Никак, вот никак она того доброго проезжего вновь увидеть не ожидала! Да и что хотела от неизвестного кормильца тоже вдруг подзабыла: прижать к стене и, встряхивая за грудки, допросить, чего ради он это делает? Растерялась.
Незнакомец, однако, тоже. Оттого ли, что его застигли за причинением добрых дел, или оттого, что мальчишка-охотник девкой оказался? Сдвинул, потом и вовсе стащил лохматую шапку. Русые волосы узлом, серый с зеленым отливом взгляд исподлобья, без улыбки или приветливости. Но – молод оказался кликать ее парнишкой (или девчонкой)! Берта даже фыркнула:
– Если я мальчишка, то тебе-то сколько годков… дядюшка?
Помедлил, прежде чем ответить.
– Девятнадцать зим.
На три года всего и старше! Осмелевшая Берта продолжила расспросы дальше:
– И чего ты нам дичь-то таскаешь, добрый человек? Вроде никакой данью мы тебя не облагали…
Лай за спиной стал глуше: похоже, родным удалось загнать взбесившегося Тура в клеть. Теперь таились за дверью, прислушивались.
– Люди не должны голодать, а у меня добычи лишку.
Берта руки скрестила: ишь ты, своей сноровкой расхвастался! Ну, не лучший она охотник, но и не из самых худших! И не голодают они вовсе! Но прежде чем рот раскрыла, услышала за дверью предостерегающее шипение матери – знает характер и языкастость своей старшенькой не понаслышке. Берта разобрала что-то вроде: «благодари-кланяйся!» Незнакомец бросил взгляд за ее спину; тоже, похоже, услышал. Берта помолчала, себя преодолевая: слишком много в последние годы их семье кланяться пришлось! Но мать права, ничего худого от этого парня они не видели, одно благо. Просто такая беспричинная доброта настораживает – а ну как за нее, непрошенную, потом платить придется сторицею?
– Ну… коли так, спасибо тебе от семьи нашей. Мать и так за твое здоровье молится, только имени твоего не знает… Как, говоришь, тебя кличут?
Ответил, опять помолчав:
– Эрин.
– Меня Берта. Может, все-таки в дом зайдешь, отдохнешь с дороги? Пес наш, правда, что-то никак не успокоится, вон, охрип уже.
Первый раз за весь разговор губы парня изогнулись в короткой улыбке.
– Умный пес. Не пускает в дом… кого попало. Поеду я.
Вот ведь полуночник! Всё неймется ему по лесу в одиночку в такую темень шляться! Эрин откашлялся.
– Ближайшую неделю не жди меня.
Берта снова ворохнулась – срезать его словом: да кто тут вообще кого ждал?! Но парень коротко кивнул-поклонился со странным пожеланием: «безлунной вам ночи», повернулся и легким стремительным шагом ушел со двора. Никак не получается последнее слово за собой оставить! Берта сердито толкнула дверь: мать едва отскочить успела. За ней маячил дедушка с топором в руке; в клети уже не лаял – надрываясь, хрипел Тур.
– Чего всполошились-то? – сердито вопросила Берта. – Поговорили. Знакомец оказался. Боялся, что с голоду тут мрем, заботливый какой…
Значит, тронула незнакомца ее жалостная история! А вроде и не слушал особо. Выпущенный на свободу Тур вылетел наружу, чуть не сбив хозяйку с ног, устремился по тропке, тотчас вернулся и заметался по двору, воткнув нос в снег: ну чисто на охоте! Лаять уже не лаял, но рычание продолжало переливаться в мощной глотке, загривок дыбом, и Берта рукой махнула, остереглась, разозленного, успокаивать. Не шавка деревенская, пес серьезный, значит, есть на то причина.
А от матери опять досталось: мол, не приветила славного знакомца, плохо в дом зазывала, никакой благодарности, норов вечно кажет! Ага, огрызалась Берта, а он, может, тать какой! Или вовсе умертвие во двор забрело, человеческий облик укравшее. Мать ткнула ей в лицо здоровенным тетеревом: будет тать или умертвие тебя откармливать перед тем, как сожрать?! Берта, ворча, вернулась на свою лежанку. Гляньте на нее, то со знакомым парнем и посмеяться не дает, то первого встречного полуночника сразу в дом зазывает!
Наступало полнолуние. Значит, как тут заведено, придется сидеть безвылазно по домам, не то, что со двора, даже за порог носу не показывая! Загодя натаскали воду, дрова, расчистили тропки до дороги и нужника, хотя все равно за эти три дня напа?дает, уж больно в здешних краях зимы многоснежные, пупок надорвешь, лопатой махая!
А в Краинке в полнолуние посиделки, подружка Гутрун уже на лыжах прибегала, зазывала с ночевьем на трое суток. И хочется: зимний день короток, только дела переделаешь, а уже темень падает, и сидишь взаперти долгими вечерами лицом к лицу с семьей при чадящей лампе или вовсе при лучине. А на вечерках и поболтать, и посмеяться-поплясать можно, да и людей полный общинный дом. Родительница отпускала и даже выпихивала, но Берта скрепя сердце отказалась: колется опять же, уйдешь – и думай потом, как там они без тебя, немощный старик, одинокая женщина, да девчонки мал мала меньше.
– На ярмарку вон лучше съезжу на Зимний поворот.
Мать опять заругалась: вот что у нее за дочь такая уродилась! Только бы по лесу шастать, бирючка, как есть бирючка! Берта когда отмалчивалась, когда огрызалась. Хотя хорошие знакомцы у них появились, Краинка еще не стала родной. И спустя десяток лет будут показывать через забор на подросших сестренок: а, это те пришлые, которых сюда вдова на корове привезла!
Да и вообще Берта измыслила, как отблагодарить того Эрина, если все же еще объявится. Задумала связать рукавицы, да не с собачьего пуха, а с белой овечьей шерсти, которую привезли еще с родины: второй год спряденная лежит, того гляди, моль сожрет. Вот как раз в полнолуние и будет время заняться.
Даже в краткие подслеповатые зимние дни навязалось немало: аж руки горели от спиц и шерсти. Часть самим, часть в подарки кому, на ярмарку скорую опять же… Берта долго выбирала, какой узор пустить: снежинки-цветочки? Парню вроде не пристало. Простой привычный орнамент? Скучно. В конце концов вывязала гроздь рябиновую. Полюбовалась: издали и впрямь рябинка, ягода к ягоде. А если не по нраву придется, заранее – на всякий случай – рассердилась Берта, пусть своей зазнобе передарит! Если найдет, конечно, зазнобу с такими же ручищами…
На третью ночь луна пошла на убыль еще для глаза незаметно, а Берта уже вставала в спящем доме у узкого окошка, выглядывая нежданного-незваного кормильца. Даже Тура на всякий случай на цепь посадила: а ну как кинется, порвет? Не привыкший к привязи пес глядел укоризненно: мол, зачем, хозяйка, позоришь, никуда не убегу я от вас, вздыхал и лез в утепленную конуру. Луна светила высоко и ярко, раскидывала ледяные ковры меж подступавших ко двору сосен, но ничей след не нарушал свежую белизну. Видно, в тягость стала Эрину забота… или все ж таки на что-то обиделся? Ну, так тому и быть, дернула плечом Берта и спать пошла. Завтра спозаранку подняться да обежать силки – если не почистили их за эти дни лисы с росомахами…
– Я ждал тебя.
Чудом не вздрогнув – еще чего не хватает, показывать какому-то парню свой испуг! – Берта медленно выпрямилась от настороженного капкана: пробегавшему вчера зайцу удалось миновать его, не попавшись. Оглянулась, сдвигая на затылок капюшон.
Сегодня безлошадный. Сидит на заснеженном пне, словно всегда тут был. Даже захотелось наверх глянуть: не с дерева ли спрыгнул, потому что ни ранешных следов, ни скрипа снега под ногами, ни шелеста лыж при его приближении Берта не засекла.
– А если б не пришла? – спросила язвительно. – Так и торчал бы здесь, ровно филин на пеньке?
И невольно улыбнулась: Эрин округлил глаза и пару раз замедленно моргнул, двинув головой влево-вправо, и впрямь филин! Согласился тоже по-птичьи:
– У-ху.
– Еще и замерз бы насмерть! – посулила добрая Берта.
– Сытый волк никогда не замерзнет.
– Так то волк…
Девушка попятилась от капкана, привычно заметая за собой следы еловой веткой: чтобы зверье не отпугнуть от ловушки; неизвестно же, пойдет-не пойдет снег. Эрин поднялся с пенька, пошел рядом. Лыжи у него длиннее – ему под рост, более загнуты и подбиты оленьим камысом .
– А ты? – спросил неожиданно. – Ты тоже меня ждала?
Берта озлилась – от того, что он в самую цель попал.
– Еще чего, – бросила, ускоряя шаг. – С чего бы мне тебя ждать? Кто ты мне – ждать его еще!
Парень так откровенно огорчился, что злость как рукой сняло: посмурнел, в сторону глядит. Молчит, но идет, не отставая. Через несколько минут Берта не выдержала:
– А ты сам-то, вообще, откуда? Где твой дом?
– Там. Далеко, – Эрин уверенно махнул рукой, Берта помедлила, соображая.
– Так ты живешь на самом берегу Обсидиана?
Кивок.
– А где именно?
Парень покосился.
– Где замок.
Она даже приостановилась.
– Это в Высоком, что ли?
Помедливший Эрин кивнул вновь.
Берту всегда удивляло, что находятся смельчаки, что селятся под самой крепостью. Краинка расположена в середине владений Пограничников и то, кажется, слишком близко к замку. А эти отчаянные люди видят Хозяев каждый день, еще и в самом замке служат. Кузнец, кожевенник, портные, кухари, скотники, птичники… А вот за своими лошадьми Пограничники ходят сами, никому не доверяя. И то сказать, породу, что носит на себе таких всадников – в любом их обличии – нигде больше не найти. Говорят, привели их как раз из-за Реки, и красоты, силы, выносливости и скорости те кони необыкновенной.
– Но оттуда же целый день пути, если не больше! Скажи еще, что ты за-ради нас шастаешь туда-сюда!
Втайне Берта надеялась: так и скажет. Но парень ответил честно:
– Просто часто езжу с поручениями, а по пути к вам на хутор заглядываю. Когда успеваю.
Вот так-то, а родительница уже намекает, что проезжий парень так об их пропитании заботится, потому что на старшенькую глаз положил! Да и она сама иногда… Берта поспешно затолкала недодуманную мысль подальше и спросила с искренним интересом:
– Ну и как вам там? Живется?
– Хорошо живется.
Да как же хорошо, когда целая рать колдовских тварей только и ожидает случая через реку перебраться, а прямо под боком живут другие чудовища, лишь на время притворяющиеся людьми! Все вокруг твердят, что Хозяева в своем истинном обличии охотятся только в полнолуние и только на лесных зверей, но правда ли это или лишь самоуспокоение? Не случалось ли, что в округе бесследно исчезали люди, а соседи объясняли пропажу тем, что сгинувшие заблудились в лесу, утопли в болоте, наткнулись на людоеда-медведя? Вдруг такие «пропажи» – своего рода плата за проживание на берегу Обсидиана, как в иных землях в черные годы отдают девушку в дань дракону-покровителю страны? Первое время Берта пыталась добиться ответа, но местные лишь отсмеивались, отмалчивались или шикали на ее тревожные вопросы. Те, что постарше. Среди молодежи ходит множество леденящих душу историй: но опять же непонятно, правда или лишь байки из тех, что рассказывают на ночь, сладко пугая себя и окружающих…
Но вот идет рядом один из тех, кто видит Хозяев изо дня в день, кто даже родился в Приграничье, и не находит ничего страшного ни в необычных лордах, ни в самом мироустройстве побережья Обсидиана. Хоть и скупо, но отвечает на ее вопросы, наверняка кажущиеся ему глупыми, раздражающими и смешными.
Во главе всех Пограничников стоит лорд Ирвин, самый важный чело… важная персона из клана Фэрлинов. Правит он на пару со своей женой, леди Марной. Да, у Хозяев женщины в большом почете, иной раз ее слово значит больше, чем приказ мужа…
Берте тут же представилась суровая властная тетка вроде жены старосты Акке: вечно сведенные кустистые брови, взгляд исподлобья, мощные руки сложены на необъятной груди. Воображение живо пририсовало Леди Волков длинные клыки, торчащие из-под недовольно поджатых тонких губ – бледных или черных, как у собаки. А еще у этой самой Марны наверняка жесткие серые космы вместо заплетенных человеческих кос. И пальцы заканчиваются черными жесткими когтями. А приказы она раздает хриплым рычащим голосом… Брр!
– Если замерзла, идем быстрее, – тут же предложил Эрин. Приметливый, но не догадливый: не понял, что Берту вовсе не от холода передергивает.
Вот еще – быстрее! Сейчас он ее живенько проводит, а когда следующий раз увидеться доведется? Что-то все таится да прячется Эрин, никак не догадывается прийти постучать в дом по-человечески: мол, принимайте, хозяева, гостя дорогого! С одной стороны хорошо, вроде как и не должны ему ничего. С другой обидно: что ж, они невежи какие, не приветят доброго помощника, кушаньем не угостят… пусть даже из его собственной добычи? Или он так и воспитан: помогай, но благодарности не жди? Следуя своим мыслям, Берта спросила его про семью.
– Родители погибли десять зим назад, – ответил парень, даже в лице не переменившись. Пока растерявшаяся Берта подбирала слова сочувствия или ободрения, пожал плечами, как на очевидное: – В тот год было Нашествие.
Нашествие, вспомнила Берта: это когда множество чудовищ с того берега умудряется-таки перебраться на этот и уничтожают все живое, что попадется им на пути.
– Ох. И как же ты… один-то рос?
– Почему – один? – вроде бы даже обиделся Эрин. – У нас много родни. Никто не пропадет, не погибнет от недосмотра или голода.
Так вот откуда его неожиданная помощь: «люди здесь не должны голодать».
– Родители бы тобой гордились, – искренне сказала Берта. А что? Славный сын вырос, хоть и сиротой: сильный, уверенный, заботится даже о чужих людях, хороший охотник и всадник, вон с сообщениями-поручениями его аж здешние лорды посылают…
Понравилось, что Эрин не стал притворяться и скромничать. Отозвался спокойно:
– Надеюсь.
– А… – продолжила расспросы девушка дальше. Но что хотела спросить, в следующее мгновение забыла намертво – потому что «славный» внезапно кинулся на нее и опрокинул в снег, навалившись сверху тяжелым, твердым, ровно камень, телом.
Несколько секунд ошеломленная Берта лежала неподвижно, потом спохватилась, забилась, пытаясь освободиться. Где там! Только и могла, что отпихивать парня одной рукой (вторая неловко подвернулась под нее), да дрыгать ногами с перепутавшимися лыжами. Ничего не видно, дышать нечем из-за вжавшегося в лицо меха полушубка: не укусить, не закричать…
Эрин оставил ее так же внезапно, как накинулся. Вдавленная в снег Берта увидела, как даже не поднявшийся с колен парень вскинул арбалет, целясь, кажется, в самое небо. Свист болта, облако осыпавшегося с веток снега, что-то большое, темное, метнувшееся прочь по верхушкам деревьев…
И рванувшего за этим «что-то» Эрина.
Берта поднялась куда его медленнее – снег подавался и проваливался под ладонями-локтями – не будешь осторожной, сгинешь в глубоком снежном болоте. Пока выползла-выбралась на лыжню, разобралась с лыжами, выпрямилась, увидела уже возвращавшегося Эрина. Крикнула издалека:
– Кто это был? Рысь?
Рысь обычно охотится в сумерках или ранним утром и вовсе не на людей, но вот подишь ты…
– Нет, – также издалека крикнул Эрин. – Хруст!
– Кто?
Подошедший размашистым шагом парень повторил уже обычным негромким глуховатым голосом:
– Хруст, – на щеках румянец от внезапной пробежки, серо-зеленые глаза осматривают деревья за Бертиной спиной, настороженный арбалет в руке зажат.
– Это что еще за тварь? – Может, непонятным словом называют здесь известного ей зверя?
– Химера, – видя, что она опять не поняла, Эрин пояснил: – Помесь ирбиса и ящерицы. Летом уничтожили целое гнездо, но видно, кому-то из выводка удалось уцелеть.
Незнакомец, однако, тоже. Оттого ли, что его застигли за причинением добрых дел, или оттого, что мальчишка-охотник девкой оказался? Сдвинул, потом и вовсе стащил лохматую шапку. Русые волосы узлом, серый с зеленым отливом взгляд исподлобья, без улыбки или приветливости. Но – молод оказался кликать ее парнишкой (или девчонкой)! Берта даже фыркнула:
– Если я мальчишка, то тебе-то сколько годков… дядюшка?
Помедлил, прежде чем ответить.
– Девятнадцать зим.
На три года всего и старше! Осмелевшая Берта продолжила расспросы дальше:
– И чего ты нам дичь-то таскаешь, добрый человек? Вроде никакой данью мы тебя не облагали…
Лай за спиной стал глуше: похоже, родным удалось загнать взбесившегося Тура в клеть. Теперь таились за дверью, прислушивались.
– Люди не должны голодать, а у меня добычи лишку.
Берта руки скрестила: ишь ты, своей сноровкой расхвастался! Ну, не лучший она охотник, но и не из самых худших! И не голодают они вовсе! Но прежде чем рот раскрыла, услышала за дверью предостерегающее шипение матери – знает характер и языкастость своей старшенькой не понаслышке. Берта разобрала что-то вроде: «благодари-кланяйся!» Незнакомец бросил взгляд за ее спину; тоже, похоже, услышал. Берта помолчала, себя преодолевая: слишком много в последние годы их семье кланяться пришлось! Но мать права, ничего худого от этого парня они не видели, одно благо. Просто такая беспричинная доброта настораживает – а ну как за нее, непрошенную, потом платить придется сторицею?
– Ну… коли так, спасибо тебе от семьи нашей. Мать и так за твое здоровье молится, только имени твоего не знает… Как, говоришь, тебя кличут?
Ответил, опять помолчав:
– Эрин.
– Меня Берта. Может, все-таки в дом зайдешь, отдохнешь с дороги? Пес наш, правда, что-то никак не успокоится, вон, охрип уже.
Первый раз за весь разговор губы парня изогнулись в короткой улыбке.
– Умный пес. Не пускает в дом… кого попало. Поеду я.
Вот ведь полуночник! Всё неймется ему по лесу в одиночку в такую темень шляться! Эрин откашлялся.
– Ближайшую неделю не жди меня.
Берта снова ворохнулась – срезать его словом: да кто тут вообще кого ждал?! Но парень коротко кивнул-поклонился со странным пожеланием: «безлунной вам ночи», повернулся и легким стремительным шагом ушел со двора. Никак не получается последнее слово за собой оставить! Берта сердито толкнула дверь: мать едва отскочить успела. За ней маячил дедушка с топором в руке; в клети уже не лаял – надрываясь, хрипел Тур.
– Чего всполошились-то? – сердито вопросила Берта. – Поговорили. Знакомец оказался. Боялся, что с голоду тут мрем, заботливый какой…
Значит, тронула незнакомца ее жалостная история! А вроде и не слушал особо. Выпущенный на свободу Тур вылетел наружу, чуть не сбив хозяйку с ног, устремился по тропке, тотчас вернулся и заметался по двору, воткнув нос в снег: ну чисто на охоте! Лаять уже не лаял, но рычание продолжало переливаться в мощной глотке, загривок дыбом, и Берта рукой махнула, остереглась, разозленного, успокаивать. Не шавка деревенская, пес серьезный, значит, есть на то причина.
А от матери опять досталось: мол, не приветила славного знакомца, плохо в дом зазывала, никакой благодарности, норов вечно кажет! Ага, огрызалась Берта, а он, может, тать какой! Или вовсе умертвие во двор забрело, человеческий облик укравшее. Мать ткнула ей в лицо здоровенным тетеревом: будет тать или умертвие тебя откармливать перед тем, как сожрать?! Берта, ворча, вернулась на свою лежанку. Гляньте на нее, то со знакомым парнем и посмеяться не дает, то первого встречного полуночника сразу в дом зазывает!
***
Наступало полнолуние. Значит, как тут заведено, придется сидеть безвылазно по домам, не то, что со двора, даже за порог носу не показывая! Загодя натаскали воду, дрова, расчистили тропки до дороги и нужника, хотя все равно за эти три дня напа?дает, уж больно в здешних краях зимы многоснежные, пупок надорвешь, лопатой махая!
А в Краинке в полнолуние посиделки, подружка Гутрун уже на лыжах прибегала, зазывала с ночевьем на трое суток. И хочется: зимний день короток, только дела переделаешь, а уже темень падает, и сидишь взаперти долгими вечерами лицом к лицу с семьей при чадящей лампе или вовсе при лучине. А на вечерках и поболтать, и посмеяться-поплясать можно, да и людей полный общинный дом. Родительница отпускала и даже выпихивала, но Берта скрепя сердце отказалась: колется опять же, уйдешь – и думай потом, как там они без тебя, немощный старик, одинокая женщина, да девчонки мал мала меньше.
– На ярмарку вон лучше съезжу на Зимний поворот.
Мать опять заругалась: вот что у нее за дочь такая уродилась! Только бы по лесу шастать, бирючка, как есть бирючка! Берта когда отмалчивалась, когда огрызалась. Хотя хорошие знакомцы у них появились, Краинка еще не стала родной. И спустя десяток лет будут показывать через забор на подросших сестренок: а, это те пришлые, которых сюда вдова на корове привезла!
Да и вообще Берта измыслила, как отблагодарить того Эрина, если все же еще объявится. Задумала связать рукавицы, да не с собачьего пуха, а с белой овечьей шерсти, которую привезли еще с родины: второй год спряденная лежит, того гляди, моль сожрет. Вот как раз в полнолуние и будет время заняться.
Даже в краткие подслеповатые зимние дни навязалось немало: аж руки горели от спиц и шерсти. Часть самим, часть в подарки кому, на ярмарку скорую опять же… Берта долго выбирала, какой узор пустить: снежинки-цветочки? Парню вроде не пристало. Простой привычный орнамент? Скучно. В конце концов вывязала гроздь рябиновую. Полюбовалась: издали и впрямь рябинка, ягода к ягоде. А если не по нраву придется, заранее – на всякий случай – рассердилась Берта, пусть своей зазнобе передарит! Если найдет, конечно, зазнобу с такими же ручищами…
На третью ночь луна пошла на убыль еще для глаза незаметно, а Берта уже вставала в спящем доме у узкого окошка, выглядывая нежданного-незваного кормильца. Даже Тура на всякий случай на цепь посадила: а ну как кинется, порвет? Не привыкший к привязи пес глядел укоризненно: мол, зачем, хозяйка, позоришь, никуда не убегу я от вас, вздыхал и лез в утепленную конуру. Луна светила высоко и ярко, раскидывала ледяные ковры меж подступавших ко двору сосен, но ничей след не нарушал свежую белизну. Видно, в тягость стала Эрину забота… или все ж таки на что-то обиделся? Ну, так тому и быть, дернула плечом Берта и спать пошла. Завтра спозаранку подняться да обежать силки – если не почистили их за эти дни лисы с росомахами…
***
– Я ждал тебя.
Чудом не вздрогнув – еще чего не хватает, показывать какому-то парню свой испуг! – Берта медленно выпрямилась от настороженного капкана: пробегавшему вчера зайцу удалось миновать его, не попавшись. Оглянулась, сдвигая на затылок капюшон.
Сегодня безлошадный. Сидит на заснеженном пне, словно всегда тут был. Даже захотелось наверх глянуть: не с дерева ли спрыгнул, потому что ни ранешных следов, ни скрипа снега под ногами, ни шелеста лыж при его приближении Берта не засекла.
– А если б не пришла? – спросила язвительно. – Так и торчал бы здесь, ровно филин на пеньке?
И невольно улыбнулась: Эрин округлил глаза и пару раз замедленно моргнул, двинув головой влево-вправо, и впрямь филин! Согласился тоже по-птичьи:
– У-ху.
– Еще и замерз бы насмерть! – посулила добрая Берта.
– Сытый волк никогда не замерзнет.
– Так то волк…
Девушка попятилась от капкана, привычно заметая за собой следы еловой веткой: чтобы зверье не отпугнуть от ловушки; неизвестно же, пойдет-не пойдет снег. Эрин поднялся с пенька, пошел рядом. Лыжи у него длиннее – ему под рост, более загнуты и подбиты оленьим камысом .
– А ты? – спросил неожиданно. – Ты тоже меня ждала?
Берта озлилась – от того, что он в самую цель попал.
– Еще чего, – бросила, ускоряя шаг. – С чего бы мне тебя ждать? Кто ты мне – ждать его еще!
Парень так откровенно огорчился, что злость как рукой сняло: посмурнел, в сторону глядит. Молчит, но идет, не отставая. Через несколько минут Берта не выдержала:
– А ты сам-то, вообще, откуда? Где твой дом?
– Там. Далеко, – Эрин уверенно махнул рукой, Берта помедлила, соображая.
– Так ты живешь на самом берегу Обсидиана?
Кивок.
– А где именно?
Парень покосился.
– Где замок.
Она даже приостановилась.
– Это в Высоком, что ли?
Помедливший Эрин кивнул вновь.
Берту всегда удивляло, что находятся смельчаки, что селятся под самой крепостью. Краинка расположена в середине владений Пограничников и то, кажется, слишком близко к замку. А эти отчаянные люди видят Хозяев каждый день, еще и в самом замке служат. Кузнец, кожевенник, портные, кухари, скотники, птичники… А вот за своими лошадьми Пограничники ходят сами, никому не доверяя. И то сказать, породу, что носит на себе таких всадников – в любом их обличии – нигде больше не найти. Говорят, привели их как раз из-за Реки, и красоты, силы, выносливости и скорости те кони необыкновенной.
– Но оттуда же целый день пути, если не больше! Скажи еще, что ты за-ради нас шастаешь туда-сюда!
Втайне Берта надеялась: так и скажет. Но парень ответил честно:
– Просто часто езжу с поручениями, а по пути к вам на хутор заглядываю. Когда успеваю.
Вот так-то, а родительница уже намекает, что проезжий парень так об их пропитании заботится, потому что на старшенькую глаз положил! Да и она сама иногда… Берта поспешно затолкала недодуманную мысль подальше и спросила с искренним интересом:
– Ну и как вам там? Живется?
– Хорошо живется.
Да как же хорошо, когда целая рать колдовских тварей только и ожидает случая через реку перебраться, а прямо под боком живут другие чудовища, лишь на время притворяющиеся людьми! Все вокруг твердят, что Хозяева в своем истинном обличии охотятся только в полнолуние и только на лесных зверей, но правда ли это или лишь самоуспокоение? Не случалось ли, что в округе бесследно исчезали люди, а соседи объясняли пропажу тем, что сгинувшие заблудились в лесу, утопли в болоте, наткнулись на людоеда-медведя? Вдруг такие «пропажи» – своего рода плата за проживание на берегу Обсидиана, как в иных землях в черные годы отдают девушку в дань дракону-покровителю страны? Первое время Берта пыталась добиться ответа, но местные лишь отсмеивались, отмалчивались или шикали на ее тревожные вопросы. Те, что постарше. Среди молодежи ходит множество леденящих душу историй: но опять же непонятно, правда или лишь байки из тех, что рассказывают на ночь, сладко пугая себя и окружающих…
Но вот идет рядом один из тех, кто видит Хозяев изо дня в день, кто даже родился в Приграничье, и не находит ничего страшного ни в необычных лордах, ни в самом мироустройстве побережья Обсидиана. Хоть и скупо, но отвечает на ее вопросы, наверняка кажущиеся ему глупыми, раздражающими и смешными.
Во главе всех Пограничников стоит лорд Ирвин, самый важный чело… важная персона из клана Фэрлинов. Правит он на пару со своей женой, леди Марной. Да, у Хозяев женщины в большом почете, иной раз ее слово значит больше, чем приказ мужа…
Берте тут же представилась суровая властная тетка вроде жены старосты Акке: вечно сведенные кустистые брови, взгляд исподлобья, мощные руки сложены на необъятной груди. Воображение живо пририсовало Леди Волков длинные клыки, торчащие из-под недовольно поджатых тонких губ – бледных или черных, как у собаки. А еще у этой самой Марны наверняка жесткие серые космы вместо заплетенных человеческих кос. И пальцы заканчиваются черными жесткими когтями. А приказы она раздает хриплым рычащим голосом… Брр!
– Если замерзла, идем быстрее, – тут же предложил Эрин. Приметливый, но не догадливый: не понял, что Берту вовсе не от холода передергивает.
Вот еще – быстрее! Сейчас он ее живенько проводит, а когда следующий раз увидеться доведется? Что-то все таится да прячется Эрин, никак не догадывается прийти постучать в дом по-человечески: мол, принимайте, хозяева, гостя дорогого! С одной стороны хорошо, вроде как и не должны ему ничего. С другой обидно: что ж, они невежи какие, не приветят доброго помощника, кушаньем не угостят… пусть даже из его собственной добычи? Или он так и воспитан: помогай, но благодарности не жди? Следуя своим мыслям, Берта спросила его про семью.
– Родители погибли десять зим назад, – ответил парень, даже в лице не переменившись. Пока растерявшаяся Берта подбирала слова сочувствия или ободрения, пожал плечами, как на очевидное: – В тот год было Нашествие.
Нашествие, вспомнила Берта: это когда множество чудовищ с того берега умудряется-таки перебраться на этот и уничтожают все живое, что попадется им на пути.
– Ох. И как же ты… один-то рос?
– Почему – один? – вроде бы даже обиделся Эрин. – У нас много родни. Никто не пропадет, не погибнет от недосмотра или голода.
Так вот откуда его неожиданная помощь: «люди здесь не должны голодать».
– Родители бы тобой гордились, – искренне сказала Берта. А что? Славный сын вырос, хоть и сиротой: сильный, уверенный, заботится даже о чужих людях, хороший охотник и всадник, вон с сообщениями-поручениями его аж здешние лорды посылают…
Понравилось, что Эрин не стал притворяться и скромничать. Отозвался спокойно:
– Надеюсь.
– А… – продолжила расспросы девушка дальше. Но что хотела спросить, в следующее мгновение забыла намертво – потому что «славный» внезапно кинулся на нее и опрокинул в снег, навалившись сверху тяжелым, твердым, ровно камень, телом.
***
Несколько секунд ошеломленная Берта лежала неподвижно, потом спохватилась, забилась, пытаясь освободиться. Где там! Только и могла, что отпихивать парня одной рукой (вторая неловко подвернулась под нее), да дрыгать ногами с перепутавшимися лыжами. Ничего не видно, дышать нечем из-за вжавшегося в лицо меха полушубка: не укусить, не закричать…
Эрин оставил ее так же внезапно, как накинулся. Вдавленная в снег Берта увидела, как даже не поднявшийся с колен парень вскинул арбалет, целясь, кажется, в самое небо. Свист болта, облако осыпавшегося с веток снега, что-то большое, темное, метнувшееся прочь по верхушкам деревьев…
И рванувшего за этим «что-то» Эрина.
Берта поднялась куда его медленнее – снег подавался и проваливался под ладонями-локтями – не будешь осторожной, сгинешь в глубоком снежном болоте. Пока выползла-выбралась на лыжню, разобралась с лыжами, выпрямилась, увидела уже возвращавшегося Эрина. Крикнула издалека:
– Кто это был? Рысь?
Рысь обычно охотится в сумерках или ранним утром и вовсе не на людей, но вот подишь ты…
– Нет, – также издалека крикнул Эрин. – Хруст!
– Кто?
Подошедший размашистым шагом парень повторил уже обычным негромким глуховатым голосом:
– Хруст, – на щеках румянец от внезапной пробежки, серо-зеленые глаза осматривают деревья за Бертиной спиной, настороженный арбалет в руке зажат.
– Это что еще за тварь? – Может, непонятным словом называют здесь известного ей зверя?
– Химера, – видя, что она опять не поняла, Эрин пояснил: – Помесь ирбиса и ящерицы. Летом уничтожили целое гнездо, но видно, кому-то из выводка удалось уцелеть.
