой опасностью. Шар вспух, роняя раскалённые искры, и вдруг на глазах превратился в старотерранскую розу – я узнала растение, мама разводила такие в палисаднике у дома. Колючий ствол, пять листиков на веточке, полыхающий белым пламенем цветок.
– Прошу. Не бойтесь…
Я заворожено протянула руку. Роза легла на пальцы, горячая, но не обжигающая, её можно было держать свободно, рука терпела. Так странно, так удивительно, держать в ладонях живой огонь, смертоносный и – укрощённый…
Ещё миг и роза осыпалась быстро тающими искрами. Была и не стало её, но рука ещё помнила жар, и глаза не хотели видеть опустевшие пальцы. Вокруг сразу же стало темнее.
– У-у, пропал ты, Громов, – ехидно вставил гентбарец, разрушая очарование момента.
– Сгинь, насекомое-вредитель, – велели ему.
– Почему вредитель? – возмутилась я. – Зачем вы с ним так?
– Он знает почему, – объяснил Громов и спросил, подпустив в голос угрозу: – Ведь знаешь, не так ли, Сат?
Тот пожал плечиками:
– Это была всего лишь шалость. Маленькая, симпатичная шалость. Вот такая, – показал пальцами, какого размера, мол, на волосок. – Откуда я знал, что у тебя настолько подгорит?
– Я с тобой потом поговорю, – пообещал Громов, и обернулся уже ко мне: – Не обращайте внимания, Этель.
Поразительно, как легко он сменил тональность голоса с грозного рыка на галантное «не обращайте внимания». Я вспомнила недавние обнимашки. Скорее всего, действительно была просто шалость. И вряд ли у Громова поднимется рука отлупить шкодника либо как-то ещё его наказать. А тот моментом и пользуется!
– Громов! Мы с тобой полгода не виделись! В следующий раз встретимся только года через три, сам знаешь, по какой причине. Ты пришёл сюда, чтобы встретиться со мной. И – Этель, Этель, – гентбарец очень удачно передразнил своего воспитателя. – Где совесть, человек?!
– Я пойду, – тут же подхватилась я. – Спасибо за розу.
И сбежала прежде, чем Громов успел что-либо сказать. Оставаться было очень неловко, Громов правда пришёл не ко мне, и ещё этот проклятый розовый кролик постоянно выскакивал в памяти. Как мы столкнулись над ним лбами. До сих пор над бровями ныло!
Смотровая галерея располагалась на внешнем периметре сферы досуга. Длинный, бесконечно уходящий вниз широкий коридор, одна стена – громадный космос, вторая – стилизована под балочные конструкции, и пол такой же, впечатление – будто идёшь по недостроенному кораблю, в доке, только без скафандра. Можно наступить на звёзды, глядящее на тебя с пола, и не сорваться, потому что всё это иллюзия, хоть и очень качественная. А вот внешняя стена по-настоящему, безо всяких камер, прозрачна. Роскошь, доступная лишь круизному лайнеру высокого класса.
Большие пересадочные станции строят на периферии планетарных систем, я уже об этом говорила. В силу специфики генерации GV-туннелей, позволяющих мгновенно перемещаться от одной звезды к другой – требуется много пустого пространства, чтобы гасить возникающие искажения.
Рабочая станция вычищает весь космический мусор вокруг себя в радиусе трёх астрономических единиц за пару лет. Поэтому мы видели сейчас чистый, прозрачный как слеза, космос, – ни единого астероида, камешка или кометы. Звёзды, звёзды, звёзды, рукав нашей Галактики, пылающие розовым и фиолетовым облака туманностей. Космос здесь роскошнее нашего, потому что пространство этой пересадочной ближе к центру Галактики.
Я не узнавала ни одной знакомой звезды, ещё бы, без специального курса навигации в голове и без опыта.
Вдоль звёздной стены тянулись бордюрные лавочки, стилизованные под строительные балки. Я села, спустила ноги, – дух захватило от перспективы. Как будто вправду сидишь без скафандра в открытом космосе на заброшенной стройке…
В галерее почему-то было безлюдно. То ли не время, то ли пассажиры вправду не любили торжественное звёздное безмолвие. В суете повседневной жизни некогда остановиться и поднять голову к небу. Праздная эта суета или рабочая, без разницы.
Я сидела на фальшивой балке, болтала ногами над океаном Вселенной и думала о Громове. Рассеянно, без чётких мыслей и желаний, просто вспоминала его, всего целиком – белая рубаха навыпуск, светлые мягкие брюки, синие спортивные ботинки, лёгкая щетина, прямой нос, взгляд… и шрам через бровь и огненная роза… и в ушах эхом отдавался голос его шкодного воспитанника: «А совесть твоя где, человек?»
Вот точно. Где совесть, Громов? Я о тебе уже какой час думаю! Когда ты успел пробраться мне в голову и там зацепиться всеми крючьями, какие только нашлись?
***
Он бесшумно возник рядом, сел, не спрашивая, на мою же лавочку, свесил ноги. Холодный звёздный свет отчеркнул его профиль, как на старинной гравюре. Наверное, я превратилась в огромный вопросительный знак, потому что Громов сказал мирно:
– Я – федеральный следователь по особым делам. У меня есть доступ к базам корабля… до некоторого предела. Я затребовал информацию о текущем местонахождении рыжей девушки по имени Этель. И вот я здесь.
– То есть, вы гнусно воспользовались своим служебным положением.
– Да.
– Это нечестно!
– Очень нечестно, – не спорил он.
– Возмутительно!
– И ещё как, – заверил он меня.
Руки чинно держал на коленях. Большие ладони, длинные пальцы… и как легко вспыхнул в них смертоносный огонь, трансформировавшись затем в чудесную белую розу…
– Всё равно, – сказала я, теребя ворот. – Как-то слишком быстро, господин федеральный следователь.
– Не думаю.
Эти его короткие фразы. И звёзды в глазах. И жар ладони, накрывшей моё запястье. Пирокинез… Сожжёт и не заметит, вот только я знала, что жечь он станет лишь врагов. Тех, кто захочет причинить мне какую-нибудь боль.
– А вдруг я влюблюсь? – спросила я, всё ещё сомневаясь.
– Значит, влюбишься.
– А вдруг послезавтра разлюблю?
– Значит, разлюбишь послезавтра.
Логично. Выкинь из головы того кролика, Этель, и останови бурление глупостей, иначе чёрт знает до чего додумаешься, а думать сейчас, пока горит, вредно. Мысль была настолько мамина, что я едва не оглянулась, в какой-то момент решив, что мама стоит у меня за спиной.
– А вдруг я буду страдать?
– Ну, вот уж это – вряд ли.
Я не выдержала, ткнулась лбом ему в плечо. Он обнял меня, и мы поцеловались.
Время остановилось, вселенные столкнулись, сверхновые взорвались – всё это не отразит и тысячной доли того, что со мной от этого поцелуя сделалось.
