- Великанова! Я тебя сейчас сама убью! Не доводи до белого каления! Я уже не могу сдержать себя!
- Слова нельзя сказать, агрессорша!
- И в конце концов, мы всегда сможем сюда вернуться. Потихонечку разведаем и, если что не так, назад!
- Всё равно же сделаешь по-своему! – согласилась Великанова.
Она стала собирать провизию для предстоящей экскурсии-разведки. Никто же не знает, насколько это затянется. Поднялись. Крышка легко отодвинулась в сторону, когда Козявкина приложила свою ладошку к ее центру. Козявкина медленно приподнялась и огляделась. Она долго всматривалась, враг мог затаиться за любым камнем, потянула носом, принюхалась, вроде никаких посторонних запахов. Она хоть и не собака, но чужого всё равно бы унюхала.
Потом скомандовала:
- За мной!
Они выбрались и двинулись по пещерным переходам, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, нет ли каких подозрительных звуков. После чего опять тихонечно передвигались. По-прежнему никаких звуков, чуждых запахов. Ничего подозрительного. Переход стал расширяться. Опять останавливались. Враг мог спрятаться за любым камнем и неожиданно выскочить. Козявкина радостно крикнула «Вперед!» и быстро заперебирала ножками. «Как таракан какой-то!» - презрительно ухмыльнулась Великанова. И родятся же такие! Сама-то она неслась огромными прыжками, но всё-равно не могла догнать Козявкину, которая на радостях завывала как дикий зверь на все голоса. Если бы кто-то оказался поблизости, то перепугался бы. Яркий свет ударил им в глаза, девчонки выскочили из пещеры и зажмурились, потому что дневной свет слепил после подземельных светлячков. Козявкина размахнула ручки в стороны, задрала голову, зажмурилась еще сильнее и завопила:
- Свобода!
И откуда в таком маленьком теле мог взяться столь мощный глас. Настоящая иерихонская труба!
- Конечно, мадмуазель!
Но это был голос не Великановой, да и слово «мадмуазель» она не смогла бы произнести грамотно и исковеркала бы его до неузнаваемости, хотя Козявкина узнала бы, конечно.
Сердце ее учащенно забилось, душа ушла в пятки, она медленно повернула голову, надеясь до самого последнего момента, что всё еще хорошо, что может быть никакого голоса и не было. Позади их стояли два дюжих автоматчика и широко улыбались, как будто они встретили хороших знакомых, которым чрезвычайно рады, просто счастливы, что видят их.
- Милые барышни! Мы вас заждались!
Великанова сделала книксен и жеванно проговорила, поглядывая то на одного солдата, то на другого:
- Милостивые судари! Вы весьма галантны!
- А разве можно быть иными рядом с такими прелестными созданиями? – проговорил черноусый солдат.
- Какие мы насмешники! – отмахнулась польщенная Великанова и, вытянув губы трубочкой, стала описывать ими круги. Так делали жеманные красавицы девятнадцатого века. – Да! По физической конституции я уже совершенно совершеннолетняя. А это моя пажиха. Знаете, люблю всё мелкое.
Великанова захихикала, прикрывая ладошкой рот. Вот так: хо-хо-хо-хо. Но приглушенное ладошкой.
Козявкина прошипела:
- Дура!
- Просим!
Черноусый солдат пошел первым, а второй, побледнее и молчаливый, замыкал шествие. Козявкина, как всегда шла первой, следом вышагивала Великанова, стараясь подражать походке топ-моделей. Козявкина шла, надувшись. Великанова же, не умолкая, щебетала, смысл ее болтовни сводился к тому, что ей очень нравятся парни в военной форме, потому что военная форма не только украшает, но и говорит о том, что человек, ее надевший, полон разных достоинств.
То, что увидели девчонки, потрясло их, ужаснуло, они даже не могли ахать и охать, а просто шли с широко раскрытыми от ужаса глазами и не могли поверить, что видят это в реальности. Мы не рекомендуем детям читать эти страницы, чтобы не травмировать их не окрепшую еще психику, не привыкшую к насилию, крови, массовым убийствам, к тому, что сопровождает войны. Тогда зачем описывать то, чего не надо читать? Нелепость какая-то! Это читай, а это не читай! Любой нормальный человек скажет, что так не делается. Книга – это такое же живое существо, в котором всё нужно, все едино и нельзя безболезненно что-то отрезать и отбросить. Ну, что ж! читайте! Раз в этом мире есть жестокость! Конечно, желательно, чтобы было вам 16+. А если не 16+? Ну, тогда на усмотрение ваших пап и мам, они лучше знают своего ребенка, чем автор своего читателя. А иначе и быть не может! А знаете, как девчонкам было страшно, когда они шли под конвоем, шли в неведомость! Да еще такое увидеть! Одно дело слышать о войне, а совсем другое увидеть, что творит война. Козявкина то и дело закрывала лицо ладошками. По обе стороны от них лежали окровавленные и искалеченные осколками снарядов и пулями тела девчонок. Бесплодная пустыня сейчас имела красный цвет, цвет крови. Девчонки были беззащитны. Их просто безжалостно уничтожали.
- Им же больно было! Зачем вы так? – спросила Великанова.
От прежнего ее игривого настроения не осталось и следа. До нее дошло, что случилось на планете.
- Скоро и вам будет очень больно! – весело сообщил передний конвойный, а тот, что шел сзади, маленький и молчаливый, ткнул дулом автомата в спину Великановой: пошевеливайся, мол.
- Только попробуйте! – погрозила Козявкина. – Мы будем жаловаться в международный суд.
Угроза Козявкиной вызвала гомерический хохот конвойных. Они даже остановились, чтобы как следует отсмеяться.
Ах, да! Я совершенно забыл о том, что проницательный читатель уже давным-давно тычет своим заскорузлым пальцем в страницы книги и откровенно потешается над автором.
Какая нелепость? Что за белиберда? Как Козявкина и Великанова могли говорить с обитателями Срама и понимать их, а те, соответственно, говорить и понимать их? Не могли же они говорить на одном языке? Или все обитатели Вселенной каким-то чудом-юдом перешли на один вселенский язык? Но разве такое могло случиться, если обитатели многих планет даже не сталкивались ни разу друг с другом? Нет, не перешли! И в ближайшего время вряд ли такой переход произойдет, а поэтому языковое многообразие останется.
На Земле существует тысячи разных языков. И на обитаемых планетах тоже свои языки. В общем, огромное множество самых разных, самых непохожих языков, многие из которых даже не имеют письменности. А в будущем, чем больше нам будут открываться просторы Вселенной, тем больше будет добавляться новых неизвестных языков. Причем, даже трудно вообразить каких. Но и для этого неизвестного пока будущего ученые-лингвисты давным-давно решили языковую проблему, по крайней мере, те ученые, которые живут на Земле.
У всех языков, и живых, и мертвых, и тех, что возможно когда-то появятся, есть общее, то, без чего язык существовать не может, будь то русский язык, английский или один из языков банту, или язык каких-то еще нам неведомых инопланетян, с которыми мы когда-нибудь установим контакт. Во-первых, каждый язык, как и мы с вами, есть живое существо. Он рождается, растет, приобретает новые качества своей личности, меняется, может, даже заболеть. Природа живых существ, несмотря на огромные отличия между ними, одинакова. Набор одних и тех же молекул, или как их там называют ученые, определенная последовательность их организации. Зная эту общую природу, ученые разгадали и природу всех языков, описали и изучили их структуру, законы их развития и построения. Во-вторых, каждый язык представляет собой единство формы и содержания, как, впрочем, и всё живое органическое во Вселенной есть оформившееся содержание, или воплотившееся содержание. Формы жизни на разных планетах отличаются и порой довольно существенно, но если копнуть глубже, то мы увидим в основе их нечто общее для всех.
Мы открываем рот и выдыхаем воздушную струю. Меняя форму губ и положение языка, мы модулируем разные звуки. Их может быть много, но не так уж и много. Десяток, может быть, два десятка, но никак не больше. Дальше, создавая воздушной струе препятствия, которое устраивают зубы, язык, губы, мы издаем разные согласные звуки. Их уже побольше, чем гласных. Но всё равно не так уж и много. То есть все звуки известны и запротоколированы. Каждому звуку соответствует какое-то содержание. К примеру, ААА – то есть понимаю или мне больно, помогите. БББ – быстрее, двай-давй или я стреляю из духового ружья.
Содержание жизни гораздо богаче, чем количество звуков, которые могут издавать голосовые органы, пусть даже самых необычных существ, которые только можно предположить. Поэтому появляются сочетания звуков из двух, трех, даже четырех, но гораздо резче. Потому что любое существо стремится к экономии усилий, в том числе и звуковых. Сочетание звуков – это слоги, в которых обязательно один звук должен быть гласным. Нагнетание одних согласных сильно утомляет гортать, и самое главное, очень трудно усилить громкость таких сочетаний. Вот уже речь становится более содержательной. БА – кого я вижу? Или бабушка. Или «иди отсюда! Или иначе я тебя убью!»
БУ – это о будущем, что случится когда-то. БИ – быстрей, давай-давай поторапливайся. БО – нечто большое, что трудно обхватить, например, туша мамонта или гора. БУБИ – утро или что-нибудь в этом роде. БУБУ – далекое будущее, которое только можно вообразить, которое застанут наши прапраправнуки и где всё, может быть, будет по-иному. На этом можно было бы и остановиться. Многие животные так и поступили. А поэтому остановились в своем развитии. Не развивается язык – не развивается и мозг. А не развивается мозг – и язык остается неизменным. Те, кто оказался поумней, на этом не остановились. Слишком сложные чувства обуревали ими и всё новые и новые мысли появлялись.
В жизни они всё разделяли на категории: один – много, женское – мужское и ни то ни сё, вчера – сегодня – завтра, я – ты – он или она, хотел бы – так оно есть в действительности. Этих категорий тоже не так уж и много. Какие-то мелкие категории объединялись в более общие, что-то со временем отпадало. Опять же мыслящее существо стремилось к экономии.
Теперь к каждому слову можно добавить какой-нибудь слог, который бы указывал на определенную категорию, и можно будет выразить самую сложную мысль. А еще добавить к этому и порядок слов. Содержание можно менять и в зависимости от того, как расставить ударение, с какой интонацией произносить слова. А еще и слова-вставки, которые укажут на то, как относиться к данному высказыванию.
Вот еще несколько наворотов и всё! Язык зажил своей жизнью, чутко реагируя на все те изменения, которые происходят вокруг, поскольку сам язык – часть этой жизни, причем очень изменчивая. Зная законы, по которым живет язык, ученые создали его универсальную модель. И теперь детям с детсадовского возраста просто внедряли эту модель. И всякая необходимость в изучении иностранных языков отпала. Представьте! Сколько времени и сил освободилось!
Достаточно было теперь какое-то время послушать носителя другого языка, как в вашем сознании формировался образ этого языка, и вскоре вы могли шпрехать на этом языке не хуже аборигена.
Их ввели в треугольный кабинет. Во главе острого красно-черного угла на кресле-троне восседал верховный правитель Срама, гений всех времен и народов, великий и неповторимый, гордость и слава Вселенной, божественный и божественно подобный, несравнимый и не сравниваемый Дору. В левой руке он держал золото-платиновый экземпляр Великого Циркуляра, в правой усыпанную бриллиантами державную дубина. Справа от него стояла Эма в пурпурной тунике, а слева командующий охраны – главный рында.
Великанова, когда их ввели в тронный зал и поставили напротив трона, ударила себя по голове и воскликнула:
- Блин! Где-то я его уже видела! Вот зуб даю! Такая знакомая рожа! Где же я его видела?
- В учебнике истории,- сказала Козявкина. – Только непонятно, как он мог тебе попасть в руки. Великанова с учебником – это все равно что…
Но продолжать она не стала.
- Да! – вспомнила Великанова. – Как-то у нас сломался телевизор, и я решила полистать учебник. Вот и налистала на свою голову! И зачем я его только в руки брала, дура этакая!
Стоящий поблизости рында цыкнул на них. Рындами назывались охранники Дору. И было их числом десять тысяч здоровенных амбалом, душой и телом преданных величайшему и богоподобному.
- Какие вы инопланетяне! – усмехнулся Дору, рассмотрев девчонок.
Все тоже заулыбались, а кто-то даже захихикал, но тут же оборвал себя. Может быть, это не понравится Дору.
- Мы земляне, представители более передовой цивилизации, чем ваша. И за каждый волосок, упавший с нашей головы, преступники понесут жесточайшее наказание, - с достоинством сказала Козявкина, выставив левую ножку вперед и скрестив руки на груди, как какой-нибудь Наполеон. – Могли бы предложить девушкам присесть. Сами-то сидите, а мы стоим. Или вам незнакомы правила этикета. Так почитали бы книжки. Их очень много об этикете.
Великанова ее поддержала.
- Еще могли бы предложить прохладительные напитки из своих царских погребов. Нечего жмотиться! А то у меня что-то в горле пересохло, пока ваши остолопы вели нас сюда и говорили нам всякие гадости. Фу! Неприлично-то как! Совершенно незнакомы с этикетками.
- Они такие разговорчивые! – произнес Дору, широко улыбаясь.
И все принялись улыбаться. У одних это получалось неплохо, у других же лица приняли зверское выражение. Эма тоже улыбнулась на его замечание и заметила, наклоняясь к нему:
- Приговоренные к смертной казни тоже страдают многоречивостью. Они стремятся выговориться в последний раз в жизни, как будто это может продлить их ничтожное существование.
- Вы чего? Это вы о чем? – насторожилась Козявкина. Ох, не нравилась ей эта Эма, хотя, конечно, красотка, но даже в ее красоте было что-то хищническое. Как Снежная Королева. – Даже думать не смейте!
Козявкина топнула ножкой, что означало крайнюю степень гнева. Но все в след за Дору рассмеялись.
- Зачем мне вас казнить? – улыбнулся Дору.
«А может быть, он и хороший,- подумала Козявкина. – Всё-таки столько времени прошло…»
- Вреда вы нам причинить не можете. И вообще мне кажется, что вы очень славные девчушки и у нас с вами наладятся неплохие отношения. Скажу более того, вы мне симпатичны. – Вот изучить вас, а точнее ваш мозг, мы непременно должны. Вы должны гордиться тем, что лучше ученые Срама будут работать с вами. Это настоящие светила науки! Сейчас я подписываю указ о создании научно-исследовательского института по исследованию мозга землян, то есть вашего мозга. Вы внесете огромный вклад в науку. Гордитесь! Ваши знания умножат нашу мощь! Мы объединим возможности землян и жителей нашей планеты. И тогда перед нами откроются такие перспективы, о которых ранее мы не смели и мечтать.
Козявкина не могла не съехидничать:
- Особенно вам поможет мозг Великановой. Вы и не представляете, как вам с ней повезло!
- Так! – обрадовалась Великанова. – А то нас всё заставляют всякую ерунду изучать, которая на фиг никому не нужна. А они пичкают и пичкают. Достали уже со своими пичканьями! Наконец-то будут нас изучать! Слава великому Дору!
Козявкина выпучила глаза.
- Ты чего, Великанова?
Дору и Эма переглянулись и с улыбкой посмотрели на Великанову, которая напыжилась от столь великой чести, выпавшей на ее долю. Еще никого не изучали, а вот ее будут!
- Слова нельзя сказать, агрессорша!
- И в конце концов, мы всегда сможем сюда вернуться. Потихонечку разведаем и, если что не так, назад!
- Всё равно же сделаешь по-своему! – согласилась Великанова.
Она стала собирать провизию для предстоящей экскурсии-разведки. Никто же не знает, насколько это затянется. Поднялись. Крышка легко отодвинулась в сторону, когда Козявкина приложила свою ладошку к ее центру. Козявкина медленно приподнялась и огляделась. Она долго всматривалась, враг мог затаиться за любым камнем, потянула носом, принюхалась, вроде никаких посторонних запахов. Она хоть и не собака, но чужого всё равно бы унюхала.
Потом скомандовала:
- За мной!
Они выбрались и двинулись по пещерным переходам, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, нет ли каких подозрительных звуков. После чего опять тихонечно передвигались. По-прежнему никаких звуков, чуждых запахов. Ничего подозрительного. Переход стал расширяться. Опять останавливались. Враг мог спрятаться за любым камнем и неожиданно выскочить. Козявкина радостно крикнула «Вперед!» и быстро заперебирала ножками. «Как таракан какой-то!» - презрительно ухмыльнулась Великанова. И родятся же такие! Сама-то она неслась огромными прыжками, но всё-равно не могла догнать Козявкину, которая на радостях завывала как дикий зверь на все голоса. Если бы кто-то оказался поблизости, то перепугался бы. Яркий свет ударил им в глаза, девчонки выскочили из пещеры и зажмурились, потому что дневной свет слепил после подземельных светлячков. Козявкина размахнула ручки в стороны, задрала голову, зажмурилась еще сильнее и завопила:
- Свобода!
И откуда в таком маленьком теле мог взяться столь мощный глас. Настоящая иерихонская труба!
- Конечно, мадмуазель!
Но это был голос не Великановой, да и слово «мадмуазель» она не смогла бы произнести грамотно и исковеркала бы его до неузнаваемости, хотя Козявкина узнала бы, конечно.
Сердце ее учащенно забилось, душа ушла в пятки, она медленно повернула голову, надеясь до самого последнего момента, что всё еще хорошо, что может быть никакого голоса и не было. Позади их стояли два дюжих автоматчика и широко улыбались, как будто они встретили хороших знакомых, которым чрезвычайно рады, просто счастливы, что видят их.
- Милые барышни! Мы вас заждались!
Великанова сделала книксен и жеванно проговорила, поглядывая то на одного солдата, то на другого:
- Милостивые судари! Вы весьма галантны!
- А разве можно быть иными рядом с такими прелестными созданиями? – проговорил черноусый солдат.
- Какие мы насмешники! – отмахнулась польщенная Великанова и, вытянув губы трубочкой, стала описывать ими круги. Так делали жеманные красавицы девятнадцатого века. – Да! По физической конституции я уже совершенно совершеннолетняя. А это моя пажиха. Знаете, люблю всё мелкое.
Великанова захихикала, прикрывая ладошкой рот. Вот так: хо-хо-хо-хо. Но приглушенное ладошкой.
Козявкина прошипела:
- Дура!
- Просим!
Черноусый солдат пошел первым, а второй, побледнее и молчаливый, замыкал шествие. Козявкина, как всегда шла первой, следом вышагивала Великанова, стараясь подражать походке топ-моделей. Козявкина шла, надувшись. Великанова же, не умолкая, щебетала, смысл ее болтовни сводился к тому, что ей очень нравятся парни в военной форме, потому что военная форма не только украшает, но и говорит о том, что человек, ее надевший, полон разных достоинств.
То, что увидели девчонки, потрясло их, ужаснуло, они даже не могли ахать и охать, а просто шли с широко раскрытыми от ужаса глазами и не могли поверить, что видят это в реальности. Мы не рекомендуем детям читать эти страницы, чтобы не травмировать их не окрепшую еще психику, не привыкшую к насилию, крови, массовым убийствам, к тому, что сопровождает войны. Тогда зачем описывать то, чего не надо читать? Нелепость какая-то! Это читай, а это не читай! Любой нормальный человек скажет, что так не делается. Книга – это такое же живое существо, в котором всё нужно, все едино и нельзя безболезненно что-то отрезать и отбросить. Ну, что ж! читайте! Раз в этом мире есть жестокость! Конечно, желательно, чтобы было вам 16+. А если не 16+? Ну, тогда на усмотрение ваших пап и мам, они лучше знают своего ребенка, чем автор своего читателя. А иначе и быть не может! А знаете, как девчонкам было страшно, когда они шли под конвоем, шли в неведомость! Да еще такое увидеть! Одно дело слышать о войне, а совсем другое увидеть, что творит война. Козявкина то и дело закрывала лицо ладошками. По обе стороны от них лежали окровавленные и искалеченные осколками снарядов и пулями тела девчонок. Бесплодная пустыня сейчас имела красный цвет, цвет крови. Девчонки были беззащитны. Их просто безжалостно уничтожали.
- Им же больно было! Зачем вы так? – спросила Великанова.
От прежнего ее игривого настроения не осталось и следа. До нее дошло, что случилось на планете.
- Скоро и вам будет очень больно! – весело сообщил передний конвойный, а тот, что шел сзади, маленький и молчаливый, ткнул дулом автомата в спину Великановой: пошевеливайся, мол.
- Только попробуйте! – погрозила Козявкина. – Мы будем жаловаться в международный суд.
Угроза Козявкиной вызвала гомерический хохот конвойных. Они даже остановились, чтобы как следует отсмеяться.
Ах, да! Я совершенно забыл о том, что проницательный читатель уже давным-давно тычет своим заскорузлым пальцем в страницы книги и откровенно потешается над автором.
Какая нелепость? Что за белиберда? Как Козявкина и Великанова могли говорить с обитателями Срама и понимать их, а те, соответственно, говорить и понимать их? Не могли же они говорить на одном языке? Или все обитатели Вселенной каким-то чудом-юдом перешли на один вселенский язык? Но разве такое могло случиться, если обитатели многих планет даже не сталкивались ни разу друг с другом? Нет, не перешли! И в ближайшего время вряд ли такой переход произойдет, а поэтому языковое многообразие останется.
На Земле существует тысячи разных языков. И на обитаемых планетах тоже свои языки. В общем, огромное множество самых разных, самых непохожих языков, многие из которых даже не имеют письменности. А в будущем, чем больше нам будут открываться просторы Вселенной, тем больше будет добавляться новых неизвестных языков. Причем, даже трудно вообразить каких. Но и для этого неизвестного пока будущего ученые-лингвисты давным-давно решили языковую проблему, по крайней мере, те ученые, которые живут на Земле.
У всех языков, и живых, и мертвых, и тех, что возможно когда-то появятся, есть общее, то, без чего язык существовать не может, будь то русский язык, английский или один из языков банту, или язык каких-то еще нам неведомых инопланетян, с которыми мы когда-нибудь установим контакт. Во-первых, каждый язык, как и мы с вами, есть живое существо. Он рождается, растет, приобретает новые качества своей личности, меняется, может, даже заболеть. Природа живых существ, несмотря на огромные отличия между ними, одинакова. Набор одних и тех же молекул, или как их там называют ученые, определенная последовательность их организации. Зная эту общую природу, ученые разгадали и природу всех языков, описали и изучили их структуру, законы их развития и построения. Во-вторых, каждый язык представляет собой единство формы и содержания, как, впрочем, и всё живое органическое во Вселенной есть оформившееся содержание, или воплотившееся содержание. Формы жизни на разных планетах отличаются и порой довольно существенно, но если копнуть глубже, то мы увидим в основе их нечто общее для всех.
Мы открываем рот и выдыхаем воздушную струю. Меняя форму губ и положение языка, мы модулируем разные звуки. Их может быть много, но не так уж и много. Десяток, может быть, два десятка, но никак не больше. Дальше, создавая воздушной струе препятствия, которое устраивают зубы, язык, губы, мы издаем разные согласные звуки. Их уже побольше, чем гласных. Но всё равно не так уж и много. То есть все звуки известны и запротоколированы. Каждому звуку соответствует какое-то содержание. К примеру, ААА – то есть понимаю или мне больно, помогите. БББ – быстрее, двай-давй или я стреляю из духового ружья.
Содержание жизни гораздо богаче, чем количество звуков, которые могут издавать голосовые органы, пусть даже самых необычных существ, которые только можно предположить. Поэтому появляются сочетания звуков из двух, трех, даже четырех, но гораздо резче. Потому что любое существо стремится к экономии усилий, в том числе и звуковых. Сочетание звуков – это слоги, в которых обязательно один звук должен быть гласным. Нагнетание одних согласных сильно утомляет гортать, и самое главное, очень трудно усилить громкость таких сочетаний. Вот уже речь становится более содержательной. БА – кого я вижу? Или бабушка. Или «иди отсюда! Или иначе я тебя убью!»
БУ – это о будущем, что случится когда-то. БИ – быстрей, давай-давай поторапливайся. БО – нечто большое, что трудно обхватить, например, туша мамонта или гора. БУБИ – утро или что-нибудь в этом роде. БУБУ – далекое будущее, которое только можно вообразить, которое застанут наши прапраправнуки и где всё, может быть, будет по-иному. На этом можно было бы и остановиться. Многие животные так и поступили. А поэтому остановились в своем развитии. Не развивается язык – не развивается и мозг. А не развивается мозг – и язык остается неизменным. Те, кто оказался поумней, на этом не остановились. Слишком сложные чувства обуревали ими и всё новые и новые мысли появлялись.
В жизни они всё разделяли на категории: один – много, женское – мужское и ни то ни сё, вчера – сегодня – завтра, я – ты – он или она, хотел бы – так оно есть в действительности. Этих категорий тоже не так уж и много. Какие-то мелкие категории объединялись в более общие, что-то со временем отпадало. Опять же мыслящее существо стремилось к экономии.
Теперь к каждому слову можно добавить какой-нибудь слог, который бы указывал на определенную категорию, и можно будет выразить самую сложную мысль. А еще добавить к этому и порядок слов. Содержание можно менять и в зависимости от того, как расставить ударение, с какой интонацией произносить слова. А еще и слова-вставки, которые укажут на то, как относиться к данному высказыванию.
Вот еще несколько наворотов и всё! Язык зажил своей жизнью, чутко реагируя на все те изменения, которые происходят вокруг, поскольку сам язык – часть этой жизни, причем очень изменчивая. Зная законы, по которым живет язык, ученые создали его универсальную модель. И теперь детям с детсадовского возраста просто внедряли эту модель. И всякая необходимость в изучении иностранных языков отпала. Представьте! Сколько времени и сил освободилось!
Достаточно было теперь какое-то время послушать носителя другого языка, как в вашем сознании формировался образ этого языка, и вскоре вы могли шпрехать на этом языке не хуже аборигена.
Их ввели в треугольный кабинет. Во главе острого красно-черного угла на кресле-троне восседал верховный правитель Срама, гений всех времен и народов, великий и неповторимый, гордость и слава Вселенной, божественный и божественно подобный, несравнимый и не сравниваемый Дору. В левой руке он держал золото-платиновый экземпляр Великого Циркуляра, в правой усыпанную бриллиантами державную дубина. Справа от него стояла Эма в пурпурной тунике, а слева командующий охраны – главный рында.
Великанова, когда их ввели в тронный зал и поставили напротив трона, ударила себя по голове и воскликнула:
- Блин! Где-то я его уже видела! Вот зуб даю! Такая знакомая рожа! Где же я его видела?
- В учебнике истории,- сказала Козявкина. – Только непонятно, как он мог тебе попасть в руки. Великанова с учебником – это все равно что…
Но продолжать она не стала.
- Да! – вспомнила Великанова. – Как-то у нас сломался телевизор, и я решила полистать учебник. Вот и налистала на свою голову! И зачем я его только в руки брала, дура этакая!
Стоящий поблизости рында цыкнул на них. Рындами назывались охранники Дору. И было их числом десять тысяч здоровенных амбалом, душой и телом преданных величайшему и богоподобному.
- Какие вы инопланетяне! – усмехнулся Дору, рассмотрев девчонок.
Все тоже заулыбались, а кто-то даже захихикал, но тут же оборвал себя. Может быть, это не понравится Дору.
- Мы земляне, представители более передовой цивилизации, чем ваша. И за каждый волосок, упавший с нашей головы, преступники понесут жесточайшее наказание, - с достоинством сказала Козявкина, выставив левую ножку вперед и скрестив руки на груди, как какой-нибудь Наполеон. – Могли бы предложить девушкам присесть. Сами-то сидите, а мы стоим. Или вам незнакомы правила этикета. Так почитали бы книжки. Их очень много об этикете.
Великанова ее поддержала.
- Еще могли бы предложить прохладительные напитки из своих царских погребов. Нечего жмотиться! А то у меня что-то в горле пересохло, пока ваши остолопы вели нас сюда и говорили нам всякие гадости. Фу! Неприлично-то как! Совершенно незнакомы с этикетками.
- Они такие разговорчивые! – произнес Дору, широко улыбаясь.
И все принялись улыбаться. У одних это получалось неплохо, у других же лица приняли зверское выражение. Эма тоже улыбнулась на его замечание и заметила, наклоняясь к нему:
- Приговоренные к смертной казни тоже страдают многоречивостью. Они стремятся выговориться в последний раз в жизни, как будто это может продлить их ничтожное существование.
- Вы чего? Это вы о чем? – насторожилась Козявкина. Ох, не нравилась ей эта Эма, хотя, конечно, красотка, но даже в ее красоте было что-то хищническое. Как Снежная Королева. – Даже думать не смейте!
Козявкина топнула ножкой, что означало крайнюю степень гнева. Но все в след за Дору рассмеялись.
- Зачем мне вас казнить? – улыбнулся Дору.
«А может быть, он и хороший,- подумала Козявкина. – Всё-таки столько времени прошло…»
- Вреда вы нам причинить не можете. И вообще мне кажется, что вы очень славные девчушки и у нас с вами наладятся неплохие отношения. Скажу более того, вы мне симпатичны. – Вот изучить вас, а точнее ваш мозг, мы непременно должны. Вы должны гордиться тем, что лучше ученые Срама будут работать с вами. Это настоящие светила науки! Сейчас я подписываю указ о создании научно-исследовательского института по исследованию мозга землян, то есть вашего мозга. Вы внесете огромный вклад в науку. Гордитесь! Ваши знания умножат нашу мощь! Мы объединим возможности землян и жителей нашей планеты. И тогда перед нами откроются такие перспективы, о которых ранее мы не смели и мечтать.
Козявкина не могла не съехидничать:
- Особенно вам поможет мозг Великановой. Вы и не представляете, как вам с ней повезло!
- Так! – обрадовалась Великанова. – А то нас всё заставляют всякую ерунду изучать, которая на фиг никому не нужна. А они пичкают и пичкают. Достали уже со своими пичканьями! Наконец-то будут нас изучать! Слава великому Дору!
Козявкина выпучила глаза.
- Ты чего, Великанова?
Дору и Эма переглянулись и с улыбкой посмотрели на Великанову, которая напыжилась от столь великой чести, выпавшей на ее долю. Еще никого не изучали, а вот ее будут!
