Макс выскочил наперерез, выставив руки в стороны, словно раскрыв объятия.
Столкновение. Листы с формулами разлетелись словно шляпы выпускников Гарварда.
Макс упал, мальчик перемахнул через него и по счастливой случайности врезался головой в его кожаный портфель.
— Боже ж мой, — Лидия Петровна, выскочив в коридор, тут же постарела лет на двадцать.
Мальчик засмеялся, да так противно, что Максу захотелось его добить.
— Прям как Марти. Как Марти летел!
— Костя, ты цел? Как твоя голова? Я же говорила, будь аккуратней. Ты же знаешь, дедушка говорил тебе не ездить по институту.
— Со мной все нормально, — Костя вскочил и побежал искать укатившуюся доску.
— Ой, слава богу, вы целы, ребята. А бывает вот так — головой об бордюр, и все. Ужас просто.
Макс собрал листы с пола и в этот момент его озарило. Не слушая причитаний секретарши, он уселся на лавку и начал писать.
Через минуту-другую подошел Костя. На этот раз мальчик выглядел спокойней, сквозь взгляд даже проступало чувство вины.
— Скейт сломался, — он продемонстрировал треснувшую по центру доску.
— Угу.
Костя уселся рядом. Заглянул в записи.
— Пришел зачет пересдавать?
— Я не студент.
— А кто?
— Ученый.
— Ученые старые. А ты молодой. Сколько тебе? Двадцать?
— Восемнадцать. Я самый молодой ученый.
— И что ты открыл?
— В смысле?
— Ну, открытие какое сделал?
— Никакого пока. Но сделаю.
— А-а.
Они помолчали.
— Упали мы лихо, да? Только у Марти доска не сломалась, как у меня.
В решении обрисовалось новое препятствие. Макс решил отвлечься, чтобы перезагрузить мозг.
— Кто такой Марти?
Костя сделал большие глаза.
— Марти Маквай, ты чего, не знаешь?
Макс повертел головой.
— «Назад в будущее». Ну, кино такое. Не смотрел, что ли?
— Не смотрю фильмы.
— Ну ты чего. Марти там на скейте ездит. Во второй части еще и летает на нем. Еще Док там, старик такой, построил машину времени. И Марти на ней улетел в прошлое. А там родители его молодые, ну, такого возраста, как он. Он с отцом подружился. А потом Биф за ним на тачке своей гнался. И Марти на скейте удирал… А Дока этого застрелили, но там был другой Док, молодой… Ну ты правда не смотрел?
— У меня нет времени на это, я ученый.
— Так и я буду ученым!
— Ты? — Макс скептически покосился на глуповатое лицо паренька.
— Я буду инопланетян изучать.
Макс хихикнул. Затем кивнул на свои записи.
— Ты хоть тут чего-нибудь понимаешь?
Костя сложил пухлые губы дудкой.
— Не-а.
— То-то. Если хочешь стать ученым, надо учиться с детства. И не тратить время на всякую дурь про путешествия во времени. Это же нереально.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я ученый.
— А как тогда Марти полетел?
— Никак. Сказка все это. Дурь. Мозги только забивает глупым детям.
— А мой дедушка говорит, что фантастика дает еду для головы. Ну, мечтать помогает.
— Мечты на то и… дурь, понимаешь? Голова светлая должна быть. В нее надо складывать знания, по кирпичику, один на другой. И вот построится высокий дом, небоскреб. И тогда с него все увидишь. Понимаешь?
— Дом построится в голове. Это как?
— Это образно. Это из речи моего отца на вручении Нобелевской премии. Сегалетов, знаешь же такого?
— Нет.
— Не знаешь Михаила Сегалетова? Самый известный ученый России. А может, и мира.
— Я только деда знаю.
— У отца и медаль золотая есть, нобелевская.
— И зачем она нужна?
— Ты чего, совсем, что ли? Это самая престижная премия. Все ученые о ней мечтают. У меня две будет. Минимум.
Костя помолчал, потом мечтательно добавил:
— А мне медаль не нужна. Я инопланетян буду изучать.
В следующие полчаса Макс закончил расчеты. Опять тот же результат — решение есть, но неполное. Не хватает последнего штриха.
Макс выдохся. Пора признать поражение.
Костя играл в игру на странном устройстве. Прямоугольный пластиковый корпус, вверху черный экран, внизу кнопки: справа одна большая, слева несколько поменьше. А на экране геометрические фигуры падают: квадраты, буква «Г», крестик. И Костя их расставляет, чтобы ровно было. Дурь редкостная.
— А Марти твой зачем в прошлое полетел?
— Не полетел, а поехал. На машине.
— Что он там забыл то?
— Убегал от плохих с автоматами. Они за ним на бобике, но у него машина круче. Он им такой говорит: «Посмотрим, как вы сделаете девяносто». И на газ.
Костя вскочил, схватил невидимый руль, ногой надавил на невидимую педаль.
— Восемьдесят восемь миль в час! Вжжжжухх.
— Ты говорил, он отца встретил своего в молодости.
— Да-а, но отец у него такой… Эм. Не как Марти — смелый. Трус он. Даже Дарта Вейдера испугался.
— Кого?
— О-о, «Звездные войны» — вообще крутяк. У деда есть друг. Они богатенькие. У них видак есть и кассет много. Приходи к нам, посмотрим вместе.
— Подожди, ты мне про отца Марти не рассказал. Что там у них происходило?
— Марти научил его быть смелым. Отец потом Бифу врезал с разворота, и маму там его поцеловал. А Док помог Марти вернуться назад в будущее.
— Ты же сказал, Док умер.
— Это старый умер. Марти передал ему письмо, ну то есть не ему, а ему в молодости. Он через тридцать лет открыл его, узнал, что с ним будет, и надел жилет непробивной.
Макс задумался.
— Значит, написал письмо из прошлого в будущее.
— Ну что, придешь к нам?
— Я не…
В коридоре послышался стук ботинок. Профессор Смирнов собственной персоной.
— Деда!
Костя втиснулся в объятия старика, едва не сбив его с ног.
— Макс, прости, что заставил ждать. Никак меня не отпускали с конференции.
— Да ничего.
— Ты меня прости еще раз, но мне нужно уехать сейчас. Давай лучше завтра пораньше, к трем приезжай. У меня будет полно времени.
— Может, хотя бы недолго? Задачу разберем вот. Я не смогу до завтра, профессор.
— Двадцать минут. Больше не могу.
Они прошли в кабинет. Профессор сел за стол и несколько минут перелистывал решение.
— Я испробовал все варианты, — Макс нервничал. — Не получается найти решение. Тут чего-то не хватает. Скажите, профессор, где я ошибаюсь?
Смирнов отложил листы.
— Макс, решение великолепное. Все три из них, они все правильные.
— Но оно же не закончено. Оно обрывается на самом главном.
— А это все еще секрет для всех нас. В науке, как и в мире, никогда не будет ответов на все вопросы. Но, возможно, ты когда-нибудь их найдешь.
— Я боялся, что не справился.
— Ты неважно выглядишь.
— Готовлюсь допоздна. Мне еще столько надо изучить.
Профессор снял очки и посмотрел на Макса с искренним сочувствием.
— А ты этого хочешь на самом деле?
— Конечно.
— Чем ты интересуешься, кроме учебы?
— Я… ну, мне нравится учиться. Больше ни на что времени нет.
— Неужели тебе не хочется иногда почитать книгу? Погулять с друзьями, сходить в кино?
— Папа говорит, если я буду тратить время на дурь, я не стану хорошим ученым.
— А как думаешь ты?
Макса вопрос застал врасплох. Он долго молчал, а потом заговорил:
— Раньше я часто читал фантастику. Мне нравилось. Но это же дурь…
Макс осознал — больше ничего у него нет: ни желаний нет, ни фантазии. Его мозг жонглирует цифрами и графиками словно профессиональный циркач. Но вне цирка представления о жизни у него отсутствуют.
— Макс, я с твоим отцом еще не говорил, но, наверное, мы сделаем паузу в занятиях.
— Почему? Я что-то не так сделал?
— Все так, Макс. Ты лучший математик, которого я видел, схватываешь все на лету. И тебя ждет великое будущее.
— Тогда почему вы от меня отказываетесь? Мне нужно заниматься. Я должен научиться. Должен стать таким, как папа.
Профессор встал из-за стола.
— Твой отец найдет тебе другого преподавателя.
— Я же больше ничего не умею.
— А ты попробуй. Сделай то, что хочешь сам. Только так ты научишься делать выбор, а без этого не станешь ученым. Ты можешь быть скован по рукам и ногам, но настоящий ученый должен быть свободен вот здесь, — Смирнов указал пальцем на лоб.
Пока профессор надевал плащ, Макс положил на стол фотографию. Несколько лет он хранил ее у себя, не решаясь показать ни отцу, ни Смирнову.
— Вы это снимали? Там ваши инициалы сзади.
Профессор с недоверием покосился на Макса.
— Кто тебе ее дал?
— Этот мужчина рядом с папой ваш общий друг?
Профессор крутил, вертел фото — тянул время, выдумывая лучший ответ.
— Это Арон Квартович. Мы работали вместе.
— А где он сейчас?
— Умер десять лет назад от инфаркта.
— Вы же знаете, что он сделал, правда?
Профессор тяжело выдохнул и с тоской посмотрел в сторону выхода.
— Арон был одаренным. Он считал, что нет ничего важнее науки. Все свободное время он тратил на учебу. Больше его ничто не интересовало. Он был настолько требователен к себе, что не ценил и не обращал внимания на свои успехи.
— Мой отец присвоил себе его работу. Это так?
Профессор упер руки на стол, опустил голову. Пот выступил на лбу.
— Профессор, вам плохо? Я вызову скорую.
— Стой. Сядь, — он глубоко вздохнул. — Я узнал только много лет спустя. И виню себя до сих пор, но что я мог? Я маленький человек, у меня тоже есть семья. Свой крест я несу. Костя хороший мальчишка, весь в отца. Настоящий мечтатель. Я поклялся Арону, что сделаю все, чтобы он таким и оставался.
— Почему вы не скажете никому?
— Иногда прошлое может разрушить будущее. И мой тебе совет, оставь все как есть. Забудь. Люби и почитай отца, он этого достоин.
«Солнечная» — надпись выцветшей краской на приколоченной наспех деревянной доске. На территории метеостанции насчитывалось четыре деревянных дома и еще несколько сарайных построек, ютившихся на прибрежной равнине. Тут же из снега вырастал покосившиеся забор загона для скота, который на треть был разобран на дрова. Родом весь ансамбль из середины прошлого века, и с тех пор, кажется, ни разу не ремонтировался. Главный жилой корпус, расположенный ближе остальных к берегу, гордо выпячивал массивную крышу в небо. Шифер прохудился под весом снега и от старости. Брус со временем потемнел и окислился. Ставни с бледно-голубым отливом прикрывали затянутые изморозью окна.
Мандарханов затопил печь в главном доме, приготовил еду и заправил постели. Сагал вместе с Пашей и Танькой спустился на снегоходах к метеостанции уже затемно, все были замершие и усталые. Так и упали спать, не поужинав.
Ночью случилось землетрясение. Дома, как сонные коты, только слегка вздрогнули, и дальше засопели. Во время толчков со стороны озера доносились пугающие барабанные вопли ломающегося льда.
— Трясет глубоко под землей, — объяснил Мандарханов. — Раз в месяц так бывает, иногда и чаще. Пугаешься поначалу, а потом привыкаешь. Уснуть помогает.
В восемь утра приехал снегоход. За рулем, точно неотъемлемая часть машины, как двигатель или лыжи, восседал Мотор. В качестве пассажира сзади ехал Брадинкин. Выглядел военврач неважно: щеки посинели, кожа на губах облезла, уставшие глаза навыкат.
По лицу Мотора сразу стало ясно — ночью обошлось без гостей.
Брадинкина завели в дом, уложили на раскладушку рядом с печкой. Отогревшись, военврач дрожащими руками, постанывая, попытался стянуть ботинок, но самостоятельно не смог. Пришлось срезать скальпелем, чтобы извлечь распухшую стопу.
— Ночью холодно было, — с чувством вины сказал Мотор. — Капитан разрешил развести костер только в четвертом часу.
— Почему раньше не привез? Чуть человека не угробили, — возмутилась Танька.
— Ты же знаешь, не я решаю. Да и не хотел он уезжать.
— Я приказ капитана не нарушил, — сказал Брадинкин, словно отчитываясь перед вышестоящим начальством.
— Пусть проспится.
— Я согрелся уже. Нога — так, отек. Пройдет, перелома-то нет. Игорь, отвези на перевал. Я поднимусь.
Сагал впервые узнал, как на самом деле зовут Мотора.
— Куда вам на перевал, Арсений Иванович? — Танька ладонью опустила его голову в подушку. — Чем вы там поможете? Лежите, отдыхайте.
— За дезертирство, Танечка, — статья. Я двадцать лет служу.
— Капитан разрешил тебе сутки отдохнуть, — сказал Мотор.
— Правда? Он так и сказал? — Брадинкин расцвел и тут же на его лице выступила гримаса боли. — Я только немного полежу здесь. Только чуть-чуть. Не дезертир, не дезерт…
Брадинкин обмяк и моментально заснул.
Мотор подмигнул Сагалу — на выход. Отошли к берегу, чтобы никто не слышал разговора. Мотор несколько минут оглядывался, жался, собирался с силами.
Сагал заметил, что вдоль береговой линии прорезалась зигзагообразная трещина. Длина ее не поддавалась оценке — в обе стороны трещина тянулась до горизонта, отсекая от озера гигантскую прибрежную льдину шириной около полста метров. Повсюду громоздились ледяные завалы, отливающие ярко-голубым светом.
— У тебя это, спутниковый телефон есть?
— Мне звонить некому. У Паши вся связь.
— У Паши с собой только рация коротковолновая. Спутниковую капитан приказал наверху оставить.
— Чтобы никто из нас не помыслил нарушить его приказ.
— Черт знает что.
Поправив на плече автомат, Мотор покосился на сопку. Долго и задумчиво смотрел.
— Положат нас здесь, как пить дать, чувствую.
— А что думает капитан?
Мотор напряг нижнюю челюсть, клацнул зубами. Потом, опомнившись, забегал глазами. Не знал, можно ли Сагалу доверять.
— Капитан уверен, что они вернутся. Мне приказано поднять вас наверх.
— Тебе приказ не нравится.
— Я приказы не обсуждаю.
— Но ведь хотел обсудить. С полковником Громовым по спутниковому. А разве у военных разрешено — через голову командира прыгать?
Мотор вдруг уменьшился, словно кончилось действие заклинания, превратившего крысу в кучера. Спину прогнул груз вины.
— Я не уверен, что Громов в курсе того, что здесь происходит. Татар… он, то есть капитан Погребной, много что говорит, но я ему не доверяю.
— Думаешь, он соврал про военное положение?
Мотор в ужасе огляделся — нет ли кого рядом. Проверил рацию — вдруг включена. Для верности повернул выключатель. Сломал.
— Да чтоб тебя! — он снял с плеча автомат, вдруг ставший тяжелее чугунной болванки, и опустил прикладом в снег. Набрав воздуха в грудь, выдохнул накопившуюся усталость.
— Артист рассказывал, в Чечне они как-то разведгруппой засели у села. Приказ был: разведать, есть ли там боевики, оценить численность и отойти. Татар нарушил приказ, решил захватить главаря — тот много наших положил. Они кинули дымовуху в дом. Татар самолично прошил очередью по пояс. Главарю внутри бедро пробили. В доме еще жена его была и сын, те на пол легли, там их по головам и взяло. Капитан потом сказал, что на группу напали, и они действовали по ситуации. Артист и остальные подтвердили. Своих не сдают, да и женщину ту с ребенком не вернешь. Так и молчали все.
— Но тебе рассказали.
— Артист за водкой и не такое расскажет.
— Представь, что бы он рассказал за хорошим виски.
— Да пойми ты. Капитан своего добивается любой ценой. Вы, гражданские, что бы он там ни говорил, за его заскоки подыхать не должны.
— Тогда почему ты здесь? Лейтенант ждет в лагере спасательный катер. У них и связь с Громовым есть.
Мотор нервно усмехнулся.
— Я вторую ночь не сплю. Только адреналин кормит. А вдруг глюк? Показалось, надумал себе. Ладно если привлечет по статье, так скорее пулю в лоб всадит. Я один стариков своих содержу, пропадут без меня.
— Тогда у тебя только один выход, — Сагал указал взглядом на вершину.
Мотор дернул головой, смахнув с лица уныние. Закинул автомат на плечо, выпрямился струной.
Столкновение. Листы с формулами разлетелись словно шляпы выпускников Гарварда.
Макс упал, мальчик перемахнул через него и по счастливой случайности врезался головой в его кожаный портфель.
— Боже ж мой, — Лидия Петровна, выскочив в коридор, тут же постарела лет на двадцать.
Мальчик засмеялся, да так противно, что Максу захотелось его добить.
— Прям как Марти. Как Марти летел!
— Костя, ты цел? Как твоя голова? Я же говорила, будь аккуратней. Ты же знаешь, дедушка говорил тебе не ездить по институту.
— Со мной все нормально, — Костя вскочил и побежал искать укатившуюся доску.
— Ой, слава богу, вы целы, ребята. А бывает вот так — головой об бордюр, и все. Ужас просто.
Макс собрал листы с пола и в этот момент его озарило. Не слушая причитаний секретарши, он уселся на лавку и начал писать.
Через минуту-другую подошел Костя. На этот раз мальчик выглядел спокойней, сквозь взгляд даже проступало чувство вины.
— Скейт сломался, — он продемонстрировал треснувшую по центру доску.
— Угу.
Костя уселся рядом. Заглянул в записи.
— Пришел зачет пересдавать?
— Я не студент.
— А кто?
— Ученый.
— Ученые старые. А ты молодой. Сколько тебе? Двадцать?
— Восемнадцать. Я самый молодой ученый.
— И что ты открыл?
— В смысле?
— Ну, открытие какое сделал?
— Никакого пока. Но сделаю.
— А-а.
Они помолчали.
— Упали мы лихо, да? Только у Марти доска не сломалась, как у меня.
В решении обрисовалось новое препятствие. Макс решил отвлечься, чтобы перезагрузить мозг.
— Кто такой Марти?
Костя сделал большие глаза.
— Марти Маквай, ты чего, не знаешь?
Макс повертел головой.
— «Назад в будущее». Ну, кино такое. Не смотрел, что ли?
— Не смотрю фильмы.
— Ну ты чего. Марти там на скейте ездит. Во второй части еще и летает на нем. Еще Док там, старик такой, построил машину времени. И Марти на ней улетел в прошлое. А там родители его молодые, ну, такого возраста, как он. Он с отцом подружился. А потом Биф за ним на тачке своей гнался. И Марти на скейте удирал… А Дока этого застрелили, но там был другой Док, молодой… Ну ты правда не смотрел?
— У меня нет времени на это, я ученый.
— Так и я буду ученым!
— Ты? — Макс скептически покосился на глуповатое лицо паренька.
— Я буду инопланетян изучать.
Макс хихикнул. Затем кивнул на свои записи.
— Ты хоть тут чего-нибудь понимаешь?
Костя сложил пухлые губы дудкой.
— Не-а.
— То-то. Если хочешь стать ученым, надо учиться с детства. И не тратить время на всякую дурь про путешествия во времени. Это же нереально.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я ученый.
— А как тогда Марти полетел?
— Никак. Сказка все это. Дурь. Мозги только забивает глупым детям.
— А мой дедушка говорит, что фантастика дает еду для головы. Ну, мечтать помогает.
— Мечты на то и… дурь, понимаешь? Голова светлая должна быть. В нее надо складывать знания, по кирпичику, один на другой. И вот построится высокий дом, небоскреб. И тогда с него все увидишь. Понимаешь?
— Дом построится в голове. Это как?
— Это образно. Это из речи моего отца на вручении Нобелевской премии. Сегалетов, знаешь же такого?
— Нет.
— Не знаешь Михаила Сегалетова? Самый известный ученый России. А может, и мира.
— Я только деда знаю.
— У отца и медаль золотая есть, нобелевская.
— И зачем она нужна?
— Ты чего, совсем, что ли? Это самая престижная премия. Все ученые о ней мечтают. У меня две будет. Минимум.
Костя помолчал, потом мечтательно добавил:
— А мне медаль не нужна. Я инопланетян буду изучать.
В следующие полчаса Макс закончил расчеты. Опять тот же результат — решение есть, но неполное. Не хватает последнего штриха.
Макс выдохся. Пора признать поражение.
Костя играл в игру на странном устройстве. Прямоугольный пластиковый корпус, вверху черный экран, внизу кнопки: справа одна большая, слева несколько поменьше. А на экране геометрические фигуры падают: квадраты, буква «Г», крестик. И Костя их расставляет, чтобы ровно было. Дурь редкостная.
— А Марти твой зачем в прошлое полетел?
— Не полетел, а поехал. На машине.
— Что он там забыл то?
— Убегал от плохих с автоматами. Они за ним на бобике, но у него машина круче. Он им такой говорит: «Посмотрим, как вы сделаете девяносто». И на газ.
Костя вскочил, схватил невидимый руль, ногой надавил на невидимую педаль.
— Восемьдесят восемь миль в час! Вжжжжухх.
— Ты говорил, он отца встретил своего в молодости.
— Да-а, но отец у него такой… Эм. Не как Марти — смелый. Трус он. Даже Дарта Вейдера испугался.
— Кого?
— О-о, «Звездные войны» — вообще крутяк. У деда есть друг. Они богатенькие. У них видак есть и кассет много. Приходи к нам, посмотрим вместе.
— Подожди, ты мне про отца Марти не рассказал. Что там у них происходило?
— Марти научил его быть смелым. Отец потом Бифу врезал с разворота, и маму там его поцеловал. А Док помог Марти вернуться назад в будущее.
— Ты же сказал, Док умер.
— Это старый умер. Марти передал ему письмо, ну то есть не ему, а ему в молодости. Он через тридцать лет открыл его, узнал, что с ним будет, и надел жилет непробивной.
Макс задумался.
— Значит, написал письмо из прошлого в будущее.
— Ну что, придешь к нам?
— Я не…
В коридоре послышался стук ботинок. Профессор Смирнов собственной персоной.
— Деда!
Костя втиснулся в объятия старика, едва не сбив его с ног.
— Макс, прости, что заставил ждать. Никак меня не отпускали с конференции.
— Да ничего.
— Ты меня прости еще раз, но мне нужно уехать сейчас. Давай лучше завтра пораньше, к трем приезжай. У меня будет полно времени.
— Может, хотя бы недолго? Задачу разберем вот. Я не смогу до завтра, профессор.
— Двадцать минут. Больше не могу.
Они прошли в кабинет. Профессор сел за стол и несколько минут перелистывал решение.
— Я испробовал все варианты, — Макс нервничал. — Не получается найти решение. Тут чего-то не хватает. Скажите, профессор, где я ошибаюсь?
Смирнов отложил листы.
— Макс, решение великолепное. Все три из них, они все правильные.
— Но оно же не закончено. Оно обрывается на самом главном.
— А это все еще секрет для всех нас. В науке, как и в мире, никогда не будет ответов на все вопросы. Но, возможно, ты когда-нибудь их найдешь.
— Я боялся, что не справился.
— Ты неважно выглядишь.
— Готовлюсь допоздна. Мне еще столько надо изучить.
Профессор снял очки и посмотрел на Макса с искренним сочувствием.
— А ты этого хочешь на самом деле?
— Конечно.
— Чем ты интересуешься, кроме учебы?
— Я… ну, мне нравится учиться. Больше ни на что времени нет.
— Неужели тебе не хочется иногда почитать книгу? Погулять с друзьями, сходить в кино?
— Папа говорит, если я буду тратить время на дурь, я не стану хорошим ученым.
— А как думаешь ты?
Макса вопрос застал врасплох. Он долго молчал, а потом заговорил:
— Раньше я часто читал фантастику. Мне нравилось. Но это же дурь…
Макс осознал — больше ничего у него нет: ни желаний нет, ни фантазии. Его мозг жонглирует цифрами и графиками словно профессиональный циркач. Но вне цирка представления о жизни у него отсутствуют.
— Макс, я с твоим отцом еще не говорил, но, наверное, мы сделаем паузу в занятиях.
— Почему? Я что-то не так сделал?
— Все так, Макс. Ты лучший математик, которого я видел, схватываешь все на лету. И тебя ждет великое будущее.
— Тогда почему вы от меня отказываетесь? Мне нужно заниматься. Я должен научиться. Должен стать таким, как папа.
Профессор встал из-за стола.
— Твой отец найдет тебе другого преподавателя.
— Я же больше ничего не умею.
— А ты попробуй. Сделай то, что хочешь сам. Только так ты научишься делать выбор, а без этого не станешь ученым. Ты можешь быть скован по рукам и ногам, но настоящий ученый должен быть свободен вот здесь, — Смирнов указал пальцем на лоб.
Пока профессор надевал плащ, Макс положил на стол фотографию. Несколько лет он хранил ее у себя, не решаясь показать ни отцу, ни Смирнову.
— Вы это снимали? Там ваши инициалы сзади.
Профессор с недоверием покосился на Макса.
— Кто тебе ее дал?
— Этот мужчина рядом с папой ваш общий друг?
Профессор крутил, вертел фото — тянул время, выдумывая лучший ответ.
— Это Арон Квартович. Мы работали вместе.
— А где он сейчас?
— Умер десять лет назад от инфаркта.
— Вы же знаете, что он сделал, правда?
Профессор тяжело выдохнул и с тоской посмотрел в сторону выхода.
— Арон был одаренным. Он считал, что нет ничего важнее науки. Все свободное время он тратил на учебу. Больше его ничто не интересовало. Он был настолько требователен к себе, что не ценил и не обращал внимания на свои успехи.
— Мой отец присвоил себе его работу. Это так?
Профессор упер руки на стол, опустил голову. Пот выступил на лбу.
— Профессор, вам плохо? Я вызову скорую.
— Стой. Сядь, — он глубоко вздохнул. — Я узнал только много лет спустя. И виню себя до сих пор, но что я мог? Я маленький человек, у меня тоже есть семья. Свой крест я несу. Костя хороший мальчишка, весь в отца. Настоящий мечтатель. Я поклялся Арону, что сделаю все, чтобы он таким и оставался.
— Почему вы не скажете никому?
— Иногда прошлое может разрушить будущее. И мой тебе совет, оставь все как есть. Забудь. Люби и почитай отца, он этого достоин.
***
«Солнечная» — надпись выцветшей краской на приколоченной наспех деревянной доске. На территории метеостанции насчитывалось четыре деревянных дома и еще несколько сарайных построек, ютившихся на прибрежной равнине. Тут же из снега вырастал покосившиеся забор загона для скота, который на треть был разобран на дрова. Родом весь ансамбль из середины прошлого века, и с тех пор, кажется, ни разу не ремонтировался. Главный жилой корпус, расположенный ближе остальных к берегу, гордо выпячивал массивную крышу в небо. Шифер прохудился под весом снега и от старости. Брус со временем потемнел и окислился. Ставни с бледно-голубым отливом прикрывали затянутые изморозью окна.
Мандарханов затопил печь в главном доме, приготовил еду и заправил постели. Сагал вместе с Пашей и Танькой спустился на снегоходах к метеостанции уже затемно, все были замершие и усталые. Так и упали спать, не поужинав.
Ночью случилось землетрясение. Дома, как сонные коты, только слегка вздрогнули, и дальше засопели. Во время толчков со стороны озера доносились пугающие барабанные вопли ломающегося льда.
— Трясет глубоко под землей, — объяснил Мандарханов. — Раз в месяц так бывает, иногда и чаще. Пугаешься поначалу, а потом привыкаешь. Уснуть помогает.
***
В восемь утра приехал снегоход. За рулем, точно неотъемлемая часть машины, как двигатель или лыжи, восседал Мотор. В качестве пассажира сзади ехал Брадинкин. Выглядел военврач неважно: щеки посинели, кожа на губах облезла, уставшие глаза навыкат.
По лицу Мотора сразу стало ясно — ночью обошлось без гостей.
Брадинкина завели в дом, уложили на раскладушку рядом с печкой. Отогревшись, военврач дрожащими руками, постанывая, попытался стянуть ботинок, но самостоятельно не смог. Пришлось срезать скальпелем, чтобы извлечь распухшую стопу.
— Ночью холодно было, — с чувством вины сказал Мотор. — Капитан разрешил развести костер только в четвертом часу.
— Почему раньше не привез? Чуть человека не угробили, — возмутилась Танька.
— Ты же знаешь, не я решаю. Да и не хотел он уезжать.
— Я приказ капитана не нарушил, — сказал Брадинкин, словно отчитываясь перед вышестоящим начальством.
— Пусть проспится.
— Я согрелся уже. Нога — так, отек. Пройдет, перелома-то нет. Игорь, отвези на перевал. Я поднимусь.
Сагал впервые узнал, как на самом деле зовут Мотора.
— Куда вам на перевал, Арсений Иванович? — Танька ладонью опустила его голову в подушку. — Чем вы там поможете? Лежите, отдыхайте.
— За дезертирство, Танечка, — статья. Я двадцать лет служу.
— Капитан разрешил тебе сутки отдохнуть, — сказал Мотор.
— Правда? Он так и сказал? — Брадинкин расцвел и тут же на его лице выступила гримаса боли. — Я только немного полежу здесь. Только чуть-чуть. Не дезертир, не дезерт…
Брадинкин обмяк и моментально заснул.
Мотор подмигнул Сагалу — на выход. Отошли к берегу, чтобы никто не слышал разговора. Мотор несколько минут оглядывался, жался, собирался с силами.
Сагал заметил, что вдоль береговой линии прорезалась зигзагообразная трещина. Длина ее не поддавалась оценке — в обе стороны трещина тянулась до горизонта, отсекая от озера гигантскую прибрежную льдину шириной около полста метров. Повсюду громоздились ледяные завалы, отливающие ярко-голубым светом.
— У тебя это, спутниковый телефон есть?
— Мне звонить некому. У Паши вся связь.
— У Паши с собой только рация коротковолновая. Спутниковую капитан приказал наверху оставить.
— Чтобы никто из нас не помыслил нарушить его приказ.
— Черт знает что.
Поправив на плече автомат, Мотор покосился на сопку. Долго и задумчиво смотрел.
— Положат нас здесь, как пить дать, чувствую.
— А что думает капитан?
Мотор напряг нижнюю челюсть, клацнул зубами. Потом, опомнившись, забегал глазами. Не знал, можно ли Сагалу доверять.
— Капитан уверен, что они вернутся. Мне приказано поднять вас наверх.
— Тебе приказ не нравится.
— Я приказы не обсуждаю.
— Но ведь хотел обсудить. С полковником Громовым по спутниковому. А разве у военных разрешено — через голову командира прыгать?
Мотор вдруг уменьшился, словно кончилось действие заклинания, превратившего крысу в кучера. Спину прогнул груз вины.
— Я не уверен, что Громов в курсе того, что здесь происходит. Татар… он, то есть капитан Погребной, много что говорит, но я ему не доверяю.
— Думаешь, он соврал про военное положение?
Мотор в ужасе огляделся — нет ли кого рядом. Проверил рацию — вдруг включена. Для верности повернул выключатель. Сломал.
— Да чтоб тебя! — он снял с плеча автомат, вдруг ставший тяжелее чугунной болванки, и опустил прикладом в снег. Набрав воздуха в грудь, выдохнул накопившуюся усталость.
— Артист рассказывал, в Чечне они как-то разведгруппой засели у села. Приказ был: разведать, есть ли там боевики, оценить численность и отойти. Татар нарушил приказ, решил захватить главаря — тот много наших положил. Они кинули дымовуху в дом. Татар самолично прошил очередью по пояс. Главарю внутри бедро пробили. В доме еще жена его была и сын, те на пол легли, там их по головам и взяло. Капитан потом сказал, что на группу напали, и они действовали по ситуации. Артист и остальные подтвердили. Своих не сдают, да и женщину ту с ребенком не вернешь. Так и молчали все.
— Но тебе рассказали.
— Артист за водкой и не такое расскажет.
— Представь, что бы он рассказал за хорошим виски.
— Да пойми ты. Капитан своего добивается любой ценой. Вы, гражданские, что бы он там ни говорил, за его заскоки подыхать не должны.
— Тогда почему ты здесь? Лейтенант ждет в лагере спасательный катер. У них и связь с Громовым есть.
Мотор нервно усмехнулся.
— Я вторую ночь не сплю. Только адреналин кормит. А вдруг глюк? Показалось, надумал себе. Ладно если привлечет по статье, так скорее пулю в лоб всадит. Я один стариков своих содержу, пропадут без меня.
— Тогда у тебя только один выход, — Сагал указал взглядом на вершину.
Мотор дернул головой, смахнув с лица уныние. Закинул автомат на плечо, выпрямился струной.
