Может и по-мальчишески, но для меня это, как дело чести, квинтэссенция понятия долга. Так что когда эта сука объявилась на Зерхане, я рассматривал его появление в Союзе в качестве подарка судьбы, решившей отблагодарить меня за упорство.
Орлов машинально кивнул – понимал, о чем полковник говорил, а сам думал о Геннори Лазовски и о том времени, о котором напомнил Вячек. Впрочем, он, как и Шторм, о нем тоже никогда не забывал.
Два молодых, подающих надежды лейтенанта. Два друга. Два… соперника, пытающихся доказать всем и, главное, себе, что их выбор профессии не был случайным.
Один с внешностью аристократа, второй... В Шторме всегда было что-то такое… залихватское, выделявшее его среди множества других офицеров. Усы, бесшабашность, идеально выверенный авантюризм и марш Академии в Рунцово, который тот отбивал пальцами, прокручивая в голове очередную многоходовку. Его разработки простыми только казались. И тогда, и тем более теперь.
В тот раз в сектор Приама они должны были лететь вместе, уже прибавив в звании, но Орлов, буквально в последний момент, отправил Шторма на поддержку другой группы. Команда, в которой находился Лазовски, исчезла день в день, когда Вячек вернулся на базу.
А потом были долгие полтора года поиска и безуспешных попыток вытащить ребят с Самаринии. И успех, в который не верил никто, кроме будущего матерого полковника.
Орлов не часто, но спрашивал себя: если бы не эти события, стал бы Шторм тем Штормом, которого за глаза называли тварью и сволочью, но когда становилось совсем туго, бросали на самые безнадежные операции, не сомневаясь в результате?
Ответ он знал. Таких профи, как Шторм, создавали именно потери.
Полковник экскурса в прошлое, совершенного генералом, казалось, и не заметил. Продолжил тем же, безразлично-равнодушным тоном:
- А потом мне стало не до собственных расчетов с самаринянином. Горевски, которого я туда отправил, нарыл такое, что от наглости Исхантеля оставалось лишь куртуазно выражаться. Я и так догадывался, что жрецов уровня, как этот, в ссылки не отправляют, но действительность превзошла самые смелые предположения.
- Информация о наших разработках была прикрытием?
Орлов хоть и спросил (именно на этот крючок поймал его Вячек полгода назад, буквально заставив поучаствовать в подготовке операции), но лишь бы разбавить монолог Шторма. «Давить» голосом у того выходило уже машинально, воздух вокруг тонко вибрировал.
- Одной из задач! - словно выплюнул, зло произнес Шторм. – Там такое намешано...
- И? – поторопил Орлов. На оперативке мало что изменилось, но чутье подсказывало, что с откровениями им стоило поспешить.
- Бабы им нужны, - выдохнул Шторм, в одно мгновение становясь спокойным и собранным. Тоже… чутье. – Чистый генотип, девственницы. Для чего, надеюсь, спрашивать не будешь?
- Один из краеугольных законов Самаринии. Телегония.
- В списке – десятки тысяч. Девушки от тринадцати до двадцати лет.
Орлов, молча, протянул руку, принял услужливо поданную фляжку. На этот раз одним глотком не обошлось. Удовольствия не больше, чем минут на десять - блокировки и боты не давали, как следует захмелеть, но даже это – передышка.
Масштаб задуманного Штормом не удивлял, выбивало само его участие, означавшее, что другие проморгали. Или... Не будь именно этого «или», не пришлось бы полковнику столь виртуозно сводить в одном месте ментата из особистов Ежова, орлов Воронова из службы безопасности и собственные резервы в виде все еще друга, заместителя директора Службы Маршалов Геннори Лазовски.
- Но причем тут Йорг ты так и не сказал, - закрутив крышку, вернул он фляжку.
- Одна из сестер Марии Истоминой среди этих тысяч, - усаживаясь в свое кресло, бросил Шторм. – Но и это еще не все, - продолжил он, отбив что-то на планшете. – Наш таинственный незнакомец переслал мне часть директивы эклиса, в которой тот требует ускорить работу по комплектованию флота Самаринии высококлассными специалистами других рас, придав им статус условно чистых. Критерий отбора – генетическая карта и отсутствие детей.
- Мария Истомина... – горько усмехнулся Орлов. – Поздно? – правильно разгадал он причину злости Шторма, которую кроме него сейчас вряд ли бы кто-то заметил.
- Если только случайность, но...
- Смерти сына Йорг нам не простит, - кивнул Шторм. Похоже, хотел что-то добавить, но не успел. Красная отметка на оперативной кальке не оставила им возможности продолжить разговор.
Впрочем, обоим и так было все понятно. Из двоих: Марии Истоминой и Карина Йорга, страховать люди Шторма будут именно второго.
Подруг у меня на Зерхане практически не осталось, по крайней мере тех, с которыми хотелось бы провести последний вечер свободной жизни, так что девичник я устроила с… Дваржеком. Лора вместо мальчишника (маленькая, но месть) повела моего жениха и его брата на экскурсию по вечернему городу.
Сестры должны были отправиться вдвоем, но Лету еще днем вызвали в госпиталь наземной базы погранцов. Поступивший к ним пострадавший был профильным, собирали всех специалистов, знакомых с последствиями использования волновиков и импульсников, а команда, в которую она попала на стажировку, как раз такими случаями и занималась.
- О чем грустишь? – поинтересовался Вацлав, коснувшись своим бокалом моего. Хрусталь тоненько тренькнул, отозвавшись легкой дрожью по коже.
Задумавшись о том, что средненькая все еще не подала весточки, я успела забыть об уже прозвучавшем тосте за мое будущее.
- Не знаю, - попыталась я улыбнуться ему. – Тревожно как-то...
- Из-за Лоры?
Наш ночной разговор Дваржек не забыл, пару раз пытался вернуться к нему, но я предпочла избегать этой темы, продолжая просто наблюдать за развитием ситуации и присматривать, чтобы сестренка не оставалась одна. Вацлав помочь нам ничем не мог, как бы этого не желал, да и прилет Карина добавил уверенности, что все выправится. Было в Йорге что-то… заставляющее так думать.
Вместо ответа пожала плечами, приподняв бокал, но так и не сделав глотка.
Вчера днем покончила с собой дочь губернатора, вечером я покупала платье на собственную свадьбу. Вернувшись домой утешала Лору, все-таки узнавшую о смерти своей сокурсницы раньше, чем мне бы хотелось. Сегодня утром отвечала на вопросы чиновника Ратуши, который должен зарегистрировать наш с Карином брак. Не все из них были понятны, некоторые выглядели откровенно провокационными, словно меня намеренно пытались вывести из себя. Потом, едва сдержавшись, чтобы не высказать Йоргу все, что думала о его поспешности, провожала Лету, которую отвозил на базу Вацлав. И вот теперь сидела с ним, пытаясь разобраться в собственных ощущениях, которые настойчиво твердили, что все происходящее – неспроста.
- Наверное, мне все еще не верится, что завтра я стану Марией Йорг, - не без горечи усмехнулась я, глядя на мерцающее в отблесках заходящего светила вино. Черное и бордо. Бордо и черное. Калейдоскоп, в котором не было постоянства.
Как и в моей душе.
- Он тебя любит, - откинувшись на спинку стула, заметил Вацлав.
Сидели мы опять в Шалоне, и вновь – на верхней веранде. Предложила это место я, Дваржек лишь согласился и сумел заказать столик, что было довольно непросто. Ресторан считался эпатажным, как и сам небоскреб, на верхних этажах которого он находился, уже давно ставший символом и Анеме, и всего Зерхана.
Закрученное в спираль здание пробивалось сквозь зеленые шапки реликтовых манжоров и уносилось вверх, словно ввинчиваясь в небо... Пытаясь вырваться из объятий планеты и исчезнуть.… Далеко… далеко.
- Это должно меня успокоить? – вздохнула я, не столько избавляясь из мрачных предчувствий, сколько отодвигая их на задний план. У Вацлава и своих проблем хватало, чтобы нагружать его еще и моими.
Сделала глоток, чтобы спрятаться за стеклом от пронзительного взгляда Дваржека. Кажется, он понимал значительно больше, чем я говорила. Мне следовало веселиться, в полной мере наслаждаясь последним днем свободы, я же продолжала грустить, словно оплакивая то, чего уже не вернуть.
- Это должно либо смирить с тем фактом, что время в данном случае не имеет никакого значения, либо заставить задать себе вопрос, а любишь ли ты Карина настолько, чтобы связать с ним свою жизнь, - философски заметил Вацлав, продолжая смотреть на меня.
- Со смирением ты уже опоздал, - отставила я бокал в сторону.
Хотела добавить, что сделанное самой себе признание – я видела в Карине мужа и отца своих детей, плохо помогало избавиться от внутреннего мандража, но отвлеклась на женщину, только что вышедшую из лифта. Узнала сразу - последние сутки строки из ее репортажей цитировали все информагенства Зерхана. Журналистка с Земли, Элизабет Мирайя.
- Красивая женщина. – Мой интерес к новой посетительнице Дваржек не пропустил. – И смелая. Или, - он качнул головой, - безрассудная. Фактически открыто обвинить Исхантеля в самоубийстве дочери губернатора... Она очень рискует.
С ним было трудно не согласиться, но… я продолжала повторять вопросы, которые она задавала: «…Почему эта девочка должна отвечать за наши с вами ошибки?! И она ли одна?! Или о тех, кто был до нее, мы просто не знаем?! И будет ли кто-то после...».
И не важно, что справиться с самаринянином мне было не по силам, чувство стыда душило все равно. Мне было слишком хорошо известно, какое влияние мог оказать жрец на неокрепшую детскую психику, к чему способен подтолкнуть. Преклонение перед ним лишь первая ступень подчинения, а какова последняя?
В моем случае победила психология обывателя – главное, чтобы беда прошла мимо тех, кто был дорог. А остальные? Сои и Лора не были близкими подругами, но ее смерть стала для сестры ударом.
Она, конечно, оправится, но след-то останется.
- По ней не скажешь, что она не осознает последствий своих поступков, - нехотя протянула я, поймав себя на мысли, что мужчина, поднявшийся ей навстречу, кого-то мне напоминает. Когда уже почти сдалась, собираясь признать, что ассоциация так и останется не пойманной, тот повернулся боком, продемонстрировав профиль, чтобы выудить из моей памяти имя Люсии Горевски, весьма знаменитой оперной актрисы.
Сын? Было совершенно не важно, но я, не в силах отвести от пары взгляд, продолжала смотреть на них, пока те не отошли достаточно далеко, чтобы стать почти незаметными в сгущающихся вечерних сумерках.
- Но безрассудства это не отменяет, - частично согласился со мной Дваржек, в очередной раз возвращая меня к действительности. – Одно точно, Зерхан она взбаламутила. Сегодня слышал, что вопрос о преподавательской деятельности дипломата вынесен на комиссию Службы надзора.
- Вот как? – тут же уцепилась я за его слова, удрученно отметив, что и это известие меня не радует. Словно в душе все перегорело. – Неужели сработало?
- Вряд ли все произойдет так скоро, как бы хотелось, но без последствий не останется. Волна пошла основательная.
- Чуть бы раньше, - не без сожаления отозвалась я, думая о том, что для кого-то грядущая буря уже не станет предвестником изменений.
Вот ведь… мы идем вперед, стремясь к миражу, называемому мечтой, тоскуем о том, что покинули, постепенно забываем тех, кто был частью нашего «я». А потом прошлое догоняет и… оставляет тебя растерзанным и прозревшим в ощущении потери, которую уже не восполнить.
– Пойдем, потанцуем, - предложила я, складывая лежавшую на коленях салфетку. Вацлав не заслужил такого вечера.
- Не жалеешь ты меня, - улыбнулся Дваржек поднимаясь. Подошел, подал руку. – Если Карин узнает...
- И кто тут говорил о смирении? - дернула я плечом, вкладывая свою ладонь в его.
Воздух был плотным, не давая вздохнуть полной грудью, замедляя движения, заставляя вязнуть в себе...
Или это музыка опутывала тоской, рассказывая о любви и… утрате?
- Мне не нравится твое настроение, - склонившись, недовольно прошептал Вацлав, но стоило мне положить руку на его плечо, уверенно повел в танце.
- Что у тебя с Летой? – поинтересовалась я. Расслабиться не удавалось, но близость Дваржека добавляла уверенности. Бывший сокурсник, ставший верным другом...
Моей сестре повезло встретить такого человека.
А мне?
- Уходишь от темы, - понимающе ухмыльнулся он. И добавил, участливо. – Я не узнаю тебя.
- Я сама себя не узнаю, - не стала я спорить, - но это не значит, что мне не интересен ответ на свой вопрос.
Тот дернул плечом:
- Торопить ее я не стану. – На лице Вацлава мелькнула растерянность, но тут же исчезла, оставив после себя ощущение обмана. То ли было, то ли… нет. – Если в ее новой жизни найдется место и для меня, сделаю предложение. А пока буду просто рядом.
Очередной поворот... Столик, который занимали Элизабет Мирайя и ее спутник, находился в противоположном конце зала, но сейчас, с танцевальной площадки, был хорошо виден. Как и мужчина, остановившийся рядом с ним.
Алин Мареску...
Мне бы успокоиться – отец Зои выглядел довольным, но затихшая было тревога словно обрела второе дыхание, обдав сердце холодом.
- Уверен, что так правильно?
Голос певицы плакал, ноты стекали каплями дождя по стеклу... Но, кажется, только для меня.
Нам стоило провести этот вечер дома. Сидеть в гостиной, пить глост и болтать о пустяках, не позволяя времени спешить, приближая завтрашнее событие. Регистрацию в Ратуше назначили на полдень.
- Ей стоит узнать меня лучше. – Дваржек продолжал оставаться непробиваемо спокойным. – Но, - опровергая мелькнувшую у меня мысль, тяжело вздохнул он, - глядя на Карина, я начинаю сомневаться в собственном решении.
- Лета молода, но вполне способна разобраться в своих чувствах. – Говорить о сестре было легче, чем о самой себе. – Подумай об этом.
Мелодия, в последний раз всколыхнув воздух, затихла, сгорая в пламени свечей, которые зажигали официанты.
- Обязательно, - поцеловав мою ладонь, заверил Дваржек. – Если твой будущий муж не решит, что я посягнул на самое для него дорогое.
- Он тебя пытался запугать? – грозно нахмурилась я, но роль не выдержала, улыбнулась, как только Вацлав испуганно шарахнулся от меня. – Уже сбегаешь?
Настроение в очередной раз вильнуло, разбавив тревожную меланхолию шальным задором, но не лишив способности мыслить критично. Скажи мне кто раньше, что предстоящее замужество способно настолько виртуозно играть с мировосприятием, вряд ли бы поверила, но оказалось именно так...
- Ты же уговоришь его меня пощадить? – «поймал» мой настрой Вацлав, отодвигая для меня стул. Пока мы шли к столику, молчали. Лишь бросали друг на друга многозначительные взгляды, да загадочно улыбались.
- Если поклянешься, что будешь приглядывать за сестрой в мое отсутствие, - подняв бокал – в горле пересохло, поставила я условие его помилования. – А иначе...
- Шантаж, - неожиданно довольно отозвался Дваржек. – Но раз ничего не остается...
Вибрация комма заставила его замолчать. Брови сошлись к переносице, пока он читал пришедшее сообщение.
- Что?! – не выдержав, спросила я, не про пропустив грусть в его глазах, так похожую на мою.
- Лета... – вздохнул он. – Раньше, чем к утру, не вернется.
- Она – врач, - заметила я, надеясь, что получилось спокойно. – Ты будешь ждать ее, она – тебя. Так бывает...
- Я не уверен, что хочу летать, - улыбнувшись, удивил он меня неожиданным признанием. Не дав ответить, выдав что-нибудь соответствующее, поднял бокал, отсалютовал в мою сторону: - Я клянусь, что буду приглядывать за Летой в твое отсутствие.
Орлов машинально кивнул – понимал, о чем полковник говорил, а сам думал о Геннори Лазовски и о том времени, о котором напомнил Вячек. Впрочем, он, как и Шторм, о нем тоже никогда не забывал.
Два молодых, подающих надежды лейтенанта. Два друга. Два… соперника, пытающихся доказать всем и, главное, себе, что их выбор профессии не был случайным.
Один с внешностью аристократа, второй... В Шторме всегда было что-то такое… залихватское, выделявшее его среди множества других офицеров. Усы, бесшабашность, идеально выверенный авантюризм и марш Академии в Рунцово, который тот отбивал пальцами, прокручивая в голове очередную многоходовку. Его разработки простыми только казались. И тогда, и тем более теперь.
В тот раз в сектор Приама они должны были лететь вместе, уже прибавив в звании, но Орлов, буквально в последний момент, отправил Шторма на поддержку другой группы. Команда, в которой находился Лазовски, исчезла день в день, когда Вячек вернулся на базу.
А потом были долгие полтора года поиска и безуспешных попыток вытащить ребят с Самаринии. И успех, в который не верил никто, кроме будущего матерого полковника.
Орлов не часто, но спрашивал себя: если бы не эти события, стал бы Шторм тем Штормом, которого за глаза называли тварью и сволочью, но когда становилось совсем туго, бросали на самые безнадежные операции, не сомневаясь в результате?
Ответ он знал. Таких профи, как Шторм, создавали именно потери.
Полковник экскурса в прошлое, совершенного генералом, казалось, и не заметил. Продолжил тем же, безразлично-равнодушным тоном:
- А потом мне стало не до собственных расчетов с самаринянином. Горевски, которого я туда отправил, нарыл такое, что от наглости Исхантеля оставалось лишь куртуазно выражаться. Я и так догадывался, что жрецов уровня, как этот, в ссылки не отправляют, но действительность превзошла самые смелые предположения.
- Информация о наших разработках была прикрытием?
Орлов хоть и спросил (именно на этот крючок поймал его Вячек полгода назад, буквально заставив поучаствовать в подготовке операции), но лишь бы разбавить монолог Шторма. «Давить» голосом у того выходило уже машинально, воздух вокруг тонко вибрировал.
- Одной из задач! - словно выплюнул, зло произнес Шторм. – Там такое намешано...
- И? – поторопил Орлов. На оперативке мало что изменилось, но чутье подсказывало, что с откровениями им стоило поспешить.
- Бабы им нужны, - выдохнул Шторм, в одно мгновение становясь спокойным и собранным. Тоже… чутье. – Чистый генотип, девственницы. Для чего, надеюсь, спрашивать не будешь?
- Один из краеугольных законов Самаринии. Телегония.
- В списке – десятки тысяч. Девушки от тринадцати до двадцати лет.
Орлов, молча, протянул руку, принял услужливо поданную фляжку. На этот раз одним глотком не обошлось. Удовольствия не больше, чем минут на десять - блокировки и боты не давали, как следует захмелеть, но даже это – передышка.
Масштаб задуманного Штормом не удивлял, выбивало само его участие, означавшее, что другие проморгали. Или... Не будь именно этого «или», не пришлось бы полковнику столь виртуозно сводить в одном месте ментата из особистов Ежова, орлов Воронова из службы безопасности и собственные резервы в виде все еще друга, заместителя директора Службы Маршалов Геннори Лазовски.
- Но причем тут Йорг ты так и не сказал, - закрутив крышку, вернул он фляжку.
- Одна из сестер Марии Истоминой среди этих тысяч, - усаживаясь в свое кресло, бросил Шторм. – Но и это еще не все, - продолжил он, отбив что-то на планшете. – Наш таинственный незнакомец переслал мне часть директивы эклиса, в которой тот требует ускорить работу по комплектованию флота Самаринии высококлассными специалистами других рас, придав им статус условно чистых. Критерий отбора – генетическая карта и отсутствие детей.
- Мария Истомина... – горько усмехнулся Орлов. – Поздно? – правильно разгадал он причину злости Шторма, которую кроме него сейчас вряд ли бы кто-то заметил.
- Если только случайность, но...
- Смерти сына Йорг нам не простит, - кивнул Шторм. Похоже, хотел что-то добавить, но не успел. Красная отметка на оперативной кальке не оставила им возможности продолжить разговор.
Впрочем, обоим и так было все понятно. Из двоих: Марии Истоминой и Карина Йорга, страховать люди Шторма будут именно второго.
***
Подруг у меня на Зерхане практически не осталось, по крайней мере тех, с которыми хотелось бы провести последний вечер свободной жизни, так что девичник я устроила с… Дваржеком. Лора вместо мальчишника (маленькая, но месть) повела моего жениха и его брата на экскурсию по вечернему городу.
Сестры должны были отправиться вдвоем, но Лету еще днем вызвали в госпиталь наземной базы погранцов. Поступивший к ним пострадавший был профильным, собирали всех специалистов, знакомых с последствиями использования волновиков и импульсников, а команда, в которую она попала на стажировку, как раз такими случаями и занималась.
- О чем грустишь? – поинтересовался Вацлав, коснувшись своим бокалом моего. Хрусталь тоненько тренькнул, отозвавшись легкой дрожью по коже.
Задумавшись о том, что средненькая все еще не подала весточки, я успела забыть об уже прозвучавшем тосте за мое будущее.
- Не знаю, - попыталась я улыбнуться ему. – Тревожно как-то...
- Из-за Лоры?
Наш ночной разговор Дваржек не забыл, пару раз пытался вернуться к нему, но я предпочла избегать этой темы, продолжая просто наблюдать за развитием ситуации и присматривать, чтобы сестренка не оставалась одна. Вацлав помочь нам ничем не мог, как бы этого не желал, да и прилет Карина добавил уверенности, что все выправится. Было в Йорге что-то… заставляющее так думать.
Вместо ответа пожала плечами, приподняв бокал, но так и не сделав глотка.
Вчера днем покончила с собой дочь губернатора, вечером я покупала платье на собственную свадьбу. Вернувшись домой утешала Лору, все-таки узнавшую о смерти своей сокурсницы раньше, чем мне бы хотелось. Сегодня утром отвечала на вопросы чиновника Ратуши, который должен зарегистрировать наш с Карином брак. Не все из них были понятны, некоторые выглядели откровенно провокационными, словно меня намеренно пытались вывести из себя. Потом, едва сдержавшись, чтобы не высказать Йоргу все, что думала о его поспешности, провожала Лету, которую отвозил на базу Вацлав. И вот теперь сидела с ним, пытаясь разобраться в собственных ощущениях, которые настойчиво твердили, что все происходящее – неспроста.
- Наверное, мне все еще не верится, что завтра я стану Марией Йорг, - не без горечи усмехнулась я, глядя на мерцающее в отблесках заходящего светила вино. Черное и бордо. Бордо и черное. Калейдоскоп, в котором не было постоянства.
Как и в моей душе.
- Он тебя любит, - откинувшись на спинку стула, заметил Вацлав.
Сидели мы опять в Шалоне, и вновь – на верхней веранде. Предложила это место я, Дваржек лишь согласился и сумел заказать столик, что было довольно непросто. Ресторан считался эпатажным, как и сам небоскреб, на верхних этажах которого он находился, уже давно ставший символом и Анеме, и всего Зерхана.
Закрученное в спираль здание пробивалось сквозь зеленые шапки реликтовых манжоров и уносилось вверх, словно ввинчиваясь в небо... Пытаясь вырваться из объятий планеты и исчезнуть.… Далеко… далеко.
- Это должно меня успокоить? – вздохнула я, не столько избавляясь из мрачных предчувствий, сколько отодвигая их на задний план. У Вацлава и своих проблем хватало, чтобы нагружать его еще и моими.
Сделала глоток, чтобы спрятаться за стеклом от пронзительного взгляда Дваржека. Кажется, он понимал значительно больше, чем я говорила. Мне следовало веселиться, в полной мере наслаждаясь последним днем свободы, я же продолжала грустить, словно оплакивая то, чего уже не вернуть.
- Это должно либо смирить с тем фактом, что время в данном случае не имеет никакого значения, либо заставить задать себе вопрос, а любишь ли ты Карина настолько, чтобы связать с ним свою жизнь, - философски заметил Вацлав, продолжая смотреть на меня.
- Со смирением ты уже опоздал, - отставила я бокал в сторону.
Хотела добавить, что сделанное самой себе признание – я видела в Карине мужа и отца своих детей, плохо помогало избавиться от внутреннего мандража, но отвлеклась на женщину, только что вышедшую из лифта. Узнала сразу - последние сутки строки из ее репортажей цитировали все информагенства Зерхана. Журналистка с Земли, Элизабет Мирайя.
- Красивая женщина. – Мой интерес к новой посетительнице Дваржек не пропустил. – И смелая. Или, - он качнул головой, - безрассудная. Фактически открыто обвинить Исхантеля в самоубийстве дочери губернатора... Она очень рискует.
С ним было трудно не согласиться, но… я продолжала повторять вопросы, которые она задавала: «…Почему эта девочка должна отвечать за наши с вами ошибки?! И она ли одна?! Или о тех, кто был до нее, мы просто не знаем?! И будет ли кто-то после...».
И не важно, что справиться с самаринянином мне было не по силам, чувство стыда душило все равно. Мне было слишком хорошо известно, какое влияние мог оказать жрец на неокрепшую детскую психику, к чему способен подтолкнуть. Преклонение перед ним лишь первая ступень подчинения, а какова последняя?
В моем случае победила психология обывателя – главное, чтобы беда прошла мимо тех, кто был дорог. А остальные? Сои и Лора не были близкими подругами, но ее смерть стала для сестры ударом.
Она, конечно, оправится, но след-то останется.
- По ней не скажешь, что она не осознает последствий своих поступков, - нехотя протянула я, поймав себя на мысли, что мужчина, поднявшийся ей навстречу, кого-то мне напоминает. Когда уже почти сдалась, собираясь признать, что ассоциация так и останется не пойманной, тот повернулся боком, продемонстрировав профиль, чтобы выудить из моей памяти имя Люсии Горевски, весьма знаменитой оперной актрисы.
Сын? Было совершенно не важно, но я, не в силах отвести от пары взгляд, продолжала смотреть на них, пока те не отошли достаточно далеко, чтобы стать почти незаметными в сгущающихся вечерних сумерках.
- Но безрассудства это не отменяет, - частично согласился со мной Дваржек, в очередной раз возвращая меня к действительности. – Одно точно, Зерхан она взбаламутила. Сегодня слышал, что вопрос о преподавательской деятельности дипломата вынесен на комиссию Службы надзора.
- Вот как? – тут же уцепилась я за его слова, удрученно отметив, что и это известие меня не радует. Словно в душе все перегорело. – Неужели сработало?
- Вряд ли все произойдет так скоро, как бы хотелось, но без последствий не останется. Волна пошла основательная.
- Чуть бы раньше, - не без сожаления отозвалась я, думая о том, что для кого-то грядущая буря уже не станет предвестником изменений.
Вот ведь… мы идем вперед, стремясь к миражу, называемому мечтой, тоскуем о том, что покинули, постепенно забываем тех, кто был частью нашего «я». А потом прошлое догоняет и… оставляет тебя растерзанным и прозревшим в ощущении потери, которую уже не восполнить.
– Пойдем, потанцуем, - предложила я, складывая лежавшую на коленях салфетку. Вацлав не заслужил такого вечера.
- Не жалеешь ты меня, - улыбнулся Дваржек поднимаясь. Подошел, подал руку. – Если Карин узнает...
- И кто тут говорил о смирении? - дернула я плечом, вкладывая свою ладонь в его.
Воздух был плотным, не давая вздохнуть полной грудью, замедляя движения, заставляя вязнуть в себе...
Или это музыка опутывала тоской, рассказывая о любви и… утрате?
- Мне не нравится твое настроение, - склонившись, недовольно прошептал Вацлав, но стоило мне положить руку на его плечо, уверенно повел в танце.
- Что у тебя с Летой? – поинтересовалась я. Расслабиться не удавалось, но близость Дваржека добавляла уверенности. Бывший сокурсник, ставший верным другом...
Моей сестре повезло встретить такого человека.
А мне?
- Уходишь от темы, - понимающе ухмыльнулся он. И добавил, участливо. – Я не узнаю тебя.
- Я сама себя не узнаю, - не стала я спорить, - но это не значит, что мне не интересен ответ на свой вопрос.
Тот дернул плечом:
- Торопить ее я не стану. – На лице Вацлава мелькнула растерянность, но тут же исчезла, оставив после себя ощущение обмана. То ли было, то ли… нет. – Если в ее новой жизни найдется место и для меня, сделаю предложение. А пока буду просто рядом.
Очередной поворот... Столик, который занимали Элизабет Мирайя и ее спутник, находился в противоположном конце зала, но сейчас, с танцевальной площадки, был хорошо виден. Как и мужчина, остановившийся рядом с ним.
Алин Мареску...
Мне бы успокоиться – отец Зои выглядел довольным, но затихшая было тревога словно обрела второе дыхание, обдав сердце холодом.
- Уверен, что так правильно?
Голос певицы плакал, ноты стекали каплями дождя по стеклу... Но, кажется, только для меня.
Нам стоило провести этот вечер дома. Сидеть в гостиной, пить глост и болтать о пустяках, не позволяя времени спешить, приближая завтрашнее событие. Регистрацию в Ратуше назначили на полдень.
- Ей стоит узнать меня лучше. – Дваржек продолжал оставаться непробиваемо спокойным. – Но, - опровергая мелькнувшую у меня мысль, тяжело вздохнул он, - глядя на Карина, я начинаю сомневаться в собственном решении.
- Лета молода, но вполне способна разобраться в своих чувствах. – Говорить о сестре было легче, чем о самой себе. – Подумай об этом.
Мелодия, в последний раз всколыхнув воздух, затихла, сгорая в пламени свечей, которые зажигали официанты.
- Обязательно, - поцеловав мою ладонь, заверил Дваржек. – Если твой будущий муж не решит, что я посягнул на самое для него дорогое.
- Он тебя пытался запугать? – грозно нахмурилась я, но роль не выдержала, улыбнулась, как только Вацлав испуганно шарахнулся от меня. – Уже сбегаешь?
Настроение в очередной раз вильнуло, разбавив тревожную меланхолию шальным задором, но не лишив способности мыслить критично. Скажи мне кто раньше, что предстоящее замужество способно настолько виртуозно играть с мировосприятием, вряд ли бы поверила, но оказалось именно так...
- Ты же уговоришь его меня пощадить? – «поймал» мой настрой Вацлав, отодвигая для меня стул. Пока мы шли к столику, молчали. Лишь бросали друг на друга многозначительные взгляды, да загадочно улыбались.
- Если поклянешься, что будешь приглядывать за сестрой в мое отсутствие, - подняв бокал – в горле пересохло, поставила я условие его помилования. – А иначе...
- Шантаж, - неожиданно довольно отозвался Дваржек. – Но раз ничего не остается...
Вибрация комма заставила его замолчать. Брови сошлись к переносице, пока он читал пришедшее сообщение.
- Что?! – не выдержав, спросила я, не про пропустив грусть в его глазах, так похожую на мою.
- Лета... – вздохнул он. – Раньше, чем к утру, не вернется.
- Она – врач, - заметила я, надеясь, что получилось спокойно. – Ты будешь ждать ее, она – тебя. Так бывает...
- Я не уверен, что хочу летать, - улыбнувшись, удивил он меня неожиданным признанием. Не дав ответить, выдав что-нибудь соответствующее, поднял бокал, отсалютовал в мою сторону: - Я клянусь, что буду приглядывать за Летой в твое отсутствие.
