***
Граф Орион встал вместе с солнцем: сегодня предстоял ранний путь в Хинорию. Нара прислуживала ему за завтраком.
— Не стоило так рано подниматься, — сказал ей граф. — Я бы и сам согрел себе чай.
— Где это видано, чтобы господа сами себе на стол подавали? — возразила Нара и поставила перед ним дымящуюся кружку ароматного чая. — Я и Вако растолкала — пусть дракона вашего взнуздает. Не графское это дело — по дому хлопотать. А у меня как раз и печенье готово.
Она вынула из печи горячий противень и высыпала печенье в глиняную тарелку. Внизу хлопнула дверь, и на лестнице загрохотали сапоги Вако. Слуга заглянул на кухню и объявил:
— А дракона-то нету!
— Летает где-нибудь, — ответил граф. — Сейчас вернётся. Он знает, что мне сегодня на службу. Присаживайся, Вако, позавтракаем вместе.
Когда солнце позолотило верхушки садовых деревьев, Орион забеспокоился. Дааро никогда не заставлял себя ждать. Давно уже встали остальные слуги, давно уже Нара вымыла посуду и занялась стиркой, но деревянный дом перед площадкой до сих пор пустовал.
Впервые граф осознал, насколько зависит от дракона. Тот за полдня мог донести его в далёкую Химерию, а уж до Хинории хватало часа пути. Теперь же, если обходиться своими силами, графу понадобится три часа, чтобы спуститься с гор, и ещё столько же, чтобы дойти пешком до городской черты, а после этого — доехать до центра, отыскать коня (или экипаж, если повезёт) и пуститься в опасный путь по Межгорью. Перешеек между двумя странами хоть и мал, но часов шесть займёт. И явится граф ко двору поздней ночью… А завтра в Финории новогодний бал.
Но прежде всего Дааро был ему другом. Пусть пропадает, где захочет, лишь бы с ним ничего не случилось! А уж со службой граф как-нибудь разберётся. Навряд ли король прогонит хорошего посыльного из-за одного опоздания.
Проснулся Тион. После завтрака выбежал во двор, обрадовался, что граф ещё не уехал, и предложил позаниматься фехтованием, чтобы не терять время. Графу было не до того, но показывать ученику своё волнение он не хотел. Они взяли палки и вышли на площадку.
К полудню Орион уже знал, что сегодня в Хинорию не попадёт. Ближе к вечеру его начала одолевать тоска, а на закате он серьёзно забеспокоился. С чего он так уверен, что драконы неуязвимы? Ведь поубивали же их всех когда-то в Иэне. Что, если Дааро попал в беду? Мальчик тоже почувствовал тревогу и больше не просил об уроке, а просто сел рядом на скамейку и молчал. Оба они не представляли себе жизни без Дааро.
Когда начало темнеть, в деревянном доме кто-то громко заворочался. Граф и Тион сорвались с места и наперегонки помчались к раскрытым воротам, подбежали, но никого не увидели. А внутри кто-то копошился, приминая солому, пыхтел, взрыкивал, хлопал крыльями…
Тион испуганно смотрел то в пустое помещение, то на графа. А Орион вдруг выругался, пнул камень и сказал:
— Дааро. Где тебя носило?
— Нигде, — ответил дракон. — Я всё время спал тут.
— Весь день?
— Ну да. А что?
— Тебе не пришло в голову спать видимым?
— Да как-то не задумался о такой ерунде, — ответил дракон и начал проявляться.
Тион захохотал.
— А то, что я пропустил день службы — это, по-твоему, тоже ерунда?
— Скажешь, что у тебя конь охромел, — и Дааро с наслаждением потянулся. — Как будто у посыльного не может случиться в пути мелкая неприятность. Ну что, летим?
— Нет уж. Теперь не имеет смысла, завтра мне всё равно нужно быть в Финории, — с досадой сказал Орион, повернулся и пошёл в замок.
— Тогда я прогуляюсь! — Дааро выбрался на площадку, отряхнулся и расправил крылья.
— Дааро, подожди, не улетай, — попросил Тион. — Почему ты устроил графу такой номер? Он рассердился.
— Пусть сердится. Там сегодня опасно. Я чувствую.
— Но ведь в Финории ещё опаснее! Граф собрался на новогодний бал. Его же там могут арестовать.
— Там он знает, что находится на территории врага. А в Хинории всем доверяет и потому уязвим.
— Но ведь он служит тамошнему королю, жалованье от него получает. По-моему, там спокойнее, чем в Финории. А что там король — скотина, так они все примерно одинаковые, — Тион вспомнил порку в общем зале. — Фино тоже не сахар, — добавил он, презрительно дёрнув губой.
Дааро смерил его взглядом.
— Мальчик, ты знаешь, как общаются звездочёты?
— Как и все нормальные люди, словами. Разве нет? — удивлённо ответил мальчик, сбитый с толку неожиданным вопросом.
— Они разговаривают мысленно на расстоянии. Один в Финории, другой где-нибудь в Ламирии — сидят каждый в своей библиотеке с закрытыми глазами и молчат. Будто спят. А сами в это время обсуждают государственные тайны.
— Ого, — с уважением покачал головой Тион. — А к чему ты сейчас об этом?
— А к тому, что драконы общаются примерно так же. И не только дракон с драконом, но и дракон с вабраном, и дракон со змеем, и дракон с крокодилом.
— Крокодилы у нас вроде не водятся, — хмыкнул Тион. — Или ты про своих старых знакомых из Химерии?
— У короля Хино в домашних любимцах огромный крокодил. Он не обладает разумом, так же как и змеи, так же как и вабраны, но я его знаю давно, и его примитивные мысли — не секрет для меня. И сегодня он, сам того не зная, сообщил мне, что во дворце Хино графу угрожает опасность.
— Ой… Не надо больше отвозить туда графа! Лучше отсидеться. Денег-то у него авось хватит.
— Я тоже так думаю. Но если Орион скажет: летим в Хинорию, то я послушаюсь его, — ответил дракон и выпустил из обеих пастей пламя: из левой красное, из правой синее.
Глава 18. Новогодний бал
Хотя Финора видела расклад Линария мельком, она хорошо запомнила роковые четыре карты, а наспех сочинённое — не иначе! — объяснение о чёрной кобыле, вместо того чтобы развеять тревогу, лишь усилило её. Но идти сейчас в людскую и расспрашивать конюхов было бы не самой лучшей идеей, и принцесса решила разложить карты сама, как только выпадет свободная минутка. Не сегодня, конечно: весь дворец так и кипел подготовкой к новогоднему балу.
Служанки и фрейлины заполонили покои Финоры. По традиции, её маскарадного платья никто не должен был видеть до бала, из всего её окружения только швеи знали, что наденет принцесса. В таком же секрете хранились платья придворных дам, так что обсуждать свои наряды девушки не могли. Для обсуждения хватало других тем.
— Как думаешь, тот нахальный хинорец будет на балу? — краем уха слышала Финора, как шушукаются фрейлины за её спиной.
— А разве его не объявили вне закона?
— Ты что, с луны свалилась? Указ давно отменён. Это не шпион, а просто мелкая сошка. Дворянин из какой-то другой страны, а в Хинории только служит.
— Значит, он снова может приехать сюда.
— Думаю, не хватит наглости. А что, ты на него запала?
— Фи, скажешь тоже. Ростом не вышел. Я уж если на кого западу, так это на баронета Ханта. Какой мужчина! Одни усы чего стоят…
Даже горничная не знала, что наденет Финора. С утра принцесса была в том самом светло-зелёном платье с бантом на поясе, которое недавно примеряла, но главный вечерний наряд хранился в запертом шкафу, скрытый от чужих глаз. Перед новогодним балом три швеи стали более приближёнными к её высочеству, чем горничная, и у Флиры появилось много свободного времени. На что она его тратила, никто не знал.
«Весна — юность года», — сказал поэт. Но сам Новый Год в Финории и других северных странах отмечали не с календарным началом весны, а с наступлением тепла, в самый разгар цветения, когда леса покрывались молодой листвой. Двадцать дней подряд тут и там гремела музыка на балах, а по ночам сверкали праздничные фейерверки. Впрочем, последнее к Финории не относилось: траур по Фино-младшему должен был продолжаться по всей стране, пока дышат его родители, и только ради принцессы король Фино не стал запрещать балы.
Да, фейерверков и праздничных костров в Финории не было. Но на бальные платья запрет не распространялся, и великолепие женских нарядов затмевало цветущую природу. Новогодний бал славился не только масками и интригой — это был единственный бал в году, когда никто не следовал моде. На Новый Год разрешалось нарядиться во что угодно, хоть сделать себе платье из листьев, лишь бы оно не нарушало приличий. Среди танцующих можно было встретить длинноухую принцессу народа Эль в платье из серебряных нитей, Озёрную Деву с рыбьим хвостом, Принцессу Розу в пышном платье из атласных роз, синеволосую Принцессу Колокольчик, зеленоволосую Лесную Деву в платье, украшенном ивовыми ветвями, крылатых фей и многих других сказочных героинь.
Кавалеры тоже наряжались, но попроще — в основном в охотников да старинных разбойников, чей образ был взят из книг: в полосатой рубахе, широких штанах, красном или синем камзоле, сапогах с отворотами, а ещё с золотым ожерельем (иногда поддельным) и в яркой повязке на голове. Конечно, настоящие разбойники так не одевались — те предпочитали неброскую одежду, неотличимую от повседневной городской.
Две королевы не участвовали в маскараде и танцах — похоронив Фино-младшего, обе одевались только в чёрное. Чтобы не нарушать общего порядка, они надевали на Новый Год бархатные чёрные маски без украшений, и это была их единственная дань празднику.
Бал начался засветло. Все ещё были без масок и в обычных бальных нарядах. Перевоплощение в сказочных существ и героев легенд предстояло во второй части празднества, с наступлением темноты, а в первой части всё происходило, как и на других балах. Многие дворяне привезли с собой детей — в общем зале, расположенном в другом крыле, стояло множество закрытых экипажей. Маленькие аристократы танцевали наравне со взрослыми, но один-два танца посвящались только им. Тогда взрослые отступали к стене, а танцевать выходили только дети.
Открывали бал король Фино с дочерью. Все танцы в первой части были старинные и чопорные, с поклонами и реверансами. Финора-средняя в бархатном чёрном платье и газовой вуали на волосах сидела на диване у стены и смотрела на танцующую дочь со светлой грустью. Её свекровь, тоже в трауре, сидела на соседнем диване рядом с мужем, Фино-старшим. Свечи ещё не зажгли — бальный зал насквозь пронизывали жёлтые лучи вечернего солнца. Этот мягкий свет вместе с меланхоличной музыкой создавал неповторимую атмосферу: время будто откатилось назад, в далёкую древность, когда на месте дворца стояла деревянная крепость, а короли назывались князьями. Не прозвучало ещё славное имя «Фино», и страна не называлась Финорией — земли в горном кольце были известны как Еловая падь.
В узорчатых деревянных домах жили крестьяне, а в городе за высокой стеной — знать. От кого защищали горожан крепостные стены, теперь никто не упомнит. Вокруг города и до самых Эльских гор зеленели густые леса, наполненные дикими зверями и птицами, расстилались луга, где паслись козы и овцы, а над бескрайними просторами Еловой пади летали огнедышащие драконы и другие удивительные существа, которых больше нет.
Мир был иным, не то, что сейчас — люди были сильнее и здоровее, поля плодороднее, а солнце — ярче. Женщины носили другие платья, музыканты играли на других инструментах, и каблуки танцующих в бальном зале ударяли не в мрамор, а в деревянный настил, но песни были те же. Промчались века, но песни сохранились — менестрели сберегли наследие народа Эль, передавая ноты из поколения в поколение, и вот теперь принцесса Финора и её отец открывали бал под ту же музыку, под которую когда-то другой правитель выводил в свет свою дочь, юную княжну, от которой не осталось ныне и костей.
Прозвучал финальный аккорд, чисто пропел треугольник, и король Фино с Финорой-младшей низко поклонились друг другу. Все захлопали.
— Ригодон! — объявил распорядитель, и полилась музыка. Теперь танцевали все.
— И всё-таки она хороша! — сказала одна кухарка другой, кивнув на Финору, танцующую с баронетом Хантом, первым красавцем королевства. Служанки стояли у входа в зал и прятались за шторами, чтобы не мешать господам развлекаться.
— Как стрекозка зелёная, — умилилась та. — Шлейф как крылья.
— Скоро крылышки-то пообломают, — пробормотала посудомойщица, присоединяясь к их беседе. — Дней двадцать осталось до помолвки?
— Восемнадцать вроде, — сказала прачка. Завязалась обычная болтовня.
— Жаль принцессу, такая хорошенькая, и такому зверю достанется.
— Двадцать четыре ей. А свадьба только через год — эвона сколько ещё времени.
— Это если Хино не потребует ускорить свадьбу. Господам такое позволяется, а нам нет.
— Почему же нет? Твоя дочка в восемнадцать замуж выскочила.
— Закрой рот! Моя дочка законное разрешение получила, сам король подписал бумагу.
— Это потому что ей деваться некуда было. Хорошо, что кавалер попался порядочный, согласился жениться. Другой бы сбежал, и осталась бы твоя дочка одна с дитём.
— Закрой рот, тебе говорю!
— Да не ругайтесь вы! Как две козы, право слово. Я вот считаю — хорошие у нас законы. Случилась промашка — ладно уж, получи разрешение, а так — ни-ни до двадцати пяти. Если бы крестьянки да работницы замуж в восемнадцать выходили, то сколько б у них детей было? Кто такую ораву прокормит? Да и работать когда? Господа-то, они хитрые, больше двоих не заводят, а нам, беднякам, сколько Матона-Шестерица пошлёт. Поэтому чем позже замуж, тем лучше. Я вот в тридцать один вышла, и всё у меня прекрасно. Троих вырастила, и все в люди вышли. Ни за кого краснеть не пришлось.
— Вон, короли-то наши, двоих завели, и что толку? Где королевич? Нету его. А королевишна как тростинка, хорошо, если одного осилит. А ну как не осилит и одного? И пойдут наши короли в деревню доживать свой век, новый король нас всех из дворца прогонит, а стране новое название припишут.
— Побойся Десятерых, дурёха. Оторвут тебе когда-нибудь твой длинный язык.
Музыка сменилась. Объявили павану. Принцесса пропустила этот круг, и многие последовали её примеру. Осталось лишь три пары, все остальные предпочли просто слушать музыку. Трубы молчали, играли только лютнисты. Это была одна из тех солнечных песен, где в общую мажорную гамму нет-нет да и прокрадываются щемящие минорные нотки. Такие мелодии коварны, они обладают властью над человеком и способны как поднять, так и испортить настроение. Они проникают в самое сердце, напоминая, что жизнь конечна, и заставляют вспомнить тех, кто ушёл.
Служанки тоже заслушались. Какие воспоминания навеяла им павана, никто не знал, по роду службы им не полагалось рассказывать о своих чувствах, однако беседа остановилась — чтобы разгореться с новой силой, едва зазвучала следующая пьеса.
— А ежели с принцессой так?
— Как?
— Как с кухаркиной дочкой.
— Оставьте мою дочку в покое! Она порядочная замужняя женщина, поняли? А принцесса ваша со своим женихом и не видится.
— Гулять можно не только с женихом… Помните, как она отплясывала с хинорцем на зимнем балу?
— А, такой светленький, как его, Орино? И что, она с ним не только танцует?
— Орион, а не Орино. И, представь себе, да. Весь дворец знает.
— Ой, какая стыдобушка! Если что случится, то как пить дать ускорят свадьбу, чтобы прикрыть грех.
Последнюю фразу сказала прачка, осуждающе покачав головой.
