ГЛАВА 1
Звездный лайнер высадил пассажиров в космопорту столицы планеты Криос города Фрост. Пассажиров оказалось неожиданно много, хотя Криос – далеко не туристическая планета. Даже для любителей зимнего отдыха и спорта здесь слишком холодно. Я оделась так, как посоветовала мама: в комбинезон с капюшоном на меху с батареей подогрева и гибкими солнечными батареями на груди и бедрах – для экономии энергии. А солнца, говорили родители, на Криосе много, несмотря на то, что на небе оно видно, как мелкая монета Земной Федерации. И сейчас на Криосе, в той местности, где работает геологическая экспедиция – самое солнечное время года.
Но выйти на воздух не удалось: к трапу был подан гибкий тоннель, и по нему пассажиры перешли в здание космопорта.
Здесь меня должны встретить. Я крутила головой, выискивая в толпе встречающих человека с табличкой на русском языке «Елена Зевина». Но больше взгляд привлекали местные жители. Их было просто отличить от землян: все были одеты легко, и имели серую кожу разных тонов от светло-серого с голубизной до стального серого. Волосы от чисто белых до голубых, и глаза различных оттенков льда. У многих на лбах татуировки с геометрическим рисунком. Не люблю тату, особенно на лицах, но у этих серокожих людей они смотрелись гармонично.
Красивые, в общем-то, люди.
Наконец я увидела встречающего. Это был молодой парень, крионец. Я думала, меня встретит папа, табличка нужна была для того, чтобы я смогла быстрее увидеть его в толпе. Но, может ему некогда, и он послал кого-то из своих коллег. Странно, я думала, в геологической экспедиции родителей только люди. Но сообразила, что там могут работать еще проводники из местных. Правда, я слышала, что земляне с местными не очень ладят... но, наверное, такая обстановка не везде.
Я быстро вытащила из кармана и подняла вверх табличку с той же надписью «Елена Зевина». Крионец увидел меня, улыбнулся, пошёл навстречу. Симпатичный, а глаза такие... бирюзовые и прозрачные, как море на Мальдивах. На лбу только один ромб, под цвет глаз. Волосы белые, длинной до середины шеи. На вид он немного старше меня, а мне двадцать пять лет. Может, ему двадцать семь, или двадцать восемь. Хотя, говорят, крионцы стареют медленно, и ему может быть как тридцать, так и сорок – по земному летосчислению. Земной год в Федерации считается стандартным. А на Криосе он длиннее.
Парень подошел. Вблизи он еще симпатичнее, чем издали. Вот бы сфоткаться с ним, послать снимок подругам с подписью, что это мой парень. Обзавидовались бы!
А почему бы нет? Я сейчас вообще свободная женщина. Незадолго до отлёта рассталась со своим парнем. Он мне сказал: «Или ты не летишь на этот космический кусок льда, или мы расстаёмся». Я выбрала второе. Он, конечно, потом уверял, что пошутил. Ну, а я – нет. Ненавижу, когда мной командуют.
Крионец тоже смотрел на меня не без интереса. Без хвастовства, я девушка красивая. Глаза карие, большие, ресницы длинные, нос прямой, волосы тёмно-каштановые, фигура стройная, рост выше среднего. Было бы здорово, если бы он пригласил меня на свидание. И он улыбнулся мне многообещающе, будто ответил, что пригласит.
– Здравствуй, Ёлка, новый год! – поприветствовал меня встречающий через коммуникатор, который переводил его слова.
Так всегда говорил мой папа при встрече, когда мы долго не виделись. Даже если был вовсе не новый год. Это слова из какой-то старинной песни про новый год, не знаю, где он её откопал. Наверное, папа попросил сказать эти слова, чтобы я поняла, что меня встречает его посланец. Я улыбнулась.
– Привет! Меня зовут Елена, но можно и Ёлка.
Коммуникаторы позволяют понимать любую речь так, словно беседа происходит на одном языке. Очень удобная вещь. У меня такая тоже есть. Поэтому я понимаю крионца, а он понимает меня, хотя оба говорим на своих языках.
– Моё имя Котьяр, можно просто Кот. Твой отец поручил мне встретить тебя.
– Приятно познакомиться, Котьяр.
Крионец критически осмотрел мою одежду и обувь, кивнул одобрительно:
– Экипирована ты неплохо. Идём.
– А почему папа сам не прилетел? – спросила я.
– У него в связи с подготовкой к празднику много дел.
До встречи Нового года осталась неделя. Потом я побуду на Криосе еще неделю, и улечу домой.
Крионец забрал у меня табличку с именем, мой рюкзак и сумку, в которой я привезла подарки родителям, и указал в сторону ряда дверей, с горящими над ними словами на разных языках галактики: «Выход». Мы вышли в большой ангар, где стояли разные средства передвижения: наземные вездеходы и воздушные летательные аппараты.
– А вы разве не отмечаете новый год? – поинтересовалась я.
– Отмечаем, – ответил Котьяр, но не сказал, как.
А мне и не надо. Родители говорили, что в этот раз наш и крионский новый год почти совпадают по времени – будут в один день с разницей в несколько минут. Такое вообще раз в пятьсот лет бывает. Интересно, Котьяр будет с нами отмечать земной новый год? Я бы этого хотела. Но спросить постеснялась. Вот познакомимся поближе, тогда и спрошу. И приглашу даже.
Мы подошли к небольшому двухместному флаэру, похожему на короткокрылый самолёт. Парень положил мою сумку и рюкзак в багажник.
Он сел за пульт управления, я рядом, в кресло пассажира. Крионец закрыл прозрачный кокпит над нашими головами, приподнял машину над полом и повел к воротам ангара. Ворота были лепесткового типа, как затвор у древнего фотоаппарата, и открывались ровно настолько, чтобы прошёл транспорт.
Так мне и не удалось вдохнуть воздуха Криоса. Мама с папой говорили, что он не такой, как на Земле. Морозный, но... вкусный. И никакие болезнетворные бактерии в нём не выживают.
Космопорт был недалеко от города, и я увидела на горизонте на белой равнине высокие белые здания столицы. Не удивлюсь, если их строят из спрессованного снега, он же здесь никогда не тает. А для крионцев ноль градусов по Цельсию – как для нас плюс двадцать. Сейчас на улице, судя по шкале термометра на пульте, минус тридцать.
Над городом мы не пролетели. Сначала под нами тянулась заснеженная равнина, на которой ярко выделялись зелёные пятна лесов, и не хвойных, между прочим, а лиственных, хвойных тут вообще нет. Родители просили привезти им елочку, и одним из подарков была она, миниатюрная, складная, искусственная, но очень похожая на настоящую. А настоящую кто бы мне дал увезти с Земли? Тем более что на Криосе она просто не выживет, замерзнет.
Потом мы летели над затянутым льдом морем. Родители рассказывали, что в море и океанах Криоса много животных и рыб. Местные ловят рыбу на подводных лодках, и выращивают съедобные водоросли на подводных плантациях. На подлёдных морях никогда не бывает бурь и ураганов.
Но вот прямо по курсу лёд перед флаэром будто взорвался, осколки взлетели высоко в воздух. Прежде чем лететь сюда, я много чего прочитала о Криосе, но к такому была не готова. Я вскрикнула от неожиданности.
– Ой, мамочки, что это?
Мелкие осколки льда застучали по днищу флаэра, но Котьяр продолжал невозмутимо вести его тем же курсом.
– Мамочки не причём, – ответил он и пояснил: – Не бойся. Осколки льда не могут повредить флаэр. Это остророг пробивает лёд, чтобы подышать, и чтобы к другой живности тоже поступал кислород. Остророг – самое крупное животное на нашей планете. Без него жизни в воде было бы гораздо меньше. Открытая вода у нас только там, где есть подводные вулканы, но они активны не всегда. А остророги пробивают лёд даже метровой толщины.
– Здорово, – только и сумела выговорить я.
– На Криосе много чудес, – ответил мой спутник.
Я посмотрела на него с возросшим уважением. Спросила:
– А ты тоже геолог?
– Нет, – ответил он. – Я занимаюсь снабжением геологической экспедиции всем необходимым. А ты кем работаешь?
– Дизайнером. Проектирую внутренние интерьеры и внешний вид зданий, улиц и парков.
– Хорошая работа, – отозвался Котьяр.
Хорошая, интересная, но дизайнеров у нас на Земле как звёзд на небе. Неплохо зарабатывают только самые известные. Хотя я тоже не бедствую.
– На Криосе дизайнеров мало, – добавил парень.
А может, мне остаться здесь на полгода или год? По крайней мере, работа будет всегда, а не от случая к случаю.
– Оставайся у нас, тут для дизайнеров работы много.
– Ты что, читаешь мысли? – удивилась я.
– Нет, только эмоции и настроение. И только у тех, кто не умеет их скрывать.
Я изумлённо промолчала.
– Землян, особенно новеньких, читать легко, – добавил крионец. – Но ты скоро научишься закрываться.
Родители меня об этом не предупреждали!
Я ничего не ответила, постаравшись сделать каменное лицо и ни о чём не думать. Смотрела на ландшафт внизу. Море кончилось, и после холмистой равнины начались горы.
С картой Криоса я была неплохо знакома, и хорошо изучила маршрут от космопорта до городка Сайлан, где базировалась земная геологическая экспедиция. Это был последний населённый пункт перед обширными Драконьими пустошами, которые и исследовали мои родители. Но я внезапно обнаружила, что мы летим в другую сторону над краем пустошей. Спросила:
– Мы разве летим не в Сайлан?
– Нет, мы летим в Натарьяк.
Такого города я не знала. Наверное, очень маленький, и живут в нём только местные.
– Почему?
– В Сайлане сейчас беспорядки между местными и вашими. Туда лететь опасно.
Если бы экспедиция сменила расположение, родители предупредили бы. И вообще, если бы была какая-нибудь опасность, они не пригласили бы меня к себе.
И связи никакой нет. Родители связывались со мной раз в месяц, когда прилетали в столицу, там есть прямой канал связи с Землёй. На Криосе же связь есть только между большими населёнными пунктами. Так что из флаэра мы ни с кем связаться не могли.
– Там мои мама и папа! Поворачивай в Сайлан! – закричала я. – Сейчас же!
Котьяр и не подумал этого сделать. Я умею водить флаэры, поэтому вскочила со своего места, втиснулась между крионцем и пультом, и попыталась перехватить управление. Просто очень испугалась за родителей. Они никогда не говорили, что тут бывают беспорядки.
Котьяр оттолкнул меня от пульта. Но дернуть за рычаг поворота я всё же успела. Флаэр резко повернул и завалился набок. Я отлетела на своё сиденье, да еще Котьяр придал мне ускорение, и попытался выровнять машину. Видимо, я еще какие-то приборы задела. Флаэр начал резко и быстро снижаться, падать, по сути. Котьяру удавалось лишь не дать ему сорваться в штопор, и терять высоту не под очень острым углом к поверхности. И, хотя мы теперь летели почти параллельно поверхности, она приближалась очень быстро.
– Пристегнись! – приказал он, что я незамедлительно исполнила.
Мы основательно воткнулись бы в снег, если бы летели над равниной. Но флаэр приземлился на пологий горный склон, и заскользил вниз. Минут через пять он остановился, зарывшись носом в сугроб.
– С мягкой посадкой, – хмуро объявил Котьяр.
Хотя наше падение можно было назвать посадкой с большой натяжкой. Всё случилось так быстро, что я даже не успела как следует испугаться за себя. Молчала, пытаясь понять, я всё еще жива, или уже на том свете?
– Ты чего под руку сунулась? – добавил крионец недовольно. – Говорили мне, что земляне слишком импульсивные, а я не верил.
– Предупреждать надо! – огрызнулась я, наконец, придя в себя.
– О чём?
– О беспорядках, например, и о том, что везёшь не туда!
– Тебя же хотел уберечь от лишних волнений, – буркнул Котьяр.
Значит, я еще и виноватой должна себя чувствовать? Не дождётся!
– Я тебя об этом не просила!
Склонившись над пультом, он проверял исправность приборов. Судя по количеству красных индикаторов, большинство их вышло из строя. Я просто сидела, понемногу осознавая, что оказалась среди снегов малонаселённой планеты вдалеке от любых поселений. Почти без средств к существованию. С парнем, который хоть и местный, но долго на тридцатиградусном морозе тоже не выдержит. А я и подавно, и комбез с подогревом не спасёт, у него ресурс ограниченный, несмотря на подпитку солнечными батареями. Кстати, это днем здесь минус тридцать, а ночью может быть и до минус пятидесяти.
– Мы сможем лететь дальше? – спросила я, когда Котьяр сел в кресло и сложил руки на груди.
– Нет, – ответил он. – Замкнуло контур, отвечающий за набор высоты. Не беспокойся, в этом ты не виновата, – добавил он, когда я возмущённо на него взглянула. – Его замкнуло, когда мы уже приземлились. При жёсткой посадке повредился внешний датчик.
Я вспомнила, папа говорил, что на Криосе существует СОС – Служба Оперативного Спасения, а любое транспортное средство оснащено маяком, который может посылать сигнал на орбитальный спутник.
– Нужно включить маяк, – сказала я.
– А то я не включил! – с усмешкой ответил Котьяр. – Только в Драконьих пустошах, как вы их называете, и куда мы благодаря твоей выходке залетели, приём неуверенный.
Никаких драконов в Драконьих пустошах нет. Но есть летающие ящеры, которых кто-то когда-то принял за драконов, и название прилепилось, так как местное труднопроизносимо.
А ящеры – что-то среднее между птеродактилями и птицами. Людьми не питаются, но напугать могут. Я опасливо огляделась. Птероптицев нигде не было видно. Пустоши – потому что в этом обширном районе нет ни тепловых оазисов, ни горячих гейзеров, вокруг которых обычно и возникают поселения. Вечнозелёных лесов тоже мало, кроме птероптицев никакой живности не замечено, а их люди не едят, мясо слишком жесткое и невкусное. Море далеко, а оно – главный источник пищи крионцев.
– Пятьдесят на пятьдесят, что сигнал дойдёт до спутника, – добавил он. – Это из-за энергокристаллов, их излучение нарушает любую беспроводную связь.
Я взглянула на свой коммуникатор. В нём кроме переводчика еще куча разных полезностей, в том числе и функция связи с другими абонентами. Но меня сразу предупредили, что на Криосе она работает только на небольших расстояниях. Когда мы летели мимо столицы планеты города Фроста, индикатор показывал зелёную телефонную трубочку. То есть если бы у меня были знакомые во Фросте, я могла бы им позвонить. А сейчас трубочка сменила цвет на красный и была перечеркнута крестиком.
И про энергокристаллы я слышала. Найдёшь такой – и считай, что у тебя есть неисчерпаемый источник дармовой энергии. Только они встречаются редко, и потому безумно дороги. В Драконьих пустошах излучение кристаллов есть, а сами кристаллы пока не находили. И тех, кто их тут искал, тоже не находили. Мало кто из Драконьих пустошей вернулся живым. Именно из-за того, что излучение действует на приборы, и они начинают отказывать. Чем сложнее и точнее прибор, тем быстрее выходит из строя, мне папа рассказывал. Геологическая экспедиция моих родителей работает в Драконьих пустошах, но они сами говорили, что далеко не забираются.
Мы тоже, можно сказать, на краю пустошей, но что-то меня это совсем не утешает.
– И что нам делать? – спросила я.
Мы в тёплой кабине флаэра, в нём есть запас воды и пищи на несколько дней, всё равно паника начала пробираться в мой мозг медленно, но верно. Котьяр это почувствовал, хотя я старалась говорить безразлично. Он взглянул на меня с усмешкой. Я смело посмотрела на него в ответ. Не думаю, что у крионца намного больше шансов выжить в Драконьих пустошах, чем у меня. Он ответил: