НАТА ЧЕРНЫШЕВА
КРЫЛЬЯ СМЕРТИ
Она – капитан эскадрильи смертников. К ней отправляют штрафников с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий. Чтобы геройской смертью могли искупить совершённые преступления.
Он – «улицу неправильно перешёл», то есть, повздорил с начальством.
Ей – крепить в новеньком дисциплину кулаком и чёрным словом. Ему – учиться работать в команде с теми, к кому в иных обстоятельствах близко не подошёл бы, побрезговал.
А враг не дремлет.
Любовь? Не смешите нашу плазму, идёт война! Но если сегодня не знаешь, будешь ли жить завтра, то чувства рано или поздно прорвут барьеры. Несмотря ни на что и вопреки всему…
В ангаре пахнет озоном и железом. Стоят в ряд машины – только что с вылета – в основном, старьё от «Юпитер-Лион». Два тренажёра ещё с докосмической эпохи, наверное. Ползёт платформа с техниками… оттуда, из самой древности, как ещё не разваливается на ходу…
На новые машины надежды нет: нас снабжают по остаточному принципу.
Мы – Крылья Смерти, эскадрилья штрафников. Нами затыкают самые поганые дыры. Шансы выжить стремятся даже не к нулю, а в минус бесконечность. Иногда приходят амнистии… посмертно чаще всего. Но нам важно выжить не только за тем, чтобы дождаться заветного приказа. Всё проще. Если вернёшься с вылета сегодня, значит, отправишься на рандеву с врагом завтра. И, может быть, ещё сколько-нибудь ублюдков отправишь в чёрную дыру без права обратной сборки.
Враг, он гарантированно дохнет, если вогнать ему в движки ракету.
Моя птичка паркуется у самого шлюза. Первая на вылет, последняя на заход. Не мной это правило заведено, не на мне и закончится. Пока пройдёшь к себе или от себя, увидишь всё. В каком состоянии машины, какое настроение у пилота. Пара слов порой творит чудеса, а иногда и слова не нужно, достаточно жеста.
Да, многим из моих асов на гражданке надели бы галстук на шею, без долгих разговоров. Большинство здесь – за конкретные дела. Но разбрасываться хорошими пилотами командование не спешит, предоставляя право вершить правосудие врагу. А я…
Я хочу, чтобы их награждали не посмертно. Чтобы они дожили до победы. Чтобы жили потом в отставке спокойно. Чтобы просто жили.
Много хочу? Нет, в самый раз. Вам не понять.
… Что там впереди такое? Дракой пахнет, что ли? Новенький, наверное, явился. Перед вылетом пришло уведомление, но разбираться было некогда, тревожный уже прозвучал. Вывела с комбраса на сетчатку глаза документы.
Так. Илья Ветров, человек. Генная модификация – герад-179 с доминантой Глебовой, то есть, попросту говоря, пирокинез. Индекс Гаманина – сто девятнадцать. Вот почему он пилот! В космодесант берут с Гаманиным не ниже ста двадцати. Балла не хватило, а это о многом говорит.
Об уязвлённости, например.
Будь у него индекс, скажем, сто пять или даже сто десять, он бы не дёргался, тут всё понятно и так. Как выражаются люди, от осинки не рождаются апельсинки. А сто девятнадцать, вот должно быть очень обидно для мальчика со Старой Терры, где культ службы в действительной армии – это образ жизни.
Новенькие – зубная боль. Учи его, лечи его, чтоб в коллектив влился. Только успокоится всё, слетаемся, я порадуюсь, что наконец-то у меня команда, на которую можно положиться…. Как – хлоп! – и размажет кого-нибудь на кварки по орбите. Плазма, гроб или мочало, начинаем всё сначала.
Я люблю возиться с новичками. Иной раз из такой тьмы человека выдёргиваешь… Если бы не война и не происхождение, я могла бы стать психотерапевтом. Может быть, не самым лучшим, но и не последним в списке. Наш штатный мозгоклюй, полковник Сергей Дивномиров, ответственный за поддержание боевого духа и высоких моральных установок среди личного состава, меня уважает. С дрожью думаю о том, когда он усвистит на гражданку. А он может, он уже в солидном возрасте. Пришлют на его место вчерашнего выпускника с глазом горящим и высокими принципами, только что из ксенологического универа. И люби его, сопляка дурного, вместе со всеми его червями как хочешь.
… – враголюбка!
Это новенький прицепился к самой сложной из всех моих девушек. Да, её дело до сих пор ещё на слуху… Но если Ветров хотел сорвать на ней злость, то совершил гиперпереход в камень. Она не реагирует ни на какие оскорбления. Вообще ни на что не реагирует, любой голос, кроме приказа в боевой обстановке, для неё белый шум, не стоящий внимания. Психзащита… Все мы тут в голову раненые. Кто-то меньше, кто-то больше.
Проталкиваюсь вперёд:
– Кто тут у нас такой громкий?
Новенький смотрит на меня с тяжёлой злобой. Сверху вниз, – скала небесная, а не носитель разума. Я знаю, как я выгляжу, мой народ больше тысячи лет живёт на «тяжёлой» планете, с высокой гравитацией. Я новенькому, что называется, в пупок дышу, но разница в росте ничто по сравнению с разницей в опыте и мотивации. Я его сделаю. Даром, что так называемый сильный пол. Одной силы здесь мало.
Он деморализован. Зол. Считает себя осуждённым ни за что, кстати, вполне может быть, и так, надо подробнее изучить его дело. Наша компания его бесит. Он считает себя лучше всех нас, вместе взятых. И очень уж ему не хочется «ударить в грязь лицом», как говорят люди. То есть, показать себя слабым и сломленным.
А мне лично нечего терять.
Давно.
Как и любому из моих пилотов.
– Хочешь подраться? – спрашиваю. – Давай!
– На интерес, – бросает он холодно.
Глаза с прищуром – ледяная сталь. Улыбочка мерзкая. Можно даже не гадать, что он задумал, всё ж на поверхности.
– Ну, а как же иначе-то, – киваю. – Твой интерес?
– Секс!
Ожидаемо. У людей либидо – выше среднего по больнице, постоянный контакт со смертью желание только подстёгивает. Но если этот Ветров думает, что ему обломится, он ошибается.
– Сорок дней дежурств в клининге.
Как я уже говорила, снабжают нас по остаточному принципу. То есть, системы жизнеобеспечения и канализации тоже не самые новые и лучшие. Уход за ними у нас по графику, но выхватить вне очереди вполне себе можно. Ветрову сейчас, можно сказать, сами боги велели. Надо обновить коллекцию зубных щёток, кстати. Без ультразвука!
После первого же клинча Ветров – на одном колене, и парочка зубов на железном полу. Это ещё он дёшево отделался6 я била безжалостно, почти как врага. Да он и был врагом сейчас. Его поведение в бою могло погубить всех нас как нечего делать. У нас машины со слиянием, здесь авторитет капитана надо устанавливать раз и навсегда.
Что? Словами? Словами – это слишком долго, враг такого роскошного подарка нам не даст. Но могу и словами. Комбинированный, так сказать, заход.
– Ты – человек, – объясняю спокойно. – Я – алаурамху. Сечёшь разницу?
Мы сильнее людей. Живём в условиях повышенной гравитации. Приходится в тренажёрке торчать дольше, чем человеку, чтобы банально мышечную массу сохранить. Хорошо летать со своими, но своих здесь нет и вряд ли будут, а под одну меня настраивать гравитацию никто не станет. Приспосабливается одиночка, а не коллектив. Ничего. Норм, я привыкла.
Ветров злобно сжимает кулак. Алое пламя пляшет по пальцам, багровый огонь паранормы. И пусть его индекс Гаманина не дотягивает одного балла до элиты спецназа, поджариться можно и в слабом – по меркам самих пирокинетиков! – паранормальном пекле вполне реально.
– Скиапфарабу, – предупреждаю, усмехаясь. – Моя родина. Не слыхал?
Спустя несколько минут я удобно устраиваю колено на шее новенького и продолжаю ликбез:
– У нас на Скиапфарабу федералов не любят. Шесть мятежей, и это только за последние десять лет. Паранорма пирокинеза биоинженерам моей родины недоступна, но модификация кожи в сторону повышенной огнеупорности – наш эксклюзив. Она до сих пор не адаптирована под людей, понятия не имею почему, я не биолог. Ещё вопросы есть? Громче, не слышу!
– Убей, – злобно хрипит он. – Ну?!
Понимаю, можно сказать, сочувствую. Лежит мордой в пол, а эти проклятые бабы-преступницы с бронзово-зелёными от загара тысячи звёзд рожами на него смотрят и тихо, – громко при капитане не осмеливаются, – над поверженным ржут. И пищеблок после наших гентбарцев надраивать тоже неохота. Чем гентбарцы питаются, каждый знает: тухлятиной и прочей дрянью, смердящей так, что глаза вылезают на затылок и свободно катятся потом до самой задницы. От нашей пищи их тошнит, а в гентбарском-матерном немало эпитетов, содержащих в основе ёмкое определение «свежий».
Ты хотел секса, мальчик? Ты его получил! Не такой, правда, как думал. Но что поделаешь. Жизнь – боль.
Встаю. Он тут же вскакивает, взбешён до предела. Ещё один выпад. Кулак, пылающий алым огнём, – летит в лицо. Ухожу влево, перехватываю под локоть и мордой, мордой его бесстыжей, в пол, опять. Я ему спину сломать о колено могу, в таком положении – запросто. Я сильнее, спасибо родному шарику с его повышенной гравитацией, а Ветров – без брони, уравнивающей шансы.
– Ты – проиграл, – шиплю ему в ухо. – Смирись.
Он в ответ словно взрывается огнём. Паранормальный щит, и любого другого обожгло бы и выломало так, что сразу на гражданку комиссовали бы. Но я – не любая другая. И с паранормалами посильнее этого Ветрова дело уже имела.
На этот раз новенький поднимается очень не скоро. Сначала на четвереньки. Потом на колено. Мотает головой, под носом пузырится алая юшка. Я приглашающе потираю кулак. Хочешь ещё? Будет тебе ещё! Всё, что пожелаешь.
Девчонки не выдерживают, орут:
– Ша-о-ра! Ша-о-ра! Давай! Так его!
Шаора – это я. Имя, данное родителями. В основе его – тот же корень, что и с ас-сшаорай, перелётной птицей, перевозчиком душ мёртвых в Обитель Морского Леса. Какая мощная символичность, не правда ли? Впору посмеяться. Вот только вряд ли Ветров знаком с мифологией моего народа. Не оценит!
– Заканчивай, – говорю противнику. – Не хочу калечить тебя!
– Пошла ты… – цедит сквозь зубы, и снова бросается.
С закономерным результатом: мордой в пол. И пятиминутной бессознанкой. Надеюсь, без сотрясения, а то на вылете мозги новенькому ещё понадобятся. Хотя какой вылет, ему же сортиры чистить в ближайшие дни, а там мозги ни к чему.
Секса ему захотелось.
Со мной.
Сейчас. Уже. Разбежалась!
Ветров поднимается. Сам. Силён, думала уже медиков звать. Смотрит злобно, жду, что сделает. Если кинется – проиграет снова, и он это наконец-то понимает. Очень хорошо, что понимает, а то заход на очередной круг ничего хорошего не принесёт. Мало радости вылетать на боевое, опасаясь ракеты в корму от уязвлённого! Кто там будет разбираться, особенно с нами. Невосполнимые потери, цинк, печь, чёрная строка с датой в базе данных нейросети несущего корабля. Был пилот в штрафной экскадрилье, и нет его.
Война.
– У нас, – говорю, закрепляя пройденное, – не принято любопытничать, кто и за что сюда угодил. Что там у кого было, никого не касается. Ты здесь, и этого достаточно. Вольно. Приступить к исполнению обязанностей.
– Есть, – с ненавистью отозвался он.
– Всех касается, – повысила я голос.
Ангар опустел в считанные секунды.
– Разрешите обратиться, госпожа капитан?
Ощущение – штурмовая башня заговорила. Надо же понимать, как выглядит человек, пусть даже и женщина, после службы в космодесанте. Кулаки, бритый череп, угрюмый взгляд. Мы здесь все не со сказочного бала, но десантура и летуны – абсолютно разные весовые категории. Между прочим, на удивление хорошо летает. Я-то думала, буду возиться, но нет.
– Вольно, Ламберт. Слушаю.
– У нас два тренажёра, которые никак не отвечают реальности. Они устарели. Им нужно сменить прошивку на другую, чтобы получить больше локаций, больше схем взаимодействия.
– И что предлагаешь? – спрашиваю я. – Инженера по софту ждать будем до угасания Вселенной.
Усмехается. Прямо огонь сегодня: голос плюс эмоции, ново.
– Вещи смотрела и нашла флэш-бокс «Покори Вселенную», локация «Защити орбитальную станцию». В детстве… играла. Старьё, но и наши тренажёры тоже не новенькие.
Я подумала. Потом ещё немного подумала. Учись, играя, – этот принцип придуман не вчера. «Покори Вселенную» – мощная игровая платформа, популярная даже и за пределами Земной Федерации. Суть её в том, что ты выбираешь абсолютно любую локацию, и поднимаешься в ней с нулевого уровня до верхнего предела. Хочешь – фермерствуешь и строишь, есть режим «творчество». Хочешь – дерёшься. Фокус в том, что обучающие программы там максимально приближены к реальным, и фанат «Покори Вселенную» в части полетаек с пострельбушками осваивает потом боевой истребитель как нечего делать: база в него уже вколочена давно, турнирами, тренировками и игровой нейросетью, выступающей в качестве врага.
Основная фишка «Покори Вселенную» – отсутствие возможности сохраниться и начать заново с того же самого места, на котором тебя убили. Текущие-то моменты система в твоём профиле хранит. Можно выходить из игры и возвращаться обратно, торчать в виртуале сутками вовсе необязательно. Но как только игрока убили или он сам погиб по какой-то причине – всё, профиль уничтожается, начинай сначала.
Действующим военным играть не запрещено, кстати говоря. В гражданских соревнованиях участвовать – да, нельзя. Но чётко прописанного запрета на собственно игру в уставе нет. Другое дело, что нам тут, на передовой, не до игрушек совсем…
– Пошли к Дивномирову, – принимаю решение. – Объяснишь идею.
Кривится, но молчит. Дивномиров – единственный наш мостик к внешнему миру. Психолог-психотерапевт с первым рангом. Без него… В общем, затевать такие вещи без него я не стану, и другим не посоветую.
Дивномиров нас выслушал. Завис на целую минуту, даже глаза прикрыл. Знаю я эту фишку перворанговых телепатов: в местной инфолокали поднялся дикий гвалт, все против всех, и продави своё мнение, попробуй. На каждую мысль сотни возражений.
– А что мы теряем, – говорю. – Техобслуживание через год по графику, и не факт, что программу обновят. Тренироваться надо! Враг, конечно, охрененнный коуч, вот только ошибки разбирать не даёт. И уязвимостями пилотажных схем не делится.
– Хорошо, – кивает Дивномиров. – Делайте. Я даже передам локации с участием Лау404. Хочешь что-то сказать, Ламберт?
Она молчит, смотрит сквозь собеседника. Раздражающая манера, если честно. Так и тянет въехать кулаком в зубы. Если бы ещё знать, что это поможет…
– Ничего, – отвечает наконец. – Разрешите удалиться?
– Иди, – и, уже в спину, добавляет: – Доживи до амнистии, слышишь? Недолго осталось.
Спина даже не дрогнула. Наверняка и глаза уже остекленели. Так что все слова Дивномирова ушли в молоко.
– Что с ней делать, – говорю. – Тут полноценная психотерапия нужна…
– Время нужно. Которого нет.
Дивномиров трёт ладонями виски, сразу видно, насколько он задолбался и устал. И седины на висках стало больше. Телепат не пирокинетик, для него седина не имеет критического значения, но всё равно хорошего мало. Проклятье. Уйдёт в отставку, что с нами станется?
– Не уйду, – усмехается на мои мысли. – Как же я вас брошу…
Я на его месте, наверное, то же самое бы ответила.
– Шаора, ну, ты-то хоть не геройствуй сверх меры… А то запись твоего последнего вылета я видел. Чёрт знает что такое: ты рискуешь.
– Нормально, – говорю. – Я с девяти лет в ложементе истребителя. Меня так просто не поджаришь.
– Звёздную болезнь поймала?
КРЫЛЬЯ СМЕРТИ
Она – капитан эскадрильи смертников. К ней отправляют штрафников с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий. Чтобы геройской смертью могли искупить совершённые преступления.
Он – «улицу неправильно перешёл», то есть, повздорил с начальством.
Ей – крепить в новеньком дисциплину кулаком и чёрным словом. Ему – учиться работать в команде с теми, к кому в иных обстоятельствах близко не подошёл бы, побрезговал.
А враг не дремлет.
Любовь? Не смешите нашу плазму, идёт война! Но если сегодня не знаешь, будешь ли жить завтра, то чувства рано или поздно прорвут барьеры. Несмотря ни на что и вопреки всему…
ГЛАВА 1 Шаора
В ангаре пахнет озоном и железом. Стоят в ряд машины – только что с вылета – в основном, старьё от «Юпитер-Лион». Два тренажёра ещё с докосмической эпохи, наверное. Ползёт платформа с техниками… оттуда, из самой древности, как ещё не разваливается на ходу…
На новые машины надежды нет: нас снабжают по остаточному принципу.
Мы – Крылья Смерти, эскадрилья штрафников. Нами затыкают самые поганые дыры. Шансы выжить стремятся даже не к нулю, а в минус бесконечность. Иногда приходят амнистии… посмертно чаще всего. Но нам важно выжить не только за тем, чтобы дождаться заветного приказа. Всё проще. Если вернёшься с вылета сегодня, значит, отправишься на рандеву с врагом завтра. И, может быть, ещё сколько-нибудь ублюдков отправишь в чёрную дыру без права обратной сборки.
Враг, он гарантированно дохнет, если вогнать ему в движки ракету.
Моя птичка паркуется у самого шлюза. Первая на вылет, последняя на заход. Не мной это правило заведено, не на мне и закончится. Пока пройдёшь к себе или от себя, увидишь всё. В каком состоянии машины, какое настроение у пилота. Пара слов порой творит чудеса, а иногда и слова не нужно, достаточно жеста.
Да, многим из моих асов на гражданке надели бы галстук на шею, без долгих разговоров. Большинство здесь – за конкретные дела. Но разбрасываться хорошими пилотами командование не спешит, предоставляя право вершить правосудие врагу. А я…
Я хочу, чтобы их награждали не посмертно. Чтобы они дожили до победы. Чтобы жили потом в отставке спокойно. Чтобы просто жили.
Много хочу? Нет, в самый раз. Вам не понять.
… Что там впереди такое? Дракой пахнет, что ли? Новенький, наверное, явился. Перед вылетом пришло уведомление, но разбираться было некогда, тревожный уже прозвучал. Вывела с комбраса на сетчатку глаза документы.
Так. Илья Ветров, человек. Генная модификация – герад-179 с доминантой Глебовой, то есть, попросту говоря, пирокинез. Индекс Гаманина – сто девятнадцать. Вот почему он пилот! В космодесант берут с Гаманиным не ниже ста двадцати. Балла не хватило, а это о многом говорит.
Об уязвлённости, например.
Будь у него индекс, скажем, сто пять или даже сто десять, он бы не дёргался, тут всё понятно и так. Как выражаются люди, от осинки не рождаются апельсинки. А сто девятнадцать, вот должно быть очень обидно для мальчика со Старой Терры, где культ службы в действительной армии – это образ жизни.
Новенькие – зубная боль. Учи его, лечи его, чтоб в коллектив влился. Только успокоится всё, слетаемся, я порадуюсь, что наконец-то у меня команда, на которую можно положиться…. Как – хлоп! – и размажет кого-нибудь на кварки по орбите. Плазма, гроб или мочало, начинаем всё сначала.
Я люблю возиться с новичками. Иной раз из такой тьмы человека выдёргиваешь… Если бы не война и не происхождение, я могла бы стать психотерапевтом. Может быть, не самым лучшим, но и не последним в списке. Наш штатный мозгоклюй, полковник Сергей Дивномиров, ответственный за поддержание боевого духа и высоких моральных установок среди личного состава, меня уважает. С дрожью думаю о том, когда он усвистит на гражданку. А он может, он уже в солидном возрасте. Пришлют на его место вчерашнего выпускника с глазом горящим и высокими принципами, только что из ксенологического универа. И люби его, сопляка дурного, вместе со всеми его червями как хочешь.
… – враголюбка!
Это новенький прицепился к самой сложной из всех моих девушек. Да, её дело до сих пор ещё на слуху… Но если Ветров хотел сорвать на ней злость, то совершил гиперпереход в камень. Она не реагирует ни на какие оскорбления. Вообще ни на что не реагирует, любой голос, кроме приказа в боевой обстановке, для неё белый шум, не стоящий внимания. Психзащита… Все мы тут в голову раненые. Кто-то меньше, кто-то больше.
Проталкиваюсь вперёд:
– Кто тут у нас такой громкий?
Новенький смотрит на меня с тяжёлой злобой. Сверху вниз, – скала небесная, а не носитель разума. Я знаю, как я выгляжу, мой народ больше тысячи лет живёт на «тяжёлой» планете, с высокой гравитацией. Я новенькому, что называется, в пупок дышу, но разница в росте ничто по сравнению с разницей в опыте и мотивации. Я его сделаю. Даром, что так называемый сильный пол. Одной силы здесь мало.
Он деморализован. Зол. Считает себя осуждённым ни за что, кстати, вполне может быть, и так, надо подробнее изучить его дело. Наша компания его бесит. Он считает себя лучше всех нас, вместе взятых. И очень уж ему не хочется «ударить в грязь лицом», как говорят люди. То есть, показать себя слабым и сломленным.
А мне лично нечего терять.
Давно.
Как и любому из моих пилотов.
– Хочешь подраться? – спрашиваю. – Давай!
– На интерес, – бросает он холодно.
Глаза с прищуром – ледяная сталь. Улыбочка мерзкая. Можно даже не гадать, что он задумал, всё ж на поверхности.
– Ну, а как же иначе-то, – киваю. – Твой интерес?
– Секс!
Ожидаемо. У людей либидо – выше среднего по больнице, постоянный контакт со смертью желание только подстёгивает. Но если этот Ветров думает, что ему обломится, он ошибается.
– Сорок дней дежурств в клининге.
Как я уже говорила, снабжают нас по остаточному принципу. То есть, системы жизнеобеспечения и канализации тоже не самые новые и лучшие. Уход за ними у нас по графику, но выхватить вне очереди вполне себе можно. Ветрову сейчас, можно сказать, сами боги велели. Надо обновить коллекцию зубных щёток, кстати. Без ультразвука!
После первого же клинча Ветров – на одном колене, и парочка зубов на железном полу. Это ещё он дёшево отделался6 я била безжалостно, почти как врага. Да он и был врагом сейчас. Его поведение в бою могло погубить всех нас как нечего делать. У нас машины со слиянием, здесь авторитет капитана надо устанавливать раз и навсегда.
Что? Словами? Словами – это слишком долго, враг такого роскошного подарка нам не даст. Но могу и словами. Комбинированный, так сказать, заход.
– Ты – человек, – объясняю спокойно. – Я – алаурамху. Сечёшь разницу?
Мы сильнее людей. Живём в условиях повышенной гравитации. Приходится в тренажёрке торчать дольше, чем человеку, чтобы банально мышечную массу сохранить. Хорошо летать со своими, но своих здесь нет и вряд ли будут, а под одну меня настраивать гравитацию никто не станет. Приспосабливается одиночка, а не коллектив. Ничего. Норм, я привыкла.
Ветров злобно сжимает кулак. Алое пламя пляшет по пальцам, багровый огонь паранормы. И пусть его индекс Гаманина не дотягивает одного балла до элиты спецназа, поджариться можно и в слабом – по меркам самих пирокинетиков! – паранормальном пекле вполне реально.
– Скиапфарабу, – предупреждаю, усмехаясь. – Моя родина. Не слыхал?
Спустя несколько минут я удобно устраиваю колено на шее новенького и продолжаю ликбез:
– У нас на Скиапфарабу федералов не любят. Шесть мятежей, и это только за последние десять лет. Паранорма пирокинеза биоинженерам моей родины недоступна, но модификация кожи в сторону повышенной огнеупорности – наш эксклюзив. Она до сих пор не адаптирована под людей, понятия не имею почему, я не биолог. Ещё вопросы есть? Громче, не слышу!
– Убей, – злобно хрипит он. – Ну?!
Понимаю, можно сказать, сочувствую. Лежит мордой в пол, а эти проклятые бабы-преступницы с бронзово-зелёными от загара тысячи звёзд рожами на него смотрят и тихо, – громко при капитане не осмеливаются, – над поверженным ржут. И пищеблок после наших гентбарцев надраивать тоже неохота. Чем гентбарцы питаются, каждый знает: тухлятиной и прочей дрянью, смердящей так, что глаза вылезают на затылок и свободно катятся потом до самой задницы. От нашей пищи их тошнит, а в гентбарском-матерном немало эпитетов, содержащих в основе ёмкое определение «свежий».
Ты хотел секса, мальчик? Ты его получил! Не такой, правда, как думал. Но что поделаешь. Жизнь – боль.
Встаю. Он тут же вскакивает, взбешён до предела. Ещё один выпад. Кулак, пылающий алым огнём, – летит в лицо. Ухожу влево, перехватываю под локоть и мордой, мордой его бесстыжей, в пол, опять. Я ему спину сломать о колено могу, в таком положении – запросто. Я сильнее, спасибо родному шарику с его повышенной гравитацией, а Ветров – без брони, уравнивающей шансы.
– Ты – проиграл, – шиплю ему в ухо. – Смирись.
Он в ответ словно взрывается огнём. Паранормальный щит, и любого другого обожгло бы и выломало так, что сразу на гражданку комиссовали бы. Но я – не любая другая. И с паранормалами посильнее этого Ветрова дело уже имела.
На этот раз новенький поднимается очень не скоро. Сначала на четвереньки. Потом на колено. Мотает головой, под носом пузырится алая юшка. Я приглашающе потираю кулак. Хочешь ещё? Будет тебе ещё! Всё, что пожелаешь.
Девчонки не выдерживают, орут:
– Ша-о-ра! Ша-о-ра! Давай! Так его!
Шаора – это я. Имя, данное родителями. В основе его – тот же корень, что и с ас-сшаорай, перелётной птицей, перевозчиком душ мёртвых в Обитель Морского Леса. Какая мощная символичность, не правда ли? Впору посмеяться. Вот только вряд ли Ветров знаком с мифологией моего народа. Не оценит!
– Заканчивай, – говорю противнику. – Не хочу калечить тебя!
– Пошла ты… – цедит сквозь зубы, и снова бросается.
С закономерным результатом: мордой в пол. И пятиминутной бессознанкой. Надеюсь, без сотрясения, а то на вылете мозги новенькому ещё понадобятся. Хотя какой вылет, ему же сортиры чистить в ближайшие дни, а там мозги ни к чему.
Секса ему захотелось.
Со мной.
Сейчас. Уже. Разбежалась!
Ветров поднимается. Сам. Силён, думала уже медиков звать. Смотрит злобно, жду, что сделает. Если кинется – проиграет снова, и он это наконец-то понимает. Очень хорошо, что понимает, а то заход на очередной круг ничего хорошего не принесёт. Мало радости вылетать на боевое, опасаясь ракеты в корму от уязвлённого! Кто там будет разбираться, особенно с нами. Невосполнимые потери, цинк, печь, чёрная строка с датой в базе данных нейросети несущего корабля. Был пилот в штрафной экскадрилье, и нет его.
Война.
– У нас, – говорю, закрепляя пройденное, – не принято любопытничать, кто и за что сюда угодил. Что там у кого было, никого не касается. Ты здесь, и этого достаточно. Вольно. Приступить к исполнению обязанностей.
– Есть, – с ненавистью отозвался он.
– Всех касается, – повысила я голос.
Ангар опустел в считанные секунды.
***
– Разрешите обратиться, госпожа капитан?
Ощущение – штурмовая башня заговорила. Надо же понимать, как выглядит человек, пусть даже и женщина, после службы в космодесанте. Кулаки, бритый череп, угрюмый взгляд. Мы здесь все не со сказочного бала, но десантура и летуны – абсолютно разные весовые категории. Между прочим, на удивление хорошо летает. Я-то думала, буду возиться, но нет.
– Вольно, Ламберт. Слушаю.
– У нас два тренажёра, которые никак не отвечают реальности. Они устарели. Им нужно сменить прошивку на другую, чтобы получить больше локаций, больше схем взаимодействия.
– И что предлагаешь? – спрашиваю я. – Инженера по софту ждать будем до угасания Вселенной.
Усмехается. Прямо огонь сегодня: голос плюс эмоции, ново.
– Вещи смотрела и нашла флэш-бокс «Покори Вселенную», локация «Защити орбитальную станцию». В детстве… играла. Старьё, но и наши тренажёры тоже не новенькие.
Я подумала. Потом ещё немного подумала. Учись, играя, – этот принцип придуман не вчера. «Покори Вселенную» – мощная игровая платформа, популярная даже и за пределами Земной Федерации. Суть её в том, что ты выбираешь абсолютно любую локацию, и поднимаешься в ней с нулевого уровня до верхнего предела. Хочешь – фермерствуешь и строишь, есть режим «творчество». Хочешь – дерёшься. Фокус в том, что обучающие программы там максимально приближены к реальным, и фанат «Покори Вселенную» в части полетаек с пострельбушками осваивает потом боевой истребитель как нечего делать: база в него уже вколочена давно, турнирами, тренировками и игровой нейросетью, выступающей в качестве врага.
Основная фишка «Покори Вселенную» – отсутствие возможности сохраниться и начать заново с того же самого места, на котором тебя убили. Текущие-то моменты система в твоём профиле хранит. Можно выходить из игры и возвращаться обратно, торчать в виртуале сутками вовсе необязательно. Но как только игрока убили или он сам погиб по какой-то причине – всё, профиль уничтожается, начинай сначала.
Действующим военным играть не запрещено, кстати говоря. В гражданских соревнованиях участвовать – да, нельзя. Но чётко прописанного запрета на собственно игру в уставе нет. Другое дело, что нам тут, на передовой, не до игрушек совсем…
– Пошли к Дивномирову, – принимаю решение. – Объяснишь идею.
Кривится, но молчит. Дивномиров – единственный наш мостик к внешнему миру. Психолог-психотерапевт с первым рангом. Без него… В общем, затевать такие вещи без него я не стану, и другим не посоветую.
Дивномиров нас выслушал. Завис на целую минуту, даже глаза прикрыл. Знаю я эту фишку перворанговых телепатов: в местной инфолокали поднялся дикий гвалт, все против всех, и продави своё мнение, попробуй. На каждую мысль сотни возражений.
– А что мы теряем, – говорю. – Техобслуживание через год по графику, и не факт, что программу обновят. Тренироваться надо! Враг, конечно, охрененнный коуч, вот только ошибки разбирать не даёт. И уязвимостями пилотажных схем не делится.
– Хорошо, – кивает Дивномиров. – Делайте. Я даже передам локации с участием Лау404. Хочешь что-то сказать, Ламберт?
Она молчит, смотрит сквозь собеседника. Раздражающая манера, если честно. Так и тянет въехать кулаком в зубы. Если бы ещё знать, что это поможет…
– Ничего, – отвечает наконец. – Разрешите удалиться?
– Иди, – и, уже в спину, добавляет: – Доживи до амнистии, слышишь? Недолго осталось.
Спина даже не дрогнула. Наверняка и глаза уже остекленели. Так что все слова Дивномирова ушли в молоко.
– Что с ней делать, – говорю. – Тут полноценная психотерапия нужна…
– Время нужно. Которого нет.
Дивномиров трёт ладонями виски, сразу видно, насколько он задолбался и устал. И седины на висках стало больше. Телепат не пирокинетик, для него седина не имеет критического значения, но всё равно хорошего мало. Проклятье. Уйдёт в отставку, что с нами станется?
– Не уйду, – усмехается на мои мысли. – Как же я вас брошу…
Я на его месте, наверное, то же самое бы ответила.
– Шаора, ну, ты-то хоть не геройствуй сверх меры… А то запись твоего последнего вылета я видел. Чёрт знает что такое: ты рискуешь.
– Нормально, – говорю. – Я с девяти лет в ложементе истребителя. Меня так просто не поджаришь.
– Звёздную болезнь поймала?
