У Юли имелись две задушевные подружки – Тамара и Алена. Все трое, на тот момент, окончили 2 класс – и в свободное, от занятий в школе, время закадычные подружки, все также, проводили вместе – в военном городке их прозвали неразлучными тройняшками.
Известие, о начале войны, Великой Отечественной, девочки встретили спокойно: они верили, что война долго не продлится, ведь, наша Красная Армия сильнее всех… – им ли не знать - у всех троих… папы были военными!
Тем знойным днем, в начале июля, три подружки, отпросившись у своих матерей, пошли по ягоды, в лес, что находился рядом с их военным городком. Когда они возвращались домой, первой, встревожилась Тамара:
- Девочки, там немцы…: их жесткую речь я не спутаю ни с чьей…!!!
Из леса, на поляну, они не вышли, из предосторожности, а выползли… Тамара оказалась права: окрестная местность была заполнена солдатами в чужой форме, их мотоциклами, машинам…- и солдаты сгоняли к небольшому овражку значительную группу людей, тыча своими автоматами в спины тех, кто имел неосторожность замешкаться…
Пестро одетые женщины, их дети, старики…- это были цыгане…- и, чтобы рассмотреть, получше, стоящих в отдалении от цыган… - Юля, Тамара и Алена поползли, на пузе, по зеленой траве к густому кустарнику. То, что они увидели, привело их в шок: в людской толпе подруги опознали и своих близких, и соседей…- поодаль от цыган стояли жители их военного городка!
Тогда, Юле не хотелось верить, что может произойти что-то плохое: такой солнечный и жаркий день – и небо голубое, голубое…, и сквозь гортанные, хриплые выкрики солдат чужой армии, прорывается щебет птиц и стрекотанье кузнечиков…
В плохое…, похоже, не хотелось верить и юной, и очень красивой цыганке, что держала на своих руках грудного ребенка – и когда один, из пособников немцев, обратился к своему сотоварищу, могучего телосложения:
- Гуцул…- позвал он, тут юная цыганка и встряла в их разговор…
- Ром, какой же ты, гуцул?! Неужели у тебя подымится рука на своих соплемен…? - тот, кого окликнули Гуцулом, перекосил, в дьявольской ухмылке, свирепое лицо – и, вскинув свой автомат, он прошил юную цыганку автоматной очередью…- а завидев одобрение, в глазах немецкого офицера, принялся, расстреливать всех цыган. Но все еще заливался плачем младенец, в руках убитой красавицы-цыганки – и Гуцул выстрелил малышу в лицо, но из пистолета… Затем, он прошелся с тем пистолетом и попинал каждого, лежащего на земле, ромалэ - и, кто подал признаки жизни, был им добит…
Немецкий офицер, с иезуитской ухмылкой, похлопал Гуцула по плечу – и подал знак, рукой, своим солдатам…- град пуль, из автоматных очередей, обрушился на жителей военного городка – и на глазах у Юли, Тамары и Алены убили их матерей, сестренок, Юлиного братишку, всех соседей и знакомых…
В один миг, исчезли голубые, зеленые, серые… краски: перед глазами Юли, тогда, поплыло кровавое марево – и она не могла ни шелохнуться, ни закричать, словно ее парализовало! В шоке пребывали и ее подружки – Тамара и Аленка…- и когда, гусеничный трактор, своей большой «лопатой», сбрасывал в овражек тела расстрелянных, и, когда, безвинно убиенных, засыпали землей - три девятилетние девочки, три подружки все еще не верили, что, в один момент, лишились своих близких – и остались, совершенно, одни, среди всенародной беды!
Вечерело, когда в себя пришла Тамара, самая рассудительная, из них…
- Девочки, делать нечего…: домой возвращаться нельзя, там фрицы…- пойдемте, через лес…, к людям…
На окраину города, три измученные подружки вышли, когда уже стемнело, но куда им направиться дальше…, они не ведали, тут их и окликнула пожилая женщина:
- Вы, гулены, что бродите одни…- нашли время: кругом лютый враг снует, в поисках добычи?! Зайдите ко мне в дом, поговорим…- и девочки, рысцой, побежали, на зов старой женщины…
- Так, где ваши родители? – уже в доме, поинтересовалась женщина…
- Наших мам и братишку моего, и их сестренок, сегодня, немцы убили…- ответила Юля, за всех…- и, только теперь, девочки, горько, разрыдались…
- Поплачьте, поплачьте горемыки, такая лиха-беда на наш народ обрушилась!!! Ох, горюшко-горькое!!! Но жить нужно дальше – и пережить лихолетье, назло ворогу проклятому!!! Меня кличут теткой Матреной, а вас?
Затем, они ели пшенную кашу с маслом, подсаливая ее своими горючими слезами…
Поутру тетка Матрена повела трех подружек в детский дом: там она служила нянечкой – и среди детей проще спрятать, чудом уцелевших, девочек.
- Девочки, вы никому не рассказывайте о своих отцах-офицерах…- вы, обычные сироты…- и давно являетесь воспитанницами нашего детского дома. Вот, я написала, каждой, ваши новые фамилии…- запомните их, и листочки порвите, на мелкие кусочки…- воспитательница детского дома Анна Семеновна погладила, каждую, по голове:
- И постарайтесь, по возможности, не попадаться на глаза еще одной нашей воспитательнице – Татьяне Геннадьевне: таким гнилым человеком оказалась она…, а все корчила из себя порядочную…! – молодая воспитательница Анечка Семеновна, как звали ее дети, тяжко, вздохнула и пошла в столовую, где старшие воспитанницы накрывали на стол…
Следующие две недели, для обитателей детского дома, прошли без происшествий…- Юля, Тамара и Алена, благодаря своим уживчивым нравам, незаметно влились в детский коллектив…
Потом, возникли серьезные разногласия между Анечкой Семеновной и Татьяной Геннадьевной: первая не позволяла другой присваивать, оставшиеся продукты, из детдомовской кладовой…
- Татьяна Геннадьевна, вы, очевидно, забыли, что наш детский дом, ныне, не финансируется государством…- вы, не можете уносить домой, оставшиеся крупы, сахар, масло…: иначе, чем кормить детей будем? – восклицала, чуть не плача, Анечка Семеновна.
- Вы, юродивая старая дева – вам не понять меня: у меня двое сыновей – мне их кормить надо, а детдомовские…, как-то сами должны о себе позаботиться, ведь, запасы их продуктов не бесконечны!!! Да, им все равно придется познать голод и холод…, ненормальная вы, наша!!! – и с перекошенным, от злобы, лицом, она отходила от Анечки Семеновны: до поры, Татьяна… побаивалась, резкую на язык, нянечку – тетку Матрену, та могла и на людях ее опозорить…, но продукты, у беззащитных детей, Татьяна Геннадьевна продолжила воровать…
Одним дождливым августовским днем Татьяна Геннадьевна пришла в детский дом с женщиной, похожей на уголовницу, или на надзирательницу… – и заявила:
- Тетка Матрена, на правах старшей, я увольняю вас: с вашей работой хорошо справятся и девочки постарше – все…, вы, свободны! Убогая Анна, так и быть, можешь остаться, но ключи от кладовой отдай мне… Знакомьтесь дети, – моя помощница Гликерия…- все обязаны ей подчиняться… Вот, так детки, ваша малина закончилась…- и, чтобы не сдохнуть с голода и от холода, всем придется поработать! Где?! Я, для каждого найду свой фронт работ! Кому не нравятся мои порядки – можете убираться вон! – и, словно царица, Татьяна Геннадьевна «уплыла» в кабинет…, что раньше числился за директором…- за ней протопала и «унтер-офицер» Гликерия…
«Милая» Татьяна Геннадьевна, бывший комсорг небольшого коллектива работников детского дома, развила бурную деятельность - и правда, всех детдомовцев пристроила к делу: дети до двенадцати лет, ныне, ежедневно просили милостыню…- а, если проще, побирались на базаре и у церкви… В число попрошаек попали и Юля, и Тамара, и Алена… Девочки, которым перевалило за двенадцать…, обязаны были зарабатывать на жизнь, торгуя своим телом…- и господа немецкие офицеры, с удовольствием, стали пользоваться услугами сводни-Тани… Гликерия, при ней, выполняла роль вышибалы и телохранителя: вышибала, до крошки и копейки, все, что подали маленьким детям – и охраняла Татьяну Геннадьевну, от гневной расправы мальчишек и девчонок постарше… Вскоре, этим двум… стало проще – многие мальчишки, что постарше, сами подыскали себе место в данной реальности… – и покинули детский дом…
Самая красивая и умная…- четырнадцатилетняя Милка, не желая спать со всеми подряд - выбрала себе постоянного любовника…: офицера гестапо - ее примеру последовали и другие воспитанницы… Сперва, сводня-Таня посчитала…- это хорошо, для их бизнеса: постоянный доход…- и клиентура постоянная…, но девчонки почувствовали свою силу – и стали выходить, из-под контроля Татьяны Геннадьевны и ее Гликерии, и, теснее, сплачивались вокруг Анечки Семеновны – возможно, в силу ее возраста, той исполнился, лишь, двадцать один год…
Властолюбивая и беспринципная Татьяна Геннадьевна, для укрощения строптивых…, прибегла к помощи родственника Гликерии: старшего полицая Гуцула - и вечерком тот нагрянул, со своими подчиненными – полицаями… Вошел чернявый и могучий мужик, и, словно, затмил собой Божий свет…
- Бог мой! Кого я вижу: «рыжее солнышко» нашего районного руководителя, бывшего…!!! Мужики, тащите эту овцу в нашу повозку…- развлечемся на славу!!! – Гуцул отдал приказ, себе подобным, холуям.
Полицаи скрутили руки Анечке Семеновне и поволокли ее на улицу…- и довольный Гуцул последовал за ними…, а в детском доме повисла гнетущая тишина, словно покойника внесли… Но Анечку Семеновну, утром, дня следующего, полицаи привезли обратно: скинули ее со своей повозки, как мешок …, на крыльцо - и уехали… Старшие девчонки, с трудом, затащили ее в помещение: самостоятельно, передвигаться Анечка Семеновна не могла…- и Милка побежала, за помощью, к тетке Матрене…
Та, быстро, откликнулась и прибежала, бегом… Увидев свою любимицу, тетка Матрена заплакала: «рыжее солнышко» померкло, из-за перенесенного ею группового изнасилования – и волосы ее потеряли свой блеск, и сияние, и лицо посерело, и глаза, словно провалились в глазницы, и губы были искусаны, в кровь… На тележке, что использовали для перевоза тяжестей, тетка Матрена вместе с бесстрашной Милкой увезли Анну Семеновну в дом бывшей нянечки – и три недели ушло у тетки Матрены на то, чтобы поднять любимую Анечку на ноги… В это время, в детском доме настали, совсем уж, лихие времена…- двое младших ребят умерло, от недоедания, а троих девочек задержали на улице, за попрошайничество – и отправили в концлагерь…
Через три недели, печальная - от безысходности, Анечка Семеновна появилась в детском доме: пришла под вечер, когда и Татьяны Геннадьевны, и противной Гликерии уже не было на месте... Она принесла с собой бутылку растительного масла, немного сахара и пшенной крупы…- и этим вечером ее детдомовские дети легли спать на сытый желудок.
- Явилась, гадина! Давай сдадим ее в гестапо – денег на ней заработаем! – шипела, поутру, Гликерия своей подельнице...
- Гуцул скажет, когда время придет! Пусть еще опериться, а потом, скинем ее в бездну такого ада…!!! Дочь бывшего партийного работника…- гестапо эту Аньку на лоскутки порежет, дай срок! – и довольная, Татьяна Геннадьевна потянулась, словно ленивая кошка.
Несмотря на все тяготы и лишения, дети оставались детьми…- вот и трое подружек, по-прежнему, любили поиграть в прятки. В тот день, первой водила Аленка, а Тамара и Юлька побежали прятаться: Тамара спряталась в доме, а Юля выбежала из дома, за угол… Едва, она успела скрыться за углом, к детскому дому подъехала повозка и из нее вышли два мордастых полицая…- и Татьяне Геннадьевне, что замыслила пойти домой, пришлось задержаться…
- Танька, нас прислал Гуцул: у него сегодня день рождения…- вот, ему и захотелось, побаловать себя свежайшими «куропаточками», понимаешь, да?! - стоя за углом, Юлька услышала непристойный хохот двух полицаев – и потом, раздался голос сводни-Тани…: - Берите вот этих, свежее не бывает…, а, где шляется третья зараза?! – раздался ее недовольный голос…- потом, Юля услышала, как протопали, по деревянному крыльцу, полицаи…
Юлька собралась с духом – и выглянула из своего укрытия: от детского дома отъезжала повозка, а рядом с полицаями сидели ее перепуганные подружки – Тамарочка и Аленка. От предчувствия ужасного, ноги Юли подкосились, и она опустилась на землю: ее сердце, бешено, заколотилось!
- Татьяна Геннадьевна, как вы, могли, таких маленьких девочек, отдать на потеху этим животным???!!! Господи, у вас, в груди, вместо сердца …- булыжник!!! Вы, не боитесь, что вас Бог накажет, за то, что вы, творите с детьми?! – Анечка Семеновна, не дождавшись ответа от беспринципной Татьяны Геннадьевны, расплакалась, навзрыд…: она знала, по собственному опыту, на, что обрекла эта бессердечная, алчная женщина двух девятилетних девочек…- и рыдала, рыдала - от собственного бессилия, не имея возможности, избавить двух несмышленых девчушек от страшной участи …
- Так шюмьно, стесь…- Татьяна Геннадьевна оглянулась…- и узрела немецкого офицера…
- О, господин офицер, не обращайте внимания на эту блаженную: она плачет по любому поводу! Вы, хотите развлечься…?! Понимаю… - Юле не удалось, прошмыгнуть незаметно…- Татьяна - сутенерша схватила ее за шиворот: - Вот, хороший экземпляр: свежайшая «куропатка»…- вы, ее с собой заберете?! Или нашей комнатой воспользуетесь: там стерильная чистота?!
Сопроводив в комнату для свиданий господина офицера – сутенерша малолетних детей втолкнула, вслед за ним, дрожащую Юльку…
- Кура-патка?! Растевайся…! - строго, немец приказал Юле – и она, обреченно, сняла с себя платье, потом, и трусики стянула…
Немецкий офицер опрокинул Юлю на кровать – и, пока, он осматривал, ощупывал, разводил, в стороны, ее ноги, Юля, едва, не обмочилась, со страха.
- Нет, не кура-патка…- и, таше, не налифное яплощко… Тепе пофезло, тефочка: я, слишкам, нормалэн – менья не прифлекают малэнкьие и нэсрелые кислятки! Отефайся! Это тетский том…- а эшэ тети имеются? – полюбопытствовал «нормальный» немец – и Юля повела этого офицера к остальным воспитанникам. Огорченной сутенерше-Татьяне, пришлось идти домой ни с чем…
- Тети! Я – эсть офисьэр Абвер… Претлакаю фам, ученье ф нашьей расфетофательной щколье: фкусная эда, отежта теплая…, лищный пистолэт… - герр офицер расхваливал свою школу, а Юля не совсем поняла, что это за школа…, но ей хотелось учиться, а не спать с мужчинами – и, она произнесла:
- Господин офицер, а меня в вашу школу примут?! Я очень люблю учиться…, если еще и продавать не станут…
Офицер, критично, посмотрел на Юлю, прежде, чем ей ответить:
- Кислятка, скодишся… ф тэло…- мошешъ саписаться…- и рассмеялся.
Потом, офицер Абвера покинул детский дом, а Анечка Семеновна, к тому времени перестала плакать…- и с опухшим, от слез, лицом она появилась перед детдомовскими детьми, чтобы позвать их в столовую: для них, Анечка Семеновна сварила гороховую кашу, приправленную ложкой растительного масла…
Той ночью Анечка Семеновна так и не прилегла на кровать…- поспать: свозь тревожный сон, Юля слышала, как воспитательница перемыла, за детьми, всю посуду и прибралась в столовой. Затем, по тихому позвякиванию ковшика об алюминиевое ведро, Юля поняла, что Анечка Семеновна омывает свое тело. Ближе к утру ее любимая воспитательница поднялась на чердак – и провела там некоторое времени…
Утром Юльку разбудил запах рисовой каши – она соскочила с кровати - и взгляд ее, невольно, устремился в сад: Анечка Семеновна, Мила и Сережа стояли перед свежим холмиком могилы… У Юльки сжалось сердце, от тревожной догадки…- и, стремительно, она понеслась, по лестнице, вниз…
Известие, о начале войны, Великой Отечественной, девочки встретили спокойно: они верили, что война долго не продлится, ведь, наша Красная Армия сильнее всех… – им ли не знать - у всех троих… папы были военными!
***
Тем знойным днем, в начале июля, три подружки, отпросившись у своих матерей, пошли по ягоды, в лес, что находился рядом с их военным городком. Когда они возвращались домой, первой, встревожилась Тамара:
- Девочки, там немцы…: их жесткую речь я не спутаю ни с чьей…!!!
Из леса, на поляну, они не вышли, из предосторожности, а выползли… Тамара оказалась права: окрестная местность была заполнена солдатами в чужой форме, их мотоциклами, машинам…- и солдаты сгоняли к небольшому овражку значительную группу людей, тыча своими автоматами в спины тех, кто имел неосторожность замешкаться…
Пестро одетые женщины, их дети, старики…- это были цыгане…- и, чтобы рассмотреть, получше, стоящих в отдалении от цыган… - Юля, Тамара и Алена поползли, на пузе, по зеленой траве к густому кустарнику. То, что они увидели, привело их в шок: в людской толпе подруги опознали и своих близких, и соседей…- поодаль от цыган стояли жители их военного городка!
Тогда, Юле не хотелось верить, что может произойти что-то плохое: такой солнечный и жаркий день – и небо голубое, голубое…, и сквозь гортанные, хриплые выкрики солдат чужой армии, прорывается щебет птиц и стрекотанье кузнечиков…
В плохое…, похоже, не хотелось верить и юной, и очень красивой цыганке, что держала на своих руках грудного ребенка – и когда один, из пособников немцев, обратился к своему сотоварищу, могучего телосложения:
- Гуцул…- позвал он, тут юная цыганка и встряла в их разговор…
- Ром, какой же ты, гуцул?! Неужели у тебя подымится рука на своих соплемен…? - тот, кого окликнули Гуцулом, перекосил, в дьявольской ухмылке, свирепое лицо – и, вскинув свой автомат, он прошил юную цыганку автоматной очередью…- а завидев одобрение, в глазах немецкого офицера, принялся, расстреливать всех цыган. Но все еще заливался плачем младенец, в руках убитой красавицы-цыганки – и Гуцул выстрелил малышу в лицо, но из пистолета… Затем, он прошелся с тем пистолетом и попинал каждого, лежащего на земле, ромалэ - и, кто подал признаки жизни, был им добит…
Немецкий офицер, с иезуитской ухмылкой, похлопал Гуцула по плечу – и подал знак, рукой, своим солдатам…- град пуль, из автоматных очередей, обрушился на жителей военного городка – и на глазах у Юли, Тамары и Алены убили их матерей, сестренок, Юлиного братишку, всех соседей и знакомых…
В один миг, исчезли голубые, зеленые, серые… краски: перед глазами Юли, тогда, поплыло кровавое марево – и она не могла ни шелохнуться, ни закричать, словно ее парализовало! В шоке пребывали и ее подружки – Тамара и Аленка…- и когда, гусеничный трактор, своей большой «лопатой», сбрасывал в овражек тела расстрелянных, и, когда, безвинно убиенных, засыпали землей - три девятилетние девочки, три подружки все еще не верили, что, в один момент, лишились своих близких – и остались, совершенно, одни, среди всенародной беды!
***
Вечерело, когда в себя пришла Тамара, самая рассудительная, из них…
- Девочки, делать нечего…: домой возвращаться нельзя, там фрицы…- пойдемте, через лес…, к людям…
На окраину города, три измученные подружки вышли, когда уже стемнело, но куда им направиться дальше…, они не ведали, тут их и окликнула пожилая женщина:
- Вы, гулены, что бродите одни…- нашли время: кругом лютый враг снует, в поисках добычи?! Зайдите ко мне в дом, поговорим…- и девочки, рысцой, побежали, на зов старой женщины…
- Так, где ваши родители? – уже в доме, поинтересовалась женщина…
- Наших мам и братишку моего, и их сестренок, сегодня, немцы убили…- ответила Юля, за всех…- и, только теперь, девочки, горько, разрыдались…
- Поплачьте, поплачьте горемыки, такая лиха-беда на наш народ обрушилась!!! Ох, горюшко-горькое!!! Но жить нужно дальше – и пережить лихолетье, назло ворогу проклятому!!! Меня кличут теткой Матреной, а вас?
Затем, они ели пшенную кашу с маслом, подсаливая ее своими горючими слезами…
Поутру тетка Матрена повела трех подружек в детский дом: там она служила нянечкой – и среди детей проще спрятать, чудом уцелевших, девочек.
- Девочки, вы никому не рассказывайте о своих отцах-офицерах…- вы, обычные сироты…- и давно являетесь воспитанницами нашего детского дома. Вот, я написала, каждой, ваши новые фамилии…- запомните их, и листочки порвите, на мелкие кусочки…- воспитательница детского дома Анна Семеновна погладила, каждую, по голове:
- И постарайтесь, по возможности, не попадаться на глаза еще одной нашей воспитательнице – Татьяне Геннадьевне: таким гнилым человеком оказалась она…, а все корчила из себя порядочную…! – молодая воспитательница Анечка Семеновна, как звали ее дети, тяжко, вздохнула и пошла в столовую, где старшие воспитанницы накрывали на стол…
Следующие две недели, для обитателей детского дома, прошли без происшествий…- Юля, Тамара и Алена, благодаря своим уживчивым нравам, незаметно влились в детский коллектив…
Потом, возникли серьезные разногласия между Анечкой Семеновной и Татьяной Геннадьевной: первая не позволяла другой присваивать, оставшиеся продукты, из детдомовской кладовой…
- Татьяна Геннадьевна, вы, очевидно, забыли, что наш детский дом, ныне, не финансируется государством…- вы, не можете уносить домой, оставшиеся крупы, сахар, масло…: иначе, чем кормить детей будем? – восклицала, чуть не плача, Анечка Семеновна.
- Вы, юродивая старая дева – вам не понять меня: у меня двое сыновей – мне их кормить надо, а детдомовские…, как-то сами должны о себе позаботиться, ведь, запасы их продуктов не бесконечны!!! Да, им все равно придется познать голод и холод…, ненормальная вы, наша!!! – и с перекошенным, от злобы, лицом, она отходила от Анечки Семеновны: до поры, Татьяна… побаивалась, резкую на язык, нянечку – тетку Матрену, та могла и на людях ее опозорить…, но продукты, у беззащитных детей, Татьяна Геннадьевна продолжила воровать…
***
Одним дождливым августовским днем Татьяна Геннадьевна пришла в детский дом с женщиной, похожей на уголовницу, или на надзирательницу… – и заявила:
- Тетка Матрена, на правах старшей, я увольняю вас: с вашей работой хорошо справятся и девочки постарше – все…, вы, свободны! Убогая Анна, так и быть, можешь остаться, но ключи от кладовой отдай мне… Знакомьтесь дети, – моя помощница Гликерия…- все обязаны ей подчиняться… Вот, так детки, ваша малина закончилась…- и, чтобы не сдохнуть с голода и от холода, всем придется поработать! Где?! Я, для каждого найду свой фронт работ! Кому не нравятся мои порядки – можете убираться вон! – и, словно царица, Татьяна Геннадьевна «уплыла» в кабинет…, что раньше числился за директором…- за ней протопала и «унтер-офицер» Гликерия…
***
«Милая» Татьяна Геннадьевна, бывший комсорг небольшого коллектива работников детского дома, развила бурную деятельность - и правда, всех детдомовцев пристроила к делу: дети до двенадцати лет, ныне, ежедневно просили милостыню…- а, если проще, побирались на базаре и у церкви… В число попрошаек попали и Юля, и Тамара, и Алена… Девочки, которым перевалило за двенадцать…, обязаны были зарабатывать на жизнь, торгуя своим телом…- и господа немецкие офицеры, с удовольствием, стали пользоваться услугами сводни-Тани… Гликерия, при ней, выполняла роль вышибалы и телохранителя: вышибала, до крошки и копейки, все, что подали маленьким детям – и охраняла Татьяну Геннадьевну, от гневной расправы мальчишек и девчонок постарше… Вскоре, этим двум… стало проще – многие мальчишки, что постарше, сами подыскали себе место в данной реальности… – и покинули детский дом…
***
Самая красивая и умная…- четырнадцатилетняя Милка, не желая спать со всеми подряд - выбрала себе постоянного любовника…: офицера гестапо - ее примеру последовали и другие воспитанницы… Сперва, сводня-Таня посчитала…- это хорошо, для их бизнеса: постоянный доход…- и клиентура постоянная…, но девчонки почувствовали свою силу – и стали выходить, из-под контроля Татьяны Геннадьевны и ее Гликерии, и, теснее, сплачивались вокруг Анечки Семеновны – возможно, в силу ее возраста, той исполнился, лишь, двадцать один год…
***
Властолюбивая и беспринципная Татьяна Геннадьевна, для укрощения строптивых…, прибегла к помощи родственника Гликерии: старшего полицая Гуцула - и вечерком тот нагрянул, со своими подчиненными – полицаями… Вошел чернявый и могучий мужик, и, словно, затмил собой Божий свет…
- Бог мой! Кого я вижу: «рыжее солнышко» нашего районного руководителя, бывшего…!!! Мужики, тащите эту овцу в нашу повозку…- развлечемся на славу!!! – Гуцул отдал приказ, себе подобным, холуям.
Полицаи скрутили руки Анечке Семеновне и поволокли ее на улицу…- и довольный Гуцул последовал за ними…, а в детском доме повисла гнетущая тишина, словно покойника внесли… Но Анечку Семеновну, утром, дня следующего, полицаи привезли обратно: скинули ее со своей повозки, как мешок …, на крыльцо - и уехали… Старшие девчонки, с трудом, затащили ее в помещение: самостоятельно, передвигаться Анечка Семеновна не могла…- и Милка побежала, за помощью, к тетке Матрене…
Та, быстро, откликнулась и прибежала, бегом… Увидев свою любимицу, тетка Матрена заплакала: «рыжее солнышко» померкло, из-за перенесенного ею группового изнасилования – и волосы ее потеряли свой блеск, и сияние, и лицо посерело, и глаза, словно провалились в глазницы, и губы были искусаны, в кровь… На тележке, что использовали для перевоза тяжестей, тетка Матрена вместе с бесстрашной Милкой увезли Анну Семеновну в дом бывшей нянечки – и три недели ушло у тетки Матрены на то, чтобы поднять любимую Анечку на ноги… В это время, в детском доме настали, совсем уж, лихие времена…- двое младших ребят умерло, от недоедания, а троих девочек задержали на улице, за попрошайничество – и отправили в концлагерь…
***
Через три недели, печальная - от безысходности, Анечка Семеновна появилась в детском доме: пришла под вечер, когда и Татьяны Геннадьевны, и противной Гликерии уже не было на месте... Она принесла с собой бутылку растительного масла, немного сахара и пшенной крупы…- и этим вечером ее детдомовские дети легли спать на сытый желудок.
- Явилась, гадина! Давай сдадим ее в гестапо – денег на ней заработаем! – шипела, поутру, Гликерия своей подельнице...
- Гуцул скажет, когда время придет! Пусть еще опериться, а потом, скинем ее в бездну такого ада…!!! Дочь бывшего партийного работника…- гестапо эту Аньку на лоскутки порежет, дай срок! – и довольная, Татьяна Геннадьевна потянулась, словно ленивая кошка.
***
Несмотря на все тяготы и лишения, дети оставались детьми…- вот и трое подружек, по-прежнему, любили поиграть в прятки. В тот день, первой водила Аленка, а Тамара и Юлька побежали прятаться: Тамара спряталась в доме, а Юля выбежала из дома, за угол… Едва, она успела скрыться за углом, к детскому дому подъехала повозка и из нее вышли два мордастых полицая…- и Татьяне Геннадьевне, что замыслила пойти домой, пришлось задержаться…
- Танька, нас прислал Гуцул: у него сегодня день рождения…- вот, ему и захотелось, побаловать себя свежайшими «куропаточками», понимаешь, да?! - стоя за углом, Юлька услышала непристойный хохот двух полицаев – и потом, раздался голос сводни-Тани…: - Берите вот этих, свежее не бывает…, а, где шляется третья зараза?! – раздался ее недовольный голос…- потом, Юля услышала, как протопали, по деревянному крыльцу, полицаи…
Юлька собралась с духом – и выглянула из своего укрытия: от детского дома отъезжала повозка, а рядом с полицаями сидели ее перепуганные подружки – Тамарочка и Аленка. От предчувствия ужасного, ноги Юли подкосились, и она опустилась на землю: ее сердце, бешено, заколотилось!
***
- Татьяна Геннадьевна, как вы, могли, таких маленьких девочек, отдать на потеху этим животным???!!! Господи, у вас, в груди, вместо сердца …- булыжник!!! Вы, не боитесь, что вас Бог накажет, за то, что вы, творите с детьми?! – Анечка Семеновна, не дождавшись ответа от беспринципной Татьяны Геннадьевны, расплакалась, навзрыд…: она знала, по собственному опыту, на, что обрекла эта бессердечная, алчная женщина двух девятилетних девочек…- и рыдала, рыдала - от собственного бессилия, не имея возможности, избавить двух несмышленых девчушек от страшной участи …
- Так шюмьно, стесь…- Татьяна Геннадьевна оглянулась…- и узрела немецкого офицера…
- О, господин офицер, не обращайте внимания на эту блаженную: она плачет по любому поводу! Вы, хотите развлечься…?! Понимаю… - Юле не удалось, прошмыгнуть незаметно…- Татьяна - сутенерша схватила ее за шиворот: - Вот, хороший экземпляр: свежайшая «куропатка»…- вы, ее с собой заберете?! Или нашей комнатой воспользуетесь: там стерильная чистота?!
Сопроводив в комнату для свиданий господина офицера – сутенерша малолетних детей втолкнула, вслед за ним, дрожащую Юльку…
- Кура-патка?! Растевайся…! - строго, немец приказал Юле – и она, обреченно, сняла с себя платье, потом, и трусики стянула…
Немецкий офицер опрокинул Юлю на кровать – и, пока, он осматривал, ощупывал, разводил, в стороны, ее ноги, Юля, едва, не обмочилась, со страха.
- Нет, не кура-патка…- и, таше, не налифное яплощко… Тепе пофезло, тефочка: я, слишкам, нормалэн – менья не прифлекают малэнкьие и нэсрелые кислятки! Отефайся! Это тетский том…- а эшэ тети имеются? – полюбопытствовал «нормальный» немец – и Юля повела этого офицера к остальным воспитанникам. Огорченной сутенерше-Татьяне, пришлось идти домой ни с чем…
- Тети! Я – эсть офисьэр Абвер… Претлакаю фам, ученье ф нашьей расфетофательной щколье: фкусная эда, отежта теплая…, лищный пистолэт… - герр офицер расхваливал свою школу, а Юля не совсем поняла, что это за школа…, но ей хотелось учиться, а не спать с мужчинами – и, она произнесла:
- Господин офицер, а меня в вашу школу примут?! Я очень люблю учиться…, если еще и продавать не станут…
Офицер, критично, посмотрел на Юлю, прежде, чем ей ответить:
- Кислятка, скодишся… ф тэло…- мошешъ саписаться…- и рассмеялся.
***
Потом, офицер Абвера покинул детский дом, а Анечка Семеновна, к тому времени перестала плакать…- и с опухшим, от слез, лицом она появилась перед детдомовскими детьми, чтобы позвать их в столовую: для них, Анечка Семеновна сварила гороховую кашу, приправленную ложкой растительного масла…
Той ночью Анечка Семеновна так и не прилегла на кровать…- поспать: свозь тревожный сон, Юля слышала, как воспитательница перемыла, за детьми, всю посуду и прибралась в столовой. Затем, по тихому позвякиванию ковшика об алюминиевое ведро, Юля поняла, что Анечка Семеновна омывает свое тело. Ближе к утру ее любимая воспитательница поднялась на чердак – и провела там некоторое времени…
Утром Юльку разбудил запах рисовой каши – она соскочила с кровати - и взгляд ее, невольно, устремился в сад: Анечка Семеновна, Мила и Сережа стояли перед свежим холмиком могилы… У Юльки сжалось сердце, от тревожной догадки…- и, стремительно, она понеслась, по лестнице, вниз…
