Идентификационный номер… вот. Блин, неоплаченные штрафы и пени… оплатить… Да, оплатить. Пени тоже оплатить. Иначе система не запишет, а свободные места разберут быстро. Куковать потом до следующего учебного года! Эх. Половина призовых с прошлого сезона как корова языком! Мало им пятнадцати суток за тот вулкан, ещё и штрафы впаяли! Змеи.
Я вспомнила нехороший прищур капитана Снежина – зрачки, как два дула от армейского плазмогана! – и поёжилась. Дешёво отделалась. Пятнадцать суток и штраф, пустяки-то какие. Могло влететь посерьёзнее, с понижением социального капитала пунктов так на двадцать. После чего о вузе в этом году оставалось бы только мечтать.
Потом я зарубилась в виртуальный аэросладж, у меня одиннадцатый уровень – маловато будет, но он сложный как не знаю кто – атмосфера Тайдрим, если кто в курсе, и вынырнула в реальность только ночью. Не сказать, чтобы совсем уж глубокой ночью, но полночь уже убежала.
Сквозь окна лился ночной свет от уличного освещения. Его можно было приглушить, настраивая прозрачность, но я не стала этого делать. Села на подоконник, обхватила коленки руками и долго смотрела на парк жилой зоны. Двадцатый этаж, отличная панорама. Ёлки, ёлки, ёлки, за ними переливающееся отсветами ночных огней озеро, за озером – другие корпусы Университета. Купол над головой рыжий, значит, снаружи снова идёт снег. Ну, сентябрь, что вы хотите. Пора…
Старая Терра сорвалась в ледниковый период почти тысячу лет тому назад. Но оледенение началось не внезапно и не сразу, у Человечества было время подготовиться. Во-первых, по проекту «Галактический ковчег» двадцать девять экспедиций ушло в космос, к различным экзопланетам, наиболее перспективным для высадки и колонизации. О двух коряблях доподлинно известно, что они погибли безвозвратно, двенадцать – основали дочерние цивилизации, вошедшие потом в Федерацию на правах автономных локалей. Тринадцатая послала Федерацию в коллапсар на досвете, на аргументы в виде боеголовок планетарного поражения ответила тем же самым, это я про Радуарский Альянс. Так и живут до сих пор, ощетинившись дулами на все шесть сторон света, ни в какие союзы принципиально не вступают. Всего один раз исключение для Федерации сделали, но там, честно говоря, их здорово задели, надо было послать ответку, и они трезво оценили свои возможности: в одиночку не справятся.
Судьба остальных «Ковчегов» неизвестна. Пока не известна. Может, выжили тоже. Хочется верить, что выжили. Мы, люди, – Человечество, в смысле, – живучие.
Во-вторых, учёные-генетики Федерации Стран Северо-Восточного Региона – была тогда на Старой Терре такая, – нашли способ приспособить живые организмы к экстремальным холодам. Паранорма пирокинеза. Ею планомерно наделили всех, и человека, и животных и даже деревья. Деревья, конечно, не могут генерировать огонь, но зато отдают тепло, и в ельнике, например, всегда температура на двадцать градусов выше, летом – настоящий тепловой оазис, даже мама может там бродить без куртки.
А уж каковы на вкус «горячие» грибы! С картошкой и луком, тоже «горячими». М-м-м! завтра буду дома, пожарю. Тут-то вряд ли такое готовят. Разве только в ресторане где-нибудь за пределами Университета...
Утро я бессовестно проспала, вчерашнее задание по нивикийскому сляпала на коленке, за пять минут до начала урока. Тумба-Юмба улыбался, глядя на мои судорожные потуги всё успеть, но я его улыбочку не просчитала до конца, а зря.
Профессор Сатув принял от нас наши задания, и заявил, что, пока работы проверяются нейросетью университетского портала, мы сейчас сыграем в простенькую, но занимательную игру «кораблики».
Нивикийцы оставили нам немало источников письменности, в том числе, и обчающие программы для детей. От самых маленьких до уже почти взрослых. А грамматика у них была, как у всякого естественного языка, с множеством нестройностей. С эсперанто нечего сравнивать!
Правило - и тут же исключения из него. Орфография на основе «я»-диалекта, но читается через «ие» и «е», и гадай, в каком случае что правильно. Поэтому и создали умные нивикийские головы «кораблики» - обучающую игру, позволяющую малышам в рифмованной занимательной форме запоминать правила произношения и написания. Игра давно шагнула за пределы родного языка: её подхватили, по-моему, все естественные языки Федерации, потому что адаптировать систему оказалось очень просто. А отдача от её использования была высока.
Я оживилась: «кораблики» я знала с детства, спасибо маме, и тут нарисовался отличный шанс блеснуть.
Ага.
Блеснула.
Уже.
Это оказались какие-то неправильные «кораблики»! Возмутительно!
А уж когда я увидела свою оценку за домашнее… И длинную простыню заданий на завтра…
Всё просто – чем хуже оценка, тем больше задание на самостоятельную работу и тем оно скучнее и противнее. И занимает больше времени! Несправедливо!
– А как вы хотели, – прокомментировал профессор. – Интересные тексты требуют серьёзных знаний. Если же у вас детские ошибки в грамматике, то делать вам в профессии нечего.
Мне так и почудился между слов учителя голос мамы: «точно ты ту специальность выбрала? Может, всё-таки в армию?» Ну, приготовлю я тебе кофе, насекомое! Только дождись.
Добил меня взгляд в экран терминала моего соседа. Ни одной красной плашки! И даже ни одной жёлтой, сплошь зелёные. Р-р-р!
… Оно выползло из-под моего локтя. Мелкое, рыжее, с длинными усами. Клянусь, я ничего не почувствовала, пока не увидела какое-то пятно краем глаза, посмотрела в ту сторону, а там – оно! И за ним торопились другие. Шевелили усами, перебирали лапками. Шуршали. Лезли друг другу на спины. Мерзкие, отвратительные, гадкие…Тараканы!
Ударило памятью, как ураганным снежным зарядом в лицо.
…Двоюродные братья не знали, как отделаться от малолетней козы, которая за ними постоянно таскалась хвостиком, и однажды они забрались в заброшенный посёлок, ещё, наверное, с тёплых времён покинутый, и я за ними, конечно же. Там-то и водились эти твари в изобилии! Сидели в щелях, выставив наружу усы, и шевелили ими. А братья дёргали их оттуда и кидали в меня, и хохотали с того, как я визжу, придурки. Я потом до-олго спать спокойно не могла, кошмары снились.
Мальчишкам я придумала достойную месть, но… но… но… Но откуда взялись тараканы здесь?! Здесь, в учебной аудитории одного из престижных вузов не только Федерации, но всего нашего галактического кластера?!
Всё это мелькнуло в моей голове за доли секунды – и воспоминания, и страх. Я вскочила, вереща не своим голосом, и сожгла проклятых тварей… ну, заодно и парту сожгла, чего уже там. И успела заметить тающую ухмылку соседа, вовремя убравшегося от огня праведного в сторону.
Ах, ты гад! Ах, ты скотина! Ах, ты, тварь ты шароглазая! Убью!
Я косо шагнула к нему, вскидывая объятые пламенем кулаки. Поплыла перед глазами алая пелена запредельного бешенства.
Зажарю! До хруста. Как ты посмел?! Откуда ты узнал о самом лютом моём страхе, сволочь?
– Итак, вы утверждаете, госпожа Ламберт-Балина, что насекомых на урок пронёс господин Шоккваллем, – неспешно выговорила инспектор по урегулированию гражданских споров Марта Свенсен.
Это у неё на бейджике значилось. Служба безопасности и надзора Старотерранского Ксенологического Университета. А ещё у неё красовался на воротничке золотой значок первого телепатического ранга. Первая ступень первого ранга. Меня как начало мутить при первом же взгляде на него, так и не отпускало.
Первый ранг!
Это много.
Это чертовски много, и означает только одно: я не просто попала. Я пропала!
– Да, – с ненавистью выговорила я, отвечая на вопрос госпожи инспектора.
– Какие у вас есть доказательства?
– Никаких. Но это он, я точно знаю!
– Под телепатическим надзором повторите?
Ещё бы. Следовало ожидать!
– И повторю! – заявила я в бешенстве. – Смотрите!
Мне уже были горы по колено, море по щиколотку. Я жаждала справедливого отмщения, а ради этого и телепатам мозги подставить можно. Потому что покарать гада, так уж получается, могли только они. Если бы я убила его, как и хотела с самого начала, то спровоцировала бы этим межрасовый скандал и новую войну. Очень уж он важный среди своих. Такой важный, что хоть топись. Принц тараканий недоделанный.
– Хм, – сказала инспектор, внимательно меня рассматривая. – Но собственно пронос насекомых в аудиторию вы не видели.
– Нет, – вынужденно призналась я.
Не видела. Увы.
– Грустно. Но вы ведь понимаете, что ваши действия могли причинить вред посторонним лицам?
– Угу, – кивнула я. – Но я просто… ну, боюсь я их! Боюсь!
– Странно, что ваши учителя и семейный врач не обнаружили вовремя такую вашу фобию. Пожалуй, стоит направить заведующими медцентром Отрадного доктору Новикову выговор с понижением социального капитала. Фобия у носителя паранормы пирокинеза не допустима ни в каком виде; вам будет назначено лечение – направление сейчас придёт.
– И от занятий отстраните? – угрюмо поинтересовалась я.
– Не думаю, что есть необходимость посылать вас на терапию в Селеналэнд, – сказала Свенсен. – Полагаю, наш университетский госпиталь должен справиться. Надеюсь, вы не станете чинить препятствия; если лечение будет признано неэффективным, придётся провести ментокоррекцию на подавление паранормы.
Ой! Вот когда проморозило вдоль хребта как следует. Как это – остаться без паранормы? Как это так?! Лучше сдохнуть!
– Без паники, Ликесса, – ласково улыбнулась инспектор, я перед ней была сейчас как открытая книга, это бесило, но что я сделать-то могла, сама ведь на надзор согласилась. – Думаю, до этого всё же не дойдёт. Случай тривиальный.
Угу. Тривиальный. Вынут мне мозги и вывесят их сушиться в солярии. Вернут обратно основательно пропечёнными, безо всякой фобии. Сволочь ты, Тумба-Юмба. Не прощу!
А он тут же стоял, привалившись спиной к стене. Стоял и внимательно смотрел, то ли забавляла его ситуация, то ли вправду любопытно было. А может, и то и другое вместе, взятое, как знать!
– А вы, господин Шокквалем? – обратилась к нему Свенсен. – Согласитесь на телепатический надзор?
– Разумеется, нет, – холодно ответил он. – Я – не гражданин Федерации. Не имеете права.
Ну, конечно! Кто его тронет, у нас же с шароглазыми теперь мир-дружба-бхай-бхай. Как же тронуть сволочь только на том основании, что это сволочь?!
– Хорошо. Спрошу без надзора. Это вы принесли тараканов в аудиторию?
Ага, так он и сознался.
– Я, – выдал Тумба-Юмба невозмутимо.
– Вот как? – удивилась Свенсен, похоже, она тоже прямого признания не ждала, во всяком случае, сразу. – Позвольте узнать, зачем?
– Глупо вышло, – покаянно произнёс он, и, бог мой, глазки свои бесстыжие в пол опустил. – Я не ожидал, что у Ламберт-Балиной так подгорит.
– То есть, вашей целью была только шалость, – уточнила инспектор.
– Именно она.
– Вы не знали о фобии Ламберт-Балиной?
– Нет, конечно. Откуда? Я просто хотел посмотреть на её лицо.
– Посмотрели?
Он слегка улыбнулся:
– Да.
– Убью! – взвыла я, стискивая кулаки и чувствуя привычный прилив жара к кистям.
И точно, пламя по пальцам плясало. Под укоризненным взглядом госпожи инспектора я уняла огонь. Очень неловко получилось.
– Хотите драться? – поинтересовалась Свенсен.
– Да! – с ненавистью выдохнула я.
– Нет, – равнодушно ответил Тумба-Юмба.
– Ах, значит, нет? – взбесилась я мгновенно. – Тогда я буду называть тебя трусом, дерьмом, мамочкиной конфеткой и Тумбой-Юмбой до конца твоих дней!
Он поднял на меня взгляд, посмотрел в упор. Нечеловеческие у них всё-таки глаза, при прочих равных. Гуманоиды, две руки, две ноги, голова, вполне человеческая фигура, – высокие и у нас встречаются, а волосы в розовый покрасить вообще любой придурок может. Но вот глаза у них нечеловеческие. Большие, без белков, и зрачок четырёхугольной звёздочкой. Жутковато смотреть в такие.
– Да? – спросил он с любопытством, я яростно кивнула, и тогда он подвёл итог: – Наплевать. Госпожа инспектор, я признаю свою вину и готов возместить все причитающиеся нам обоим штрафы, а так же причинённый имуществу Университетау ущерб…
– Я сама за себя заплачу! – крикнула я.
Но меня никто не стал слушать. Получается, проклятый Тумба-Юмба снова меня пнул. На глазах у инспектора. Р-р-р!
– Я могу идти? – осведомился он.
– Можете, – разрешила Свенсен. - А вы, Ламберт-Балина останетесь.
Он ушёл, а я, как и было велено, осталась. Покачалась какое-то время на стуле, вцепилась себе же в волосы, безуспешно пытаясь успокоиться. Наплевать ему, вы посмотрите. Наплевать!
– Четыре привода в полицию за последние полгода, – сочувственно выговорила Свенсен. – Боюсь, лимит на мелкие пакости у вас давно уже выбран, Ламберт-Балина. Ещё одна вспышка, такая, как сегодня, или упаси вас бог, стычка с другом вашим по разуму, и будет полноценный арест на тридцать суток. Мне кажется, это не совсем то, что вам сейчас нужно…
– Я знаю, знаю, – простонала я, опуская руки.
– С фобией вам помогут. Можете отправиться в медблок прямо сейчас, я выпишу вам разрешение на пропуск занятий. Но в остальном… держите себя в руках, пожалуйста. Ради вашего же блага. Полагаю, вам непросто пришлось на вступительных тестах, и вы дорожите возможностью учиться. Подумайте хорошо, стоит ли рисковать учёбой ради детских эмоций…
Я пообещала держать себя в руках. На том и расстались.
День протух полностью. Из медблока вернулась поздно, пропустив все, оставшиеся до конца дня занятия. Хотела сразу к себе, но вспомнила, что сумка моя осталась в триста седьмой аудитории, делать нечего, поплелась туда. И замерла у порога: услышала птичий голосок профессора Сатува. Двери были приоткрыты, я осторожненько заглянула в щель. Очень мне не хотелось попадаться профессору на глаза после сегодняшнего.
Сожжённое мной рабочее место уже заменили. Профессор устроился на краешке стола, болтая ногой – ему что, он маленький, как все гентбарцы. А за столом – на моём, чёрт его задери, месте! – сидел шароглазый, чтоб ему треснуть.
Я плюнула, собираясь уйти – подумаешь, за сумкой потом зайду… Но внезапно я восприняла, что говорил профессор, и это оказалось неожиданно интересно.
– … выражается через будущее время, – говорил он. – Возьмём для примера фразу «я тебя убью». Вы называете себя -«я», вы называете объект приложения вашей угрозы – «тебя» – и угрожающее действие – «убью». Именно так, в будущем времени, не «я тебя убиваю», и не «я тебя убил», а – «убью». «Скоро убью, если ты не перестанешь меня бесить», как вариант. Понимаете? В нивикийском нет первого лица, поэтому вместо «я» следует говорить «человек», то есть, «нивиийк» плюс гендерный суффикс, в вашем случае, поскольку вы мужчина, будет «соя», или назвать своё имя, лучше прозвище, опять же, не забывая о гендерном суффиксе. И то же самое необходимо сделать с объектом угрозы – назвать его имя, прозвище или видовое определение. А угрожающее действие – «убью» – произносится в настоящем действительном времени, и тоже не забываем гендерную приставку: «соям», если мужчина, «аоям» – женщина, «менам» – ребёнок, «кевок» - поражённый в правах или же, для усиления оскорбления, среднее-неразумное – «чок». Попробуйте сконструировать фразу по этим правилам.
– Если обратиться к врагу в среднем-неразумном, будет обиднее? – задумчиво спросил Тумба-Юмба. – Или эта ошибка выставит на смех самого угрожающего?
Я вспомнила нехороший прищур капитана Снежина – зрачки, как два дула от армейского плазмогана! – и поёжилась. Дешёво отделалась. Пятнадцать суток и штраф, пустяки-то какие. Могло влететь посерьёзнее, с понижением социального капитала пунктов так на двадцать. После чего о вузе в этом году оставалось бы только мечтать.
Потом я зарубилась в виртуальный аэросладж, у меня одиннадцатый уровень – маловато будет, но он сложный как не знаю кто – атмосфера Тайдрим, если кто в курсе, и вынырнула в реальность только ночью. Не сказать, чтобы совсем уж глубокой ночью, но полночь уже убежала.
Сквозь окна лился ночной свет от уличного освещения. Его можно было приглушить, настраивая прозрачность, но я не стала этого делать. Села на подоконник, обхватила коленки руками и долго смотрела на парк жилой зоны. Двадцатый этаж, отличная панорама. Ёлки, ёлки, ёлки, за ними переливающееся отсветами ночных огней озеро, за озером – другие корпусы Университета. Купол над головой рыжий, значит, снаружи снова идёт снег. Ну, сентябрь, что вы хотите. Пора…
Старая Терра сорвалась в ледниковый период почти тысячу лет тому назад. Но оледенение началось не внезапно и не сразу, у Человечества было время подготовиться. Во-первых, по проекту «Галактический ковчег» двадцать девять экспедиций ушло в космос, к различным экзопланетам, наиболее перспективным для высадки и колонизации. О двух коряблях доподлинно известно, что они погибли безвозвратно, двенадцать – основали дочерние цивилизации, вошедшие потом в Федерацию на правах автономных локалей. Тринадцатая послала Федерацию в коллапсар на досвете, на аргументы в виде боеголовок планетарного поражения ответила тем же самым, это я про Радуарский Альянс. Так и живут до сих пор, ощетинившись дулами на все шесть сторон света, ни в какие союзы принципиально не вступают. Всего один раз исключение для Федерации сделали, но там, честно говоря, их здорово задели, надо было послать ответку, и они трезво оценили свои возможности: в одиночку не справятся.
Судьба остальных «Ковчегов» неизвестна. Пока не известна. Может, выжили тоже. Хочется верить, что выжили. Мы, люди, – Человечество, в смысле, – живучие.
Во-вторых, учёные-генетики Федерации Стран Северо-Восточного Региона – была тогда на Старой Терре такая, – нашли способ приспособить живые организмы к экстремальным холодам. Паранорма пирокинеза. Ею планомерно наделили всех, и человека, и животных и даже деревья. Деревья, конечно, не могут генерировать огонь, но зато отдают тепло, и в ельнике, например, всегда температура на двадцать градусов выше, летом – настоящий тепловой оазис, даже мама может там бродить без куртки.
А уж каковы на вкус «горячие» грибы! С картошкой и луком, тоже «горячими». М-м-м! завтра буду дома, пожарю. Тут-то вряд ли такое готовят. Разве только в ресторане где-нибудь за пределами Университета...
Утро я бессовестно проспала, вчерашнее задание по нивикийскому сляпала на коленке, за пять минут до начала урока. Тумба-Юмба улыбался, глядя на мои судорожные потуги всё успеть, но я его улыбочку не просчитала до конца, а зря.
Профессор Сатув принял от нас наши задания, и заявил, что, пока работы проверяются нейросетью университетского портала, мы сейчас сыграем в простенькую, но занимательную игру «кораблики».
Нивикийцы оставили нам немало источников письменности, в том числе, и обчающие программы для детей. От самых маленьких до уже почти взрослых. А грамматика у них была, как у всякого естественного языка, с множеством нестройностей. С эсперанто нечего сравнивать!
Правило - и тут же исключения из него. Орфография на основе «я»-диалекта, но читается через «ие» и «е», и гадай, в каком случае что правильно. Поэтому и создали умные нивикийские головы «кораблики» - обучающую игру, позволяющую малышам в рифмованной занимательной форме запоминать правила произношения и написания. Игра давно шагнула за пределы родного языка: её подхватили, по-моему, все естественные языки Федерации, потому что адаптировать систему оказалось очень просто. А отдача от её использования была высока.
Я оживилась: «кораблики» я знала с детства, спасибо маме, и тут нарисовался отличный шанс блеснуть.
Ага.
Блеснула.
Уже.
Это оказались какие-то неправильные «кораблики»! Возмутительно!
А уж когда я увидела свою оценку за домашнее… И длинную простыню заданий на завтра…
Всё просто – чем хуже оценка, тем больше задание на самостоятельную работу и тем оно скучнее и противнее. И занимает больше времени! Несправедливо!
– А как вы хотели, – прокомментировал профессор. – Интересные тексты требуют серьёзных знаний. Если же у вас детские ошибки в грамматике, то делать вам в профессии нечего.
Мне так и почудился между слов учителя голос мамы: «точно ты ту специальность выбрала? Может, всё-таки в армию?» Ну, приготовлю я тебе кофе, насекомое! Только дождись.
Добил меня взгляд в экран терминала моего соседа. Ни одной красной плашки! И даже ни одной жёлтой, сплошь зелёные. Р-р-р!
… Оно выползло из-под моего локтя. Мелкое, рыжее, с длинными усами. Клянусь, я ничего не почувствовала, пока не увидела какое-то пятно краем глаза, посмотрела в ту сторону, а там – оно! И за ним торопились другие. Шевелили усами, перебирали лапками. Шуршали. Лезли друг другу на спины. Мерзкие, отвратительные, гадкие…Тараканы!
Ударило памятью, как ураганным снежным зарядом в лицо.
…Двоюродные братья не знали, как отделаться от малолетней козы, которая за ними постоянно таскалась хвостиком, и однажды они забрались в заброшенный посёлок, ещё, наверное, с тёплых времён покинутый, и я за ними, конечно же. Там-то и водились эти твари в изобилии! Сидели в щелях, выставив наружу усы, и шевелили ими. А братья дёргали их оттуда и кидали в меня, и хохотали с того, как я визжу, придурки. Я потом до-олго спать спокойно не могла, кошмары снились.
Мальчишкам я придумала достойную месть, но… но… но… Но откуда взялись тараканы здесь?! Здесь, в учебной аудитории одного из престижных вузов не только Федерации, но всего нашего галактического кластера?!
Всё это мелькнуло в моей голове за доли секунды – и воспоминания, и страх. Я вскочила, вереща не своим голосом, и сожгла проклятых тварей… ну, заодно и парту сожгла, чего уже там. И успела заметить тающую ухмылку соседа, вовремя убравшегося от огня праведного в сторону.
Ах, ты гад! Ах, ты скотина! Ах, ты, тварь ты шароглазая! Убью!
Я косо шагнула к нему, вскидывая объятые пламенем кулаки. Поплыла перед глазами алая пелена запредельного бешенства.
Зажарю! До хруста. Как ты посмел?! Откуда ты узнал о самом лютом моём страхе, сволочь?
***
– Итак, вы утверждаете, госпожа Ламберт-Балина, что насекомых на урок пронёс господин Шоккваллем, – неспешно выговорила инспектор по урегулированию гражданских споров Марта Свенсен.
Это у неё на бейджике значилось. Служба безопасности и надзора Старотерранского Ксенологического Университета. А ещё у неё красовался на воротничке золотой значок первого телепатического ранга. Первая ступень первого ранга. Меня как начало мутить при первом же взгляде на него, так и не отпускало.
Первый ранг!
Это много.
Это чертовски много, и означает только одно: я не просто попала. Я пропала!
– Да, – с ненавистью выговорила я, отвечая на вопрос госпожи инспектора.
– Какие у вас есть доказательства?
– Никаких. Но это он, я точно знаю!
– Под телепатическим надзором повторите?
Ещё бы. Следовало ожидать!
– И повторю! – заявила я в бешенстве. – Смотрите!
Мне уже были горы по колено, море по щиколотку. Я жаждала справедливого отмщения, а ради этого и телепатам мозги подставить можно. Потому что покарать гада, так уж получается, могли только они. Если бы я убила его, как и хотела с самого начала, то спровоцировала бы этим межрасовый скандал и новую войну. Очень уж он важный среди своих. Такой важный, что хоть топись. Принц тараканий недоделанный.
– Хм, – сказала инспектор, внимательно меня рассматривая. – Но собственно пронос насекомых в аудиторию вы не видели.
– Нет, – вынужденно призналась я.
Не видела. Увы.
– Грустно. Но вы ведь понимаете, что ваши действия могли причинить вред посторонним лицам?
– Угу, – кивнула я. – Но я просто… ну, боюсь я их! Боюсь!
– Странно, что ваши учителя и семейный врач не обнаружили вовремя такую вашу фобию. Пожалуй, стоит направить заведующими медцентром Отрадного доктору Новикову выговор с понижением социального капитала. Фобия у носителя паранормы пирокинеза не допустима ни в каком виде; вам будет назначено лечение – направление сейчас придёт.
– И от занятий отстраните? – угрюмо поинтересовалась я.
– Не думаю, что есть необходимость посылать вас на терапию в Селеналэнд, – сказала Свенсен. – Полагаю, наш университетский госпиталь должен справиться. Надеюсь, вы не станете чинить препятствия; если лечение будет признано неэффективным, придётся провести ментокоррекцию на подавление паранормы.
Ой! Вот когда проморозило вдоль хребта как следует. Как это – остаться без паранормы? Как это так?! Лучше сдохнуть!
– Без паники, Ликесса, – ласково улыбнулась инспектор, я перед ней была сейчас как открытая книга, это бесило, но что я сделать-то могла, сама ведь на надзор согласилась. – Думаю, до этого всё же не дойдёт. Случай тривиальный.
Угу. Тривиальный. Вынут мне мозги и вывесят их сушиться в солярии. Вернут обратно основательно пропечёнными, безо всякой фобии. Сволочь ты, Тумба-Юмба. Не прощу!
А он тут же стоял, привалившись спиной к стене. Стоял и внимательно смотрел, то ли забавляла его ситуация, то ли вправду любопытно было. А может, и то и другое вместе, взятое, как знать!
– А вы, господин Шокквалем? – обратилась к нему Свенсен. – Согласитесь на телепатический надзор?
– Разумеется, нет, – холодно ответил он. – Я – не гражданин Федерации. Не имеете права.
Ну, конечно! Кто его тронет, у нас же с шароглазыми теперь мир-дружба-бхай-бхай. Как же тронуть сволочь только на том основании, что это сволочь?!
– Хорошо. Спрошу без надзора. Это вы принесли тараканов в аудиторию?
Ага, так он и сознался.
– Я, – выдал Тумба-Юмба невозмутимо.
– Вот как? – удивилась Свенсен, похоже, она тоже прямого признания не ждала, во всяком случае, сразу. – Позвольте узнать, зачем?
– Глупо вышло, – покаянно произнёс он, и, бог мой, глазки свои бесстыжие в пол опустил. – Я не ожидал, что у Ламберт-Балиной так подгорит.
– То есть, вашей целью была только шалость, – уточнила инспектор.
– Именно она.
– Вы не знали о фобии Ламберт-Балиной?
– Нет, конечно. Откуда? Я просто хотел посмотреть на её лицо.
– Посмотрели?
Он слегка улыбнулся:
– Да.
– Убью! – взвыла я, стискивая кулаки и чувствуя привычный прилив жара к кистям.
И точно, пламя по пальцам плясало. Под укоризненным взглядом госпожи инспектора я уняла огонь. Очень неловко получилось.
– Хотите драться? – поинтересовалась Свенсен.
– Да! – с ненавистью выдохнула я.
– Нет, – равнодушно ответил Тумба-Юмба.
– Ах, значит, нет? – взбесилась я мгновенно. – Тогда я буду называть тебя трусом, дерьмом, мамочкиной конфеткой и Тумбой-Юмбой до конца твоих дней!
Он поднял на меня взгляд, посмотрел в упор. Нечеловеческие у них всё-таки глаза, при прочих равных. Гуманоиды, две руки, две ноги, голова, вполне человеческая фигура, – высокие и у нас встречаются, а волосы в розовый покрасить вообще любой придурок может. Но вот глаза у них нечеловеческие. Большие, без белков, и зрачок четырёхугольной звёздочкой. Жутковато смотреть в такие.
– Да? – спросил он с любопытством, я яростно кивнула, и тогда он подвёл итог: – Наплевать. Госпожа инспектор, я признаю свою вину и готов возместить все причитающиеся нам обоим штрафы, а так же причинённый имуществу Университетау ущерб…
– Я сама за себя заплачу! – крикнула я.
Но меня никто не стал слушать. Получается, проклятый Тумба-Юмба снова меня пнул. На глазах у инспектора. Р-р-р!
– Я могу идти? – осведомился он.
– Можете, – разрешила Свенсен. - А вы, Ламберт-Балина останетесь.
Он ушёл, а я, как и было велено, осталась. Покачалась какое-то время на стуле, вцепилась себе же в волосы, безуспешно пытаясь успокоиться. Наплевать ему, вы посмотрите. Наплевать!
– Четыре привода в полицию за последние полгода, – сочувственно выговорила Свенсен. – Боюсь, лимит на мелкие пакости у вас давно уже выбран, Ламберт-Балина. Ещё одна вспышка, такая, как сегодня, или упаси вас бог, стычка с другом вашим по разуму, и будет полноценный арест на тридцать суток. Мне кажется, это не совсем то, что вам сейчас нужно…
– Я знаю, знаю, – простонала я, опуская руки.
– С фобией вам помогут. Можете отправиться в медблок прямо сейчас, я выпишу вам разрешение на пропуск занятий. Но в остальном… держите себя в руках, пожалуйста. Ради вашего же блага. Полагаю, вам непросто пришлось на вступительных тестах, и вы дорожите возможностью учиться. Подумайте хорошо, стоит ли рисковать учёбой ради детских эмоций…
Я пообещала держать себя в руках. На том и расстались.
***
День протух полностью. Из медблока вернулась поздно, пропустив все, оставшиеся до конца дня занятия. Хотела сразу к себе, но вспомнила, что сумка моя осталась в триста седьмой аудитории, делать нечего, поплелась туда. И замерла у порога: услышала птичий голосок профессора Сатува. Двери были приоткрыты, я осторожненько заглянула в щель. Очень мне не хотелось попадаться профессору на глаза после сегодняшнего.
Сожжённое мной рабочее место уже заменили. Профессор устроился на краешке стола, болтая ногой – ему что, он маленький, как все гентбарцы. А за столом – на моём, чёрт его задери, месте! – сидел шароглазый, чтоб ему треснуть.
Я плюнула, собираясь уйти – подумаешь, за сумкой потом зайду… Но внезапно я восприняла, что говорил профессор, и это оказалось неожиданно интересно.
– … выражается через будущее время, – говорил он. – Возьмём для примера фразу «я тебя убью». Вы называете себя -«я», вы называете объект приложения вашей угрозы – «тебя» – и угрожающее действие – «убью». Именно так, в будущем времени, не «я тебя убиваю», и не «я тебя убил», а – «убью». «Скоро убью, если ты не перестанешь меня бесить», как вариант. Понимаете? В нивикийском нет первого лица, поэтому вместо «я» следует говорить «человек», то есть, «нивиийк» плюс гендерный суффикс, в вашем случае, поскольку вы мужчина, будет «соя», или назвать своё имя, лучше прозвище, опять же, не забывая о гендерном суффиксе. И то же самое необходимо сделать с объектом угрозы – назвать его имя, прозвище или видовое определение. А угрожающее действие – «убью» – произносится в настоящем действительном времени, и тоже не забываем гендерную приставку: «соям», если мужчина, «аоям» – женщина, «менам» – ребёнок, «кевок» - поражённый в правах или же, для усиления оскорбления, среднее-неразумное – «чок». Попробуйте сконструировать фразу по этим правилам.
– Если обратиться к врагу в среднем-неразумном, будет обиднее? – задумчиво спросил Тумба-Юмба. – Или эта ошибка выставит на смех самого угрожающего?
