Я честно выдерживаю его взгляд. Не в звёздной болезни дело, нет её, по сути, я реально оцениваю себя… просто у нас хронический недокомплект. Вот и приходится изворачиваться. Когда на каждую твою птичку по две-три вражеских, поневоле сделаешься героем!
– Кофе будешь? – решает он сменить тему и, хитро прищурившись, добавлят: – С коньяком.
У Дивномирова изумительный кофе – настоящий старотерранский, из «горячих» сортов. И коньяк оттуда же… буйство вкуса.
Мы с Дивномировым знаем друг друга много лет, наши отношения в целом можно назвать дружбой. С осторожностью потому, что он выше меня по званию, и его слово решает многое, если не всё. Но зла от него я никогда не видела. Ни для себя, ни для моих девчонок.
– Не могу, – развожу ладонями, – восьмичасовая готовность… Как-нибудь в другой раз.
Коньяк действует на нас так же, как и на людей. Пьянеем! А нализавшийся пилот на боевом вылете хуже врага. Так что в другой раз…
Возвращаюсь в ангар, посмотреть, как идёт наладка тренажёров. Как раз вовремя к началу кровавой расправы: Нанис, подруга Ламберт, держит новенького за глотку с таким свирепым выражением на прекрасном гентбарском личике, будто сожрать готова сию же минуту, что для гентбарца, прямо скажем, подвиг.
Они не едят свежее, я уже говорила. Вообще, особенности пищеварительной системы. У них в языке есть чудесная идиома «свежий потрох», по силе экспрессии сравнимая с человеческим «падаль».
– Ат-ставить! – ору во весь голос, сообразив, что звук долетит быстрее, чем я подбегу.
Нанис послушно разжимает клешни, новенький сгибается напополам, пытаясь заново научиться дышать.
Гентбарцев у нас немного, в основном, свитимь, но Нанис – чабис, и она слишком умна для чабис. Потому и не ужилась в родном пространстве. Чабис в Гентбарисе – это прежде всего, рядовой состав, солдаты. Грубая сила. Мозги им не положены по определению, и большинство из них умудряется спокойно в свою голову есть, не утруждая себя глубокими мыслями. Желающие странного уходят в другие пространства, как ушла когда-то в своё время Нанис Феолис.
Как она к нам угодила, история отдельная. Достойная классической драмы о жёнах бунтовщиков, по доброй воле принимавших на себя судьбу своих мужчин.
– Что не поделили? – спрашиваю, подходя ближе.
– Слышь, капитан, – злобно говорит гентбарка, – можно я ему язык выдерну? И в жопу вставлю! Там для этого поганого помела самое место.
Ветров выпрямился, сложил руки на груди. Монумент оскорблённой гордости. Но молчит, уже хорошо. Нет ничего позорнее, когда мужчина кричит на повышенных тонах, как избалованная гражданская аристократочка, внезапно наступившая на крабью отрыжку.
У ног новенького копошатся черепашки-уборщики. Понятно, пытался настроить их на уборку ангара, и не особо преуспел, а спросить у старшего инженера по хозяйству гордость не позволила.
– Нет, Нанис. Ничего и никому ты выдёргивать не будешь. Вам корму друг другу прикрывать в бою!
– Летать и без языка можно, – бурчит она упрямо. – Связь ментальная же!
– Восьмичасовая готовность, – повышаю голос. – Забыла?
Нанис злобно плюёт себе под ноги, суёт кулачищи в карманы и уходит, в кабину, к своей подруге.
– Зачем ты их цепляешь? – спрашиваю у Ветрова.
Пожимает плечами и молчит.
– Хочешь сдохнуть? – догадываюсь я.
Нанис, если её взбесить, может убить. Легко. А взбесить Нанис можно только если оскорбить как следует её подругу. Что Ветров и сделал не так давно, как я понимаю.
В правильном гентбарском доме все отношения строятся на любви. Да, к размножению способны лишь крылатые особи и все радости секса достаются только им. Любовь бескрылых исключает физическую близость, у них просто нет соответствующих органов. Но преданность, верность и восхищение никто не отменял. Счастливый это билет или не очень, я не знаю. Но глубокая привязанность гентбарской чабис к человеку вызывает нечто вроде зависти даже.
Рядом с тобой смертоносное существо, рождённое для боя, готовое голову оторвать любому, кто на тебя не так глянет, и при этом от тебя требуется самая малость. Всего лишь не разочаровать влюблённого. Даже в сексе не нужно приспосабливаться, потому что секса нет. Не так уж и сложно, если подумать.
– Ветров, – говорю. – Хочешь сдохнуть – дождись, когда на боевой вылет возьму. Там хоть польза от твоей смерти будет, особенно если парочку вражьих летунов с собой прихватишь.
Услышал он меня или нет, не знаю. Плохо. Потому что ведь реально в бою под плазму полезет и сдохнет. Не вольётся он в команду. Первый же вылет станет для него последним.
Спрашивается, какое мне дело, все мы здесь взрослые носители разума, каждый выбирает по себе. Но почему-то очень не хочется увидеть на месте машины Ветрова красочный взрыв.
Поэтому провожаю его в оружейную и стою над душой до тех пор, пока не отчекапит свою броню полным циклом. Бесится, по глазам вижу, по дёрганным движениям рук, но молчит. Мне нравится его молчание, а то ведь хуже нет, когда на тебя огрызаются, и приходится напоминать о субординации доброй зуботычиной. Не люблю насилие! Ещё больше не люблю, когда вместо нормальной речи приходится переходить на матюги, в которых приличными можно назвать лишь предлоги, и то не все. А приходится, когда тебя упорно не понимают из принципа.
– На кой хрен пилоту броня, – бормочет Ветров, себе под нос, но так, чтобы я услышала.
Дожидаюсь, когда дверца его шкафчика озарится зелёным светом статуса «готов». Бросаю через плечо:
– Скоро узнаешь. А до того чтоб всегда зелёный горел!
И ухожу, стараясь под его злобным взглядом держать спину ровно. Споткнуться ещё не хватало для полного счастья…
Не знаю, не могу сформулировать, что меня так теребит и не даёт покоя. Любую из своих девчонок я не хочу наблюдать в виде кварковой пыли или выброшенного в вакуум тела, испытавшего на себе все прелести взрывной декомпрессии. Мы – слётанная команда, прошли немало боёв, а Ветров – новичок, причём, как бы так сказать, не очень-то приятный тип. Так и тянет зарядить в его перекошенную рожу с ноги…
Но я не хочу, чтобы Ветрова раздолбало к такой-то матери ракетой врага!
Вот не хочу и всё.
Ситуация у нас такая: мы – на внешней орбите «Алмазного щита», сети боевых станций, защищающих планетарную локаль от врага. Враг, естественно, снаружи, но ужас в том, что все соседние локали захвачены и подавлены, на помощь нам в ближайшее время никто не придёт, отбиваться – строго своими силами. Ну да, с нами – адмирал Гартман, гений пространственного боя. А у них – таргерем Немелхари Шоккваллем. Умный, опасный, его совершенно невозможно просчитать, каждый раз приходится импровизировать, и, по-моему, наш штаб с реакцией на его выкрутасы запаздывает почти всегда. Не могу давать оценки высшему командованию, поскольку не владею полным объёмом информации, но у меня такое впечатление, будто для Шоккваллема и его команды всё это какая-то игра, что ли. Вроде той же «Покори Вселенную». Они забавляются, сволочи! Мы тут всерьёз, а им смешно.
Потому что при таком преимуществе в позиционировании и силе они продолжают с нами возиться.
Любопытно, как они к невосполнимым потерям относятся. Ведь за строчкой в базе типа «погиб при исполнении боевой задачи» – чья-то жизнь. Чей-то сын или дочь, брат, сестра, любимые. Нет, мне их не жаль. Взял оружие в руки, загрузился в истребитель с ракетами, – получи. Смешно ему там или не смешно, меня не волнует. Просто вот понять бы, что ими движет. Мы – хотим выжить и защитить своих. А они?
Внешний периметр «Алмазного щита» проходит по самой периферии планетарной локали. Местное солнце – жёлтая звезда, выглядит отсюда крупной звездой. Наш сектор – NS-10 – NSWW115. Не лучший вариант, как раз на плоскость кометного пояса приходится. Вести бой среди каменюк, то и дело норовящих воткнуться тебе то в лоб, то в крыло, задача не из простых. Молчу про навигацию, это с нашими системами обнаружения вообще боль.
И всё-таки мы держим летунов врага на расстоянии. То ли приказа у них не было к нам соваться. То ли что-то ещё. Маленькая группа, восемь штук, они любят летать четвёрками, четыре – счастливое число. Мы влетаем к ним в параллель и ходим следом. Куда они, туда и мы. Соблюдая дистанцию.
Нас больше. Их меньше, но оснащённость у них лучше. У кого нервы сдадут раньше?
Я не телепат, но прямо кожей чувствую, как нас там ненавидят. Вся восьмёрка, у них тоже птички одноместные. Неужели штрафбат, как и мы? Куда-то же они девают своих нарушителей и преступников, почему бы не в бой против нас…
Один из вражеских истребителей внезапно покинул строй и, отчаянно маневрируя, помчался прямо на нас, болезненно напомнив мне Ветрова. Тот тоже мог бы вот так сорваться… поломать всю схему. И тогда метались бы под ракетами сейчас не враги, а мы.
Очень скоро выяснилось, что конкретно они таким малым числом здесь потеряли. На одной из птичек раскрылись жерла вихревого коллапсара.
Коллапсара, мать вашу!
Мощности машинки не хватило бы, чтобы убить звезду – не тот размер, но парочку-другую периферийных станций она бы схлопнула в лучшем виде. Поймать такую мелочь в прицел стационарного орудия крайне сложно, а гоняться за нею… Мы и погнались. Некому больше.
Что можно противопоставить коллапсару? При том, что убивать нельзя, надо в плен, обязательно надо, этот агрегат ещё нам самим послужит, если подойти к нему умеючи. Умельцы у нас есть. А вот врагу мы не нужны живыми ни в каком виде. Но только парень… или девчонка, кто там сейчас на ложементе этого корабля… не учёл наличия в нашем отряде Ламберт.
У неё паранорма неограниченного психокинеза. И я уже успела убедиться, какая это страшенная мощь. Неудивительно, что не расстреляли сразу после трибунала.
Наверное, понимали, что попросту не смогут этого сделать. Паранорма защищает своего носителя даже против его воли. Полная и абсолютная неуязвимость для воздействия извне…
Жерло коллапсара схлопнулось, выстрела не произошло. И начались танцы со смертью: дожать эту восьмёрку стало просто необходимо. Слишком далеко они от своих оторвались, очень удачный момент, когда ещё такой выпадет! На восемь рыл и один компакт-коллапсар у врага станет меньше.
Слияние…
Мы не телепаты, полного спектра возможностей, которые даёт телепатическая паранорма, у нас нет и в помине. Но что есть, то есть: ментальная связь и лучшая нейросеть-коллективка от «Юпитер-Лион», эм-сборка.
Шесть двоек – двенадцать машин, моя тринадцатая. Двенадцать сознаний сливается в единое поле разума. И я на острие атаки, как капитан.
Недокомплект, вечная нехватка личного состава… нас должно быть двадцать пять в одном звене, не меньше… Ничего, врагу хватит и тринадцати Шансы может уравнять только коллапсар, пожалуй. А больше ничто. Но коллапсар держит паранорма Ламберт, я чувствую и осознаю чёрную волну её мощи как свою собственную.
Нет уж, драгоценные мои. Сегодня не ваш день!
В космическом бою всё решают скорость и маневренность. Не успел увернуться, – получи. Не успел среагировать вовремя – получи. Не просчитал противника – получи вдвойне и втройне!
Я-мы – видим, чувствуем, предугадываем. Тринадцатью частями единого целого.
Выстрел.
Выстрел.
Выстрел.
Выстрел.
Четыре взрыва, четыре оборванные жизни, – мы не промахиваемся. Не так учили! Восемь минус четыре равно три и один. Один – важен, тройной остаток – нет.
Боевая трансформация-пять.
Попадание.
Попадание.
По касательной.
Восемь единичных сознаний против тринадцати частей единого целого – без вариантов.
На периферии сознания – учебные тренировки, физподготовка, тренажёрная, общие упраженения. Кто мы? Крылья Смерти. Что мы несём? Смерть! Что ждёт врага? Смерть!!
Смерть в космосе – всего лишь гаснущая точка на сенсорах нейросети. Не страшно.
Попадание!
Путь обратно свободен, риск поймать в корму ракету минимален. Враги, спешащие на выручку своим, ещё слишком далеко. Никакого геройства: важно доставить пойманную в плен птичку. Вихревой компакт-коллапсар на одиночном истребителе! Земная Федерация ещё не умеет производить такие…
Первая на вылет, последняя на заход.
Рассогласование…
Проблема наших птичек в том, что слияние перед возвратом на базу сбрасывается. В новых машинах проблема устранена, но новые нам пришлют ещё очень не скоро. И одновременный заход в ангар всем вместе невозможен, очередь выстраивается в любом случае.
Поэтому порядок при конвоировании пленного таков: четверо – двумя двойками – вперёд, затем один с пойманным, следом остальные. Очень уязвимый момент, и если вражеский пилот не дурак, он воспользуется непременно.
Не выжить, так хотя бы нагадить от души!
И точно.
Я ещё снаружи, моя очередь на заход последняя. Разверстый зев шлюза, отделённый от вакуума прозрачной плёнкой силового поля, показывает весь ангар, как на ладони. Пленный не может долбануть ракетой, но ангару хватит и обычных пушек, если умеючи. И нам этот гад нужен живым. А мы ему – нет. При таком раскладе хорошего мало. Считанные минуты – и вся палуба наестся вакуума по самое горлышко.
Но я снова забыла о Ламберт.
Не знаю, откуда она такая вообще взялась. Но её паранорма в моменте превосходит всё, до сих пор мною виденное. Это не генетическая модификация, это одни чёрные дыры знают что! В карточке значится «натуральнорождённая», то есть, спонтанный дар, большая редкость. Отточенный в лучшей учебке космодесанта Альфа-Геспина и помноженный на добрый десяток лет боевого опыта.
Она выпрыгивает из машины до того, как птичка паркуется на своём месте. Я потом проверила – не буквой зю, осевая чётко по центру симметрии! Под шквалом огня – прыжок, прыжок, ещё один прыжок, прямое попадание лазерной пушки – в топку, паранормальный щит сжирает добавочный импульс, переваривает и отражает обратно с усилением. Ещё прыжок – истребитель врага вскрывается как консервная банка, а дальше – драка, вражескому пилоту наплевать на жизнь, хочет убить прежде, чем сдохнуть, и я его понимаю.
Всё это, твою мать, пока я выполняю заход!
Когда подбегаю к месту действия, всё уже кончено. У врага – молекулярная броня, недоступная мечта любого нашего бойца, и она кипит под паранормальным воздействием, стекает вниз, на грязный пол ангара, открывая тело с уже пустыми глазами. Ярко-жёлтая коса режет глаз ядовитым цветом. Девчонка!
Чему удивляться, лучшими пилотами и у них и у нас всегда считались именно женщины.
– Я снял дамп памяти, – тихо говорит над моим ухом Дивномиров, я и не заметила, как подошёл. – Хоть так, чем никак…
– Портал в ад, – хрипло бросает Ламберт, упираясь в пол кулаком и коленом. – Заткните.
– Бл*! – выдыхает Дивномиров, разворачиваясь к трофейной машине.
И только тут я замечаю, что жерла коллапсара раскрыты и смертоносные вихри не умножают нас на ноль только благодаря паранорме Ламберт. Но пик миновал, сейчас моего лучшего бойца раздавит откатом: потеряет сознание и несколько дней будет приходить в себя, восстанавливая истраченные на драку силы.
Перехватить ментальный контроль над трофейной машиной, чей пилот только что благополучно помер, задача не из лёгких. У Дивномирова первый телепатический ранг, но надо же вытащить из дампа все, необходимые для подчинения вражеского борт-партнёра паттерны, а это в любом случае несколько минут, пять, может быть, четыре, если повезёт, три. Нам же сейчас хватит и секунды! Коллапсирующие вихри уже сформированы!
– Кофе будешь? – решает он сменить тему и, хитро прищурившись, добавлят: – С коньяком.
У Дивномирова изумительный кофе – настоящий старотерранский, из «горячих» сортов. И коньяк оттуда же… буйство вкуса.
Мы с Дивномировым знаем друг друга много лет, наши отношения в целом можно назвать дружбой. С осторожностью потому, что он выше меня по званию, и его слово решает многое, если не всё. Но зла от него я никогда не видела. Ни для себя, ни для моих девчонок.
– Не могу, – развожу ладонями, – восьмичасовая готовность… Как-нибудь в другой раз.
Коньяк действует на нас так же, как и на людей. Пьянеем! А нализавшийся пилот на боевом вылете хуже врага. Так что в другой раз…
Возвращаюсь в ангар, посмотреть, как идёт наладка тренажёров. Как раз вовремя к началу кровавой расправы: Нанис, подруга Ламберт, держит новенького за глотку с таким свирепым выражением на прекрасном гентбарском личике, будто сожрать готова сию же минуту, что для гентбарца, прямо скажем, подвиг.
Они не едят свежее, я уже говорила. Вообще, особенности пищеварительной системы. У них в языке есть чудесная идиома «свежий потрох», по силе экспрессии сравнимая с человеческим «падаль».
– Ат-ставить! – ору во весь голос, сообразив, что звук долетит быстрее, чем я подбегу.
Нанис послушно разжимает клешни, новенький сгибается напополам, пытаясь заново научиться дышать.
Гентбарцев у нас немного, в основном, свитимь, но Нанис – чабис, и она слишком умна для чабис. Потому и не ужилась в родном пространстве. Чабис в Гентбарисе – это прежде всего, рядовой состав, солдаты. Грубая сила. Мозги им не положены по определению, и большинство из них умудряется спокойно в свою голову есть, не утруждая себя глубокими мыслями. Желающие странного уходят в другие пространства, как ушла когда-то в своё время Нанис Феолис.
Как она к нам угодила, история отдельная. Достойная классической драмы о жёнах бунтовщиков, по доброй воле принимавших на себя судьбу своих мужчин.
– Что не поделили? – спрашиваю, подходя ближе.
– Слышь, капитан, – злобно говорит гентбарка, – можно я ему язык выдерну? И в жопу вставлю! Там для этого поганого помела самое место.
Ветров выпрямился, сложил руки на груди. Монумент оскорблённой гордости. Но молчит, уже хорошо. Нет ничего позорнее, когда мужчина кричит на повышенных тонах, как избалованная гражданская аристократочка, внезапно наступившая на крабью отрыжку.
У ног новенького копошатся черепашки-уборщики. Понятно, пытался настроить их на уборку ангара, и не особо преуспел, а спросить у старшего инженера по хозяйству гордость не позволила.
– Нет, Нанис. Ничего и никому ты выдёргивать не будешь. Вам корму друг другу прикрывать в бою!
– Летать и без языка можно, – бурчит она упрямо. – Связь ментальная же!
– Восьмичасовая готовность, – повышаю голос. – Забыла?
Нанис злобно плюёт себе под ноги, суёт кулачищи в карманы и уходит, в кабину, к своей подруге.
– Зачем ты их цепляешь? – спрашиваю у Ветрова.
Пожимает плечами и молчит.
– Хочешь сдохнуть? – догадываюсь я.
Нанис, если её взбесить, может убить. Легко. А взбесить Нанис можно только если оскорбить как следует её подругу. Что Ветров и сделал не так давно, как я понимаю.
В правильном гентбарском доме все отношения строятся на любви. Да, к размножению способны лишь крылатые особи и все радости секса достаются только им. Любовь бескрылых исключает физическую близость, у них просто нет соответствующих органов. Но преданность, верность и восхищение никто не отменял. Счастливый это билет или не очень, я не знаю. Но глубокая привязанность гентбарской чабис к человеку вызывает нечто вроде зависти даже.
Рядом с тобой смертоносное существо, рождённое для боя, готовое голову оторвать любому, кто на тебя не так глянет, и при этом от тебя требуется самая малость. Всего лишь не разочаровать влюблённого. Даже в сексе не нужно приспосабливаться, потому что секса нет. Не так уж и сложно, если подумать.
– Ветров, – говорю. – Хочешь сдохнуть – дождись, когда на боевой вылет возьму. Там хоть польза от твоей смерти будет, особенно если парочку вражьих летунов с собой прихватишь.
Услышал он меня или нет, не знаю. Плохо. Потому что ведь реально в бою под плазму полезет и сдохнет. Не вольётся он в команду. Первый же вылет станет для него последним.
Спрашивается, какое мне дело, все мы здесь взрослые носители разума, каждый выбирает по себе. Но почему-то очень не хочется увидеть на месте машины Ветрова красочный взрыв.
Поэтому провожаю его в оружейную и стою над душой до тех пор, пока не отчекапит свою броню полным циклом. Бесится, по глазам вижу, по дёрганным движениям рук, но молчит. Мне нравится его молчание, а то ведь хуже нет, когда на тебя огрызаются, и приходится напоминать о субординации доброй зуботычиной. Не люблю насилие! Ещё больше не люблю, когда вместо нормальной речи приходится переходить на матюги, в которых приличными можно назвать лишь предлоги, и то не все. А приходится, когда тебя упорно не понимают из принципа.
– На кой хрен пилоту броня, – бормочет Ветров, себе под нос, но так, чтобы я услышала.
Дожидаюсь, когда дверца его шкафчика озарится зелёным светом статуса «готов». Бросаю через плечо:
– Скоро узнаешь. А до того чтоб всегда зелёный горел!
И ухожу, стараясь под его злобным взглядом держать спину ровно. Споткнуться ещё не хватало для полного счастья…
Не знаю, не могу сформулировать, что меня так теребит и не даёт покоя. Любую из своих девчонок я не хочу наблюдать в виде кварковой пыли или выброшенного в вакуум тела, испытавшего на себе все прелести взрывной декомпрессии. Мы – слётанная команда, прошли немало боёв, а Ветров – новичок, причём, как бы так сказать, не очень-то приятный тип. Так и тянет зарядить в его перекошенную рожу с ноги…
Но я не хочу, чтобы Ветрова раздолбало к такой-то матери ракетой врага!
Вот не хочу и всё.
***
Ситуация у нас такая: мы – на внешней орбите «Алмазного щита», сети боевых станций, защищающих планетарную локаль от врага. Враг, естественно, снаружи, но ужас в том, что все соседние локали захвачены и подавлены, на помощь нам в ближайшее время никто не придёт, отбиваться – строго своими силами. Ну да, с нами – адмирал Гартман, гений пространственного боя. А у них – таргерем Немелхари Шоккваллем. Умный, опасный, его совершенно невозможно просчитать, каждый раз приходится импровизировать, и, по-моему, наш штаб с реакцией на его выкрутасы запаздывает почти всегда. Не могу давать оценки высшему командованию, поскольку не владею полным объёмом информации, но у меня такое впечатление, будто для Шоккваллема и его команды всё это какая-то игра, что ли. Вроде той же «Покори Вселенную». Они забавляются, сволочи! Мы тут всерьёз, а им смешно.
Потому что при таком преимуществе в позиционировании и силе они продолжают с нами возиться.
Любопытно, как они к невосполнимым потерям относятся. Ведь за строчкой в базе типа «погиб при исполнении боевой задачи» – чья-то жизнь. Чей-то сын или дочь, брат, сестра, любимые. Нет, мне их не жаль. Взял оружие в руки, загрузился в истребитель с ракетами, – получи. Смешно ему там или не смешно, меня не волнует. Просто вот понять бы, что ими движет. Мы – хотим выжить и защитить своих. А они?
Внешний периметр «Алмазного щита» проходит по самой периферии планетарной локали. Местное солнце – жёлтая звезда, выглядит отсюда крупной звездой. Наш сектор – NS-10 – NSWW115. Не лучший вариант, как раз на плоскость кометного пояса приходится. Вести бой среди каменюк, то и дело норовящих воткнуться тебе то в лоб, то в крыло, задача не из простых. Молчу про навигацию, это с нашими системами обнаружения вообще боль.
И всё-таки мы держим летунов врага на расстоянии. То ли приказа у них не было к нам соваться. То ли что-то ещё. Маленькая группа, восемь штук, они любят летать четвёрками, четыре – счастливое число. Мы влетаем к ним в параллель и ходим следом. Куда они, туда и мы. Соблюдая дистанцию.
Нас больше. Их меньше, но оснащённость у них лучше. У кого нервы сдадут раньше?
Я не телепат, но прямо кожей чувствую, как нас там ненавидят. Вся восьмёрка, у них тоже птички одноместные. Неужели штрафбат, как и мы? Куда-то же они девают своих нарушителей и преступников, почему бы не в бой против нас…
Один из вражеских истребителей внезапно покинул строй и, отчаянно маневрируя, помчался прямо на нас, болезненно напомнив мне Ветрова. Тот тоже мог бы вот так сорваться… поломать всю схему. И тогда метались бы под ракетами сейчас не враги, а мы.
Очень скоро выяснилось, что конкретно они таким малым числом здесь потеряли. На одной из птичек раскрылись жерла вихревого коллапсара.
Коллапсара, мать вашу!
Мощности машинки не хватило бы, чтобы убить звезду – не тот размер, но парочку-другую периферийных станций она бы схлопнула в лучшем виде. Поймать такую мелочь в прицел стационарного орудия крайне сложно, а гоняться за нею… Мы и погнались. Некому больше.
Что можно противопоставить коллапсару? При том, что убивать нельзя, надо в плен, обязательно надо, этот агрегат ещё нам самим послужит, если подойти к нему умеючи. Умельцы у нас есть. А вот врагу мы не нужны живыми ни в каком виде. Но только парень… или девчонка, кто там сейчас на ложементе этого корабля… не учёл наличия в нашем отряде Ламберт.
У неё паранорма неограниченного психокинеза. И я уже успела убедиться, какая это страшенная мощь. Неудивительно, что не расстреляли сразу после трибунала.
Наверное, понимали, что попросту не смогут этого сделать. Паранорма защищает своего носителя даже против его воли. Полная и абсолютная неуязвимость для воздействия извне…
Жерло коллапсара схлопнулось, выстрела не произошло. И начались танцы со смертью: дожать эту восьмёрку стало просто необходимо. Слишком далеко они от своих оторвались, очень удачный момент, когда ещё такой выпадет! На восемь рыл и один компакт-коллапсар у врага станет меньше.
Слияние…
Мы не телепаты, полного спектра возможностей, которые даёт телепатическая паранорма, у нас нет и в помине. Но что есть, то есть: ментальная связь и лучшая нейросеть-коллективка от «Юпитер-Лион», эм-сборка.
Шесть двоек – двенадцать машин, моя тринадцатая. Двенадцать сознаний сливается в единое поле разума. И я на острие атаки, как капитан.
Недокомплект, вечная нехватка личного состава… нас должно быть двадцать пять в одном звене, не меньше… Ничего, врагу хватит и тринадцати Шансы может уравнять только коллапсар, пожалуй. А больше ничто. Но коллапсар держит паранорма Ламберт, я чувствую и осознаю чёрную волну её мощи как свою собственную.
Нет уж, драгоценные мои. Сегодня не ваш день!
В космическом бою всё решают скорость и маневренность. Не успел увернуться, – получи. Не успел среагировать вовремя – получи. Не просчитал противника – получи вдвойне и втройне!
Я-мы – видим, чувствуем, предугадываем. Тринадцатью частями единого целого.
Выстрел.
Выстрел.
Выстрел.
Выстрел.
Четыре взрыва, четыре оборванные жизни, – мы не промахиваемся. Не так учили! Восемь минус четыре равно три и один. Один – важен, тройной остаток – нет.
Боевая трансформация-пять.
Попадание.
Попадание.
По касательной.
Восемь единичных сознаний против тринадцати частей единого целого – без вариантов.
На периферии сознания – учебные тренировки, физподготовка, тренажёрная, общие упраженения. Кто мы? Крылья Смерти. Что мы несём? Смерть! Что ждёт врага? Смерть!!
Смерть в космосе – всего лишь гаснущая точка на сенсорах нейросети. Не страшно.
Попадание!
Путь обратно свободен, риск поймать в корму ракету минимален. Враги, спешащие на выручку своим, ещё слишком далеко. Никакого геройства: важно доставить пойманную в плен птичку. Вихревой компакт-коллапсар на одиночном истребителе! Земная Федерация ещё не умеет производить такие…
Первая на вылет, последняя на заход.
Рассогласование…
Проблема наших птичек в том, что слияние перед возвратом на базу сбрасывается. В новых машинах проблема устранена, но новые нам пришлют ещё очень не скоро. И одновременный заход в ангар всем вместе невозможен, очередь выстраивается в любом случае.
Поэтому порядок при конвоировании пленного таков: четверо – двумя двойками – вперёд, затем один с пойманным, следом остальные. Очень уязвимый момент, и если вражеский пилот не дурак, он воспользуется непременно.
Не выжить, так хотя бы нагадить от души!
И точно.
Я ещё снаружи, моя очередь на заход последняя. Разверстый зев шлюза, отделённый от вакуума прозрачной плёнкой силового поля, показывает весь ангар, как на ладони. Пленный не может долбануть ракетой, но ангару хватит и обычных пушек, если умеючи. И нам этот гад нужен живым. А мы ему – нет. При таком раскладе хорошего мало. Считанные минуты – и вся палуба наестся вакуума по самое горлышко.
Но я снова забыла о Ламберт.
Не знаю, откуда она такая вообще взялась. Но её паранорма в моменте превосходит всё, до сих пор мною виденное. Это не генетическая модификация, это одни чёрные дыры знают что! В карточке значится «натуральнорождённая», то есть, спонтанный дар, большая редкость. Отточенный в лучшей учебке космодесанта Альфа-Геспина и помноженный на добрый десяток лет боевого опыта.
Она выпрыгивает из машины до того, как птичка паркуется на своём месте. Я потом проверила – не буквой зю, осевая чётко по центру симметрии! Под шквалом огня – прыжок, прыжок, ещё один прыжок, прямое попадание лазерной пушки – в топку, паранормальный щит сжирает добавочный импульс, переваривает и отражает обратно с усилением. Ещё прыжок – истребитель врага вскрывается как консервная банка, а дальше – драка, вражескому пилоту наплевать на жизнь, хочет убить прежде, чем сдохнуть, и я его понимаю.
Всё это, твою мать, пока я выполняю заход!
Когда подбегаю к месту действия, всё уже кончено. У врага – молекулярная броня, недоступная мечта любого нашего бойца, и она кипит под паранормальным воздействием, стекает вниз, на грязный пол ангара, открывая тело с уже пустыми глазами. Ярко-жёлтая коса режет глаз ядовитым цветом. Девчонка!
Чему удивляться, лучшими пилотами и у них и у нас всегда считались именно женщины.
– Я снял дамп памяти, – тихо говорит над моим ухом Дивномиров, я и не заметила, как подошёл. – Хоть так, чем никак…
– Портал в ад, – хрипло бросает Ламберт, упираясь в пол кулаком и коленом. – Заткните.
– Бл*! – выдыхает Дивномиров, разворачиваясь к трофейной машине.
И только тут я замечаю, что жерла коллапсара раскрыты и смертоносные вихри не умножают нас на ноль только благодаря паранорме Ламберт. Но пик миновал, сейчас моего лучшего бойца раздавит откатом: потеряет сознание и несколько дней будет приходить в себя, восстанавливая истраченные на драку силы.
Перехватить ментальный контроль над трофейной машиной, чей пилот только что благополучно помер, задача не из лёгких. У Дивномирова первый телепатический ранг, но надо же вытащить из дампа все, необходимые для подчинения вражеского борт-партнёра паттерны, а это в любом случае несколько минут, пять, может быть, четыре, если повезёт, три. Нам же сейчас хватит и секунды! Коллапсирующие вихри уже сформированы!
