Она только наденет и посмотрит на себя в зеркало – это ведь не преступление? Какая разница, почему Ирбелин решил сделать ей дорогой подарок – подкупает он ее или покупает? Она не собирается идти у него на поводу. Но раз уж Глинский принес шубу, стоит, хотя бы забавы ради, накинуть ее на себя.
– Пожалуй, я рискну, – робко улыбнулась она.
– Я помогу!
Глинский подал ей шубу, и девушка с трудом попала в рукава, до сих пор никто никогда не подавал ей верхнюю одежду, не ухаживал за ней. У нее не сразу получилось.
– Это с непривычки, – обронил Жорж.
Красивая одежда преображает любую женщину, даже невзрачную. Но Грёзу шуба превратила из дурнушки в принцессу. Уже неважно было, какая у нее прическа, и что за обувь – благородный мех выгодно подчеркнул тонкие, изысканные черты лица, а бледный румянец на скулах придал этим чертам затаенный внутренний свет. Обещание неземного блаженства, – сказал бы сентиментальный поэт. Скрытая чувственность, – определил бы Дон Жуан. Дьявольское искушение, – осудил бы строгий блюститель нравов.
Глинский не являлся ни первым, ни вторым, ни третьим – он воспринял метаморфозу, происшедшую с Субботиной, как чудо, которому не нашел объяснения.
«Она же прелестна! – подумал вдруг он, ощущая прилив желания. – Какой, в сущности, безделицы хватило, чтобы оттенить ее красоту, заставить сиять всеми гранями. Ах, Грёза, Грёза! Не зря тебе дали это имя…»
– Вам очень идет этот цвет, – сказал он, чтобы нарушить опасное молчание.
Слова порой разрушают внутреннюю магию момента, отрезвляют людей и возвращают их с заоблачных высей на земную твердь.
– Правда? – застенчиво улыбнулась она.
И звук ее голоса, совершенно другой, не тот, что пару минут назад, погрузил Глинского в сладостное полузабытье.
– Послушайте, – удивляясь своей горячности, начал он. – Ирбелин сделал вам подарок, так возьмите его! Не гадайте о том, что побудило этого человека раскошелиться. Он не обеднеет, поверьте.
– Не знаю, Жорж, могу ли я доверять вам…
Она заколебалась, и чаша весов склонилась в пользу Глинского. Собственное имя в ее устах показалось ему вульгарным. Лучше бы она называла его Георгием, но теперь поздно что-либо менять.
– Пожалуй, я последую вашему совету, – добавила Грёза. – Была не была! В конце концов, я ничего не просила.
– Конечно, – улыбнулся гость.
– Я понимаю, что не должна брать подарки у этого… Ирбелина, но… очень хочется.
– Вы молодец. Только к такой шубе придется покупать новые сапожки.
– Потом как-нибудь, – погрустнела Грёза. – Я не умею копить деньги. Едва получу зарплату, тут же все потрачу. Я ужасная транжира!
Глинский обвел взглядом обстановку гостиной: истертые плюшевые накидки; портьеры с обвисшей бахромой; какой-то ободранный буфет, набитый остатками отслуживших свой срок сервизов; ламповый телевизор; выцветший матерчатый абажур над круглым столом – повсюду неприкрытая бедность, которая бывает в жилищах одиноких стариков. И эта молодая женщина еще обвиняет себя в расточительстве! Ему неудержимо захотелось выгрести из шкафов пришедшие в негодность пожитки, вытащить их во двор и поджечь. Устроить большой костер.
Грёза угадала его мысли и оскорбилась.
– Не смейте меня жалеть, – с вызовом сказала она. – Я этого терпеть не могу!
Глинский с удивлением обнаружил, что ему не хочется уходить. Старомодные вещи, которые пережили своих хозяев, придавали квартире какой-то неповторимый уют. Да и нынешняя их владелица производила на молодого человека странное впечатление – в ее поведении, манере говорить, в ее жестах и чертах лица было что-то, чему он не знал названия. Магнетизм… невыразимое очарование…
– Вы… не откажетесь поужинать со мной? – пробормотал он, не в силах более сопротивляться этому притяжению. – Надо же обновить шубу и… обмыть.
– Будем кутить! – решилась она и зажмурилась, как перед прыжком с большой высоты.
Глинский ни с того, ни с сего ощутил себя на седьмом небе. Он из кожи вон лез, чтобы угодить ей, ужасаясь своему поведению.
На улице сыпал мокрый снежок. За углом дома, укрывшись в его тени, сидел в машине господин Ирбелин, наблюдал. Он не отдавал себе отчета, что привело его сюда. Или осознанно не хотел понимать. Он увидел, как со скрипом открылась рассохшаяся дверь парадного, и вышел директор агентства «Перун», поддерживая за локоть девицу Субботину, как распахнул перед нею дверцу своего нового авто, припорошенного рыхлыми белыми хлопьями, как черная иномарка выпустила из выхлопной трубы дым и плавно, с достоинством покатила по узкой улочке к проспекту.
Ирбелин двинулся следом. Нечто невообразимое творилось в его иссохшей пустынной душе – без любви, без сострадания, без жажды поклоняться и жертвовать. Оказывается, сохранился еще на самом донышке его трезвого и сурового сердца неисчерпанный родник, который вдруг проснулся и зазвенел, оглашая сухую пустыню весенней песней, языческой и священной, как первый звук зарождающейся жизни…
– О, боже! – простонал он. – Этого не может быть! Не может…
Виктор возвращался с дружеской попойки, изрядно набравшись. Они с товарищами, торгующими по соседству, праздновали день рождения. Ребята уговаривали его остаться, обещали пригласить девочек, но Виктор рвался домой. По дороге он заскочил в супермаркет и купил фруктов и вина для Грёзы. Она сейчас, как никогда, нуждается в мужском плече, в бескорыстном участии. История с шахматным королем совершенно выбила ее из колеи. Женщины так уязвимы, их так легко вывести из равновесия, испугать. Подумаешь, какая-то деревянная фигурка! А сколько ужаса было в глазах Грёзы, когда она рассказывала о странном появлении этого короля. Как будто вещи могут сами собой пропадать и находиться! Мистика – продукт женских фантазий. На самом деле всему в конце концов находится вполне разумное объяснение – это бывший оперативник знал по собственному опыту.
Проезжающий мимо «Пассат», подняв волну грязи, смешанной со снегом, мелькнул впереди красными огнями. Виктор посторонился, уклоняясь от брызг.
«Машина Глинского, – догадался он, вмиг трезвея. – Зачем он сюда приезжал? Неужто, решил приударить за Грёзой? Мол, девочка из детдома, беззащитная, наивная, почему бы не попользоваться?» Картинки наглых заигрываний Глинского, с ухмылкой шепчущего девушке на ушко скабрезные предложения, одна за другой возникали в воображении Виктора. Он ускорил шаг и последние метры до подъезда почти бежал.
На громкий стук в дверь Грёзы в коридор выглянула старушка.
– Варвара Игнатьевна, – кинулся к ней незадачливый «жених». – Грёза у вас?
– Чего шумишь? – возмутилась та. – Выпил лишнего, так ложись спать!
– Мне Грёза нужна!
– Зачем?
Варвара Игнатьева была осведомлена, с кем уехала Грёза, но не собиралась докладывать об этом Лопаткину.
– Поговорить хочу! – не отставал парень.
– Утро вечера мудренее, – назидательно произнесла пожилая соседка. – При белом свете в голову приходят дельные мысли. Не то, что на ночь глядя!
– А ну вас… – махнул он рукой и направился к двери Полины.
Варвара с неожиданной прытью метнулась за ним. Опасаясь, как бы подруга не выболтала правды, она поспешила предупредить нежелательное развитие событий.
– Ты куда? – сварливо спросила старушка, загораживая Виктору дорогу. – Полюшку тревожить нельзя, она хворает!
– Грёза у нее?
– Может быть, – не моргнув глазом, солгала Варвара. – У Полины недавно приступ случился, ее одну оставлять не годится. Вероятно, Грёза сидит с ней. А ты ступай, проспись, потом и разговаривать будешь.
Виктор слегка остыл. Не исключено, что он спьяну обознался, и черный автомобиль, проехавший мимо него по улице, не имел никакого отношения к Глинскому. Следовательно, этот нахальный тип к Грёзе не приходил, и все ревнивые подозрения Виктора основаны только на неуверенности в себе. Ему не стоит видеть в Глинском более удачливого соперника. Разве этот самовлюбленный пройдоха – пара Грёзе? Он же ни во что не ставит таких, как она. Сомнет походя крылышки мотыльку да и забудет.
– Ладно, пойду к себе, – согласился Виктор.
Варвара с облегчением вздохнула, улыбнулась, по-стариковски, не разжимая губ.
– Правильно, Витюша.
Он повернулся к ней, смерил долгим неодобрительным взглядом. Замучили вы, дескать, Грёзу своей немощью и болезнями, ни днем, ни ночью покоя от вас нет. Никаких условий для личной жизни!
– Сюда никто не приходил? – все-таки спросил он. – Насчет переезда?
– Поздно уже, – развела руками соседка.
Она не хотела обманывать, но и упоминать о визите Глинского не сочла нужным. Может, и не сложится у них с Грёзой серьезных отношений, зачем зря Виктора будоражить? Мужчины, они к себе бесконечно снисходительны, а к женщинам излишне требовательны. Не стоит давать им повода для ревности.
Варвара с Полиной прочили своей любимице счастливое замужество, и Виктор не являлся, по их мнению, достойным претендентом на руку и сердце Грёзы. Куда больше годился ей в женихи директор агентства «Перун».
Старушки как раз пили зеленый чай с мятой и беседовали о пропавших из сундучка покойной Фаины шахматных фигурках, когда услышали шум подъезжающей машины и увидели из кухонного окна господина Глинского во всей красе, с огромным пакетом в руках. Там, без сомнений, были подарки.
– Бьюсь об заклад, что молодой человек приехал свататься, – прислушиваясь к происходящему в коридоре, заявила Варвара.
Пожилые дамы страдали глухотой, поэтому им оставалось только строить догадки. Но то, что Грёза, через час вышла во двор под руку с Глинским, воодушевило старушек.
– Какая шубка! – в один голос воскликнули они.
– Дружеским подношением такую дорогую, роскошную вещь назвать нельзя, – заметила Варвара. – Ясно, что это подарок от жениха.
Полина согласно кивала головой, улыбалась. Повезло Грёзе! Наконец-то судьба сжалилась над бедной девочкой.
Все это пронеслось в уме Варвары Игнатьевны, пока Виктор возился с замком: выпитая водка и раздражение мешали ему попасть ключом в скважину. Когда же парень скрылся в своей квартире, пожилая дама с сознанием выполненного долга отправилась спать. Не успела она раздеться, как раздался нетерпеливый стук в дверь – это был Виктор.
– Извините, Варвара Игнатьевна, – с досадой произнес он. – Одолжите спичек! Мои закончились, не идти же в магазин? И зажигалка, как назло, сдохла!
Бывает, всплеск эмоций или похожая ситуация обостряют память – и сильный дождь, например, вызовет воспоминание о том, как человек промок и простудился, а запах сирени вернет ему ощущение первого свидания. Пусковой механизм памяти непредсказуем. Слова Виктора о спичках словно что-то включили в сознании Варвары, она на миг застыла, потом молча принесла коробок и протянула соседу.
– Спасибо, – пробормотал тот.
– Иди с богом.
* * *
Ирбелин ходил по кабинету от окна к столу и обратно, думал. Поговорить с Жоржем о Субботиной или не стоит? Если завести разговор, это вызовет у Глинского подозрения. Ну и плевать!
После утреннего совещания он не выдержал и попросил директора агентства задержаться.
– Вручил подарок?
– Да, – просто ответил тот.
– И как? Она… не удивилась?
– Удивилась, – осторожно произнес Жорж. – Чуть-чуть. Но шубка из голубой норки растопила лед в ее сердце.
– Да что ты? – неприятно усмехнулся Ирбелин.
Они оба уже не упоминали о расселении жильцов приобретаемого дома, эта проблема считалась решенной: квартиры были подобраны, представлены потенциальным владельцам, которые дали предварительное согласие. Даже для Курочкиных нашелся подходящий вариант, многодетному семейству удалось выбить две смежных комнаты без удобств в общежитии завода, где трудился отец. Только Виктор Лопаткин еще колебался, но и с ним переговоры шли успешно.
– А что у тебя с этой… девицей Субботиной… интрижка завязалась? – скривился Ирбелин.
Он сам не знал, какой ответ мог бы ему понравиться.
– Вроде того, – неохотно признался Жорж.
Молодой человек ждал от патрона ответной откровенности, но не дождался.
– Будешь с ней встречаться? – спросил тот.
– Хотел бы. Необычная девушка со странным именем Грёза… совершенно не похожая ни на одну из женщин, с которыми мне доводилось иметь… отношения.
Мимолетное выражение в глазах Жоржа – сладостная отрешенность, присущая любовному томлению, подействовало на Ирбелина, как красная тряпка на быка.
– Что ты себе позволяешь, Глинский? – прорычал он, багровея. – Волочиться за сиротой от скуки, от пресыщенности развратными бабами – это… низость! Ты ведь бросишь ее, как бросал всех своих любовниц! Ты сломаешь девочке жизнь и пойдешь дальше, не оглядываясь и беззаботно насвистывая.
Лицо Жоржа помертвело, а Ирбелина бросило в жар. Они уставились друг на друга, как два разъяренных самца, готовых кинуться в драку.
– Впрочем, какое мое дело?! – первым опомнился босс. – Ф-ффу-у-ууу… ну и денек сегодня. Наверное, магнитная буря, солнечный выброс…
– Как бы не так, – не последовал его примеру Глинский. – Солнце ни при чем. Вы сами имеете виды на Субботину, патрон? Понимаю. У вас зоркий глаз! Вы раньше меня разглядели в жалкой замухрышке интересную женщину. Думаете, я поверил в сказки про благотворительность?
– Ты чертовски умен, Жорж. Это тебя или погубит, или выведет в люди. Но прошу, оставь девочку в покое. Иначе…
– Что? – нахмурился Глинский. – Ну что вы со мной сделаете? Уволите? Разорите? Или «закажете»? Это смешно. Я предлагаю честный поединок – вы ухаживаете, я ухаживаю… и пусть нас рассудит… любовь.
– Любо-о-овь?! Какие слова ты, оказывается, знаешь, щенок! – не на шутку взбесился Ирбелин. – Много ты понимаешь в любви! Как ты смеешь мне предлагать поединок? Сопляк ты еще… жизни не нюхал… молокосос…
Он схватился за сердце и, задыхаясь, откинулся на спинку кресла.
– Вам плохо? – наклонился к нему Жорж. – Лекарство есть? Может, воды?
– Пошел… вон…
Глинский вызвал из приемной секретаршу, она принесла таблетки, распахнула настежь окно. Сказала коротко:
– Уходите.
– Это серьезно?
– Надеюсь, нет, – укоризненно произнесла она, показывая глазами на дверь. – Идите же! Ему нужно отдохнуть.
На ватных от напряжения ногах директор агентства «Перун» – уже, возможно, бывший – покинул кабинет господина Ирбелина. Он не собирался уступать ему девушку, – ни при каких обстоятельствах. Увольнения он не боялся, знал, что работу найдет легко, да и патрон – не какой-нибудь мафиози, вполне респектабельный бизнесмен, который не станет рисковать репутацией и вступать в конфликт с законом из-за смазливой девчушки.
При последней мысли Жоржа обжег стыд – Грёза не заслуживает такой оценки.
– Все угрозы Ирбелина – чистый блеф, – прошептал он, спускаясь по лестнице к выходу из офиса. – Патрон взбеленился и потерял власть над собой. Небось уже жалеет о вырвавшихся у него словах.
Вчерашний вечер, проведенный с Грёзой, перевернул представления Жоржа о женщинах и об отношении к ним. Новая знакомая оказалась молчаливой и застенчивой, она сидела в машине тихо, боясь пошевелиться, и глядела в окно. Он с трудом уговорил ее зайти в кафе.
– Мы же собрались поужинать, – напомнил Глинский, притормаживая у небольшого уютного ресторанчика. – Вы обещали.
– Я в старом свитере, – отнекивалась девушка. – И вообще, мне неловко. Зачем все это? Вы зря потратите деньги.
– Заботитесь о моем кошельке? – развеселился он. – Лучше подумайте, чего бы нам заказать.
– Пожалуй, я рискну, – робко улыбнулась она.
– Я помогу!
Глинский подал ей шубу, и девушка с трудом попала в рукава, до сих пор никто никогда не подавал ей верхнюю одежду, не ухаживал за ней. У нее не сразу получилось.
– Это с непривычки, – обронил Жорж.
Красивая одежда преображает любую женщину, даже невзрачную. Но Грёзу шуба превратила из дурнушки в принцессу. Уже неважно было, какая у нее прическа, и что за обувь – благородный мех выгодно подчеркнул тонкие, изысканные черты лица, а бледный румянец на скулах придал этим чертам затаенный внутренний свет. Обещание неземного блаженства, – сказал бы сентиментальный поэт. Скрытая чувственность, – определил бы Дон Жуан. Дьявольское искушение, – осудил бы строгий блюститель нравов.
Глинский не являлся ни первым, ни вторым, ни третьим – он воспринял метаморфозу, происшедшую с Субботиной, как чудо, которому не нашел объяснения.
«Она же прелестна! – подумал вдруг он, ощущая прилив желания. – Какой, в сущности, безделицы хватило, чтобы оттенить ее красоту, заставить сиять всеми гранями. Ах, Грёза, Грёза! Не зря тебе дали это имя…»
– Вам очень идет этот цвет, – сказал он, чтобы нарушить опасное молчание.
Слова порой разрушают внутреннюю магию момента, отрезвляют людей и возвращают их с заоблачных высей на земную твердь.
– Правда? – застенчиво улыбнулась она.
И звук ее голоса, совершенно другой, не тот, что пару минут назад, погрузил Глинского в сладостное полузабытье.
– Послушайте, – удивляясь своей горячности, начал он. – Ирбелин сделал вам подарок, так возьмите его! Не гадайте о том, что побудило этого человека раскошелиться. Он не обеднеет, поверьте.
– Не знаю, Жорж, могу ли я доверять вам…
Она заколебалась, и чаша весов склонилась в пользу Глинского. Собственное имя в ее устах показалось ему вульгарным. Лучше бы она называла его Георгием, но теперь поздно что-либо менять.
– Пожалуй, я последую вашему совету, – добавила Грёза. – Была не была! В конце концов, я ничего не просила.
– Конечно, – улыбнулся гость.
– Я понимаю, что не должна брать подарки у этого… Ирбелина, но… очень хочется.
– Вы молодец. Только к такой шубе придется покупать новые сапожки.
– Потом как-нибудь, – погрустнела Грёза. – Я не умею копить деньги. Едва получу зарплату, тут же все потрачу. Я ужасная транжира!
Глинский обвел взглядом обстановку гостиной: истертые плюшевые накидки; портьеры с обвисшей бахромой; какой-то ободранный буфет, набитый остатками отслуживших свой срок сервизов; ламповый телевизор; выцветший матерчатый абажур над круглым столом – повсюду неприкрытая бедность, которая бывает в жилищах одиноких стариков. И эта молодая женщина еще обвиняет себя в расточительстве! Ему неудержимо захотелось выгрести из шкафов пришедшие в негодность пожитки, вытащить их во двор и поджечь. Устроить большой костер.
Грёза угадала его мысли и оскорбилась.
– Не смейте меня жалеть, – с вызовом сказала она. – Я этого терпеть не могу!
Глинский с удивлением обнаружил, что ему не хочется уходить. Старомодные вещи, которые пережили своих хозяев, придавали квартире какой-то неповторимый уют. Да и нынешняя их владелица производила на молодого человека странное впечатление – в ее поведении, манере говорить, в ее жестах и чертах лица было что-то, чему он не знал названия. Магнетизм… невыразимое очарование…
– Вы… не откажетесь поужинать со мной? – пробормотал он, не в силах более сопротивляться этому притяжению. – Надо же обновить шубу и… обмыть.
– Будем кутить! – решилась она и зажмурилась, как перед прыжком с большой высоты.
Глинский ни с того, ни с сего ощутил себя на седьмом небе. Он из кожи вон лез, чтобы угодить ей, ужасаясь своему поведению.
На улице сыпал мокрый снежок. За углом дома, укрывшись в его тени, сидел в машине господин Ирбелин, наблюдал. Он не отдавал себе отчета, что привело его сюда. Или осознанно не хотел понимать. Он увидел, как со скрипом открылась рассохшаяся дверь парадного, и вышел директор агентства «Перун», поддерживая за локоть девицу Субботину, как распахнул перед нею дверцу своего нового авто, припорошенного рыхлыми белыми хлопьями, как черная иномарка выпустила из выхлопной трубы дым и плавно, с достоинством покатила по узкой улочке к проспекту.
Ирбелин двинулся следом. Нечто невообразимое творилось в его иссохшей пустынной душе – без любви, без сострадания, без жажды поклоняться и жертвовать. Оказывается, сохранился еще на самом донышке его трезвого и сурового сердца неисчерпанный родник, который вдруг проснулся и зазвенел, оглашая сухую пустыню весенней песней, языческой и священной, как первый звук зарождающейся жизни…
– О, боже! – простонал он. – Этого не может быть! Не может…
ГЛАВА 8
Виктор возвращался с дружеской попойки, изрядно набравшись. Они с товарищами, торгующими по соседству, праздновали день рождения. Ребята уговаривали его остаться, обещали пригласить девочек, но Виктор рвался домой. По дороге он заскочил в супермаркет и купил фруктов и вина для Грёзы. Она сейчас, как никогда, нуждается в мужском плече, в бескорыстном участии. История с шахматным королем совершенно выбила ее из колеи. Женщины так уязвимы, их так легко вывести из равновесия, испугать. Подумаешь, какая-то деревянная фигурка! А сколько ужаса было в глазах Грёзы, когда она рассказывала о странном появлении этого короля. Как будто вещи могут сами собой пропадать и находиться! Мистика – продукт женских фантазий. На самом деле всему в конце концов находится вполне разумное объяснение – это бывший оперативник знал по собственному опыту.
Проезжающий мимо «Пассат», подняв волну грязи, смешанной со снегом, мелькнул впереди красными огнями. Виктор посторонился, уклоняясь от брызг.
«Машина Глинского, – догадался он, вмиг трезвея. – Зачем он сюда приезжал? Неужто, решил приударить за Грёзой? Мол, девочка из детдома, беззащитная, наивная, почему бы не попользоваться?» Картинки наглых заигрываний Глинского, с ухмылкой шепчущего девушке на ушко скабрезные предложения, одна за другой возникали в воображении Виктора. Он ускорил шаг и последние метры до подъезда почти бежал.
На громкий стук в дверь Грёзы в коридор выглянула старушка.
– Варвара Игнатьевна, – кинулся к ней незадачливый «жених». – Грёза у вас?
– Чего шумишь? – возмутилась та. – Выпил лишнего, так ложись спать!
– Мне Грёза нужна!
– Зачем?
Варвара Игнатьева была осведомлена, с кем уехала Грёза, но не собиралась докладывать об этом Лопаткину.
– Поговорить хочу! – не отставал парень.
– Утро вечера мудренее, – назидательно произнесла пожилая соседка. – При белом свете в голову приходят дельные мысли. Не то, что на ночь глядя!
– А ну вас… – махнул он рукой и направился к двери Полины.
Варвара с неожиданной прытью метнулась за ним. Опасаясь, как бы подруга не выболтала правды, она поспешила предупредить нежелательное развитие событий.
– Ты куда? – сварливо спросила старушка, загораживая Виктору дорогу. – Полюшку тревожить нельзя, она хворает!
– Грёза у нее?
– Может быть, – не моргнув глазом, солгала Варвара. – У Полины недавно приступ случился, ее одну оставлять не годится. Вероятно, Грёза сидит с ней. А ты ступай, проспись, потом и разговаривать будешь.
Виктор слегка остыл. Не исключено, что он спьяну обознался, и черный автомобиль, проехавший мимо него по улице, не имел никакого отношения к Глинскому. Следовательно, этот нахальный тип к Грёзе не приходил, и все ревнивые подозрения Виктора основаны только на неуверенности в себе. Ему не стоит видеть в Глинском более удачливого соперника. Разве этот самовлюбленный пройдоха – пара Грёзе? Он же ни во что не ставит таких, как она. Сомнет походя крылышки мотыльку да и забудет.
– Ладно, пойду к себе, – согласился Виктор.
Варвара с облегчением вздохнула, улыбнулась, по-стариковски, не разжимая губ.
– Правильно, Витюша.
Он повернулся к ней, смерил долгим неодобрительным взглядом. Замучили вы, дескать, Грёзу своей немощью и болезнями, ни днем, ни ночью покоя от вас нет. Никаких условий для личной жизни!
– Сюда никто не приходил? – все-таки спросил он. – Насчет переезда?
– Поздно уже, – развела руками соседка.
Она не хотела обманывать, но и упоминать о визите Глинского не сочла нужным. Может, и не сложится у них с Грёзой серьезных отношений, зачем зря Виктора будоражить? Мужчины, они к себе бесконечно снисходительны, а к женщинам излишне требовательны. Не стоит давать им повода для ревности.
Варвара с Полиной прочили своей любимице счастливое замужество, и Виктор не являлся, по их мнению, достойным претендентом на руку и сердце Грёзы. Куда больше годился ей в женихи директор агентства «Перун».
Старушки как раз пили зеленый чай с мятой и беседовали о пропавших из сундучка покойной Фаины шахматных фигурках, когда услышали шум подъезжающей машины и увидели из кухонного окна господина Глинского во всей красе, с огромным пакетом в руках. Там, без сомнений, были подарки.
– Бьюсь об заклад, что молодой человек приехал свататься, – прислушиваясь к происходящему в коридоре, заявила Варвара.
Пожилые дамы страдали глухотой, поэтому им оставалось только строить догадки. Но то, что Грёза, через час вышла во двор под руку с Глинским, воодушевило старушек.
– Какая шубка! – в один голос воскликнули они.
– Дружеским подношением такую дорогую, роскошную вещь назвать нельзя, – заметила Варвара. – Ясно, что это подарок от жениха.
Полина согласно кивала головой, улыбалась. Повезло Грёзе! Наконец-то судьба сжалилась над бедной девочкой.
Все это пронеслось в уме Варвары Игнатьевны, пока Виктор возился с замком: выпитая водка и раздражение мешали ему попасть ключом в скважину. Когда же парень скрылся в своей квартире, пожилая дама с сознанием выполненного долга отправилась спать. Не успела она раздеться, как раздался нетерпеливый стук в дверь – это был Виктор.
– Извините, Варвара Игнатьевна, – с досадой произнес он. – Одолжите спичек! Мои закончились, не идти же в магазин? И зажигалка, как назло, сдохла!
Бывает, всплеск эмоций или похожая ситуация обостряют память – и сильный дождь, например, вызовет воспоминание о том, как человек промок и простудился, а запах сирени вернет ему ощущение первого свидания. Пусковой механизм памяти непредсказуем. Слова Виктора о спичках словно что-то включили в сознании Варвары, она на миг застыла, потом молча принесла коробок и протянула соседу.
– Спасибо, – пробормотал тот.
– Иди с богом.
* * *
Ирбелин ходил по кабинету от окна к столу и обратно, думал. Поговорить с Жоржем о Субботиной или не стоит? Если завести разговор, это вызовет у Глинского подозрения. Ну и плевать!
После утреннего совещания он не выдержал и попросил директора агентства задержаться.
– Вручил подарок?
– Да, – просто ответил тот.
– И как? Она… не удивилась?
– Удивилась, – осторожно произнес Жорж. – Чуть-чуть. Но шубка из голубой норки растопила лед в ее сердце.
– Да что ты? – неприятно усмехнулся Ирбелин.
Они оба уже не упоминали о расселении жильцов приобретаемого дома, эта проблема считалась решенной: квартиры были подобраны, представлены потенциальным владельцам, которые дали предварительное согласие. Даже для Курочкиных нашелся подходящий вариант, многодетному семейству удалось выбить две смежных комнаты без удобств в общежитии завода, где трудился отец. Только Виктор Лопаткин еще колебался, но и с ним переговоры шли успешно.
– А что у тебя с этой… девицей Субботиной… интрижка завязалась? – скривился Ирбелин.
Он сам не знал, какой ответ мог бы ему понравиться.
– Вроде того, – неохотно признался Жорж.
Молодой человек ждал от патрона ответной откровенности, но не дождался.
– Будешь с ней встречаться? – спросил тот.
– Хотел бы. Необычная девушка со странным именем Грёза… совершенно не похожая ни на одну из женщин, с которыми мне доводилось иметь… отношения.
Мимолетное выражение в глазах Жоржа – сладостная отрешенность, присущая любовному томлению, подействовало на Ирбелина, как красная тряпка на быка.
– Что ты себе позволяешь, Глинский? – прорычал он, багровея. – Волочиться за сиротой от скуки, от пресыщенности развратными бабами – это… низость! Ты ведь бросишь ее, как бросал всех своих любовниц! Ты сломаешь девочке жизнь и пойдешь дальше, не оглядываясь и беззаботно насвистывая.
Лицо Жоржа помертвело, а Ирбелина бросило в жар. Они уставились друг на друга, как два разъяренных самца, готовых кинуться в драку.
– Впрочем, какое мое дело?! – первым опомнился босс. – Ф-ффу-у-ууу… ну и денек сегодня. Наверное, магнитная буря, солнечный выброс…
– Как бы не так, – не последовал его примеру Глинский. – Солнце ни при чем. Вы сами имеете виды на Субботину, патрон? Понимаю. У вас зоркий глаз! Вы раньше меня разглядели в жалкой замухрышке интересную женщину. Думаете, я поверил в сказки про благотворительность?
– Ты чертовски умен, Жорж. Это тебя или погубит, или выведет в люди. Но прошу, оставь девочку в покое. Иначе…
– Что? – нахмурился Глинский. – Ну что вы со мной сделаете? Уволите? Разорите? Или «закажете»? Это смешно. Я предлагаю честный поединок – вы ухаживаете, я ухаживаю… и пусть нас рассудит… любовь.
– Любо-о-овь?! Какие слова ты, оказывается, знаешь, щенок! – не на шутку взбесился Ирбелин. – Много ты понимаешь в любви! Как ты смеешь мне предлагать поединок? Сопляк ты еще… жизни не нюхал… молокосос…
Он схватился за сердце и, задыхаясь, откинулся на спинку кресла.
– Вам плохо? – наклонился к нему Жорж. – Лекарство есть? Может, воды?
– Пошел… вон…
Глинский вызвал из приемной секретаршу, она принесла таблетки, распахнула настежь окно. Сказала коротко:
– Уходите.
– Это серьезно?
– Надеюсь, нет, – укоризненно произнесла она, показывая глазами на дверь. – Идите же! Ему нужно отдохнуть.
На ватных от напряжения ногах директор агентства «Перун» – уже, возможно, бывший – покинул кабинет господина Ирбелина. Он не собирался уступать ему девушку, – ни при каких обстоятельствах. Увольнения он не боялся, знал, что работу найдет легко, да и патрон – не какой-нибудь мафиози, вполне респектабельный бизнесмен, который не станет рисковать репутацией и вступать в конфликт с законом из-за смазливой девчушки.
При последней мысли Жоржа обжег стыд – Грёза не заслуживает такой оценки.
– Все угрозы Ирбелина – чистый блеф, – прошептал он, спускаясь по лестнице к выходу из офиса. – Патрон взбеленился и потерял власть над собой. Небось уже жалеет о вырвавшихся у него словах.
Вчерашний вечер, проведенный с Грёзой, перевернул представления Жоржа о женщинах и об отношении к ним. Новая знакомая оказалась молчаливой и застенчивой, она сидела в машине тихо, боясь пошевелиться, и глядела в окно. Он с трудом уговорил ее зайти в кафе.
– Мы же собрались поужинать, – напомнил Глинский, притормаживая у небольшого уютного ресторанчика. – Вы обещали.
– Я в старом свитере, – отнекивалась девушка. – И вообще, мне неловко. Зачем все это? Вы зря потратите деньги.
– Заботитесь о моем кошельке? – развеселился он. – Лучше подумайте, чего бы нам заказать.
