Забыл уж, верно, про нас, возвращение своё отмечаючи, и правильно сделал. Не сердись на него, сынок, говорит, ему там лучше будет. А нам – здеся. Так что давай собирайся поскорей. И не плачь, ладно? И я не буду… А у самой глаза блестят.
Мотя на автомате опустил руку с дедом. Тот, кряхтя, принялся растирать шею. Попробовал посмотреть с укоризной – да Матвей на него сам так глянул, что хозяин срочно вспомнил о каких-то несуществующих делах и свалил.
Уложился Быков, как в армии, за минуту – просто сгрёб все вещи в охапку и комом сунул в мешок. За пять минут сторговал хозяевам своего вредного коня, к явной выгоде последних (неохота время терять) и, не оглядываясь, пошёл со двора. Сразу за воротами остановился, повертел головой по сторонам, раздумывая, куда идти в первую очередь. На халявную хату, виртуозно выцыганенную у стольника, или сначала всё же походить-поискать этих недоверчивых? Без них в большом шумном городе почему-то стало совсем пусто…
Два шага налево… или лучше направо? Куда?! Мотя в кои-то веки призвал на помощь интуицию, даже глаза прикрыл, пытаясь уловить подвластные каждой женщине «сигналы» и «флюиды». Нет, ничего, молчит Вселенная, как рыба об лёд. Хотя…
Следующие полчаса Матвей двигался в стиле «пьяный параноик». Не получив подсказок ни от местного информационного поля, ни от аборигенов (деловые колбасы, знай только отмахиваются – не видали мол, никаких рыжих детей, их матерей и сивых меринов), он решил создать их искусственно, то есть цепляться глазом за всё подряд. Мелькнул впереди похожий коняга – идём туда, видим указатель на улицу Гончарную и Сапожную – чешем по первой, потому что она на «Г», как деревня Гадюкино. А уж Распрекрасную и вовсе пропашем вдоль и поперёк!
Повезло ему неожиданно. На самой бесперспективной со всех сторон улочке под названием Мышиный тупик. И впрямь тупик, всего несколько домов, одичалый сад за высоким покосившимся забором… Зачем он сюда свернул?
Видимо, затем, чтобы вовремя и на чистом автомате поймать летящего с этого самого забора растрёпанного рыжего мальчишку. Оглушительный, быстро смолкнувший собачий лай… Очередной городской воришка?
- Дядя Мотя!! Я тебя нашёл!!!
Аж сердце захолонуло – не с испуга, от счастья. Он с трудом удержал в дрогнувших руках упоённо визжащую ношу.
- Кузька, малыш!..
- Ты не уехал, я так и знал! Я знал!! Говорил ей, давай ещё подождём, а она…
- Что, опять сбежал? – не в силах погасить улыбку, спросил Матвей.
- Ага! Мне новая гостиница совсем не понравилась, у дедки с бабкой лучше было. Я говорю – давай вернёмся, а мамка ни в какую. Я говорю – хоть на минуточку, забежать, спросить про тебя – вдруг ты приходил или хоть на словах велел попрощаться, а она… Меня в комнате заперла. Вот глупая, правда?
- Нет. Не глупая – недоверчивая просто. С её опытом неудивительно…
- Подумаешь, опыт! Тебе-то можно верить, да, дядь Моть? Ты ж не пустобрёх какой-нибудь, ты другой, честный! Я вот верил, что ты вернёшься, железно, а она – вот ни на столечко не верила. И кто в результате прав оказался, скажи, кто?!
- Ты, Кузенька, ты! Всё ты верно думал. Разве я мог вот так вас взять и бросить? Не дождётесь, ясно? Я теперь у вас в столице надолго останусь. Не знаю ещё на сколько, но надолго. Давай, пошли за мамкой. Где вы остановились, хоть помнишь? Нефиг вам в ваше дождливое Гадюкино возвращаться, со мной жить будете. Мне стольник только что целый дом во владение пожаловал.
- Да ну?? А за что? Большой дом? Где?
- Всё расскажу, когда мамку заберём. А какой дом – так я его и сам ещё не видел. Но все уверяли, что хороший. Вот, смотри, какой ключ от него дали красивый!
- Ого-го! Супер! Ты, наверное, успел какой-нибудь подвиг совершить, да?
Матвей невольно закашлялся.
- Ну… не совсем.
Не рассказывать же ребёнку о своём выступлении в духе Остапа Бендера, результатом которой и явилось его новое столичное жилище. Правда, пока временное – «до вставания на ноги», но, как любил говорить начальник его цеха Петрович, нет в жизни ничего более постоянного, чем временное. Так что о крыше над головой можно теперь не беспокоиться. Да и не только о ней. Тот же Полуэкт, при ближайшем рассмотрении оказавшийся на редкость адекватным мужиком, пообещал посодействовать и в плане работы. Никаких заводов у них в Сказяви, понятное дело, нет, но попробовать себя в качестве кузнеца, жестянщика или ещё кого – милости просим. Изъявите желание – и подучим, и подскажем, и сами с удовольствием наберёмся опыта у продвинутого специалиста.
Словом, всё пока складывается очень даже неплохо, даже стыдно, что он по первости так сботвился. Дело за малым… Точнее, за малЫм и его матерью.
* * *
Матвей рассеянно пялился в начинающее темнеть небо и умиротворённо поскрипывал. Точнее, поскрипывала привязанная к толстой ветке старой фиги качель – щербатая досочка на двух крепких верёвках. Не только Кузьку, даже его немалую тушку выдержала, хорошо… И думается лучше.
Дум у Моти было много. О новом доме, который на деле оказался даже круче, чем он надеялся, о предстоящей встрече с Полуэктом и местными умельцами, о всей своей будущей жизни здесь – не такая уж и страшная перспектива, если дать себе время с ней свыкнуться. Откуда-то появилась уверенность, что всё будет хорошо. Такой, как он, и в Едрит-Мадрите не пропадёт, заживёт себе не хуже, чем в родном Подмосковье! Или даже лучше. И пусть тут нет телевизора с интернетом, а местная газета больше напоминает комиксы, воду придётся таскать из колодца, запасать на зиму дрова и методом проб и ошибок учиться вести хозяйство – он что, не мужик, что ли? Справится. Тем более, рядом будут те, кто в случае надобности поможет и подскажет.
Как же здорово в конце концов всё сложилось! Ягу они с Кузькой нашли довольно скоро – мальчишка не успел далеко убечь и уже минут через десять вывел Матвея к обшарпанному дому с гордой надписью «Царское подворье». Ну-ну… Успевшая обнаружить пропажу мать, потрясая кулаком, выскочила им навстречу, но, узрев Мотю, вмиг остыла и откровенно смутилась. И было с чего - это ведь она, а не Кузька, усомнилась в нём, она уверилась, что попаданец свалил от них по-английски, и сама поступила так же.
Наверно, именно из-за чувства неловкости женщина так быстро дала себя уговорить. Точнее, не стала возражать и отбрыкиваться от Мотиного предложения жить вместе. Сказать по правде, это было и не предложение вовсе – он, как и Кузьку, просто поставил её перед фактом, собирайся, мол, да поживее, и пошли.
И они пошли. Матвей мысленно выдохнул… Если бы Яга упёрлась рогом, мотивируя своё несогласие тем, что она уже давно баба самостоятельная и сама решит, где и с кем ей жить, весомый контраргумент найти было бы трудно. Разве что связать её, перекинуть через Сивку и доставить до хаты в таком виде. Да, ещё и про кляп не забыть, а то вся столица будет потом на него пальцем показывать и ржать.
По счастью, принуждать и связывать никого не пришлось. Яга безропотно ехала на лошади, счастливый Кузька нетерпеливо скакал вокруг Моти и вслух мечтал о большом доме с садом и качелькой.
Как ни странно, почти всё заказанное сбылось, даже качели. Дом оказался не слишком большим, но добротным, с огромной печью и летней верандой на городской манер. А вот сад, старый и запущенный, был вместе с заросшим сорняками огородом навскидку соток на тридцать. Слегка покосившийся дровяной сарай, хлев, собственный колодец во дворе… Подновить всё – и живи - не хочу!
Кузькина мать с энтузиазмом занялась обустройством и уборкой, пристроив к делу и мужиков. Сынку – подметать в доме и снимать паутину с печки, Быкова – таскать тяжести и колоть дрова (в сарае обнаружился запас поленьев). К вечеру все изрядно выдохлись, но управились. Дом, хоть и не стал по-настоящему уютным – из-за отсутствия занавесок, скатерти и других мелочей, но уже приобрёл вполне себе жилой вид. Весело трещали в печке дрова, Яга, напевая себе под нос, варила кашу из последней заначки крупы и компот из собранных Кузькой фигов. Завтра с утра они все вместе прошвырнутся по магазинам (или лавкам? без разницы) и купят всё необходимое – и еду, и вещи, и новые шмотки. А то они на вид словно семейка бомжей, все обтрёпанные за время дороги…
Как бы то ни было, а воспринимать их здесь станут именно семьёй. Папа, мама, Кузька. Собственно, не станут, а уже. Пока Мотя колол во дворе дрова – поначалу в меру успешно, но приноровился быстро, гены-то у самого деревенские! – поверх соседнего забора нарисовалась первая любопытная голова. Естественно, женская. А ещё востроносая и глазастая. Матвей даже не удивился, когда соседка назвалась Варварой – для такой самое что ни на есть подходящее имя. Соседушка буквально забросала его вопросами, одновременно пытаясь неизящно кокетничать (да, зря он футболку снял…) Счастье, что дрова в это время закончились, и Мотя получил возможность спастись бегством на законных основаниях. Извиняйте-де, работы много, надо до ночи столько дел переделать, завтра поболтаем… Завтра наступит уже завтра, а с ним и неизбежный новый поток вопросов. Что отвечать соседям, что рассказывать о себе и своих принудительных домочадцах? И дело даже не в репутации Яги, она на неё давно махнула рукой, да и нравы в Сказяви не чета земным. Ситуацию нужно прояснить в первую очередь для себя. Чего он, Матвей, на самом деле добивался, разыскивая их по всей столице? Чтобы было с кем словом перемолвиться, придя с работы домой, раз уж телевизор теперь не светит? Чтобы кто-то ему стирал-готовил? Или не это главное? Или дело совсем не в этом? А в чём же тогда?
Мотя вздохнул и в очередной раз уставился на небо, где одна за другой начали загораться звёзды. Красиво. Но…
- И чего мне делать-то?
Ответ на этот животрепещущий вопрос пришёл незамедлительно. И в характерно сказявском духе.
Бац! – и увесистая зрелая фига сорвалась с дерева и глухо шлёпнула по стриженой макушке.
- Чтоб тебя! Больно вообще-то!
Он потёр голову, от души пнул наглый фрукт, порадовался, увидев, как он с чвяканьем врезался в забор… А потом его неожиданно осенило. Нет, ОСЕНИЛО! Как в своё время Ньютона, которому на башку свалилось яблоко, и он с перепугу открыл какой-то закон. Какой именно, Мотя уже не помнил, сколько лет со школы прошло… Да это сейчас было и неважно. Гораздо важнее, что ему вдруг стало окончательно ясно, что надо делать.
Конечно, жениться!! Причём срочно. Завтра же!
Приняв решение, Матвей спрыгнул с качелей и уверенно зашагал обратно к дому. На душе сразу стало легко-легко, точно он воздушный шарик проглотил. Появилось стойкое ощущение какой-то правильности, того, что он всё делает так, как надо, как будет лучше для всех. Для Кузьки, которому нужен нормальный (ну, почти нормальный) отец, для его матери, которой не помешает рядом надёжное мужское плечо… И - что скрывать – для него, Матвея Быкова, тоже, может, даже в первую очередь. Потому что он, наконец, перестал увиливать и только что честно признался самому себе в том, что сам этого хочет. Настоящую семью. Семью, за которую придётся отвечать, которую придётся обеспечивать, защищать и беречь. И что? Разве всё это – непосильная для обычного мужика ноша? Зато в ответ он получит то, чего ему на самом деле так не хватало все эти годы. Женщину, которой он нравится таким, какой он есть, без прикрас и квартиры с плазмой. Ну и пусть она не красавица, ну и что, что язва… Зато с ней нескучно. И даже к такой – тянет. Ведь тянет же, сколько можно себе врать! Значит, и в этом самом плане у них должно всё сладиться. Он не даст ей завести очередного несуразного любовника (интересно, угроза «убью обоих» подействует?), а взамен будет исправно оберегать Кузьку от его ночного кошмара. Исправно и с большим энтузиазмом… Да, пожалуй, верность – единственное, что он потребует от Кузькиной матери. Всё остальное его и так более-менее устраивает. Тогда что же он медлит? Вперёд!
Вспомнилась вдруг вечно смешившая его надпись на асфальте перед соседским домом: «О прекрасная Марина, будь моей женой!» Интересно, может и ему сейчас войти в дом и с порога возопить: «О Прекрасная, будь…»
Блиин…
На этот раз Матвея осенило самостоятельно. Даже вторая фига не понадобилась.
Идиот, тормоз, страшила безмозглый, трепанация по тебе плачет… И тэдэ и тэпэ. Давно, ох, давно, он не чувствовал себя таким… такими всеми выше и нижеперечисленными. Клиника, однозначно!
Мотя свернул с дорожки, по дуге обошёл освещённое окно «кухни» и крадучись приблизился к маленькой комнатке, которую Кузька захапал в единоличное пользование. Никто и не возражал, кстати.
- Тук-тук.
- Кто там?
- Это я, почтальон… Тьфу, Кузь, ну ты понял, короче. Окно открой!
- А чего шёпотом? И чего ты есть не идёшь? Мамка уже на стол накрывает.
- Сейчас пойду. Кузь… - он невольно замялся. – Ответь мне на один вопрос, ладно?
- О’кей, - важно кивнул мальчишка. – Спрашивай.
- Это… Как зовут твою маму?
Повисла неожиданная пауза. Голубые детские глаза вмиг стали серьёзными и даже какими-то недоверчивыми, что ли. Под этим взглядом Матвей занервничал ещё больше.
- Дядь Моть, а зачем оно тебе? Ты ведь даже у козы имя спросил, а у мамы так и не сподобился. Сейчас-то чего уже? Или просто так, из интересу?
- Не просто, - буркнул Быков. – А надо. Позарез.
- Неужели… как это… допёрло до жирафа?!
- Вот именно. Хочу на твоей мамке жениться, а как зовут, до сих пор не знаю. Согласись – непорядок.
- Ещё какой! А ты… Ты не врёшь, ты правда…
- Слушай, ну когда я тебя обманывал, а?! Коли не откажется, завтра же женюсь. И тебя усыновлю. Без шуток, - как можно увереннее произнёс Матвей. А внутри стрёмно – вдруг Кузька сейчас как возьмёт да пошлёт его полем-лесом! Скажет – нафига мне такой тупой папаша, в столице, небось, и получше экземпляры имеются…
Не сказал. Взлетел на подоконник, обнял за шею – крепко-крепко, доверчиво, как котёнок, потёрся о небритую щёку.
- Её зовут Матрёна. Можешь звать Мотей, она говорит, так её мой дедушка называл. Здорово получится, да, дядь Моть? Двое Мотей!
- Это уж точно! Спасибо… сынок.
Кузька прерывисто вздохнул и скатился с него обратно в комнату.
- Иди, пока она ругаться не начала, что каша остынет. Я потом приду.
- Подслушивать будешь?
Кузька ожидаемо покраснел.
- Да ладно, жалко что ли! Слушай. Только тихо. И не ржать мне, договорились?
Мальчишка с готовностью закивал.
А Матвей решительно двинулся на штурм.
И какая она «Яга»?! Придумал тоже, хрюндель. Она, оказывается, тоже Мотя. Прекрасная. Вот тебе и выверт судьбы! А ведь он ни одной её подсказки не понял. Ладно, чего уж, главное, ещё не поздно. Наверное.
Не считая Оли - подружки по садику, Быков никогда раньше не предлагал женщине руку и сердце. И потому сейчас откровенно стремался. Как это вообще делается-то, предложение? На голливудский манер, на коленях и с кольцом в коробочке – ни за что! И так себя дебилоидом чувствуешь… Да и не привыкли, поди, в Сказяви к таким страстям, испугает ещё. Тем более, кольца нет… Хотя!
Матвей вдруг вспомнил о Манином подарке и судорожно захлопал себя по карманам. А, вот же оно, во внутреннем! Даже не потерял нигде. Малюсенькое, Яге… тьфу, Матрёне, на безымянный палец, конечно, не налезет. А вот на мизинец – вполне. Главное, что оно вообще есть, это кольцо – как символ серьёзности его намерений. А уж будет она его потом носить или нет – дело десятое. Итак!
Мотя на автомате опустил руку с дедом. Тот, кряхтя, принялся растирать шею. Попробовал посмотреть с укоризной – да Матвей на него сам так глянул, что хозяин срочно вспомнил о каких-то несуществующих делах и свалил.
Уложился Быков, как в армии, за минуту – просто сгрёб все вещи в охапку и комом сунул в мешок. За пять минут сторговал хозяевам своего вредного коня, к явной выгоде последних (неохота время терять) и, не оглядываясь, пошёл со двора. Сразу за воротами остановился, повертел головой по сторонам, раздумывая, куда идти в первую очередь. На халявную хату, виртуозно выцыганенную у стольника, или сначала всё же походить-поискать этих недоверчивых? Без них в большом шумном городе почему-то стало совсем пусто…
Два шага налево… или лучше направо? Куда?! Мотя в кои-то веки призвал на помощь интуицию, даже глаза прикрыл, пытаясь уловить подвластные каждой женщине «сигналы» и «флюиды». Нет, ничего, молчит Вселенная, как рыба об лёд. Хотя…
Следующие полчаса Матвей двигался в стиле «пьяный параноик». Не получив подсказок ни от местного информационного поля, ни от аборигенов (деловые колбасы, знай только отмахиваются – не видали мол, никаких рыжих детей, их матерей и сивых меринов), он решил создать их искусственно, то есть цепляться глазом за всё подряд. Мелькнул впереди похожий коняга – идём туда, видим указатель на улицу Гончарную и Сапожную – чешем по первой, потому что она на «Г», как деревня Гадюкино. А уж Распрекрасную и вовсе пропашем вдоль и поперёк!
Повезло ему неожиданно. На самой бесперспективной со всех сторон улочке под названием Мышиный тупик. И впрямь тупик, всего несколько домов, одичалый сад за высоким покосившимся забором… Зачем он сюда свернул?
Видимо, затем, чтобы вовремя и на чистом автомате поймать летящего с этого самого забора растрёпанного рыжего мальчишку. Оглушительный, быстро смолкнувший собачий лай… Очередной городской воришка?
- Дядя Мотя!! Я тебя нашёл!!!
Аж сердце захолонуло – не с испуга, от счастья. Он с трудом удержал в дрогнувших руках упоённо визжащую ношу.
- Кузька, малыш!..
- Ты не уехал, я так и знал! Я знал!! Говорил ей, давай ещё подождём, а она…
- Что, опять сбежал? – не в силах погасить улыбку, спросил Матвей.
- Ага! Мне новая гостиница совсем не понравилась, у дедки с бабкой лучше было. Я говорю – давай вернёмся, а мамка ни в какую. Я говорю – хоть на минуточку, забежать, спросить про тебя – вдруг ты приходил или хоть на словах велел попрощаться, а она… Меня в комнате заперла. Вот глупая, правда?
- Нет. Не глупая – недоверчивая просто. С её опытом неудивительно…
- Подумаешь, опыт! Тебе-то можно верить, да, дядь Моть? Ты ж не пустобрёх какой-нибудь, ты другой, честный! Я вот верил, что ты вернёшься, железно, а она – вот ни на столечко не верила. И кто в результате прав оказался, скажи, кто?!
- Ты, Кузенька, ты! Всё ты верно думал. Разве я мог вот так вас взять и бросить? Не дождётесь, ясно? Я теперь у вас в столице надолго останусь. Не знаю ещё на сколько, но надолго. Давай, пошли за мамкой. Где вы остановились, хоть помнишь? Нефиг вам в ваше дождливое Гадюкино возвращаться, со мной жить будете. Мне стольник только что целый дом во владение пожаловал.
- Да ну?? А за что? Большой дом? Где?
- Всё расскажу, когда мамку заберём. А какой дом – так я его и сам ещё не видел. Но все уверяли, что хороший. Вот, смотри, какой ключ от него дали красивый!
- Ого-го! Супер! Ты, наверное, успел какой-нибудь подвиг совершить, да?
Матвей невольно закашлялся.
- Ну… не совсем.
Не рассказывать же ребёнку о своём выступлении в духе Остапа Бендера, результатом которой и явилось его новое столичное жилище. Правда, пока временное – «до вставания на ноги», но, как любил говорить начальник его цеха Петрович, нет в жизни ничего более постоянного, чем временное. Так что о крыше над головой можно теперь не беспокоиться. Да и не только о ней. Тот же Полуэкт, при ближайшем рассмотрении оказавшийся на редкость адекватным мужиком, пообещал посодействовать и в плане работы. Никаких заводов у них в Сказяви, понятное дело, нет, но попробовать себя в качестве кузнеца, жестянщика или ещё кого – милости просим. Изъявите желание – и подучим, и подскажем, и сами с удовольствием наберёмся опыта у продвинутого специалиста.
Словом, всё пока складывается очень даже неплохо, даже стыдно, что он по первости так сботвился. Дело за малым… Точнее, за малЫм и его матерью.
* * *
Матвей рассеянно пялился в начинающее темнеть небо и умиротворённо поскрипывал. Точнее, поскрипывала привязанная к толстой ветке старой фиги качель – щербатая досочка на двух крепких верёвках. Не только Кузьку, даже его немалую тушку выдержала, хорошо… И думается лучше.
Дум у Моти было много. О новом доме, который на деле оказался даже круче, чем он надеялся, о предстоящей встрече с Полуэктом и местными умельцами, о всей своей будущей жизни здесь – не такая уж и страшная перспектива, если дать себе время с ней свыкнуться. Откуда-то появилась уверенность, что всё будет хорошо. Такой, как он, и в Едрит-Мадрите не пропадёт, заживёт себе не хуже, чем в родном Подмосковье! Или даже лучше. И пусть тут нет телевизора с интернетом, а местная газета больше напоминает комиксы, воду придётся таскать из колодца, запасать на зиму дрова и методом проб и ошибок учиться вести хозяйство – он что, не мужик, что ли? Справится. Тем более, рядом будут те, кто в случае надобности поможет и подскажет.
Как же здорово в конце концов всё сложилось! Ягу они с Кузькой нашли довольно скоро – мальчишка не успел далеко убечь и уже минут через десять вывел Матвея к обшарпанному дому с гордой надписью «Царское подворье». Ну-ну… Успевшая обнаружить пропажу мать, потрясая кулаком, выскочила им навстречу, но, узрев Мотю, вмиг остыла и откровенно смутилась. И было с чего - это ведь она, а не Кузька, усомнилась в нём, она уверилась, что попаданец свалил от них по-английски, и сама поступила так же.
Наверно, именно из-за чувства неловкости женщина так быстро дала себя уговорить. Точнее, не стала возражать и отбрыкиваться от Мотиного предложения жить вместе. Сказать по правде, это было и не предложение вовсе – он, как и Кузьку, просто поставил её перед фактом, собирайся, мол, да поживее, и пошли.
И они пошли. Матвей мысленно выдохнул… Если бы Яга упёрлась рогом, мотивируя своё несогласие тем, что она уже давно баба самостоятельная и сама решит, где и с кем ей жить, весомый контраргумент найти было бы трудно. Разве что связать её, перекинуть через Сивку и доставить до хаты в таком виде. Да, ещё и про кляп не забыть, а то вся столица будет потом на него пальцем показывать и ржать.
По счастью, принуждать и связывать никого не пришлось. Яга безропотно ехала на лошади, счастливый Кузька нетерпеливо скакал вокруг Моти и вслух мечтал о большом доме с садом и качелькой.
Как ни странно, почти всё заказанное сбылось, даже качели. Дом оказался не слишком большим, но добротным, с огромной печью и летней верандой на городской манер. А вот сад, старый и запущенный, был вместе с заросшим сорняками огородом навскидку соток на тридцать. Слегка покосившийся дровяной сарай, хлев, собственный колодец во дворе… Подновить всё – и живи - не хочу!
Кузькина мать с энтузиазмом занялась обустройством и уборкой, пристроив к делу и мужиков. Сынку – подметать в доме и снимать паутину с печки, Быкова – таскать тяжести и колоть дрова (в сарае обнаружился запас поленьев). К вечеру все изрядно выдохлись, но управились. Дом, хоть и не стал по-настоящему уютным – из-за отсутствия занавесок, скатерти и других мелочей, но уже приобрёл вполне себе жилой вид. Весело трещали в печке дрова, Яга, напевая себе под нос, варила кашу из последней заначки крупы и компот из собранных Кузькой фигов. Завтра с утра они все вместе прошвырнутся по магазинам (или лавкам? без разницы) и купят всё необходимое – и еду, и вещи, и новые шмотки. А то они на вид словно семейка бомжей, все обтрёпанные за время дороги…
Как бы то ни было, а воспринимать их здесь станут именно семьёй. Папа, мама, Кузька. Собственно, не станут, а уже. Пока Мотя колол во дворе дрова – поначалу в меру успешно, но приноровился быстро, гены-то у самого деревенские! – поверх соседнего забора нарисовалась первая любопытная голова. Естественно, женская. А ещё востроносая и глазастая. Матвей даже не удивился, когда соседка назвалась Варварой – для такой самое что ни на есть подходящее имя. Соседушка буквально забросала его вопросами, одновременно пытаясь неизящно кокетничать (да, зря он футболку снял…) Счастье, что дрова в это время закончились, и Мотя получил возможность спастись бегством на законных основаниях. Извиняйте-де, работы много, надо до ночи столько дел переделать, завтра поболтаем… Завтра наступит уже завтра, а с ним и неизбежный новый поток вопросов. Что отвечать соседям, что рассказывать о себе и своих принудительных домочадцах? И дело даже не в репутации Яги, она на неё давно махнула рукой, да и нравы в Сказяви не чета земным. Ситуацию нужно прояснить в первую очередь для себя. Чего он, Матвей, на самом деле добивался, разыскивая их по всей столице? Чтобы было с кем словом перемолвиться, придя с работы домой, раз уж телевизор теперь не светит? Чтобы кто-то ему стирал-готовил? Или не это главное? Или дело совсем не в этом? А в чём же тогда?
Мотя вздохнул и в очередной раз уставился на небо, где одна за другой начали загораться звёзды. Красиво. Но…
- И чего мне делать-то?
Ответ на этот животрепещущий вопрос пришёл незамедлительно. И в характерно сказявском духе.
Бац! – и увесистая зрелая фига сорвалась с дерева и глухо шлёпнула по стриженой макушке.
- Чтоб тебя! Больно вообще-то!
Он потёр голову, от души пнул наглый фрукт, порадовался, увидев, как он с чвяканьем врезался в забор… А потом его неожиданно осенило. Нет, ОСЕНИЛО! Как в своё время Ньютона, которому на башку свалилось яблоко, и он с перепугу открыл какой-то закон. Какой именно, Мотя уже не помнил, сколько лет со школы прошло… Да это сейчас было и неважно. Гораздо важнее, что ему вдруг стало окончательно ясно, что надо делать.
Конечно, жениться!! Причём срочно. Завтра же!
Приняв решение, Матвей спрыгнул с качелей и уверенно зашагал обратно к дому. На душе сразу стало легко-легко, точно он воздушный шарик проглотил. Появилось стойкое ощущение какой-то правильности, того, что он всё делает так, как надо, как будет лучше для всех. Для Кузьки, которому нужен нормальный (ну, почти нормальный) отец, для его матери, которой не помешает рядом надёжное мужское плечо… И - что скрывать – для него, Матвея Быкова, тоже, может, даже в первую очередь. Потому что он, наконец, перестал увиливать и только что честно признался самому себе в том, что сам этого хочет. Настоящую семью. Семью, за которую придётся отвечать, которую придётся обеспечивать, защищать и беречь. И что? Разве всё это – непосильная для обычного мужика ноша? Зато в ответ он получит то, чего ему на самом деле так не хватало все эти годы. Женщину, которой он нравится таким, какой он есть, без прикрас и квартиры с плазмой. Ну и пусть она не красавица, ну и что, что язва… Зато с ней нескучно. И даже к такой – тянет. Ведь тянет же, сколько можно себе врать! Значит, и в этом самом плане у них должно всё сладиться. Он не даст ей завести очередного несуразного любовника (интересно, угроза «убью обоих» подействует?), а взамен будет исправно оберегать Кузьку от его ночного кошмара. Исправно и с большим энтузиазмом… Да, пожалуй, верность – единственное, что он потребует от Кузькиной матери. Всё остальное его и так более-менее устраивает. Тогда что же он медлит? Вперёд!
Вспомнилась вдруг вечно смешившая его надпись на асфальте перед соседским домом: «О прекрасная Марина, будь моей женой!» Интересно, может и ему сейчас войти в дом и с порога возопить: «О Прекрасная, будь…»
Блиин…
На этот раз Матвея осенило самостоятельно. Даже вторая фига не понадобилась.
Идиот, тормоз, страшила безмозглый, трепанация по тебе плачет… И тэдэ и тэпэ. Давно, ох, давно, он не чувствовал себя таким… такими всеми выше и нижеперечисленными. Клиника, однозначно!
Мотя свернул с дорожки, по дуге обошёл освещённое окно «кухни» и крадучись приблизился к маленькой комнатке, которую Кузька захапал в единоличное пользование. Никто и не возражал, кстати.
- Тук-тук.
- Кто там?
- Это я, почтальон… Тьфу, Кузь, ну ты понял, короче. Окно открой!
- А чего шёпотом? И чего ты есть не идёшь? Мамка уже на стол накрывает.
- Сейчас пойду. Кузь… - он невольно замялся. – Ответь мне на один вопрос, ладно?
- О’кей, - важно кивнул мальчишка. – Спрашивай.
- Это… Как зовут твою маму?
Повисла неожиданная пауза. Голубые детские глаза вмиг стали серьёзными и даже какими-то недоверчивыми, что ли. Под этим взглядом Матвей занервничал ещё больше.
- Дядь Моть, а зачем оно тебе? Ты ведь даже у козы имя спросил, а у мамы так и не сподобился. Сейчас-то чего уже? Или просто так, из интересу?
- Не просто, - буркнул Быков. – А надо. Позарез.
- Неужели… как это… допёрло до жирафа?!
- Вот именно. Хочу на твоей мамке жениться, а как зовут, до сих пор не знаю. Согласись – непорядок.
- Ещё какой! А ты… Ты не врёшь, ты правда…
- Слушай, ну когда я тебя обманывал, а?! Коли не откажется, завтра же женюсь. И тебя усыновлю. Без шуток, - как можно увереннее произнёс Матвей. А внутри стрёмно – вдруг Кузька сейчас как возьмёт да пошлёт его полем-лесом! Скажет – нафига мне такой тупой папаша, в столице, небось, и получше экземпляры имеются…
Не сказал. Взлетел на подоконник, обнял за шею – крепко-крепко, доверчиво, как котёнок, потёрся о небритую щёку.
- Её зовут Матрёна. Можешь звать Мотей, она говорит, так её мой дедушка называл. Здорово получится, да, дядь Моть? Двое Мотей!
- Это уж точно! Спасибо… сынок.
Кузька прерывисто вздохнул и скатился с него обратно в комнату.
- Иди, пока она ругаться не начала, что каша остынет. Я потом приду.
- Подслушивать будешь?
Кузька ожидаемо покраснел.
- Да ладно, жалко что ли! Слушай. Только тихо. И не ржать мне, договорились?
Мальчишка с готовностью закивал.
А Матвей решительно двинулся на штурм.
И какая она «Яга»?! Придумал тоже, хрюндель. Она, оказывается, тоже Мотя. Прекрасная. Вот тебе и выверт судьбы! А ведь он ни одной её подсказки не понял. Ладно, чего уж, главное, ещё не поздно. Наверное.
Не считая Оли - подружки по садику, Быков никогда раньше не предлагал женщине руку и сердце. И потому сейчас откровенно стремался. Как это вообще делается-то, предложение? На голливудский манер, на коленях и с кольцом в коробочке – ни за что! И так себя дебилоидом чувствуешь… Да и не привыкли, поди, в Сказяви к таким страстям, испугает ещё. Тем более, кольца нет… Хотя!
Матвей вдруг вспомнил о Манином подарке и судорожно захлопал себя по карманам. А, вот же оно, во внутреннем! Даже не потерял нигде. Малюсенькое, Яге… тьфу, Матрёне, на безымянный палец, конечно, не налезет. А вот на мизинец – вполне. Главное, что оно вообще есть, это кольцо – как символ серьёзности его намерений. А уж будет она его потом носить или нет – дело десятое. Итак!
