– Кот! Мне кажется, звук шагов изменился, – сказала я и остановилась.
Он по инерции сделал еще два шага и тоже остановился. Повернулся ко мне и сказал:
– Ёлка, назад! Мы над внутренней снежной полостью! Её потолок может обрушиться! Но не беги, осторожно иди!
Он говорил спокойно, но я сразу поняла, что внутренняя снежная полость – это очень опасно. Ведь что там, под снежной коркой, неизвестно.
Я, не поворачиваясь, сделала два шага назад. Котьяр не двигался с места.
– А ты чего стоишь?
– Подожду, когда ты отойдешь подальше, и тоже пойду. Ты молодец, что услышала. А я дурак, задумался и не заметил.
Я отошла еще немного, шагая спиной вперед и чутко прислушиваясь к звуку шагов. Даже дышать забыла, а сердце стучало громче шагов.
Но вот мне показалось, что звук шагов стал глуше. Я облегченно выдохнула и остановилась. Котьяр начал медленно двигаться в мою сторону, и я снова забыла дышать.
Когда до меня ему оставалось каких-нибудь пять шагов, раздался оглушительный треск, и снег под крионцем провалился. Я, застыв от ужаса происходящего, как в замедленной съёмке наблюдала, как плотный снежный потолок внутренней полости идет трещинами, ломается и кусками обрушивается вниз, в неизвестность, вместе с Котьяром.
– Беги! – услышала я его крик, но даже не подумала отбежать еще хотя бы на несколько метров, стояла, словно парализованная страхом.
Кусок потолка, на котором я стояла, откололся и тоже полетел вниз. Я упала, но вцепилась в край снежного обломка, словно это могло что-то изменить.
Падение продолжалось всего несколько мгновений. Обломок и я вместе с ним упали на что-то не очень твердое. Сначала было ничего не видно из-за облака снежной пыли, поднятой обвалом. Когда она немного осела, я подняла глаза и увидела большой пролом высоко вверху, в нём – голубое небо и облака. Оттуда сыпались снежинки.
И высота до краев пролома была метров десять.
– Жива? – услышала я голос Котьяра. – Ушиблась?
– Нет, – ответила я. – А ты?
– Не критично, – сказал он.
Вскоре крионец подошел ко мне. Его ноги по колено утопали в снегу, видимо, обломки потолка рассыпались, точно так же как тот, на котором в полость слетела я, который и смягчил моё падение.
Мы огляделись. Снежная полость была большой, её края терялись в полутьме. Кое-где к потолку поднимались крутые скалы, свободные от снега и льда. Подняться по ним можно только с полным альпинистским снаряжением, которого у нас не было.
– Ты чего не бежала? – спросил Котьяр.
– А что толку? – я невесело усмехнулась. – Без тебя я не смогла бы дойти до Натарьяка.
– Может, и смогла бы. У тебя комбез с подогревом и в рюкзаке пищевые рационы.
– Ага, а как бы я пережила ночь без палатки?
– Но ты могла бы попытаться.
– А вдруг я по пути в другую полость провалилась бы? А так мы хотя бы вместе, и можем попробовать выбраться.
– Ладно, – со вздохом сказал он. – Ты права. Будь ты крионкой, то дошла бы до Натарьяка без проблем. А так пятьдесят на пятьдесят.
До самой темноты мы обходили полость, в которой оказались. Дно её было покрыто слежавшимся снегом, стены были ледяные, а кое-где и голые скалы. В трёх местах обнаружились тоннели, уходящие вглубь гор. А места, где мы смогли бы подняться к снежному потолку и выбраться на поверхность, мы не нашли.
Днём в полости было светло, почти как на поверхности, но к вечеру стемнело быстрее, чем наверху. Мы расположились на ночлег в природной пещере, конец которой скрывался в темноте. Воздух в полости был такой же свежий и чистый, как на поверхности, но градусов на десять теплее. Надежды выбраться из ловушки мы еще не потеряли. Но всё равно настроение было на нуле. Несмотря на это я быстро уснула.
А когда проснулась, Котьяра не было рядом. Палатку мы не ставили. Я испуганно вскочила. А вдруг на него напал какой-то неведомый зверь? И я осталась тут совсем одна. Захотелось зажмуриться, снова уснуть, проснуться и понять, что всё путешествие на Криос было лишь сном. Наверное, мой бывший был прав, не надо было мне сюда лететь.
Я огляделась, увидела в глубине тёмной пещеры огонек теплового жезла, который приближался. Через минуту Котьяр подошёл.
– Испугалась?
– Нет.
– Я на разведку ходил. В этой пещере чувствуется движение воздуха. Значит, у неё есть выход. Мы пойдем туда.
– Но там же темно! – вырвалось у меня.
– Если будем искать выход только там, где светло, то никогда его не найдём, – философски проговорил Котьяр и добавил: – А ты что, темноты боишься?
– Нет, но когда ничего не видно, можно с большой вероятностью свалиться в какую-нибудь пропасть, или просто оступиться и сломать ногу, – ответила я.
– У меня есть тепловой жезл. Его можно использовать в качестве фонаря.
Тепловой жезл внешне напоминал ручной фонарик – круглый продолговатый цилиндр с несколькими кнопками и зеркальной полусферой на одном конце. Из неё при нажатии одной из кнопок шёл ощутимый направленный поток тепла, который мог быть обжигающе горячим, и запросто плавить плотный снег и лёд.
– А когда в нём энергия закончится?
– Не закончится. Он работает на энергокристалле. Приборы, работающие на них, не ломаются из-за излучения.
– А, ну тогда конечно, идём, – сказала я с энтузиазмом, которого от себя даже не ожидала.
Мы позавтракали и отправились в путь по тоннелю.
Скоро снега в нём не стало совсем. Становилось всё теплее. Подогрев комбеза пришлось выключить даже и расстегнуться. Термометр показывал снаружи ноль градусов. Фантазия разыгралась, я уже представляла, что мы идём прямо к жерлу действующего вулкана. Правда, папа говорил, что в Драконьих пустошах нет действующих вулканов. Но ведь почему-то стало теплее!
Со сводов пещерного тоннеля кое-где капала вода, собираясь в ручеёк.
В тоннеле тоже было красиво, но я уже мало обращала внимания на красоты. К концу дня мы вышли к подземному озеру, в которое впадал ручей. Озеро было большое, тепловой жезл Котьяра не мог осветить всю пещеру, которую оно занимало. Вода своей неподвижностью напоминала черное ледяное поле. Но подойдя ближе, мы увидели, что льда нет, и вода кристально прозрачная. Я опустила в воду индикатор термометра. Плюс два градуса! Вспомнилось из курса школьной географии – вода в земных водоёмах подо льдом на глубине больше метра имеет постоянную температуру плюс четыре градуса.
– Не желаешь освежиться? – спросил Котьяр.
Я, конечно, желала. Шутка ли, три дня не была в душе, не говоря уже про ванну, и уже дня два чувствовала себя грязной. Бельё и костюм под комбезом у меня специальные, хотя и они время от времени требуют стирки. Но заменить их нечем, все мои вещи остались в брошенном флаэре. И полотенце тоже там. Ладно, это можно пережить. Но не купаться же в озере, в котором вода всего плюс два градуса! Может, для крионцев она и тёплая, а для меня – ледяная.
– Я не могу купаться в такой холодной воде, – с сожалением проговорила я.
Надо было перед полётом на Криос заняться моржеванием. Могла бы догадаться, что на планете льда это пригодится.
– А я искупаюсь, – сказал Котьяр.
Он снял одежду, оставшись в одних плавках, и вошёл в воду. А мне только от его вида бросило в дрожь. Но я всё равно смотрела на крионца с завистью. Скоро он уплыл за круг света, который давал тепловой жезл, но я слышала плеск воды, поэтому не чувствовала себя в одиночестве. Минут через пять Котьяр вышел, обсушил себя тепловым жезлом, переключив его на малую мощность и сделав поток тепла рассеянным, оделся и сказал мне:
– Пойдем.
– Куда?
– Увидишь. Пойдём.
Мы отошли от места, где решили устроить ночёвку, метров десять. Я увидела небольшое, заполненное водой углубление, сообщавшееся с озером узкой трещиной в камнях. Оно было метр в ширину и метра два в длину, глубиной около полуметра и очень отдаленно напоминало ванну. Котьяр сказал:
– Я нагрею воду в этом озерке тепловым жезлом градусов до двадцати. Можно и больше, но это долго. Тебе хватит?
– Да, да! – радостно кивнула я.
Он нагрел воду, направив на неё тепловой поток, оставил мне жезл, показал, как пользоваться, чтобы обсушиться, и ушел к палатке.
Через полчаса я принимала ванну, не сказать, чтобы теплую, но обалденно приятную. Как же порой мало человеку нужно для счастья! Кот хороший парень, сделал для меня почти невозможное. А мог бы и не делать. Когда мы придём в Натарьяк, приглашу его отпраздновать новый год вместе.
Жалко, что скоро вода начала остывать. Пришлось закончить водные процедуры. Я обсушилась и вернулась к палатке. Если Кот и подглядывал за мной, я не в обиде, да и своей фигуры стесняться мне нечего.
– Спасибо! – прочувствованно поблагодарила я его.
Мы поужинали и легли спать. Обнявшись, чтобы сохранить тепло. Я уже начала к этому привыкать. И если бы Кот сейчас меня поцеловал, наверное, ответила бы ему тем же.
Но он не поцеловал. Может, я ему не нравлюсь. А, может, у них это просто не принято. А я первой навязываться не стану.
Вообще-то этим вечером мы уже должны были прийти в Натарьяк. Если бы не тот злополучный провал... Но я заснула с полной уверенностью, что мы скоро выйдем на поверхность и всё-таки дойдём до города. И я смогу, наконец, обрадовать родителей тем, что жива.
Следующий день прошёл в надежде, что это произойдёт уже завтра, потому что мы шли по тоннелю, медленно но верно поднимавшемуся вверх. Я никакого движения воздуха не чувствовала, но Котьяр утверждал, что оно есть. А значит, тоннель где-то выходит на поверхность.
И еще один день прошёл в уверенности, но уже немного пошатнувшейся. Тоннель снова начал спускаться вниз, ни озёр, ни ручьев больше не попадалось, хотя вода кое-где со сводов капала. Эта постоянная темнота и каменные своды над головой очень сильно угнетали, и хотелось уже выйти хоть куда-нибудь, пусть в минус пятьдесят, только на поверхность.
Мы почти не разговаривали – не было настроения. Я так просто уже шла вслед за Котьяром в слепой надежде, что на следующем шаге вот это вот всё закончится, и мы внезапно выйдем наружу из каменных джунглей.
Воздух в тоннелях был не затхлый, значит, с поверхностью они всё-таки сообщаются, поэтому надежда еще теплилась.
К концу этого дня мы увидели впереди свет. Сначала решили, что показалось, но когда Котьяр выключил тепловой жезл, поняли, что свет в конце тоннеля есть, просто уже вечер, и он не такой яркий как днём. Мы ускорили шаги, и вскоре вышли в большое светлое пространство, не меньше километра диаметром, окружённое высокими отвесными скалами.
Над головой у нас было розовеющее закатное небо. В центре этого пространства лежала почти круглая снежная равнина, с одной единственной почти голой скалой в центре. Из-под снега в нескольких местах тоненькими ниточками выбегали ручейки и скрывались между скал в пещерах. Вокруг снежной площади росли потомаки, а под ними даже что-то похожее на траву. Здесь было холоднее, чем в тоннелях, но не сильно. Это место было похожа на ту полость, в которую мы провалились три дня назад, только во много раз больше. И образовалась она намного раньше той, может, несколько десятков лет назад.
Я хотела сразу же идти искать, где мы смогли бы подняться наверх, но Котьяр остановил:
– Завтра. Сегодня уже поздно, не успеем обойти весь периметр до темноты.
– Давай пройдём, сколько сможем, – предложила я.
– Хорошо, – согласился он.
Мы успели пройти всего метров пятьсот, когда наступила ночь. Скалы везде были очень крутыми, подниматься по ним было слишком рискованно, и выхода на поверхность мы пока не нашли.
Я уснула с надеждой, что завтра мы выберемся. Потому что уже тридцать первое декабря, канун Нового года, и нам обязательно должно повезти.
Он по инерции сделал еще два шага и тоже остановился. Повернулся ко мне и сказал:
– Ёлка, назад! Мы над внутренней снежной полостью! Её потолок может обрушиться! Но не беги, осторожно иди!
Он говорил спокойно, но я сразу поняла, что внутренняя снежная полость – это очень опасно. Ведь что там, под снежной коркой, неизвестно.
Я, не поворачиваясь, сделала два шага назад. Котьяр не двигался с места.
– А ты чего стоишь?
– Подожду, когда ты отойдешь подальше, и тоже пойду. Ты молодец, что услышала. А я дурак, задумался и не заметил.
Я отошла еще немного, шагая спиной вперед и чутко прислушиваясь к звуку шагов. Даже дышать забыла, а сердце стучало громче шагов.
Но вот мне показалось, что звук шагов стал глуше. Я облегченно выдохнула и остановилась. Котьяр начал медленно двигаться в мою сторону, и я снова забыла дышать.
Когда до меня ему оставалось каких-нибудь пять шагов, раздался оглушительный треск, и снег под крионцем провалился. Я, застыв от ужаса происходящего, как в замедленной съёмке наблюдала, как плотный снежный потолок внутренней полости идет трещинами, ломается и кусками обрушивается вниз, в неизвестность, вместе с Котьяром.
– Беги! – услышала я его крик, но даже не подумала отбежать еще хотя бы на несколько метров, стояла, словно парализованная страхом.
Кусок потолка, на котором я стояла, откололся и тоже полетел вниз. Я упала, но вцепилась в край снежного обломка, словно это могло что-то изменить.
Падение продолжалось всего несколько мгновений. Обломок и я вместе с ним упали на что-то не очень твердое. Сначала было ничего не видно из-за облака снежной пыли, поднятой обвалом. Когда она немного осела, я подняла глаза и увидела большой пролом высоко вверху, в нём – голубое небо и облака. Оттуда сыпались снежинки.
И высота до краев пролома была метров десять.
– Жива? – услышала я голос Котьяра. – Ушиблась?
– Нет, – ответила я. – А ты?
– Не критично, – сказал он.
Вскоре крионец подошел ко мне. Его ноги по колено утопали в снегу, видимо, обломки потолка рассыпались, точно так же как тот, на котором в полость слетела я, который и смягчил моё падение.
Мы огляделись. Снежная полость была большой, её края терялись в полутьме. Кое-где к потолку поднимались крутые скалы, свободные от снега и льда. Подняться по ним можно только с полным альпинистским снаряжением, которого у нас не было.
– Ты чего не бежала? – спросил Котьяр.
– А что толку? – я невесело усмехнулась. – Без тебя я не смогла бы дойти до Натарьяка.
– Может, и смогла бы. У тебя комбез с подогревом и в рюкзаке пищевые рационы.
– Ага, а как бы я пережила ночь без палатки?
– Но ты могла бы попытаться.
– А вдруг я по пути в другую полость провалилась бы? А так мы хотя бы вместе, и можем попробовать выбраться.
– Ладно, – со вздохом сказал он. – Ты права. Будь ты крионкой, то дошла бы до Натарьяка без проблем. А так пятьдесят на пятьдесят.
До самой темноты мы обходили полость, в которой оказались. Дно её было покрыто слежавшимся снегом, стены были ледяные, а кое-где и голые скалы. В трёх местах обнаружились тоннели, уходящие вглубь гор. А места, где мы смогли бы подняться к снежному потолку и выбраться на поверхность, мы не нашли.
Днём в полости было светло, почти как на поверхности, но к вечеру стемнело быстрее, чем наверху. Мы расположились на ночлег в природной пещере, конец которой скрывался в темноте. Воздух в полости был такой же свежий и чистый, как на поверхности, но градусов на десять теплее. Надежды выбраться из ловушки мы еще не потеряли. Но всё равно настроение было на нуле. Несмотря на это я быстро уснула.
А когда проснулась, Котьяра не было рядом. Палатку мы не ставили. Я испуганно вскочила. А вдруг на него напал какой-то неведомый зверь? И я осталась тут совсем одна. Захотелось зажмуриться, снова уснуть, проснуться и понять, что всё путешествие на Криос было лишь сном. Наверное, мой бывший был прав, не надо было мне сюда лететь.
Я огляделась, увидела в глубине тёмной пещеры огонек теплового жезла, который приближался. Через минуту Котьяр подошёл.
– Испугалась?
– Нет.
– Я на разведку ходил. В этой пещере чувствуется движение воздуха. Значит, у неё есть выход. Мы пойдем туда.
– Но там же темно! – вырвалось у меня.
– Если будем искать выход только там, где светло, то никогда его не найдём, – философски проговорил Котьяр и добавил: – А ты что, темноты боишься?
– Нет, но когда ничего не видно, можно с большой вероятностью свалиться в какую-нибудь пропасть, или просто оступиться и сломать ногу, – ответила я.
– У меня есть тепловой жезл. Его можно использовать в качестве фонаря.
Тепловой жезл внешне напоминал ручной фонарик – круглый продолговатый цилиндр с несколькими кнопками и зеркальной полусферой на одном конце. Из неё при нажатии одной из кнопок шёл ощутимый направленный поток тепла, который мог быть обжигающе горячим, и запросто плавить плотный снег и лёд.
– А когда в нём энергия закончится?
– Не закончится. Он работает на энергокристалле. Приборы, работающие на них, не ломаются из-за излучения.
– А, ну тогда конечно, идём, – сказала я с энтузиазмом, которого от себя даже не ожидала.
Мы позавтракали и отправились в путь по тоннелю.
Скоро снега в нём не стало совсем. Становилось всё теплее. Подогрев комбеза пришлось выключить даже и расстегнуться. Термометр показывал снаружи ноль градусов. Фантазия разыгралась, я уже представляла, что мы идём прямо к жерлу действующего вулкана. Правда, папа говорил, что в Драконьих пустошах нет действующих вулканов. Но ведь почему-то стало теплее!
Со сводов пещерного тоннеля кое-где капала вода, собираясь в ручеёк.
В тоннеле тоже было красиво, но я уже мало обращала внимания на красоты. К концу дня мы вышли к подземному озеру, в которое впадал ручей. Озеро было большое, тепловой жезл Котьяра не мог осветить всю пещеру, которую оно занимало. Вода своей неподвижностью напоминала черное ледяное поле. Но подойдя ближе, мы увидели, что льда нет, и вода кристально прозрачная. Я опустила в воду индикатор термометра. Плюс два градуса! Вспомнилось из курса школьной географии – вода в земных водоёмах подо льдом на глубине больше метра имеет постоянную температуру плюс четыре градуса.
– Не желаешь освежиться? – спросил Котьяр.
Я, конечно, желала. Шутка ли, три дня не была в душе, не говоря уже про ванну, и уже дня два чувствовала себя грязной. Бельё и костюм под комбезом у меня специальные, хотя и они время от времени требуют стирки. Но заменить их нечем, все мои вещи остались в брошенном флаэре. И полотенце тоже там. Ладно, это можно пережить. Но не купаться же в озере, в котором вода всего плюс два градуса! Может, для крионцев она и тёплая, а для меня – ледяная.
– Я не могу купаться в такой холодной воде, – с сожалением проговорила я.
Надо было перед полётом на Криос заняться моржеванием. Могла бы догадаться, что на планете льда это пригодится.
– А я искупаюсь, – сказал Котьяр.
Он снял одежду, оставшись в одних плавках, и вошёл в воду. А мне только от его вида бросило в дрожь. Но я всё равно смотрела на крионца с завистью. Скоро он уплыл за круг света, который давал тепловой жезл, но я слышала плеск воды, поэтому не чувствовала себя в одиночестве. Минут через пять Котьяр вышел, обсушил себя тепловым жезлом, переключив его на малую мощность и сделав поток тепла рассеянным, оделся и сказал мне:
– Пойдем.
– Куда?
– Увидишь. Пойдём.
Мы отошли от места, где решили устроить ночёвку, метров десять. Я увидела небольшое, заполненное водой углубление, сообщавшееся с озером узкой трещиной в камнях. Оно было метр в ширину и метра два в длину, глубиной около полуметра и очень отдаленно напоминало ванну. Котьяр сказал:
– Я нагрею воду в этом озерке тепловым жезлом градусов до двадцати. Можно и больше, но это долго. Тебе хватит?
– Да, да! – радостно кивнула я.
Он нагрел воду, направив на неё тепловой поток, оставил мне жезл, показал, как пользоваться, чтобы обсушиться, и ушел к палатке.
Через полчаса я принимала ванну, не сказать, чтобы теплую, но обалденно приятную. Как же порой мало человеку нужно для счастья! Кот хороший парень, сделал для меня почти невозможное. А мог бы и не делать. Когда мы придём в Натарьяк, приглашу его отпраздновать новый год вместе.
Жалко, что скоро вода начала остывать. Пришлось закончить водные процедуры. Я обсушилась и вернулась к палатке. Если Кот и подглядывал за мной, я не в обиде, да и своей фигуры стесняться мне нечего.
– Спасибо! – прочувствованно поблагодарила я его.
Мы поужинали и легли спать. Обнявшись, чтобы сохранить тепло. Я уже начала к этому привыкать. И если бы Кот сейчас меня поцеловал, наверное, ответила бы ему тем же.
Но он не поцеловал. Может, я ему не нравлюсь. А, может, у них это просто не принято. А я первой навязываться не стану.
Вообще-то этим вечером мы уже должны были прийти в Натарьяк. Если бы не тот злополучный провал... Но я заснула с полной уверенностью, что мы скоро выйдем на поверхность и всё-таки дойдём до города. И я смогу, наконец, обрадовать родителей тем, что жива.
Следующий день прошёл в надежде, что это произойдёт уже завтра, потому что мы шли по тоннелю, медленно но верно поднимавшемуся вверх. Я никакого движения воздуха не чувствовала, но Котьяр утверждал, что оно есть. А значит, тоннель где-то выходит на поверхность.
И еще один день прошёл в уверенности, но уже немного пошатнувшейся. Тоннель снова начал спускаться вниз, ни озёр, ни ручьев больше не попадалось, хотя вода кое-где со сводов капала. Эта постоянная темнота и каменные своды над головой очень сильно угнетали, и хотелось уже выйти хоть куда-нибудь, пусть в минус пятьдесят, только на поверхность.
Мы почти не разговаривали – не было настроения. Я так просто уже шла вслед за Котьяром в слепой надежде, что на следующем шаге вот это вот всё закончится, и мы внезапно выйдем наружу из каменных джунглей.
Воздух в тоннелях был не затхлый, значит, с поверхностью они всё-таки сообщаются, поэтому надежда еще теплилась.
К концу этого дня мы увидели впереди свет. Сначала решили, что показалось, но когда Котьяр выключил тепловой жезл, поняли, что свет в конце тоннеля есть, просто уже вечер, и он не такой яркий как днём. Мы ускорили шаги, и вскоре вышли в большое светлое пространство, не меньше километра диаметром, окружённое высокими отвесными скалами.
Над головой у нас было розовеющее закатное небо. В центре этого пространства лежала почти круглая снежная равнина, с одной единственной почти голой скалой в центре. Из-под снега в нескольких местах тоненькими ниточками выбегали ручейки и скрывались между скал в пещерах. Вокруг снежной площади росли потомаки, а под ними даже что-то похожее на траву. Здесь было холоднее, чем в тоннелях, но не сильно. Это место было похожа на ту полость, в которую мы провалились три дня назад, только во много раз больше. И образовалась она намного раньше той, может, несколько десятков лет назад.
Я хотела сразу же идти искать, где мы смогли бы подняться наверх, но Котьяр остановил:
– Завтра. Сегодня уже поздно, не успеем обойти весь периметр до темноты.
– Давай пройдём, сколько сможем, – предложила я.
– Хорошо, – согласился он.
Мы успели пройти всего метров пятьсот, когда наступила ночь. Скалы везде были очень крутыми, подниматься по ним было слишком рискованно, и выхода на поверхность мы пока не нашли.
Я уснула с надеждой, что завтра мы выберемся. Потому что уже тридцать первое декабря, канун Нового года, и нам обязательно должно повезти.
