Серые, уставшие лица, скованные движения. Василий хромал, у Таи перевязана кисть руки, Янтарна прячет за волосами глубокие царапины на шее. Складывалось ощущение, что друзья побывали в серьезной переделке. После этого долго шагали и лишь недавно остановились на отдых. Видно было, что появление Мухомора застало их врасплох. Валялись в беспорядке вещи, брошенные натруженными руками, вытекала вода из перевернутого кем-то котелка, между прочим самого, Мухомором, любимого. Он его самолично у кузнеца просил, да кажную пятницу песочком натирал, чтоб блестел веселее. Валежник для костра был небрежно свален рядом с домоткаными сумками, из которых высыпались спелые, крупные, августовские яблоки.
-Тихо - наконец рявкнул амбарный - хватит галдеть, дайте хоть присесть, ноги уж не держат.
И только после этого, наконец, установилось какое-то подобие порядка. Решено было поскорее наладить быт, и вести разговор за сытным ужином.
Василий собрал брошенный хворост и заметно прихрамывая понес его на расчищенное, для костра место. Янтарна с Вишней взяв котелок и грязную одежду, отправились к ручью. Тая помогала Парамону обиходить козу, вычесывая из свалявшейся шерсти прицепившиеся репьи. Худая, оправдывая свое имя перебирала костлявыми ногами и поводила торчащими ребрами. Когда вся необходимая работа была выполнена, на лес опускались сумерки, раскрашивая окружающие деревья в причудливые оттенки синего и фиолетового. Громогласно орали лягушки, им вторили сверчки. На небосводе одна за другой загорались звезды.
Весело трещал костер, разгоняя надоедливых комаров, булькала в котелке каша, а друзья сидели рядом и тихонько переговаривались.
-Так где же ты все это время был? - негромко спросил Парамон, с любопытством поглядывая на сидящую рядом с амбарным, Ежину.
-Я и сам не знаю - признался Мухомор, судорожно передергивая плечами. - Будто у Мары в гостях побывал. Безнадежное место, холодное, пустое, мертвечиной пахнет. И глядят за спиной недобро. Все время кажется, будто к ноге веревкой дохлая кошка привязана, и с каждым шагом веревка все короче, а кошка злее. А порой дорога под ногами лежащая, это и не дорога вовсе, а песок сыпучий, идёшь, а ноги по пуду весят. Тяжело путь дается, все силы до донышка выпивает. Муторно, усталь тело веревками связывает. Один раз чуть навсегда не заснул. Благо комар разбудил. А потом вот Ежину встретил. Кабы не она, к вам бы не выбрался.
-Уж не та ли ты Ежина, что у Крыни тем летом поселилась - задумчиво проговорил Парамон.
-Та - понуро ответила старушка- только мало я на себя прежнюю теперь похожа. Видишь, что эта пакость со мной сделала? Куда я теперь пойду. Кто на меня такую глянет.
-Не переживай Ежинушка - ласково проговорила сидевшая рядом Тая. - Постараемся мы твою красоту вернуть, у всех знакомых поспрашиваем, авось и скумекаем как беде помочь.
Друзья ненадолго замолчали, обдумывая услышанное. Пламя костра весело скакало по сложенным горкой поленьям, не только согревало, но и дарило чувство защищенности от тьмы ночного леса.
-Есть у меня знакомая одна - медленно проговорила Вишня, переплетая косу и в глазах ее блеснули искры пляшущего костра. - Мы с ней годиков двадцать тому назад на выселках одной северной деревеньки познакомились. Я тогда со знакомыми мореходами путешествовала, мир смотрела. Пришвартовались мы как-то на зиму у берегов одного северного острова, что во множестве своем раскиданы в Ледяном море. Моряки в деревеньке постояльцами напросились, ну а я туда где поглуше направилась. Хотелось от людей отдохнуть, да природу северную поближе узнать. Поселилась в заброшенной избушке на выселках. Там Микалину и встретила. Она издавна в том краю живет. Знахарствует. Почетом у местного люда пользуется. Со всеми напастями к ней идут, а в благодарность солониной, мхом - дягилем, да ягодой северной - морошкой отдариваются. Уж больно хороша та ягода, крепко я ее полюбила- мечтательно протянула Вишня, не замечая как внимательно смотрит на нее Василий.
Сильно задумался Василий как морошку достать, любимую порадовать. В этом суровом и сухом, как старое дерево, мужчине, жила неиссякаемая и безбрежная нежность к темноволосой красавице. Каждый день, не успев открыть глаза он благодарил небо за свою женщину. Еще тогда, в первый раз, когда она оказалась в его телеге, Василия от одного ее взгляда перетряхнуло до самого донышка. Долго не мог он слова вымолвить, язык неповоротливой деревяшкой во рту лежал. Только одна мысль, пойманной птицей в голове билась: “Хоть миг еще ею полюбоваться”. Потом ляпнул, правда, что-то несуразное и жутко испугался, что обидится она, уйдет. Но нет боги миловали, осталась. Сначала в телеге, а потом и в жизни Васильевой. С тех пор лишь на нее был устремлен взгляд его серых глаз, лишь ее он обнимал своими жилистыми руками. И не было ни одного дня, чтобы Василий не удивлял и радовал Вишню. То цветов полевых ей принесет, то земляники свежей горсть. Однажды смешного ежика подарил, так тот еж, выпущенный во двор за неделю весь огород перекопал. Вишня потом долго ругалась, когда морковь со свеклой не уродились. Но так впустую, без злобы. Не могла любимого даже словом обидеть. А однажды рукавички из козьей шерсти принес и самолично на руки одел. Вроде мелочь, а на сердце радостно. Так и ткется вся жизнь из мелочей, собираясь в красивое, теплое одеяло бытия. Укроешься этаким одеялом от всех напастей и ничего не страшно.
-Частенько я в ту зиму захаживала к Микалине, и как-то раз приключился при мне один случай. - продолжала Вишня. Пришла к ней просить помощи девчоночка шестнадцатилетняя. Сама сирота, один дед в родных ходит, да и того по полгода в деревне нет. Все в море промышляет. Дом у них небольшой, да справный. Девчонка-то рукастая, и у себя по хозяйству справляется и соседям в помощи не отказывает. Приглянулась она местному пареньку, уже и о свадьбе заговорили, но тут беда приключилась. Стала она с каждым днем все больше дурнеть. То прыщами кожу обсыплет, то бородавка на носу выскочит, глаза косить стали, да бельмами затягиваться. В общем беда. Тут и жених в другую сторону посматривать стал. Не выдержала девка и бегом к Микалине. Долго мы за ее красоту боролись. Отварами да мазями кожу лечили, на растущую луну с колен заговоры читали, Эйр и Гевьон дары приносили. Отмолили мы ее тогда. Стала девчоночка краше прежнего. Вернулась к себе в деревню, только замуж за того паренька так и не вышла.
-Почему? - завороженно спросила Тая, баюкая поврежденную руку.
-Женился он, пока она у Микалины лечилась. На мельниковой дочке. Первой деревенской красавице. Только недолго она красавицей была. Форсети все видит, и норны узор наново сплести могут, отбирая то что раньше дадено было. А наша сиротка потом из деревни уехала. Дед ее вроде разбогател, да и перебрался туда где потеплее. Так вот к чему я все это рассказываю, напишу-ка я Микалине весточку, может она чего и посоветует - закончила Вишня.
-Спасибо вам за доброту - трогательно улыбнулась Ежина. - Век не забуду.
-Да что уж там. Не чужие, чай люди - пробурчал смущаясь Мухомор, протягивая Ежине кружку с горячим еловым отваром. После этого обтер руки цветастым носовым платком, посмотрел внимательно на окружающих и спросил - А у вас какая беда приключилась?
Все разом посмурнели и придвинулись ближе к костру. В глазах друзей плескалась, непонятная Мухомору, тревога. Казалось они чего-то опасаются и ждут.
-Давай я расскажу, в какую историю мы попали- вздохнула Тая. - Неделю назад к нам домой пришла Янтарна, сестра Вишни, и попросила о помощи. На ее поле напали неведомые туманные твари и пожрали всю полевую нечисть. Земля от их присутствия стала погибать. Мы с Вишней согласились помочь и посмотреть поле. Я решила обратиться к Демьяну как к лекарю и Парамошке. Демьяна не застала, а Парамон согласился в обмен на помощь в твоих поисках. В общем мало помалу, набралась приличная компания. До поля мы добрались быстро, и пары дней не прошло. А потом началось что-то необъяснимое. Земля кричала. Задыхалась и кричала. Она не могла питаться. Подземные ручьи вместо воды несли черную, зловонную жижу. Ее было настолько много, что она выплескивалась из земли жирными кляксами. Ни травы, ни цветов. Сам воздух над бывшим полем смердел нечистотами и болезнью. А над всем этим кружили безумные духи. - Тая отпила из кружки отвар, и продолжила - Они были страшны. Фигуры в рваных хламидах, у них не было глаз и из глазниц текла та же черная жижа. Некоторые безумно стрекотали, как бешеные жестяные флюгеры. Другие гудели и пищали.
-Это были невыносимые звуки - добавила Янтарна, - я никогда раньше такого не слышала.
-Я пыталась позвать Землю- прошептала Тая, сглатывая набегающие слезы- пыталась, хоть как-то очистить эту грязь… Но не смогла. Ее было очень много… А Земля… она не могла больше дышать… Не могла…
-А потом эти твари учуяли нас - мрачно сказала Янтарна. - И напали. Они бросались, как голодные собаки на кости. Я и не думала, что они… могут нас тронуть, оказалось да. Мы пытались отбиться, и если бы не Худая…
-Худая? - удивился Мухомор.
-Да - подтвердил Василий, обнимая, прильнувшую к нему жену - оказалось эта дрянь боится козьего голоса. К слову сказать - усмехнувшись, добавил он, - Худая так визжала, что я сам малец струхнул.
Все облегченно рассмеялись, откидывая неприятные воспоминания.
-Ну, а потом - продолжила Тая, вытерев слезы - мы драпанули со всех ног от этого поля.
-И что дальше будем делать - спросил Мухомор у присутствующих.
-Бороться - твердо ответила Тая. - Да, сейчас мы не знаем как справиться с этой напастью, но я должна найти выход и помочь нашей земле. Есть у меня прикидкам одна. Янтарна говорит, что видела чёрного старика, который Прохора увёл, возле своего поля, и аккурат после него беды начались. Затем он в нашей деревне побывал, и вы в Тумане сгинули.
- А я слышал у Еремея пасечника на лугу странное творится стало, травы горят будто их щелоком заливают и пчелы дохнуть стали, а он того старика тоже видел-сказал Парамон.
- Значит, это он вредитель. Надо его найти.
Не только найти, но и уничтожить - добавила Янтарна, резко вставая на ноги. Мы знаем, что он Прохора к Холмам повел, туда и отправимся. Давайте ложиться. Об остальном подумаем завтра, на свежую голову.
Утро вечера мудренее - поддержал ее Парамон. Наспех доделав необходимое, друзья разбрелись по лежанкам и вскоре крепко спали.
Вот погас последний уголек потушенного костра и ночь опустилась на лес плотным покрывалом. Глухо перекрикивались ночные птицы, вышедшие на охоту, шуршали, спасаясь от них мыши - полевки. Одуряюще пахли ночные фиалки. На небе светила полная луна. На поляну, озаренная лунным светом, вышла женщина. Она была прекрасна и нежна как первая улыбка матери. Оглядевшись вокруг, женщина подошла к спящей Тае и легко подняв ее на руки, бережно поцеловала в лоб.
-Теперь ты знаешь - печально улыбнувшись, прошептала она. И опустив шкодницу, исчезла.
Не сказать, что путь-дорожка ложилась скатеркою под ноги, однако ж за первый день Хлын с Прошкой прошагали довольно много. Жара парила несусветная, рубаха прилипла неприятным, влажным полотном к спине, постоянно напитываясь текущими ручейками пота. Казалось по телу бегают насекомые, заставляя постоянно чесаться. Лямка, переброшенной наискосок котомки, отчаянно натирала, да так,что к вечеру на плече образовался пузырь. Даже лапти, верные друзья, лично плетенные в начале лета, и подшитые кожей для надежы, казалось, протестовали против этого пути. Левый постоянно пытался сбежать с ноги, невзирая на тесно примотанные оборы, а в правый закатывались мелкие камешки и сор. Как бы то ни было Прохор на подобные неудобства внимания не обращал. Перед глазами у него маячила картинка веселой свадьбы. Гудят рожки, звенят колокольцы. Скоморохи пляшут день и ночь, заражая весельем гостей. А в центре двора, за столами накрытыми скатертью с красными петухами сидят они. Молодые. И в глазах Прасковеи, видится Прохору шальной блеск счастья.
- Люблю - шепчет Прасковеюшка, сжимая в своих нежных ладонях руку Прохора.
- И я - хочется ответить парню, но губы почему-то немеют, запирая заветные слова внутри.
Хлын гнал вперед как одержимый. На постой они остановились лишь однажды, когда изнурительная жара достигла своего пика. В лесу, стояла небывалая тишина. Не выдержав зноя попрятались не только птицы, но и насекомые. Лишь где-то вдалеке слышались голоса то зарянок, то рябчиков.
-Отдохнем - недовольно бросил Хлын и Прохор повалился на траву как подкошенный. - На, держи, - старик протянул кусок хлеба с мясом и жбан с квасом.
Путники наскоро подкрепились, и завалились спать, пережидая зной. Ветерок нехотя гулял по кронам деревьев, но вниз спускаться и не думал. Гудела, потрескивая земля впитывая жар, постукивали жуки-щелкуны. Прохора сморил тяжелый, липкий, послеобеденный сон. Снова снилась свадьба, звенело веселье, выплескивалось через край, пока не стало совсем уж дурным. Бесновались гости, заливали вином белоснежные скатерти, кричали хульные слова, перемежая их грубым хохотом. В воздухе висел тяжелый смрад вина и немытых, людских тел. И лишь невеста была символом чистоты в этой грязи. Спокойная, красивая, она горделиво улыбалась, оглядывая окружающих.
-Ну что, нравится тебе наша свадьба Прохор Несторович? Ты ее так себе представлял? А я ведь, не хотела идти за тебя. Не чета ты мне, Прошка - сын молочника! Не чета! - кричала Прасковея и глаза ее блестели шальной, веселой злобой.
От этих слов начинала болеть голова. Казалось кто-то дергает сильной рукой за волосы, стремясь выдрать их с корнем. “Не чета” - звенело в ушах, перемежаясь с издевательским хохотом. Морочило и гудело в голове роем пчел. Прохор стонал и крутился на земле, переваливаясь с боку на бок, не имея сил вырваться из сна.
Сон Хлына тоже был неспокоен. Мнилось, что вернулся он в детство. В холодную, неустроенную избу храмового служки. По темным рассохшимся полам, гуляет сквозняк. Печь треснула и не держит в себе долго тепла. На неструганном столе лежит четвертушка каравая, накрытая тряпицей. Хлыну пять, и ему постоянно хочется есть. Но мать настрого запретила брать хлеб. Голодная пятница. Поесть можно будет только завтра. В углу в серой дерюге из нечесаной шерсти, на коленях стоит отец. Он худой и мосластый. Ранняя лысина уже выкосила половину черепа. Оставшиеся волосья отец заплетает в тощую косицу, которая придает ему вид одновременно смешной и убогий. Он занят важным делом. Кладет сорок поклонов в честь Великого Голодного Дня. Звонко стучит лоб, соприкасаясь с полом. Невнятно бубнит отец. Мать ходит мимо, отпихивая Хлына, если тот попадается ей под ноги. Мальчику скучно и холодно, но он даже не пытается привлечь внимание взрослых. Внезапно под столом, что-то мелькает. Свернулось в комочек и катится к печке. Хлыну любопытно и он ползет следом. За кутом грязно, но тепло. Стоит кадушка откуда пахнет прелым овсом. А рядом с ней маленький сгорбленный старичок. Смотреть на него и смешно и боязно.
-Ох ты, дитя горькое, при живых-то родителях. - причитает старичок. - Голодное, холодное, не обихоженое. Ну ничего, сейчас я тебя покормлю. Есть у меня медок свежий, сам собирал. Держи, кушай - говорит дедушка, протягивая кусок медовых сот. У Хлына слюнки текут от такого богатства.
-Тихо - наконец рявкнул амбарный - хватит галдеть, дайте хоть присесть, ноги уж не держат.
И только после этого, наконец, установилось какое-то подобие порядка. Решено было поскорее наладить быт, и вести разговор за сытным ужином.
Василий собрал брошенный хворост и заметно прихрамывая понес его на расчищенное, для костра место. Янтарна с Вишней взяв котелок и грязную одежду, отправились к ручью. Тая помогала Парамону обиходить козу, вычесывая из свалявшейся шерсти прицепившиеся репьи. Худая, оправдывая свое имя перебирала костлявыми ногами и поводила торчащими ребрами. Когда вся необходимая работа была выполнена, на лес опускались сумерки, раскрашивая окружающие деревья в причудливые оттенки синего и фиолетового. Громогласно орали лягушки, им вторили сверчки. На небосводе одна за другой загорались звезды.
Весело трещал костер, разгоняя надоедливых комаров, булькала в котелке каша, а друзья сидели рядом и тихонько переговаривались.
-Так где же ты все это время был? - негромко спросил Парамон, с любопытством поглядывая на сидящую рядом с амбарным, Ежину.
-Я и сам не знаю - признался Мухомор, судорожно передергивая плечами. - Будто у Мары в гостях побывал. Безнадежное место, холодное, пустое, мертвечиной пахнет. И глядят за спиной недобро. Все время кажется, будто к ноге веревкой дохлая кошка привязана, и с каждым шагом веревка все короче, а кошка злее. А порой дорога под ногами лежащая, это и не дорога вовсе, а песок сыпучий, идёшь, а ноги по пуду весят. Тяжело путь дается, все силы до донышка выпивает. Муторно, усталь тело веревками связывает. Один раз чуть навсегда не заснул. Благо комар разбудил. А потом вот Ежину встретил. Кабы не она, к вам бы не выбрался.
-Уж не та ли ты Ежина, что у Крыни тем летом поселилась - задумчиво проговорил Парамон.
-Та - понуро ответила старушка- только мало я на себя прежнюю теперь похожа. Видишь, что эта пакость со мной сделала? Куда я теперь пойду. Кто на меня такую глянет.
-Не переживай Ежинушка - ласково проговорила сидевшая рядом Тая. - Постараемся мы твою красоту вернуть, у всех знакомых поспрашиваем, авось и скумекаем как беде помочь.
Друзья ненадолго замолчали, обдумывая услышанное. Пламя костра весело скакало по сложенным горкой поленьям, не только согревало, но и дарило чувство защищенности от тьмы ночного леса.
-Есть у меня знакомая одна - медленно проговорила Вишня, переплетая косу и в глазах ее блеснули искры пляшущего костра. - Мы с ней годиков двадцать тому назад на выселках одной северной деревеньки познакомились. Я тогда со знакомыми мореходами путешествовала, мир смотрела. Пришвартовались мы как-то на зиму у берегов одного северного острова, что во множестве своем раскиданы в Ледяном море. Моряки в деревеньке постояльцами напросились, ну а я туда где поглуше направилась. Хотелось от людей отдохнуть, да природу северную поближе узнать. Поселилась в заброшенной избушке на выселках. Там Микалину и встретила. Она издавна в том краю живет. Знахарствует. Почетом у местного люда пользуется. Со всеми напастями к ней идут, а в благодарность солониной, мхом - дягилем, да ягодой северной - морошкой отдариваются. Уж больно хороша та ягода, крепко я ее полюбила- мечтательно протянула Вишня, не замечая как внимательно смотрит на нее Василий.
Сильно задумался Василий как морошку достать, любимую порадовать. В этом суровом и сухом, как старое дерево, мужчине, жила неиссякаемая и безбрежная нежность к темноволосой красавице. Каждый день, не успев открыть глаза он благодарил небо за свою женщину. Еще тогда, в первый раз, когда она оказалась в его телеге, Василия от одного ее взгляда перетряхнуло до самого донышка. Долго не мог он слова вымолвить, язык неповоротливой деревяшкой во рту лежал. Только одна мысль, пойманной птицей в голове билась: “Хоть миг еще ею полюбоваться”. Потом ляпнул, правда, что-то несуразное и жутко испугался, что обидится она, уйдет. Но нет боги миловали, осталась. Сначала в телеге, а потом и в жизни Васильевой. С тех пор лишь на нее был устремлен взгляд его серых глаз, лишь ее он обнимал своими жилистыми руками. И не было ни одного дня, чтобы Василий не удивлял и радовал Вишню. То цветов полевых ей принесет, то земляники свежей горсть. Однажды смешного ежика подарил, так тот еж, выпущенный во двор за неделю весь огород перекопал. Вишня потом долго ругалась, когда морковь со свеклой не уродились. Но так впустую, без злобы. Не могла любимого даже словом обидеть. А однажды рукавички из козьей шерсти принес и самолично на руки одел. Вроде мелочь, а на сердце радостно. Так и ткется вся жизнь из мелочей, собираясь в красивое, теплое одеяло бытия. Укроешься этаким одеялом от всех напастей и ничего не страшно.
-Частенько я в ту зиму захаживала к Микалине, и как-то раз приключился при мне один случай. - продолжала Вишня. Пришла к ней просить помощи девчоночка шестнадцатилетняя. Сама сирота, один дед в родных ходит, да и того по полгода в деревне нет. Все в море промышляет. Дом у них небольшой, да справный. Девчонка-то рукастая, и у себя по хозяйству справляется и соседям в помощи не отказывает. Приглянулась она местному пареньку, уже и о свадьбе заговорили, но тут беда приключилась. Стала она с каждым днем все больше дурнеть. То прыщами кожу обсыплет, то бородавка на носу выскочит, глаза косить стали, да бельмами затягиваться. В общем беда. Тут и жених в другую сторону посматривать стал. Не выдержала девка и бегом к Микалине. Долго мы за ее красоту боролись. Отварами да мазями кожу лечили, на растущую луну с колен заговоры читали, Эйр и Гевьон дары приносили. Отмолили мы ее тогда. Стала девчоночка краше прежнего. Вернулась к себе в деревню, только замуж за того паренька так и не вышла.
-Почему? - завороженно спросила Тая, баюкая поврежденную руку.
-Женился он, пока она у Микалины лечилась. На мельниковой дочке. Первой деревенской красавице. Только недолго она красавицей была. Форсети все видит, и норны узор наново сплести могут, отбирая то что раньше дадено было. А наша сиротка потом из деревни уехала. Дед ее вроде разбогател, да и перебрался туда где потеплее. Так вот к чему я все это рассказываю, напишу-ка я Микалине весточку, может она чего и посоветует - закончила Вишня.
-Спасибо вам за доброту - трогательно улыбнулась Ежина. - Век не забуду.
-Да что уж там. Не чужие, чай люди - пробурчал смущаясь Мухомор, протягивая Ежине кружку с горячим еловым отваром. После этого обтер руки цветастым носовым платком, посмотрел внимательно на окружающих и спросил - А у вас какая беда приключилась?
Все разом посмурнели и придвинулись ближе к костру. В глазах друзей плескалась, непонятная Мухомору, тревога. Казалось они чего-то опасаются и ждут.
-Давай я расскажу, в какую историю мы попали- вздохнула Тая. - Неделю назад к нам домой пришла Янтарна, сестра Вишни, и попросила о помощи. На ее поле напали неведомые туманные твари и пожрали всю полевую нечисть. Земля от их присутствия стала погибать. Мы с Вишней согласились помочь и посмотреть поле. Я решила обратиться к Демьяну как к лекарю и Парамошке. Демьяна не застала, а Парамон согласился в обмен на помощь в твоих поисках. В общем мало помалу, набралась приличная компания. До поля мы добрались быстро, и пары дней не прошло. А потом началось что-то необъяснимое. Земля кричала. Задыхалась и кричала. Она не могла питаться. Подземные ручьи вместо воды несли черную, зловонную жижу. Ее было настолько много, что она выплескивалась из земли жирными кляксами. Ни травы, ни цветов. Сам воздух над бывшим полем смердел нечистотами и болезнью. А над всем этим кружили безумные духи. - Тая отпила из кружки отвар, и продолжила - Они были страшны. Фигуры в рваных хламидах, у них не было глаз и из глазниц текла та же черная жижа. Некоторые безумно стрекотали, как бешеные жестяные флюгеры. Другие гудели и пищали.
-Это были невыносимые звуки - добавила Янтарна, - я никогда раньше такого не слышала.
-Я пыталась позвать Землю- прошептала Тая, сглатывая набегающие слезы- пыталась, хоть как-то очистить эту грязь… Но не смогла. Ее было очень много… А Земля… она не могла больше дышать… Не могла…
-А потом эти твари учуяли нас - мрачно сказала Янтарна. - И напали. Они бросались, как голодные собаки на кости. Я и не думала, что они… могут нас тронуть, оказалось да. Мы пытались отбиться, и если бы не Худая…
-Худая? - удивился Мухомор.
-Да - подтвердил Василий, обнимая, прильнувшую к нему жену - оказалось эта дрянь боится козьего голоса. К слову сказать - усмехнувшись, добавил он, - Худая так визжала, что я сам малец струхнул.
Все облегченно рассмеялись, откидывая неприятные воспоминания.
-Ну, а потом - продолжила Тая, вытерев слезы - мы драпанули со всех ног от этого поля.
-И что дальше будем делать - спросил Мухомор у присутствующих.
-Бороться - твердо ответила Тая. - Да, сейчас мы не знаем как справиться с этой напастью, но я должна найти выход и помочь нашей земле. Есть у меня прикидкам одна. Янтарна говорит, что видела чёрного старика, который Прохора увёл, возле своего поля, и аккурат после него беды начались. Затем он в нашей деревне побывал, и вы в Тумане сгинули.
- А я слышал у Еремея пасечника на лугу странное творится стало, травы горят будто их щелоком заливают и пчелы дохнуть стали, а он того старика тоже видел-сказал Парамон.
- Значит, это он вредитель. Надо его найти.
Не только найти, но и уничтожить - добавила Янтарна, резко вставая на ноги. Мы знаем, что он Прохора к Холмам повел, туда и отправимся. Давайте ложиться. Об остальном подумаем завтра, на свежую голову.
Утро вечера мудренее - поддержал ее Парамон. Наспех доделав необходимое, друзья разбрелись по лежанкам и вскоре крепко спали.
Вот погас последний уголек потушенного костра и ночь опустилась на лес плотным покрывалом. Глухо перекрикивались ночные птицы, вышедшие на охоту, шуршали, спасаясь от них мыши - полевки. Одуряюще пахли ночные фиалки. На небе светила полная луна. На поляну, озаренная лунным светом, вышла женщина. Она была прекрасна и нежна как первая улыбка матери. Оглядевшись вокруг, женщина подошла к спящей Тае и легко подняв ее на руки, бережно поцеловала в лоб.
-Теперь ты знаешь - печально улыбнувшись, прошептала она. И опустив шкодницу, исчезла.
Глава 11. Замороченные.
Не сказать, что путь-дорожка ложилась скатеркою под ноги, однако ж за первый день Хлын с Прошкой прошагали довольно много. Жара парила несусветная, рубаха прилипла неприятным, влажным полотном к спине, постоянно напитываясь текущими ручейками пота. Казалось по телу бегают насекомые, заставляя постоянно чесаться. Лямка, переброшенной наискосок котомки, отчаянно натирала, да так,что к вечеру на плече образовался пузырь. Даже лапти, верные друзья, лично плетенные в начале лета, и подшитые кожей для надежы, казалось, протестовали против этого пути. Левый постоянно пытался сбежать с ноги, невзирая на тесно примотанные оборы, а в правый закатывались мелкие камешки и сор. Как бы то ни было Прохор на подобные неудобства внимания не обращал. Перед глазами у него маячила картинка веселой свадьбы. Гудят рожки, звенят колокольцы. Скоморохи пляшут день и ночь, заражая весельем гостей. А в центре двора, за столами накрытыми скатертью с красными петухами сидят они. Молодые. И в глазах Прасковеи, видится Прохору шальной блеск счастья.
- Люблю - шепчет Прасковеюшка, сжимая в своих нежных ладонях руку Прохора.
- И я - хочется ответить парню, но губы почему-то немеют, запирая заветные слова внутри.
Хлын гнал вперед как одержимый. На постой они остановились лишь однажды, когда изнурительная жара достигла своего пика. В лесу, стояла небывалая тишина. Не выдержав зноя попрятались не только птицы, но и насекомые. Лишь где-то вдалеке слышались голоса то зарянок, то рябчиков.
-Отдохнем - недовольно бросил Хлын и Прохор повалился на траву как подкошенный. - На, держи, - старик протянул кусок хлеба с мясом и жбан с квасом.
Путники наскоро подкрепились, и завалились спать, пережидая зной. Ветерок нехотя гулял по кронам деревьев, но вниз спускаться и не думал. Гудела, потрескивая земля впитывая жар, постукивали жуки-щелкуны. Прохора сморил тяжелый, липкий, послеобеденный сон. Снова снилась свадьба, звенело веселье, выплескивалось через край, пока не стало совсем уж дурным. Бесновались гости, заливали вином белоснежные скатерти, кричали хульные слова, перемежая их грубым хохотом. В воздухе висел тяжелый смрад вина и немытых, людских тел. И лишь невеста была символом чистоты в этой грязи. Спокойная, красивая, она горделиво улыбалась, оглядывая окружающих.
-Ну что, нравится тебе наша свадьба Прохор Несторович? Ты ее так себе представлял? А я ведь, не хотела идти за тебя. Не чета ты мне, Прошка - сын молочника! Не чета! - кричала Прасковея и глаза ее блестели шальной, веселой злобой.
От этих слов начинала болеть голова. Казалось кто-то дергает сильной рукой за волосы, стремясь выдрать их с корнем. “Не чета” - звенело в ушах, перемежаясь с издевательским хохотом. Морочило и гудело в голове роем пчел. Прохор стонал и крутился на земле, переваливаясь с боку на бок, не имея сил вырваться из сна.
Сон Хлына тоже был неспокоен. Мнилось, что вернулся он в детство. В холодную, неустроенную избу храмового служки. По темным рассохшимся полам, гуляет сквозняк. Печь треснула и не держит в себе долго тепла. На неструганном столе лежит четвертушка каравая, накрытая тряпицей. Хлыну пять, и ему постоянно хочется есть. Но мать настрого запретила брать хлеб. Голодная пятница. Поесть можно будет только завтра. В углу в серой дерюге из нечесаной шерсти, на коленях стоит отец. Он худой и мосластый. Ранняя лысина уже выкосила половину черепа. Оставшиеся волосья отец заплетает в тощую косицу, которая придает ему вид одновременно смешной и убогий. Он занят важным делом. Кладет сорок поклонов в честь Великого Голодного Дня. Звонко стучит лоб, соприкасаясь с полом. Невнятно бубнит отец. Мать ходит мимо, отпихивая Хлына, если тот попадается ей под ноги. Мальчику скучно и холодно, но он даже не пытается привлечь внимание взрослых. Внезапно под столом, что-то мелькает. Свернулось в комочек и катится к печке. Хлыну любопытно и он ползет следом. За кутом грязно, но тепло. Стоит кадушка откуда пахнет прелым овсом. А рядом с ней маленький сгорбленный старичок. Смотреть на него и смешно и боязно.
-Ох ты, дитя горькое, при живых-то родителях. - причитает старичок. - Голодное, холодное, не обихоженое. Ну ничего, сейчас я тебя покормлю. Есть у меня медок свежий, сам собирал. Держи, кушай - говорит дедушка, протягивая кусок медовых сот. У Хлына слюнки текут от такого богатства.
