- Великие предки! - раздался в дверях удивленный возглас – в комнату вошла кормилица. - Милочка! Опять проснулась до зари? Тебе надо спать больше, а то станешь такой же морщинистой, как я!
Лучше уж морщины, чем этот проклятый сон, повторяющийся каждую ночь!
Привычно причитая, кормилица хлопнула в ладоши, и в комнату скользнули две служанки – они должны были помочь маленькой госпоже одеться и уложить волосы
Каждый народ чествовал наступающее лето, следуя традициям предков. Жители южных пустынь собирались у источников, приносили в жертву овцу и молили Вечное солнце умерить пыл, послав больше дождей, а прочих божков помельче – скажем, бога песчаной бури или священного верблюда – просили о вещах, понятных лишь пустынным жителям: о чистых колодцах, урожае фиников и змеях, изживших свой яд. Народы из северных лесов, приветствуя лето, разжигали костры, приносили в жертву оленя и молили Великое небо послать больше тепла, а божеств лесной чащи или священных бобров просили о вещах, естественных для северян: об урожае морошки, верной тропе на болотах и доброй добыче на охоте.
Но то все были простые люди, живущие по законам привередливой природы и во всем зависящие от ее милости. Иначе Смену сезонов праздновали жители городов. Чем крупнее был город, тем разгульней проводилось веселье, а поскольку на всех Обозримых землях не было города больше и богаче Эндроса, то и праздник здесь проходил с размахом. Купцы, рисуясь друг перед другом, выкатывали на улицы бочки с хмельным вином, и виночерпии наливали каждому взрослому мужчине, сколько тот захочет. На городских площадях жарились бараньи туши и пеклись пшеничные лепешки, а сушеные фрукты – финики, курагу и изюм – насыпали прямо в руки всем желающим. Юные простолюдинки вплетали в стриженые волосы цветы и до мозолей на ногах танцевали под ритмичные звуки барабанов. Для них этот праздник был особо значим, ведь за ним следовало лето – время покончить с беспечной девичьей жизнью! На празднике девушки присматривались к молодым людям, мечтая заполучить кого поприличней – сына мельника или кузнеца, который унаследует отцовское дело… А может – кто знает? – даже купеческого сына! Конечно, такое случалось редко, потому что купцы были склонны подыскивать своим сыновьям невест среди обедневшей знати. Впрочем, простолюдинки не отчаивались: надев лучший наряд, на который семья зачастую копила всю жизнь, они отправлялись на запруженные площади в надежде встретить своего суженного.
Зажиточные горожане – граждане Эндроса, живущие ближе к центру города – во всем стремились подчеркнуть свое превосходство над простолюдинами. Считая развеселые гулянья Окраинных кварталов уделом черни, достопочтенные мужи праздновали по-другому. Разместившись в удобных закусочных за обильным столом с кувшинами доброго вина, они ворчливо рассуждали, что раньше-де было не так, раньше простолюдины знали свое место! После новой перемены вина добропорядочные граждане расплывались в улыбках и начинали хором выводить легкомысленные куплеты уличных музыкантов, не замечая даже, что их юные сыновья потихоньку улизнули из-за стола. Молодым людям наскучило сидеть с благочестивыми родственниками, потягивая разбавленное водой вино. Куда интересней переодеться в грубую одежду и отправиться в окраинные кварталы, где захмелевшие виночерпии щедро наполняют чаши крепким напитком, а простолюдинки улыбаются так сладко!..
Иное дело – знать. С каждым годом ее празднования проходили лишь роскошнее: спрятавшись от глаз простых смертных за высокими стенами сердца Эндроса – Старого города, те, кто был рожден от благородной крови, изощрялись в выдумках и расточительстве.
Праздник начинался около полудня, когда в тенистых рощах парка Семи фонтанов проводился смотр будущих невест. Девочек десяти лет впервые представляли обществу, после чего их родители могли официально договариваться о будущем браке. Ближе к закату в Розарии, парке-лабиринте, начинался пир, плавно перетекающий в дикую попойку, мало чем отличающуюся от гуляний на окраине – за исключением того, что жен и детей отцы-аристократы отправляли по домам.
В женских покоях поместья Вэй с утра царил переполох. Хлопали сундуки. По коридорам носились слуги, в спешке перерывавшие гардероб госпожи. Жена сенатора, одна из красивейших дам города Айстриль Вэй, была сосредоточена до предела. Она не могла подобрать верх к наряду из роскошного охристо-рыжего шелка, выкупленного на аукционе за огромные деньги. Расчет был прост: скучные матроны явятся в белых туниках и привычных шалях; городские красавицы обрядятся в синий – цвет, еще недавно популярный, но уже порядком всем надоевший; она же, Айстриль Вэй, законодательница мод Эндроса, произведет настоящий фурор своим ярким нарядом! Еще вчера госпожа планировала накинуть на плечи простой плащ, который не спорил бы с рыжим шелком, но теперь сомневалась – может, все-таки рискнуть и облачиться, скажем, в сочно-зеленую накидку? Но какое тогда выбрать украшение?
Дижимиус Вэй, облаченный в традиционную белую тунику и такую же белую тогу, стоял тут же. Он был не в духе, потому что ему предстояло произносить речь перед простолюдинами, но за сборами жены следил с особой тщательностью. Сенатор лично желал убедиться, что свет увидит женщину, красоте которой поэты посвящали стихи, музыканты – песни, а скульпторы – вольного вида статуи. Жена была одновременно гордостью сенатора и неизменным атрибутом его статуса. Он покупал ей баснословно дорогой шелк из империи Райгон, заказывал украшения у лучших ювелиров, хоть сам не любил всей этой мишуры. Дижимиус, как приверженец строгих традиций, осуждал знатных матрон, копирующих вульгарные наряды наложниц из южных пустынь – а то, что многие мужчины по примеру варваров-северян стали носить нелепые штаны или, того хуже, разноцветные одежды, словно пустоголовые женщины, он считал просто омерзительным. Белая тога – вот одежда благородного человека!
Губы Дижимиуса тронула легкая улыбка, когда в комнату вошли две девочки, его дочери: старшая Сайарадил, уже успевшая надеть новое белоснежное платье, и младшая Эйлинур, благодаря копне огненных волос похожая на маленькое солнышко. Малышка тут же присоединилась к матери, зарывшись в шкатулку с украшениями. Сайарадил церемонно поприветствовала родителей и отошла к окну; было видно, что она нервничает, но старается не подать вида.
- Сайарадил, подойди, - позвал отец. - Пришло время кое-что передать тебе.
На его ладони лежало кольцо, широкое, грубо обработанное, грязно-серого цвета; в металл была надежно вставлена печатка из сердолика с выбитой буквой «В» на первоязыке… Это же родовое кольцо Валлардов! Точно такое же носил Дижимиус; второе же кольцо предназначалось для наследника рода.
- Сегодня ты будешь официально представлена обществу, - торжественно произнес отец, - и я хочу, чтобы все понимали твой статус!
Дижимиус вложил кольцо в руки старшей дочери. Сайарадил видела, что он ждет от нее каких-то слов; она всем сердцем хотела радоваться, но радости не было.
- Я… благодарю тебя, отец, - выдавила девочка через силу и улыбнулась. - Вот только как же его носить? Оно велико мне…
Сенатор посмотрел на дочь пристально; в его глазах явно читалось недовольство.
- Милая, беги ко мне! - раздался мелодичный голосок Айстриль. - Давай подберем тебе красивую цепочку… Будешь носить на ней кольцо, пока не станешь старше.
Сайарадил облегченно выдохнула и скользнула к матери. Младшая Эйлинур тем временем решительно направилась к отцу.
- Пл-лаздник! - требовательно пропищала она, дергая Дижимиуса за руку; это значило: «Я тоже хочу пойти с вами!»
Дижимиус расплылся в улыбке; он обожал младшую дочь, так похожую на него самого.
- Тебе придется посидеть дома, моя радость!
Эйлинур надула губки, глядя на отца исподлобья. Тот усмехнулся и подхватил рыжеволосую крепышку на руки.
- Подожди, тебе еще успеют надоесть бесконечные пиры, которые так любит твоя мать! - вздохнул он.
- С-сая, - заупрямилась Эйлинур; это значило: «Если идет сестра, то и я могу».
- Что за плебейское сокращение! - нахмурился Дижимиус, чуть встряхивая дочь. - Твою сестру зовут Сайарадил. Это славное старинное имя, подходящее наследнице рода Валлардов!
- Да, это лучшее имя, которое ты мог выбрать, отец, - пробормотала Сайарадил, но так, чтобы тот не услышал.
Отец не услышал, но услышала мать. Она украдкой бросила на старшую дочь тоскливый взгляд, но уже через мгновение ее глаза вновь задорно заблестели. Айстриль давно научилась быть веселой, когда нужно, а грустить, только если никто не видит. И все же она улучила мгновение, чтобы прижать Сайарадил к груди – они виделись редко, ведь старшая дочь всегда находилась подле отца.
Дижимиус мечтал о первенце-мальчике, который приумножил бы славу семейства Вэй из рода Валлардов на политическом поприще или в военном искусстве. Он заранее выбрал имя для первенца - Сайарадил, что на первоязыке означало «победитель». Сайарадил Валлард Вэй. Отличное имя для наследника!
Но ранним утром в первый день зимы 975 года от основания Эндроса Айстриль произвела на свет девочку.
Роды проходили тяжело. Ребенок был недоношен до положенного срока; в поместье пошел слух, что госпожу сглазили завистники. Преданные слуги в попытках помочь принялись окуривать дом благовониями, которые мало чем помогали роженице. Когда измученная повитуха сказала, что у него родилась дочь, Дижимиус возликовал, поскольку и мать, и ребенок были живы. Но ликование его длилось ровно до тех пор, пока он не увидел жену. Еще вчера цветущая, Айстриль выглядела так, словно вернулась из мира мертвых. Глядя на ее осунувшееся лицо и запавшие глаза, Дижимиус не мог отделаться от мысли, что новорожденная дочь выпила из матери все жизненные соки. В поместье Вэй были приглашены лучшие из жрецов-целителей Эндроса; осмотрев мать и дитя, они сказали – ребенок будет жить, но Айстриль больше не сможет иметь детей.
Выслушав это, Дижимиус пришел в ярость. Он так мечтал о сыне, законном наследнике, но Великое небо распорядилось иначе! Что теперь делать? Развестись? Повод был самый законный, но… Нет, Дижимиус не мог отослать бесплодную Айстриль обратно в отчий дом. Основой его состояния служила торговля с родней жены; лишиться этой поддержки означало для Дижимиуса потерять все.
Целители твердили – Айстриль молода и может поправится, но эти увещевания не действовали на Дижимиуса, решившего, что из него просто вытягивают пожертвования для Храма. «Я ведь могу воспитать дочь как сына!» - подумал глава Валлардов и, желая доказать, что Великое небо не властно над ним, дал девочке мужское имя Сайарадил.
Айстриль, как впоследствии шептались слуги, пыталась воспротивиться этому решению, но... (в этом месте сплетники обычно разводили руками). Дижимиус был не тем человеком, воле которого можно воспротивиться. Возражать ему решались только отважные люди. Айстриль же относилась к мужу с благоговением, как и полагалось послушной жене. Кроме того, ей было шестнадцать, когда родилась Сайарадил, а Дижимиусу – двадцать семь лет. Для Айстриль муж был сродни божеству, сошедшему на землю, перечить ему она была не в силах.
Через полгода, остыв, Дижимиус осознал всю нелепость своей затеи. Как может дочь заменить сына? Ведь женщина не обладает ни должным умом, ни силой воли – не говоря уже о физической крепости! Дижимиус пожалел, что дал девочке неподходящее имя, но изменить его означало бы признать свою неправоту, а это было совсем не в его характере. Скрепя сердце, он оставил все как есть.
Шло время. Айстриль, в отличие от мужа, выполняла все рекомендации целителей, усердно моля о снисхождении богиню милосердия Вайдер, в которую верили у нее на родине. Должно быть, молитвы нашли адресата: через пять лет после рождения Сайарадил Айстриль понесла. Это вновь оказалась девочка, но Дижимиус был счастлив: целители сказали, что его жена, судя по всему, способна родить еще, и причина чудесного выздоровления, без сомнения, в благочестии супругов Вэй. В ответ на это Дижимиус сделал щедрое пожертвование в пользу Храма.
Новорожденную полагалось назвать по имени рода – Валлардией, именем, которое так и не досталось Сайарадил. К удивлению семьи, Дижимиус Вэй вновь оказался против традиций. Столь долгожданный ребенок не мог носить то же безликое имя, что и с десяток других девиц из рода Валлардов! На этот раз сенатор позволил Айстриль выбирать; та дала девочке имя звонкое, как ручей – Эйлинур, что на языке вандов означало «радость».
Для родителей маленькая Эйлинур Вэй оказалась воплощением своего имени: она начала ходить раньше, чем нужно, хорошо питалась, крепко спала и строила очаровательные гримаски… Огорчало одно: малышка молчала, хотя срок говорить давно уже подошел. Целители разводили руками, хором утверждая – ребенок полностью здоров. Дижимиус сходил с ума от злости, но даже он не мог заставить жрецов с помощью магии вылечить здорового ребенка. Храм вновь оказался в немилости сенатора, и целителям было запрещено приближаться к поместью Вэй. Эйлинур была оставлена на попечение матери – старшую же дочь Сайарадил отец всегда держал рядом.
Из года в год Дижимиус наблюдал за своей наследницей, и разочарование унылой волной накрывало его. Маленькая Сайарадил отличалась любознательностью и прилежанием, слушалась учителей, обучавших ее языкам, геометрии и истории, но была улыбчивой и скромной, как полагалось обычной девочке. Дижимиусу же нужна была необыкновенная дочь.
«Из нее не выйдет толк», - недовольно повторял он себе. Порой эти слова в сердцах произносились вслух; их слышала Сайарадил, и ее веселая улыбка тускнела год от году.
Роды-основатели Эндроса состояли из многочисленных семейств, среди которых лишь одно было правящим. Вот уже пять сотен лет род Валлардов возглавляло семейство Вэй. Несколько поколений бестолковых наследников разорило некогда процветающий род; все чаще сплетники шептались, что Валлардам пора задуматься о смене правящей семьи. После смерти своего отца, пьяницы и транжиры, Дижимиус оказался в опасном положении. Многие мечтали занять его место, а у новоиспеченного главы рода не было ни денег, ни власти, чтобы противостоять им. Старый город затаился, предвкушая скорое падение славного семейства, но Дижимиус поразил всех, неожиданно взяв в жены дочь клана Ури из западного народа вандов. Казалось, этой свадьбой безумец подписал себе приговор: породниться с вандами, которых в Эндросе считали людьми второго сорта, было равно изгнанию из благородного общества, но… Огромное приданое новобрачной, выгодные контракты на поставку соли и драгоценных металлов, юная и послушная красавица-жена, блестящие выступления самого Дижимиуса в Сенате – все это заставило злые языки притихнуть. Старый город оставил в покое семейство Вэй. Единственное, чего не хватало Дижимиусу – наследник, но благосклонность Великого неба всегда была непостоянна.
Законы Эндроса позволяли женщине возглавить род, но, будучи сенатором, Дижимиус меньше всего верил в законы. Он понимал, что робкая Сайарадил не годится на роль главы Валлардов. А тут еще Айстриль, не любившая полное имя старшей дочери, повадилась называть ее Саей – разумеется, за спиной у мужа. Дижимиус возненавидел это плебейское имя, но поймать с поличным жену ему не удавалось, и потому он ругал Сайарадил.
Лучше уж морщины, чем этот проклятый сон, повторяющийся каждую ночь!
Привычно причитая, кормилица хлопнула в ладоши, и в комнату скользнули две служанки – они должны были помочь маленькой госпоже одеться и уложить волосы
***
Каждый народ чествовал наступающее лето, следуя традициям предков. Жители южных пустынь собирались у источников, приносили в жертву овцу и молили Вечное солнце умерить пыл, послав больше дождей, а прочих божков помельче – скажем, бога песчаной бури или священного верблюда – просили о вещах, понятных лишь пустынным жителям: о чистых колодцах, урожае фиников и змеях, изживших свой яд. Народы из северных лесов, приветствуя лето, разжигали костры, приносили в жертву оленя и молили Великое небо послать больше тепла, а божеств лесной чащи или священных бобров просили о вещах, естественных для северян: об урожае морошки, верной тропе на болотах и доброй добыче на охоте.
Но то все были простые люди, живущие по законам привередливой природы и во всем зависящие от ее милости. Иначе Смену сезонов праздновали жители городов. Чем крупнее был город, тем разгульней проводилось веселье, а поскольку на всех Обозримых землях не было города больше и богаче Эндроса, то и праздник здесь проходил с размахом. Купцы, рисуясь друг перед другом, выкатывали на улицы бочки с хмельным вином, и виночерпии наливали каждому взрослому мужчине, сколько тот захочет. На городских площадях жарились бараньи туши и пеклись пшеничные лепешки, а сушеные фрукты – финики, курагу и изюм – насыпали прямо в руки всем желающим. Юные простолюдинки вплетали в стриженые волосы цветы и до мозолей на ногах танцевали под ритмичные звуки барабанов. Для них этот праздник был особо значим, ведь за ним следовало лето – время покончить с беспечной девичьей жизнью! На празднике девушки присматривались к молодым людям, мечтая заполучить кого поприличней – сына мельника или кузнеца, который унаследует отцовское дело… А может – кто знает? – даже купеческого сына! Конечно, такое случалось редко, потому что купцы были склонны подыскивать своим сыновьям невест среди обедневшей знати. Впрочем, простолюдинки не отчаивались: надев лучший наряд, на который семья зачастую копила всю жизнь, они отправлялись на запруженные площади в надежде встретить своего суженного.
Зажиточные горожане – граждане Эндроса, живущие ближе к центру города – во всем стремились подчеркнуть свое превосходство над простолюдинами. Считая развеселые гулянья Окраинных кварталов уделом черни, достопочтенные мужи праздновали по-другому. Разместившись в удобных закусочных за обильным столом с кувшинами доброго вина, они ворчливо рассуждали, что раньше-де было не так, раньше простолюдины знали свое место! После новой перемены вина добропорядочные граждане расплывались в улыбках и начинали хором выводить легкомысленные куплеты уличных музыкантов, не замечая даже, что их юные сыновья потихоньку улизнули из-за стола. Молодым людям наскучило сидеть с благочестивыми родственниками, потягивая разбавленное водой вино. Куда интересней переодеться в грубую одежду и отправиться в окраинные кварталы, где захмелевшие виночерпии щедро наполняют чаши крепким напитком, а простолюдинки улыбаются так сладко!..
Иное дело – знать. С каждым годом ее празднования проходили лишь роскошнее: спрятавшись от глаз простых смертных за высокими стенами сердца Эндроса – Старого города, те, кто был рожден от благородной крови, изощрялись в выдумках и расточительстве.
Праздник начинался около полудня, когда в тенистых рощах парка Семи фонтанов проводился смотр будущих невест. Девочек десяти лет впервые представляли обществу, после чего их родители могли официально договариваться о будущем браке. Ближе к закату в Розарии, парке-лабиринте, начинался пир, плавно перетекающий в дикую попойку, мало чем отличающуюся от гуляний на окраине – за исключением того, что жен и детей отцы-аристократы отправляли по домам.
В женских покоях поместья Вэй с утра царил переполох. Хлопали сундуки. По коридорам носились слуги, в спешке перерывавшие гардероб госпожи. Жена сенатора, одна из красивейших дам города Айстриль Вэй, была сосредоточена до предела. Она не могла подобрать верх к наряду из роскошного охристо-рыжего шелка, выкупленного на аукционе за огромные деньги. Расчет был прост: скучные матроны явятся в белых туниках и привычных шалях; городские красавицы обрядятся в синий – цвет, еще недавно популярный, но уже порядком всем надоевший; она же, Айстриль Вэй, законодательница мод Эндроса, произведет настоящий фурор своим ярким нарядом! Еще вчера госпожа планировала накинуть на плечи простой плащ, который не спорил бы с рыжим шелком, но теперь сомневалась – может, все-таки рискнуть и облачиться, скажем, в сочно-зеленую накидку? Но какое тогда выбрать украшение?
Дижимиус Вэй, облаченный в традиционную белую тунику и такую же белую тогу, стоял тут же. Он был не в духе, потому что ему предстояло произносить речь перед простолюдинами, но за сборами жены следил с особой тщательностью. Сенатор лично желал убедиться, что свет увидит женщину, красоте которой поэты посвящали стихи, музыканты – песни, а скульпторы – вольного вида статуи. Жена была одновременно гордостью сенатора и неизменным атрибутом его статуса. Он покупал ей баснословно дорогой шелк из империи Райгон, заказывал украшения у лучших ювелиров, хоть сам не любил всей этой мишуры. Дижимиус, как приверженец строгих традиций, осуждал знатных матрон, копирующих вульгарные наряды наложниц из южных пустынь – а то, что многие мужчины по примеру варваров-северян стали носить нелепые штаны или, того хуже, разноцветные одежды, словно пустоголовые женщины, он считал просто омерзительным. Белая тога – вот одежда благородного человека!
Губы Дижимиуса тронула легкая улыбка, когда в комнату вошли две девочки, его дочери: старшая Сайарадил, уже успевшая надеть новое белоснежное платье, и младшая Эйлинур, благодаря копне огненных волос похожая на маленькое солнышко. Малышка тут же присоединилась к матери, зарывшись в шкатулку с украшениями. Сайарадил церемонно поприветствовала родителей и отошла к окну; было видно, что она нервничает, но старается не подать вида.
- Сайарадил, подойди, - позвал отец. - Пришло время кое-что передать тебе.
На его ладони лежало кольцо, широкое, грубо обработанное, грязно-серого цвета; в металл была надежно вставлена печатка из сердолика с выбитой буквой «В» на первоязыке… Это же родовое кольцо Валлардов! Точно такое же носил Дижимиус; второе же кольцо предназначалось для наследника рода.
- Сегодня ты будешь официально представлена обществу, - торжественно произнес отец, - и я хочу, чтобы все понимали твой статус!
Дижимиус вложил кольцо в руки старшей дочери. Сайарадил видела, что он ждет от нее каких-то слов; она всем сердцем хотела радоваться, но радости не было.
- Я… благодарю тебя, отец, - выдавила девочка через силу и улыбнулась. - Вот только как же его носить? Оно велико мне…
Сенатор посмотрел на дочь пристально; в его глазах явно читалось недовольство.
- Милая, беги ко мне! - раздался мелодичный голосок Айстриль. - Давай подберем тебе красивую цепочку… Будешь носить на ней кольцо, пока не станешь старше.
Сайарадил облегченно выдохнула и скользнула к матери. Младшая Эйлинур тем временем решительно направилась к отцу.
- Пл-лаздник! - требовательно пропищала она, дергая Дижимиуса за руку; это значило: «Я тоже хочу пойти с вами!»
Дижимиус расплылся в улыбке; он обожал младшую дочь, так похожую на него самого.
- Тебе придется посидеть дома, моя радость!
Эйлинур надула губки, глядя на отца исподлобья. Тот усмехнулся и подхватил рыжеволосую крепышку на руки.
- Подожди, тебе еще успеют надоесть бесконечные пиры, которые так любит твоя мать! - вздохнул он.
- С-сая, - заупрямилась Эйлинур; это значило: «Если идет сестра, то и я могу».
- Что за плебейское сокращение! - нахмурился Дижимиус, чуть встряхивая дочь. - Твою сестру зовут Сайарадил. Это славное старинное имя, подходящее наследнице рода Валлардов!
- Да, это лучшее имя, которое ты мог выбрать, отец, - пробормотала Сайарадил, но так, чтобы тот не услышал.
Отец не услышал, но услышала мать. Она украдкой бросила на старшую дочь тоскливый взгляд, но уже через мгновение ее глаза вновь задорно заблестели. Айстриль давно научилась быть веселой, когда нужно, а грустить, только если никто не видит. И все же она улучила мгновение, чтобы прижать Сайарадил к груди – они виделись редко, ведь старшая дочь всегда находилась подле отца.
Дижимиус мечтал о первенце-мальчике, который приумножил бы славу семейства Вэй из рода Валлардов на политическом поприще или в военном искусстве. Он заранее выбрал имя для первенца - Сайарадил, что на первоязыке означало «победитель». Сайарадил Валлард Вэй. Отличное имя для наследника!
Но ранним утром в первый день зимы 975 года от основания Эндроса Айстриль произвела на свет девочку.
Роды проходили тяжело. Ребенок был недоношен до положенного срока; в поместье пошел слух, что госпожу сглазили завистники. Преданные слуги в попытках помочь принялись окуривать дом благовониями, которые мало чем помогали роженице. Когда измученная повитуха сказала, что у него родилась дочь, Дижимиус возликовал, поскольку и мать, и ребенок были живы. Но ликование его длилось ровно до тех пор, пока он не увидел жену. Еще вчера цветущая, Айстриль выглядела так, словно вернулась из мира мертвых. Глядя на ее осунувшееся лицо и запавшие глаза, Дижимиус не мог отделаться от мысли, что новорожденная дочь выпила из матери все жизненные соки. В поместье Вэй были приглашены лучшие из жрецов-целителей Эндроса; осмотрев мать и дитя, они сказали – ребенок будет жить, но Айстриль больше не сможет иметь детей.
Выслушав это, Дижимиус пришел в ярость. Он так мечтал о сыне, законном наследнике, но Великое небо распорядилось иначе! Что теперь делать? Развестись? Повод был самый законный, но… Нет, Дижимиус не мог отослать бесплодную Айстриль обратно в отчий дом. Основой его состояния служила торговля с родней жены; лишиться этой поддержки означало для Дижимиуса потерять все.
Целители твердили – Айстриль молода и может поправится, но эти увещевания не действовали на Дижимиуса, решившего, что из него просто вытягивают пожертвования для Храма. «Я ведь могу воспитать дочь как сына!» - подумал глава Валлардов и, желая доказать, что Великое небо не властно над ним, дал девочке мужское имя Сайарадил.
Айстриль, как впоследствии шептались слуги, пыталась воспротивиться этому решению, но... (в этом месте сплетники обычно разводили руками). Дижимиус был не тем человеком, воле которого можно воспротивиться. Возражать ему решались только отважные люди. Айстриль же относилась к мужу с благоговением, как и полагалось послушной жене. Кроме того, ей было шестнадцать, когда родилась Сайарадил, а Дижимиусу – двадцать семь лет. Для Айстриль муж был сродни божеству, сошедшему на землю, перечить ему она была не в силах.
Через полгода, остыв, Дижимиус осознал всю нелепость своей затеи. Как может дочь заменить сына? Ведь женщина не обладает ни должным умом, ни силой воли – не говоря уже о физической крепости! Дижимиус пожалел, что дал девочке неподходящее имя, но изменить его означало бы признать свою неправоту, а это было совсем не в его характере. Скрепя сердце, он оставил все как есть.
Шло время. Айстриль, в отличие от мужа, выполняла все рекомендации целителей, усердно моля о снисхождении богиню милосердия Вайдер, в которую верили у нее на родине. Должно быть, молитвы нашли адресата: через пять лет после рождения Сайарадил Айстриль понесла. Это вновь оказалась девочка, но Дижимиус был счастлив: целители сказали, что его жена, судя по всему, способна родить еще, и причина чудесного выздоровления, без сомнения, в благочестии супругов Вэй. В ответ на это Дижимиус сделал щедрое пожертвование в пользу Храма.
Новорожденную полагалось назвать по имени рода – Валлардией, именем, которое так и не досталось Сайарадил. К удивлению семьи, Дижимиус Вэй вновь оказался против традиций. Столь долгожданный ребенок не мог носить то же безликое имя, что и с десяток других девиц из рода Валлардов! На этот раз сенатор позволил Айстриль выбирать; та дала девочке имя звонкое, как ручей – Эйлинур, что на языке вандов означало «радость».
Для родителей маленькая Эйлинур Вэй оказалась воплощением своего имени: она начала ходить раньше, чем нужно, хорошо питалась, крепко спала и строила очаровательные гримаски… Огорчало одно: малышка молчала, хотя срок говорить давно уже подошел. Целители разводили руками, хором утверждая – ребенок полностью здоров. Дижимиус сходил с ума от злости, но даже он не мог заставить жрецов с помощью магии вылечить здорового ребенка. Храм вновь оказался в немилости сенатора, и целителям было запрещено приближаться к поместью Вэй. Эйлинур была оставлена на попечение матери – старшую же дочь Сайарадил отец всегда держал рядом.
Из года в год Дижимиус наблюдал за своей наследницей, и разочарование унылой волной накрывало его. Маленькая Сайарадил отличалась любознательностью и прилежанием, слушалась учителей, обучавших ее языкам, геометрии и истории, но была улыбчивой и скромной, как полагалось обычной девочке. Дижимиусу же нужна была необыкновенная дочь.
«Из нее не выйдет толк», - недовольно повторял он себе. Порой эти слова в сердцах произносились вслух; их слышала Сайарадил, и ее веселая улыбка тускнела год от году.
Роды-основатели Эндроса состояли из многочисленных семейств, среди которых лишь одно было правящим. Вот уже пять сотен лет род Валлардов возглавляло семейство Вэй. Несколько поколений бестолковых наследников разорило некогда процветающий род; все чаще сплетники шептались, что Валлардам пора задуматься о смене правящей семьи. После смерти своего отца, пьяницы и транжиры, Дижимиус оказался в опасном положении. Многие мечтали занять его место, а у новоиспеченного главы рода не было ни денег, ни власти, чтобы противостоять им. Старый город затаился, предвкушая скорое падение славного семейства, но Дижимиус поразил всех, неожиданно взяв в жены дочь клана Ури из западного народа вандов. Казалось, этой свадьбой безумец подписал себе приговор: породниться с вандами, которых в Эндросе считали людьми второго сорта, было равно изгнанию из благородного общества, но… Огромное приданое новобрачной, выгодные контракты на поставку соли и драгоценных металлов, юная и послушная красавица-жена, блестящие выступления самого Дижимиуса в Сенате – все это заставило злые языки притихнуть. Старый город оставил в покое семейство Вэй. Единственное, чего не хватало Дижимиусу – наследник, но благосклонность Великого неба всегда была непостоянна.
Законы Эндроса позволяли женщине возглавить род, но, будучи сенатором, Дижимиус меньше всего верил в законы. Он понимал, что робкая Сайарадил не годится на роль главы Валлардов. А тут еще Айстриль, не любившая полное имя старшей дочери, повадилась называть ее Саей – разумеется, за спиной у мужа. Дижимиус возненавидел это плебейское имя, но поймать с поличным жену ему не удавалось, и потому он ругал Сайарадил.
