Пространство между горными хребтами пустовало — никому бы не пришло в голову селиться среди голых песков и камней, где нет ни капли воды. Да и слухи о Межгорье ходили разные. Лишь отважные караванщики на жёлтых вабранах не боялись путешествовать от страны к стране, развозя товар и разнося новости. Один из таких караванщиков когда-то привёз прадеду нынешнего короля Геральдическую Книгу и получил за неё столько золота, что смог осесть в одной из тёплых стран и остаток жизни посвятить написанию мемуаров.
Книгу хранили как величайшую драгоценность на дубовом столе и не подпускали к ней никого без специального разрешения, которое выдавал королевский советник. От пыли её защищало зелёное шёлковое покрывало с королевскими вензелями и золотой бахромой, а смотритель книгохранилища каждое утро и каждый вечер проверял, что фолиант лежит на месте.
И вот сейчас два короля, отец и сын, скрупулёзно выискивали среди дворянских семейств на букву «О» герб графа Ориона. Они просмотрели все возможные вариации его имени, искали даже в разделе на букву «А» — ведь на слух можно и ошибиться! — но ничего не нашли. У семейства Орион, если такое и существовало, не было герба.
— Так я и думал. Он не граф, а самозванец, — жёстко произнёс король Фино.
— Либо его настоящее имя не Орион, — добавил Фино-старший.
— Разошлю во все концы указание, чтобы арестовали его.
— Не слишком ли много церемоний ради одного юнца? В смуте он вроде не замечен, законов не нарушал.
— Он преследует мою дочь.
— Преследует? — старый король добродушно рассмеялся. — Всего лишь станцевал с ней один трижды-шаг.
— Отец, ты что, не видел, как он на неё смотрел? — вскипел Фино. — Да его за один взгляд нужно отправить на виселицу!
— Он смотрел так, как смотрят на мою внучку все молодые люди — с немым обожанием, — сказал дед Финоры.
— Не с таким уж и немым — он болтал с ней довольно оживлённо. Словно забыл, что она принцесса, а не какая-нибудь крестьянка!
— Танцы не запрещены законом.
— Отец, уж не защищаешь ли ты его?
— Нет, что ты. Поступай с ним по своему разумению, — ответил старый король. — Просто я вспомнил свои юные годы — как сам танцевал на балу и познакомился с твоей матерью. Тогда её звали Минора…
— Это совсем другое дело. Вы оба принадлежали к правящим домам, а этот выскочка взялся неизвестно откуда и возомнил о себе неизвестно что… Хотя ты прав, отец. Слишком много разговоров о том, кто их не заслуживает. Смотритель! Закрывай книгу, мы уходим из хранилища.
— Ступай, Фино, я ещё посижу здесь, — сказал старый король. — Смотритель! Подай мне Историю драконов.
— Нилет, ты сказала слугам, чтобы принесли книгу сказок? — спросила Финора, сидящая у окна.
— Да, ваше высочество, — горничная поклонилась. — Они сказали, что его величество запретил.
— Отец будет выбирать для меня чтение? — возмутилась принцесса. — Я хочу читать волшебные истории! Пусть принесут книгу!
— Слушаюсь, госпожа.
— Хотя постой. Отца не переспоришь. Лучше посиди со мной, давай поболтаем.
— Слушаюсь, госпожа.
Нилет села на скамеечку у её ног, сложила руки на коленях и улыбнулась, но улыбка её была вымученной. От Финоры это не ускользнуло.
— Что тебя беспокоит, Нилет?
— Ничего, госпожа, благодарю вас. Вы так добры.
— Ну тогда расскажи мне, что слышно? О чём говорят работницы?
— Да как всегда, госпожа: обсуждают друг дружку за спиной, сочиняют небылицы, ворчат, что мало платят… Ой.
— Ничего! — рассмеялась Финора. — Им сколько ни заплати, всё будет мало. Какие новости?
— Да никаких новостей особо. Кухаркина дочка замуж выходит. Из Химерии скоро караван должен прийти, лекарства привезут и книжки. Портниха попалась на краже ниток. А ещё мальчишка пропал…
— Какой мальчишка?
— Которого прутом высекли в общем зале. За то что на снегу драконьи следы вытаптывал. И секли-то несильно, сквозь одежду — а мальчонка всё равно голосил на весь зал. «Чтоб вы сдохли все!» — кричал. Слугу, который его держал, за руку укусил. А сегодня пропал.
— Выдрать прутом на виду у всех лишь за то, что вылепил следы? — гневно переспросила принцесса.
— Так он же традицию нарушил. Ему двенадцать лет едва исполнилось, а он на улицу выскочил — за такое ему ещё мало влетело.
— Всё равно это дурацкое наказание. И традиция дурацкая. Неудивительно, что мальчик не хочет показываться на глаза. Наверно, отсиживается дома.
— Нету у него дома, он в людской жил — помогал слугам. Все боятся, как бы не сбежал, — понизив голос, сказала Нилет и нервно потёрла локоть. — С него станется — единожды вышел, значит, и второй раз сможет. Он же теперь ничего не боится.
— Может, его родные забрали? — предположила принцесса.
— Нету у него родных, он сирота, — пояснила Нилет. — Тётушки на кухне молятся Десятерым, чтоб он всё-таки не сбежал, а помер. После такого поступка куда его теперь девать? Кто его в ученье возьмёт? Вот и выходит, что лучше ему помереть. Мог же он забиться куда-нибудь и помереть? А то ведь какой позор на всю Финорию…
— Действительно позор, — угрюмо сказала принцесса. — Его хоть искали?
— А как же, ваше высочество, с утра ищут. Найдут — голову оторвут.
— Ещё бы, — горько усмехнулась Финора. — Легко оторвать голову тому, за кого никто не вступится. Я поговорю со смотрителем. Велю, чтоб никто мальчишку пальцем больше не тронул.
— Поговорите, госпожа! — обрадовалась Нилет. — Мальчонка хоть и натворил дел, но не убил же никого. Может, одумается, раскается. Только господин смотритель сейчас в отъезде, вернётся лишь к вечеру. Договариваться со строителями поехал. Я слышала, весной ко дворцу новую башню будут пристраивать… А больше нет новостей. Вот разве что конюха выгнали. Три дня пил не просыхая, забыл напоить коней — гнедого чуть не уморил. Главный конюший так кричал на него…
— Уж есть за что, — покачала головой принцесса. — Вот бы кого выдрать-то прутьями при честном народе, чтоб неповадно напиваться было. Нилет, скажи, а ты сама когда-нибудь пила вино?
— Конечно, — чуть смутившись, ответила девушка и снова почесала локоть. — Дома-то мне родители не велели, а когда я во дворец поступила, то подружки стали угощать по праздникам. Но я много не могу выпить, всего несколько глотков. И уже после работы, а то работать не смогу. От вина всё не такое делается.
— Расскажи, — потребовала Финора.
— Голова немножко кружится, в ногах становится тепло, и всё вокруг такое яркое-яркое, и кажется, будто знаешь всё на свете. Даже будущее можешь предсказывать, как звездочёт, только без карт и раскладов. И все люди такими добрыми и хорошими кажутся… Только это быстро проходит. Через два часа словно падаешь с небес на землю. — Говоря это, Нилет забылась и начала расчёсывать себе пальцы до красноты. — Потом плохо бывает, только слабость остаётся да раздражение, и голова не работает. Каждый раз думаю: лучше бы я не пила. Но как предложат — снова трудно отказаться.
— Почему же трудно?
— Вино такое сладкое. Оно пахнет ягодами.
— Так пей ягодный сок!
— Вы правы, госпожа. Я как-то не подумала. Соку-то полны подвалы, на всех хватит.
— Нилет, что с твоими руками?
— Ой, простите, госпожа, — служанка покраснела и спрятала руки за спину. — Это от мыла, наверно.
— Отдохни сегодня. Ты же знаешь обычаи — принцесса сама должна прибирать свою комнату. А стирка — забота прачек. Вот смягчающее масло для рук, тут почти полный пузырёк.
— Благодарю, ваше высочество, вы очень добры, — Нилет, вскочив, приняла подарок, поклонилась и убежала в свою каморку.
А Финора прошлась по комнате, смахнула пером пыль с канделябров и села читать скучную книгу по истории Иэны. Читала медленно и через силу. Здесь не было ничего из того, чего требовала её душа. Та волшебная книга была ей словно другом, лесные приключения выдуманных героев как будто связывали принцессу с графом Орионом — ведь она читала именно её, когда они познакомились, да и герой одной из сказок походил на него. Теперь же она была разлучена не только с графом, но и с книгой.
Тхион, стиснув зубы, карабкался по крутому склону вверх. Ещё немножко, и он взберётся на площадку — там можно будет хотя бы передохнуть. О том, что делать дальше, он старался не думать.
Слёзы давно высохли. Тому слуге, что сёк его прутом, он когда-нибудь обязательно отомстит, а заодно и смотрителю, который обвиняет людей в том, чего они не делали. Тхион никогда не нарушал традицию! Свято веря в Десятерых и легендарный народ Эль, он даже в страшном сне не осмелился бы покинуть стены дома — сначала маленькой хижины своих воспитателей, а потом гостеприимного дворца, где его приютили и дали работу. С самых юных лет он усвоил, что нет худшего проступка, чем до двадцати пяти лет выйти на улицу, и он даже не задумывался о такой возможности… До вчерашнего дня.
Когда его грубо схватили за шиворот и поволокли в общий зал, заменявший двор, Тхион сначала даже не отбивался. Только спросил: «Куда вы меня тащите?» — «Не прикидывайся дураком, сам знаешь», — ответил здоровенный работник и так его дёрнул, что отодрал воротник.
А потом было короткое судилище, где взрослые мрачные мужики обвинили его в шалостях на улице. «Но я же никуда не выходил! — крикнул Тхион. — Да, этого никто не может подтвердить, но я весь вечер был во дворце. Честное слово!» Он сразу понял, что сказал лишнее. «Ага, значит, подтвердить никто не может! — обрадовался смотритель по этажу. — Это говорит о том, что ты врёшь. Кроме тебя, некому было вылепить на снегу драконьи следы. Все остальные слуги хлопотали на празднике. Один ты бездельничал».
«Не делал я этого!» — крикнул Тхион, понимая, что спорить бесполезно. По правде говоря, весь бал он просидел в чуланчике — там были свалены вёдра, тряпки, метёлки и прочие вещи для уборки, и там бы никому не пришло в голову его искать. Случайным образом Тхион выяснил, что оттуда прекрасно слышно музыку из бального зала. Когда её ещё послушаешь-то? Вот мальчишка и взял обыкновение прятаться там во время балов. Выдавать своё убежище он не хотел, да это и не помогло бы. Уж если эти люди решили повесить на него обвинение, они это сделают. Но не молчать же, покорно склонив голову! Вот он и огрызнулся.
«Довольно болтовни, — сказал смотритель. — Всыпьте ему, и пусть в следующий раз трижды подумает, прежде чем нарушать традицию». И Тхиону всыпали.
Во дворце ему и раньше влетало — то белобрысый конюх со зла оплеуху отвесит, то подметальщица метлой по спине огреет — за то что по чистому полу пробежал, а пару раз и прутьями попадало — за воровство сладостей с королевской кухни. Но это было всегда за дело, и он не обижался. Сейчас же было всё иначе. Его наказали за то, чего он не делал, и теперь все во дворце будут смотреть на него косо. И не просто наказали, а устроили представление на виду у всех, как будто он разбойник какой.
К боли ему было не привыкать — мальчишке-беспризорнику всякое приходилось испытывать на своём коротком веку. Да и били-то больше для виду — он это сразу почувствовал. А вот обида была больней в сотню раз, и после первого же удара Тхион извернулся и вонзил зубы в грязную волосатую руку, держащую его за плечо. Слуга, не ожидавший сопротивления, взвыл и заругался. Тхион успел двинуть ему ногой под колено, прежде чем подоспели другие слуги. «Ах ты сопляк, — прошипел укушенный. — не хочешь по-хорошему? Всыпьте ему по полной!»
Тогда-то Тхион и дал главную в своей жизни клятву. Нет, он поклялся не отомстить этим большим дуракам — это и так успеется. Он поклялся, что станет сильным и овладеет искусством боя, чтобы никто никогда больше не смог его безнаказанно ударить. Эта клятва дала ему силы не разреветься на виду у зевак, она надоумила его взять с собой побольше еды и тёплую одежду, и она же согревала его долгие часы, когда он трясся в чьей-то грузовой повозке, куда пролез тайком. От слуг во дворце он услыхал, что она поедет в сторону гор, и сразу понял, что ему делать.
Мальчик уцепился побелевшими от холода пальцами за уступ и подтянулся. Упёрся ногой в торчащий камень. Протянул руку вперёд, ухватился за корень, ещё подтянулся, лёг на уступ, закинул ногу и наконец-то залез. Встал, осмотрелся. И внезапно осознал, что натворил. Он был совершенно один посреди снежных гор.
Старый звездочёт Линарий задумчиво ходил вдоль стеллажей с книгами. Книги в его библиотеке отличались от королевских размерами и весом — самая большая из них не достигала и локтя в высоту. В юности Линарий был сильным и проворным, но со свойственной звездочётам проницательностью уже тогда задумывался о своих преклонных годах, которые однажды неизбежно наступят и принесут с собой немощь. Книги он собирал с таким расчётом, чтобы обходиться без помощи даже в старости. Он заказывал их проезжим караванщикам из разных стран вместе с гадательными предметами и волшебными травами, и к моменту помолвки принцессы Финоры Линарий собрал неплохую коллекцию и одного, и другого, и третьего.
О травах не знал даже король. Росли они только в одной стране, очень далёкой, привозили их тайно, и по негласной традиции принимать их разрешалось только звездочётам. Простой народ знать не знал о волшебных растениях, а господа считали их выдумкой — лишь немногие были посвящены в эту тайну. Расспрашивать же звездочётов о чём-то, кроме своей собственной судьбы, считалось неприличным.
Сам Линарий давно уже не нуждался в волшебных травах — его опыт и мудрость работали не хуже колдовства. Держал он травяные порошки по привычке — будто чувствовал, что однажды они ему пригодятся. Вдруг Десятеро пошлют ему ученика? А если не пошлют, то порция этих трав поможет звездочёту безболезненно проститься с этим светом, когда придёт его час. Ведь боль, которую чувствуют Уходящие, ни с чем не сравнима.
Весь свой долгий век Линарий верой и правдой служил королю Фино, а до того — его отцу. Жизнь звездочёта была размеренной и спокойной, его предсказания сбывались, и короли ни в чём не могли его упрекнуть. И только лишь он собрался подготовиться к уходу, как в стране начали происходить непонятные вещи. Сначала увидели дракона над дворцом, потом — драконьи следы на снегу в парке. И беспричинная болезнь принцессы удивила его не так сильно, как её внезапное выздоровление. А её легкомысленный танец с первым встречным, потрясший весь дворец, заставлял старого звездочёта хвататься за голову. Эта выходка никак не вязалась ни с характером Финоры, ни с предсказательными картами. В картах не было никакого графа Ориона. Откуда он взялся такой, что его даже карты не показывают?
Линарий знал много, но даже его обширные знания не давали ответа на вопрос, как всё это связано. Что связано — он чувствовал нутром. Слишком много странных событий посыпалось на Финорию одно за другим, не бывает таких совпадений. Поэтому звездочёт решил вновь посмотреть в шар.
Дождавшись того часа, когда вечер ещё не наступил, но в жёлтых лучах солнца уже появляется послеполуденная грусть, Линарий положил шар в лунку на столе, приготовил огниво, чтобы не отвлекаться на его поиски с наступлением вечера, если наблюдение затянется, и сел в кресло. Это время он считал наилучшим для работы с шаром.
Книгу хранили как величайшую драгоценность на дубовом столе и не подпускали к ней никого без специального разрешения, которое выдавал королевский советник. От пыли её защищало зелёное шёлковое покрывало с королевскими вензелями и золотой бахромой, а смотритель книгохранилища каждое утро и каждый вечер проверял, что фолиант лежит на месте.
И вот сейчас два короля, отец и сын, скрупулёзно выискивали среди дворянских семейств на букву «О» герб графа Ориона. Они просмотрели все возможные вариации его имени, искали даже в разделе на букву «А» — ведь на слух можно и ошибиться! — но ничего не нашли. У семейства Орион, если такое и существовало, не было герба.
— Так я и думал. Он не граф, а самозванец, — жёстко произнёс король Фино.
— Либо его настоящее имя не Орион, — добавил Фино-старший.
— Разошлю во все концы указание, чтобы арестовали его.
— Не слишком ли много церемоний ради одного юнца? В смуте он вроде не замечен, законов не нарушал.
— Он преследует мою дочь.
— Преследует? — старый король добродушно рассмеялся. — Всего лишь станцевал с ней один трижды-шаг.
— Отец, ты что, не видел, как он на неё смотрел? — вскипел Фино. — Да его за один взгляд нужно отправить на виселицу!
— Он смотрел так, как смотрят на мою внучку все молодые люди — с немым обожанием, — сказал дед Финоры.
— Не с таким уж и немым — он болтал с ней довольно оживлённо. Словно забыл, что она принцесса, а не какая-нибудь крестьянка!
— Танцы не запрещены законом.
— Отец, уж не защищаешь ли ты его?
— Нет, что ты. Поступай с ним по своему разумению, — ответил старый король. — Просто я вспомнил свои юные годы — как сам танцевал на балу и познакомился с твоей матерью. Тогда её звали Минора…
— Это совсем другое дело. Вы оба принадлежали к правящим домам, а этот выскочка взялся неизвестно откуда и возомнил о себе неизвестно что… Хотя ты прав, отец. Слишком много разговоров о том, кто их не заслуживает. Смотритель! Закрывай книгу, мы уходим из хранилища.
— Ступай, Фино, я ещё посижу здесь, — сказал старый король. — Смотритель! Подай мне Историю драконов.
***
— Нилет, ты сказала слугам, чтобы принесли книгу сказок? — спросила Финора, сидящая у окна.
— Да, ваше высочество, — горничная поклонилась. — Они сказали, что его величество запретил.
— Отец будет выбирать для меня чтение? — возмутилась принцесса. — Я хочу читать волшебные истории! Пусть принесут книгу!
— Слушаюсь, госпожа.
— Хотя постой. Отца не переспоришь. Лучше посиди со мной, давай поболтаем.
— Слушаюсь, госпожа.
Нилет села на скамеечку у её ног, сложила руки на коленях и улыбнулась, но улыбка её была вымученной. От Финоры это не ускользнуло.
— Что тебя беспокоит, Нилет?
— Ничего, госпожа, благодарю вас. Вы так добры.
— Ну тогда расскажи мне, что слышно? О чём говорят работницы?
— Да как всегда, госпожа: обсуждают друг дружку за спиной, сочиняют небылицы, ворчат, что мало платят… Ой.
— Ничего! — рассмеялась Финора. — Им сколько ни заплати, всё будет мало. Какие новости?
— Да никаких новостей особо. Кухаркина дочка замуж выходит. Из Химерии скоро караван должен прийти, лекарства привезут и книжки. Портниха попалась на краже ниток. А ещё мальчишка пропал…
— Какой мальчишка?
— Которого прутом высекли в общем зале. За то что на снегу драконьи следы вытаптывал. И секли-то несильно, сквозь одежду — а мальчонка всё равно голосил на весь зал. «Чтоб вы сдохли все!» — кричал. Слугу, который его держал, за руку укусил. А сегодня пропал.
— Выдрать прутом на виду у всех лишь за то, что вылепил следы? — гневно переспросила принцесса.
— Так он же традицию нарушил. Ему двенадцать лет едва исполнилось, а он на улицу выскочил — за такое ему ещё мало влетело.
— Всё равно это дурацкое наказание. И традиция дурацкая. Неудивительно, что мальчик не хочет показываться на глаза. Наверно, отсиживается дома.
— Нету у него дома, он в людской жил — помогал слугам. Все боятся, как бы не сбежал, — понизив голос, сказала Нилет и нервно потёрла локоть. — С него станется — единожды вышел, значит, и второй раз сможет. Он же теперь ничего не боится.
— Может, его родные забрали? — предположила принцесса.
— Нету у него родных, он сирота, — пояснила Нилет. — Тётушки на кухне молятся Десятерым, чтоб он всё-таки не сбежал, а помер. После такого поступка куда его теперь девать? Кто его в ученье возьмёт? Вот и выходит, что лучше ему помереть. Мог же он забиться куда-нибудь и помереть? А то ведь какой позор на всю Финорию…
— Действительно позор, — угрюмо сказала принцесса. — Его хоть искали?
— А как же, ваше высочество, с утра ищут. Найдут — голову оторвут.
— Ещё бы, — горько усмехнулась Финора. — Легко оторвать голову тому, за кого никто не вступится. Я поговорю со смотрителем. Велю, чтоб никто мальчишку пальцем больше не тронул.
— Поговорите, госпожа! — обрадовалась Нилет. — Мальчонка хоть и натворил дел, но не убил же никого. Может, одумается, раскается. Только господин смотритель сейчас в отъезде, вернётся лишь к вечеру. Договариваться со строителями поехал. Я слышала, весной ко дворцу новую башню будут пристраивать… А больше нет новостей. Вот разве что конюха выгнали. Три дня пил не просыхая, забыл напоить коней — гнедого чуть не уморил. Главный конюший так кричал на него…
— Уж есть за что, — покачала головой принцесса. — Вот бы кого выдрать-то прутьями при честном народе, чтоб неповадно напиваться было. Нилет, скажи, а ты сама когда-нибудь пила вино?
— Конечно, — чуть смутившись, ответила девушка и снова почесала локоть. — Дома-то мне родители не велели, а когда я во дворец поступила, то подружки стали угощать по праздникам. Но я много не могу выпить, всего несколько глотков. И уже после работы, а то работать не смогу. От вина всё не такое делается.
— Расскажи, — потребовала Финора.
— Голова немножко кружится, в ногах становится тепло, и всё вокруг такое яркое-яркое, и кажется, будто знаешь всё на свете. Даже будущее можешь предсказывать, как звездочёт, только без карт и раскладов. И все люди такими добрыми и хорошими кажутся… Только это быстро проходит. Через два часа словно падаешь с небес на землю. — Говоря это, Нилет забылась и начала расчёсывать себе пальцы до красноты. — Потом плохо бывает, только слабость остаётся да раздражение, и голова не работает. Каждый раз думаю: лучше бы я не пила. Но как предложат — снова трудно отказаться.
— Почему же трудно?
— Вино такое сладкое. Оно пахнет ягодами.
— Так пей ягодный сок!
— Вы правы, госпожа. Я как-то не подумала. Соку-то полны подвалы, на всех хватит.
— Нилет, что с твоими руками?
— Ой, простите, госпожа, — служанка покраснела и спрятала руки за спину. — Это от мыла, наверно.
— Отдохни сегодня. Ты же знаешь обычаи — принцесса сама должна прибирать свою комнату. А стирка — забота прачек. Вот смягчающее масло для рук, тут почти полный пузырёк.
— Благодарю, ваше высочество, вы очень добры, — Нилет, вскочив, приняла подарок, поклонилась и убежала в свою каморку.
А Финора прошлась по комнате, смахнула пером пыль с канделябров и села читать скучную книгу по истории Иэны. Читала медленно и через силу. Здесь не было ничего из того, чего требовала её душа. Та волшебная книга была ей словно другом, лесные приключения выдуманных героев как будто связывали принцессу с графом Орионом — ведь она читала именно её, когда они познакомились, да и герой одной из сказок походил на него. Теперь же она была разлучена не только с графом, но и с книгой.
***
Тхион, стиснув зубы, карабкался по крутому склону вверх. Ещё немножко, и он взберётся на площадку — там можно будет хотя бы передохнуть. О том, что делать дальше, он старался не думать.
Слёзы давно высохли. Тому слуге, что сёк его прутом, он когда-нибудь обязательно отомстит, а заодно и смотрителю, который обвиняет людей в том, чего они не делали. Тхион никогда не нарушал традицию! Свято веря в Десятерых и легендарный народ Эль, он даже в страшном сне не осмелился бы покинуть стены дома — сначала маленькой хижины своих воспитателей, а потом гостеприимного дворца, где его приютили и дали работу. С самых юных лет он усвоил, что нет худшего проступка, чем до двадцати пяти лет выйти на улицу, и он даже не задумывался о такой возможности… До вчерашнего дня.
Когда его грубо схватили за шиворот и поволокли в общий зал, заменявший двор, Тхион сначала даже не отбивался. Только спросил: «Куда вы меня тащите?» — «Не прикидывайся дураком, сам знаешь», — ответил здоровенный работник и так его дёрнул, что отодрал воротник.
А потом было короткое судилище, где взрослые мрачные мужики обвинили его в шалостях на улице. «Но я же никуда не выходил! — крикнул Тхион. — Да, этого никто не может подтвердить, но я весь вечер был во дворце. Честное слово!» Он сразу понял, что сказал лишнее. «Ага, значит, подтвердить никто не может! — обрадовался смотритель по этажу. — Это говорит о том, что ты врёшь. Кроме тебя, некому было вылепить на снегу драконьи следы. Все остальные слуги хлопотали на празднике. Один ты бездельничал».
«Не делал я этого!» — крикнул Тхион, понимая, что спорить бесполезно. По правде говоря, весь бал он просидел в чуланчике — там были свалены вёдра, тряпки, метёлки и прочие вещи для уборки, и там бы никому не пришло в голову его искать. Случайным образом Тхион выяснил, что оттуда прекрасно слышно музыку из бального зала. Когда её ещё послушаешь-то? Вот мальчишка и взял обыкновение прятаться там во время балов. Выдавать своё убежище он не хотел, да это и не помогло бы. Уж если эти люди решили повесить на него обвинение, они это сделают. Но не молчать же, покорно склонив голову! Вот он и огрызнулся.
«Довольно болтовни, — сказал смотритель. — Всыпьте ему, и пусть в следующий раз трижды подумает, прежде чем нарушать традицию». И Тхиону всыпали.
Во дворце ему и раньше влетало — то белобрысый конюх со зла оплеуху отвесит, то подметальщица метлой по спине огреет — за то что по чистому полу пробежал, а пару раз и прутьями попадало — за воровство сладостей с королевской кухни. Но это было всегда за дело, и он не обижался. Сейчас же было всё иначе. Его наказали за то, чего он не делал, и теперь все во дворце будут смотреть на него косо. И не просто наказали, а устроили представление на виду у всех, как будто он разбойник какой.
К боли ему было не привыкать — мальчишке-беспризорнику всякое приходилось испытывать на своём коротком веку. Да и били-то больше для виду — он это сразу почувствовал. А вот обида была больней в сотню раз, и после первого же удара Тхион извернулся и вонзил зубы в грязную волосатую руку, держащую его за плечо. Слуга, не ожидавший сопротивления, взвыл и заругался. Тхион успел двинуть ему ногой под колено, прежде чем подоспели другие слуги. «Ах ты сопляк, — прошипел укушенный. — не хочешь по-хорошему? Всыпьте ему по полной!»
Тогда-то Тхион и дал главную в своей жизни клятву. Нет, он поклялся не отомстить этим большим дуракам — это и так успеется. Он поклялся, что станет сильным и овладеет искусством боя, чтобы никто никогда больше не смог его безнаказанно ударить. Эта клятва дала ему силы не разреветься на виду у зевак, она надоумила его взять с собой побольше еды и тёплую одежду, и она же согревала его долгие часы, когда он трясся в чьей-то грузовой повозке, куда пролез тайком. От слуг во дворце он услыхал, что она поедет в сторону гор, и сразу понял, что ему делать.
Мальчик уцепился побелевшими от холода пальцами за уступ и подтянулся. Упёрся ногой в торчащий камень. Протянул руку вперёд, ухватился за корень, ещё подтянулся, лёг на уступ, закинул ногу и наконец-то залез. Встал, осмотрелся. И внезапно осознал, что натворил. Он был совершенно один посреди снежных гор.
Глава 7. Беглец
Старый звездочёт Линарий задумчиво ходил вдоль стеллажей с книгами. Книги в его библиотеке отличались от королевских размерами и весом — самая большая из них не достигала и локтя в высоту. В юности Линарий был сильным и проворным, но со свойственной звездочётам проницательностью уже тогда задумывался о своих преклонных годах, которые однажды неизбежно наступят и принесут с собой немощь. Книги он собирал с таким расчётом, чтобы обходиться без помощи даже в старости. Он заказывал их проезжим караванщикам из разных стран вместе с гадательными предметами и волшебными травами, и к моменту помолвки принцессы Финоры Линарий собрал неплохую коллекцию и одного, и другого, и третьего.
О травах не знал даже король. Росли они только в одной стране, очень далёкой, привозили их тайно, и по негласной традиции принимать их разрешалось только звездочётам. Простой народ знать не знал о волшебных растениях, а господа считали их выдумкой — лишь немногие были посвящены в эту тайну. Расспрашивать же звездочётов о чём-то, кроме своей собственной судьбы, считалось неприличным.
Сам Линарий давно уже не нуждался в волшебных травах — его опыт и мудрость работали не хуже колдовства. Держал он травяные порошки по привычке — будто чувствовал, что однажды они ему пригодятся. Вдруг Десятеро пошлют ему ученика? А если не пошлют, то порция этих трав поможет звездочёту безболезненно проститься с этим светом, когда придёт его час. Ведь боль, которую чувствуют Уходящие, ни с чем не сравнима.
Весь свой долгий век Линарий верой и правдой служил королю Фино, а до того — его отцу. Жизнь звездочёта была размеренной и спокойной, его предсказания сбывались, и короли ни в чём не могли его упрекнуть. И только лишь он собрался подготовиться к уходу, как в стране начали происходить непонятные вещи. Сначала увидели дракона над дворцом, потом — драконьи следы на снегу в парке. И беспричинная болезнь принцессы удивила его не так сильно, как её внезапное выздоровление. А её легкомысленный танец с первым встречным, потрясший весь дворец, заставлял старого звездочёта хвататься за голову. Эта выходка никак не вязалась ни с характером Финоры, ни с предсказательными картами. В картах не было никакого графа Ориона. Откуда он взялся такой, что его даже карты не показывают?
Линарий знал много, но даже его обширные знания не давали ответа на вопрос, как всё это связано. Что связано — он чувствовал нутром. Слишком много странных событий посыпалось на Финорию одно за другим, не бывает таких совпадений. Поэтому звездочёт решил вновь посмотреть в шар.
Дождавшись того часа, когда вечер ещё не наступил, но в жёлтых лучах солнца уже появляется послеполуденная грусть, Линарий положил шар в лунку на столе, приготовил огниво, чтобы не отвлекаться на его поиски с наступлением вечера, если наблюдение затянется, и сел в кресло. Это время он считал наилучшим для работы с шаром.
