Алена сидела, сгорбившись, не переставая плакать. Слезы градом катились из глаз. Богдан молча курил. Он подкрутил фитилек лампы, и света стало меньше. Тело Лиды терялось в полумраке, и могло показаться, что все происшедшее, – страшный сон. Стоит проснуться, и все окажется по-прежнему.
– Надо бы переложить твою сестричку на сундук. Что ж мы ее на полу оставили? Нехорошо это.
– Не трогай ничего, – встрепенулась Алена. – Сергей вернется, тогда и решим. Кстати, где он так долго? Надо торопиться! Не ровен час, Марфа заявится.
– Поздно уже. Она в деревне заночует.
– А если нет?
Богдан взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Действительно, выходило, что Горского нет уже минут двадцать. Многовато.
– Бери лампу, пойдем искать его.
– Я боюсь! – Алена вцепилась в его рукав. – Там темно. Где Сергей? Куда он мог деться?
– Может, заблудился. Лес вокруг…
– Что ему в лесу делать? Он бы чащу не пошел.
– Пошел, не пошел… Какая разница? Нужно посмотреть, что случилось. Одевайся!
Богдан подал ей куртку. Алена отпрянула, замахала руками.
– Нет, я ни за что не пойду! Я боюсь!
– Ладно, тогда подожди меня здесь, я быстро.
Оставаться одной в доме рядом с трупом? Такое Алене не снилось даже в самых кошмарных снах! Ее зубы громко стучали.
– Н-нет! – она не отпускала Богдана.
– Надо пойти посмотреть, – он взял со стола лампу. – Успокойся. Я же с тобой.
Во дворе было тихо. Казалось, деревья, дом, хозяйственные постройки, – все застыло в немом оцепенении.
Богдан хотел позвать Горского, но в последний момент передумал. Не стоит привлекать к себе внимание: неизвестно, кто и с какими целями бродит вокруг дома. Он чувствовал дрожь Алены, которая крепко прижималась к нему, и был счастлив, вопреки всему на свете.
– Смотри… что это светится? – она показала рукой в сторону навеса. – Как будто цветет папоротник! Но в такую пору…
– Какой папоротник? – Богдан чуть не прыснул со смеху. Обостренные нервы, близость любимой женщины придавали каждому мгновению неповторимую прелесть. – Это, кажется, фонарь, который я дал Сергею.
Алене захотелось обратно в дом. Но там, в темноте, наполненной слабым запахом лилий, лежала мертвая Лида…
– Не ходи туда!
– Подожди… – он двинулся к навесу, преодолевая сопротивление повисшей на его плече девушки. – Надо же посмотреть, что случилось. Постой тут.
– Нет! Я с тобой!
Они медленно подошли к настилу.
«Неужели еще два трупа?» – подумал Богдан, увидев тело Сергея рядом с другим телом, по виду женским. Он наклонился.
Алена сжала зубы, чтобы не закричать.
– Подержи, – передав ей лампу, Богдан поднял лежащий в траве фонарик, посветил. – Он живой! Дышит! Эй… Серега…
Богдан похлопал Горского по щеке, и тот приоткрыл мутные больные глаза, простонал:
– Голова…
– У него на голове шишка, – сообщил Богдан, повернувшись к Алене. – Наверное, ударился о край настила, когда падал. Да не реви ты так, жив твой супруг! Помоги ему подняться. Я посмотрю, кто там еще лежит…
Другое тело принадлежало древней, усохшей донельзя старухе, похожей на желтую сморщенную мумию. Ее одежда казалась не по размеру большой и лежала кучей тряпья, покрывая тщедушное тельце. Бабка оказалась мертва.
– Алена! – позвал он. – Подойди сюда!
Алена нехотя приблизилась, боясь взглянуть на тело.
– Кто это?
– Не знаю. А она… он… живой?
– Это старуха мертвая. Да нагнись же, не бойся! Не укусит она тебя!
Богдан увидел, что Сергей уже встал, потирая голову. Казалось, он плохо соображал, где он и что произошло.
– Ну, узнаешь? – Богдан направил луч фонаря в лицо мертвой бабки.
Дрожа от страха, Алена присела на корточки. Желтое сморщенное лицо было удивительно знакомым. В то же время Алена никогда раньше его не видела.
– Ка-кажется… нет… хотя…
– Что?
– Да нет, не может быть! – Алена немного успокоилась.
Мертвая бабка была очень высохшая, кожа и кости. Из-под полуоткрытых век неприятно поблескивали в свете фонарика закатившиеся глаза. Девушка поставила лампу на землю и пригляделась внимательнее.
– Чего не может быть? Говори!
– На бабушку мою похожа… на прабабушку то есть, – пробормотала Алена. – Марфу!
– Ты что, бабушку свою узнать не можешь? Она это или не она?
Алена подняла на Богдана опухшее от слез лицо, на котором застыло немое удивление.
– Марфа крепкая была, молодая… а это, – она кивком показала на покойницу, – древняя старуха. Лет под сто…
– Как это, молодая? Ты же говоришь, прабабушка?
– Да… Но ты не понимаешь! – тут Алене в голову пришла мудрая мысль. – Вытащи ее руку!
– Зачем?
– У бабы Марфы на левой руке золотое колечко должно быть, тоненькое такое, с зеленым камешком.
Богдан добрался до старухиной руки, погребенной под ворохом тряпья.
– Видишь? – прошептала Алена. – Даже одежда как будто не ее, а на пять размеров больше. Ну, что, есть колечко?
На безымянном пальце мертвой руки отчетливо выделялся след от кольца, которое носили много лет, не снимая. Но самого колечка не было…
ГЛАВА 10
Никита любил подмосковную осень, желто-красную, с лазурным небом по утрам, холодным солнцем и прозрачным звенящим воздухом, с запахом хвои и рябиновых ягод, с особенной гулкой тишиной, предвещающей первый полет крупного невесомого снега…
В такие дни он разводил во дворе костер и долго любовался игрой огня. Он всегда делал это в одиночестве, а нынешняя осень оказалась необычной. Впервые Никита разделял ее с женщиной [1]
Закрыть
. Подробнее читайте об этом во второй книге четырехтомника Н. Солнцевой «К чему снится кровь»
Наступили самые прекрасные дни в его жизни, полные волнения и подъема, нетерпеливых и сладостных ожиданий.
– Люблю запах костра… Чем-то он мне напоминает Бунина, или чеховский «Вишневый сад».
– Почему именно «Вишневый сад»?
– Не знаю…– Валерия задумалась. – Наверное, потому, что в бабушкином саду осенью всегда пахло дымом вишневых поленьев. У нас вдоль забора росли огромные старые вишни, много веток приходилось обрезать, потом их сжигали в костре…
– Скучаешь по саду своего детства?
– Нет, – легко ответила Валерия. И это было правдой. Она вспоминала дни своей юности без тоски и желания вернуться туда, снова стать беззаботной. – Я скучаю по работе. Мне пришлось уволиться.
Валерия жила в Москве, преподавала английский в университете. Но основной ее заработок составляли переводы. Здесь, у Никиты, где она чувствовала себя в безопасности после ужасных событий, перевернувших всю ее налаженную жизнь, она предавалась отдыху и лени, чего раньше не позволяла себе.
У нее был грустный и сложный роман с Женей Ковалевским, известным и преуспевающим ювелиром. Евгения убили. Валерия заболела от горя. Она все еще немного кашляла с тех пор.
В дом Никиты ее привез незнакомый человек, спасший ей жизнь. Убийцы Жени теперь охотились за ней, а она даже не знала, почему. Возможно, разгадка крылась в серьге с рубином старинной работы, которую ювелир показывал ей перед смертью. Рубин был действительно необычный – огромный, гладкий, светящийся изнутри то алым, то густо-малиновым, то кроваво-бордовым огнем. Камень не то чтобы блестел или сверкал – он жил своей собственной таинственной и магической жизнью, проникая в самое сердце каждого, кто смотрел на него.
Валерия закрыла глаза и вздохнула.
– Хочешь печеных яблок? – предложил Никита. – Завернем их в фольгу и положим в угли. Поможешь мне?
Никита был инвалидом с детства и передвигался в коляске. Впрочем, с некоторых пор она была нужна ему все реже и реже. Этот высокий, красивый, прекрасно сложенный мужчина вовсе не выглядел немощным. Он уже мог ходить самостоятельно, но быстро уставал. Натренировать свое тело так, чтобы быть как все здоровые люди, и даже превзойти их, – вот что составляло мечту Никиты. Изнурительные тренировки, которые он придумал для себя, и непоколебимая уверенность в том, что он встанет на ноги, сделали свое дело. Появление Валерии придало ему новых сил, – она служила для Никиты источником вдохновения.
«Ты моя муза, – повторял он. – С тобой я обрел второе дыхание…»
Она смущалась. Отношения с Ковалевским оставили в ее душе шрам, который давал о себе знать. Пылкие признания и льстивые комплименты напоминали ей о недавнем прошлом. А трагическая развязка любовного фарса вызывала болезненные ассоциации. Валерия невольно сравнивала Никиту с Евгением не в пользу последнего. Но даже отличая искренность от фальши, она не могла избавиться от настороженности и страха.
– Ты попросту боишься быть счастливой, – заметил Никита.
– Давай лучше прогуляемся…
Валерия помогла ему встать, и они не спеша пошли вглубь заросшего старыми яблонями сада. Листья почти все облетели. Воробьи и синицы клевали рябину.
Годами прикованный к инвалидному креслу, Никита мог путешествовать разве что в воображении. Он научился мысленно проникать в самые потаенные и недоступные уголки земли, преодолевать завесу времени. Для этих виртуальных странствий он изобрел особый способ, который трудно объяснить, но которым легко пользоваться.
Ему захотелось, чтобы Валерия была рядом с ним во время этих мысленных путешествий, и он предложил ей попробовать. Она схватывала все на лету, оценила развлечение, открыла собственные лабиринты подсознания, куда то и дело сворачивала, переживая потрясающие открытия и рассказывая о них.
Постепенно Никита почувствовал, что он запросто может следовать за ее видениями и ощущать все то же, что и Валерия. Словно глядя на экран и следя за событиями захватывающего фильма, незаметно сам становишься его участником.
Валерия поведала Никите свои «индийские сны», которые видела до знакомства с ним, и это так увлекло ее, что продолжение истории развернулось перед ее внутренним взором во всем великолепии и смертельной истоме…
Белый дворец, цветок жасмина в изумруде садов, невесомый и изящный, словно парил в воздухе, как лепесток на крыльях ветра. Кружева колонн обрамляли огромные окна, через которые лилась густая синева неба, солнце горело на занавесях из золотой парчи, в широких сосудах курились благовония…
Сабхидари, возлюбленная всесильного правителя, великого раджи Бгарати, таяла, и никто не мог ей помочь: ни целители, ни мудрецы, ни заморские маги. Недуг Сабхидари продолжал развиваться, отнимая у нее красоту и радость жизни.
Роскошные пурпурные ткани, устилавшие ее ложе, только оттеняли бледность и худобу прекрасного лица, на котором оставались одни глаза, черные и бездонные. В их глубине крылась тоска. Тяжелые браслеты соскальзывали с исхудавших рук, шелк одежды спадал складками, частые слезы проделывали дорожки на крашеных румянами щеках.
Служанки обрывали лепестки белых роз, усыпая ими мраморный пол. На маленьком столике у изголовья больной красавицы теснились ларцы с редкостными украшениями, тарелки со сладостями и фруктами, изысканные статуэтки, золотые и костяные гребни, драгоценные четки… Ничто не радовало госпожу, ничто не привлекало ее потухшего взора.
Девушки испуганно разбежались при виде входящего раджи.
– О, Великий, – забормотала самая старшая, – я не знаю, что делать! Сабхидари словно уходит от нас – и только ее измученное тело призывает слезами покидающий его дух!
– Оставь нас, – голос правителя был спокоен.
Раджа полностью владел собой. Негоже ему выказывать свою слабость в присутствии слуг.
В дверях появились несколько брахманов.
– Сабхидари больше не может сделать ни одного глотка своим опухшим горлом, – сообщил им правитель. – Ароматные фрукты и напитки остаются нетронутыми. Все это ей готовы подать при первом же легком знаке, но еда для нее теперь так же невозможна, как и жизнь. Ее одежда, нежнейшая, как пух фламинго, ранит ее горячее тело, вызывает ледяной озноб и отвратительную дрожь. Она измучена. Тоска ее длится и длится. Сабхидари больше не хочет ничего помнить: ни радостей, ни солнца в небе, ни ненависти, ни любви. Она не хочет смотреть на этот мир, и смотрит только внутрь себя, туда, куда я не могу проникнуть за нею…
Слезы на глазах грозного владыки – небывалое зрелище. Брахманы с трудом заставили себя не отводить взгляды. Раджа подавил готовый вырваться тяжелый вздох и продолжал:
– Учитель! – обратился он к одному из брахманов. – Есть ли какое-то средство? Ведь она так молода!
Человек, к которому обратился правитель, молчал.
– Что ж, твоя мудрость не знает ответа? Говори. Я хочу знать правду, какой бы она ни была.
– Сабхидари умирает по собственной воле, – медленно и едва слышно произнес брахман. – Она сама так решила. Всему виной отчаяние и протест – слабое место любого человека. Колесо Судьбы вращается в безмолвии…
– Я не понимаю…
– Она сама причиняет себе эту боль.
– Но почему?
– Я не знаю. Нет никого, кто ответил бы тебе, Владыка. Ты сам можешь повторить то, что совершил твой отец, великий воин Двапар…
– Неужели неумолимая карма тяготеет над нами? Моя мать умерла, производя меня на свет. А затем и мой отец последовал за нею. Что послужило причиной?
– Царя Двапара нашли мертвым на ложе вместе с девушкой, которую подарил ему побежденный правитель соседнего княжества. Оба в крови, слившиеся в последнем объятии…Отчаяние и протест – все те же палачи невежественных смертных. Девушка была ядовита, как тысяча кобр.
– Разве такое возможно?.. – ужаснулся Бгарати.
– Под этим небом многое возможно. Твой отец узнал, что любовь красавицы несет ему смерть, и не смирился с этим, – брахман задумался. – С тобой, пожалуй, этого не случится. Любовь убивает слабых, а сильных делает еще сильнее. У вас с Сабхидари разные дороги. Она любит кого-то больше, чем тебя. Это давнее, старое, как звезды, обещание, данное другому. Она будет искать его, пока не найдет. Колесо Судьбы вращается… и Любовь вплетает сияющие золотые нити в покрывало вечности. Это и есть неизлечимая болезнь Сабхидари. Пусть ваше прощание будет памятным! Сделай ей подарок…
– Но… – раджа обескуражено смотрел на Учителя, не в силах взять себя в руки. Наконец, ему удалось справиться со своим волнением. Его сердце разрывалось от горя. – Нет ничего такого, чего бы я уже не дарил Сабхидари!
– Преподнеси ей вот эти серьги из падмарага [2]
Закрыть
… Вложи их в руку умирающей и знай, что ты сделал лучший из земных даров! Отпусти ее с миром.древнее название рубина
…Давно затихли в коридоре дворца удаляющиеся шаги брахманов, а молодой царь все еще сидел в оцепенении у ложа прекрасной Сабхидари. Камни, которые вручил ему Учитель, жгли ладонь.
Правитель говорил сам с собой. Он не произносил слова вслух, – они звучали в его измученной душе, словно молитва в тиши храма, где всемогущие Боги вершат свою волю…
– Ты страдаешь, но я страдаю сильней от мук ревности… Боги рассудили, что ты слишком нежна, слишком беззащитна для земной жизни. Возможно, это кара. Я недостаточно заботился о тебе. И вот Боги забирают свой дар у того, кто не умел ценить его! Ты будешь очарована их вечной юностью и неувядающей красотой, они навеки привлекут твое сердце и ум мудростью, безграничной любовью, неиссякаемым весельем – и ты станешь их вечной спутницей. Ты будешь неустанно срывать плоды наслаждений в садах Индры [3]
Закрыть
! Скажи, хотя бы, что ты не забудешь меня! Камни падмарага – это мой последний дар, держи их в руке…в ведической религии предводитель, царь богов, громовержец и владыка небес
