Сказявские похождения Моти Быкова
или просто
Сказочка
У любой уважающей себя сказки должна быть и присказка, этакое лирическое вступление. Не будем и мы отступать от сего правила. Итак, уважаемые, начнём, пожалуй:
В некотором царстве, в некотором государстве, давным-давно, а может, и недавно, жил себе да был мужичок один. И звали его, ни много, ни мало, Мотя…
Известный в узких кругах Матвей Быков прозвищем своим весьма гордился. Бычара – Бычара и есть, ни убавить, ни прибавить! Был бы, не приведи Господь, Козловым или там Хрюкиным, тогда другое дело, но и по внешности, и по характеру Мотя был вылитый крупный рогатый… ээ… в смысле, соответствовал образу. А за Мотю, кстати, без предисловий бил в морду, да и вообще драчлив был не в меру, особенно в юности. Ближе к сорока вроде остепенился, стал более спокойным, вернее, медлительным, но всё таким же упрямым, а во хмелю по-прежнему яро бросался на своих, по большей части мнимых, обидчиков. Силушкой мать-природа Матвея не обидела, вследствие чего было дело… вернее, два, но оба за хулиганство. Обошлось, в общем.
По большому счёту, жизнью своей господин Быков был доволен: имел просторную, доставшуюся от родителей однушку с новым плазменным телеком, периодических подружек, востребованную ныне профессию токаря-фрезеровщика на заводе, душевных приятелей и лояльное начальство, с которым можно было выпить прямо на рабочем месте… опыт-то ведь не пропьёшь! От одиночества Матвей страдал редко, о смысле жизни задумывался и того реже, зато был по-своему позитивен, надёжен и справедлив. Нормальный мужик. Звёзд с неба не хватал, но «хабарик» до зарплаты одалживал легко (знал, что отдадут), при дамах матерился умеренно, даже на зубные импланты решил накопить для пущей презентабельности вида. А то хоть не улыбайся с этим недокомплектом… Здоровый смех вообще-то жизнь продлевает, это Матвей ещё в школе в отрывном календаре вычитал.
Продлевать жизнь было особенно приятно в пятницу вечером, с Коляном, в их любимом баре на углу. Задушевные посиделки, к сожалению, грубо прервала Терентьевна – совершенно мерзкая баба и по совместительству Колянова тёща, которая засекла их с улицы, припёрлась и разоралась, а потом чуть не пинками погнала несчастного на выход, возвращать в лоно семьи. При такой разнице в комплекции сделать это было нетрудно… По первости Матвей пытался поставить склочную старуху на место, но друг сам попросил не вмешиваться, а то ему-де совсем тогда жизни не дадут. Шутка ли – он один, а женщин в семье целых пятеро: жена, тёща, две дочки и незамужняя по причине гнусного характера свояченица. Это Моте хорошо, Мотя домой пришёл, дверь закрыл, пельменей наварил – и хлоп на диван футбол смотреть, а ему, бедному, до ночи будут мозги выносить… Оставшись в одиночестве, Матвей лишний раз порадовался своему холостому статусу, выпил лишнюю кружку пива – за себя и лишенца, и неторопливо направился домой. Настроение было скорее умиротворённое, чем агрессивное, но, узрев в сквере «пятничную» драку, Бычара просто не смог равнодушно пройти мимо. Кулаки давно не чесал, так кстати будет кому-нибудь навешать! Кому и за что – по ходу разберётся…
Сначала всё было как обычно – хорошо и весело. А потом вдруг неожиданно стало темно.
(А вот теперь начинается непосредственно сказка…)
* * *
- Дяденька, дяденька, вы чего, спите? А чего прямо на дороге?
Писклявый голосок противно ударил по ушам, рассеивая приятно-ватное состояние, но открывать глаза категорически не хотелось.
- Прикольная у вас кепка! Я себе такую же хочу, подарите, а, дяденька?
Вот ради этого действительно стоит проснуться… Хвать!
- Ай, пустите, пустите, я только потрогать хотел!
- Конечно, блин, потрогать… Блин!
Второй «блин» вырвался против воли и обозначил собой крайнюю степень Матвеева недоумения. И даже (если совсем честно) некоторого испуга. Напрягли Бычару сразу две вещи: первое – странное место «пробуждения», не дома, в баре или на улице, а на пыльной, явно сельской грунтовке посреди пестрящих цветочками полей; и второе – личность, которую он на автомате схватил за загребущую ручку. Или… лапку? Личность оказалась объектом, не поддающимся никакой привычной классификации. Судя по голосу – вроде ребёнок, по тощей скособоченной фигурке – скорее, карлик, а по довольно специфическому личику, грязно-серой коже и торчащим во все стороны жёстким сосулистым волосам… ээ… чертёнок? Вон, кажется, и хвост сзади болтается…
- Всё, - печально сказал Матвей, выпуская чужую конечность, - Кажется, мне трындец.
- Почему? – полюбопытствовало Нечто.
- Потому что я определённо скопытился и попал в одно очаровательное местечко из двух букв…
- Какое это? – заинтересовался собеседник. – Я из двух не знаю, из трёх только… Да вы не бойтесь, дяденька, ничего вы не скопытились! И мир наш тоже ничего, не очаровательный, но вполне себе приличный. А вот сколько в нём буков, не знаю, я до стольки считать не умею…
- И что за мир?
- Сказявь!
- Что?? Что за «козявь»??
- Сам ты козявка, - обиделся и на автомате зафамильярничал «чертёнок». – Сказявь – это сказочная явь, чего непонятного?!
- Блин… - снова загрустил Матвей. – Значит, живой. Допился до психушки, дебилоид…
- Психушка у нас тоже где-то есть, но далеко, пешком не дойдёшь, - просветил абориген. – Да не дрейфь ты, дядя, ты не первый к нам попадаешь! Ну, не в Гадюкино – в нашу глушь редко кого заносит, а в мир вообще. Особенно в русскую проекцию. Мама слышала – чуть не каждый день кого-то заносит. А вот в заграничные проекции – когда как, но, говорят, там очень скучно. А у нас весело.
- Верю, - со вздохом кивнул ничего не понявший Матвей. – Слышь, малец, что мне делать-то теперь? Куда идти, куда податься?
- Так к нам в Гадюкино для начала, тут недалеко. А дальше у взрослых спрашивай, я не знаю, я ещё маленький.
- Ясно. Как зовут-то тебя, «маленький»?
- Кузя. Но все зовут Кузькой. А тебя?
- Матвей. Ну что, Кузя, проводишь меня до своего Гадюкина?
- Неа. Дорогу покажу, а доводить не буду, чай, не заблудишься. Мне в другую сторону. Я типа из дома убёг.
- Родители обижают?
- Да нет, маманя у меня хорошая! Просто меня её новый ухажёр бесит, - вздохнул мальчик.
- Бьёт? Пьёт?
- Хуже… Он старый, занудный, и, это… метеоризм у него.
- И что?
- Дак постоянный! Не хочу я больше на сеновале спать, надоело! Решил вот убечь, мир посмотреть, себя показать…
- Слушай, Кузьма, предлагаю заключить мужской договор, - солидно заявил Быков. – Ты доведёшь меня до мамки, она же волнуется небось, а я взамен избавлю тебя от этого старого хрыча.
- От деда Пихто? Вот здорово! – обрадовался пацанёнок, сверкая на Мотю щербатым ртом. – Ты такой огромный, прям как соседский Буян, пнёшь деда под зад – он аж до своего дома долетит!
- Буян у нас бык? – уточнил невольно польщённый Мотя.
- Буян у нас хряк, воот такущий! – развёл руками ребёнок.
Матвей скрипнул зубами и на этот раз решил промолчать. Кое-как поднялся, отряхнулся и потащился по дороге за весело скачущим мальчишкой. Именно мальчишкой, окончательно понял Быков. Да, немножко кривенький и даже не немножко страшненький, но никакой не чертёнок, как ему померещилось вначале. Не рога это у него – а вымазанные чем-то чёрным две передние, стоящие дыбом пряди, и хвост никакой не хвост – верёвка из кармана штанов не до конца вывалилась и всю пыль на себя собирает… Моте пришло в голову, как при таком ребёнке может выглядеть его мать? Нет уж, лучше заранее не стрематься и понадеяться, что Кузька пошёл исключительно в отца!
Не успев толком додумать эту мысль, Матвей остановился и приставил ладонь ко лбу, пытаясь рассмотреть едущую им навстречу белую машину. Может, тормознуть, уговорить развернуться и подвезти? Дальше связные мысли закончились, и тормозить стал непосредственно Мотя, причём реально и не по-детски. Потому что на них на всех парах неслась никакая не машина, а очень странная и смутно знакомая конструкция округлой формы около метра в диаметре… на двух тоненьких, но чрезвычайно шустрых ножках. Высоко поднимая коленки, это сооружение на хорошей крейсерской скорости пронеслось мимо прибалдевшего Бычары, которого вовремя дёрнул за рукав Кузька, заставив отступить на обочину.
- А то как стукнет! У неё же глаз нету. Точнее, у этой нету. Только ручка. Да и у той глаз только сзади, так что ты на всякий случай отходи. Насмерть не задавят, но приятного мало…
- Чтто этто?? - Матвей ошарашенно тыкнул вслед быстро удалявшемуся от них безобразию.
- А на что похоже? – коварно усмехнулся мальчишка. – Только честно. Ты же её в первый раз видишь?
- Надеюсь, что и в последний! Это же натуральная задница на ножках!!
- Ну да. Ты такой умный! Только у нас говорят, не задница, а попа. Эта с ручкой, ну, видел, сзади, а вторая у нас редко пробегает, я её сам только два раза видел издалека…
- Попа с ручкой… ага, - покивал Матвей, изо всех сил борясь с желанием залиться характерным смехом шизофреника. Конечно, как там они смеются, он точно не знал, но чувствовал – время для дебюта самое подходящее. – А кого ещё тут у вас можно встретить?
- Ну, много кого! А, может, и мало, это смотря как повезёт. Бывает, леший по пять раз на дню попадается, ёксель-моксель тоже, опять же глиста в галошах, но она, кажется, сейчас к родне на хутор утопала…
Быков невольно остановился, задрал голову и с тоской всмотрелся в невинно-голубое небо, украшенное легкомысленными «барашками». Прямо как у них… А вот поди ж ты.
- Как там ваш мир называется, а, малой?
- Сказявь! Вот же память девичья, - хихикнул Кузька. – Ты что, ещё не догадался, что к нам как раз и попадают те, кто любит ругаться, обзываться и посылать всех в разные интересные места? Они из-за этого тут и воплотились! И места, куда посылают, и мы, жители, кем чаще всего ругаются. Вы, люди, нас сами создали. Ну что, дошло, наконец?
- Упс… Вот тогда мне точно кранты! – подытожил Матвей. – Посылать я люблю, тут моя фантазия хорошо работает… Выходит, я что, все свои… ээ… объекты теперь наяву увижу?!
- Скорее всего. И чего ты так пугаешься? – пожал плечами мальчишка. – За базар, конечно, надо отвечать, но…
- Но?
- Сам подумай, что они тебе сделают, эти твои «объекты»? Они же по сути и не твои вовсе, ты сам их не выдумал. Они общие, и большей частью совершенно безвредные. Посмотришь да и дальше пойдёшь. Кстати, пойдём, путь-то ещё неблизкий!
- Пошли.
Через несколько десятков шагов усиленное чесание в затылке сделало своё дело:
- Слышь, Кузь, а ты-то сам кто? Неужели и к тебе кто-то посылает?
- Ко мне – нет, старшие говорят – нос не дорос... Только к маме.
- А она у тебя?..
- Дядя Мотя, ну что ты, совсем, что ли, дурак? Голова вон какая большая, а толку? Чтобы в неё есть?! – непонятно отчего рассердился мальчишка. – Как могут звать Кузькину мать?!
- Как? Блин… Кузькина мать! – наконец-то родил Матвей. И, чтоб окончательно не опозориться при ребёнке, с умным видом покивал головой. – Всё ясно.
- А если ясно, то иди в баню!
- Дитё, а ты часом не того, не оборзело?
- Я – нет! А вот у тебя и со зрением, что ли, плохо? Мама не любит, когда от гостей потом несёт за три километра, поэтому иди и помойся!
- Да где??
- Да вон!!
Кузька тыкнул пальцем за спину попаданца, и тот лишь изумлённо присвистнул. Он мог бы поклясться, что на лужке справа от дороги только что ничего не было, в смысле, только слегка запылённые травки-цветочки, и вдруг – хлоп! – и… баня. Невысокое деревянное сооружение с дымящейся трубой и характерным «веничным» запахом… А что, в конце концов, было бы неплохо освежиться!
- Бань у нас много, то и дело новые возникают, а старые потихоньку исчезают. Не вместе с помывцами, не бойся! Говорят, в городах кирпичные бани есть, и даже трёхэтажные. Ну а у нас в основном такие. Там всё что нужно есть, даже полотенца. Давай быстрее, я тебя тут подожду.
- А сам чего, не пойдёшь?
- Неа! – отмахнулся малец. – Не люблю я это дело. Мамка ругается, но я для неё уже слишком шустрый. Поймает – вымоет, не поймает – плюнет да отстанет. В этом году ещё ни разу не поймала! – похвалился он.
- Ясно.
Больше ничего Мотя говорить не стал – схватил взвизгнувшего чумазика в охапку и ногой распахнул дверь в царство пара и будущей гипотетической чистоты. Никакая это не мстя, он же как лучше хочет, в первую очередь для самого Кузьки. А то у него, наверное, уже блохи в голове завелись… Или вши? Неважно, всё равно гадость. Матвею тоже со всех сторон польза: и баня на халяву, и маманя эта фольклорная только спасибо скажет, что сыночка её отмыл. И вернул в лоно семьи. Обрадуется и встретит его, Мотю, не как нежданного гостя, а с умеренным энтузиазмом. Может, даже накормит (да, поесть бы неплохо…) и, главное, посоветует, куда идти и что делать, чтобы вернуться обратно в свой мир. Будем надеяться, что это всё-таки возможно… За кавалера своего, конечно, обидится, но он же Кузьке слово дал, значит, избавит его от этого старого пер… В общем, дедули. Или поговорит с ним как мужик с мужиком, взовёт там к совести или ещё чему, или сразу кулаком перед носом покрутит для впечатления. А заупрямится – можно и обещанный пинок организовать. Только, помня про возраст, аккуратный и даже нежный. Главное, это дело напоследок оставить, после еды и советов, если они, конечно, будут. Хорошо бы, он ведь, хоть и Быков, но траву жевать не приучен. Эх, мяска бы…
За такими мыслями Мотя почти не обращал внимания на возмущённые вопли своей жертвы, хотя последняя старательно костерила его всеми словами, которые знала. А знал Кузька для своего возраста столько, что впору отдельно записывать и издавать. Не на один том бы хватило... Что ж это за мир-то такой дурацкий? Дитё ругается как пьяный сапожник, а считать только до трёх и умеет… Хорошенькая «сказочная явь»!
Несмотря на активное сопротивление, силы были слишком неравны – Матвей успешно отмыл «чертёнка» и с удовольствием отметил, что выглядеть он стал вполне прилично. Не красавчик, чего уж там, но и не чудо-юдо рогатое. Обыкновенный ребёнок с курносым носом в веснушках, круглыми голубыми глазами и сбитыми коленками. Волосы у него оказались рыжие, как ржавая проволока, и такие же жёсткие и непослушные. Чуть подсохли – и взметнулись вокруг головы упругим гривастым облачком. Под шнурок - коротковаты, попробовать расчесать-уложить – так мелкий хвастает, что об его волосы даже железные гребни ломаются. Подстричь бы его как следует, да жаль, нечем.
В конце помывки Матвей с удовольствием окатился ледяной водой из тазика и в целях «укрепления иммунитета» проделал тоже самое с Кузькой. Бедняга завизжал так, что уши заложило, и явно затаил обиду. Не понимает всей пользы, глупый.
Матвей опасался, что его малолетний проводник попытается эквивалентно отомстить «мучителю», бросив его одного в чужом мире, но, похоже, у Кузьмы тоже имелись свои моральные принципы. Типа, обещал вывести – выведет. А уж потом… Ничего, потом оно и есть потом. Переживём. Ну, или сам к тому времени забудет…
* * *
Судя по Матвеевым часам, они шли ещё минут сорок, когда вдали показалась малая родина Кузьки – к месту и не к месту упоминаемая в народном фольклоре деревенька Гадюкино. Конечно же, в ней шёл дождь. Причём исключительно в ней: от первого до последнего дома по небу растянулась пушистая серая тучка, а сразу за околицей ярко и дразнящее светило солнышко.
или просто
Сказочка
У любой уважающей себя сказки должна быть и присказка, этакое лирическое вступление. Не будем и мы отступать от сего правила. Итак, уважаемые, начнём, пожалуй:
В некотором царстве, в некотором государстве, давным-давно, а может, и недавно, жил себе да был мужичок один. И звали его, ни много, ни мало, Мотя…
Известный в узких кругах Матвей Быков прозвищем своим весьма гордился. Бычара – Бычара и есть, ни убавить, ни прибавить! Был бы, не приведи Господь, Козловым или там Хрюкиным, тогда другое дело, но и по внешности, и по характеру Мотя был вылитый крупный рогатый… ээ… в смысле, соответствовал образу. А за Мотю, кстати, без предисловий бил в морду, да и вообще драчлив был не в меру, особенно в юности. Ближе к сорока вроде остепенился, стал более спокойным, вернее, медлительным, но всё таким же упрямым, а во хмелю по-прежнему яро бросался на своих, по большей части мнимых, обидчиков. Силушкой мать-природа Матвея не обидела, вследствие чего было дело… вернее, два, но оба за хулиганство. Обошлось, в общем.
По большому счёту, жизнью своей господин Быков был доволен: имел просторную, доставшуюся от родителей однушку с новым плазменным телеком, периодических подружек, востребованную ныне профессию токаря-фрезеровщика на заводе, душевных приятелей и лояльное начальство, с которым можно было выпить прямо на рабочем месте… опыт-то ведь не пропьёшь! От одиночества Матвей страдал редко, о смысле жизни задумывался и того реже, зато был по-своему позитивен, надёжен и справедлив. Нормальный мужик. Звёзд с неба не хватал, но «хабарик» до зарплаты одалживал легко (знал, что отдадут), при дамах матерился умеренно, даже на зубные импланты решил накопить для пущей презентабельности вида. А то хоть не улыбайся с этим недокомплектом… Здоровый смех вообще-то жизнь продлевает, это Матвей ещё в школе в отрывном календаре вычитал.
Продлевать жизнь было особенно приятно в пятницу вечером, с Коляном, в их любимом баре на углу. Задушевные посиделки, к сожалению, грубо прервала Терентьевна – совершенно мерзкая баба и по совместительству Колянова тёща, которая засекла их с улицы, припёрлась и разоралась, а потом чуть не пинками погнала несчастного на выход, возвращать в лоно семьи. При такой разнице в комплекции сделать это было нетрудно… По первости Матвей пытался поставить склочную старуху на место, но друг сам попросил не вмешиваться, а то ему-де совсем тогда жизни не дадут. Шутка ли – он один, а женщин в семье целых пятеро: жена, тёща, две дочки и незамужняя по причине гнусного характера свояченица. Это Моте хорошо, Мотя домой пришёл, дверь закрыл, пельменей наварил – и хлоп на диван футбол смотреть, а ему, бедному, до ночи будут мозги выносить… Оставшись в одиночестве, Матвей лишний раз порадовался своему холостому статусу, выпил лишнюю кружку пива – за себя и лишенца, и неторопливо направился домой. Настроение было скорее умиротворённое, чем агрессивное, но, узрев в сквере «пятничную» драку, Бычара просто не смог равнодушно пройти мимо. Кулаки давно не чесал, так кстати будет кому-нибудь навешать! Кому и за что – по ходу разберётся…
Сначала всё было как обычно – хорошо и весело. А потом вдруг неожиданно стало темно.
(А вот теперь начинается непосредственно сказка…)
* * *
- Дяденька, дяденька, вы чего, спите? А чего прямо на дороге?
Писклявый голосок противно ударил по ушам, рассеивая приятно-ватное состояние, но открывать глаза категорически не хотелось.
- Прикольная у вас кепка! Я себе такую же хочу, подарите, а, дяденька?
Вот ради этого действительно стоит проснуться… Хвать!
- Ай, пустите, пустите, я только потрогать хотел!
- Конечно, блин, потрогать… Блин!
Второй «блин» вырвался против воли и обозначил собой крайнюю степень Матвеева недоумения. И даже (если совсем честно) некоторого испуга. Напрягли Бычару сразу две вещи: первое – странное место «пробуждения», не дома, в баре или на улице, а на пыльной, явно сельской грунтовке посреди пестрящих цветочками полей; и второе – личность, которую он на автомате схватил за загребущую ручку. Или… лапку? Личность оказалась объектом, не поддающимся никакой привычной классификации. Судя по голосу – вроде ребёнок, по тощей скособоченной фигурке – скорее, карлик, а по довольно специфическому личику, грязно-серой коже и торчащим во все стороны жёстким сосулистым волосам… ээ… чертёнок? Вон, кажется, и хвост сзади болтается…
- Всё, - печально сказал Матвей, выпуская чужую конечность, - Кажется, мне трындец.
- Почему? – полюбопытствовало Нечто.
- Потому что я определённо скопытился и попал в одно очаровательное местечко из двух букв…
- Какое это? – заинтересовался собеседник. – Я из двух не знаю, из трёх только… Да вы не бойтесь, дяденька, ничего вы не скопытились! И мир наш тоже ничего, не очаровательный, но вполне себе приличный. А вот сколько в нём буков, не знаю, я до стольки считать не умею…
- И что за мир?
- Сказявь!
- Что?? Что за «козявь»??
- Сам ты козявка, - обиделся и на автомате зафамильярничал «чертёнок». – Сказявь – это сказочная явь, чего непонятного?!
- Блин… - снова загрустил Матвей. – Значит, живой. Допился до психушки, дебилоид…
- Психушка у нас тоже где-то есть, но далеко, пешком не дойдёшь, - просветил абориген. – Да не дрейфь ты, дядя, ты не первый к нам попадаешь! Ну, не в Гадюкино – в нашу глушь редко кого заносит, а в мир вообще. Особенно в русскую проекцию. Мама слышала – чуть не каждый день кого-то заносит. А вот в заграничные проекции – когда как, но, говорят, там очень скучно. А у нас весело.
- Верю, - со вздохом кивнул ничего не понявший Матвей. – Слышь, малец, что мне делать-то теперь? Куда идти, куда податься?
- Так к нам в Гадюкино для начала, тут недалеко. А дальше у взрослых спрашивай, я не знаю, я ещё маленький.
- Ясно. Как зовут-то тебя, «маленький»?
- Кузя. Но все зовут Кузькой. А тебя?
- Матвей. Ну что, Кузя, проводишь меня до своего Гадюкина?
- Неа. Дорогу покажу, а доводить не буду, чай, не заблудишься. Мне в другую сторону. Я типа из дома убёг.
- Родители обижают?
- Да нет, маманя у меня хорошая! Просто меня её новый ухажёр бесит, - вздохнул мальчик.
- Бьёт? Пьёт?
- Хуже… Он старый, занудный, и, это… метеоризм у него.
- И что?
- Дак постоянный! Не хочу я больше на сеновале спать, надоело! Решил вот убечь, мир посмотреть, себя показать…
- Слушай, Кузьма, предлагаю заключить мужской договор, - солидно заявил Быков. – Ты доведёшь меня до мамки, она же волнуется небось, а я взамен избавлю тебя от этого старого хрыча.
- От деда Пихто? Вот здорово! – обрадовался пацанёнок, сверкая на Мотю щербатым ртом. – Ты такой огромный, прям как соседский Буян, пнёшь деда под зад – он аж до своего дома долетит!
- Буян у нас бык? – уточнил невольно польщённый Мотя.
- Буян у нас хряк, воот такущий! – развёл руками ребёнок.
Матвей скрипнул зубами и на этот раз решил промолчать. Кое-как поднялся, отряхнулся и потащился по дороге за весело скачущим мальчишкой. Именно мальчишкой, окончательно понял Быков. Да, немножко кривенький и даже не немножко страшненький, но никакой не чертёнок, как ему померещилось вначале. Не рога это у него – а вымазанные чем-то чёрным две передние, стоящие дыбом пряди, и хвост никакой не хвост – верёвка из кармана штанов не до конца вывалилась и всю пыль на себя собирает… Моте пришло в голову, как при таком ребёнке может выглядеть его мать? Нет уж, лучше заранее не стрематься и понадеяться, что Кузька пошёл исключительно в отца!
Не успев толком додумать эту мысль, Матвей остановился и приставил ладонь ко лбу, пытаясь рассмотреть едущую им навстречу белую машину. Может, тормознуть, уговорить развернуться и подвезти? Дальше связные мысли закончились, и тормозить стал непосредственно Мотя, причём реально и не по-детски. Потому что на них на всех парах неслась никакая не машина, а очень странная и смутно знакомая конструкция округлой формы около метра в диаметре… на двух тоненьких, но чрезвычайно шустрых ножках. Высоко поднимая коленки, это сооружение на хорошей крейсерской скорости пронеслось мимо прибалдевшего Бычары, которого вовремя дёрнул за рукав Кузька, заставив отступить на обочину.
- А то как стукнет! У неё же глаз нету. Точнее, у этой нету. Только ручка. Да и у той глаз только сзади, так что ты на всякий случай отходи. Насмерть не задавят, но приятного мало…
- Чтто этто?? - Матвей ошарашенно тыкнул вслед быстро удалявшемуся от них безобразию.
- А на что похоже? – коварно усмехнулся мальчишка. – Только честно. Ты же её в первый раз видишь?
- Надеюсь, что и в последний! Это же натуральная задница на ножках!!
- Ну да. Ты такой умный! Только у нас говорят, не задница, а попа. Эта с ручкой, ну, видел, сзади, а вторая у нас редко пробегает, я её сам только два раза видел издалека…
- Попа с ручкой… ага, - покивал Матвей, изо всех сил борясь с желанием залиться характерным смехом шизофреника. Конечно, как там они смеются, он точно не знал, но чувствовал – время для дебюта самое подходящее. – А кого ещё тут у вас можно встретить?
- Ну, много кого! А, может, и мало, это смотря как повезёт. Бывает, леший по пять раз на дню попадается, ёксель-моксель тоже, опять же глиста в галошах, но она, кажется, сейчас к родне на хутор утопала…
Быков невольно остановился, задрал голову и с тоской всмотрелся в невинно-голубое небо, украшенное легкомысленными «барашками». Прямо как у них… А вот поди ж ты.
- Как там ваш мир называется, а, малой?
- Сказявь! Вот же память девичья, - хихикнул Кузька. – Ты что, ещё не догадался, что к нам как раз и попадают те, кто любит ругаться, обзываться и посылать всех в разные интересные места? Они из-за этого тут и воплотились! И места, куда посылают, и мы, жители, кем чаще всего ругаются. Вы, люди, нас сами создали. Ну что, дошло, наконец?
- Упс… Вот тогда мне точно кранты! – подытожил Матвей. – Посылать я люблю, тут моя фантазия хорошо работает… Выходит, я что, все свои… ээ… объекты теперь наяву увижу?!
- Скорее всего. И чего ты так пугаешься? – пожал плечами мальчишка. – За базар, конечно, надо отвечать, но…
- Но?
- Сам подумай, что они тебе сделают, эти твои «объекты»? Они же по сути и не твои вовсе, ты сам их не выдумал. Они общие, и большей частью совершенно безвредные. Посмотришь да и дальше пойдёшь. Кстати, пойдём, путь-то ещё неблизкий!
- Пошли.
Через несколько десятков шагов усиленное чесание в затылке сделало своё дело:
- Слышь, Кузь, а ты-то сам кто? Неужели и к тебе кто-то посылает?
- Ко мне – нет, старшие говорят – нос не дорос... Только к маме.
- А она у тебя?..
- Дядя Мотя, ну что ты, совсем, что ли, дурак? Голова вон какая большая, а толку? Чтобы в неё есть?! – непонятно отчего рассердился мальчишка. – Как могут звать Кузькину мать?!
- Как? Блин… Кузькина мать! – наконец-то родил Матвей. И, чтоб окончательно не опозориться при ребёнке, с умным видом покивал головой. – Всё ясно.
- А если ясно, то иди в баню!
- Дитё, а ты часом не того, не оборзело?
- Я – нет! А вот у тебя и со зрением, что ли, плохо? Мама не любит, когда от гостей потом несёт за три километра, поэтому иди и помойся!
- Да где??
- Да вон!!
Кузька тыкнул пальцем за спину попаданца, и тот лишь изумлённо присвистнул. Он мог бы поклясться, что на лужке справа от дороги только что ничего не было, в смысле, только слегка запылённые травки-цветочки, и вдруг – хлоп! – и… баня. Невысокое деревянное сооружение с дымящейся трубой и характерным «веничным» запахом… А что, в конце концов, было бы неплохо освежиться!
- Бань у нас много, то и дело новые возникают, а старые потихоньку исчезают. Не вместе с помывцами, не бойся! Говорят, в городах кирпичные бани есть, и даже трёхэтажные. Ну а у нас в основном такие. Там всё что нужно есть, даже полотенца. Давай быстрее, я тебя тут подожду.
- А сам чего, не пойдёшь?
- Неа! – отмахнулся малец. – Не люблю я это дело. Мамка ругается, но я для неё уже слишком шустрый. Поймает – вымоет, не поймает – плюнет да отстанет. В этом году ещё ни разу не поймала! – похвалился он.
- Ясно.
Больше ничего Мотя говорить не стал – схватил взвизгнувшего чумазика в охапку и ногой распахнул дверь в царство пара и будущей гипотетической чистоты. Никакая это не мстя, он же как лучше хочет, в первую очередь для самого Кузьки. А то у него, наверное, уже блохи в голове завелись… Или вши? Неважно, всё равно гадость. Матвею тоже со всех сторон польза: и баня на халяву, и маманя эта фольклорная только спасибо скажет, что сыночка её отмыл. И вернул в лоно семьи. Обрадуется и встретит его, Мотю, не как нежданного гостя, а с умеренным энтузиазмом. Может, даже накормит (да, поесть бы неплохо…) и, главное, посоветует, куда идти и что делать, чтобы вернуться обратно в свой мир. Будем надеяться, что это всё-таки возможно… За кавалера своего, конечно, обидится, но он же Кузьке слово дал, значит, избавит его от этого старого пер… В общем, дедули. Или поговорит с ним как мужик с мужиком, взовёт там к совести или ещё чему, или сразу кулаком перед носом покрутит для впечатления. А заупрямится – можно и обещанный пинок организовать. Только, помня про возраст, аккуратный и даже нежный. Главное, это дело напоследок оставить, после еды и советов, если они, конечно, будут. Хорошо бы, он ведь, хоть и Быков, но траву жевать не приучен. Эх, мяска бы…
За такими мыслями Мотя почти не обращал внимания на возмущённые вопли своей жертвы, хотя последняя старательно костерила его всеми словами, которые знала. А знал Кузька для своего возраста столько, что впору отдельно записывать и издавать. Не на один том бы хватило... Что ж это за мир-то такой дурацкий? Дитё ругается как пьяный сапожник, а считать только до трёх и умеет… Хорошенькая «сказочная явь»!
Несмотря на активное сопротивление, силы были слишком неравны – Матвей успешно отмыл «чертёнка» и с удовольствием отметил, что выглядеть он стал вполне прилично. Не красавчик, чего уж там, но и не чудо-юдо рогатое. Обыкновенный ребёнок с курносым носом в веснушках, круглыми голубыми глазами и сбитыми коленками. Волосы у него оказались рыжие, как ржавая проволока, и такие же жёсткие и непослушные. Чуть подсохли – и взметнулись вокруг головы упругим гривастым облачком. Под шнурок - коротковаты, попробовать расчесать-уложить – так мелкий хвастает, что об его волосы даже железные гребни ломаются. Подстричь бы его как следует, да жаль, нечем.
В конце помывки Матвей с удовольствием окатился ледяной водой из тазика и в целях «укрепления иммунитета» проделал тоже самое с Кузькой. Бедняга завизжал так, что уши заложило, и явно затаил обиду. Не понимает всей пользы, глупый.
Матвей опасался, что его малолетний проводник попытается эквивалентно отомстить «мучителю», бросив его одного в чужом мире, но, похоже, у Кузьмы тоже имелись свои моральные принципы. Типа, обещал вывести – выведет. А уж потом… Ничего, потом оно и есть потом. Переживём. Ну, или сам к тому времени забудет…
* * *
Судя по Матвеевым часам, они шли ещё минут сорок, когда вдали показалась малая родина Кузьки – к месту и не к месту упоминаемая в народном фольклоре деревенька Гадюкино. Конечно же, в ней шёл дождь. Причём исключительно в ней: от первого до последнего дома по небу растянулась пушистая серая тучка, а сразу за околицей ярко и дразнящее светило солнышко.
