Хотя, когда хлебная корка излишне подрумянивалась, Ринне это нравилось. И да, ведь надо ещё поблагодарить кухарку…
Она обошла дом, отыскала заднюю дверь в кухню, заглянула. Чумазая девчонка в огромном, не по росту, фартуке чистила овощи. И запах горелого явственно говорил о том, что медлить не следует, но девочку, похоже, это не волновало. Позволить хлебу сгореть в печи истинная руатская леди просто не смогла бы – особенно если она на немалую долю воспитана Ноной.
– У тебя горит хлеб! – сообщила она девочке, – вынимай скорее!
Та только хлопала глазами и выглядела дурочкой.
Ринна сама бросилась к печи, открыла заслонку. Это была простая деревенская печь, не такая, как в кухне Ленгарского замка, и хлеб тут пекли без противней, просто на поде печи, подстилая под буханки капустные листья. Лопата нашлась тут же, у печки. Скоро шесть круглых буханок лежали на столе, и можно было оценить, что урон не так и велик, с двух срезать пережжённую корку – и ничего. И тут как раз в кухню с причитаниями вбежала полная пожилая женщина в коричневом вдовьем платье, она тащила запечатанную кадушку. Шмякнула её на лавку и всплеснула руками.
– Ой, просила же этих бестолковых! Вот спасибо, дорогуша, помогай вам Пресветлое Пламя!
– И вам, – отозвалась Ринна. – Позволите? – она взяла крайнюю буханку, с удовольствием понюхала.
Нона звала её Ласточкой. Нона была молочной сестрой мамы, с ней и приехала в Ленгар. Отношения с мамой у неё были самые тёплые – не на людях, а между собой. Нона могла бы и более высокое место занять в Ленгаре, по сути любое, но она была потомственной пекаркой и другого места не искала, кроме как на кухне. Зато положение у неё было особое, на которое никто не покушался, и отказа не было ни в чём, и главный повар, большой любитель покричать, с Ноной единственной говорил тихо и уважительно. И молодая леди была для неё Ласточкой.
– Чудный запах, – сказала Ринна, – что добавляете в тесто?
– Толчёный пажитник, – сразу ответила кухарка и улыбнулась, – и вкусно, и силу мужскую, говорят, добавляет. Да я много чего кладу, только понемногу. И мяту лесную, и чеснок, – она взяла большой нож и одним движением разрезала одну из буханок на две части. – Видишь, тёмное в мякоти – пажитник.
– Сюда ещё черного перца можно чуть-чуть?
– В хлеб? Можно, отчего же нет. Но дорого, покупать надо. Перец только в пряники... – кухарка похлопала ладонью по принесённой кадушке, – вот, привезли мёд, сегодня и замесим. К Новогодью напечём. К празднику много снеди надо, сама знаешь, поди.
– Да, – кивнула Ринна и улыбнулась.
Суета у печки и пряный, густой запах хлебного мякиша не давали помнить о плохом.
– Я пришла сказать, что перепелки вчера были невероятно вкусные, – вспомнила она. – Чем приправляли, не скажете?
– Понравилось? – кухарка просияла. – Сама приправку делаю, ничего иноземного. Могу и подарить. Её же в лепешки кладу, и мяса не надо, – она достала с полки берестяной коробок, отсыпала из него приправы в кусок полотна и завязала, – вот, возьми. А хочешь сейчас лепёшек замесить, в дорогу? Вы, вижу, задержались. Хлеба вчерашнего ваш хозяин, правда, взял, да лишним не будет!
– Только я сама, хорошо? – обрадовалась Ринна. – Мой муж потом заплатит.
– Ладно тебе, за горсть муки с нас не спросят, а постояльцев можно и уважить! И приправки моей подсыпь! – и перед Ринной тут же выложили муку, яйца, миску с зернистым сыром и всё прочее нужное, и ещё вручили чистый холщовый фартук.
Вот же своевременный подарок – Ринне как никогда захотелось помять в руках податливое тесто.
– Вижу, что дело наше понимаешь, а руки у тебя маленькие, белые, чёрной работы не знают, – заметила кухарка чуть погодя. – В богатом доме росла, да? Как же попала в цирк?
– Так уж вышло, – Ринна сдула со щеки непослушную прядь, избегая смотреть на добрую женщину.
– Понятно, – закивала кухарка, – любовь она такая. Так пусть она тебе на счастье будет, на долгую жизнь! Вот, я топлёного маслица достала! Говорю же, язык отъешь!
К тому времени, когда её нашёл Рик, на столе возвышалась гора румяных лепешек, они с кухаркой выпили по чашке крепкого чая с молоком и медом – надо же отведать, какой мёд купили на пряники, и у Ринны голова шла кругом от рецептов приправ, на которые не требовались дорогие иноземные специи.
– Ты чего это? – удивлённо спросил Рик. – Мимо кухни пройти не можешь?
– Ловка ваша жена стряпать, эсс. Повезло вам, – строго сказала кухарка. – Такое сокровище беречь надо, раз уж перепало!
– Ещё бы. Я на кухне в неё и влюбился, – и бровью не повел Рик. – Спасибо, тётушка Уна.
Повариха завернула им все лепёшки.
– Вот и угости людей, – решил Рик, – познакомишься со всеми, робеть перестанешь.
Наверное, в этом был резон. Как дочь графа, она не раз выходила к народу – с отцом, на площади, одаривала деньгами или угощением на праздниках, принимала подарки от гильдий. Так что она быстро и весело раздала угощение собравшимся у трактира циркачам, и не цирковые детишки подбегали – ну так что же, им тоже досталось. Женщины ещё приготовили чай из сухих яблок – в котле, ради этого разожгли костёр между фургонов. Этот чай, густой и сладкий, пах вчерашним вином, но – самую малость. Ринна получила большую чашку.
– Ты умница, – похвалил Рик, – так и продолжай.
Себе он придержал большую лепешку и принялся жевать её, когда цирк выехал на дорогу.
– Глядя на вас, не скажешь, что вчера была пирушка, – заметила она.
– Не маемся похмельем? – Рик засмеялся. – Циркачи допьяна не пьют. Прихлебнуть можно, и только. А то из гильдии запросто вылетишь, если нарвёшься, конечно.
– Да? Как странно, – она удивилась, – не слышала о таких правилах в гильдиях.
– Не странно. Ты же видела, какие мы делаем трюки? – хмыкнул Рик. – Нет, всякое бывает, конечно. Есть и пропойцы, которых никогда не выгонят. Но только не у Кавертена.
Ринна порадовалась, что вожжи теперь взял Рик, а Ивар даже не подходил близко. Рик сам позвал её сесть рядом. Рысь устроилась в углу повозки, возле сундука, и, зажмурившись, дремала. Лошади бежали не спеша, их не понукали и за поводья не дёргали, как будто животные и сами давно знали, что им делать. Повозки длинным обозом растянулись на дороге.
– От чего защищает амулет? – спросила Ринна, – вдруг кто-то опять выстрелит в вас? – она, спохватившись, опять перешла на церемонное «вы».
– От этого и защищает, – ответил Рик. – Выстрелят – промахнутся.
– И так каждый раз?
– Нет, не каждый, – он глянул исподлобья. – Вы ничего не знаете о действии защитных амулетов? Разве ваш отец их не имел? И никогда вам ничего такого не объяснял?
Сам он про свои амулеты рассказывать не стал – она это отметила.
– У отца было кольцо, – сказала она, – иногда он надевал его мне. Да, меня не учили таким вещам, потому что женщины находятся под защитой мужчин. Мы носим амулеты из храма, а не колдовские вещи, – она показала на тонкий серебряный браслет с узором из языков пламени, который теперь удачно дополнял брачный.
Дар тая – не колдовской дар. Но не многие это понимают, таев всегда было мало. В Руате, кажется, благодушней относятся к колдовскому дару, чем в остальных королевствах – но не в настолько благородных семействах. Родилась колдуньей – теряешь имя и надежду выйти замуж за равного, отправляешься учиться в колдовскую гильдию. Поэтому все таи носят храмовый браслет как свидетельство того, что не являются колдунами. Исминельда, наставница, тоже носила.
Ринна искоса взглянула на руки Рика – ну да, конечно, у него не было такого браслета.
– Вам надевали охранный амулет? А когда это было? – заинтересовался Рик.
– Давно, и даже не в Руате. Отец брал меня с собой, когда ездил по Побережью.
При жизни отца они много путешествовали, есть что вспомнить. С его смертью всё интересное закончилось.
Рик понятливо кивнул:
– Правильно. В дороге бывает всякое.
– Это знак вашей гильдии? – она показала на пряжку на кожаном браслете.
– Конечно.
– У Ивара такого нет.
– Наблюдательная моя, – Рик улыбнулся, – Ивар не вступал в Цирковую гильдию.
И на её вопросительный взгляд пояснил:
– Он не всегда циркач. Он тут так, подзаработать, ненадолго, Кавертен позволил, – и блеснул белозубой улыбкой.
– Что?! – удивилась Ринна. – А кто же он?
– Наследник лорда. Был женат, у него сын подрастает. Он мастер фехтования. Посвятить немного времени путешествиям и заработку – так ли плохо для благородного наследника? – он забавлялся её недоверием.
– Вы шутите, – поняла она и рассмеялась. – Никакой дворянин не стал бы ездить с цирком, тем более выступать. Он должен служить королю. И разве в цирке можно заработать?
– Можно, – подтвердил Рик, – особенно хорошему фехтовальщику. Когда дерёшься на пари, за каждый бой получаешь неплохо.
– На мечах? Но у простолюдинов нет права меча! – продолжала она недоумевать.
– Бывает, что и на палках. Но знаете, после недавней войны даже простолюдины мечами владеют, хотя не носят их, конечно. Но в цирке можно. Мечи у нас небоевые, тупые. Вот что, дорогая, не говорите никому то, что я сказал про Ивара, хорошо? — она заговорщицки подмигнул ей. – И ему тоже не говорите. Он рассердится.
– Не скажу, конечно, – пообещала она.
Правильно он беспокоится, у этого Ивара такой нрав, что дразнить его она бы не рискнула. Она сказала:
– Рик, я хочу попросить. Не шутите больше про любовь. Не люблю такие шутки. Я имею в виду – как тогда, с кухаркой.
– Хорошо, дорогая жена. Простите. Больше никаких шуток, – тут же пообещал Рик.
Она повернулась к нему, взглянула – почудилось в его голосе что-то такое, неспокойное. Но нет, он просто смотрел перед собой.
На этот раз молчали долго, Рик достал откуда-то несколько разноцветных шариков и принялся затейливо подбрасывать их все сразу, то одной рукой, то другой. А Ринна, бездумно глядя на проплывавшие мимо то луга, то чахлые перелески, могла подумать. Кое-что вспомнить.
Дикая кошка. Нет, Дикая Кошечка. Прозвище девушки из веселого дома. Как тогда сердился отец!
– О, мой дорогой! Я не оправдываю Клайка. Но ты ведь понимаешь, – Исминельда не говорила, а мурлыкала, утешающе и нежно. – Он взрослый. Он скоро женится и решил, что ему нужен опыт. Это не преступление.
Исминельда всегда умела успокоить отца.
– Вот узнаю, кто подбил его на эту глупость! – бушевал граф Ленгар, не желая успокаиваться.
– Безусловно, глупость, но многие молодые люди его возраста… Разве нет?..
– Пусть хотя бы выяснят, здорова ли эта Драная Кошка! Пламя, мне даже неловко поручать такое секретарю!
– Дикая Кошечка! – Исминельда рассмеялась тихим, грудным смехом. – Я навела справки. Из новеньких, красивая, свежая. Пока бывает только с Клайком.
– О Пламя! Ты навела справки?! Даже не приближайся к этой помойке!
– Ну что ты, дорогой? Будь я графиней Ленгар, и то это было бы уместно, раз дело касается сына. Ты как маленький, право…
– Что ты такое говоришь?!
Отец рычал, Исминельда мурлыкала. Ринна не стала слушать дальше, убежала. Она долго потом не могла избавиться от чувства гадливости, не разговаривала с Клайком. Это что-то такое, житейское – следовало из слов наставницы. Но как она могла, она ведь тоже тай?..
– Почему вы назвали меня дикой кошкой? – спросила она Рика.
– А что вам непонятно? – он перестал играть шариками.
– Просто скажите.
Он подумал немного, поглядывая на неё, кивнул.
– Кажется, что вы некоторым вещам учились у своей кошки, в то время как должны были – у матери, у тётушек, у наставниц, у старших сестёр. Рядом с вами не было близких. Оттого и некоторые… странности, – он слегка запнулся. – Это стало частью вашей натуры. Вы можете подчиниться зверю, как и он вам. Или другому таю. Никогда не замечали?
Ну нет. Она понимала желания Мики, но не подчинялась. Иногда соглашалась, иногда баловала кошку. Но не подчинялась. До сих пор – никогда. Как может зверь подчинить тая?! Да, она слышит, как Рик влияет на зверя. Но ей – поддаваться влиянию? Рик неправ.
– Нет, – она отрицательно качнула головой. – Это невозможно, что за глупости?
– Я не умею учить. Тем более женщин, – сказал он. – Потом я найду вам наставницу.
– Когда это? – удивилась она, – мы скоро расстанемся. Но я поняла. Благодарю. Я продолжу обучение.
Она заметила краем глаза, как он сжал кулаки, стискивая вожжи.
– Вы так уверены, что справитесь?
– Я теперь со всем намерена справляться, эсс. У меня нет другого выхода.
Он повернул голову, посмотрел ей в лицо.
– А это неправда. У вас есть я. Поверьте, я найду, кто мог бы хорошо обучить вас и исправить ошибки той… гм…
– Не смейте, вы её не знаете! – возмутилась Ринна.
Она хорошо относилась к Исменельде и плакала, когда та уезжала из Ленгара. Исминельда девять лет была её наставницей, старшей подругой, никогда – суровой гувернанткой, напротив, от гувернантки и учительниц всегда можно было спастись с Исминельдой. А то, что её любил отец – её кто угодно полюбил бы.
– Простите, – спохватился Рик, – конечно, я её не знаю и не имею права судить. Но это дела не меняет. Она давно покинула вас?
– Да, вскоре после смерти отца. Мне было шестнадцать.
– Ей следовало оставаться с вами до замужества и некоторое время после. Так принято. Ведь у вас в семье больше нет таев, да? Кто мог бы помочь?
– Только я, – согласилась Ринна.
– А ваш двоюродный дядюшка герцог Караяш?
– Что? – она удивилась, – вы знаете?.. Последние лет двадцать герцог Караяш в ссоре с моим отцом.
– Племянник герцога лорд Савари. Леди Гвенна Кори. И наверняка кто-то ещё.
– Поразительная осведомленность.
– Таи знают друг о друге. Интересуются, – пояснил он, пожав плечами. – Вы просто жили взаперти. Я могу назвать навскидку ещё десяток имен, но они вам ничего не скажут. И ещё королева Кандина. Ваша двоюродная прабабка, хотя в степени родства могу и ошибаться, извините.
– Кандрийская королева-мать, – вздохнула Ринна. – Я даже знакома с ней. Но я тогда была ещё маленькая.
– О, вот даже как, – он улыбнулся, – говорят, она вздорная старушенция!
– Что? – вот теперь Ринна откровенно возмутилась, – да что вы себе позволяете? Во-первых, её никто не считает вздорной! Во-вторых, как вы смеете говорить такое о королеве?!
– Да что вы говорите?! – его это развеселило. – Только я позволяю себе лишнее? Не знаю, как в Руате, а в Кандрии я нашёл бы вам сочинение о том, как некая капризная принцесса отшивала женихов. Почти в любой книжной лавке. Их было двадцать четыре, и о каждом она наговорила такого, что обхохочешься.
До Ринны не сразу дошёл смысл услышанного.
– Наговорила?.. Двадцать четыре? А почему не тридцать шесть?!
– Я тоже не понимаю, почему, – согласился Рик, – была бы толще книжица, интересней. Сочинители ведь тоже за денежку стараются. Могли бы и на сорок восемь замахнуться, лентяи.
За их спинами проснулась и сначала протяжно мяукнула, а потом грозно зарычала рысь.
– Тихо, – Рик сразу посерьезнел, глянул на побледневшую от гнева Ринну.
Он достал из кармана мелкую серебряную монетку и вложил ей в ладонь.
– Вот и учитесь отгораживаться от зверя. Представляйте серебряную сеть между вами, и помните, что вы слышите друг друга, но каждый – отдельно, сам по себе. Это ведь простое упражнение. Что, никто не замечал, что рысь воет, когда вы сердитесь?
– Я поняла, – она сжала в кулаке монетку.
Она обошла дом, отыскала заднюю дверь в кухню, заглянула. Чумазая девчонка в огромном, не по росту, фартуке чистила овощи. И запах горелого явственно говорил о том, что медлить не следует, но девочку, похоже, это не волновало. Позволить хлебу сгореть в печи истинная руатская леди просто не смогла бы – особенно если она на немалую долю воспитана Ноной.
– У тебя горит хлеб! – сообщила она девочке, – вынимай скорее!
Та только хлопала глазами и выглядела дурочкой.
Ринна сама бросилась к печи, открыла заслонку. Это была простая деревенская печь, не такая, как в кухне Ленгарского замка, и хлеб тут пекли без противней, просто на поде печи, подстилая под буханки капустные листья. Лопата нашлась тут же, у печки. Скоро шесть круглых буханок лежали на столе, и можно было оценить, что урон не так и велик, с двух срезать пережжённую корку – и ничего. И тут как раз в кухню с причитаниями вбежала полная пожилая женщина в коричневом вдовьем платье, она тащила запечатанную кадушку. Шмякнула её на лавку и всплеснула руками.
– Ой, просила же этих бестолковых! Вот спасибо, дорогуша, помогай вам Пресветлое Пламя!
– И вам, – отозвалась Ринна. – Позволите? – она взяла крайнюю буханку, с удовольствием понюхала.
Нона звала её Ласточкой. Нона была молочной сестрой мамы, с ней и приехала в Ленгар. Отношения с мамой у неё были самые тёплые – не на людях, а между собой. Нона могла бы и более высокое место занять в Ленгаре, по сути любое, но она была потомственной пекаркой и другого места не искала, кроме как на кухне. Зато положение у неё было особое, на которое никто не покушался, и отказа не было ни в чём, и главный повар, большой любитель покричать, с Ноной единственной говорил тихо и уважительно. И молодая леди была для неё Ласточкой.
– Чудный запах, – сказала Ринна, – что добавляете в тесто?
– Толчёный пажитник, – сразу ответила кухарка и улыбнулась, – и вкусно, и силу мужскую, говорят, добавляет. Да я много чего кладу, только понемногу. И мяту лесную, и чеснок, – она взяла большой нож и одним движением разрезала одну из буханок на две части. – Видишь, тёмное в мякоти – пажитник.
– Сюда ещё черного перца можно чуть-чуть?
– В хлеб? Можно, отчего же нет. Но дорого, покупать надо. Перец только в пряники... – кухарка похлопала ладонью по принесённой кадушке, – вот, привезли мёд, сегодня и замесим. К Новогодью напечём. К празднику много снеди надо, сама знаешь, поди.
– Да, – кивнула Ринна и улыбнулась.
Суета у печки и пряный, густой запах хлебного мякиша не давали помнить о плохом.
– Я пришла сказать, что перепелки вчера были невероятно вкусные, – вспомнила она. – Чем приправляли, не скажете?
– Понравилось? – кухарка просияла. – Сама приправку делаю, ничего иноземного. Могу и подарить. Её же в лепешки кладу, и мяса не надо, – она достала с полки берестяной коробок, отсыпала из него приправы в кусок полотна и завязала, – вот, возьми. А хочешь сейчас лепёшек замесить, в дорогу? Вы, вижу, задержались. Хлеба вчерашнего ваш хозяин, правда, взял, да лишним не будет!
– Только я сама, хорошо? – обрадовалась Ринна. – Мой муж потом заплатит.
– Ладно тебе, за горсть муки с нас не спросят, а постояльцев можно и уважить! И приправки моей подсыпь! – и перед Ринной тут же выложили муку, яйца, миску с зернистым сыром и всё прочее нужное, и ещё вручили чистый холщовый фартук.
Вот же своевременный подарок – Ринне как никогда захотелось помять в руках податливое тесто.
– Вижу, что дело наше понимаешь, а руки у тебя маленькие, белые, чёрной работы не знают, – заметила кухарка чуть погодя. – В богатом доме росла, да? Как же попала в цирк?
– Так уж вышло, – Ринна сдула со щеки непослушную прядь, избегая смотреть на добрую женщину.
– Понятно, – закивала кухарка, – любовь она такая. Так пусть она тебе на счастье будет, на долгую жизнь! Вот, я топлёного маслица достала! Говорю же, язык отъешь!
К тому времени, когда её нашёл Рик, на столе возвышалась гора румяных лепешек, они с кухаркой выпили по чашке крепкого чая с молоком и медом – надо же отведать, какой мёд купили на пряники, и у Ринны голова шла кругом от рецептов приправ, на которые не требовались дорогие иноземные специи.
– Ты чего это? – удивлённо спросил Рик. – Мимо кухни пройти не можешь?
– Ловка ваша жена стряпать, эсс. Повезло вам, – строго сказала кухарка. – Такое сокровище беречь надо, раз уж перепало!
– Ещё бы. Я на кухне в неё и влюбился, – и бровью не повел Рик. – Спасибо, тётушка Уна.
Повариха завернула им все лепёшки.
– Вот и угости людей, – решил Рик, – познакомишься со всеми, робеть перестанешь.
Наверное, в этом был резон. Как дочь графа, она не раз выходила к народу – с отцом, на площади, одаривала деньгами или угощением на праздниках, принимала подарки от гильдий. Так что она быстро и весело раздала угощение собравшимся у трактира циркачам, и не цирковые детишки подбегали – ну так что же, им тоже досталось. Женщины ещё приготовили чай из сухих яблок – в котле, ради этого разожгли костёр между фургонов. Этот чай, густой и сладкий, пах вчерашним вином, но – самую малость. Ринна получила большую чашку.
– Ты умница, – похвалил Рик, – так и продолжай.
Себе он придержал большую лепешку и принялся жевать её, когда цирк выехал на дорогу.
– Глядя на вас, не скажешь, что вчера была пирушка, – заметила она.
– Не маемся похмельем? – Рик засмеялся. – Циркачи допьяна не пьют. Прихлебнуть можно, и только. А то из гильдии запросто вылетишь, если нарвёшься, конечно.
– Да? Как странно, – она удивилась, – не слышала о таких правилах в гильдиях.
– Не странно. Ты же видела, какие мы делаем трюки? – хмыкнул Рик. – Нет, всякое бывает, конечно. Есть и пропойцы, которых никогда не выгонят. Но только не у Кавертена.
Ринна порадовалась, что вожжи теперь взял Рик, а Ивар даже не подходил близко. Рик сам позвал её сесть рядом. Рысь устроилась в углу повозки, возле сундука, и, зажмурившись, дремала. Лошади бежали не спеша, их не понукали и за поводья не дёргали, как будто животные и сами давно знали, что им делать. Повозки длинным обозом растянулись на дороге.
– От чего защищает амулет? – спросила Ринна, – вдруг кто-то опять выстрелит в вас? – она, спохватившись, опять перешла на церемонное «вы».
– От этого и защищает, – ответил Рик. – Выстрелят – промахнутся.
– И так каждый раз?
– Нет, не каждый, – он глянул исподлобья. – Вы ничего не знаете о действии защитных амулетов? Разве ваш отец их не имел? И никогда вам ничего такого не объяснял?
Сам он про свои амулеты рассказывать не стал – она это отметила.
– У отца было кольцо, – сказала она, – иногда он надевал его мне. Да, меня не учили таким вещам, потому что женщины находятся под защитой мужчин. Мы носим амулеты из храма, а не колдовские вещи, – она показала на тонкий серебряный браслет с узором из языков пламени, который теперь удачно дополнял брачный.
Дар тая – не колдовской дар. Но не многие это понимают, таев всегда было мало. В Руате, кажется, благодушней относятся к колдовскому дару, чем в остальных королевствах – но не в настолько благородных семействах. Родилась колдуньей – теряешь имя и надежду выйти замуж за равного, отправляешься учиться в колдовскую гильдию. Поэтому все таи носят храмовый браслет как свидетельство того, что не являются колдунами. Исминельда, наставница, тоже носила.
Ринна искоса взглянула на руки Рика – ну да, конечно, у него не было такого браслета.
– Вам надевали охранный амулет? А когда это было? – заинтересовался Рик.
– Давно, и даже не в Руате. Отец брал меня с собой, когда ездил по Побережью.
При жизни отца они много путешествовали, есть что вспомнить. С его смертью всё интересное закончилось.
Рик понятливо кивнул:
– Правильно. В дороге бывает всякое.
– Это знак вашей гильдии? – она показала на пряжку на кожаном браслете.
– Конечно.
– У Ивара такого нет.
– Наблюдательная моя, – Рик улыбнулся, – Ивар не вступал в Цирковую гильдию.
И на её вопросительный взгляд пояснил:
– Он не всегда циркач. Он тут так, подзаработать, ненадолго, Кавертен позволил, – и блеснул белозубой улыбкой.
– Что?! – удивилась Ринна. – А кто же он?
– Наследник лорда. Был женат, у него сын подрастает. Он мастер фехтования. Посвятить немного времени путешествиям и заработку – так ли плохо для благородного наследника? – он забавлялся её недоверием.
– Вы шутите, – поняла она и рассмеялась. – Никакой дворянин не стал бы ездить с цирком, тем более выступать. Он должен служить королю. И разве в цирке можно заработать?
– Можно, – подтвердил Рик, – особенно хорошему фехтовальщику. Когда дерёшься на пари, за каждый бой получаешь неплохо.
– На мечах? Но у простолюдинов нет права меча! – продолжала она недоумевать.
– Бывает, что и на палках. Но знаете, после недавней войны даже простолюдины мечами владеют, хотя не носят их, конечно. Но в цирке можно. Мечи у нас небоевые, тупые. Вот что, дорогая, не говорите никому то, что я сказал про Ивара, хорошо? — она заговорщицки подмигнул ей. – И ему тоже не говорите. Он рассердится.
– Не скажу, конечно, – пообещала она.
Правильно он беспокоится, у этого Ивара такой нрав, что дразнить его она бы не рискнула. Она сказала:
– Рик, я хочу попросить. Не шутите больше про любовь. Не люблю такие шутки. Я имею в виду – как тогда, с кухаркой.
– Хорошо, дорогая жена. Простите. Больше никаких шуток, – тут же пообещал Рик.
Она повернулась к нему, взглянула – почудилось в его голосе что-то такое, неспокойное. Но нет, он просто смотрел перед собой.
На этот раз молчали долго, Рик достал откуда-то несколько разноцветных шариков и принялся затейливо подбрасывать их все сразу, то одной рукой, то другой. А Ринна, бездумно глядя на проплывавшие мимо то луга, то чахлые перелески, могла подумать. Кое-что вспомнить.
Дикая кошка. Нет, Дикая Кошечка. Прозвище девушки из веселого дома. Как тогда сердился отец!
– О, мой дорогой! Я не оправдываю Клайка. Но ты ведь понимаешь, – Исминельда не говорила, а мурлыкала, утешающе и нежно. – Он взрослый. Он скоро женится и решил, что ему нужен опыт. Это не преступление.
Исминельда всегда умела успокоить отца.
– Вот узнаю, кто подбил его на эту глупость! – бушевал граф Ленгар, не желая успокаиваться.
– Безусловно, глупость, но многие молодые люди его возраста… Разве нет?..
– Пусть хотя бы выяснят, здорова ли эта Драная Кошка! Пламя, мне даже неловко поручать такое секретарю!
– Дикая Кошечка! – Исминельда рассмеялась тихим, грудным смехом. – Я навела справки. Из новеньких, красивая, свежая. Пока бывает только с Клайком.
– О Пламя! Ты навела справки?! Даже не приближайся к этой помойке!
– Ну что ты, дорогой? Будь я графиней Ленгар, и то это было бы уместно, раз дело касается сына. Ты как маленький, право…
– Что ты такое говоришь?!
Отец рычал, Исминельда мурлыкала. Ринна не стала слушать дальше, убежала. Она долго потом не могла избавиться от чувства гадливости, не разговаривала с Клайком. Это что-то такое, житейское – следовало из слов наставницы. Но как она могла, она ведь тоже тай?..
– Почему вы назвали меня дикой кошкой? – спросила она Рика.
– А что вам непонятно? – он перестал играть шариками.
– Просто скажите.
Он подумал немного, поглядывая на неё, кивнул.
– Кажется, что вы некоторым вещам учились у своей кошки, в то время как должны были – у матери, у тётушек, у наставниц, у старших сестёр. Рядом с вами не было близких. Оттого и некоторые… странности, – он слегка запнулся. – Это стало частью вашей натуры. Вы можете подчиниться зверю, как и он вам. Или другому таю. Никогда не замечали?
Ну нет. Она понимала желания Мики, но не подчинялась. Иногда соглашалась, иногда баловала кошку. Но не подчинялась. До сих пор – никогда. Как может зверь подчинить тая?! Да, она слышит, как Рик влияет на зверя. Но ей – поддаваться влиянию? Рик неправ.
– Нет, – она отрицательно качнула головой. – Это невозможно, что за глупости?
– Я не умею учить. Тем более женщин, – сказал он. – Потом я найду вам наставницу.
– Когда это? – удивилась она, – мы скоро расстанемся. Но я поняла. Благодарю. Я продолжу обучение.
Она заметила краем глаза, как он сжал кулаки, стискивая вожжи.
– Вы так уверены, что справитесь?
– Я теперь со всем намерена справляться, эсс. У меня нет другого выхода.
Он повернул голову, посмотрел ей в лицо.
– А это неправда. У вас есть я. Поверьте, я найду, кто мог бы хорошо обучить вас и исправить ошибки той… гм…
– Не смейте, вы её не знаете! – возмутилась Ринна.
Она хорошо относилась к Исменельде и плакала, когда та уезжала из Ленгара. Исминельда девять лет была её наставницей, старшей подругой, никогда – суровой гувернанткой, напротив, от гувернантки и учительниц всегда можно было спастись с Исминельдой. А то, что её любил отец – её кто угодно полюбил бы.
– Простите, – спохватился Рик, – конечно, я её не знаю и не имею права судить. Но это дела не меняет. Она давно покинула вас?
– Да, вскоре после смерти отца. Мне было шестнадцать.
– Ей следовало оставаться с вами до замужества и некоторое время после. Так принято. Ведь у вас в семье больше нет таев, да? Кто мог бы помочь?
– Только я, – согласилась Ринна.
– А ваш двоюродный дядюшка герцог Караяш?
– Что? – она удивилась, – вы знаете?.. Последние лет двадцать герцог Караяш в ссоре с моим отцом.
– Племянник герцога лорд Савари. Леди Гвенна Кори. И наверняка кто-то ещё.
– Поразительная осведомленность.
– Таи знают друг о друге. Интересуются, – пояснил он, пожав плечами. – Вы просто жили взаперти. Я могу назвать навскидку ещё десяток имен, но они вам ничего не скажут. И ещё королева Кандина. Ваша двоюродная прабабка, хотя в степени родства могу и ошибаться, извините.
– Кандрийская королева-мать, – вздохнула Ринна. – Я даже знакома с ней. Но я тогда была ещё маленькая.
– О, вот даже как, – он улыбнулся, – говорят, она вздорная старушенция!
– Что? – вот теперь Ринна откровенно возмутилась, – да что вы себе позволяете? Во-первых, её никто не считает вздорной! Во-вторых, как вы смеете говорить такое о королеве?!
– Да что вы говорите?! – его это развеселило. – Только я позволяю себе лишнее? Не знаю, как в Руате, а в Кандрии я нашёл бы вам сочинение о том, как некая капризная принцесса отшивала женихов. Почти в любой книжной лавке. Их было двадцать четыре, и о каждом она наговорила такого, что обхохочешься.
До Ринны не сразу дошёл смысл услышанного.
– Наговорила?.. Двадцать четыре? А почему не тридцать шесть?!
– Я тоже не понимаю, почему, – согласился Рик, – была бы толще книжица, интересней. Сочинители ведь тоже за денежку стараются. Могли бы и на сорок восемь замахнуться, лентяи.
За их спинами проснулась и сначала протяжно мяукнула, а потом грозно зарычала рысь.
– Тихо, – Рик сразу посерьезнел, глянул на побледневшую от гнева Ринну.
Он достал из кармана мелкую серебряную монетку и вложил ей в ладонь.
– Вот и учитесь отгораживаться от зверя. Представляйте серебряную сеть между вами, и помните, что вы слышите друг друга, но каждый – отдельно, сам по себе. Это ведь простое упражнение. Что, никто не замечал, что рысь воет, когда вы сердитесь?
– Я поняла, – она сжала в кулаке монетку.
