Она подходила к телефону, но не знала, кому позвонить. Сергей? Нет, сейчас он наверняка не захочет её слушать. Родители? Они и так постоянно волнуются.
Время тянулось мучительно медленно. Её мысли путались, перескакивая с одной проблемы на другую: от угрозы испорченных отношений с соседом, до надвигающегося разговора с Сергеем, который, скорее всего, будет похож на очередной штурм.
Каждая новая волна паники накатывала с новой силой, но не приносила облегчения. Она была одна, посреди квартиры, где воздух был всё ещё плотным от невысказанных обид и теперь ещё и от запаха сырости. И в этом лабиринте собственных страхов, Катя не находила выхода, чувствуя, как стены её маленького мира медленно, но верно начинают её затягивать.
Долгие раздумья, метания по квартире, бесплодные попытки найти выход – всё это внезапно показалось ей пустой тратой времени. Наступил момент действия, решительного и, возможно, даже отчаянного.
Внутри неё зажглась искра. Искра, которая говорила: — Хватит ждать. Хватит бояться. Надо действовать. Она больше не могла оставаться в этом подвешенном состоянии, терзаемая тревогой и страхом перед неизвестностью. Нужно было самой увидеть, оценить, понять ущерб.
Не задумываясь больше ни о чём, не давая себе времени на новые сомнения, Катя сорвалась с места. Решительность, словно внезапный прилив сил, охватила её. Она бросила последний взгляд на мокрую ванную, на стиральную машину, как на немой укор, и, поправив на плечах халат, выскользнула из квартиры.
Её шаги по лестнице были быстрыми, почти стремительными. Она шла вниз, к Петру, к его квартире, где её ждала ещё одна порция неизвестности, но теперь она шла туда не жертвой обстоятельств, а человеком, готовым встретить их лицом к лицу. В её глазах горел огонек решимости, а в сердце стучала надежда, что, возможно, именно смелость и прямота смогут если не исправить всё, то хотя бы найти решение.
Дверь распахнулась почти мгновенно, едва Катя успела коснуться звонка. И то, что предстало её взору, на секунду заставило её замереть, забыв обо всем на свете. Перед ней, в неловкой позе, стоял Пётр. Но не тот Пётр, что минуту назад был собранным и вежливым, а совершенно другой – домашний, неожиданно уязвимый.
Он был одет лишь в трусы, с тряпкой в руке, словно застигнутый врасплох посреди домашних хлопот. Его волосы были слегка взъерошены, на лице – следы усталости от борьбы с нахлынувшей водой. Он протирал пол, пытаясь справиться с пятнами, которые оставили капли, просочившиеся с потолка. В этот момент он выглядел не как сосед с претензиями, а как обычный человек, столкнувшийся с бытовой проблемой.
– Ох… – выдохнул он, смущённо улыбнувшись. – Я… я вас не ожидал. Решил сразу убрать воду. Проходите.
Он отступил в сторону, жестом приглашая её войти, словно приглашая в свой маленький, только что отремонтированный мир. Катя, всё ещё немного ошеломлённая, шагнула внутрь.
Её взгляд, движимый профессиональным интересом, но с оттенком личного любопытства, начал осматривать помещение. И то, что она увидела, поразило её своей аскетичностью.
Комната, казалось, была лишена всяких излишеств. В самом её центре, прямо на полу, расстелен матрас. Никакой кровати, никаких каркасов, лишь простое ложе, словно приглашающее к минимализму жизни. Рядом с ним, словно пара одиноких спутников, стояла раковина – возможно, временное решение, либо часть какого-то незавершённого ремонта, но в любом случае, добавляющая сюрреалистичности картине. Два стула, тоже не новые, казалось, ждали своих хозяев, готовые к выполнению своей скромной функции.
Но самым говорящим элементом был, пожалуй, шкаф, или, вернее, то, что от него осталось – вешалка. На ней, словно скомканная и забытая куча, громоздились вещи. Одежда, как будто сброшенная в спешке, лежала комком, подчёркивая скорее быт, нежели обустроенность. Ни какой аккуратности, лишь хаотичное нагромождение.
Вся комната дышала этой какой-то странной, почти спартанской простотой. Казалось, здесь нет места для ненужных вещей, для украшений, для бытового комфорта. Всё подчинено лишь самым необходимым функциям. И в этой абсолютной аскетичности, в этой лаконичности обстановки, Катя увидела не просто отсутствие вещей, а, возможно, определённый образ жизни, выбор, который сделал Пётр. В этом минимализме было что-то откровенное, что-то, что заставляло задуматься о человеке, который живёт среди всего этого.
Неловкость повисла в воздухе, густая и ощутимая. Катя почувствовала, как краска заливает её щёки. Она, только что полная решимости, теперь стояла, сбитая с толку этим неожиданным зрелищем. Пётр, в свою очередь, тоже был явно удивлён. Его глаза на мгновение расширились, а рука с тряпкой застыла в воздухе.
– Извините, – прошептала Катя, чувствуя, как волна смущения накрывает её с головой. – Я… я хотела посмотреть, что там… ну, какой ущерб…
Пётр кивнул, опуская тряпку.
– Да, я понимаю. Сейчас всё покажу. Не очень, конечно, приятно, но… как есть.
Он провёл её в ванную, где потолок был чуть более повреждён. Он указал на несколько тёмных пятен, на сильно заметные следы сырости.
– Вот здесь, как видите, вода сильно просочилась. Не критично, но… что есть, то есть.
Катя внимательно осмотрела всё, пытаясь оценить масштаб проблемы. Её сердце, которое ещё минуту назад билось в тревоге, теперь немного успокоилось. Ущерб, казалось, был не так велик, как она боялась.
Сердце Кати забилось чуть быстрее, когда она поняла, что стоит перед Петром, обнажённая под тонким халатом. В его глазах, скользнувших по её фигуре, она уловила что-то новое, что-то, чего раньше не было. Это был взгляд мужчины, оценивающего женщину. И этот взгляд, пробуждённый его собственным, столь же обнажённым состоянием – он стоял в одних трусах, готовый к битве с потопом – создал невидимую, но ощутимую связь между ними.
Воздух, казалось, загустел, наполняясь неуловимым электричеством. Сексуальная нить, о которой думал Пётр, тонкой, но прочной паутиной обвилась вокруг их неловкого диалога. Этот момент, застывший в полумраке его аскетичной квартиры, был полон скрытого напряжения.
Именно в эту, самую неподходящую и одновременно самую интимную паузу, Катя произнесла, её голос был слегка дрожащим:
— Пётр, а вы… вы думаете, на какую сумму ущерб?
Пётр, словно очнувшись, быстро моргнул, стряхивая с себя наваждение. Его взгляд вернулся к ней, но уже с примесью деловой оценки. Он обвёл взглядом пространство, как бы переносясь из мира неловкой близости обратно в мир бытовых проблем.
— Думаю, тысяч десять, пятнадцать, – произнёс он, его голос стал более ровным, деловым. – Не больше. Думаю хватит.
Слова Петра, такие чёткие и ясные, будто холодный душ, обдали Катю. Десять-пятнадцать тысяч.
На её лице отразилось обескураживание. Её брови слегка приподнялись, губы тронула лёгкая гримаса. Как ей сказать об этом Сергею? Сердце сжалось от предвкушения неизбежного разговора, который, она знала, будет не из приятных.
— Десять-пятнадцать… – повторила она, словно пробуя слова на вкус, и её голос прозвучал тихо, потерянно. – И… и что мне теперь делать? Как сказать Сергею?
Она посмотрела на Петра, и в её глазах читалась не только тревога о деньгах, но и растерянность перед самой собой. Перед этой новой, неожиданной ситуацией, которая снова бросила вызов её силам и её отношениям.
Взгляд Петра, полный неожиданной нежности, встретился с её потерянным взглядом. Он сделал шаг навстречу, сокращая расстояние между ними до минимума. Воздух снова наполнился той едва уловимой, но такой притягательной сексуальной энергией.
— Я думаю, мы можем решить вопрос с ремонтом, – проговорил он тихо, его голос звучал как успокаивающее заклинание.
Катя смотрела в его глаза, пытаясь найти в них ответ, хоть какой-то проблеск надежды. — Да, и как? – прошептала она, её голос едва слышно.
Пётр сделал ещё один, совсем маленький шаг, оказываясь вплотную к ней. Он заглянул ей прямо в глаза, словно пытаясь прочесть её мысли, её желания. И затем, медленно, словно следуя какому-то неведомому импульсу, он осторожно отодвинул правую часть её халата.
Перед ним открылась нежная грудь второго размера. Ярко-красный сосочек, словно спелая ягодка, приковывал взгляд, обещая сладость и страсть. Катя застыла, её дыхание перехватило. Она ощущала тепло его руки, его взгляд, но ни слова не произнесла, ни малейшего движения сопротивления.
Он наклонился, и его губы коснулись её. Поцелуй был нежным, но настойчивым, словно он пробовал её на вкус, исследуя новую территорию. Катя, повинуясь неведомому порыву, не сопротивлялась. Её тело, будто уставшее от борьбы с проблемами, начало поддаваться, отвечая на его ласку.
В следующий миг, совершенно неожиданно для неё, халат соскользнул с её плеч, оказавшись на полу. Пётр, не теряя ни секунды, уже прикасался ладонями к её груди, исследуя её нежную кожу, лаская её с такой откровенной страстью, что у Кати перехватило дыхание. Мир вокруг сузился до этих прикосновений, до этих ощущений, до этой внезапной, всепоглощающей близости.
В вихре страсти, который захватил их, время потеряло своё значение. Пётр, ведомый неодолимым желанием, полностью завладел Катей. Его ласки были настойчивыми, но искушающими, каждое движение, каждый поцелуй разжигал в ней огонь, который, казалось, мог поглотить их обоих.
Когда чувственное наслаждение достигло своего пика, Пётр, сбросив последние остатки своей одежды, оказался полностью обнажённым. Он схватил её за шею, мягко, но решительно, направляя её к земле. Катя, словно ведомая невидимой силой, оказалась на коленях перед ним.
Его голос, приглушённый, почти шёпот, прозвучал в наступившей тишине: — Соси!
Мир вокруг Кати сжался до одного объекта. Она не колебалась, её руки инстинктивно потянулись к нему, обхватывая его член. Затем, нежно, словно пробуя на вкус, она начала посасывать, её губы, её язык, её дыхание – всё подчинилось, завораживающему ритуалу.
В глазах Петра плясали дикие искры. Он схватил её за волосы, его хватка была сильной, но не грубой, скорее страстной. Темп нарастал, движения становились всё более резкими, напоминая уже не просто ласку, а некое первобытное действо. Это было не просто сосание, это было настоящее слияние, где грань между оральным сексом и чем-то более грубым стиралась на глазах.
Его член, не особо длинный, сантиметров семнадцать, но при этом внушительной ширины, требовал от Кати максимального раскрытия. Ей приходилось распахивать рот широко, чтобы вместить его, и при нарастающем темпе, когда он вторгался всё глубже, у неё невольно начинали течь слюни. Иногда он останавливался, словно замирая, глубоко входя в её рот, и это замедление, эта пауза перед выходом, заставляла Катю буквально задыхаться, её дыхание сбивалось, становясь прерывистым и шумным. Каждый его выход сопровождался ощущением, что она едва может вдохнуть, прежде чем он снова начнет своё стремительное движение.
Внезапно, всё изменилось. Пётр резко вытащил свой член изо рта Кати. Миг тишины, наполненный напряжением, закончился лёгкой пощёчиной, которая, однако, заставила Катю вздрогнуть. — Соси нормально, шлюха! – прозвучало его приказным тоном, от которого у неё перехватило дыхание.
Первой реакцией Кати был удивлённый вздох, но она не смогла произнести ни слова, словно все звуки застряли в горле. Пётр, чувствуя своё полное доминирование, увидел её покорность. С новым напором он снова сунул член в её рот, сделав несколько жёстких, властных толчков.
Затем, резким движением, он приподнял её, как пушинку, и понёс к одинокому матрасу, лежащему на полу. Там, положив её на живот, он приподнял её ягодицы. Следующее, что она почувствовала, было его язык, нежно, но уверенно исследующий её самые интимные места. Он ласкал её дырочки, одновременно манипулируя пальцами рук, создавая всё более интенсивное возбуждение. В какой-то момент его язык скользнул ей в попу, и от этого ощущения Катя невольно простонала, отдаваясь волне наслаждения, смешанного с абсолютной покорностью.
В этот момент, когда Пётр властвовал над её телом, где-то на задворках сознания Кати промелькнула тень Сергея. Мысль, мимолетная, как вспышка, о том, что он никогда не проявлял такой страсти, такой откровенной нежности. Он редко ласкал её языком, его прикосновения были более сдержанными, более привычными.
Эта мысль, вместо того чтобы вызвать ревность или сожаление, парадоксальным образом способствовала её полному расслаблению. Она осознала, что сейчас она находится в другой реальности, в другом измерении чувственности. Здесь, в объятиях Петра, она могла позволить себе всё, что было недоступно ей прежде.
Тело Кати, словно отпуская все тормоза, полностью отдалось ощущениям. Её дыхание стало глубоким и ровным, каждый вдох наполнял её новыми силами, каждый выдох освобождал от напряжения. Мышцы, которые до этого были напряжены, теперь расслабились, позволяя ласкам Петра проникать глубже. Она чувствовала, как волны удовольствия, сначала робкие, затем всё более сильные, разливаются по всему её телу. Её стоны, которые сначала были приглушёнными, теперь становились всё громче, выражая её полное погружение в этот момент, её сдачу стихии страсти. Она была полностью в его власти, и в этой власти, как ни странно, обрела своеобразное освобождение.
С лёгким рыком, Пётр приподнялся. Его член, словно живой, нырнул в нагретую, податливую плоть Кати. Её тело откликнулось протяжным, полным наслаждения стоном. Он начал своё наступление – жёсткие, уверенные толчки, погружавшие его в неё до самого основания. Катя, стоя в позе рака, завывала под его натиском, каждое его движение вызывало её сладострастные крики.
С пугающей ритмичностью, раз в пять-десять секунд, его ладонь обрушивалась на её правую ягодицу с глухим шлепком, добавляя новые ощущения к уже переполнявшей её буре страсти. Этот дикий, животный танец продолжался около пяти минут, наполняя комнату их стонами и звуками телесного столкновения.
Затем, внезапно, он вытащил свой член. Тяжело дыша, он упал на спину, а затем, одной резкой, властной рукой, приподнял Катю и посадил её сверху на себя.
Катя, словно взбудораженная игрушка, взмывала и опускалась на члене Петра, её грудь трепетала в такт их страстному танцу. Он, в свою очередь, не давал ей остыть: то сжимал её груди в ладонях, то ласково посасывал соски, то, для большего возбуждения, резко шлёпал по ним своей ладонью.
Внезапно, он резко скинул её. Секунда – и он уже стоял, подхватив её за волосы обеими руками, поставив на колени. Его следующая атака была ещё более стремительной и властной – он начал трахать её в рот с такой силой, что у неё перехватило дыхание. Из горла вырывались лишь приглушённые звуки "гр-гр-гр", когда его член резко входил и выходил, наполняя её рот. В отчаянии, Катя пыталась оттолкнуться, цепляясь руками за его ноги, но он лишь сильнее прижал её к стене, подхватив её руки и зафиксировав их своими, продолжая свою неумолимую, глубокую пенетрацию в самое горло.
В какой-то момент, он отпустил её руки и дал опуститься, даже лучше сказать упасть на матрас. Он сделал секундную заминку, поставил её раком, сам на полусогнутых ногах начал вставлять член ей в попу. Она заёрзала, чувствуя как головка члена пытается проникнуть в неё.
Время тянулось мучительно медленно. Её мысли путались, перескакивая с одной проблемы на другую: от угрозы испорченных отношений с соседом, до надвигающегося разговора с Сергеем, который, скорее всего, будет похож на очередной штурм.
Каждая новая волна паники накатывала с новой силой, но не приносила облегчения. Она была одна, посреди квартиры, где воздух был всё ещё плотным от невысказанных обид и теперь ещё и от запаха сырости. И в этом лабиринте собственных страхов, Катя не находила выхода, чувствуя, как стены её маленького мира медленно, но верно начинают её затягивать.
Долгие раздумья, метания по квартире, бесплодные попытки найти выход – всё это внезапно показалось ей пустой тратой времени. Наступил момент действия, решительного и, возможно, даже отчаянного.
Внутри неё зажглась искра. Искра, которая говорила: — Хватит ждать. Хватит бояться. Надо действовать. Она больше не могла оставаться в этом подвешенном состоянии, терзаемая тревогой и страхом перед неизвестностью. Нужно было самой увидеть, оценить, понять ущерб.
Не задумываясь больше ни о чём, не давая себе времени на новые сомнения, Катя сорвалась с места. Решительность, словно внезапный прилив сил, охватила её. Она бросила последний взгляд на мокрую ванную, на стиральную машину, как на немой укор, и, поправив на плечах халат, выскользнула из квартиры.
Её шаги по лестнице были быстрыми, почти стремительными. Она шла вниз, к Петру, к его квартире, где её ждала ещё одна порция неизвестности, но теперь она шла туда не жертвой обстоятельств, а человеком, готовым встретить их лицом к лицу. В её глазах горел огонек решимости, а в сердце стучала надежда, что, возможно, именно смелость и прямота смогут если не исправить всё, то хотя бы найти решение.
Глава 2: Слив эмоций
Дверь распахнулась почти мгновенно, едва Катя успела коснуться звонка. И то, что предстало её взору, на секунду заставило её замереть, забыв обо всем на свете. Перед ней, в неловкой позе, стоял Пётр. Но не тот Пётр, что минуту назад был собранным и вежливым, а совершенно другой – домашний, неожиданно уязвимый.
Он был одет лишь в трусы, с тряпкой в руке, словно застигнутый врасплох посреди домашних хлопот. Его волосы были слегка взъерошены, на лице – следы усталости от борьбы с нахлынувшей водой. Он протирал пол, пытаясь справиться с пятнами, которые оставили капли, просочившиеся с потолка. В этот момент он выглядел не как сосед с претензиями, а как обычный человек, столкнувшийся с бытовой проблемой.
– Ох… – выдохнул он, смущённо улыбнувшись. – Я… я вас не ожидал. Решил сразу убрать воду. Проходите.
Он отступил в сторону, жестом приглашая её войти, словно приглашая в свой маленький, только что отремонтированный мир. Катя, всё ещё немного ошеломлённая, шагнула внутрь.
Её взгляд, движимый профессиональным интересом, но с оттенком личного любопытства, начал осматривать помещение. И то, что она увидела, поразило её своей аскетичностью.
Комната, казалось, была лишена всяких излишеств. В самом её центре, прямо на полу, расстелен матрас. Никакой кровати, никаких каркасов, лишь простое ложе, словно приглашающее к минимализму жизни. Рядом с ним, словно пара одиноких спутников, стояла раковина – возможно, временное решение, либо часть какого-то незавершённого ремонта, но в любом случае, добавляющая сюрреалистичности картине. Два стула, тоже не новые, казалось, ждали своих хозяев, готовые к выполнению своей скромной функции.
Но самым говорящим элементом был, пожалуй, шкаф, или, вернее, то, что от него осталось – вешалка. На ней, словно скомканная и забытая куча, громоздились вещи. Одежда, как будто сброшенная в спешке, лежала комком, подчёркивая скорее быт, нежели обустроенность. Ни какой аккуратности, лишь хаотичное нагромождение.
Вся комната дышала этой какой-то странной, почти спартанской простотой. Казалось, здесь нет места для ненужных вещей, для украшений, для бытового комфорта. Всё подчинено лишь самым необходимым функциям. И в этой абсолютной аскетичности, в этой лаконичности обстановки, Катя увидела не просто отсутствие вещей, а, возможно, определённый образ жизни, выбор, который сделал Пётр. В этом минимализме было что-то откровенное, что-то, что заставляло задуматься о человеке, который живёт среди всего этого.
Неловкость повисла в воздухе, густая и ощутимая. Катя почувствовала, как краска заливает её щёки. Она, только что полная решимости, теперь стояла, сбитая с толку этим неожиданным зрелищем. Пётр, в свою очередь, тоже был явно удивлён. Его глаза на мгновение расширились, а рука с тряпкой застыла в воздухе.
– Извините, – прошептала Катя, чувствуя, как волна смущения накрывает её с головой. – Я… я хотела посмотреть, что там… ну, какой ущерб…
Пётр кивнул, опуская тряпку.
– Да, я понимаю. Сейчас всё покажу. Не очень, конечно, приятно, но… как есть.
Он провёл её в ванную, где потолок был чуть более повреждён. Он указал на несколько тёмных пятен, на сильно заметные следы сырости.
– Вот здесь, как видите, вода сильно просочилась. Не критично, но… что есть, то есть.
Катя внимательно осмотрела всё, пытаясь оценить масштаб проблемы. Её сердце, которое ещё минуту назад билось в тревоге, теперь немного успокоилось. Ущерб, казалось, был не так велик, как она боялась.
Сердце Кати забилось чуть быстрее, когда она поняла, что стоит перед Петром, обнажённая под тонким халатом. В его глазах, скользнувших по её фигуре, она уловила что-то новое, что-то, чего раньше не было. Это был взгляд мужчины, оценивающего женщину. И этот взгляд, пробуждённый его собственным, столь же обнажённым состоянием – он стоял в одних трусах, готовый к битве с потопом – создал невидимую, но ощутимую связь между ними.
Воздух, казалось, загустел, наполняясь неуловимым электричеством. Сексуальная нить, о которой думал Пётр, тонкой, но прочной паутиной обвилась вокруг их неловкого диалога. Этот момент, застывший в полумраке его аскетичной квартиры, был полон скрытого напряжения.
Именно в эту, самую неподходящую и одновременно самую интимную паузу, Катя произнесла, её голос был слегка дрожащим:
— Пётр, а вы… вы думаете, на какую сумму ущерб?
Пётр, словно очнувшись, быстро моргнул, стряхивая с себя наваждение. Его взгляд вернулся к ней, но уже с примесью деловой оценки. Он обвёл взглядом пространство, как бы переносясь из мира неловкой близости обратно в мир бытовых проблем.
— Думаю, тысяч десять, пятнадцать, – произнёс он, его голос стал более ровным, деловым. – Не больше. Думаю хватит.
Слова Петра, такие чёткие и ясные, будто холодный душ, обдали Катю. Десять-пятнадцать тысяч.
На её лице отразилось обескураживание. Её брови слегка приподнялись, губы тронула лёгкая гримаса. Как ей сказать об этом Сергею? Сердце сжалось от предвкушения неизбежного разговора, который, она знала, будет не из приятных.
— Десять-пятнадцать… – повторила она, словно пробуя слова на вкус, и её голос прозвучал тихо, потерянно. – И… и что мне теперь делать? Как сказать Сергею?
Она посмотрела на Петра, и в её глазах читалась не только тревога о деньгах, но и растерянность перед самой собой. Перед этой новой, неожиданной ситуацией, которая снова бросила вызов её силам и её отношениям.
Взгляд Петра, полный неожиданной нежности, встретился с её потерянным взглядом. Он сделал шаг навстречу, сокращая расстояние между ними до минимума. Воздух снова наполнился той едва уловимой, но такой притягательной сексуальной энергией.
— Я думаю, мы можем решить вопрос с ремонтом, – проговорил он тихо, его голос звучал как успокаивающее заклинание.
Катя смотрела в его глаза, пытаясь найти в них ответ, хоть какой-то проблеск надежды. — Да, и как? – прошептала она, её голос едва слышно.
Пётр сделал ещё один, совсем маленький шаг, оказываясь вплотную к ней. Он заглянул ей прямо в глаза, словно пытаясь прочесть её мысли, её желания. И затем, медленно, словно следуя какому-то неведомому импульсу, он осторожно отодвинул правую часть её халата.
Перед ним открылась нежная грудь второго размера. Ярко-красный сосочек, словно спелая ягодка, приковывал взгляд, обещая сладость и страсть. Катя застыла, её дыхание перехватило. Она ощущала тепло его руки, его взгляд, но ни слова не произнесла, ни малейшего движения сопротивления.
Он наклонился, и его губы коснулись её. Поцелуй был нежным, но настойчивым, словно он пробовал её на вкус, исследуя новую территорию. Катя, повинуясь неведомому порыву, не сопротивлялась. Её тело, будто уставшее от борьбы с проблемами, начало поддаваться, отвечая на его ласку.
В следующий миг, совершенно неожиданно для неё, халат соскользнул с её плеч, оказавшись на полу. Пётр, не теряя ни секунды, уже прикасался ладонями к её груди, исследуя её нежную кожу, лаская её с такой откровенной страстью, что у Кати перехватило дыхание. Мир вокруг сузился до этих прикосновений, до этих ощущений, до этой внезапной, всепоглощающей близости.
В вихре страсти, который захватил их, время потеряло своё значение. Пётр, ведомый неодолимым желанием, полностью завладел Катей. Его ласки были настойчивыми, но искушающими, каждое движение, каждый поцелуй разжигал в ней огонь, который, казалось, мог поглотить их обоих.
Когда чувственное наслаждение достигло своего пика, Пётр, сбросив последние остатки своей одежды, оказался полностью обнажённым. Он схватил её за шею, мягко, но решительно, направляя её к земле. Катя, словно ведомая невидимой силой, оказалась на коленях перед ним.
Его голос, приглушённый, почти шёпот, прозвучал в наступившей тишине: — Соси!
Мир вокруг Кати сжался до одного объекта. Она не колебалась, её руки инстинктивно потянулись к нему, обхватывая его член. Затем, нежно, словно пробуя на вкус, она начала посасывать, её губы, её язык, её дыхание – всё подчинилось, завораживающему ритуалу.
В глазах Петра плясали дикие искры. Он схватил её за волосы, его хватка была сильной, но не грубой, скорее страстной. Темп нарастал, движения становились всё более резкими, напоминая уже не просто ласку, а некое первобытное действо. Это было не просто сосание, это было настоящее слияние, где грань между оральным сексом и чем-то более грубым стиралась на глазах.
Его член, не особо длинный, сантиметров семнадцать, но при этом внушительной ширины, требовал от Кати максимального раскрытия. Ей приходилось распахивать рот широко, чтобы вместить его, и при нарастающем темпе, когда он вторгался всё глубже, у неё невольно начинали течь слюни. Иногда он останавливался, словно замирая, глубоко входя в её рот, и это замедление, эта пауза перед выходом, заставляла Катю буквально задыхаться, её дыхание сбивалось, становясь прерывистым и шумным. Каждый его выход сопровождался ощущением, что она едва может вдохнуть, прежде чем он снова начнет своё стремительное движение.
Внезапно, всё изменилось. Пётр резко вытащил свой член изо рта Кати. Миг тишины, наполненный напряжением, закончился лёгкой пощёчиной, которая, однако, заставила Катю вздрогнуть. — Соси нормально, шлюха! – прозвучало его приказным тоном, от которого у неё перехватило дыхание.
Первой реакцией Кати был удивлённый вздох, но она не смогла произнести ни слова, словно все звуки застряли в горле. Пётр, чувствуя своё полное доминирование, увидел её покорность. С новым напором он снова сунул член в её рот, сделав несколько жёстких, властных толчков.
Затем, резким движением, он приподнял её, как пушинку, и понёс к одинокому матрасу, лежащему на полу. Там, положив её на живот, он приподнял её ягодицы. Следующее, что она почувствовала, было его язык, нежно, но уверенно исследующий её самые интимные места. Он ласкал её дырочки, одновременно манипулируя пальцами рук, создавая всё более интенсивное возбуждение. В какой-то момент его язык скользнул ей в попу, и от этого ощущения Катя невольно простонала, отдаваясь волне наслаждения, смешанного с абсолютной покорностью.
В этот момент, когда Пётр властвовал над её телом, где-то на задворках сознания Кати промелькнула тень Сергея. Мысль, мимолетная, как вспышка, о том, что он никогда не проявлял такой страсти, такой откровенной нежности. Он редко ласкал её языком, его прикосновения были более сдержанными, более привычными.
Эта мысль, вместо того чтобы вызвать ревность или сожаление, парадоксальным образом способствовала её полному расслаблению. Она осознала, что сейчас она находится в другой реальности, в другом измерении чувственности. Здесь, в объятиях Петра, она могла позволить себе всё, что было недоступно ей прежде.
Тело Кати, словно отпуская все тормоза, полностью отдалось ощущениям. Её дыхание стало глубоким и ровным, каждый вдох наполнял её новыми силами, каждый выдох освобождал от напряжения. Мышцы, которые до этого были напряжены, теперь расслабились, позволяя ласкам Петра проникать глубже. Она чувствовала, как волны удовольствия, сначала робкие, затем всё более сильные, разливаются по всему её телу. Её стоны, которые сначала были приглушёнными, теперь становились всё громче, выражая её полное погружение в этот момент, её сдачу стихии страсти. Она была полностью в его власти, и в этой власти, как ни странно, обрела своеобразное освобождение.
С лёгким рыком, Пётр приподнялся. Его член, словно живой, нырнул в нагретую, податливую плоть Кати. Её тело откликнулось протяжным, полным наслаждения стоном. Он начал своё наступление – жёсткие, уверенные толчки, погружавшие его в неё до самого основания. Катя, стоя в позе рака, завывала под его натиском, каждое его движение вызывало её сладострастные крики.
С пугающей ритмичностью, раз в пять-десять секунд, его ладонь обрушивалась на её правую ягодицу с глухим шлепком, добавляя новые ощущения к уже переполнявшей её буре страсти. Этот дикий, животный танец продолжался около пяти минут, наполняя комнату их стонами и звуками телесного столкновения.
Затем, внезапно, он вытащил свой член. Тяжело дыша, он упал на спину, а затем, одной резкой, властной рукой, приподнял Катю и посадил её сверху на себя.
Катя, словно взбудораженная игрушка, взмывала и опускалась на члене Петра, её грудь трепетала в такт их страстному танцу. Он, в свою очередь, не давал ей остыть: то сжимал её груди в ладонях, то ласково посасывал соски, то, для большего возбуждения, резко шлёпал по ним своей ладонью.
Внезапно, он резко скинул её. Секунда – и он уже стоял, подхватив её за волосы обеими руками, поставив на колени. Его следующая атака была ещё более стремительной и властной – он начал трахать её в рот с такой силой, что у неё перехватило дыхание. Из горла вырывались лишь приглушённые звуки "гр-гр-гр", когда его член резко входил и выходил, наполняя её рот. В отчаянии, Катя пыталась оттолкнуться, цепляясь руками за его ноги, но он лишь сильнее прижал её к стене, подхватив её руки и зафиксировав их своими, продолжая свою неумолимую, глубокую пенетрацию в самое горло.
В какой-то момент, он отпустил её руки и дал опуститься, даже лучше сказать упасть на матрас. Он сделал секундную заминку, поставил её раком, сам на полусогнутых ногах начал вставлять член ей в попу. Она заёрзала, чувствуя как головка члена пытается проникнуть в неё.
