Анна чувствовала, что сил становится все меньше, она более не могла сопротивляться сильным мускулистым рукам молодого казака, схватившего ее, как вещь, как свою законную добычу, хоть он и не принимал участие в ее пленении. Она не желала отдаваться во власть этого безжалостного человека, но увы, Господь покарал ее за неведомые грехи.
Если бы она только знала, чем обернется эта поездка! Ей с мужем и двумя маленькими сыновьями нужно было срочно переправиться из крепости Черный Яр в крепость Терки. Анна прекрасно понимала, что подобное путешествие может обернуться большой бедой. Ведь на дорогах бесчинствовали казаки, бежавшие с Дона на Кубань и объединившиеся с азовскими татарами.
И страшное предчувствие ее не обмануло. Анна была пленена татарами вместе с мужем, двумя сыновьями и стрельцами по пути в Терки. Своей добычей они щедро поделились со своими нынешними союзниками — казаками, которых называли «охреянами».*
На Анну положил глаз казак по имени Софрон Тимофеев.
Было ясно, что не только ее яркая красота привлекла внимание молодого воина, но и возможность получения большого выкупа. Прическа, драгоценности и покрой платья по новой, европейской моде выдавало в ней богатую дворянку, за которую обязательно заплатят большие деньги, скорее всего, даже золотом или серебром.
Анна понимала, что находится в западне, что, вероятно ей уже не вырваться их грязных лап предателя-казака, спутавшегося с неверными басурманами, врагами Отечества. Но думая, о том, что муж и двое еще совсем маленьких сыновей остались в руках татар она погружалась в пучину невыносимого отчаяния и ужаса. Что с ними сделают враги? Согласятся ли отпустить за выкуп? Не грозит ли им опасность быть проданными в рабство в Турцию, или еще в какое-нибудь жуткое место?
Открыв глаза, Анна с трудом повернула голову, казалось, что ее тело одеревенело и отказывалось слушаться. Она поняла, что лежит на перине, укрыта теплым одеялом, а под головой находится мягкая подушка. Все же, знатное происхождение давало определенные преимущества. Ее не бросили в грязный хлев или сарай, а разместили со всеми удобствами. Лишь бы только с детьми и мужем все было хорошо, лишь бы они не страдали!
— Пробудилась, кукла хрустальная? — услышав чуть хрипловатый мужской голос, Анна резко подскочила на постели.
Платье было на месте, но длинные темные волосы выбились из прически и рассыпались по спине и плечам.
— Как Вы смеете так со мной говорить?! — ее красивые темно-зеленые глаза гневно сверкнули. — Я — столбовая дворянка, а Вы — разбойник!
— Ишь ты… дворянка, — усмехнулся молодой казак, — окорочу я тебя, дерзка дюже. — Он коснулся плети, висящей у него на поясе.
Глаза Анны расширились от ужаса, она поняла, что попала в совершенно иной мир, нежели к которому имела привычку. Но показывать свой ужас и страх перед этим ничтожеством вовсе не собиралась. Не пристало столбовой дворянке унижаться перед каким-то грязным казаком, к тому же предателем царя и Отечества.
— Вы негодяи и предатели! Батюшка наш, царь Петр Алексеич всех вас отправит на дыбу! — Анне казалось, что она задыхается от ярости.
— А пущай доберется до нас сначала! — рассмеялся казак.
Хотя ее щеки и пылали от праведного гнева, Анна не могла не заметить, что он был молод, силен и красив. Софрон Тимофеев обладал ярко-синими глазами в обрамлении черных ресниц, темными волосами и сочными алыми губами. Ее муж хоть и был привлекателен, но все же, был намного старшее нее. Тем не менее, разница в возрасте не мешала любить его и уважать.
Анна никогда не думала, о том, чтобы изменить мужу, несмотря на то, что не была обделена мужским вниманием и выглядела намного моложе своих двадцати пяти лет. Софрон Тимофеев показался ей еще моложе, ему должно было быть не более двадцати.
Устыдившись того, что она невольно залюбовалась его красивым лицом, Анна резко отвернулась и натянула на себя одеяло.
— Давай ести будем, — примирительно предложил Софрон и почти невесомо дотронулся до ее белой руки.
— Я должна знать о судьбе своих близких. Пока не узнаю, я не проглочу ни кусочка. Что с мужем, что с детьми? — Анна старалась придать своему голосу твердости, но он все равно предательски дрогнул.
К горлу подступил ком, она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Не унизиться в присутствии этого мерзавца. Она не могла себе этого позволить.
— Нехай твой муж провалитьси! — Во взгляде Софрона мелькнуло нечто, похожее на грусть.
— Мерзавец! — взметнув руку, Анна дала ему пощечину.
Она и сама не ожидала от себя подобного поведения, но казалось, ей уже больше нечего терять, ежели с мужем и детьми произошло что-то ужасное.
Неожиданно, Анна увидела взгляд своего пленителя и сразу же пожалела о своем неразумном поступке. Поднеся ладонь к покрасневшей щеке, Софрон сверкнул на нее пылающими гневом синими глазами. Почувствовав, что нынче может произойти нечто страшное, Анна вскочила с постели и подошла к окну. На небосклоне разливалась багряная заря — заря цвета крови. Закрыв лицо руками, она без сил опустилась на деревянный пол куреня.
Плеть со свистом опускалась на спину, оставляя на нежной белой коже алые следы. Анна мечтала лишь о том, чтобы провалиться в небытие и не чувствовать этой обжигающей боли. Ни пошевелиться, ни сопротивляться, лежа на деревянном полу она была не в состоянии, казалось, что ее покидают последние силы, едва теплящиеся в измученном теле.
Анна понимала, что может умереть прямо сейчас, даже не узнав о судьбе мужа и сыновей. Ей непременно нужно было выжить под градом сыпящихся на нее ударов, хотя бы для того, чтобы выкупить своих близких, не дать им сгинуть в басурманской земле.
Собрав последние силы Анна решила молить о пощаде. Пусть сие гадко и унизительно, но она должна побороть свою гордость и подчиниться этому жестокому человеку.
— Прошу… не надо. Довольно. Я молю о прощении. Смилуйся… Я заплачу тебе. Возьми драгоценности… мои серьги, кольца… — приподняв голову от пола, чуть слышно проговорила она.
— Ишь як загутарила, — усмехнулся Софрон, — цацки я уж до разу забрал. — Отбросив плеть, он поднял Анну на руки и опустил на кровать, положив на живот.
— Спаси Христос, шо не ногайкой окоротил. — Принеся влажную тряпку, он осторожно провел ею по ее окровавленной спине.
— О Господи… — простонала Анна.
Спина нестерпимо болела, будто ее жгло адским пламенем, а тело налилось свинцом. Только нынче она заметила, что ее драгоценностей и впрямь при ней больше не было — ни жемчужного ожерелья, ни рубиновых сережек, ни ее перстней. Софрон забрал даже ее обручальное кольцо, которое она не снимала с самого дня венчания.
Нет, Анне было бы вовсе не жаль потерянных украшений, кроме своего обручального кольца, лишь бы они помогли обрести свободу ей и ее родным.
Несколько дней Анна провела почти в беспамятстве, не в состоянии подняться с постели. Она смутно помнила, как Софрон кормил ее с ложки бульоном, как растирал спину холодящей, облегчающей боль мазью.
Скорее всего, он жалел о своем жестоком поступке, ведь Анна была дорогим товаром, а не сенной девкой, басурманской ясыркой или казачкой.
Так же она чувствовала осторожные прикосновения к своим волосам, будто кто-то расчесывал их или гладил, а быть может, ей это просто показалось.
После того, как она слегка оправилась от побоев, Анна вновь решила поговорить о судьбе мужа и сыновей. От Софрона она узнала, что младший сын находится в ногайском плену, и у нее есть возможность его выкупить. За него нужно было заплатить пятьдесят три левка — серебряных монеты. За саму же Анну он требовал сто рублей.
— Дядюшка заплатит, он вскорости непременно заплатит, — она поднесла к лицу осколок зеркала. — Только сынок может меня нынче и не узнать, после сего изуверства, — горько усмехнулась она.
Анна заметила, что ее лицо стало бледным, под глазами пролегли тени.
Что бы сказал нынче муж, глядя на нее? Обнял бы, или брезгливо поморщился? Анна желала верить, что он любит ее не только лишь за одну красоту.
— Аннушка… — неожиданно она почувствовала на своей щеке прикосновение теплых пальцев, — прости меня заради, моя нипадобная. Ты дюже ладная дивщина.
— Я женщина замужняя, — холодно ответила Анна.
Но, несмотря на это, теплые прикосновения Софрона ей были даже приятны, хоть и несколько смущали.
— Маладена, значится, — улыбнулся Софрон, — Тебе сколько годков-то?
— Мне уже двадцать пять, — попыталась скрыть улыбку Анна.
Она знала, что всегда выглядела моложе своих лет и знала, что нравилась мужчинам. Хотя, дворянке вовсе не должно льстить внимание какого-то неотесанного казака, захватившего ее в плен, да еще вдобавок отхлеставшего ее плетью, словно непослушную скотину.
Анна понимала, что подобное обращение с женщинами у казаков было обыденностью, они уравнивали своих женщин с коровами да кобылицами и относились к ним не намного лучше, а быть может, даже хуже.
Но все же, Софрон изволил перед ней повиниться. Вероятно, понимал, что не пристало избивать знатную женщину плетьми. Впрочем, Анна готова была простить ему что угодно, лишь бы только воссоединиться с мужем и детьми.
— Ну… маладена ишшо.
В ответ, Анна все же улыбнулась краешком губ.
— Есть ли у тебя нареченная? — она понимала, что ее вопрос может показаться бестактным, хотя, что грубые казаки могут знать о такте?
Почему-то, Анну заинтересовало, есть ли у Софрона невеста, собирается ли он жениться. Не на свадьбу ли нужен выкуп за нее?
— Не, не охочь я покамест, — взяв ее руку в свою шершавую ладонь, Софрон слегка сжал ее.
Покраснев, Анна опустила глаза. Этот жест смутил ее, сердце начало биться быстрее.
— Тебя возьму, — рассмеялся он.
— Я замужем, — ответила Анна, не поднимая глаз.
Вероятно, ее пленитель решил посмеяться над ней, зная в каком она нынче бесправном положении.
— А буде вдовицею станешь? — приподняв лицо Анны за подбородок, Софрон уже не смеясь, пристально взглянул ей в глаза. — Тада моей станешь. Иде твой муж нонче, я не ведаю.
— Нет, Софрон. Молю, не говори так. — По ее щекам невольно потекли слезы.
Она и впрямь ничего не знала о судьбе мужа и второго сына, не проданы ли в рабство, живы ли еще? Да и Софрон не знал, ежели он не обманывал ее. Неужто, он не собирался отпускать ее даже за выкуп? Эти грустные мысли не могли не вызвать соленых слез, ручьем полившихся по лицу.
— Не плачь, нипадобная моя. Не плачь, не крушись. — обняв Анну, Софрон погладил ее по спине, провел рукой по распущенным волосам.
Анна не стала сопротивляться, наоборот, в его руках она ощутила некий душевный покой, будто со слезами могли уйти боль и грусть, хотя бы ненадолго.
— Я желала бы помыться, — всхлипнула она, отстраняясь. — Пожалуйста.
Анна чувствовала себя грязной, к спине прилипла засохшая мазь, волосы растрепались, слиплись и спутались.
— Добре, Аннушка, — успокаивающе погладил ее по руке Софрон. — Баньку справим.
— Благодарю, — тихо ответила она, вытирая слезы длинными тонкими пальцами.
По прошествию еще нескольких дней Анна почувствовала себя лучше. Ее спина почти зажила, на щеках вновь появился нежный румянец и пришел аппетит. Нынче она уже не отказывалась от пищи, разделяя трапезу с Софроном.
А он был ласков и приветлив с нею, Анна все чаще замечала, что невольно любуется его синими глазами, темными волнистыми волосами, полными губами и заросшим темной щетиной подбородком.
Но и взгляды, бросаемые на нее самим Софроном нередко смущали ее, казалось, будто его глаза прожигают ее синим пламенем. От этого взгляда ей было не по себе.
Сидя ранним утром перед окном куреня, Анна пыталась вышивать, но пальцы не слушались. С бОльшим удовольствием она наблюдала за восходящим утренним солнцем, да багряной зарей, алым заревом окрасившей голубое июньское небо. Заря более не казалась ей кровавой.
Анна никогда не была искусной мастерицей, да откровенно говоря никогда и не желала ею быть… до того, как попала в плен к Софрону. Она знала, что казачки издревле были искусными рукодельницами, но отчего вдруг она должна тягаться с ними в мастерстве? Между ней и простой казачкой целая пропасть.
Быть может, Софрон скоро женится на юной казачке и она станет прекрасной хозяйкой в его доме. Но зачем ей об этом думать? Когда думать нужно было вовсе не об этом, а о том, чтобы как можно скорее выкупить второго сына и мужа из ногайского плена, в котором они пребывали, как хвала Господу, удалось выяснить.
Вздохнув, Анна отложила пяльцы в сторону. Внезапно, она почувствовала, как рука Софрона опустилась ей на плечо. Погрузившись в свои невеселые мысли, она не заметила, как он вошел в горницу.
— О чем крушишься, любушка моя? — ласково спросил Софрон.
— Нет, ни о чем, — смутившись, попыталась улыбнуться Анна. — Прошу тебя, не говори со мной так. Сие не пристойно. Я замуж…
— Ведаю я, шо муж у тобе есть, — не дав ей договорить, Софрон взял ее на руки и опустил на постель. — Да муж твой мне не помеха. Люблю тебя дюже.
— О Господи, нет! — Анна попыталась встать с постели, ведь прежде она никогда не изменяла мужу, не брала греха на душу. — Прошу тебя, Софрон, ведь это грех!
— Нехай себе грех, не твой — мой грех, моя коханая, — прижав Анну к постели, он стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, грудь.
Его поцелуи обжигали, словно адское пламя, Анна негромко застонала от наслаждения. Она поняла, что сопротивляться крепким и сильным рукам Софрона не имеет смысла, но она и не желала сопротивляться. Коли суждено погрузиться в пучину греха, назад пути нет.
Освободив Анну от платья, сбросив с себя атласный кафтан и суконные шаровары, Софрон крепко сжал ее в объятиях и приник своими горячими губами к ее губам. Анна ощутила терпкий запах табака, но он ее не смутил, а наоборот еще больше распалил желание.
«Господи, прости, но я тоже люблю его…» — пронеслось в голове.
— Между нами пропасть… — прошептала Анна, когда он наконец оторвался от ее губ.
— Не поминай о том нонче, — приподнявшись над ней на руках, Софрон пристально посмотрел ей в глаза. — Токмо ты вовек люба будешь.
— Запомни меня такой, как нынче. Запомни такой… — Анна провела ладонью по его липкой от пота груди, мускулистому торсу, дотронулась до вьющихся волос внизу живота.
В ответ Софрон припал губами к ее груди, оставил поцелуй-укус на шее, а затем приподнял ее ноги и широко развел их в стороны. Крепко обняв Анну, он проник в ее влажное податливое лоно. Почувствовав его плоть внутри себя, она громко выдохнула и погладила его по волосам, оставила поцелуй на щеке.
Когда Софрон стал двигаться в ее теле резче и быстрее, Анна уже не могла сдерживать стоны наслаждения, рвущиеся из груди. Спустя несколько мгновений, тихо застонав, он излился в ее тело горячим семенем.
Освободив Анну от своей плоти, он улегся рядом и накрыл ее лоскутным одеялом.
— Добре, моя любушка? — Софрон пригладил ее растрепавшиеся волосы.
— Добре, — улыбнувшись, Анна положила голову ему на плечо.
Взглянув на себя в зеркало, Анна постаралась придать своему лицу спокойное, безмятежное выражение, но опухшие, заплаканные глаза скрыть было невозможно.
Если бы она только знала, чем обернется эта поездка! Ей с мужем и двумя маленькими сыновьями нужно было срочно переправиться из крепости Черный Яр в крепость Терки. Анна прекрасно понимала, что подобное путешествие может обернуться большой бедой. Ведь на дорогах бесчинствовали казаки, бежавшие с Дона на Кубань и объединившиеся с азовскими татарами.
И страшное предчувствие ее не обмануло. Анна была пленена татарами вместе с мужем, двумя сыновьями и стрельцами по пути в Терки. Своей добычей они щедро поделились со своими нынешними союзниками — казаками, которых называли «охреянами».*
На Анну положил глаз казак по имени Софрон Тимофеев.
Было ясно, что не только ее яркая красота привлекла внимание молодого воина, но и возможность получения большого выкупа. Прическа, драгоценности и покрой платья по новой, европейской моде выдавало в ней богатую дворянку, за которую обязательно заплатят большие деньги, скорее всего, даже золотом или серебром.
Анна понимала, что находится в западне, что, вероятно ей уже не вырваться их грязных лап предателя-казака, спутавшегося с неверными басурманами, врагами Отечества. Но думая, о том, что муж и двое еще совсем маленьких сыновей остались в руках татар она погружалась в пучину невыносимого отчаяния и ужаса. Что с ними сделают враги? Согласятся ли отпустить за выкуп? Не грозит ли им опасность быть проданными в рабство в Турцию, или еще в какое-нибудь жуткое место?
***
Открыв глаза, Анна с трудом повернула голову, казалось, что ее тело одеревенело и отказывалось слушаться. Она поняла, что лежит на перине, укрыта теплым одеялом, а под головой находится мягкая подушка. Все же, знатное происхождение давало определенные преимущества. Ее не бросили в грязный хлев или сарай, а разместили со всеми удобствами. Лишь бы только с детьми и мужем все было хорошо, лишь бы они не страдали!
— Пробудилась, кукла хрустальная? — услышав чуть хрипловатый мужской голос, Анна резко подскочила на постели.
Платье было на месте, но длинные темные волосы выбились из прически и рассыпались по спине и плечам.
— Как Вы смеете так со мной говорить?! — ее красивые темно-зеленые глаза гневно сверкнули. — Я — столбовая дворянка, а Вы — разбойник!
— Ишь ты… дворянка, — усмехнулся молодой казак, — окорочу я тебя, дерзка дюже. — Он коснулся плети, висящей у него на поясе.
Глаза Анны расширились от ужаса, она поняла, что попала в совершенно иной мир, нежели к которому имела привычку. Но показывать свой ужас и страх перед этим ничтожеством вовсе не собиралась. Не пристало столбовой дворянке унижаться перед каким-то грязным казаком, к тому же предателем царя и Отечества.
— Вы негодяи и предатели! Батюшка наш, царь Петр Алексеич всех вас отправит на дыбу! — Анне казалось, что она задыхается от ярости.
— А пущай доберется до нас сначала! — рассмеялся казак.
Хотя ее щеки и пылали от праведного гнева, Анна не могла не заметить, что он был молод, силен и красив. Софрон Тимофеев обладал ярко-синими глазами в обрамлении черных ресниц, темными волосами и сочными алыми губами. Ее муж хоть и был привлекателен, но все же, был намного старшее нее. Тем не менее, разница в возрасте не мешала любить его и уважать.
Анна никогда не думала, о том, чтобы изменить мужу, несмотря на то, что не была обделена мужским вниманием и выглядела намного моложе своих двадцати пяти лет. Софрон Тимофеев показался ей еще моложе, ему должно было быть не более двадцати.
Устыдившись того, что она невольно залюбовалась его красивым лицом, Анна резко отвернулась и натянула на себя одеяло.
— Давай ести будем, — примирительно предложил Софрон и почти невесомо дотронулся до ее белой руки.
— Я должна знать о судьбе своих близких. Пока не узнаю, я не проглочу ни кусочка. Что с мужем, что с детьми? — Анна старалась придать своему голосу твердости, но он все равно предательски дрогнул.
К горлу подступил ком, она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Не унизиться в присутствии этого мерзавца. Она не могла себе этого позволить.
— Нехай твой муж провалитьси! — Во взгляде Софрона мелькнуло нечто, похожее на грусть.
— Мерзавец! — взметнув руку, Анна дала ему пощечину.
Она и сама не ожидала от себя подобного поведения, но казалось, ей уже больше нечего терять, ежели с мужем и детьми произошло что-то ужасное.
Неожиданно, Анна увидела взгляд своего пленителя и сразу же пожалела о своем неразумном поступке. Поднеся ладонь к покрасневшей щеке, Софрон сверкнул на нее пылающими гневом синими глазами. Почувствовав, что нынче может произойти нечто страшное, Анна вскочила с постели и подошла к окну. На небосклоне разливалась багряная заря — заря цвета крови. Закрыв лицо руками, она без сил опустилась на деревянный пол куреня.
***
Плеть со свистом опускалась на спину, оставляя на нежной белой коже алые следы. Анна мечтала лишь о том, чтобы провалиться в небытие и не чувствовать этой обжигающей боли. Ни пошевелиться, ни сопротивляться, лежа на деревянном полу она была не в состоянии, казалось, что ее покидают последние силы, едва теплящиеся в измученном теле.
Анна понимала, что может умереть прямо сейчас, даже не узнав о судьбе мужа и сыновей. Ей непременно нужно было выжить под градом сыпящихся на нее ударов, хотя бы для того, чтобы выкупить своих близких, не дать им сгинуть в басурманской земле.
Собрав последние силы Анна решила молить о пощаде. Пусть сие гадко и унизительно, но она должна побороть свою гордость и подчиниться этому жестокому человеку.
— Прошу… не надо. Довольно. Я молю о прощении. Смилуйся… Я заплачу тебе. Возьми драгоценности… мои серьги, кольца… — приподняв голову от пола, чуть слышно проговорила она.
— Ишь як загутарила, — усмехнулся Софрон, — цацки я уж до разу забрал. — Отбросив плеть, он поднял Анну на руки и опустил на кровать, положив на живот.
— Спаси Христос, шо не ногайкой окоротил. — Принеся влажную тряпку, он осторожно провел ею по ее окровавленной спине.
— О Господи… — простонала Анна.
Спина нестерпимо болела, будто ее жгло адским пламенем, а тело налилось свинцом. Только нынче она заметила, что ее драгоценностей и впрямь при ней больше не было — ни жемчужного ожерелья, ни рубиновых сережек, ни ее перстней. Софрон забрал даже ее обручальное кольцо, которое она не снимала с самого дня венчания.
Нет, Анне было бы вовсе не жаль потерянных украшений, кроме своего обручального кольца, лишь бы они помогли обрести свободу ей и ее родным.
***
Несколько дней Анна провела почти в беспамятстве, не в состоянии подняться с постели. Она смутно помнила, как Софрон кормил ее с ложки бульоном, как растирал спину холодящей, облегчающей боль мазью.
Скорее всего, он жалел о своем жестоком поступке, ведь Анна была дорогим товаром, а не сенной девкой, басурманской ясыркой или казачкой.
Так же она чувствовала осторожные прикосновения к своим волосам, будто кто-то расчесывал их или гладил, а быть может, ей это просто показалось.
После того, как она слегка оправилась от побоев, Анна вновь решила поговорить о судьбе мужа и сыновей. От Софрона она узнала, что младший сын находится в ногайском плену, и у нее есть возможность его выкупить. За него нужно было заплатить пятьдесят три левка — серебряных монеты. За саму же Анну он требовал сто рублей.
— Дядюшка заплатит, он вскорости непременно заплатит, — она поднесла к лицу осколок зеркала. — Только сынок может меня нынче и не узнать, после сего изуверства, — горько усмехнулась она.
Анна заметила, что ее лицо стало бледным, под глазами пролегли тени.
Что бы сказал нынче муж, глядя на нее? Обнял бы, или брезгливо поморщился? Анна желала верить, что он любит ее не только лишь за одну красоту.
— Аннушка… — неожиданно она почувствовала на своей щеке прикосновение теплых пальцев, — прости меня заради, моя нипадобная. Ты дюже ладная дивщина.
— Я женщина замужняя, — холодно ответила Анна.
Но, несмотря на это, теплые прикосновения Софрона ей были даже приятны, хоть и несколько смущали.
— Маладена, значится, — улыбнулся Софрон, — Тебе сколько годков-то?
— Мне уже двадцать пять, — попыталась скрыть улыбку Анна.
Она знала, что всегда выглядела моложе своих лет и знала, что нравилась мужчинам. Хотя, дворянке вовсе не должно льстить внимание какого-то неотесанного казака, захватившего ее в плен, да еще вдобавок отхлеставшего ее плетью, словно непослушную скотину.
Анна понимала, что подобное обращение с женщинами у казаков было обыденностью, они уравнивали своих женщин с коровами да кобылицами и относились к ним не намного лучше, а быть может, даже хуже.
Но все же, Софрон изволил перед ней повиниться. Вероятно, понимал, что не пристало избивать знатную женщину плетьми. Впрочем, Анна готова была простить ему что угодно, лишь бы только воссоединиться с мужем и детьми.
— Ну… маладена ишшо.
В ответ, Анна все же улыбнулась краешком губ.
— Есть ли у тебя нареченная? — она понимала, что ее вопрос может показаться бестактным, хотя, что грубые казаки могут знать о такте?
Почему-то, Анну заинтересовало, есть ли у Софрона невеста, собирается ли он жениться. Не на свадьбу ли нужен выкуп за нее?
— Не, не охочь я покамест, — взяв ее руку в свою шершавую ладонь, Софрон слегка сжал ее.
Покраснев, Анна опустила глаза. Этот жест смутил ее, сердце начало биться быстрее.
— Тебя возьму, — рассмеялся он.
— Я замужем, — ответила Анна, не поднимая глаз.
Вероятно, ее пленитель решил посмеяться над ней, зная в каком она нынче бесправном положении.
— А буде вдовицею станешь? — приподняв лицо Анны за подбородок, Софрон уже не смеясь, пристально взглянул ей в глаза. — Тада моей станешь. Иде твой муж нонче, я не ведаю.
— Нет, Софрон. Молю, не говори так. — По ее щекам невольно потекли слезы.
Она и впрямь ничего не знала о судьбе мужа и второго сына, не проданы ли в рабство, живы ли еще? Да и Софрон не знал, ежели он не обманывал ее. Неужто, он не собирался отпускать ее даже за выкуп? Эти грустные мысли не могли не вызвать соленых слез, ручьем полившихся по лицу.
— Не плачь, нипадобная моя. Не плачь, не крушись. — обняв Анну, Софрон погладил ее по спине, провел рукой по распущенным волосам.
Анна не стала сопротивляться, наоборот, в его руках она ощутила некий душевный покой, будто со слезами могли уйти боль и грусть, хотя бы ненадолго.
— Я желала бы помыться, — всхлипнула она, отстраняясь. — Пожалуйста.
Анна чувствовала себя грязной, к спине прилипла засохшая мазь, волосы растрепались, слиплись и спутались.
— Добре, Аннушка, — успокаивающе погладил ее по руке Софрон. — Баньку справим.
— Благодарю, — тихо ответила она, вытирая слезы длинными тонкими пальцами.
***
По прошествию еще нескольких дней Анна почувствовала себя лучше. Ее спина почти зажила, на щеках вновь появился нежный румянец и пришел аппетит. Нынче она уже не отказывалась от пищи, разделяя трапезу с Софроном.
А он был ласков и приветлив с нею, Анна все чаще замечала, что невольно любуется его синими глазами, темными волнистыми волосами, полными губами и заросшим темной щетиной подбородком.
Но и взгляды, бросаемые на нее самим Софроном нередко смущали ее, казалось, будто его глаза прожигают ее синим пламенем. От этого взгляда ей было не по себе.
Сидя ранним утром перед окном куреня, Анна пыталась вышивать, но пальцы не слушались. С бОльшим удовольствием она наблюдала за восходящим утренним солнцем, да багряной зарей, алым заревом окрасившей голубое июньское небо. Заря более не казалась ей кровавой.
Анна никогда не была искусной мастерицей, да откровенно говоря никогда и не желала ею быть… до того, как попала в плен к Софрону. Она знала, что казачки издревле были искусными рукодельницами, но отчего вдруг она должна тягаться с ними в мастерстве? Между ней и простой казачкой целая пропасть.
Быть может, Софрон скоро женится на юной казачке и она станет прекрасной хозяйкой в его доме. Но зачем ей об этом думать? Когда думать нужно было вовсе не об этом, а о том, чтобы как можно скорее выкупить второго сына и мужа из ногайского плена, в котором они пребывали, как хвала Господу, удалось выяснить.
Вздохнув, Анна отложила пяльцы в сторону. Внезапно, она почувствовала, как рука Софрона опустилась ей на плечо. Погрузившись в свои невеселые мысли, она не заметила, как он вошел в горницу.
— О чем крушишься, любушка моя? — ласково спросил Софрон.
— Нет, ни о чем, — смутившись, попыталась улыбнуться Анна. — Прошу тебя, не говори со мной так. Сие не пристойно. Я замуж…
— Ведаю я, шо муж у тобе есть, — не дав ей договорить, Софрон взял ее на руки и опустил на постель. — Да муж твой мне не помеха. Люблю тебя дюже.
— О Господи, нет! — Анна попыталась встать с постели, ведь прежде она никогда не изменяла мужу, не брала греха на душу. — Прошу тебя, Софрон, ведь это грех!
— Нехай себе грех, не твой — мой грех, моя коханая, — прижав Анну к постели, он стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, грудь.
Его поцелуи обжигали, словно адское пламя, Анна негромко застонала от наслаждения. Она поняла, что сопротивляться крепким и сильным рукам Софрона не имеет смысла, но она и не желала сопротивляться. Коли суждено погрузиться в пучину греха, назад пути нет.
Освободив Анну от платья, сбросив с себя атласный кафтан и суконные шаровары, Софрон крепко сжал ее в объятиях и приник своими горячими губами к ее губам. Анна ощутила терпкий запах табака, но он ее не смутил, а наоборот еще больше распалил желание.
«Господи, прости, но я тоже люблю его…» — пронеслось в голове.
— Между нами пропасть… — прошептала Анна, когда он наконец оторвался от ее губ.
— Не поминай о том нонче, — приподнявшись над ней на руках, Софрон пристально посмотрел ей в глаза. — Токмо ты вовек люба будешь.
— Запомни меня такой, как нынче. Запомни такой… — Анна провела ладонью по его липкой от пота груди, мускулистому торсу, дотронулась до вьющихся волос внизу живота.
В ответ Софрон припал губами к ее груди, оставил поцелуй-укус на шее, а затем приподнял ее ноги и широко развел их в стороны. Крепко обняв Анну, он проник в ее влажное податливое лоно. Почувствовав его плоть внутри себя, она громко выдохнула и погладила его по волосам, оставила поцелуй на щеке.
Когда Софрон стал двигаться в ее теле резче и быстрее, Анна уже не могла сдерживать стоны наслаждения, рвущиеся из груди. Спустя несколько мгновений, тихо застонав, он излился в ее тело горячим семенем.
Освободив Анну от своей плоти, он улегся рядом и накрыл ее лоскутным одеялом.
— Добре, моя любушка? — Софрон пригладил ее растрепавшиеся волосы.
— Добре, — улыбнувшись, Анна положила голову ему на плечо.
***
Взглянув на себя в зеркало, Анна постаралась придать своему лицу спокойное, безмятежное выражение, но опухшие, заплаканные глаза скрыть было невозможно.
