Звездочёт спрятал золото в секретном ящике массивного шкафа, затем взял с полки стеклянный шар и положил его на гадательный стол в специальную выемку. Сам сел в кресло и устремил взгляд в глубины зеленоватого стекла, но через минуту встал и передвинул одну свечу. Снова сел, и снова встал, чтобы подложить под шар лист чёрной бумаги. Так он прилаживал вокруг него предметы и освещение примерно полчаса, после чего наконец успокоился, устроился в кресле поудобней, накинув на плечи меховой плащ, и застыл в неподвижной позе до утра.
***
— Ваше высочество, я разложила в гардеробной новые шелка. Такой красоты я никогда в жизни не видела! Вроде белый, а голову наклонишь — и он уж зелёный с красными крапинками, и блестит как снег. Другой вроде пурпурный, а в складках голубой проскальзывает. А какое шитьё! Мне бы таких узоров ни в жизнь не вышить. Дух от красоты захватывает, — тараторила Нилет.
Финора молчала. Она знала, что горничная пытается зазвать её в гардеробную, чтобы принцесса выбрала себе наряд для следующего бала, посвящённого торжеству помолвки. Перед всем двором нужно было делать вид, что она радуется и пребывает в счастливом ожидании, но заставлять себя улыбаться ещё и перед служанкой — это было выше её сил.
— Хватит, Нилет. Я не могу слышать о нарядах.
— Но её величество разгневается…
— Нилет, если ты не прекратишь, то разгневаюсь я.
— Но платье для помолвки…
— Пусть выберет матушка. Она сделала прекрасный выбор для прошлого бала, сделает и для этого.
— Слушаюсь, ваше высочество, — присела в реверансе Нилет и всхлипнула.
— Чего ревёшь? — сухо спросила Финора.
— Простите, ваше высочество, — Нилет вытерла слезинку. — Эти платья… Эти ткани… Они так прекрасны! У меня от них голова кругом, а вы даже взглянуть не хотите.
— Я подарю тебе их все, когда матушка сделает выбор.
— Спасибо вам огромное! — взвизгнула Нилет и бухнулась на колени. — Я никогда в жизни не была так счастлива! Но только, — она снова всхлипнула, — я ведь не об этом. Ежели вы даже на такие чудесные ткани смотреть не хотите, то что же у вас на душе сейчас творится?
У Финоры дрогнула нижняя губа.
— Поди прочь, Нилет, — тихо сказала принцесса. Горничная поклонилась и попятилась к выходу. — И вели слугам принести обратно мою «Книгу волшебных историй». Я ещё не дочитала её.
Нилет убежала, и Финора вздохнула с облегчением. Любое общение было для неё в тягость. До официальной помолвки оставался месяц, и после церемонии уже ничего нельзя будет изменить — она станет женой Хино и покинет родную страну навсегда. Мысль об этом отравляла каждое мгновение.
Финора встала с оттоманки и перешла в гардеробную — почему бы и впрямь не взглянуть на ткани? Может быть, всё же получится что-нибудь подобрать. Это помещение занимало не меньше места, чем жилая комната принцессы, но было не квадратным, а длинным. Массивные шкафы чёрного дерева с серебряными ручками стояли в два ряда вдоль стен, а над противоположным от входа рядом протянулось широкое сплошное окно. Здесь было светло, но на каждом шкафу стоял канделябр со свечой, чтобы принцесса могла наряжаться и в тёмное время. Нельзя сказать, что шкафы были набиты платьями до отказа — Финора не держала одновременно более полусотни нарядов. Но шкафы служили ей также и хранилищем для других вещей, милых сердцу и совершенно не нужных: старых игрушек, коробок с бумагой для рисования, самодельных украшений и засушенных на память лепестков из букетов на каждый день рождения. Лепестки лежали в прелестной шкатулке из эмали, и набралось их уже двадцать три штуки.
В тоскливые часы Финора перебирала эти мелочи, и ей становилось легче. Но теперь даже они не приносили утешения. Будущее надвигалось неумолимо, как чугунная стрелка городских часов на главной башне.
В торцах гардеробной находились большие зеркала во всю стену, которые до сих пор немного пугали Финору (в детстве поход сюда был пыткой — девочке казалось, что из бесконечного зеркального коридора на неё кто-то смотрит), а перед шкафами со стороны входа стоял ряд стальных квадратных вешалок с поперечинами. На них-то служанка и развесила новые ткани.
Пару минут Финора вглядывалась в серую дымку зазеркалья. Оно притягивало её, как магнитом. Страх, ещё не забытый, всколыхнулся вновь, но теперь с ним было и другое чувство. «Уйти бы туда. Спрятаться за стеклом, чтобы никакой Хино не нашёл», — подумала она и, сделав над собой усилие, перевела взгляд на многоцветье шелков.
Кроваво-алая широкая полоса тяжёлого шёлка была ярче всех. В этом отрезе, как и в прочих, сверкали блёстки и переливались дополнительные оттенки, хитро спрятанные во внутренних нитях, и Финора невольно залюбовалась. Но было в этом цвете что-то тревожащее, гнетущее, как в красивой, но страшной сказке.
Этот цвет напоминал о боли. Финора, как особа королевской крови, не занималась работой на кухне, но порезаться и ей случалось — и ножницами для волос, и канцелярским ножом — всякое бывало. Воспоминания даже о такой небольшой боли заставили её поморщиться. Почему мир так устроен, что всё пропитано болью — и рождение, и смерть? Почему за всё нужно платить своею кровью? В сердцах Финора схватила отрез и швырнула на пол. Нет, не будет такого платья ни у неё, ни у глупенькой Нилет! Принцесса наступила ногой на алую ткань и что есть силы рванула. Раздался треск раздираемого шёлка, и принцессе он показался похожим на человеческий крик. Она рванула ещё раз, и ещё, заставляя ткань кричать снова. Теперь дорогой заморский материал годился лишь на флажки для волчьей охоты.
Финора перевела дух и приблизилась к тёмно-синему отрезу. Его покрывали не блёстки, а мельчайшие искры, вспыхивающие во время движения. Она протянула руку и погладила эту бесконечную глубокую синеву с мириадами звёзд. На ощупь ткань оказалась не шёлком, а чем-то вроде тонкого бархата. У ручной оленихи, которую впускали во дворец, были такие же ушки: тёплые и мягкие. Ткань понравилась принцессе. Но если она наденет на церемонию тёмное платье, все скажут, что она не любит будущего мужа. Как будто его есть за что любить!
Розовый отрез напомнил о детских годах, и она со вздохом прошла мимо — думать о том времени она не любила. Хорошо, что детство с его нескончаемыми страхами и постоянным «нельзя» закончилось, и теперь её слово хоть что-то да значит. Да, она не может отказаться от помолвки, но может хотя бы выбрать платье.
Однако, пройдя несколько раз вдоль развешанных отрезов, она так и не смогла сделать выбора. Тяжёлые мысли одолевали принцессу. Забрав с собой синюю звёздную ткань, Финора покинула гардеробную. «Велю портнихе сшить накидку с капюшоном», — решила она.
Глава 6. Служанки
Ирмеф украдкой свернула чёрную ткань, которую приготовила для похорон принцессы, и унесла к себе в сундук — авось пригодится. Ткань хорошая, новая. Можно оторвать траурную кайму и пустить отрез на платье. Нехорошо получится, если этот клочок попадётся на глаза королеве. Ну кто же мог знать, что принцесса, облезлая коза, выкарабкается?
Красные шелка, которые принцесса в припадке разодрала в клочья, лежали в этом же сундуке. Ирмеф не любила, когда пропадает добро, и за годы службы у королевы набрала порядочное количество обрезков. Когда-нибудь она нашьёт из них много платьев себе и Флире, а пока пусть лежат, авось кушать не просят.
В комнате Ирмеф стояло четыре сундука и два больших комода. Здесь было душновато из-за вечно запертого окна и густого запаха духов — королева отдавала своей горничной наполовину использованные флаконы, и служанка вовсю ими пользовалась. Солнечный свет сюда почти не проникал — Ирмеф любила полумрак и тёмно-розовые тона. Всегда задёрнутые вишнёвые шторы, ситцевые обои цвета фуксии, пурпурные полы и разномастная мебель — таково было убранство комнаты королевской горничной. Ирмеф, как и все слуги, жила на первом этаже, но королева могла в любой момент вызвать её к себе, позвонив в колокольчик на верёвке. Кроме того, у личных горничных обеих королев и принцессы имелись маленькие каморки возле комнаты госпожи — на тот случай, если понадобится долгое дежурство.
— Какая же она дурёха, — шёпотом проворчала Ирмеф, пытаясь закрыть туго набитый сундук. — Такую ткань испортила. Скорее бы уж уехала к своему муженьку — пусть он ей покажет, что почём!
— Ты про кого это, мама? — спросила Флира, впархивая в комнату.
Ирмеф вздрогнула.
— Да про кухаркину дочку, толстуху эту. А тебя что, отпустили на сегодня?
— Да, я до утра свободна. Пришла повидаться. Ой, что это такое яркое? Красные ленты? Дай мне одну, я повяжу волосы.
— Куда это ты собралась? — сварливо спросила Ирмеф.
— Посидеть с девушками на кухне у камина, посплетничать, — не моргнув глазом, ответила Флира и выхватила из сундука полоску красного шёлка с блёстками. — Ух ты, какая красота! — и тут же принялась делать себе причёску, глядя в круглое зеркальце на стене.
— Для конюха прихорашиваешься? — бросила Ирмеф.
— Не твоё дело, — процедила Флира, держа в зубах шпильку.
— Не груби матери! Я же за тебя, за дуру, беспокоюсь.
— У меня всё прекрасно.
Ирмеф оглядела дочь с ног до головы.
— Хороша ты, Флира. Слава Десятерым, не в меня пошла, а в отца. Знатный он был, из баронов. Жаль, рано помер, не успел нас с тобой увезти в свой замок. Была бы ты сейчас баронессой, и не конюхи бы за тобой ухаживали, а графья.
У Флиры отвисла челюсть, и шпилька звякнула об пол.
— Мой отец — барон? Почему ты мне об этом никогда не говорила?
— А что без толку душу бередить, — горько сказала Ирмеф и отвернулась, делая вид, что перестилает вещи в сундуке. — Я ж тебя не зря Флирой назвала — хотела, чтоб твоё имя было похоже на принцессино. Оно у тебя даже красивее. Буковки почти все те же, а звучит лучше.
— Значит, я благородных кровей?
— Да, дочка, — Ирмеф смахнула слезу. — Красота твоя, она ж не просто так. Уж какой красавец он был! Черноволосый, черноусый, взгляд — огонь! Хотел нас к себе забрать, да не успел. Могла бы ты блистать в обществе. Дрались бы за тебя. Но не сложилось… Вместо того, чтоб плясать с господами на балах, ты должна прислуживать им за столом и убирать за ними посуду.
Красивое лицо Флиры исказилось злой гримасой.
— А ты не приврала, мама? Помнится, ты раньше рассказывала, что мой отец был твой случайный приятель. Не то солдат, не то садовник — ты то так, то этак говорила.
— Клянусь Десятерыми, я не солгала тебе! — горячо воскликнула Ирмеф и растопырила пальцы.
— Когда? Тогда или сейчас?
— Сейчас, дочка, сейчас. А раньше я просто боялась открывать правду.
— Странно, — протянула Флира и присела на розовый узкий диванчик. — Если подумать, не такая уж и правда страшная. Ну, была у тебя любовь с благородным — что такого? Каждая вторая служанка может этим похвастаться. Может, ты только что сочинила это всё на ходу? С тебя станется.
— Не веришь, — осуждающе покачала головой Ирмеф и прищёлкнула языком. — Родной матери не веришь. А мать ради тебя ночей не спит — думает, как получше твою жизнь устроить, — и она вновь склонилась над сундуком.
— У меня жизнь и так неплохая — живу при дворе, гуляю с кем хочу. Совсем как ты в молодости.
— Хватит! — рявкнула Ирмеф и резко выпрямилась. — Вытаскивай из волос этот красный лоскут и слушай, что я тебе скажу. Принцессе набирают фрейлин. И твоя сейчас задача — попасть в их список.
— И как же это я, помощница на кухне, попаду в список фрейлин? — недоверчиво спросила Флира.
— Попадёшь, если будешь слушаться мать. А уж я-то знаю, за какие верёвочки подёргать! Но первым делом ты должна бросить своего белобрысого дурака. Ты где-нибудь видела фрейлину, от которой несёт конским навозом?
Флира помолчала, потом с задумчивым видом медленно вытянула из волос красную ленту.
— Сразу из посудомоек во фрейлины не прыгнешь. Для начала тебе нужно сменить работу, — вкрадчиво сказала Ирмеф и села на сундук. — Займёшь место этой дурочки Нилет.
— Да кто ж её выгонит-то? — фыркнула Флира. — Принцесса в ней души не чает.
— А это уж предоставь мне, — расплылась в улыбке Ирмеф. — Но как только Нилет вылетит из горничных — будь любезна взвешивать каждое слово, каждую улыбку, каждое движение. Будешь делать только то, что я скажу, иначе не бывать тебе в списке фрейлин.
— Мама, я не дура. Лишнего не ляпну. А что ты задумала? Расскажи, мне страсть как интересно!
— Тебе это знать не обязательно, — поджав губы, ответила мать. — И словечко «страсть» позабудь. Ты теперь должна разговаривать как фрейлина. Книжки почитай, научишься грамотной речи. Да не те, какие вы с кухарками друг от друга по карманам прячете, а настоящие, большие. Те, что господа читают. Я похлопочу, чтобы тебя в читальню пускали…
Неожиданный звон колокольчика заставил обеих вздрогнуть. Ирмеф вскочила.
— Королева зовёт. Бегу. Ну, ты меня поняла, — она подмигнула дочери, и та усмехнулась в ответ.
Ирмеф торопливо повернула ключ в ящике комода, дёрнула ящик на себя, схватила круглую чёрную пудреницу и сунула в карман передника, потом задвинула ящик и вышла из комнаты, оставив ключ торчать. Флира проводила её глазами, потом подошла к комоду и вытащила оттуда кожаный кошелёк. Быстро оглянувшись, высыпала себе на ладонь несколько золотых монет и положила кошелёк обратно. Глянула в зеркало, улыбнулась, подколола волосы поскромнее и тоже вышла.
***
Правящий король Фино и его отец, почтенный Фино-старший, склонились в книгохранилище над тяжёлым фолиантом. Геральдическая Книга Иэны была столь велика, что не держалась на подставке, и читать её можно было лишь положив на стол. Затейливые двухцветные гербы многочисленных иэнских стран не повторялись рисунком, лишь цвета могли быть одинаковыми сразу у нескольких гербов. Круглые, квадратные, ромбовидные, многоугольные, а также в форме животных, цветов, листьев или сложных фигур, все узоры лежали на сплошном фоне в виде щита. Чаще всего герб семейства совпадал по цветам с гербом страны, но бывали и исключения: иногда, переехав в другую страну, дворяне не желали менять цвета герба, либо такой узор в сочетании с похожей формой был уже занят.
Запомнить их все могли только летописцы и звездочёты, ибо гербов насчитывались тысячи тысяч. В Иэне не было крупных стран. Обычное их устройство выглядело так: в середине столичный город с королевским дворцом, ряд мелких деревень вокруг, за ними — широкое кольцо леса, а по краю страну обрамлял круг Эльских гор, прозванных так в честь легендарного народа, выстроившего эти горы и подарившего людям удобные и защищённые территории. Все иэнские страны были одинаково круглыми, хотя немного и различались по площади.
В горах тоже жили — но очень мало семейств. Горные замки считались труднодоступным и неудобным жилищем, и часто хозяева бросали их. Исследователь Эльских гор запросто мог встретить развалины некогда богатых замков. Случалось, там селились звездочёты-отшельники, да ещё охотники, неутомимый народ, находили там временное пристанище. Рассказывали и о жильцах пострашнее, но тут уж каждый сам выбирал, верить или нет.
В каждом горном кольце имелись туннели для сообщения между странами, но можно было перейти хребет и поверху — правда, это заняло бы неделю вместо пары часов.
