Сеньор Ромеро приблизился к младшему сыну, готовящемуся нырнуть.
– Ещё раз повторяю… Настойчивая потребность сделать вдох – сигнал для всплытия на поверхность, – сказал он.
Серхио кивнул и прыгнул. Старый водолаз склонился над поверхностью, всматриваясь в воду.
Скоро Серхио вынырнул – без пояса, который он отстегнул в воде. Увидев его, матросы стали тянуть со дна сетку с бурыми невзрачными коралловыми образованиями – большими и маленькими. Капитан Фишер бросился к сетке, как ястреб. Матрос подал ему молоточек. Присев на плоту, капитан Фишер осторожно постучал по самому крупному из камней, потом снял отбитые скорлупки и куски. Под его руками блеснуло благородным сиянием, и скоро он очистил от кораллового камня несколько золотых браслетов, видимо раньше находившихся в связке. Капитан Фишер заулыбался, пряча браслеты на себе.
– Это надо немедленно показать дону Барреро, – сказал он, подхватывая с пола сетку с камнями. – И никому не слова… Слышите?
Вытряхнув всё из сетки к себе в шляпу, он отшвырнул сетку на палубу плота и, прижимая гору камней к груди руками, полез в шлюпку к капитану.
– Ныряйте, ныряйте! – крикнул он старому водолазу и приказал гребцам идти к бригу.
Капитану остаться с ныряльщиками он не предложил, возможно, намеренно. Поэтому капитан скоро оказался у брига и от нечего делать попросил матросов отвезти себя на берег залива. На берегу он снял сапоги, чулки и, закатав штаны выше колена, стал ходить по песку, поглядывая кругом.
Песок был вулканический, мелкий, серый пополам с чёрным. Светило солнце, и тёплый песок приятно грел уставшие от обуви ноги. Скоро из воды к капитану стали выбегать смешные розовые крабы. Капитан выбрал одного и приблизился к нему так, чтобы загородить собою солнце, и как только тень капитана упала на краба, тот замер, привстал на ножках и грозно поднял свои клешни, готовясь к обороне.
– Ты не прав, малыш, – сказал ему капитан больше для того, чтобы привести в порядок свои совершенно разбитые мысли. – Надо атаковать… Надо обязательно пытаться атаковать.
Капитан задумчиво посмотрел на матросов, сидящих у шлюпки – те старательно делали вид, что не глядят на него, но, когда капитан направился к пальмовой роще, стоявшей выше по берегу, один из матросов вскочил и пошёл за ним. Повернув назад и посмотрев в упор на матроса, который и не собирался отводить глаза, капитан сел на берегу. Перед ним в заливе стоял бриг, а за его спиной, за пальмовой рощей, – капитан прекрасно знал это, – тянулись бесконечные тёмно-зелёные горы, а далеко над ними дымился ядовитыми парами невысокий вулкан.
Капитан ещё посидел так какое-то время и вернулся на бриг.
Весь этот день на бриге нестерпимо воняло жареной рыбой. Рыба была на ужин: матросы рыбачили весь день и наловили её вдоволь. На полубаке лежали ныряльщики и делали, как капитан понял, вентиляцию лёгких: их долгий, протяжный свист был слышен по всему кораблю.
Ближе к ночи, уже стало темнеть, капитан вышел из своей душной каюты проветриться. Рыбой уже не пахло, а пахло хорошим кофе и крепкими сигарами, запах которых тянулся с капитанского мостика. Где-то на баке бренчали гитара и банджо, и раздавались звуки негромкого пения.
Капитан чуть прошёл по правому борту и наткнулся на старого водолаза. Испанец стоял у борта и, увидев капитана, в знак приветствия важно коснулся рукой своей широкополой шляпы. Капитан подошёл к нему и встал рядом, опять напрягая свою память, но внешне спокойный. Какое-то время они стояли молча, потом к ним подошёл младший сын старого водолаза. В руках он держал поднос, на котором лежали две сигары, и стоял зажжённый фонарь.
И когда старый водолаз, взяв одну сигару, предложил капитану вторую, капитан его неожиданно вспомнил: Гавана, тридцать восьмой год, дядя Пепе!
Капитан посмотрел в спину удаляющегося с пустым подносом Серхио и спросил:
– Как здоровье сеньориты Авроры?
– Сеньоры Авроры Гонсалес, – степенно поправил его дядя Пепе, он зубами откусил кончик своей «табакос» и сплюнул его за борт.
– Ваша племянница вышла замуж? – спросил капитан и тоже откусил кончик своей «табакос».
– Да, сеньор капитан… За испанца из Наварры, – медленно ответил дядя Пепе, он поднял фонарь с палубы, открыл его и принялся раскуривать свою сигару на огне фонаря.
Пустив облачко дыма, он передал фонарь капитану.
– Из Наварры? – невнятно переспросил капитан: он тоже стал раскуривать свою «табакос».
– Моя племянница долго не выходила замуж, пока не выбрала мужа по себе, – спокойно сказал дядя Пепе. – Теперь она с мужем живёт в Испании…
Капитан быстро вгляделся в водолаза, стараясь увидеть его глаза, но было уже слишком темно, а может быть, испанец просто прятал своё лицо, когда спокойно пояснил:
– Да, он похож на вас, сеньор капитан… Такой же светлый.
Капитан не знал, что на это ответить, и на несколько минут установилось молчание. Потом дядя Пепе неожиданно произнёс:
– Спасите моих сыновей, сеньор капитан… Скоро хефе Франсиско прикажет убрать свидетелей… Всех, кто видел галеон.
Голос старого водолаза был тих и спокоен, словно бы он обсуждал с капитаном позапрошлогодний урожай винограда в далёкой Испании.
На следующий день опять ныряли, и с самого утра из-под воды шли золотые монеты. На плоту теперь установили раскалённую жаровню, перед которой сидели ныряльщики и пили горячий чай. Они сделали уже двадцать погружений, и им требовался отдых.
Капитан Фишер сердито смотрел на них из своей шлюпки.
– Не могли бы они нырять чаще? – наконец, отрывисто спросил он у старого водолаза. – Чего прохлаждаться?
– Проклятье на мою душу! – воскликнул сеньор Ромеро, сорвавшись.
Но он тут же взял себя в руки и уже спокойно сказал, неодобрительно поглядывая на капитана Фишер:
– Они не прохлаждаются, сеньор капитан, а отдыхают… Можете сами попробовать понырять к галеону.
Капитан Фишер сглотнул и отвёл глаза.
– Мне это ни к чему, – тут же отшутился он. – Не зря же арабская пословица говорит: разве кто полезет под воду по своей воле?
Чтобы скрыть своё недовольство, капитан Фишер сделал вид, что очень торопится доставить на бриг к дону Барреро сегодняшнюю добычу. Капитана он сегодня оставил на плоту под присмотром троих матросов, и, как только шлюпка капитана Фишер скрылась в камнях, капитан перелез из своей шлюпки на плот.
– Где вы научились этому делу, сеньор Ромеро? – спросил он у старого водолаза.
– Я научился нырять на Цейлоне… Я был ловцом жемчуга, – медленно ответил водолаз.
Услышав голос отца, улыбающийся Мигель оглянулся и посмотрел на капитана. Капитан подошёл поближе к ныряльщикам и спросил у Мигеля:
– Вам не страшно под водой?
– Под водой всем страшно, – ответил тот. – А мне становится страшно, не успею я сделать вдох для погружения… Серхио ныряет охотно, но и ему тоже страшно. Только он никогда не сознается в этом.
– Всё ты врёшь, старичок! – воскликнул Серхио насмешливо. – Просто ты мне завидуешь, что я ныряю лучше тебя!
– Зато у тебя мозги, как у новорождённого мартышонка, сосунок несчастный, – сказал Мигель степенно.
– Мальчики, не ругайтесь, – произнёс старый водолаз и неодобрительно посмотрел на сыновей. – У вас разница в возрасте – всего год.
Капитан заулыбался.
– А что самое главное для ныряльщика? – спросил он у сеньора Ромеро. – Хорошие лёгкие?
– Не только, сеньор капитан, – сказал старый водолаз. – Я считаю, что главное – это умение определить свои возможности… Иные сидят под водой, пока не потеряют сознание… Они даже ничего не делают для своего спасения. Только видишь – замахали под водой руками. Как движения беспорядочные, а глаза – застывшие, затуманенные, значит, надо нырять, спасать, вытаскивать их. Такие никогда ныряльщиками не станут.
Тут сеньор Ромеро повернулся к сыновьям и громко сказал:
– А вы почему не дышите, бездельники? Ну-ка, дышать немедленно!
И молодые ныряльщики тут же засвистели. Потом вернулся капитан Фишер, и ныряльщики опять делали погружения и опять вытаскивали комки кораллов, и почти в каждом комке было по несколько золотых монет, которые капитан Фишер, собрав как можно больше, отвозил хефе Франсиско на бриг.
К вечеру капитан опять попросился на берег, и его опять отвезли, и он стал бродить по берегу, пугая розовых крабов. На душе его было тоскливо. Он огляделся: он стоял на песке тропического острова под ярко-синим небом, высоко над его головою вместе с сильным ветром бежали маленькие кудрявые облака, отбрасывающие на голубую поверхность залива тёмные движущиеся тени, а глаза его на этот остров просто не глядели.
И тут совсем неожиданно он услышал крик белки-векши.
«Здесь не может быть векши, – подумал капитан всполошено, – просто не может!» Так может кричать только Райвенук!.. Горячая волна радости затопила его. Чтобы скрыть своё замешательство, капитан резко нагнулся, увидел гладкий морской камень и, обрадовавшись, схватил его. Скоро из таких плоских голышей он возвёл на берегу, у самой пальмовой рощи, невысокую, но основательную башню, любовно подправил её со всех сторон, подобрал с земли засохший пальмовый лист, воткнул его в самый верх башни, придавив от ветра увесистым камнем.
– Замок розовых крабов, – отряхивая руки, громко сказал он караулящим его матросам, которые во все глаза следили за ним. – Завтра – заселение.
Ночью капитан опять стоял в темноте на палубе вместе с сеньором Ромеро, они любовались звёздной ночью и курили сигары. И только пристальный наблюдатель мог заметить, что иногда они, между фразами, сказанными обычным голосом, говорили что-то тихо на ухо друг другу. Капитан повысил голос только один раз, после того, как сеньор Ромеро сказал ему:
– Я остаюсь на бриге, сеньор капитан.
– Они же убьют вас! – придушенно вскрикнул капитан.
– Я остаюсь в залог жизни моей больной жены и старенькой матери, – спокойно ответил старый водолаз. – Без меня дон Барреро расправится с ними. Мне надо остаться.
– Но они всё равно убьют вас, – стал протестовать капитан.
– Другого выхода я не вижу, – помолчав, тихо проговорил старый водолаз и добавил: – Но я буду уже счастлив тем, что мои сыновья спасутся.
– Нет, – тихо ответил ему капитан. – Так не пойдёт… Надо что-нибудь придумать.
На следующий день ныряльщикам стали попадаться стеклянные бусины, а потом слитки серебра с выбитыми на них цифрами декларации.
К вечеру капитан опять сошёл на берег. Его башня стояла на песке нетронутая никем, только сухой пальмовый лист уже не торчал на самом верху. Капитан стал ходить вокруг башни, не смея приблизиться к ней – сегодня на берегу было много матросов: они ходили днём в глубь острова, чтобы настрелять дичи, и теперь купались. Когда их шлюпка, наконец-то, ушла к бригу, и на берегу остались только матросы-караульщики, капитан подошёл к своей башне и поднял верхний камень.
Как он и думал, в углублении под камнем лежала записка. Капитан взял её, загородившись спиной от матросов, и сунул за обшлаг рукава. На самый верх башни он опять воткнул пальмовый лист. В записке было только три слова, написанных рукой мистера Трелони: «Ждём ваших приказаний». Вернувшись к себе в каюту, капитан стал писать ответ огрызком карандаша, который у него хранился в отвороте обшлага со времён острова Андрос. Он намеревался вечером следующего дня оставить эту записку на самом верху «замка розовых крабов», рассчитывая только на то, что никто из матросов этим замком не заинтересуется.
Поднятие ценностей с борта галеона «Сан Габриэль» шло своим ходом. На следующий день капитан Фишер уже с утра отвёз дону Барреро на бриг золотые ожерелья, подвески и браслеты, изготовленные безвестными мастерами из Нового Света. За долгое время пребывание под водой всё это обросло кораллами. Иногда куски кораллов были пустыми, ничего не содержащими внутри, а иногда один только крупный кусок, поднятый с помощью троса, скрывал под своим корявым обличьем многие предметы сразу: стеклянные бусины явно китайского происхождения, керамические черепки, бронзовые китайские весы для взвешивания драгоценных камней, серебряные эфесы шпаг, именные золотые гребни какой-то доньи Каталины, золотые и серебряные монеты, слитки серебра и нефритовую китайскую подставку для кистей – всё это, лежащее вперемешку, тщательно отбиралось капитаном Фишер и доставлялось на борт брига. Капитан Фишер не стал выбрасывать даже керамические черепки после того, как капитан сказал, что они могут заинтересовать дона Барреро.
Вечером капитан долго сидел на берегу возле своей заветной башни, после того, как положил в неё записку, и с улыбкой смотрел на сухой пальмовый лист, опять трепещущий на её вершине.
Утром следующего дня пальмового листа на башне уже не было, о чём капитан сразу сообщил старому водолазу. Тот кивнул и пошёл к своим сыновьям на полубак – пора было садиться по шлюпкам, чтобы идти к галеону. Плот стоял, как всегда, на своём месте.
Мигель и Серхио нырнули с плота одновременно. Плот закачался, потом постепенно встал. Все, как обычно, вглядывались в толщу воды, пытаясь разглядеть хоть что-то под её мутной поверхностью. Когда истекли обычные для таких погружений пять минут, капитан закрыл часы и с тревогой посмотрел на сеньора Ромеро. Тот, встретившись испуганным взглядом с глазами капитана, отбросил полотенце и всполошено закричал матросам:
– Тяните!.. Да тяните же!
Матросы стали выбирать тросы с поясами-утяжелителями. Верёвки шли легко и скоро оказались на поверхности оборванными, без поясов.
Закричав, старый водолаз прыгнул в воду за сыновьями, и какое-то время его не было видно. Потом он вынырнул, жадно глотнул воздуха на поверхности и нырнул обратно. Когда он вынырнул из воды во второй раз, у него шла носом кровь. С помощью матросов водолаз влез на плот и, отдышавшись, глухо сказал:
– В воде их нет…
Он обвёл присутствующих взглядом мутных, налитых кровью глаз. Помолчав немного, он схватился за голову и добавил:
– Там нет моих сыновей.
Он скрючился на настиле плота и застыл, с его одежды стекала вода. Все потрясённо молчали, не зная, что делать. Капитан сквозь полуприкрытые веки неотрывно смотрел на старого водолаза. Матросы, поражённые ужасом, тоже смотрели на старого водолаза, потом они стали быстро, лихорадочно креститься и один за другим пересаживаться с плота в шлюпки.
– Скорее на «Консуэло»! – вдруг заорал капитан Фишер. – Я должен обо всём доложить дону Барреро!
Тут он обернулся, глянул на капитана и прорычал грозно, тыча пальцем в двоих матросов:
– Ты и ты – останетесь с капитаном Линчем!.. Глаз с него не спускать!
Капитан Фишер отчалил. Во второй шлюпке закачались на поднятой волне оставленные матросы: они испуганно смотрели на капитана, и в их лицах читалось желание оказать от этого несчастного места, как можно дальше.
Не сводя глаз с этих двоих, капитан присел перед неподвижным сеньором Ромеро на корточки, участливо положил руку ему на плечо и тихо произнёс:
– Я боялся, что у вас не получится разбить себе нос под водой, сеньор…
На следующее утро все матросы с «Консуэло» отказались нырять к затонувшему галеону, даже после того, как капитан Фишер достал свой пистолет. Впрочем, пистолет капитан Фишер довольно быстро убрал и независимо заулыбался, оглядывая злыми глазами сплочённые ряды матросов.
– Ещё раз повторяю… Настойчивая потребность сделать вдох – сигнал для всплытия на поверхность, – сказал он.
Серхио кивнул и прыгнул. Старый водолаз склонился над поверхностью, всматриваясь в воду.
Скоро Серхио вынырнул – без пояса, который он отстегнул в воде. Увидев его, матросы стали тянуть со дна сетку с бурыми невзрачными коралловыми образованиями – большими и маленькими. Капитан Фишер бросился к сетке, как ястреб. Матрос подал ему молоточек. Присев на плоту, капитан Фишер осторожно постучал по самому крупному из камней, потом снял отбитые скорлупки и куски. Под его руками блеснуло благородным сиянием, и скоро он очистил от кораллового камня несколько золотых браслетов, видимо раньше находившихся в связке. Капитан Фишер заулыбался, пряча браслеты на себе.
– Это надо немедленно показать дону Барреро, – сказал он, подхватывая с пола сетку с камнями. – И никому не слова… Слышите?
Вытряхнув всё из сетки к себе в шляпу, он отшвырнул сетку на палубу плота и, прижимая гору камней к груди руками, полез в шлюпку к капитану.
– Ныряйте, ныряйте! – крикнул он старому водолазу и приказал гребцам идти к бригу.
Капитану остаться с ныряльщиками он не предложил, возможно, намеренно. Поэтому капитан скоро оказался у брига и от нечего делать попросил матросов отвезти себя на берег залива. На берегу он снял сапоги, чулки и, закатав штаны выше колена, стал ходить по песку, поглядывая кругом.
Песок был вулканический, мелкий, серый пополам с чёрным. Светило солнце, и тёплый песок приятно грел уставшие от обуви ноги. Скоро из воды к капитану стали выбегать смешные розовые крабы. Капитан выбрал одного и приблизился к нему так, чтобы загородить собою солнце, и как только тень капитана упала на краба, тот замер, привстал на ножках и грозно поднял свои клешни, готовясь к обороне.
– Ты не прав, малыш, – сказал ему капитан больше для того, чтобы привести в порядок свои совершенно разбитые мысли. – Надо атаковать… Надо обязательно пытаться атаковать.
Капитан задумчиво посмотрел на матросов, сидящих у шлюпки – те старательно делали вид, что не глядят на него, но, когда капитан направился к пальмовой роще, стоявшей выше по берегу, один из матросов вскочил и пошёл за ним. Повернув назад и посмотрев в упор на матроса, который и не собирался отводить глаза, капитан сел на берегу. Перед ним в заливе стоял бриг, а за его спиной, за пальмовой рощей, – капитан прекрасно знал это, – тянулись бесконечные тёмно-зелёные горы, а далеко над ними дымился ядовитыми парами невысокий вулкан.
Капитан ещё посидел так какое-то время и вернулся на бриг.
Весь этот день на бриге нестерпимо воняло жареной рыбой. Рыба была на ужин: матросы рыбачили весь день и наловили её вдоволь. На полубаке лежали ныряльщики и делали, как капитан понял, вентиляцию лёгких: их долгий, протяжный свист был слышен по всему кораблю.
Ближе к ночи, уже стало темнеть, капитан вышел из своей душной каюты проветриться. Рыбой уже не пахло, а пахло хорошим кофе и крепкими сигарами, запах которых тянулся с капитанского мостика. Где-то на баке бренчали гитара и банджо, и раздавались звуки негромкого пения.
Капитан чуть прошёл по правому борту и наткнулся на старого водолаза. Испанец стоял у борта и, увидев капитана, в знак приветствия важно коснулся рукой своей широкополой шляпы. Капитан подошёл к нему и встал рядом, опять напрягая свою память, но внешне спокойный. Какое-то время они стояли молча, потом к ним подошёл младший сын старого водолаза. В руках он держал поднос, на котором лежали две сигары, и стоял зажжённый фонарь.
И когда старый водолаз, взяв одну сигару, предложил капитану вторую, капитан его неожиданно вспомнил: Гавана, тридцать восьмой год, дядя Пепе!
Капитан посмотрел в спину удаляющегося с пустым подносом Серхио и спросил:
– Как здоровье сеньориты Авроры?
– Сеньоры Авроры Гонсалес, – степенно поправил его дядя Пепе, он зубами откусил кончик своей «табакос» и сплюнул его за борт.
– Ваша племянница вышла замуж? – спросил капитан и тоже откусил кончик своей «табакос».
– Да, сеньор капитан… За испанца из Наварры, – медленно ответил дядя Пепе, он поднял фонарь с палубы, открыл его и принялся раскуривать свою сигару на огне фонаря.
Пустив облачко дыма, он передал фонарь капитану.
– Из Наварры? – невнятно переспросил капитан: он тоже стал раскуривать свою «табакос».
– Моя племянница долго не выходила замуж, пока не выбрала мужа по себе, – спокойно сказал дядя Пепе. – Теперь она с мужем живёт в Испании…
Капитан быстро вгляделся в водолаза, стараясь увидеть его глаза, но было уже слишком темно, а может быть, испанец просто прятал своё лицо, когда спокойно пояснил:
– Да, он похож на вас, сеньор капитан… Такой же светлый.
Капитан не знал, что на это ответить, и на несколько минут установилось молчание. Потом дядя Пепе неожиданно произнёс:
– Спасите моих сыновей, сеньор капитан… Скоро хефе Франсиско прикажет убрать свидетелей… Всех, кто видел галеон.
Голос старого водолаза был тих и спокоен, словно бы он обсуждал с капитаном позапрошлогодний урожай винограда в далёкой Испании.
****
На следующий день опять ныряли, и с самого утра из-под воды шли золотые монеты. На плоту теперь установили раскалённую жаровню, перед которой сидели ныряльщики и пили горячий чай. Они сделали уже двадцать погружений, и им требовался отдых.
Капитан Фишер сердито смотрел на них из своей шлюпки.
– Не могли бы они нырять чаще? – наконец, отрывисто спросил он у старого водолаза. – Чего прохлаждаться?
– Проклятье на мою душу! – воскликнул сеньор Ромеро, сорвавшись.
Но он тут же взял себя в руки и уже спокойно сказал, неодобрительно поглядывая на капитана Фишер:
– Они не прохлаждаются, сеньор капитан, а отдыхают… Можете сами попробовать понырять к галеону.
Капитан Фишер сглотнул и отвёл глаза.
– Мне это ни к чему, – тут же отшутился он. – Не зря же арабская пословица говорит: разве кто полезет под воду по своей воле?
Чтобы скрыть своё недовольство, капитан Фишер сделал вид, что очень торопится доставить на бриг к дону Барреро сегодняшнюю добычу. Капитана он сегодня оставил на плоту под присмотром троих матросов, и, как только шлюпка капитана Фишер скрылась в камнях, капитан перелез из своей шлюпки на плот.
– Где вы научились этому делу, сеньор Ромеро? – спросил он у старого водолаза.
– Я научился нырять на Цейлоне… Я был ловцом жемчуга, – медленно ответил водолаз.
Услышав голос отца, улыбающийся Мигель оглянулся и посмотрел на капитана. Капитан подошёл поближе к ныряльщикам и спросил у Мигеля:
– Вам не страшно под водой?
– Под водой всем страшно, – ответил тот. – А мне становится страшно, не успею я сделать вдох для погружения… Серхио ныряет охотно, но и ему тоже страшно. Только он никогда не сознается в этом.
– Всё ты врёшь, старичок! – воскликнул Серхио насмешливо. – Просто ты мне завидуешь, что я ныряю лучше тебя!
– Зато у тебя мозги, как у новорождённого мартышонка, сосунок несчастный, – сказал Мигель степенно.
– Мальчики, не ругайтесь, – произнёс старый водолаз и неодобрительно посмотрел на сыновей. – У вас разница в возрасте – всего год.
Капитан заулыбался.
– А что самое главное для ныряльщика? – спросил он у сеньора Ромеро. – Хорошие лёгкие?
– Не только, сеньор капитан, – сказал старый водолаз. – Я считаю, что главное – это умение определить свои возможности… Иные сидят под водой, пока не потеряют сознание… Они даже ничего не делают для своего спасения. Только видишь – замахали под водой руками. Как движения беспорядочные, а глаза – застывшие, затуманенные, значит, надо нырять, спасать, вытаскивать их. Такие никогда ныряльщиками не станут.
Тут сеньор Ромеро повернулся к сыновьям и громко сказал:
– А вы почему не дышите, бездельники? Ну-ка, дышать немедленно!
И молодые ныряльщики тут же засвистели. Потом вернулся капитан Фишер, и ныряльщики опять делали погружения и опять вытаскивали комки кораллов, и почти в каждом комке было по несколько золотых монет, которые капитан Фишер, собрав как можно больше, отвозил хефе Франсиско на бриг.
К вечеру капитан опять попросился на берег, и его опять отвезли, и он стал бродить по берегу, пугая розовых крабов. На душе его было тоскливо. Он огляделся: он стоял на песке тропического острова под ярко-синим небом, высоко над его головою вместе с сильным ветром бежали маленькие кудрявые облака, отбрасывающие на голубую поверхность залива тёмные движущиеся тени, а глаза его на этот остров просто не глядели.
И тут совсем неожиданно он услышал крик белки-векши.
«Здесь не может быть векши, – подумал капитан всполошено, – просто не может!» Так может кричать только Райвенук!.. Горячая волна радости затопила его. Чтобы скрыть своё замешательство, капитан резко нагнулся, увидел гладкий морской камень и, обрадовавшись, схватил его. Скоро из таких плоских голышей он возвёл на берегу, у самой пальмовой рощи, невысокую, но основательную башню, любовно подправил её со всех сторон, подобрал с земли засохший пальмовый лист, воткнул его в самый верх башни, придавив от ветра увесистым камнем.
– Замок розовых крабов, – отряхивая руки, громко сказал он караулящим его матросам, которые во все глаза следили за ним. – Завтра – заселение.
Ночью капитан опять стоял в темноте на палубе вместе с сеньором Ромеро, они любовались звёздной ночью и курили сигары. И только пристальный наблюдатель мог заметить, что иногда они, между фразами, сказанными обычным голосом, говорили что-то тихо на ухо друг другу. Капитан повысил голос только один раз, после того, как сеньор Ромеро сказал ему:
– Я остаюсь на бриге, сеньор капитан.
– Они же убьют вас! – придушенно вскрикнул капитан.
– Я остаюсь в залог жизни моей больной жены и старенькой матери, – спокойно ответил старый водолаз. – Без меня дон Барреро расправится с ними. Мне надо остаться.
– Но они всё равно убьют вас, – стал протестовать капитан.
– Другого выхода я не вижу, – помолчав, тихо проговорил старый водолаз и добавил: – Но я буду уже счастлив тем, что мои сыновья спасутся.
– Нет, – тихо ответил ему капитан. – Так не пойдёт… Надо что-нибудь придумать.
****
На следующий день ныряльщикам стали попадаться стеклянные бусины, а потом слитки серебра с выбитыми на них цифрами декларации.
К вечеру капитан опять сошёл на берег. Его башня стояла на песке нетронутая никем, только сухой пальмовый лист уже не торчал на самом верху. Капитан стал ходить вокруг башни, не смея приблизиться к ней – сегодня на берегу было много матросов: они ходили днём в глубь острова, чтобы настрелять дичи, и теперь купались. Когда их шлюпка, наконец-то, ушла к бригу, и на берегу остались только матросы-караульщики, капитан подошёл к своей башне и поднял верхний камень.
Как он и думал, в углублении под камнем лежала записка. Капитан взял её, загородившись спиной от матросов, и сунул за обшлаг рукава. На самый верх башни он опять воткнул пальмовый лист. В записке было только три слова, написанных рукой мистера Трелони: «Ждём ваших приказаний». Вернувшись к себе в каюту, капитан стал писать ответ огрызком карандаша, который у него хранился в отвороте обшлага со времён острова Андрос. Он намеревался вечером следующего дня оставить эту записку на самом верху «замка розовых крабов», рассчитывая только на то, что никто из матросов этим замком не заинтересуется.
Поднятие ценностей с борта галеона «Сан Габриэль» шло своим ходом. На следующий день капитан Фишер уже с утра отвёз дону Барреро на бриг золотые ожерелья, подвески и браслеты, изготовленные безвестными мастерами из Нового Света. За долгое время пребывание под водой всё это обросло кораллами. Иногда куски кораллов были пустыми, ничего не содержащими внутри, а иногда один только крупный кусок, поднятый с помощью троса, скрывал под своим корявым обличьем многие предметы сразу: стеклянные бусины явно китайского происхождения, керамические черепки, бронзовые китайские весы для взвешивания драгоценных камней, серебряные эфесы шпаг, именные золотые гребни какой-то доньи Каталины, золотые и серебряные монеты, слитки серебра и нефритовую китайскую подставку для кистей – всё это, лежащее вперемешку, тщательно отбиралось капитаном Фишер и доставлялось на борт брига. Капитан Фишер не стал выбрасывать даже керамические черепки после того, как капитан сказал, что они могут заинтересовать дона Барреро.
Вечером капитан долго сидел на берегу возле своей заветной башни, после того, как положил в неё записку, и с улыбкой смотрел на сухой пальмовый лист, опять трепещущий на её вершине.
Утром следующего дня пальмового листа на башне уже не было, о чём капитан сразу сообщил старому водолазу. Тот кивнул и пошёл к своим сыновьям на полубак – пора было садиться по шлюпкам, чтобы идти к галеону. Плот стоял, как всегда, на своём месте.
Мигель и Серхио нырнули с плота одновременно. Плот закачался, потом постепенно встал. Все, как обычно, вглядывались в толщу воды, пытаясь разглядеть хоть что-то под её мутной поверхностью. Когда истекли обычные для таких погружений пять минут, капитан закрыл часы и с тревогой посмотрел на сеньора Ромеро. Тот, встретившись испуганным взглядом с глазами капитана, отбросил полотенце и всполошено закричал матросам:
– Тяните!.. Да тяните же!
Матросы стали выбирать тросы с поясами-утяжелителями. Верёвки шли легко и скоро оказались на поверхности оборванными, без поясов.
Закричав, старый водолаз прыгнул в воду за сыновьями, и какое-то время его не было видно. Потом он вынырнул, жадно глотнул воздуха на поверхности и нырнул обратно. Когда он вынырнул из воды во второй раз, у него шла носом кровь. С помощью матросов водолаз влез на плот и, отдышавшись, глухо сказал:
– В воде их нет…
Он обвёл присутствующих взглядом мутных, налитых кровью глаз. Помолчав немного, он схватился за голову и добавил:
– Там нет моих сыновей.
Он скрючился на настиле плота и застыл, с его одежды стекала вода. Все потрясённо молчали, не зная, что делать. Капитан сквозь полуприкрытые веки неотрывно смотрел на старого водолаза. Матросы, поражённые ужасом, тоже смотрели на старого водолаза, потом они стали быстро, лихорадочно креститься и один за другим пересаживаться с плота в шлюпки.
– Скорее на «Консуэло»! – вдруг заорал капитан Фишер. – Я должен обо всём доложить дону Барреро!
Тут он обернулся, глянул на капитана и прорычал грозно, тыча пальцем в двоих матросов:
– Ты и ты – останетесь с капитаном Линчем!.. Глаз с него не спускать!
Капитан Фишер отчалил. Во второй шлюпке закачались на поднятой волне оставленные матросы: они испуганно смотрели на капитана, и в их лицах читалось желание оказать от этого несчастного места, как можно дальше.
Не сводя глаз с этих двоих, капитан присел перед неподвижным сеньором Ромеро на корточки, участливо положил руку ему на плечо и тихо произнёс:
– Я боялся, что у вас не получится разбить себе нос под водой, сеньор…
****
На следующее утро все матросы с «Консуэло» отказались нырять к затонувшему галеону, даже после того, как капитан Фишер достал свой пистолет. Впрочем, пистолет капитан Фишер довольно быстро убрал и независимо заулыбался, оглядывая злыми глазами сплочённые ряды матросов.
