— Не драка, а спорт, — возразил Ваня.
— Если хотите заниматься спортом, то почему бы просто не поотжиматься от пола? Поприседайте. Мало, что ли, упражнений? Если увижу драку, Вася уедет навсегда.
Я очень боялась, что мой сын вырастет жестоким, и была непреклонна.
Рождество омрачила печальная весть. Ещё в новогоднюю ночь меня встревожило, что нет звонка от Пелагеи Филипповны — а сама я не решилась побеспокоить больного человека. Первого было не дозвониться, сеть не справлялась с обилием звонков, потом я опять закрутилась, а седьмого утром мне позвонил внук Пелагеи Филипповны и сообщил, что она скончалась.
Я так и не успела послать фото, а ведь это было её последнее желание! Как нехорошо получилось. И кто вбил нам в головы, что у нас есть время? Пусть родство было дальним и мы почти не общались, но для меня это была тяжёлая утрата — я потеряла единственного человека, который меня поддерживал.
Чувствуя себя виноватой, я взяла с собой на похороны нашу единственную общую фотографию, сделанную пять дней назад в парке у памятника, и при обряде прощания положила её в гроб. На фото, которое ушло в могилу, были мы все, кроме Арминэ — она в день съёмки держала фотоаппарат. В тот миг мне стало чуть легче — хоть так, но я выполнила последнюю волю доброй женщины.
А потом начались разлуки.
Передо мной сидел высокий седовласый красавец с орлиным носом. Арминэ не отходила от него ни на шаг, стояла рядышком и держалась за спинку стула.
— Я вам ещё пирога положу, — предложила я.
— У вас великолепные пироги, — с благосклонной улыбкой ответил он, не отказываясь от добавки.
Он говорил на русском без малейшего акцента. В каждом его слове и движении сквозил аристократизм. Он выглядел моложе моего Коли, хотя по годам был старше.
— Благодарю вас, что дали кров и заботу моей внучке. Вы были для неё хорошей матерью.
— Я и дальше готова ею оставаться, — тихо сказала я.
— Теперь у Арминэ есть родная семья. Мне было нелегко разыскать свою внучку, но я нашёл её. Южные народы никогда не бросают своих детей. Это только вы, русские, бросаете.
Мне стало обидно.
— И кого же я бросила?
— Ну, разве я о вас говорю? — развёл руками седовласый красавец. — Я говорю о женщине, которая родила Арминэ от моего несчастного сына, упокой господи его душу... — он помолчал, я тоже. — Она — не мать. Она кукушка. А вы — мать. Вы заботились о моей девочке, и я отблагодарю вас. Я куплю подарки вам и вашим детям. Они были для моей девочки братьями и сёстрами.
— О, ну что вы... — смущённо пробормотала я и замолчала, боясь обидеть его отказом.
Арминэ залилась слезами и кинулась мне на шею.
— Я не хочу с вами расставаться, мама! Но там моя семья. Я разрываюсь! — и она убежала в мансарду.
Я рассказала её дедушке, какой хорошей помощницей и заботливой сестрой была Арминэ, а он не спеша поведал о своей богатой усадьбе в далёкой Армении, об учебном заведении, куда намерен пристроить внучку после школы, и пригласил нас всех в гости.
— Начнутся каникулы — все приезжайте. Всех буду рад видеть!
Я вежливо улыбнулась. Пока поездка за рубеж была для моей семьи на грани фантастики, одно оформление документов чего стоит. Мы поговорили о развале Советского Союза. Прибежала взволнованная Арминэ и положила мне на колени недовязанное кружево.
— Спасибо, Арминэ. Какая прелесть!
— Это салфетка, я вам ко дню рождения готовила. Знаю, заранее нельзя, но мы же потом не увидимся... — и она опять разревелась.
Дедушка стал её неуклюже успокаивать, дескать, не реветь надо, а радоваться, и предложил прямо сейчас втроём съездить в город по магазинам. Арминэ вытерла глаза.
Снег уже начал таять, и я надела резиновые сапоги. Гость из Армении царственно глянул на мои ноги и ничего не сказал. У ворот стояло нечто. Такой машины я не видела никогда: это был огромный сверкающий дирижабль на колёсах, в которых люди моего круга не ездят. Это вам не Колин дребезжащий фольксваген!
Нас с Арминэ почётно усадили на заднее сиденье, как благородных дам, впереди сел дедушка Арминэ. За рулём был его личный водитель. Нас ни разу не спросили, где магазин и куда поворачивать, армянский аристократ подошёл к делу основательно и заставил водителя изучить маршрут заранее.
Я сильно стеснялась, и подарки выбирала Арминэ. Доброта её дедушки была безгранична (как и бумажник). Вечером того дня мы привезли детям компьютер, планшет, новый игрушечный автомобиль и ещё много всего. Мои резиновые сапоги остались в мусорном ящике возле универмага, теперь я щеголяла в модных замшевых сапожках на каблуке. Седовласый красавец обозвал меня молодой интересной женщиной и велел модно одеваться. Я то и дело пыталась его отблагодарить, но не могла подобрать слов. Он не только погасил мою ссуду в банке, но и положил кое-что мне на счёт. «Это для детей», — сказал он.
Было общее вечернее застолье, где присутствовал и Коля. «Твоя жена — прекрасная женщина, настоящая мать. Береги её», — сказал дедушка Арминэ и поднял тост за моё здоровье. Мне стало неловко: второй раз в жизни меня не осуждали за то, что приютила детей, а хвалили. Стол ломился от вин и закусок. Сегодня был праздник, но не для меня — я пила и не пьянела. Сегодня я прощалась с Арминэ. Моя старшая дочь покидала меня навсегда.
Ребёнок — это документы, и все документы на Арминэ уже лежали в портфеле у дедушки. А вы думали, что ребёнок — это тот, кто рисует акварельки, требует конфет, виснет у вас на руке и говорит: «Мам, почитай»? Нет, вы ошибались. Это бумажка с печатью. Нет бумажки — нет ребёнка.
Чтобы не растягивать проводы, дедушка увёз Арминэ сегодня же вечером — у него был снят люкс в гостинице, где его ждала жена. Бабушка Арминэ. Мы привыкли к Арминэ, и расставание было тяжёлым, но все понимали, что так лучше для неё. Теперь у девочки начнется новая жизнь в другой стране, и возможностей там будет неизмеримо больше, чем в нашем захолустье.
Я мыла посуду. Дети крутились возле горы подарков. Коля, напившись, включил телевизор в своей комнате и дремал. Арминэ позвонила из города и сообщила, что всё хорошо, она познакомилась с бабушкой и обязательно напишет. Я поговорила с ней в последний раз, велела быть умницей и положила трубку. В тот момент я осознала, как мне будет её не хватать, и дело было не только в ежедневной помощи. Мы частенько болтали на кухне, как подруги, и больше этих разговоров не будет. Именно Арминэ полгода назад заметила, что с моей Алей творится неладное. Кто, как не она, вывел на чистую воду Машеньку и весь второй «а», когда Але сломали руку?
Позвонила свекровь и похвалила меня за то, что я избавилась от черноглазой. Я бросила трубку.
Позвонила мама и сказала, что в Белогорске мою племянницу Настю положили на сохранение, у неё ожидается двойня. Я просила передать пожелание крепкого здоровья.
По привычке пересчитав детей, я осеклась на цифре шесть. Где же Васька? Ни в мансарде, ни в коридоре я не нашла его, а время было уже позднее. Надо искать! Я набросила пальто и вышла во двор. Уличный фонарь был выключен, и я зажгла его. Под яблоней на скамейке кто-то сидел.
— Василий!
Он не обернулся. Я сунула ноги в калоши и прошлёпала по тающему снегу к нему.
— Вася, пора домой. Уже десятый час.
Он повернул ко мне голову и не ответил. Только теперь я заметила у него в руке недопитую бутылку армянского марочного вина. Меня захлестнул гнев.
— Это ещё что такое? — зашипела я. — А ну-ка, дай сюда бутылку!
Васька запрокинул голову, залпом выхлебал остаток и послушно протянул пустую бутылку мне.
— В детдом меня отправите? Отправляйте, — презрительно сказал он и пошёл домой.
Я так и села. Курево, драки, а теперь ещё и алкоголизм! Похоже, я всё-таки с ним не справлюсь. Сегодня ничего не буду говорить, а завтра предъявлю ультиматум.
Пока я убирала после застолья, дети поставили систему и залезли в интернет. Батюшки! Я собиралась на днях вызвать компьютерного мастера, чтобы он, как это называется, «подключил компьютер», а они уже всё сами сделали. Интернет я не планировала! А вдруг они что-нибудь плохое увидят? Вот ещё забота. Компьютер поставили в бывшей комнате свекрови — за последний год ГГ не ночевала в ней ни разу и вообще заходила всё реже и реже. А свято место пустовать не должно.
— Надо купить кактус, — строго сказала я. — Он гасит излучение от компьютера.
Дети нестройно засмеялись.
— Мама, неужели вы верите в эти байки? — спросила Алина.
— Везде, где есть компьютер, должен быть кактус, — заявила я тоном, не терпящим возражений. — А теперь все спать!
Отругать Ваську с утра за алкоголизм мне не удалось, потому что он не вышел к завтраку. Не вышел он и к обеду, и мне это показалось подозрительным: неужто сбежал? Был выходной, и дети сгрудились на первом этаже у компьютера — все, кроме Васьки... и Вани. Странно.
Я задержалась на минутку в компьютерной, чтобы посмотреть, чем занимаются дети. Аля чертила чёрной пластмассовой палочкой по чёрному пластмассовому квадрату, внимательно глядя в монитор, а остальные сидели вокруг и наблюдали. Глупее занятия придумать было нельзя, но, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, и я пошла в мансарду. В коридоре меня встретил Ваня. Он словно загораживал от меня спиной дверь в их комнату.
— Мам, не ругай Васю, — попросил мой сын. — Он заболел.
— Знаю я эту болезнь, — ворчливо ответила я. — Один целую бутылку выдул, слыханное ли дело?
— Не целую, там всего треть была! — вступился Ваня за названого брата. — Он первый раз напился, у него голова болит.
— Ещё бы ей не болеть! Как увидел вино — сразу схватил. Изображает из себя взрослого! — ругалась я достаточно громко, чтобы Васька за дверью всё слышал.
— Да не изображает он ничего, он из-за Арминэ расстроился, — тихо сказал Ваня.
— А чего из-за неё расстраиваться? — удивилась я, но тон сбавила. — За неё радоваться надо. У неё всё хорошо.
— Мам, неужели ты не понимаешь? — с досадой сказал сын и ушёл вниз.
Я понимала одно: в двенадцать лет пить рано. Я поговорила с Васей о его состоянии, дала аспирин и сказала, что алкоголь убивает клетки мозга. Сказала как можно аккуратнее, что его организм ещё не готов к таким издевательствам, и что нужно сначала вырасти, а потом уже гробить себя сколько душе угодно. Объяснила, что пить и курить ещё не означает быть взрослым, и разрешила сегодня лежать. Он и лежал. Ваня носил ему еду и чай, сидел с ним и вообще весь день вытирал ему сопли. Надо же, сдружились, сорванцы! Вот и хорошо, значит, не будут больше драться.
В понедельник я вернула Таньке долг и купила кактус. Танькина Алина стала забегать в гости поиграть в компьютер. Моя Аля снова ходила в школу и пила одну чашку воды в день — Васька защищал её по дороге и на переменах, но не мог же он дежурить у женского туалета. Я махнула рукой, авось скоро весенние каникулы. Как говорит моя мама, если не можешь решить проблему, делай вид, что её нет.
Мы отметили мой день рождения, а следом и Сенечкин. Я не вспоминала инцидента с бутылкой, и праздники прошли спокойно. На этих каникулах я совершила ошибку, о которой мне тяжело вспоминать. Причём я до сих пор не уверена, что это ошибка, ведь на карту было поставлено будущее моего сына.
Разумеется, с появлением компьютера у меня появились те же проблемы, что и у других мам и бабушек: детей приходилось оттаскивать от него за уши и выгонять на прогулку чуть ли не ремнём, но кое-как я справлялась. Что меня удивляло, так это отсутствие интереса к «компу» у старших мальчиков — всё больше времени они проводили с мячом на заднем дворе, где уже начала пробиваться зелёная трава. Я думала, что они играют в футбол, и была спокойна, а то, что их куртки и штаны пачкаются в земле чаще, чем у других, не наводило меня на подозрения.
Правду я открыла случайно. У меня нет привычки следить, я доверяю своим детям, и на заднем дворе я оказалась по банальной причине: наступила в грязь и вернулась почистить сапоги. Все дети думали, что я ушла в магазин. Ваня с Васей тоже так думали. Я слышала звуки ударов, но мяч лежал на тропинке, никому не нужный. Впервые я обратила внимание, что он совершенно чистый, как будто им никогда не пользовались. С нехорошим предчувствием я заглянула за заборчик и пришла в ужас. Дети дрались! Несмотря на мой строжайший запрет.
— Левую руку заламываешь, — деловито объяснял Васька, — а правой ребром по горлу. Всегда нужно делать два движения одновременно, иначе тебя любой побьёт. Лучше рукой и ногой.
— Это что ещё такое! — закричала я. — Марш домой оба! Василий, собирай вещи!
Тщетно Ваня вис у меня на рукаве и пытался втолковать мне, что драка — это спорт, что Васька не бьёт его, а обучает самозащите. Я видела всё своими глазами и всё слышала. Ребром ладони по горлу, ничего себе! Откуда в нынешних детях такая жестокость? Васю я честно обо всём предупреждала, пусть пеняет на себя, сейчас у меня одна задача: оградить сына от жестокости. Да, я хотела вытащить чужого ребенка из болота, но затянула туда своего. Нужно было срочно исправлять это, и я, не остыв, позвонила в детский дом.
— Я вас понимаю, — печально сказала директриса. — Вы правильно поступила. Вы не могла бы поговорить с врачом? Я её сейчас позову.
— Слушаю, — раздался гнусавый женский голос.
Я впопыхах рассказала о том, что видела, умолчав лишь о вине.
— Женщина, а он лекарства принимает?
— Н-не уверена, — промямлила я.
— Ну а что вы хотите. Без лечения у него наступило обострение, нужно класть в психиатрическую. Ему двенадцать уже исполнилось?
— Да.
— Хорошо, значит, можно удвоить дозу. С двенадцати дают взрослую. Теперь можно начинать колоть пролонги.
Я не знала, что такое пролонги.
— Доктор, вы думаете, они ему помогут?
— Женщина, я не знаю, помогут или нет, я не Нострадамус, но я знаю, что нельзя держать агрессивного сумасшедшего с другими детьми. Мы пришлём машину. Не говорите ему, а то сбежит. Ожидайте.
Я положила трубку. Вот и всё! В голове шумело, как после стакана вина. Деревянными руками я начала собирать Васькины вещи. Ох и тяжело даются иные решения!
— Мам, ты куда звонила? — спросила Аля. В её руке был самодельный меч.
— Не твоё дело, пошла в детскую!
Рюкзачок, купленный Васе на день рождения, никак не желал застёгиваться.
— Мам, не выгоняй Васю, он и меня учит. Чтобы я от старшеклассниц защищалась.
— Этого мне не хватало. Девочки должны играть в куклы, а не мечами размахивать. Пошла отсюда.
Алый темляк на мече всколыхнулся от ветра: кто-то открыл входную дверь. Аля убежала. Я поспешила встретить санитаров.
Что рассказывать? Как Ваню отрывали от Васьки? Как Ваське скрутили руки и затолкали в машину? Как мне говорили: «Женщина, уведите детей»? Дети действительно путались у всех под ногами и шумели. Этот драчун был у них кумиром, и никто не хотел с ним расставаться, но менять что-либо было уже поздно. Никогда не забуду, как посмотрел на меня Вася — без ненависти, без обиды, как на пустое место. Как на крысу. И ни слова не сказал.
Когда Ваську увезли, в доме резко воцарилась тишина. Дети попрятались. И тут меня шарахнуло: я потеряла сына. Пусть приёмного, пусть с плохими оценками, но сына.
