В бюргерской жизни регламентирование – это почти всё. День расписан не по часам, а по минутам. Любое нарушение привычного хода вещей могло быть вызвано только чрезвычайными обстоятельствами. Пожар там, война, смерть близкого или визитом короля.
Что же ему теперь делать? Продолжать оставаться в постели или всё-таки подняться? А может быть, кашлем подать сигнал о своем пробуждении? Но в том случае, если здесь поднимаются позже, тогда его поведение будет расценено как грубость. Хорошенькая перспектива: с первого же дня прослыть грубияном! И как долго ему придется затем отмывать это грязное пятно и доказывать, что он не верблюд. Лучше всего подождать. Как только он услышит какое-нибудь движение в доме, так сразу и поднимется.
Ждать пришлось довольно долго. И Иоганн даже несколько заскучал от затянувшегося утреннего лежания. У них дома в это время уже во всю кипела жизнь.
«А взять да и удариться в бега! – неожиданно подумал он. – Пойти наемником в королевскую армию. Там постоянная нехватка. Королю всегда нужны новые солдаты. И на военной службе можно сделать великолепную карьеру. Можно так прославиться – ого-го!» Он начал фантазировать, несколько раз погружаясь в полудрему и опять возвращаясь в реальность…
Когда он вышел из своей комнаты, то чуть ли не нос носом столкнулся с рыхлой грузной женщиной и догадался, что это и есть прислуга, о которой вчера упомянул Учитель.
- Я уже собиралась будить молодого господина. Видно он большой любитель подремать по утрам,- сказала она.
Иоганн смутился.
- Простите меня! – прошептал он. – Но Учитель мне ничего не рассказал о распорядке. Я чувствовал себя так неудобно. Я боялся, что потревожу его, если он еще спит. Совершенно нелепое положение!
- Ты правильно поступил. В этом доме встают очень поздно. И всё из-за того, что очень поздно ложатся спать. Ну, а сейчас к столу! Через несколько минут подойдет и сам господин философ, который сейчас фыркает в ванне.
Иоганн следом за прислугой прошел на кухню. Вскоре туда вошел и Учитель, который был, как и вчера, в халате, но сейчас это уже не смущало Иоганна, хотя в бюргерских домах было принято выходить к столу лишь в приличной одежде.
- Грэта уже успела передать мне вашу жалобу на меня, что я не успел сообщить вам распорядок,- сказал Учитель. – В чем я и раскаиваюсь!
Иоганн покраснел. И вовсе он не жаловался. Его слова были переданы превратно. И снова Грэта, Грэтхен…Странное совпадение, хотя одна отличается от другой, как земля от неба.
- Я прошу прощения! Просто я хотел у фрау Грэты…
- Не оправдывайся, Иоганн! Виноват же я! Да, я встаю поздно. И не только потому, что поздно ложусь, в то время, когда уже все обыватели мирно почивают. Утреннее время, пожалуй, единственное, когда можно без спешки и даже без особого напряжения думать о том, о чем тебе хочется думать. Для размышления это самые благоприятные часы. К тому же самые лучшие мысли ко мне приходят в лежачем положении. И мне легче записывать их, когда я лежу. За это некоторые меня, как Грэта, например, считают лежебокой и бездельником. Но всё, что я сделал достойного, я сделал это во время утреннего валянья. Дневные часы мне требуются лишь для оформления того, что я надумал за утро. Однако ты, Иоганн, можешь вставать, когда тебе это угодно. Если тебе нравится встречать утреннюю зарю, встречай ее, дружок!
Грэта поставила перед ними тарелки со шницелями, дышащими жаром, и жареной капустой, и Иоганн жадно набросился на еду. Он был голоден. Дома он завтракал значительно раньше. И его желудок не мог с первого же дня перестроиться на новое расписание.
- Прошу простить меня, Учитель! Может быть, я тороплюсь, но мне хотелось бы узнать, как будут проходить занятия,- проговорил Иоганн, разделавшись со шницелем.
- Если ты подумал, что всё будет так, как в школе, то ты, к своему счастью, ошибаешься.
Голос у Учителя был веселый.
- Я уже говорил тебе о том, что философия это не наука, а образ жизни. Ее нельзя изучать так, как изучают арифметику или каких-нибудь глистов…
Грэта возмущенно фыркнула:
- Господин философ!
Но Учитель не обратил на нее никакого внимания.
- … с восьми утра и до шести вечера. А потом помыть руки и пойти в ближайшую пивнушку поболтать с дружками или отправиться в оперу, или на свидание со своей подружкой, полностью выкинув из головы то, чем занимался в течение дня. Философией, Иоганн, не занимаются от и до такого-то времени. Ей живут. Это воздух, вода и пища. Это всё! Философ везде и всегда остается таковым. Даже, извини, Грэта, когда он сидит в нужнике. Иначе он не философ.
Грэта подала фаршированные блинчики. Всё-таки Учитель вчера оказался не прав, говоря об ее кулинарных способностях. Иоганн уминал один блин за другим, и Грэта с умилением глядела на него, в то время, как Учитель ел мало, вяло и с полным равнодушием к еде.
- Куда бы ни занесло философа, он постоянно размышляет, старается проникнуть в сущность явлений и предметов. Созерцание нового наталкивает его на новые мысли. И в этом-то заключается его отличительная черта, то, что отделяет его от подавляющего большинства людей, которые не утруждают себя размышлениями, если, конечно, это не касается чего-либо конкретного. Таким образом, философ – это человек, который постоянно думает.
- Но думают все!- осмелился Иоганн. – Человек – существо разумное.
- Ты не прав, юный друг. По большей части те, кого ты назвал «всеми» не думают, а пребывают в состоянии сна разума. Их мысль, как бабочка, порхает с одного цветка на другой, не оплодотворяя ни одного из них. Потухшим взором глядят они в окно; а если куда-то идут, то думают только об одном: поскорей бы добраться до цели своего маршрута. А ведь прогулка – это очень хорошее время для размышления. Если они сидят за столом, то тупо уставятся в содержимое своих тарелок и прислушиваются лишь к своему желудку. Я уже не говорю о бесконечной бессодержательной болтовне, чтении глупейших книжек и многих других занятиях, которым сами же люди, по их признанию, предаются для того, чтобы убить время. Но даже и в том случае, когда люди думают, это нельзя назвать думаньем. Это бесконечное пережевывание конкретной реальности: кто что сказал, кто что сделал, кто куда пошел, кто с кем и как…Большинство людей не могут оторваться от поверхности земли и воспарить, говоря высокопарно, в небесные дали. У людей на ногах стопудовые гири, а вместо крыльев, приспособления для хватанья. Люди по большей части – существа внешние, поэтому им нужны какие-то события, соседи, друзья и недруги, чтобы что-то происходило в их жизни, то, что давало бы им возможность почувствовать себя существами живущими. Поэтому они очень много суетятся. Если бы люди думали по-настоящему хотя бы минут пятнадцать в сутки, уверяю тебя, жизнь была бы совершенно иной, потому что иными были бы люди. Однако не считай, что я осуждаю людей…Доля мозга в человеческой массе также невелика. Хотя больше, чем у других животных. Но гораздо большее место в общей массе тела занимает желудок, который в данное время ты слушаешь гораздо внимательней, чем голос разума.
Иоганн чуть было не поперхнулся пирожком с вареньем. Грэта снова осуждающе поглядела на Учителя. Но он уже привык к подобным взглядам и нисколько не обращал на них внимания.
- Вот когда ты хорошо поешь, твои жизненные ценности переместятся. Ты уже не будешь думать о том, как утолить чувство голода. Твои мысли будут вращаться вокруг того, что неплохо было бы сейчас развлечься, познакомиться с какой-нибудь юной фурией.
- Фи!
Грэта демонстративно загремела тарелками, изредка кидая негодующие взгляды на Учителя.
- Пей, Иоганн, морс! Ты даже не допил второго стакана!.. Так вот, главным твоим занятием отныне станет размышление.
- Но как же так, Учитель! Вы только что сейчас сказали, что абсолютное большинство людей не способно к размышлению. Скорей всего к этому абсолютному большинству отношусь и я.
Иоганн почувствовал, что разгорячился. И тут же умолк. Он потянулся за стаканом с морсом. Приподнял его над столом и повертел.
- Вот стакан с морсом. Что о нем можно размышлять? На какие глубокие мысли он может натолкнуть? Первая мысль, которая приходит на ум, то, что стакан стеклянный. Морс мутного цвета. На дне стакана разварившиеся ягодки. На вкус морс кисловато-сладкий. Этот морс сварила фрау Грэта. Ну, что еще? Больше ничего и не приходит на ум.
- Отлично, Иоганн! А теперь я беру стакан с морсом.
Учитель отхлебнул глоток и поставил стакан на стол.
- Не скажешь ли, Иоганн, что я сейчас сделал?
- Отпили глоток.
- Извини, Грэта!
Учитель повернулся к прислуге. Он взял стакан и вылил морс на пол.
- А сейчас что я сделал?
- Вылили морс на пол.
- Есть ли что-то общее между двумя моими действиями?
- Морса в стакане стало меньше, после того, как часть его вы вылили на пол.
- Совершенно верно! Но в первый раз я использовал морс по его прямому назначению. А его прямое назначение – утолять жажду. Поэтому я пил морс. А во втором случае я использовал его не по назначению: лил на пол. Морс варят не для того, чтобы лить его на пол. Если, конечно, это не произошло случайно.
- И что же из того?
Иоганн недоуменно пожал плечами. Что всем этим хотел сказать Учитель?
- Как же «что из того»? Вот тебе и толчок для размышлений о целесообразности и нецелесообразности наших действий.
- Погодите! Погодите, Учитель! Да так же можно что угодно пристегнуть для рассуждений!
К концу завтрака у Иоганна родилось смутное подозрение, что Учитель разыгрывает его.
9
После того, как завтрак закончился, после речи Учителя Иоганн пребывал в некоторой растерянности. Всё оказалось слишком неожиданным. Выходит, что его учение заключается в размышлении. Но о чем? И как? Если это делать лежа, то он быстро заснет. Не старик же он какой-нибудь, чтобы часами вылеживать в ожидании подходящей мысли? Если он это будет делать сидя, то тоже заснет, но, может быть, не так быстро, как в лежачем положении. Если он это будет делать, прогуливаясь, то всё будет отвлекать его, и опять никакого размышления не получится. Это что же получается? Что нужно найти удобную позу для размышления? Но о чем же размышлять? Скорей всего он будет размышлять о Грэтхен, о беззаботной жизни в Думкопффурте и о том, как хорошо быть военным и какая будущность ожидает его, если он будет военным. А вдруг всё это вовсе и не является размышлением? Придется спросить!
- Учитель! А что я сейчас должен делать? Вот в данный момент, после того, как мы покушали?
- Во-первых, убрать свою комнату,- ответил Учитель.
- Как так?
- Заправить постель. Хотя это ты должен был сделать сразу после того, как поднялся. Любой зверь, просыпаясь, приводит в порядок свое лежбище.
Иоганн растерялся.
- Но я не умею этого делать. У нас всегда это делала горничная. В конце концов, мы же не простолюдины какие-то!
- Это очень плохо! Но ничего! Грэта сейчас преподаст тебе урок заправки постели. В этом деле она специалист высочайшей квалификации. Затем… Время от времени ты будешь протирать пыль и мыть пол. Ты хоть видел, как это делается?
- Но как же…
- И еще… На подоконнике у тебя стоит цветок. Хотя скорей всего, ты даже не увидел его. Грэта подробно расскажет, как ухаживать за ним. И не забывай, что цветок – такое же живое существо, как и мы.
- И всё же, Учитель! В порядочных домах всё это делает прислуга.
- А что ты называешь порядочным домом?
Он явно издевался над Иоганном.
- Порядочный дом – это дом, где живут люди, имеющие достаток и ведущие порядочный образ жизни,- ответил Иоганн.
- А я почему-то всегда думал, что «порядочный» происходит от слова «порядок», а не от слова «достаток». А ты разве не знаешь того, что бедные люди делают для себя всё сами. А значит, и «порядочный» человек может сам обслуживать себя. Но как только у человека появляется достаток, он нанимает людей, которые должны обслуживать его. Хотя со всем этим он вполне мог бы справиться и сам. Но чем богаче человек, тем большее количество людей должно заниматься его обслуживанием. И в конце концов, он отвыкает делать самое элементарное для себя. И заметь, мой юный друг, что эти люди погибают самыми первыми в экстремальных ситуациях. Самыми же живучими оказываются бродяги. Так что, чем больше ты умеешь, тем больше у тебя шансов на выживание, тем ты сильнее. Я уже не буду говорить о философской стороне этого дела.
- Ну, и какая же тут еще может быть философия? – удивился Иоганн. – Какой такой потаенный смысл может скрываться в заправке постели?
- Ну что ж! объясню! Чем проще действие, тем до большего автоматизма оно должно быть доведено. Вот когда ты идешь, ты же не думаешь о том, какой тебе ногой шагнуть в очередной раз и в каком положении должна быть левая рука, когда правая нога выдвинулась вперед, и на какое движение ног и рук тебе нужно делать вдох и выдох. У тебя всё это доведено до автоматизма. Ты просто идешь, думая о разных вещах, оглядываясь по сторонам, беседуя со своими спутниками или покуривая сигаретку. И чем больше действий мы доведем до автоматизма, тем больше времени у нас освободится для общения, размышления, занятия другими делами. Какое-то время, заправляя постель, ты будешь весь сосредоточен на этом процессе, вспоминая, чему же тебя учила Грэта. Как же заправить эту чертову постель, как сложить одеяло, как выпрямить подушки, чтобы они стояли, а не заваливались, как пьяные набок. Но вот с каждой попыткой у тебя это будет получаться всё быстрее и менее затратно, и ты всё реже будешь вспоминать о том, как делать то или это. Самое же главное – голова твоя будет освобождаться для другого, что никак не связано с заправкой постели.
- Теперь мне всё понятно,- буркнул Иоганн.
- Есть еще и этическая сторона этого вопроса. Если это тебя интересует.
«И всё-таки, какие же зануды эти философы! Вокруг такой простейшей вещи, как заправка постели, они разведут бодягу на полтора часа. Еще и всяких ученых словечек ввернут черт знает сколько! Неужели и мне предстоит стать таким же занудой? Этак я просто сдохну от тоски».
- Зачем заставлять других делать то, что можешь сделать сам? – спросил Учитель.
- Но они же за это получают деньги!
- Я согласен, когда мы платим строителю, который нам строит дом, потому что мы сами не сможем этого сделать. Или когда мы у портного покупаем платье. Или когда мы рассчитываемся с ресторатором, потому что такого вкусного обеда нам не приготовить. Или когда мы покупаем вещи, которые не можем сделать сами. Мы покупаем вещи или услуги. И это вполне естественно. Но естественно, когда мы не можем элементарно обслужить себя и нанимаем для этого других людей. А, может быть, Грэте еще тебе, как принцу голубых кровей, расчесывать волосы, надевать портки и застегивать ширинку?
- Мне этого не нужно!
- Тогда, Грэта, проводи юношу в его комнату и научи его элементарным навыкам!
Грэта криво усмехнулась.
- Нет! Постой же! О самом главном я и забыл.
Учитель бросился к шкафу и вернулся с книгой, которую и выложил перед Иоганном.
- Вот бери! До обеда ты будешь очень-очень внимательно читать эту книгу. Это не художественное произведение. Я говорил тебе, что философия - это прежде всего самостоятельное размышление.
- Я помню.
- Но только когда есть размышлять над чем и когда умеешь это делать.
Что же ему теперь делать? Продолжать оставаться в постели или всё-таки подняться? А может быть, кашлем подать сигнал о своем пробуждении? Но в том случае, если здесь поднимаются позже, тогда его поведение будет расценено как грубость. Хорошенькая перспектива: с первого же дня прослыть грубияном! И как долго ему придется затем отмывать это грязное пятно и доказывать, что он не верблюд. Лучше всего подождать. Как только он услышит какое-нибудь движение в доме, так сразу и поднимется.
Ждать пришлось довольно долго. И Иоганн даже несколько заскучал от затянувшегося утреннего лежания. У них дома в это время уже во всю кипела жизнь.
«А взять да и удариться в бега! – неожиданно подумал он. – Пойти наемником в королевскую армию. Там постоянная нехватка. Королю всегда нужны новые солдаты. И на военной службе можно сделать великолепную карьеру. Можно так прославиться – ого-го!» Он начал фантазировать, несколько раз погружаясь в полудрему и опять возвращаясь в реальность…
Когда он вышел из своей комнаты, то чуть ли не нос носом столкнулся с рыхлой грузной женщиной и догадался, что это и есть прислуга, о которой вчера упомянул Учитель.
- Я уже собиралась будить молодого господина. Видно он большой любитель подремать по утрам,- сказала она.
Иоганн смутился.
- Простите меня! – прошептал он. – Но Учитель мне ничего не рассказал о распорядке. Я чувствовал себя так неудобно. Я боялся, что потревожу его, если он еще спит. Совершенно нелепое положение!
- Ты правильно поступил. В этом доме встают очень поздно. И всё из-за того, что очень поздно ложатся спать. Ну, а сейчас к столу! Через несколько минут подойдет и сам господин философ, который сейчас фыркает в ванне.
Иоганн следом за прислугой прошел на кухню. Вскоре туда вошел и Учитель, который был, как и вчера, в халате, но сейчас это уже не смущало Иоганна, хотя в бюргерских домах было принято выходить к столу лишь в приличной одежде.
- Грэта уже успела передать мне вашу жалобу на меня, что я не успел сообщить вам распорядок,- сказал Учитель. – В чем я и раскаиваюсь!
Иоганн покраснел. И вовсе он не жаловался. Его слова были переданы превратно. И снова Грэта, Грэтхен…Странное совпадение, хотя одна отличается от другой, как земля от неба.
- Я прошу прощения! Просто я хотел у фрау Грэты…
- Не оправдывайся, Иоганн! Виноват же я! Да, я встаю поздно. И не только потому, что поздно ложусь, в то время, когда уже все обыватели мирно почивают. Утреннее время, пожалуй, единственное, когда можно без спешки и даже без особого напряжения думать о том, о чем тебе хочется думать. Для размышления это самые благоприятные часы. К тому же самые лучшие мысли ко мне приходят в лежачем положении. И мне легче записывать их, когда я лежу. За это некоторые меня, как Грэта, например, считают лежебокой и бездельником. Но всё, что я сделал достойного, я сделал это во время утреннего валянья. Дневные часы мне требуются лишь для оформления того, что я надумал за утро. Однако ты, Иоганн, можешь вставать, когда тебе это угодно. Если тебе нравится встречать утреннюю зарю, встречай ее, дружок!
Грэта поставила перед ними тарелки со шницелями, дышащими жаром, и жареной капустой, и Иоганн жадно набросился на еду. Он был голоден. Дома он завтракал значительно раньше. И его желудок не мог с первого же дня перестроиться на новое расписание.
- Прошу простить меня, Учитель! Может быть, я тороплюсь, но мне хотелось бы узнать, как будут проходить занятия,- проговорил Иоганн, разделавшись со шницелем.
- Если ты подумал, что всё будет так, как в школе, то ты, к своему счастью, ошибаешься.
Голос у Учителя был веселый.
- Я уже говорил тебе о том, что философия это не наука, а образ жизни. Ее нельзя изучать так, как изучают арифметику или каких-нибудь глистов…
Грэта возмущенно фыркнула:
- Господин философ!
Но Учитель не обратил на нее никакого внимания.
- … с восьми утра и до шести вечера. А потом помыть руки и пойти в ближайшую пивнушку поболтать с дружками или отправиться в оперу, или на свидание со своей подружкой, полностью выкинув из головы то, чем занимался в течение дня. Философией, Иоганн, не занимаются от и до такого-то времени. Ей живут. Это воздух, вода и пища. Это всё! Философ везде и всегда остается таковым. Даже, извини, Грэта, когда он сидит в нужнике. Иначе он не философ.
Грэта подала фаршированные блинчики. Всё-таки Учитель вчера оказался не прав, говоря об ее кулинарных способностях. Иоганн уминал один блин за другим, и Грэта с умилением глядела на него, в то время, как Учитель ел мало, вяло и с полным равнодушием к еде.
- Куда бы ни занесло философа, он постоянно размышляет, старается проникнуть в сущность явлений и предметов. Созерцание нового наталкивает его на новые мысли. И в этом-то заключается его отличительная черта, то, что отделяет его от подавляющего большинства людей, которые не утруждают себя размышлениями, если, конечно, это не касается чего-либо конкретного. Таким образом, философ – это человек, который постоянно думает.
- Но думают все!- осмелился Иоганн. – Человек – существо разумное.
- Ты не прав, юный друг. По большей части те, кого ты назвал «всеми» не думают, а пребывают в состоянии сна разума. Их мысль, как бабочка, порхает с одного цветка на другой, не оплодотворяя ни одного из них. Потухшим взором глядят они в окно; а если куда-то идут, то думают только об одном: поскорей бы добраться до цели своего маршрута. А ведь прогулка – это очень хорошее время для размышления. Если они сидят за столом, то тупо уставятся в содержимое своих тарелок и прислушиваются лишь к своему желудку. Я уже не говорю о бесконечной бессодержательной болтовне, чтении глупейших книжек и многих других занятиях, которым сами же люди, по их признанию, предаются для того, чтобы убить время. Но даже и в том случае, когда люди думают, это нельзя назвать думаньем. Это бесконечное пережевывание конкретной реальности: кто что сказал, кто что сделал, кто куда пошел, кто с кем и как…Большинство людей не могут оторваться от поверхности земли и воспарить, говоря высокопарно, в небесные дали. У людей на ногах стопудовые гири, а вместо крыльев, приспособления для хватанья. Люди по большей части – существа внешние, поэтому им нужны какие-то события, соседи, друзья и недруги, чтобы что-то происходило в их жизни, то, что давало бы им возможность почувствовать себя существами живущими. Поэтому они очень много суетятся. Если бы люди думали по-настоящему хотя бы минут пятнадцать в сутки, уверяю тебя, жизнь была бы совершенно иной, потому что иными были бы люди. Однако не считай, что я осуждаю людей…Доля мозга в человеческой массе также невелика. Хотя больше, чем у других животных. Но гораздо большее место в общей массе тела занимает желудок, который в данное время ты слушаешь гораздо внимательней, чем голос разума.
Иоганн чуть было не поперхнулся пирожком с вареньем. Грэта снова осуждающе поглядела на Учителя. Но он уже привык к подобным взглядам и нисколько не обращал на них внимания.
- Вот когда ты хорошо поешь, твои жизненные ценности переместятся. Ты уже не будешь думать о том, как утолить чувство голода. Твои мысли будут вращаться вокруг того, что неплохо было бы сейчас развлечься, познакомиться с какой-нибудь юной фурией.
- Фи!
Грэта демонстративно загремела тарелками, изредка кидая негодующие взгляды на Учителя.
- Пей, Иоганн, морс! Ты даже не допил второго стакана!.. Так вот, главным твоим занятием отныне станет размышление.
- Но как же так, Учитель! Вы только что сейчас сказали, что абсолютное большинство людей не способно к размышлению. Скорей всего к этому абсолютному большинству отношусь и я.
Иоганн почувствовал, что разгорячился. И тут же умолк. Он потянулся за стаканом с морсом. Приподнял его над столом и повертел.
- Вот стакан с морсом. Что о нем можно размышлять? На какие глубокие мысли он может натолкнуть? Первая мысль, которая приходит на ум, то, что стакан стеклянный. Морс мутного цвета. На дне стакана разварившиеся ягодки. На вкус морс кисловато-сладкий. Этот морс сварила фрау Грэта. Ну, что еще? Больше ничего и не приходит на ум.
- Отлично, Иоганн! А теперь я беру стакан с морсом.
Учитель отхлебнул глоток и поставил стакан на стол.
- Не скажешь ли, Иоганн, что я сейчас сделал?
- Отпили глоток.
- Извини, Грэта!
Учитель повернулся к прислуге. Он взял стакан и вылил морс на пол.
- А сейчас что я сделал?
- Вылили морс на пол.
- Есть ли что-то общее между двумя моими действиями?
- Морса в стакане стало меньше, после того, как часть его вы вылили на пол.
- Совершенно верно! Но в первый раз я использовал морс по его прямому назначению. А его прямое назначение – утолять жажду. Поэтому я пил морс. А во втором случае я использовал его не по назначению: лил на пол. Морс варят не для того, чтобы лить его на пол. Если, конечно, это не произошло случайно.
- И что же из того?
Иоганн недоуменно пожал плечами. Что всем этим хотел сказать Учитель?
- Как же «что из того»? Вот тебе и толчок для размышлений о целесообразности и нецелесообразности наших действий.
- Погодите! Погодите, Учитель! Да так же можно что угодно пристегнуть для рассуждений!
К концу завтрака у Иоганна родилось смутное подозрение, что Учитель разыгрывает его.
9
После того, как завтрак закончился, после речи Учителя Иоганн пребывал в некоторой растерянности. Всё оказалось слишком неожиданным. Выходит, что его учение заключается в размышлении. Но о чем? И как? Если это делать лежа, то он быстро заснет. Не старик же он какой-нибудь, чтобы часами вылеживать в ожидании подходящей мысли? Если он это будет делать сидя, то тоже заснет, но, может быть, не так быстро, как в лежачем положении. Если он это будет делать, прогуливаясь, то всё будет отвлекать его, и опять никакого размышления не получится. Это что же получается? Что нужно найти удобную позу для размышления? Но о чем же размышлять? Скорей всего он будет размышлять о Грэтхен, о беззаботной жизни в Думкопффурте и о том, как хорошо быть военным и какая будущность ожидает его, если он будет военным. А вдруг всё это вовсе и не является размышлением? Придется спросить!
- Учитель! А что я сейчас должен делать? Вот в данный момент, после того, как мы покушали?
- Во-первых, убрать свою комнату,- ответил Учитель.
- Как так?
- Заправить постель. Хотя это ты должен был сделать сразу после того, как поднялся. Любой зверь, просыпаясь, приводит в порядок свое лежбище.
Иоганн растерялся.
- Но я не умею этого делать. У нас всегда это делала горничная. В конце концов, мы же не простолюдины какие-то!
- Это очень плохо! Но ничего! Грэта сейчас преподаст тебе урок заправки постели. В этом деле она специалист высочайшей квалификации. Затем… Время от времени ты будешь протирать пыль и мыть пол. Ты хоть видел, как это делается?
- Но как же…
- И еще… На подоконнике у тебя стоит цветок. Хотя скорей всего, ты даже не увидел его. Грэта подробно расскажет, как ухаживать за ним. И не забывай, что цветок – такое же живое существо, как и мы.
- И всё же, Учитель! В порядочных домах всё это делает прислуга.
- А что ты называешь порядочным домом?
Он явно издевался над Иоганном.
- Порядочный дом – это дом, где живут люди, имеющие достаток и ведущие порядочный образ жизни,- ответил Иоганн.
- А я почему-то всегда думал, что «порядочный» происходит от слова «порядок», а не от слова «достаток». А ты разве не знаешь того, что бедные люди делают для себя всё сами. А значит, и «порядочный» человек может сам обслуживать себя. Но как только у человека появляется достаток, он нанимает людей, которые должны обслуживать его. Хотя со всем этим он вполне мог бы справиться и сам. Но чем богаче человек, тем большее количество людей должно заниматься его обслуживанием. И в конце концов, он отвыкает делать самое элементарное для себя. И заметь, мой юный друг, что эти люди погибают самыми первыми в экстремальных ситуациях. Самыми же живучими оказываются бродяги. Так что, чем больше ты умеешь, тем больше у тебя шансов на выживание, тем ты сильнее. Я уже не буду говорить о философской стороне этого дела.
- Ну, и какая же тут еще может быть философия? – удивился Иоганн. – Какой такой потаенный смысл может скрываться в заправке постели?
- Ну что ж! объясню! Чем проще действие, тем до большего автоматизма оно должно быть доведено. Вот когда ты идешь, ты же не думаешь о том, какой тебе ногой шагнуть в очередной раз и в каком положении должна быть левая рука, когда правая нога выдвинулась вперед, и на какое движение ног и рук тебе нужно делать вдох и выдох. У тебя всё это доведено до автоматизма. Ты просто идешь, думая о разных вещах, оглядываясь по сторонам, беседуя со своими спутниками или покуривая сигаретку. И чем больше действий мы доведем до автоматизма, тем больше времени у нас освободится для общения, размышления, занятия другими делами. Какое-то время, заправляя постель, ты будешь весь сосредоточен на этом процессе, вспоминая, чему же тебя учила Грэта. Как же заправить эту чертову постель, как сложить одеяло, как выпрямить подушки, чтобы они стояли, а не заваливались, как пьяные набок. Но вот с каждой попыткой у тебя это будет получаться всё быстрее и менее затратно, и ты всё реже будешь вспоминать о том, как делать то или это. Самое же главное – голова твоя будет освобождаться для другого, что никак не связано с заправкой постели.
- Теперь мне всё понятно,- буркнул Иоганн.
- Есть еще и этическая сторона этого вопроса. Если это тебя интересует.
«И всё-таки, какие же зануды эти философы! Вокруг такой простейшей вещи, как заправка постели, они разведут бодягу на полтора часа. Еще и всяких ученых словечек ввернут черт знает сколько! Неужели и мне предстоит стать таким же занудой? Этак я просто сдохну от тоски».
- Зачем заставлять других делать то, что можешь сделать сам? – спросил Учитель.
- Но они же за это получают деньги!
- Я согласен, когда мы платим строителю, который нам строит дом, потому что мы сами не сможем этого сделать. Или когда мы у портного покупаем платье. Или когда мы рассчитываемся с ресторатором, потому что такого вкусного обеда нам не приготовить. Или когда мы покупаем вещи, которые не можем сделать сами. Мы покупаем вещи или услуги. И это вполне естественно. Но естественно, когда мы не можем элементарно обслужить себя и нанимаем для этого других людей. А, может быть, Грэте еще тебе, как принцу голубых кровей, расчесывать волосы, надевать портки и застегивать ширинку?
- Мне этого не нужно!
- Тогда, Грэта, проводи юношу в его комнату и научи его элементарным навыкам!
Грэта криво усмехнулась.
- Нет! Постой же! О самом главном я и забыл.
Учитель бросился к шкафу и вернулся с книгой, которую и выложил перед Иоганном.
- Вот бери! До обеда ты будешь очень-очень внимательно читать эту книгу. Это не художественное произведение. Я говорил тебе, что философия - это прежде всего самостоятельное размышление.
- Я помню.
- Но только когда есть размышлять над чем и когда умеешь это делать.
