Барыня на эту женитьбу все равно бы согласилась. Она знала, что ни Мишель, ни Николай ее никогда не слушали, и все всегда делали по-своему. Но судьба распорядилась иначе.
Однажды вечером, Мишель, который вроде никуда не собирался идти, вдруг вскакивает, велит экипаж подать, наспех одевается, и уезжает. Даже ужинать не стал. Куда? Зачем?
Утром Елизавета Андреевна спрашивает чаю к себе в спальню, потому что у нее невероятно мигрень разыгралась. Интересуется у горничной, где Мишель, а та и говорит, что молодой барин еще не возвращался.
– Как не возвращался?
Стали ждать. Уж обед, а новостей никаких. Сначала-то не очень волновались. Мужчины Протасовы все отличаются нелегким нравом, могут ночь прогулять, уехать куда-нибудь, никому не сказавшись.
На следующее утро послали Николая разыскивать брата. Целый день его не было. К вечеру, уже в сумерках, вошел он в гостиную – глаза шальные, в лице ни кровинки.
– Умер Мишель, – говорит. И зарыдал.
– Как? Что? Где?! – обычные вопросы.
Принесли Николаю водки. Он и так уже был не совсем трезвый, а тут его и вовсе развезло. Еле добились от него, что тело Мишеля нашли у ограды Донского монастыря, в кустах, с простреленным виском. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Дуэлью это быть никак не могло. Тело бы ни в коем случае не бросили, да и хоть кто-то что-то знал бы. Месть? Ревность? Оставалось только гадать.
Как он оказался у ограды монастыря, зачем? Мишель никогда не ходил туда. Все эти вопросы, как ты сама понимаешь, остались без ответа.
Горе горем, а жить-то надо. Надо думать о детях, завтраках и обедах, о визитах и балах. Постепенно жизнь наладилась.
И тут новая неприятность. Николай проиграл в карты огромную сумму денег. Барин как услышал об этом, у него случился апоплексический удар. Доктора, сиделки, бессонные ночи… О проигрыше на короткое время забыли. Николай где-то пропадал целыми днями, а когда являлся домой, то ходил, чернее тучи, а на ночь брал к себе в комнату графин с водкой и запирался. Похудел, лицо у него стало безумное, глаза горят, небрит, нечесан. Страшно смотреть! Молоденькая горничная ночью несла горячие грелки в комнату больного и столкнулась на лестнице с молодым барином, – крик подняла на весь дом, как будто привидение увидела.
Я, говорит, до смерти перепугалась. Чего это Николай Алексеевич бродят ночью в потемках? И не отзываются?
Обстановка в доме становится все тяжелее. Барыня то и дело плачет и хворает. Барину стало немного лучше, но речь и подвижность к нему так и не возвращаются. Денег нет. Кредиторы покоя не дают. Как будто черное крыло беды закрыло для нас солнце. Будет ли этому конец?..
Прости, дорогая Полина. Я знаю, что у тебя самой тяжело на сердце, но больше мне не с кем поделиться своими переживаниями.
Любящая тебя, Марго».
«Дорогая моя Полина, стоит ли говорить, как я обрадовалась твоему письму и словам поддержки! Я и сама знаю, что нужно быть стойкой к любым невзгодам жизни. Так нас воспитывали, и это правильно.
В очередной раз описываю тебе нашу жизнь и то, что она нам преподносит.
Несколько дней назад две горничных явились к барыне и потребовали расчета. Вообрази себе, дорогая, – они заявили, что по дому бродят привидения, что они до смерти боятся и ни за что не останутся.
Они рассказали, что ночью часто готовят грелки и лекарства для барина, носят наверх по черной лестнице. И несколько раз натыкались там на кого-то, в темноте невидимого.
– Так может, это Николай в потемках бродит? – предположила барыня. – Неспокойный он стал нынче.
– Нет, матушка. Как будто в монашеском одеянии кто-то, и капюшон на лицо надвинут низко. И будто ледяной холод все тело сковывает, так что ни пикнуть, ни с места стронуться.
Все события, происходящие в последнее время, мне очень не нравятся. А теперь еще история с привидениями! Раньше я никогда не приняла бы всерьез подобных вещей. Но сейчас мне кажется, что за всем этим кроется что-то страшное и опасное, существующее не только в воображении слуг...
Как мне хочется поболтать с тобой, дорогая Полина! Может быть, тогда мне стало бы легче.
Любящая тебя, Марго».
«Дорогая Полина, надо ли говорить, как я скучаю по тебе! Как мне тебя не хватает! Как много мне надо тебе рассказать…
Не буду отвлекаться и начну сразу же с главного. Барин выздоравливает, но очень медленно. Знаешь, я так думаю, что хозяину повезло – да-да, не удивляйся. Он не двигается и плохо слышит, благодаря чему все ужасные события проходят мимо него. И это благо, иначе все усилия докторов оказались бы тщетны.
Впрочем, пора сообщить тебе, что я имею в виду.
В прошлом письме я поведала тебе о привидениях, якобы появившихся в нашем доме. Не знаю, что в этой истории правда, но все напуганы. Никто не хочет ходить в подвал. Горничные после долгих уговоров остались. Барыня велела сделать дополнительный запас свеч, чтобы не экономить и всюду зажигать свет. Однако напряжение и страх буквально висят в воздухе.
Моя комната расположена рядом с комнатой Елизаветы Андреевны. Я думала, что барыня давно почивает, но ее дверь оказалась открыта, из проема лился тусклый свет в коридор. Я сделала всего пару шагов, как жуткий крик заставил меня вздрогнуть и застыть на месте. Внизу, в людской раздался шум: по-видимому, крик вызвал переполох среди прислуги. Не ожидая более ни минуты, я бросилась в комнату барыни.
Елизавета Андреевна в атласном капоте и ночном чепце сидела напротив большого зеркала, откинув голову назад и закатив глаза. Я схватила флакончик с нюхательной солью, и попыталась привести ее в чувство. Это оказалось не трудно. Она сделала несколько вдохов, глаза ее приоткрылись, взгляд прояснился.
– Ты, Марго? Слава Богу! – она испуганно осмотрелась. – А где… оно?
– Что с вами, Елизавета Андреевна? Кто кричал?
– Да кто ж это мог кричать, по-твоему? Я, конечно! Ты, душенька, если б его увидела, еще не так завопила! – она перекрестилась, глядя на образа. – Я даже о святом кресте охранительном забыла: у меня весь волос дыбом встал, а руки и ноги отнялись напрочь. Что за напасть, скажи мне, происходит?
Оказалось, когда она ушла из гостиной, чтобы прилечь, то вдруг почувствовала себя как-то тревожно, нехорошо. Стало душно, в груди появилась тупая боль. Пришлось открыть дверь в коридор, чтобы впустить воздуху.
– Вообрази, милочка, села я к столику с лекарствами, только руку-то протянула… а там… оно. Или он… Уж я не знаю, как и говорить-то. Ах, душенька, как я не умерла на месте?!
– Где? Кто? – я никак не могла понять, о чем идет речь.
– Ну… оно, привидение… монах то есть. Прямо в зеркале. Я как глянула… Тут мне и дурно стало. Верно, я закричала, но уже не помня себя от страха. Зеркало-то у меня прямо перед носом. Гляжу – а там он: зыбкий какой-то весь, ужасный, черный…
– Черный?
– Ах, я не знаю, право… Жуткий!
С трудом мне удалось ее успокоить. Пришлось сходить за постелью и лечь у барыни в комнате, на оттоманке . Она ни в какую не желала оставаться одна. Однако уснуть удалось только под утро.
Дорогая Полина, я хочу у тебя спросить совета, как мне себя вести в подобных обстоятельствах? Что ты обо всем этом думаешь? С нетерпением буду ждать ответа.
Твоя Марго».
«Душенька Полина!
Рада приветствовать тебя. Ты совершенно права, когда говоришь, что надобно сохранять спокойствие и выдержку. Однако же посуди сама: возможно ли это? Что за призрак бродит по дому? Может быть, это сам боярин Темный охраняет свои сокровища?
В один из дней мы сидели с барыней у натопленной печки. Она хворает, мерзнет. А тут еще непогода разыгралась. Дело-то движется к осени. В доме сырость.
– Елизавета Андреевна, матушка, пирожков отведать извольте! – кухарка вошла, неся большое блюдо, полное румяных пирожков с повидлом и яблоками.
– А где Николаша? Спроси его, может он тоже покушает?
– Николай Алексеевич с утра встали и в кладовку изволили спуститься. С тех пор все там.
– В кладовку? – барыня несказанно удивилась. – Да зачем же это?
– Мне сие неведомо. Только он там что-то передвигает… Ящики с вином зачем-то от стены отсунул. А у меня там ларь с мукой. Мне тесто ставить – а к муке не подступишься. Я и спроси, что он ищет? Он на меня как закричит! Не твое, мол, дело, старая! А у самого глаза безумные…
С тех пор Николай словно помешался. Днями и ночами пропадал в подвале. Степан, его слуга, вначале помогал, а потом отказался наотрез спускаться в подземелье и караулил снаружи, за дверью.
Однажды я застала Степана в кухне, – он забирал поднос с едой для молодого барина.
– Степан, а что твой хозяин делает в подвале? – спросила я.
– Да свихнулся он, госпожа Марго! – Степан махнул рукой с досады. – Решил отыскать сокровища боярина Темного, чтоб, значит, с долгами расплатиться. Ну, прямо как помешанный стал! То по полу ползает, то стены простукивает. А сколько свеч перевел, не приведи Господь! Никак, его дьявол попутал.
Разговор со Степаном произвел на меня удручающее впечатление. Ночью я долго лежала без сна, слушала, как шумит ливень в саду… Непонятная тоска закралась в мое сердце.
Утром – переполох, гвалт, беготня. Что за оказия? Я наспех оделась, спустилась вниз. В гостиной барыня допрашивала Степана.
– Как ты, негодяй, мог барина одного ночью оставить?!
– Я его не оставлял. Я под дверью сидел, никуда не отходил. А вниз я больше не пойду, хоть убейте! Я и барину говорил, что не надобно… А он только бранился.
– Так ты не отходил от двери?
Елизавета Андреевна была вне себя от беспокойства, в руках она судорожно комкала кружевной платочек.
– Нет, вот вам крест!
Степан крестился и божился, что неотлучно находился при барине, только за дверью. А утром-де хотел барина кликнуть, а тут кухарка Порфирьевна ковыляет, ветчины, говорит, надобно к завтраку отрезать.
– Ну, я ей и поручил, чтоб она, значит, Николаю Алексеевичу доложила, что день белый уже, пора выходить.
– Идол бестолковый! – возмутилась кухарка, которая стояла тут же, призванная барыней для разбора дела. – Поручение он мне дал, черт вихрастый!
– Погоди, Порфирьевна, – вмешалась Елизавета Андреевна. – Ты спускалась за ветчиной?
– А как же, матушка! Вестимо, спускалась. Только молодого барина там не оказалось. Свечные огарки повсюду, темнотища. Я-то свою свечу запалила, гляжу – перевернуто все вверх ногами… а барина нет. Я звать, кричать!.. Никто не отзывается. Только у самой стены – золотой портсигар барина. Вот энтот самый.
Кухарка показала на лежащий на столе портсигар, подаренный Николаю Мишелем. Он этой вещью очень дорожил. А после смерти брата и вовсе не расставался, носил всегда при себе. Немыслимо, чтобы он бросил портсигар на полу в подвале. Правда, тот мог вывалиться из кармана…
Все молча смотрели на портсигар, не зная, что сказать. Елизавета Андреевна вдруг заплакала.
Прошло уже три дня, дорогая Полина, а о Николае ни слуху, ни духу. Как будто он испарился. По городу пошли слухи, что все это специально подстроено Протасовыми с целью избежать уплаты долга. Мы, дескать, его покрываем. Ведь это позор! Карточный долг – дело чести. Люди стреляются из-за этого. А Николай сбежал.
Барыня еще надеется, что произойдет чудо и ее старший сын вернется. Все образуется, все объяснится. Но, знаешь ли, душа моя, я почему-то думаю, что мы Николая больше не увидим, и никогда не узнаем, что с ним случилось.
Дверь в злополучный подвал велели заколотить, а продукты хранить во флигеле, на льду. Комнату Николая тоже закрыли, ничего там не трогая. Чем закончится эта история, как ты думаешь? Пиши мне, дорогая Полина.
Любящая тебя, Марго».
Евгений так и не сказал Валерии о билетах и поездке, – не решился. Вдруг, она откажется? Он не был уверен в ее согласии и не стал рисковать. До отъезда оставалось еще пару дней. Евгений хотел доделать все дела, рассчитаться с клиентами, чтобы ни о чем не думать, просто отдыхать, любоваться морем и прекрасными видами Крыма. В обществе Валерии все это будет вдвойне восхитительным.
Последняя покупка, которую он сделал, – рубин в виде серьги, – заворожила его. Он никогда не видел такого камня. На него хотелось смотреть часами. Поздним вечером Евгений доставал рубин и рассматривал его. Камень словно дышал, – внутри него медленно зарождался огонь, который пульсировал и переливался, то распространяясь до самых краев, то сосредотачиваясь в середине нестерпимо горящей точкой. Вокруг рубина появлялось мягкое и теплое сияние. Если бы Евгений не знал, какими свойствами обладают драгоценные камни, он бы утверждал, что рубиновое сияние согревает.
Ювелир давно нашел покупателя, готового заплатить вдвое больше, чем выложил за камень он сам, но все никак не решался расстаться с рубином. А что, если показать камень Валерии? Она будет в восторге!
Так он и сделал. Утром, подвозя ее на работу, он сказал, что хочет кое-что показать ей. Рубин лежал в овальной кожаной коробочке, выложенной изнутри черным бархатом, как светящаяся кровавая слеза.
– Что ты об этом скажешь?
Валерия заметила только слабые розовые искорки, и ничего больше. Голова закружилась, к горлу подступила тяжелая судорога, остановившая дыхание, глаза закрылись, и она потеряла сознание. Евгений опешил. Такого он никак не ожидал.
Он открыл с обеих сторон окна, впуская прохладный утренний воздух.
– Валерия! – он легонько потряс ее за плечо. – Подожди секундочку, сейчас я помогу тебе!
Ему все еще не удавалось взять себя в руки. Кажется, в аптечке должен быть нашатырный спирт?
Ситуация развивалась стремительно. В тот же момент Евгений заметил, – странно, что он вообще обратил на это внимание, – как мимо них медленно скользит ярко-красный автомобиль, который на секунду притормозил, и лицо водителя, обращенное на кожаную коробочку с камнем, приблизилось почти вплотную к открытому с левой стороны окну. Евгений очень медленно, как во сне, повернул голову и встретился с неприятно-светлыми прозрачными глазами. Казалось, они были без зрачков. Но разве такое бывает? Что за лицо? Непрерывно меняющееся, бледное, с мелкими неопределенными чертами…
Несколько секунд, и красный автомобиль, рванув с места, исчез за поворотом.
Евгений, наконец, перевел взгляд на Валерию. О, счастье – она порозовела и дышала ровнее и глубже! Он налил в пластиковый стаканчик воды и попытался заставить ее сделать глоток.
– Пей же, дорогая. Как ты меня напугала! – от радости он забыл о красном автомобиле и его назойливо-любопытном водителе.
Женщина медленно приходила в себя. Свежий воздух и глоток воды вернули румянец на ее лицо. Она вздохнула и приоткрыла глаза, яркие губы чуть скривились. Внезапно возникшая боль в груди неохотно ослабляла свою хватку.
– Тебе лучше?
– Кажется… Извини. Я очень устала…
Ее глаза потеряли обычный блеск, лицо осунулось. Евгений догадался, что вряд ли она хорошо помнит, что он ей показывал. Разве что смутно… Во всяком случае, Валерия ни о чем не спросила, а он не стал напоминать.
– Так больше нельзя, – мягко сказал он, пряча коробочку в карман. – Ты переутомляешься. Тебе необходимо отдохнуть. Да и мне тоже не помешает.
Он все еще ощущал легкую дрожь в теле.
– Да. Я возьму отпуск на несколько дней. Отосплюсь…
– Это не то. Просто нужно сменить обстановку.
Однажды вечером, Мишель, который вроде никуда не собирался идти, вдруг вскакивает, велит экипаж подать, наспех одевается, и уезжает. Даже ужинать не стал. Куда? Зачем?
Утром Елизавета Андреевна спрашивает чаю к себе в спальню, потому что у нее невероятно мигрень разыгралась. Интересуется у горничной, где Мишель, а та и говорит, что молодой барин еще не возвращался.
– Как не возвращался?
Стали ждать. Уж обед, а новостей никаких. Сначала-то не очень волновались. Мужчины Протасовы все отличаются нелегким нравом, могут ночь прогулять, уехать куда-нибудь, никому не сказавшись.
На следующее утро послали Николая разыскивать брата. Целый день его не было. К вечеру, уже в сумерках, вошел он в гостиную – глаза шальные, в лице ни кровинки.
– Умер Мишель, – говорит. И зарыдал.
– Как? Что? Где?! – обычные вопросы.
Принесли Николаю водки. Он и так уже был не совсем трезвый, а тут его и вовсе развезло. Еле добились от него, что тело Мишеля нашли у ограды Донского монастыря, в кустах, с простреленным виском. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Дуэлью это быть никак не могло. Тело бы ни в коем случае не бросили, да и хоть кто-то что-то знал бы. Месть? Ревность? Оставалось только гадать.
Как он оказался у ограды монастыря, зачем? Мишель никогда не ходил туда. Все эти вопросы, как ты сама понимаешь, остались без ответа.
Горе горем, а жить-то надо. Надо думать о детях, завтраках и обедах, о визитах и балах. Постепенно жизнь наладилась.
И тут новая неприятность. Николай проиграл в карты огромную сумму денег. Барин как услышал об этом, у него случился апоплексический удар. Доктора, сиделки, бессонные ночи… О проигрыше на короткое время забыли. Николай где-то пропадал целыми днями, а когда являлся домой, то ходил, чернее тучи, а на ночь брал к себе в комнату графин с водкой и запирался. Похудел, лицо у него стало безумное, глаза горят, небрит, нечесан. Страшно смотреть! Молоденькая горничная ночью несла горячие грелки в комнату больного и столкнулась на лестнице с молодым барином, – крик подняла на весь дом, как будто привидение увидела.
Я, говорит, до смерти перепугалась. Чего это Николай Алексеевич бродят ночью в потемках? И не отзываются?
Обстановка в доме становится все тяжелее. Барыня то и дело плачет и хворает. Барину стало немного лучше, но речь и подвижность к нему так и не возвращаются. Денег нет. Кредиторы покоя не дают. Как будто черное крыло беды закрыло для нас солнце. Будет ли этому конец?..
Прости, дорогая Полина. Я знаю, что у тебя самой тяжело на сердце, но больше мне не с кем поделиться своими переживаниями.
Любящая тебя, Марго».
«Дорогая моя Полина, стоит ли говорить, как я обрадовалась твоему письму и словам поддержки! Я и сама знаю, что нужно быть стойкой к любым невзгодам жизни. Так нас воспитывали, и это правильно.
В очередной раз описываю тебе нашу жизнь и то, что она нам преподносит.
Несколько дней назад две горничных явились к барыне и потребовали расчета. Вообрази себе, дорогая, – они заявили, что по дому бродят привидения, что они до смерти боятся и ни за что не останутся.
Они рассказали, что ночью часто готовят грелки и лекарства для барина, носят наверх по черной лестнице. И несколько раз натыкались там на кого-то, в темноте невидимого.
– Так может, это Николай в потемках бродит? – предположила барыня. – Неспокойный он стал нынче.
– Нет, матушка. Как будто в монашеском одеянии кто-то, и капюшон на лицо надвинут низко. И будто ледяной холод все тело сковывает, так что ни пикнуть, ни с места стронуться.
Все события, происходящие в последнее время, мне очень не нравятся. А теперь еще история с привидениями! Раньше я никогда не приняла бы всерьез подобных вещей. Но сейчас мне кажется, что за всем этим кроется что-то страшное и опасное, существующее не только в воображении слуг...
Как мне хочется поболтать с тобой, дорогая Полина! Может быть, тогда мне стало бы легче.
Любящая тебя, Марго».
«Дорогая Полина, надо ли говорить, как я скучаю по тебе! Как мне тебя не хватает! Как много мне надо тебе рассказать…
Не буду отвлекаться и начну сразу же с главного. Барин выздоравливает, но очень медленно. Знаешь, я так думаю, что хозяину повезло – да-да, не удивляйся. Он не двигается и плохо слышит, благодаря чему все ужасные события проходят мимо него. И это благо, иначе все усилия докторов оказались бы тщетны.
Впрочем, пора сообщить тебе, что я имею в виду.
В прошлом письме я поведала тебе о привидениях, якобы появившихся в нашем доме. Не знаю, что в этой истории правда, но все напуганы. Никто не хочет ходить в подвал. Горничные после долгих уговоров остались. Барыня велела сделать дополнительный запас свеч, чтобы не экономить и всюду зажигать свет. Однако напряжение и страх буквально висят в воздухе.
Моя комната расположена рядом с комнатой Елизаветы Андреевны. Я думала, что барыня давно почивает, но ее дверь оказалась открыта, из проема лился тусклый свет в коридор. Я сделала всего пару шагов, как жуткий крик заставил меня вздрогнуть и застыть на месте. Внизу, в людской раздался шум: по-видимому, крик вызвал переполох среди прислуги. Не ожидая более ни минуты, я бросилась в комнату барыни.
Елизавета Андреевна в атласном капоте и ночном чепце сидела напротив большого зеркала, откинув голову назад и закатив глаза. Я схватила флакончик с нюхательной солью, и попыталась привести ее в чувство. Это оказалось не трудно. Она сделала несколько вдохов, глаза ее приоткрылись, взгляд прояснился.
– Ты, Марго? Слава Богу! – она испуганно осмотрелась. – А где… оно?
– Что с вами, Елизавета Андреевна? Кто кричал?
– Да кто ж это мог кричать, по-твоему? Я, конечно! Ты, душенька, если б его увидела, еще не так завопила! – она перекрестилась, глядя на образа. – Я даже о святом кресте охранительном забыла: у меня весь волос дыбом встал, а руки и ноги отнялись напрочь. Что за напасть, скажи мне, происходит?
Оказалось, когда она ушла из гостиной, чтобы прилечь, то вдруг почувствовала себя как-то тревожно, нехорошо. Стало душно, в груди появилась тупая боль. Пришлось открыть дверь в коридор, чтобы впустить воздуху.
– Вообрази, милочка, села я к столику с лекарствами, только руку-то протянула… а там… оно. Или он… Уж я не знаю, как и говорить-то. Ах, душенька, как я не умерла на месте?!
– Где? Кто? – я никак не могла понять, о чем идет речь.
– Ну… оно, привидение… монах то есть. Прямо в зеркале. Я как глянула… Тут мне и дурно стало. Верно, я закричала, но уже не помня себя от страха. Зеркало-то у меня прямо перед носом. Гляжу – а там он: зыбкий какой-то весь, ужасный, черный…
– Черный?
– Ах, я не знаю, право… Жуткий!
С трудом мне удалось ее успокоить. Пришлось сходить за постелью и лечь у барыни в комнате, на оттоманке . Она ни в какую не желала оставаться одна. Однако уснуть удалось только под утро.
Дорогая Полина, я хочу у тебя спросить совета, как мне себя вести в подобных обстоятельствах? Что ты обо всем этом думаешь? С нетерпением буду ждать ответа.
Твоя Марго».
«Душенька Полина!
Рада приветствовать тебя. Ты совершенно права, когда говоришь, что надобно сохранять спокойствие и выдержку. Однако же посуди сама: возможно ли это? Что за призрак бродит по дому? Может быть, это сам боярин Темный охраняет свои сокровища?
В один из дней мы сидели с барыней у натопленной печки. Она хворает, мерзнет. А тут еще непогода разыгралась. Дело-то движется к осени. В доме сырость.
– Елизавета Андреевна, матушка, пирожков отведать извольте! – кухарка вошла, неся большое блюдо, полное румяных пирожков с повидлом и яблоками.
– А где Николаша? Спроси его, может он тоже покушает?
– Николай Алексеевич с утра встали и в кладовку изволили спуститься. С тех пор все там.
– В кладовку? – барыня несказанно удивилась. – Да зачем же это?
– Мне сие неведомо. Только он там что-то передвигает… Ящики с вином зачем-то от стены отсунул. А у меня там ларь с мукой. Мне тесто ставить – а к муке не подступишься. Я и спроси, что он ищет? Он на меня как закричит! Не твое, мол, дело, старая! А у самого глаза безумные…
С тех пор Николай словно помешался. Днями и ночами пропадал в подвале. Степан, его слуга, вначале помогал, а потом отказался наотрез спускаться в подземелье и караулил снаружи, за дверью.
Однажды я застала Степана в кухне, – он забирал поднос с едой для молодого барина.
– Степан, а что твой хозяин делает в подвале? – спросила я.
– Да свихнулся он, госпожа Марго! – Степан махнул рукой с досады. – Решил отыскать сокровища боярина Темного, чтоб, значит, с долгами расплатиться. Ну, прямо как помешанный стал! То по полу ползает, то стены простукивает. А сколько свеч перевел, не приведи Господь! Никак, его дьявол попутал.
Разговор со Степаном произвел на меня удручающее впечатление. Ночью я долго лежала без сна, слушала, как шумит ливень в саду… Непонятная тоска закралась в мое сердце.
Утром – переполох, гвалт, беготня. Что за оказия? Я наспех оделась, спустилась вниз. В гостиной барыня допрашивала Степана.
– Как ты, негодяй, мог барина одного ночью оставить?!
– Я его не оставлял. Я под дверью сидел, никуда не отходил. А вниз я больше не пойду, хоть убейте! Я и барину говорил, что не надобно… А он только бранился.
– Так ты не отходил от двери?
Елизавета Андреевна была вне себя от беспокойства, в руках она судорожно комкала кружевной платочек.
– Нет, вот вам крест!
Степан крестился и божился, что неотлучно находился при барине, только за дверью. А утром-де хотел барина кликнуть, а тут кухарка Порфирьевна ковыляет, ветчины, говорит, надобно к завтраку отрезать.
– Ну, я ей и поручил, чтоб она, значит, Николаю Алексеевичу доложила, что день белый уже, пора выходить.
– Идол бестолковый! – возмутилась кухарка, которая стояла тут же, призванная барыней для разбора дела. – Поручение он мне дал, черт вихрастый!
– Погоди, Порфирьевна, – вмешалась Елизавета Андреевна. – Ты спускалась за ветчиной?
– А как же, матушка! Вестимо, спускалась. Только молодого барина там не оказалось. Свечные огарки повсюду, темнотища. Я-то свою свечу запалила, гляжу – перевернуто все вверх ногами… а барина нет. Я звать, кричать!.. Никто не отзывается. Только у самой стены – золотой портсигар барина. Вот энтот самый.
Кухарка показала на лежащий на столе портсигар, подаренный Николаю Мишелем. Он этой вещью очень дорожил. А после смерти брата и вовсе не расставался, носил всегда при себе. Немыслимо, чтобы он бросил портсигар на полу в подвале. Правда, тот мог вывалиться из кармана…
Все молча смотрели на портсигар, не зная, что сказать. Елизавета Андреевна вдруг заплакала.
Прошло уже три дня, дорогая Полина, а о Николае ни слуху, ни духу. Как будто он испарился. По городу пошли слухи, что все это специально подстроено Протасовыми с целью избежать уплаты долга. Мы, дескать, его покрываем. Ведь это позор! Карточный долг – дело чести. Люди стреляются из-за этого. А Николай сбежал.
Барыня еще надеется, что произойдет чудо и ее старший сын вернется. Все образуется, все объяснится. Но, знаешь ли, душа моя, я почему-то думаю, что мы Николая больше не увидим, и никогда не узнаем, что с ним случилось.
Дверь в злополучный подвал велели заколотить, а продукты хранить во флигеле, на льду. Комнату Николая тоже закрыли, ничего там не трогая. Чем закончится эта история, как ты думаешь? Пиши мне, дорогая Полина.
Любящая тебя, Марго».
ГЛАВА 11
Евгений так и не сказал Валерии о билетах и поездке, – не решился. Вдруг, она откажется? Он не был уверен в ее согласии и не стал рисковать. До отъезда оставалось еще пару дней. Евгений хотел доделать все дела, рассчитаться с клиентами, чтобы ни о чем не думать, просто отдыхать, любоваться морем и прекрасными видами Крыма. В обществе Валерии все это будет вдвойне восхитительным.
Последняя покупка, которую он сделал, – рубин в виде серьги, – заворожила его. Он никогда не видел такого камня. На него хотелось смотреть часами. Поздним вечером Евгений доставал рубин и рассматривал его. Камень словно дышал, – внутри него медленно зарождался огонь, который пульсировал и переливался, то распространяясь до самых краев, то сосредотачиваясь в середине нестерпимо горящей точкой. Вокруг рубина появлялось мягкое и теплое сияние. Если бы Евгений не знал, какими свойствами обладают драгоценные камни, он бы утверждал, что рубиновое сияние согревает.
Ювелир давно нашел покупателя, готового заплатить вдвое больше, чем выложил за камень он сам, но все никак не решался расстаться с рубином. А что, если показать камень Валерии? Она будет в восторге!
Так он и сделал. Утром, подвозя ее на работу, он сказал, что хочет кое-что показать ей. Рубин лежал в овальной кожаной коробочке, выложенной изнутри черным бархатом, как светящаяся кровавая слеза.
– Что ты об этом скажешь?
Валерия заметила только слабые розовые искорки, и ничего больше. Голова закружилась, к горлу подступила тяжелая судорога, остановившая дыхание, глаза закрылись, и она потеряла сознание. Евгений опешил. Такого он никак не ожидал.
Он открыл с обеих сторон окна, впуская прохладный утренний воздух.
– Валерия! – он легонько потряс ее за плечо. – Подожди секундочку, сейчас я помогу тебе!
Ему все еще не удавалось взять себя в руки. Кажется, в аптечке должен быть нашатырный спирт?
Ситуация развивалась стремительно. В тот же момент Евгений заметил, – странно, что он вообще обратил на это внимание, – как мимо них медленно скользит ярко-красный автомобиль, который на секунду притормозил, и лицо водителя, обращенное на кожаную коробочку с камнем, приблизилось почти вплотную к открытому с левой стороны окну. Евгений очень медленно, как во сне, повернул голову и встретился с неприятно-светлыми прозрачными глазами. Казалось, они были без зрачков. Но разве такое бывает? Что за лицо? Непрерывно меняющееся, бледное, с мелкими неопределенными чертами…
Несколько секунд, и красный автомобиль, рванув с места, исчез за поворотом.
Евгений, наконец, перевел взгляд на Валерию. О, счастье – она порозовела и дышала ровнее и глубже! Он налил в пластиковый стаканчик воды и попытался заставить ее сделать глоток.
– Пей же, дорогая. Как ты меня напугала! – от радости он забыл о красном автомобиле и его назойливо-любопытном водителе.
Женщина медленно приходила в себя. Свежий воздух и глоток воды вернули румянец на ее лицо. Она вздохнула и приоткрыла глаза, яркие губы чуть скривились. Внезапно возникшая боль в груди неохотно ослабляла свою хватку.
– Тебе лучше?
– Кажется… Извини. Я очень устала…
Ее глаза потеряли обычный блеск, лицо осунулось. Евгений догадался, что вряд ли она хорошо помнит, что он ей показывал. Разве что смутно… Во всяком случае, Валерия ни о чем не спросила, а он не стал напоминать.
– Так больше нельзя, – мягко сказал он, пряча коробочку в карман. – Ты переутомляешься. Тебе необходимо отдохнуть. Да и мне тоже не помешает.
Он все еще ощущал легкую дрожь в теле.
– Да. Я возьму отпуск на несколько дней. Отосплюсь…
– Это не то. Просто нужно сменить обстановку.
